Гудки

                Подарок для моей любимой рыженькой Елены Ландер
     Мириады раз провозглашавшийся и подтверждавшийся кажущимся непостоянством автора принцип Пикачу и шайтанов вновь проявился черно - белой и точнейше выверенной фоткой прелестного рыжика, несколько подзабытой мною за недосугом размышлений о судьбах демократии, тяжелой жизни карликов - антисемитов Зеландии и смешных попытках мадам Гершензон привлечь внимание ежели не Епифанцевым, то идеологическим наполнением подъюбочного личного пространства снова той же рыжика, снайперски и замечательно вернувшейся в теплицу Ивлукича, ибо ( шикарное словечко ) сейчас пойдет дежа вю плагиата и символизм благотворного воздействия правильных енотов, одним из которых ( самкой ) является ставшая притчей рыжая и красивая, но сначала, разумеется, то самое  " ибо " Льюиса Кэрролла с сестричками Лиддэлл.
      Проскочив на полной скорости станцию Березай, я огляделся и реально прих...л. В хреновом Березае соскочили под откос почти все мои возлюбленные и потенциальные соратницы по взаимной е...ле мозга, оставались две иностранки, но они ни хрена не всекали по-русски, ими можно было любоваться, но не е...ть мозг, а без этого жизнь становилась сморщенной, как сексуальные мечты Астахова, мирового судьи и явно тепленького, не ходи к гадалке, достаточно вглядеться в его зенки. Я в них вглядываться не хотел, поэтому попер на дрезине в поисках новых приключений.
     - Уууууу, - загудело во тьме.
     Я сначала подумал, что это Глеб Павловский мчится эшелоном, но гудки жиблились много стремнее и позорнее, крендель в розовых ботинках такого себе не позволял отродясь, а родился он сто сорок лет назад, сразу за графом Невзоровым, они погодки, разница в сроках - час по Гринвичу или два по Сэндвичу, тоже аристократу. Соскользнув с дрезины в заросли борщевника, стройного, усатого до неприличия и настолько высокоорганизованного, что дагестанские чабаны пришпандоривали его портреты в юртах и, показывая маленьким сыновьям, внушали : " Учись в МГУ хорошо, будь, как он, а то, - тут они хватались за дедовские дробовики, шевелили усами и веско добавляли, - Астахову отдам", после таковых нотаций в юртах становилось тихо, лишь шуршали шершавые шершни, биясь о медные казаны с пловом, да проносились мимо большие люди на джипах, ища шайтанов, врагов народа и прочих неконструктивных, я ползком двинулся в сторону гудков. Очень скоро отблески костра заставили меня пригнуться еще ниже, извиваясь аспидом, я подобрался практически вплотную и высунул любопытный нос. Двое. У костра. Мужик с пиджаком через плечо, ушлый, знает, как прикрыть многочисленные х...и через плечо, усатый, мудрый, опасный. Рядом второй, стремный, но честный, единственный честный. Был еще один, но пришлось ему совершить мужественный поступок, не в Майами, в Лондон, где барыжит квасом легендарный Чичваркин, человек и телефон, влюбленный мучительной страстью в Пикачу и в самого Акунина, это двусмысленное раздвоение чуть было не свело с ума Абрамовича, когда он случайно вперся в их рамсы, ладно, тут " Челси" облажались по-полной и звезда мародеров отправился уговаривать сэра Алекса немножко покидаться бутсами, но Тори Бэкхэм была против, поэтому ни х...я не получилось. Двое тихо шептались. Я прислушался.
     - Я сорок лет в КГБ свободу и демократию отстаивал, - колотил себя в грудь усатый, - а они мне подсрачника. Гады !
     - Такова судьба всех несогласных в этой дикой стране, - печально жужжал второй. - У них даже Берия вышел из доверия.
     - И не говори, и не говори, - мешая веслом кулеш в котелке, поддакнул первый.
     - Спеть, что ли ? - зевнул молодой и запел гимн  " Солидарности" на польском.
     Первый заулыбался, выпрямился горделиво, распушил усы а-ля Лех Валенса, приложил руку к сердцу, послушал биение и бросил клич, эхом разнесшийся по густым зарослям :
     - Будь готов !
     Я выскочил из кустов, не в силах противиться животному магнетизму выкрика, подбежал к мужикам, в испуге отпрянувшим от меня, встал в картинную позу и тоже запел.
     - А значит нам нужна одна победа, одна на всех...
     Усатый снял усы, припал на мое плечо и зарыдал, а молодой пустился в пляс по поляне, тряся мотней и восторженно воя :
     - Нас теперь трое, я знал, я чувствовал, что такой великий человек не пройдет мимо.
     Я его оборвал, резко и сурово.
     - Глохни.
     Они стояли в отблесках костра, косматые, глупые, смешные, а я развивал перед доброхотными слушателями стратегию сопротивления, ходя взад и вперед, поплевывая и злобно щурясь.
     - Во-первых, после победы город отдаю вам на три дня на поток и разграбление.
     Они взвыли и подпрыгнули. Ладонью я прервал бурное выражение любви.
     - Не время, товарищи. Во-вторых...
     Бля, тут я забыл, что хотел сказать. Замолчал, пристально всматриваясь в отчаянные лица головорезов. Им хватило " во-первых". Они прыгали по поляне, обнимали друг друга, поздравляли, плевались, проклиная какого-то Славу, грозили кулаками в сторону небес, потом молодой сел на корточки, достал трамвайный билет и огрызок карандаша, а усатый стал быстрым решительным тоном надиктовывать тезисы.
     - Лучше так, а не эдак. С одной стороны, но есть и вторая. И не будем. Но станем. Чопики взад.
     Они снова развеселились, запрыгали и тут я совершил непростительную ошибку. Решил присоединиться к веселью и заорал " Асса", выхватывая кинжал и распустив по ветру найковскую олимпийку как бурку. Они бросились в ужасе в заросли и лишь постепенно стихающий топот не давал обмануться в реальности моего приключения. Я сел в одиночестве к костру и начал есть кулеш, бубня в адрес ехидного Шендеровича нелицеприятные слова, печалясь отсутствием хоть какой-нибудь завалящей возлюбленной, коей можно было бы е...ть мозг.