Чики-траки - стеночка

(Несколько дней из жизни изгоев).

Я не тихоня. Тихони всегда жертвы коллектива, а я – жертва собственной некоммуникабельности.
Не ношу очки, не жиртрест и не дылда, не тупая и не ботаник. Довольна своей внешностью, что большая редкость. И это ещё не всё: считаю себя умной.

И ещё – я не завидую…

Стоп. Не нужно причислять себя к особенным. Я просто тупо не знаю, как нужно себя вести, как, не напрягаясь, войти в класс?!

 Делиться мыслями ни с кем не люблю, поэтому с большим удовольствием разговариваю сама с собой. Или вот пишу...

Большую часть времени провожу дома, в своей комнате.
У меня миллион друзей в Сети и одна подруга в реале.

Парня у меня тоже нет. Как и все девчонки, мечтаю о нём, но стараюсь события не торопить, чтобы в спешке не принять действительное за желаемое, а ещё – мечтаю о друге. Друге, с которым, когда пойдёшь в разведку, было бы ещё и о чём поговорить.

Мне нравится ездить с папой на дачу.

А вот в школу ходить не люблю – пустая трата сил. Представляю, сколько бы узнала нового в Инете, если бы не разбазаривала столько времени на уроки.

В моей жизни не было детского сада, игровых площадок ... Своё дошкольное детство провела у дедушки с бабушкой в деревне, где лес сразу за огородами. По утрам за окном хрипели петухи, вместо кошки мышей в доме ловил ёжик. Кошка, как и положено, гуляла сама по себе, а вечером лакала парное молоко из зелёного блюдца…

Первый мой стресс – возвращение к родителям.

Со школой у меня началась нормальная, как у всех детей, жизнь.

В ней узнала, что очень важно быть как все, но я – другая. А других толпа уничтожает. Мне хотелось выжить, и я начала приспосабливаться.
Изображала общительную девчонку, а в душе законченный интроверт. Так называются бедолаги, такие, как я. До старших классов какое-то время пыталась быть удобной и неконфликтной, но такая ломка ещё больнее. И я выбрала - быть одинокой.

Когда очень уж начинаю себя жалеть – вспоминаю девочку с красивыми глазами, милыми завитушками и кривым, перебитым носом, с ней была однажды в спортивном лагере. Какими же тупыми нужно быть родителями, чтобы отправить любимого человека на такую пытку. Предки бывают разными. Лично у меня – вполне адекватные. Я из приличной семьи с хорошими манерами.

Мама - преподаватель в музыкальной школе. На работе так за день наговаривается, что мы с папой стараемся дома не беспокоить её пустыми разговорами – только по делу: «тебе чай с лимоном?» или «на дачу с нами едешь?».

Папа же всегда занят, всегда не успевает и всегда неуловим. Папа не агент спецслужб, он обычный преподаватель математики в своём институте, а в перерывах – писатель. Мама неустанно следит, чтобы в местных СМИ он не печатался под своей фамилией. Иногда это всё же случается, но не потому, что папа тщеславный. Наш папа рассеянный и немного не от мира сего.
Папу своего я очень люблю.

Родители всегда заняты делом. Своим делом. Я уже научилась рассчитывать в основном на себя.

В этом году я перешла в другую школу. Виной тому стала мамина новоиспечённая подруга Маргарита или, как её называет папа, Марго.

Встретилась мама с этой Маргаритой летом в каком-то фитнес клубе и заобщалась взахлёб. Ещё в юности они учились в одном институте и жили в общаге, но никогда не дружили, наверное, потому, что обе слыли красавицами курса. Они и сейчас красивые, но мамина красота нежнее, какая-то теплая внутри. У Маргариты же красота яркая и выпуклая, холодная. Модные вещи, крутая машина. Маргарита принадлежала к избранным. Для чего ей дружба с мамой? Присела погреться?

Маргарита вечно трещит: «А вот мой Герман...», « А вот у Германа...»
Герман — её сын, первокурсник местного универа, похож на мать. Черты лица, как у греческих статуй, высеченных из благородного камня.

Представляю, какой ужас влюбиться в такого красавчика. Это конец.

Так эта Маргарита, когда узнала, что я учусь в обычной, безо всяких наворотов, школе, ахнула.

Спустя два часа в кругу семьи обсуждался мой перевод в «нормальную» школу.

Я запаниковала: где мне переходить в другую школу, я и в своей-то чувствую себя чужой и никому не нужной. За всю жизнь у меня одна только подруга – Морозова Оксанка или, как нравится ей называть себя, Окси. С Оксанкой дружим с первого класса.

Идею перехода в другую школу восприняла как посягательство на свободу. И объявила бойкот. Разбила уродца-копилку и тратила из неё деньги налево и направо… родителей ненавидела. Деньги быстро закончились, протест игнорировался (мама забрала мои документы из школы).

Ситуация застыла.

«Аська, опять про мусор забыла», – возмущалась вечером уставшая мама.

А я не забыла, я бойкотировала.

Папа нелегко переносит переключения с умственного труда на физический, поэтому в гараж за соленьями ездит мама, а мусор выношу я.

Мусор всё-таки понесла. На подходе к мусоропроводу столкнулась с Жориком. Жорик – пацан из нашего двора. Он великолепно сложен, красив и нахален. Насколько помню, Жорик ни разу и не заметил меня. Таков расклад.

Не потеряла сознание только потому, что прислонилась к стене. Нет, я размазалась по ней вместе с красным ведром. Мусорное ведро по фен-шую должно быть красным, чтобы в доме водились деньги. А если хочешь, чтобы тебя замечали – нельзя вжиматься в стенку. Элементарно.

Перестрадав эту немую сцену и обозвав себя амёбой, задалась, уже в который раз, вопросом: «Почему я так по-идиотски себя веду?»

И ещё – увидела в этом некий знак: нужно меняться. Понятно, что это нелегко, но ведь и некоммуникабельность – это не физический недостаток, не инвалид же я. Одиночество – объективная реальность, и мне, как ни «надувай паруса», не под силу изменить её, так не изменить ли в таком случае хотя бы себя?

Другая школа – мой шанс переломить ситуацию, – решила я. И согласилась переходить. Мама тут же отвезла документы.

Смена среды обитания не стала для меня стрессом, но далась не так легко, как я изображала родителям. И всё-таки правильно поступила: на новом месте стало легче. Порог школы переступила с решимостью начать всё сначала. И первый день мужественно пыталась быть весёлой и обаятельной. Интересно, хоть кто-нибудь принял мои гримасы за улыбку?

 Я просто дико боюсь, что меня заподозрят в некоммуникабельности.

Слышала, что в любом коллективе новичков проверяют. В этом, мне кажется, всем на всех по барабану. Каждый мнил себя личностью особенной. Народ в классе собрался трудный.

Я не вписывалась. Меня никто не отторгал, мне просто уступили место в углу. В буквальном смысле.
Классный руководитель ввела меня в класс и сказала:
- Та-а-ак, а с кем же мы тебя посадим?
- С Глуховским!
- С Юркой! - раздалось с нескольких парт.

Юрка Глуховский сидел на последней парте первого ряда, в углу. Он был толстым. И ещё кудрявым, и ещё рыжим. Я хотела было в знак протеста хотя бы губы скривить, но представила, каково Юрке, и молча села в угол. Не замечали мы с ним друг друга три урока. На четвёртом, когда Николай Иванович рассказывал про лесостепь, я боковым зрением увидела, как Глуховский полез под парту, и тут же, сквозь рассказ учителя, услышала хруст, непонятного происхождения. Забыв условия игры, уставилась на широкую спину соседа.

«Будишь?» – спросил высунувшийся из-под парты Юрка и протянул яблоко. Яблоко было большим и румяным. И его только что грыз этот жиряк. Мне было неудобно отказаться, и я согласно кивнула. Юрка тут же вложил мне его в руку. Я подержала яблоко в руке и вернула владельцу. На Юркином лице мелькнула тень мысли и он, вновь нырнув под парту, извлёк из своих погребов огромный пряник Мы, нагнувшись, по очереди откусывали: я от пряника, Юрка – яблоко.
 Нам, двум зашуганцам с последней парты, предстояло ещё в этой жизни выплывать из угла, а пока мы грызли яблоко и пряник большими кусками.

Мы с Юркой хорошо сидели. Нам было о чём поболтать. И ещё – редко спорили, как-то на всё у нас был общий взгляд. И насмешливые взгляды одноклассников - тоже общие. Меня осуждали. Мы с Глуховским нарушали какие-то принятые в классе нормы.

Я постоянно по жизни нарушаю правила коллектива. Да и на хрен мне эти правила, если коллектив – толпа.

У меня есть способ, уверенна, что он с длинной седой бородой, но я открыла его самостоятельно – нужно сделать вид, будто у тебя всё в полном порядке, и тогда со временем удаётся обмануть не только окружающих, но и себя.

Страдаю не столько от неумения общаться: нет, так нет, а сколько от неизбежности постоянного общения. Вот нашла хороший способ: поддакиваю и делаю круглые глаза в разговоре с какой-нибудь одноклассницей, хоть мне и глубоко плевать на её проблемы.

Выживание – это важнее, чем достоинство.

Читала в Инете, что есть люди, которые уходят жить в леса или горы. Я им завидую. А ещё – разъезжать по миру в домике на колёсах – моя «хрустальная» мечта.

В субботу возвращаюсь из школы и вижу у подъезда машину Маргариты, а в ней скучающего Германа.

 Пройти мимо, как будто не заметила, или повернуть назад — самое то для таких, как я.

Раз, два, три… – посчитала до пяти и подошла к машине.

– Какие у тебя родители? – спросила Германа, когда мы уже в его машине вымучивали темы для разговора.
- Скучные.
Явная ложь. Мама у него ещё та приколистка, но я промолчала об этом.
- Здесь зимой снегирей полно, – заставила я себя продолжить светскую беседу.
Про снегирей это, конечно, зря. Хотя снегири – мои любимые птицы.
– Не знаю, наверное.
Точно, про снегирей нужно было молчать.
 - Я люблю море, солнце, пальмы, - сказал Герман. – Люблю крутые машины, (засмеялся) загорелых девушек.

Помолчали.

- Да, чуть не забыл, ещё мне попугаи нравятся. Помню, у нас, когда я был маленький, долго два попугая жили, – Герка смеялся глазами.

Я тоже люблю животных, поэтому у нас, никогда не живут ни попугаи, ни хомячки.

В общем, нельзя сказать, что мы весело поболтали
Зато, когда я вышла из машины, у девчонок со двора отвисли челюсти. Так приятно.

А ещё Герман сказал мне: «Увидимся! »

– Тебе везёт, – говорю Юрке, когда он вечером рассказывает по телефону очередной анекдот, – у тебя хорошее чувство юмора, ни то, что у меня.
– Ася, ты что неудачница?
– У-у-у, – как-то так говорю я.
– Извини, но это неудачная привычка – сравнивать себя с другими.
Я молча соплю в трубку.
- Ася, не допускай такого. Иначе хана: над завистью нет никакого контроля.
- Ну, тогда я – неудачница.
- Но ты клёвая неудачница.

Мне нравится, и я смеюсь довольная.

Вечером почему-то не могла уснуть.
Ночью, помню, проснулась. По подоконнику за окном стучал дождь. И опять сладко уснула.

Голые деревья, дождь, слякоть – всё это было ещё впереди...




Продолжение http://www.proza.ru/2016/01/14/2138