Не счесть щедрот на Новый год

  Перехватили Виктора Эммануиловича в самом глухом месте. Здесь тропа, ведущая через лес к посёлку, крутой дугой огибала выворотень: во время летней грозы вместе с корневищем рухнула ель. Толстая, полтора обхвата в комле, и длиной до пятнадцати метров и перегородила старую тропу. Смекалистый народ решил не тратить время на распил ствола, у мужиков инструмент имелся, а пойти другим путём – проторить обходной путь.
   Едва умолкли протяжные гудки и стих стук колёс проходящего грузового состава, впереди послышался характерный, с напускной хрипотцой голос:
   - Бог в помощь!
   - Сказали боги, чтоб и вы помогли, - без тени замешательства ответил Виктор Эммануилович, две сумки с продуктами отягощали руки, и рассмотрел говорившего, мужчину лет тридцати. Он был из той резвой троицы, что обогнала его на входе в лес. Лицо в недельной, при других обстоятельствах, можно было сказать благородно-брутальной щетине, сейчас пришли на ум Виктору Эммануиловичу другие сравнения. Неприятный прищур карих глаз, серая вязаная шапочка на голове, кожаная куртка, джинсы в модных прорехах, кроссовочки с претензией на фирму. Один, подумал Виктор Эммануилович, где остальные. Будто прочитав его слова, из-за кустов вышли двое в том же прикиде. Обладатель толстых щёк стал справа, дышащий тяжело с сипом, сзади. Виктор Эммануилович то ли шестым, то ли седьмым чувством ощутил, как сузилась и без того узкая тропа, как вплотную подступили сосны и ели, усыпанные снегом, как над головой протяжно и грустно завыли мятежные зимние вихри.
   - Не кипишуй, кореш, - сказал, являя щербатый рот, стоящий впереди и изобразил па кроссовками. – Поможем. Да, кореша?
   - Типа того, Танцор, - отозвались кореша, подтверждая его кликуху.
   «Танцор,- подумал Виктор Эммануилович, - значит, ты у них за главного». Открытие не принесло никаких преференций.       
   - Видишь, - танцор снова посеменил кроссовками и улыбнулся, - братаны не возражают.
   Виктор Эммануилович на улыбку не купился. Глаза главаря смотрели куда-то сквозь него, словно его и не было. «Встреча сулит мало хорошего, - подумал Виктор Эммануилович, чувствуя тонкую струйку пота меж лопаток. – Вариантов исхода два: первый – отберут продукты, деньги; второй – всё перечисленное плюс отбуцкают, не до смерти, но с удовольствием». С другой стороны, хотели бы избить, давно бы врезали. Удар в затылок чем-то тяжёлым, конечно не долгий поцелуй на ночь* от нежно любимой супруги и уж коли похоронят, то уж точно не за плинтусом**. Какого лешего попёрся
через лес? Зимним воздухом, ясен пень, захотелось подышать - вот и
*Долгий поцелуй на ночь – США, фильм, боевик, 1996г.
** Похороните меня за плинтусом – Россия, фильм, драма, 2008г.

подышал …
   - Ну, чё застыл? – снова заговорил Танцор и обратился к брыластому: - Щека, мы чё, такие стра-ашные, что дядя онемел?
   Щека пожал плечами.
   - Не-а, Танцор, пушистые и мягкие, как плюшевые мишки, - и заржал собственной шутке, как орёл заклекотал: клёк-клёк-клёк…
   - Сиплый? – позвал Танцор третьего.
   - А!
   - Банан на! (Щека от смеха давится.) Ты тоже скажи чё умное.
   Сиплый тяжело задышал, имитируя тяжесть умственного процесса.
   - Эта, типа, дядя растерялся.
   Тяжёлым взглядом, не переставая криво ухмыляться, Танцор посмотрел на Виктора Эммануиловича.
   - Растерялся, да? – в голосе проскочило сочувствие.
   Как ни держался Виктор Эммануилович, но голос таки дрогнул.
   - Нет.   
   - В натуре, на нет и суда – нет, - как-то по-дружески, что ли, с нежностью и заботой произнёс Танцор и тотчас грозно рыкнул, увидев движение руки Виктора Эммануиловича, тот хотел переложить сумку из правой руки в левую.
   - Стоять! (Кореша смолкли и напряглись.) Смирна! (Виктор Эммануилович непроизвольно вздрогнул.) Чё удумал, дядя?
   В голове Виктора Эммануиловича прокрутился фильм прожитой жизни в режиме ускоренного просмотра. Назад, до момента, врезавшегося в память: он пяти лет падает с велосипеда в глубокую лужу и начинает грести руками, неумело, бешено лупя по воде, расплёскивая фонтаны брызг воды и грязи. Затем вперёд, к настоящему моменту. Был ли страх? Нет. Но не было слепого подчинения воле случая. Как ни крути, он понимал, соотношение сил три к одному явно не в его пользу. Будь он даже Джоном Рэмбо или крутым героем боевика, внезапный удар сзади по затылку опрокинет чашу уверенности на землю. И хорошо, если не с летальным исходом.
   Поэтому Виктор Эммануилович сказал Танцору, что хотел отдать ему деньги, они лежат во внутреннем кармане куртки.
   - Есть и карта, я напишу пин-код. Снимете всё, что есть. Там столько, сколько вам надо.
   Нехорошо покашливая, прогундел Сиплый:
   - Ты, типа, знаешь, сколько нам надо, а?
   - Н-не знаю…
   - Чё тогда пуржишь?..
   Вмешался Танцор.
   - Ша, Сиплый! И ты, дядя, за базаром следи.
   Круг, очерчиваемый непрерывной прямой их  трёх точек треугольника, сузился. Танцор, Щека и Сиплый вошли, выражаясь языком международного права во внутреннее пространство Виктора Эммануиловича.
   - Бабло, конечно, дело хорошее, - мечтательно протянул Танцор и резко выбросил вперёд правую руку – Виктор Эммануилович отреагировал мгновенно: отклонился назад, - и медленно вернул назад, облапил лицо. – Но, помимо материальных ценностей существуют и иные. Как там Христос базлал, мол, не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, - Танцор испытывающе посмотрел на Виктора Эммануиловича. – Есть – духовные.
   «Стебается, сука, - не зло подумал Виктор Эммануилович, - Христа приплёл, почитывает евангелие, гнида».
   -Я прав, дядя? – поинтересовался Танцор.
   «Что поделать, - продолжал размышлять Виктор Эммануилович, - сам виноват, доехал бы автобусом спокойненько, без предновогодних приключений».
   - Дядя, - вывел его из задумчивости голос Танцора со свинцовыми нотками. – Чё молчишь? Нешто слова евангельские проникли до сердца?
   - Что вы хотите услышать (ветер быстрыми прыжками промчался по верхушкам сосен да елей, оставил за собой шлейф из мелких снежинок)? Ценности, как я понял, у вас в предпочтении, - скажу так, меня несколько удивило, - иные…
   Сиплый попытался что-то изречь, но смех забил слова; Щека задёргал брылами, знакомо так похрюкивая. Танцор стал в тербульшон*, затем изобразил дежекопп девант и закончил резким баттемент. Посмотрел, произвёл ли эффект на Виктора Эммануиловича; сам Виктор Эммануилович глянул на корешей Танцора, понял, кульбиты и па главаря им не внове.
   - Как думаешь, дядя, чё меня танцором кореша кличут?
   - Тут и думать нечего, во-он как лихо ножками круги вырисовываете. Искусству танца, уверен, обучались.
   - Угадал, дядя, - Танцор снова изобразил мельтешение ног. – В детстве папашка с мамашкой хотели, чтобы как ихний кумир Нуриев, стал балероном. Но не оправдал их надежд, потому как Нуриев у нас кто? – он обратился к Виктору Эммануиловичу и корешам одновременно.
   Сиплый, не печалясь, промолчал, весьма далёкий от мира искусств, фамилия Нуриев ему ничего не говорила; Щека заржал, мол, как кто – пидор!
   - Пи-идор! – Танцор поднял вверх указательный палец, - а нормальному пацану, типа меня, в западло это. Но наука не прошла даром, сам, дядя, видел, кое-что осталось. Ну, а погоняло прилипло.
   Танцора распирало от собственного самодовольства.
   Виктор Эммануилович, осмелев, спросил:
   - Так вы деньги берёте?
   - А! – словно от назойливой мухи отмахнулся Танцор, - деньги, карта, пин-код… Просто песней поётся!.. – и резко изменил тон: - А если возьмём сами, что, сопротивляться не будешь? К ментам не побежишь?
____________________
*балетные термины.
   - К полицейским, - поправил Виктор Эммануилович.
   - Хрен редьки не слаще, - снова блеснул знанием народной мудрости Танцор.
   Виктор Эммануилович пожал плечами, от стояния на месте становилось зябко, через тонкую подошву ботинок настойчиво стучался в стопы ног морозец ледяным посохом.
   - Так побежишь или нет? – повторил вопрос Сиплый.
   - Не побегу, - не поворачиваясь, ответил Виктор Эммануилович, стараясь придать убедительности голосу, он уже был твёрдо уверен, бить не будут, но ценностей лишат.
   - я вот лично склонен тебе верить, - вдруг серьёзно заявил Танцор. – Имхо! Как говорит нынешнее поколение молоди. И кореша, - он покрутил головой, - доверием прониклись… Но! Как у нас говорят: доверяй, но проверяй. – Танцор пальцами изобразил движение ног: – Прыг-скок, прыг-скок, - зайчишкой беленьким в мусарню…
   - А смысл?
   - Типа? – интерес пробил всю троицу.
   - Не уверен, что будут искать. Да, примут заявление, да, умело изобразят движуху и помаленьку спустят дело на тормозах, - объяснил Виктор Эммануилович. – Вот скажи, Танцор, хоть раз тебя ловили после гоп-стопа?
   Танцор расплылся в улыбке.
   - Не-а… По малолетке было, строго из-за отсутствия опыта, опосля нет. Прёт мне фарт!
    Сиплый и Щека поддакнули уверенно, серьёзная группа поддержки, мол, да, Танцор у нас, типа того, блин, кореш фартовый!
   Внезапно выражение лица Танцора резко изменилось: обострились черты, сузились глаза, натянулась кожа на скулах. Он снова резко выбросил руки вперёд, схватил Виктора Эммануиловича за грудки.
   - Короче, - брызжа слюной, громко прошептал он, - харе трандеть, гони бабосы, дядя!
   - Нала мало… Я ж говорил, - начал Виктор Эммануилович. – Все средства на карте. Снимаю по необходимости.
    Лицо танцора раскраснелось.
   - Деньги, карту! Ну!
   Виктор Эммануилович ответил резко, неожиданно для себя:
   - Не запрягал – не понукай, - и сразу от резкой боли в почках потемнело в глазах, и он бухнулся на колени, выпустив из рук сумки и тяжело хватая раскрытым ртом морозный воздух.   
   - Чё, сука, получил! Будешь знать, как себя правильно вести с правильными людьми, - прошептал ему на ухо Сиплый.
    Танцор зло ощерился.
   - Ты чё, Сиплый, падла, не попутал ничего?
   - А чё… чё… - Сиплый от неожиданности начал заикаться, - а чё он, в натуре… - и умолк под тяжёлым взглядом Танцора.
   - Тут я решаю: чё он или не он, - кивнул Сиплому на Виктора Эммануиловича: - Поднимите!
   Сиплый и Щека быстро исполнили приказ главаря. Мужчину они подхватили подмышки, подняли так, что он еле касался земли ногами.
   - Карта? – коротко бросил Танцор.
   - В кармане… левом… внутреннем, - задыхаясь, ответил Виктор Эммануилович.
   Привычным движением Танцор расстегнул куртку, распахнул полы, рука быстро скользнула по карманам.
   - Три штуки, - пересчитал он купюры и посмотрел на карту. – Пин-код.
   Виктор Эммануилович назвал, Танцор записал, и рука зависла в воздухе.
   - Чё три цифры? Обычно четыре?
   Вклинился Щека:
   - Что-то цифирки знакомые. Дай-ка вспомню… Ага! Год крещения Руси*!
   Сиплый кулаком поддал в бок Виктору Эммануиловичу:
   - Тебя спросили – отвечай!
   Виктор Эммануилович снова глубоко вдохнул воздух, но в этот раз дерзкий акт насилия остался без внимания со стороны Танцора.
   - Не знаю, - выговорил он с трудом, - так было написано в инструкции.
   Боль понемногу отпускала, Виктор Эммануилович увереннее стал на ноги; кореша Танцора его не отпускали, ждали приказаний главаря.
   - Что будете делать дальше?
   Танцор улыбаясь, но с металлом в голосе произнёс:
   - По головушке погладим…
   Виктор Эммануилович решил идти ва-банк, обычно за разговором можно смягчить агрессию и он начал вводить в реализацию план (всё-таки, шансов было уймища лежать с пробитой головушкой, ан нет же, жив!):
   - Господа романтики грабежа и бандитизма, - уверенно начал Виктор Эммануилович, но его остановил самоуверенный и наглый ржач Танцора с корешами.
   - Ловко чешет, а, Танцор! – захлебнулся смехом Сиплый и снова ощутимо погладил кулаком по спине Виктора Эммануиловича.
   - Продолжай, дядя! – с барственной бархотцой в голосе разрешил Танцор.
   - Предлагаю избежать одностороннего членовредительства…
   - Ну-ну!.. Уже интересно…
   Виктор Эммануилович воспрял:
   - У меня есть к вам предложение…
   - Предложение?! – Танцор чуть не лопнул от смеха. – Ты ничего не перепутал, я ж не девка, мне предложение делать!..
   - Гы-гы-гы!.. – отозвались дурным смехом Сиплый и Щека.
   Виктор Эммануилович поправился:
   - Деловое предложение.
*988 год.

   - Уморил, дядя! – успокаиваясь, высказался Танцор. – Давай, валяй!
   - У меня в сумках водка, колбаса, шпроты… выпивка и закусь, в общем…
   Наступила пронзительная тишина; если выразиться образно, было слышно, как в глубине леса падает на снег опавшая под натиском ветра елочная хвоинка и шелестит дублёной кожей высохший лист.
   - За ханку и жрачку хочешь себе послабуху вымолить? – с издёвкой спрашивает Танцор.
   - Хочу, - честно признался Виктор Эммануилович.
   - Сиплый, харе мужиковы бока наминать, - бросил танцор корешу, - обшмонай быстренько сумки.
   Сиплый мигом бросился исполнять приказание главаря. Отпустил руку Виктора Эммануиловича, снял перчатки, в сумраке на коже чётко рассматривались тёмные портаки на пальцах и запястье. Расстегнул замки и проинспектировал без спешки содержимое. Затем тоже самое повторил со второй сумкой.
   - Гляди-ка, Танцор, - Сиплый подкинул на руке литровую бутылку «Столичной», - а терпила не врёт. И веточки еловые тута…
   - Так Новый год же, - якобы оправдываясь, сказал Виктор Эммануилович.
   - А если мы из «зелёных», - заявил Танцор, - я, Сиплый и Щека. Мы за мать-природу готовы порвать на части нах… любого! А ты веточки для праздника…
   Заученными движениями Сиплый прошмонал карманы куртки Виктора Эммануиловича и что-то привлекло его внимание. В руку улёгся пластиковый пузырёк. Он вынул и потряс, послышался шум.
   - Смотри-ка, чё у нашего дяди в кармане нашлося! – Сиплый протянул находку Танцору.
   Танцор сразу же прекратил развитие «зелёной» темы. Взял пузырёк.
   - Надпись стёрта… - открутил крышку и высыпал на ладонь содержимое. – Колёса…
   Что-то необычное внезапно произошло вокруг. Виктор Эммануилович услышал пение сверчка и повернул голову в направлении звука…
   Давным-давно, в молодости, месяца два спустя после демобилизации, встретил Виктор Эммануилович, в ту пору Витёк, с амбициозными планами на грядущую жизнь, школьного товарища, Димку Сластина. Слово за слово разговорились бывшие одноклассники. Поделились впечатлениями о гражданке, вспомнили добрым словом срочную службу. Договорились встретиться вечером в парке, поговорить, вспомнить прошлое. Встретились в укромном уголке, постелили на скамейку меж собой газетку, на газетку стаканы, бутылку беленькой, огурцы-помидоры, сало-колбаса: всё аккуратно нарезано руками мам. Налили по первой, опрокинули, и потекла беседа о службе. Вспоминалось лишь хорошее, касались забавных тем, коих в солдатской службе превеликое множество, можно со смеху помереть. Недаром отслужившие говорят: кто в армии служил, тот в цирке не смеётся. Когда раскупорили третью или четвёртую по счёту бутылку, Димка рассказал один случай. По приезде в часть помимо отцов-командиров встретили их радушно сослуживцы. Чего греха таить, были в основном ночью отношения, не предусмотренные Уставом. Как в школе принимают в свой дружный коллектив новичка. Так и здесь. Попинают-постукают для приличия старослужащие молодых, объяснят, что к чему и забывают, мол, хватит для умного. В части, куда угодил Димка, дело обстояло именно так: прошли в первую ночь боевое казарменное крещение. Побегали вприсядку, поползали по полу, помыли полы и улеглись спать. Но среди умеренно относящихся к молодым отыскались два перца-земляка, которым острых ощущений явно не хватало. Каждую ночь вызывали новичка и с применением тяжёлой артиллерии – учили сильным боем.
  - Один раз ночью поднимает меня дневальный и говорит, чтобы я прошёл в умывальник, - Димка, чувствовалось, сильно переживал заново этот тревожный момент. – Ну, поднялся я, пошёл, никаких опасений нет, хотя слышал об этих братьях-акробатах. Всё начиналось тихо, мирно. Шуточки плоские отпускались в сторону мою и родителей. Потом это переросло все нормы. Сказал, что пора бы меру знать. И тут началось… - Димка закусил нижнюю губу и прищурился, вздохнул тяжело. – Знаешь, Вить, потом началось, скажем так, самое неприятное. Начали бить. Били сильно. Предупредили, если начну оказывать сопротивление, не поздоровится, но не поздоровилось бы в любом случае. А я всё-таки немного борьбой занимался. Дал сдачи. Руку слегка выкрутил одному. Второму по кумполу легко приложился. Как получилось, что пропустил удар в грудь, поверишь ли, не знаю. Померкло в глазах. Очнулся в госпитале. Весь перебинтован. Хорошо, без гипса. Вокруг суетятся офицеры из военной прокуратуры. Мол, товарищ солдат, расскажите, кто вас так изуродовал. Отцы-командиры покоя не давали, мол, знаем мы этих двоих хорошо, пора бы их прижать, прищучить. Что ж, говорю, не прищучите; мне в ответ, мол, никто не даёт на них показаний. Я в ответ, что же от меня-то хотите, ну, не эти двое из ларца. Родителей вызвали, чтобы ускорить процесс моего откровения. Но я молчал, стойкий оловянный солдатик. Говорил, как заведённый, шёл по лестнице. Запнулся. Упал. Очнулся в госпитале. Ну, как в кино.
  - Поверили?
  - Аж три раза! – Димка длинно и выразительно высказался. – Вернулся через два месяца в часть. Эти два ухаря попритихли. Тише воды, ниже воды. Им дембель светил, а в тюрьме корячиться-то совсем не хотелось. Но дело не в этом. Ты ж, Витёк, помнишь, я по химии в школе одни пятёрки получал. Все олимпиады школьные и городские выигрывал. Решил я отомстить. И поклялся, месть моя будет жестокая и показательная. Созрел ещё в госпитале коварнейший, но гениальный план. – Димка кивнул на стаканы: - Наливай, в горле пересохло.
    Витя расплескал по стаканам крепкую жидкость. Выпили, закусили.
   - Месть-то, какая, Дим?
   - Погоди, щас расскажу. – Выдержал Димка паузу, Станиславский бы сказал: «Верю!». - Так вот, - продолжил Димка. – Ждал я случая, и он подернулся. Через три недели ожидалась внезапная учебная тревога. По секрету прапорщик один поделился планами командования. И понял я, вот он и настал судный день для моих обидчиков. В аккурат, в день перед тревогой, тот же прапорщик принёс мне бутылку водки.
   - Тоже мне месть! – воскликнул Витя, - хотел бы и я от водки пострадать-помучиться.
   - Погоди! – осадил Димка. – Ты еще главного не слышал. Так вот, ты ж знаешь, химию я полюбил с первых дней преподавания.
   - Понимаю, - сказал Витя, хотя ничего не понимал.
   - Во-от в том-то и дело, - хитро прищурился Димка. – Водка была непростая, водка была… Через фельдшера, подружились на любви к химии, в санчасти надыбал снотворное. Из подручных средств составил ещё один препарат. Всыпал в водку, размешал тщательно и с этим прекрасным напитком, этой небесной амброзией направился вечером к койкам своих, скажу так, крестников. Встретили они меня с напряжением во взоре. Глазки бегали. Но я-то уже был настроен критически героически. Улыбаюсь своими уцелевшими зубьями, говорю, мол, так и так, будем-де жить по пословице, кто старое помянет, тому глаз вон, они воспряли духом. Мол, да-да, братишка, так и есть.  Я им говорю, вот, презент у меня для них, выкатываю на свет божий бутылочку водочки. Глазыньки-то как загорятся у них. Ручонки как затряслись. Видно, как им употребить водочку не терпится. Отдал я им бутылку, но про вторую часть пословицы не сказал, а они и не знали – а кто забудет – тому оба.
   Ночь. Тревога. Красная лампочка мигает. Сирена завывает, душу выворачивает. Солдаты и сержанты в оружейке автоматы-противогазы берут и строятся на плацу.
   Ходят командиры, проверяют наличие на плацу личного состава и вот те на, а где же наши орёлики, где наши супермены! Тут и ротный подоспел из штаба. Мол, где они? Как так, может, они в самоволку сдёрнули! Кинулись офицеры в казарму, подбегают в дальний конец казармы, а им навстречу такое характерное амбре волнами набегает. В чём дело? А она на поверхности: лежат двое братцев по уши в дерьме, улыбаются во сне… Представляешь, каково им было оставшееся время до дембеля в части?
   Эту науку взял на вооружение и Виктор Эммануилович, только последовал совету строжайшему товарища, чтобы ненароком не того наказать, убедиться прежде. Долгонько таблетки дожидались своего звёздного часа.
   - В одном таб… колёса от давления, в другом – снотворное.
   - В чём прикол? – поинтересовался Танцор.
   - Это… как сказать… - мнётся Виктор Эммануилович.
   - Давай, не мни яйца, - подбадривает его Щека и хлопает по плечу.
   - Прихватило как-то раз. Пошёл в больницу. Сдал анализы…
   Танцор перебил:
   - Без физиологических подробностей, ближе к теме.
   Состроил гримасу Виктор Эммануилович.
   - Дело в том, что подумав, решил из таблеток состряпать некую микстурку… На литр водки по три таблеточки от давления и снотворного, раздавлю и всыпаю порошочком, растворяю и употребляю. Перед сном. Для профилактики и как щадящая терапия…
  Танцор выслушал и рассмеялся.
  - Ну, ты даёшь… Профилактика, щадящая терапия!.. Всё это прикрытие, на самом деле наркоманишь, да?
   Виктор Эммануилович покраснел и опустил голову.
   - Ну, да… Как-то так…
   - Так, дядя, так! – Танцор повеселел. – Интеллигентный человек, а тоже ищешь самых обыкновенных радостей: водка, колёса. Наш человек! Уважаю!
   Высказался танцор, открыл бутылку, всыпал содержимое из двух пузырьков, потряс, посмотрел на просвет.
   - Ничё, пока дойдём – растворится!
   - Вот это дело, - Сиплый разошёлся в восторге. – К корешам идём, подарков-монарков, мля буду, нет. А с пустыми руками понять могут неправильно.
   - Ну, да! Новый год на носу. Остались минуты!  А тут нам навстречу ты, дядя, - Танцор изливается словесами. – Настоящий щедрый подарок: ханка, колёса, хавка. Ты, дядя, самый настоящий Дед Мороз!
   - Только без Снегурочки! – радостно вставил Щека.
   Когда танцор с сотоварищи растворился в сизой дымке, воодушевлённые непредвиденными подарками, Виктор Эммануилович облегчённо вздохнул:
   - Фу!.. Пронесло, слава богу!.. Без последствий, а еда…
   Позади, со стороны станции, послышался торопливый бег и поскрипывание снега.
   - Дядя Витя! – услышал он знакомый голос. – Это я, Юра, с пятого этажа.
   Юноша быстро подбежал.
   - Иду, не тороплюсь, смотрю, вас какие-то типы подозрительные окружают.
   - Да нет, всё в порядке.
   - А где сумки? Вы же с покупками возвращались…
   Виктор Эммануилович рассмеялся.
   - Сумки, Юра, экспроприировали эти самые подозрительные личности.
   Юноша заметно побледнел.
   - Вас не…
   - Нет, меня не тронули. Всё-таки и среди разбойников есть благородные люди.
   Юра чуть не задохнулся от гнева.
   - Какое благородство! Они обычные грабители!
   - Почему обычные?
   - А какие?
   - Необычные, волшебные. В канун нового года всё и вся становится необычным, даже волшебным. Не только простые люди, но и разбойники проникаются магией наступающего празднества.   
   - Вот надо же, как вы облагородили и романтизировали образ обычных бандюганов!
   Виктор Эммануилович остановил разговорившегося соседа и предложил идти домой.
   - Скоро совсем стемнеет. Да и дома уже нас заждались.
   Увлечённо беседуя, они, не замечая времени бег, добрались до своих родных пенатов. Возле подъезда Юра сообщил Виктору Эммануиловичу, что родители приглашают их совместно отпраздновать Новый год. Виктор Эммануилович ответил, что после боя курантов они с женой обязательно присоединятся к ним.
   - Вы обязательно приходите! – попросил Юра, - я купил фейерверки, вместе пустим в ночное небо.
   Когда по телевизору вступил президент и поздравил граждан с праздником, когда куранты на главных часах на кремлёвской башне пробили двенадцать, Виктор Эммануилович открыл шампанское, разлил по бокалам. Выпили с женой. Её отправил к соседям, сказал, что подойдёт позже, а сам уселся поудобнее в кресло и окунулся в воспоминания пережитого приключения. Закрыв глаза, он пытался представить себе, с какой радостью кореша Танцора разбудят его, Щеку и Сиплого утром. Какими наикультурнейшими словесами выскажут им своё мнение о них. «Как же он там говорил? – задумался Виктор Эммануилович. – Ах, да – имхо!» Какой выплёскивающейся за края чаши негодования бурной реакцией им втолкуют обычные правила. Так сказать, бандитского этикета.
   «Вот что я тебе, Витя, скажу, - доверительно произнёс Димка, набравшись водки по самые брови, - водка, снотворное и слабительное в одном флаконе – убойная штука и не заменима в воспитательных целях!»   
                г. Якутск, 10 января 2016г.
    


Рецензии