5. 8. Как на меня охотился КГБ - Установка

Сергей ЖИРНОВ, политолог, публицист, политэмигрант (Франция),
бывший кадровый старший офицер нелегальной разведки КГБ СССР и СВР РФ

Ирония судьбы шпиона с Юго-запада Москвы (лубянско-ясеневские байки, главы из неопубликованного, продолжение, начало в первых четырёх частях)


5. КАК НА МЕНЯ ОХОТИЛСЯ КГБ. Глава 8 – Оперативная установка личности объекта.
(продолжение, начало в главах 5.1 Телеграмма – 5.7. Экстрадиция http://www.proza.ru/2016/01/12/2460 )


Почему же чекисты не стали «брать шпиона» сразу после отправления им второй международной телеграммы (снова состоящей из одного единственного слова) на французское радио в империалистический Париж из закрытого центра советской электроники, космической и  военной промышленности – Зеленограда? А за что его, собственно говоря, было брать?


Я – не я,  и лошадь – не моя.

Брежневская Конституция СССР развитого социализма (1977 года) гарантировала свободу и тайну переписки, почтовых и телеграфных сообщений, телефонных разговоров. Заключительный акт Европейского совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, подписанный Брежневым в 1975 в Хельсинки, требовал от СССР соблюдения широкого спектра прав человека, в том числе, свободы передвижения и международного общения. СССР был давнишним членом Международного почтового Союза, что налагало на советский режим международные обязательства и в этой области.

Конечно, всё это было формальным и в СССР не только не выполнялось, но и нарушалось на каждом шагу, прежде всего, Комитетом госбезопасности – но неофициально, тайно, негласно, секретно. Официально же придраться тут было не к чему.

Никакой открытой антисоветчины в тексте телеграмм не содержалось. Даже нарушения режима закрытого города нельзя было предъявить в гласном разбирательстве в суде «преступнику», потому что формально Зеленоград не был никаким закрытым городом. Он таковым был де факто, но не де юре. Потому что формально и официально, после 1975 года и Хельсинки, он таковым быть не мог. Режим закрытого города стал незаконным по советскому и международному законодательству.

А, посему, никакой гласный советский суд, кроме закрытого военного суда (по уголовной номенклатуре дел КГБ) осудить за это в СССР не мог. Но чтобы «преступника» судил закрытый военный суд (по делам подследственным и подсудным КГБ), нужно было иметь шпионскую статью, под которую пока не было материала. При Сталине, можно было посадить любого и, потом, под пытками выбить самооговор. Но при Андропове этого уже почти не делали. 

Потому что с оперативной, контрразведывательной точки зрения всё было слишком сыро и неопределенно. Не было понятно, чей шпион «Фермер»? За кем или чем он, собственно, шпионит? Один или в группе? По какому мотиву решил вступить в сотрудничество и в пользу кого? Что уже передал и кому? Что ещё собирается передавать? Что намерен делать кроме сбора шпионских данных? Пока контрразведка не получила ответы на все эти вопросы, никакого смысла его брать не было.


Брать надо с умом, а без ума брать могут только в кино.

Это только в глупых шпионских детективах Ляндреса хватали всех подряд, по делу и без дела. Вспомните, как было дело с радисткой Кэт в «17 мгновениях весны». Она провалилась, когда орала на русском языке при родах. Но делала это в беспамятстве, чего сама не помнила и считала, что всё в роддоме прошло нормально.

Поэтому умное и хитрое Гештапо не стало её хватать в тюрьму и правильно сделало – потому что не вышло бы из этого никакого оперативного толка, а бежать из больницы без ребенка она не могла. И с ней уже начал, вполне профессионально, работать контрразведчик из районного отделения Гештапо – под прикрытием сотрудника страховой компании. Всё развивалось нормально.

Но тут вмешался идиот – полковник из разведки Штирлиц и всё сорвал: приехал к ней в клинику Шарите открыто в форме СС, прямо сообщил, что она раскрыта, и забрал на допрос в центральный аппарат РСХА. Что он получил?

Конечно, мы с вами знали, что он – сталинский шпион, который боялся за свою шкуру. Безусловно, он спас себя как советского резидента-разведчика, пока Кэт не забрали в подвалы к Мюллеру и не начали пытать – где она созналась бы во всём и вывела бы на Владимирова-Исаева. Который, как дурак, в нарушение инструкций разведки ездил к ней домой, пока она была беременной. Вместо того, чтобы отослать её в СССР и получить нормальную замену.

Но оперативно, с точки зрения РСХА и разведки – той немецкой «крыши», под которой выступал Штирлиц как офицер немецкой разведки, он загубил всю операцию, полностью, на корню. В книжке Ляндреса и её экранизации читателей и зрителей авторы обманули, сделав вид, что начальник разведки Шелленберг и даже конкурент разведки Мюллер увидели тут виртуозную работу Штирлица. Хотя ничего виртуозного в ней не было.
А был полный оперативный провал. С точки зрения нацистской контрразведки и разведки. За такую работу Штирлицу немцы должны были объявить выговор или даже понизить в звании, если не расстрелять.   

Нам рассказали в книжке и фильме, что советскую «пианистку» посадили по предложению Штирлица на радиоквартиру под присмотром гестаповки Барбары и контуженного солдата СС Хельмута для радиоигры. А на фига, пардон? Кэт говорила, что была только радисткой, а шифровальщиком был её муж Эрвин. Она якобы не знала ни шифра, ни резидента. И какая тогда от неё польза? Какая тут могла получиться радиоигра у немецкой контрразведки?

Радиоигра – это секретное оперативное использование негласно раскрытой и захваченной, но дееспособной в полном объёме шпионской группы врага, в качестве ответного канала дезинформации противника. Однако, для этого должен происходить в полном объеме радиообмен сообщениями с Центром.

Если радистка Кэт не знала шифра, если шифровальщик Эрвин погиб под бомбёжкой, а резидент испарился, то что радистка Кэт одна, без шифра и резидента, могла передавать в Москву? Какую информацию и каким способом? Дурят тут нашего брата Ляндрес и Лиознова! Никакого обмена, никакой радиоигры тут получиться не могло по умолчанию. 17 вагонов туфты тут получилось у Ляндреса (о чем я написал отдельную статью, см. в рубрике История КГБ и других органов госбезопасности). Без знания шифра Кэт не стоила и ломанного гроша, и заслуживала только пулю. Противно даже читать этот дилетантский идиотизм!

Единственный контрразведывательный, оперативный интерес к ней был в начале – пока она не знала и именно потому, что она не знала, что находится «под колпаком» у ведомства Мюллера, в надежде, что она начнёт искать выхода на резидента и приведёт Гештапо к нему. Но для этого её нельзя было арестовывать – ни в коем случае! Для этого её следовало вести негласно, скрытно, секретно.

Именно это и сорвал дурак или предатель (с точки зрения немцев) Штирлиц. Этого не написал дилетант Ляндрес, но это отлично знали  советские чекисты в Зеленограде, которые просто установили наблюдение за отправителем международных телеграмм, который сам вышел на их западню через неделю после первого сеанса связи с Парижем.

Это было то чудо, на которое андроповские чекисты не слишком надеялись раньше. Теперь всё было просто. Потому что в Зеленограде, слава богу, не было ни дурака или предателя Штирлица, который сорвал бы всю игру, ни дилетанта Ляндреса, который все это придумал бы. Поэтому его и не стали арестовывать.

Теперь в реальной жизни, в реальном Зеленограде реальная контрразведка КГБ ухватила оперативную ниточку. И не просто ниточку – а толстый канат. Потому что у неё теперь был реальный и конкретный объект наблюдения и разработки, и она знала, как его звали. И она умела работать профессионально, а не так, как ляндресовский суперразведчик Штирлиц.


По свежему следу.

Оперативники и «наружники» были поначалу очень возбуждены, когда объект наблюдения появился на телеграфе. Все приготовились к сложной и многоэтапной слежке. Каково же было их разочарование, когда выяснилось, что он живёт буквально в трёх минутах ходьбы от дежурного телеграфа.

Объект «Фермер» зашёл в выходящий во двор третий подъезд стандартного длинного, девятиэтажного блочного корпуса на Центральном проспекте на стороне 3-го микрорайона города и поднялся на второй этаж.

Он обратил внимание на группу из трёх подвыпивших девиц, которая чуть позже вошла за ним в подъезд и с громким пьяным смехом стала подниматься по лестнице, но не придал этому большого значения. Пьянство было бичом в СССР. Даже элитный центр советской электроники не был исключением.

Когда он своим ключом открывал дверь квартиры, одна из них стала к нему слегка приставать, совсем как пьяная математичка к Штирлицу из последней серии «17 мгновений» в швейцарском баре «Горные лыжники», где у него была назначена встреча со связником. В отличие от Штирлица, «Фермер» не стал предлагать ей начертить пару формул и вообще вступать с ней в беседу. Он молча вошёл в квартиру и быстро закрыл за собой дверь, из-за которой слышал, как девицы с хохотом продолжили подниматься по лестнице вверх.

Дойдя до 5-го этажа, три подвыпившие девицы внезапно «протрезвели», перестали шуметь. Две остались наверху, а одна из них, воспользовалась лифтом, чтобы спуститься на первый этаж, быстро и бесшумно вышла из подъезда, придержав входную дверь, чтобы не хлопнула. Во всех её движениях чувствовался профессионализм. Сев в припаркованную рядом оперативную машину, где находилось трое чекистов, она коротко и по-деловому доложила начальнику смены наружного наблюдения: «Место жительства или пребывания установлено. Квартира №77.»

Тот по радиотелефону немедленно связался с руководителем операции – начальником Зеленоградского райотдела КГБ – и спросил о дальнейших инструкциях. Решили немного подождать, посмотрев, будет ли объект наблюдения предпринимать ещё что-либо. Вторая бригада, вычислив окна его квартиры, наблюдала со стороны Центрального проспекта. Через четверть часа по переговорному устройству она доложила, что свет в окне погас.

Руководитель операции позвонил в Москву в УКГБ. Заместитель Алидина, связался с домом №2 и, узнав, что никого из высокого руководства уже нет, принял решение снять основные силы, оставив у дома в Зеленограде, где заночевал «Фермер», три оперативные машины. На всякий случай…

 
Установка.

В райотделе тем временем уже кипела работа. Как только объект «Фермер» покинул помещение телеграфа, один из оперативников с очередным бланком его телеграммы уехал оттуда в штаб операции. Остальные остались. На всякий пожарный. А вдруг «Фермеру» приспичит в 4 утра ещё раз телеграфировать в Париж?   

Отосланная 14 декабря телеграмма содержала фамилию и имя отправителя – Жаков Сергей. Были ли они вымышленными или настоящими? Начали крутить по учётам министерства внутренних дел. В адресном столе Зеленоградского УВД оказалось десяток Жаковых и даже двое полных тёзок. Слава богу, он был не Ивановым, Петровым или Сидоровым!

Однако, по указанному «топтунами» адресу Сергеи не числились. Там были прописаны Жакова Анна Павловна, пенсионерка, и Жакова Светлана Олеговна, учащаяся техникума. 

Зато один из Жаковых Сергеев, носящий отчество Олегович, был прописан с родителями на том же Центральном проспекте, но в соседнем четвёртом микрорайоне Зеленограда, в 17-этажной башне с фирменным рыбным рестораном и магазином «Океан» в пристройке. Перекрёстным анализом довольно быстро было установлено, что Анна Павловна была его бабушкой по отцовской линии, а Светлана Олеговна – сестрой. 

Сам Сергей Жаков, 1961 года, русский, член ВЛКСМ с 1975 года, был студентом третьего курса факультета МЭО МГИМО МИД СССР. А его родители – сотрудниками Зеленоградского МИЭТа.

Это облегчало дальнейшую установку для КГБ, потому что и МИЭТ, и МГИМО были режимными учреждениями, где имелись первые отделы. Это означало, что все трое, по меньшей мере, уже один раз заполняли подробную личную анкету и проходили глубокую негласную кадрово-административную проверку по линии КГБ СССР.

Утром в понедельник 15 декабря 1980 года отчёт о ночной операции, установочные и анкетные данные на «Фермера» и его ближайших родственников, а также пять справок на всех членов семьи были доложены Алидину и Андропову.

Причём, то, что было новостью для начальника УКГБ по городу Москве и Московской области генерал-полковника Алидина, уже почти неделю, как не являлось таковой для Председателя КГБ СССР, члена Политбюро ЦК КПСС и генерала армии Андропова и его заместителя – начальника ПГУ генерал-полковника Крючкова. О чём Алидин так никогда и не узнал…


О том, почему Андропов и Крючков знали то, чего не знал Алидин, и что произошло дальше, вы, бог даст, узнаете в следующий раз…

(Продолжение в девятой главе: http://www.proza.ru/2016/01/15/2354 )