У рождественской ели

   Мальчишки бегали по площади вокруг палаток с пряниками, горячим соком, ароматными, так что хотелось остановиться и вдыхать, закрыв глаза, их запах, колбасами. Они бегали по утоптанному снегу, на бегу наклоняясь, чтобы подхватить мягкий снег сбоку, там, где его не смяли людские ноги, не превратили в белую скользкую дорогу, и, слепив снежок, все так же, на бегу, со смехом запустить в убегающего приятеля.

   Утомившись от игры, запыхавшиеся мальчики кружком вставали у крайней палатки, горящими жадными глазами разглядывая ее содержимое и перебирая мелочь в кармане, прикидывали, чем утолить голод. А чего только не было на прилавке! Пряничные деды, сердца, покрытые глазурью, леденцовые петушки, имбирное печенье ласкали их взгляды. Запах корицы, меда и горячего смородинового сока из соседней палатки манил их переместиться дальше, купить чашку напитка и, сжимая покрасневшими ладонями ее теплые бока, маленькими глотками пить, согреваясь и любуясь огромной елью в центре площади.

   А полюбоваться было чем! На ветвях присели птицы, фонарики из цветной фольги, шелестя на ветру, перекликались со звездами и шарами, маленькие домики и снеговики, ангелы и снежинки – всего и не перечислишь.

   Ребятня обожала эти морозные рождественские вечера.

   Но не все мальчики сгрудились у палатки. Один тихонько отошел, незаметно для остальных уйдя в сторону. Он тоже пошарил в кармане, но увы, ни одной – даже самой-пресамой мелкой – монетки не встретили его пальцы. Да и не могли, он это знал. Родители не могли дать ему денег на сладости. И по вечерам, после катания с горки и игры в снежки, когда остальные шли продолжать веселье, он молча уходил. Нет, не совсем уходил: мальчик вставал в темном углу и продолжал любоваться елкой оттуда. Ему был виден белоснежный ангел, что висел очень низко и покачивался, когда снежинки ложились на его золотую корону или трубу, которую он держал в руке. Откуда у ангела корона? Такая уж была фантазия у того, кто сделал этого ангела для рождественской елки. Ангел с трубой с золотой короной.

   Рихард – так звали мальчика – любил этого ангела. Каждый вечер, прежде чем вернуться домой, он долго стоял и смотрел на него. Нет-нет, Рихард не жаловался ему, не подумайте плохого! Он просто любовался тонкими крыльями, золотистыми нитями в белоснежном одеянии ангела, Рихард радовался ему и размышлял, сможет ли ангел улететь. Туда, наверх, к Младенцу Иисусу и Его Пречистой Матери, к Иосифу, к пастушкам – ведь они же тоже попали в рай? Наверняка попали, раз первыми пришли почтить Младенца. Он думал, увидит ли ангел там животных, которые согревали своим дыханием Иисуса, когда Тот лежал в яслях, на сене, которые первыми увидели Бога – разве Иисус не хочет, чтобы они всегда смотрели на Него своими кроткими влажными глазами? Много о чем думал Рихард, смотря на фигурку на еловой ветке.
 
   А однажды, когда он так вот стоял в углу, ему показалось, что ангел ему улыбнулся. Рихард немного удивился и даже испугался, но был совершенно уверен, что ему не показалось: он во все глаза смотрел на ангела, и тот улыбнулся. Именно ему – без всякого сомнения, ведь никто другой и не заходил в ту часть площади, все предпочитали освещенные утоптанные дорожки между палатками. И когда, оробев, мальчик улыбнулся в ответ, ангел взмахнул крыльями.

   От неожиданности, Рихард подскочил и незаметно для себя оказался рядом с остальными мальчишками. Они уже во всю ели и пили, их щеки румянились, а в глазах отражались огоньки свечей из фонариков, что стояли на столах возле прилавков.
-Рихард, а ты что себе купишь?

-Я….- мальчик замялся, его руки, которые он спрятал в карманы, чтобы они не мерзли, шевельнулись…. И – он не мог поверить себе – в правом кармане он нащупал монетку.

   Мальчик вытащил монетку из кармана и внимательно посмотрел на нее: еще минуту назад карман был пуст. Оглянувшись, он поискал глазами вокруг: не мог ли кто подложить ему деньги? Но рядом стояли только друзья, они смотрели на него с ожиданием. А звезда на верхушке ели искрилась радостно и весело – как и его сердце.

-Я куплю себе пряник! – и Рихард показал на большого пряничного снеговика.

-Спасибо, ангел,- прошептал он про себя.

   И каждый следующий вечер мальчик находил монетку в кармане. До чего же весело было, набегавшись, стоять с друзьями у прилавков и вдыхать ароматы, не заботясь о пустом кармане. Как же радостно было покупать пряники, конфеты или печенье, и нести домой часть для младшей сестры, для Марты, которая не ходила с ним гулять, потому что болела, и ей приходилось лежать в кровати и рассматривать морозные узоры на стекле. Хотя она говорила, что даже и это – весело, потому что такая красота возможно только зимой, в Рождество.

   Год заканчивался, скоро должны были убрать палатки, рождественская ярмарка не могла стоять круглый год. И Рихард торопился наслаждаться. Поэтому он проводил очень мало времени рядом с ангелом, и много – у прилавков. Однажды он купил петушка. Янтарный леденец в его руке задорно распушил хвост, и мальчик поторопился его лизнуть, пока петушок не взлетел с палочки. Ах, как сладко ему было! Рихард лизал его и не мог остановится. Так что Марте он в тот вечер не принес ничего.

   Но девочка как будто и не ждала ничего от брата. Улыбнувшись, она рассказала ему обо всем, что смогла разглядеть сквозь маленькое отверстие в серебристом инее, которое растопил ее крохотный кулачок. Ей долго пришлось держать его прижатым к окну, чтобы лед отступил. Когда от холода рука леденела, она принималась дышать на стекло. Таким образом Марте удалось сделать для себя окошко, сквозь которое она весь день смотрела на улицу. Она и площадь, и мальчишек, и палатки, и даже елку – все-все видела. И радовалась этому, как если бы сама там гуляла.

   Рихард слушал сестру, а сам вспоминал вкус леденца. Впервые он не поделился с сестрой. И не жалел, он предвкушал следующий день.

   Вот только на следующий вечер вожделенная монетка не появилась в его кармане. Он пошел к ангелу, но тот безучастно висел на ветке, а ветер качал его из стороны в сторону. И ни малейшего намека на улыбку. Мальчику было обидно до слез. Но еще большие слезы вызывал стыд. За самого себя. Он получал свою радость просто так, и делился ей с сестрой. Не потому, что был должен, что ему кто-то сказал, просто так. Потому что у него была эта радость, которую ему дали. И которую он передавал дальше, вызывая улыбку на мартином личике. И удовольствие мамы, когда та видела, как устроившись на кровати, они сидели бок о бок и болтали обо всем на свете, а девочка неспешно грызла принесенный гостинец. И счастливая мама, наклонившись, гладила кошку. И… как много было этих «и» в эти светлые рождественские вечера. Светлые от радости, удовольствия, мира!

-Прости меня,- шепнул мальчик,- прости.

   И пошел домой. Даже руки его не пытались ощупать карман в надежде на монетку. Разве в прянике дело?

   Задумавшись, Рихард шел по улице. Но тихий плачь остановил его. Маленькая девочка сидела на санках и плакала.

-Что с тобой?

-Я потеряла варежку. Каталась-каталась с горки, а потом раз – и потеряла,- девочка говорила тихо, сглатывая слезы.

-Пойдем, вместе поищем. Хочешь?- Рихард заглянул ей в лицо, и девочка, еще продолжая плакать, кивнула ему и покатила санки в сторону горки.

   На горке никого не было, звезды уже во всю светили, и дети разошлись по домам, только Рихард и девочка кружили по снегу в поисках варежки.

-Вот она! Смотри, это ведь твоя варежка?- мальчик подбежал к девчушке со своей находкой.

-Да, это она, она!- обрадовалась Клара.

-Тебя проводить домой? – и Рихард, потянул санки за веревку, а девочка, улыбаясь, сидела и посматривала по сторонам, подсказывая мальчику, куда ее везти.

-Мама!- закричала Клара, когда они подъехали к ее дому,- не ругайся, пожалуйста, что я так долго. Я потеряла варежку, а этот мальчик помог мне ее найти, он очень хороший, и довез меня, и…- девочка торопилась сказать все сразу, а ее мама улыбалась.

-Спасибо тебе. Можно, я дам тебе монетку за помощь?

   Но Рихард вдруг покраснел и отказался.

-Просто улыбнитесь кому-нибудь еще,- крикнул он, убегая. Ведь было и вправду поздно, и его тоже ждали дома.

    А в небе золотились нити – это ангел улетал, улыбаясь. И звезда на большой ели сияла так, как не сияла никогда.