Ночью Бэле приснилась старуха. Вернее, даже не старуха, а маленькая бабуська-ягуська со сморщенным запечённым личиком и светлым пучком коротких волос.
- Не смотри, что я такая простушка, - сказала бабуся, - я очень важная персона в своём мире.
Бэла в ответ промолчала, выразив лишь внутреннее удивление по поводу старушкиного места обитания. На что тут же получила такой же внутренний мысленный ответ, что бабуся живёт в Нижнем мире.
- Ты прошла испытание, и я хочу подарить тебе книгу жизни, - сказала бабуся. – Это очень ценный подарок.
Бэла взяла в руки большую книгу, на открытых страницах которой толпились буквы, они непрерывно и хаотически менялись, так что из них невозможно было составить слова.
- Бери, пока я не передумала, - сказала бабуся, перемещаясь куда-то вправо от Бэлы и превращаясь при этом в брюнетку средних лет с отёкшими веками и длинными плоскими губами.
- Это воистину королевский подарок. Ты получишь власть над мгновением, - сказала брюнетка.
И тут на самом интересном месте Бэла проснулась. Часы показывали ровно 9.15. На 10.00 Бэла была записана к парикмахеру.
Подниматься с постели у Бэлы не было никаких сил, тем более, что всю ночь она провела в рваных и душных размышлениях о жизни и смерти, а забылась ненадолго лишь под утро.
- Одно мгновение, хотя бы одно мгновение поспать, - подумала Бэла, закрывая глаза и проваливаясь в короткий, но очень глубокий сон без сновидений. Из сонного провала она вышла легко в те же самые 9.15
- Ого, это приятно, - подумала она, вспомнив об обещанной «власти над мгновением».
- Интересно, какие такие испытания я прошла, за которые мне положены королевские подарки? И хорошо ли, что ко мне обратилось существо из Нижнего мира?
Что такое нижний мир Бэла не знала. Но, в принципе, срабатывала ассоциативная связь нижнего мира с подвалом. Подвал - нижний мир, дом - средний мир, а то, что над крышей – верхний мир.
В своей жизни Бэла много размышляла о верхнем мире, наполненным светом звезд, а о нижнем старалась не думать, считая его обителью демонов.
- Вершочки и корешочки - это одно целое, вершочков без корешочков не бывает,- сказал ей старухин голосок.
Он прозвучал в голове не голосом, а слепком голоса - мыслью. И с этой мыслью трудно было не согласиться. В сером среднем мире, где жила Бэла, эта мысль звучала проникновенно как вибрирующая тайная струна неведомого подземелья.
Кому-то нравятся сказки, а кто-то терпеть их не может. Большинство людей предпочитают иметь дело с крепкой и основательной реальностью, ставя знак равенства между удовольствием и счастьем. Но разве можно сравнить жареную утку и птицу цвета ультрамарин?
К слову, Бэла любила утятину. В последнее время она частенько заедала свое беспокойство мясным, сладким, мучным, откладывала узкие юбки на верхние полки шкафа, привыкала к своей «солидности». Но первый же намёк на то, что неизведанное готово войти в её жизнь, взбудоражил её кровь.
Сон ушел от неё, оставив четкое ощущение грядущего праздника. Сытое вялое прошлое с его невразумительными днями бесцельного ожидания само смоталось в постылый войлочный серый клубок. Нитка связи с прошлым оборвалась, и Бэла была готова выйти за дверь своего домашнего заточения навстречу свежему ветру перемен, в то самое неведомое ультрамариновое счастье.
Бэла вдохновенно умылась, с мечтательной улыбкой выпила чашку крепкого кофе, облачилась в джинсы, майку и куртку, и вышла на улицу под сырость неокрепшего дождя.
Действительность немного отрезвила её.
Спальный район выставил перед ней лабиринты острых панельных конструкций, скопления машин, разбитые асфальтовые дорожки.
Бэла глубоко вздохнула, стараясь отправить взгляд куда-нибудь в поисках чистоты. Но чистоты не было даже в небе. Серая муть сверху ровным слоем накрывала такую же серую муть внизу. Все эти камни, камушки, кусочки, откалывающиеся от панельных и кирпичных глыб, разрушающихся под действием неумолимо возрастающей энтропии, навевали грустные мысли о бесцельности созидания. Также как и дома разрушаются и люди, осыпаются, дряхлеют и снова рождаются, собираются из невидимых кирпичиков. Для чего? Чтобы лицезреть этот рассыпающийся мир? Пытаться его как-то заново и монументально вылепить?
Где- то Бэла читала про страшную пытку, когда людей заставляли делать бессмысленную бесконечную работу, например, выкапывать и закапывать яму без конца. И люди довольно быстро или признавались во всех несуществующих грехах или сходили с ума.
Неужели, самая страшная пытка - пытка бессмысленностью? Неужели бессмысленность страшнее чем боль?
О боли Бэле думать не хотелось. Весь живой мир и так словно пропитан ею. У всех людей в глазах где-то глубоко прячется страх боли и смерти. Его не скрыть ни циничной усмешкой, ни самой счастливой улыбкой, не забить жизнеутверждающими вывесками.
А этих самых вывесок в последнее время развелось немыслимое количество. Всякие блинные, пирожковые, магазинчики, салончики, баньки, сауны…Все они лепятся к домам, высасывают денежные соки из людей, в ответ даря им иллюзорное ощущение новизны…
В таких мыслях Бэла дошла до парикмахерской, расположенной в цокольном этаже кирпичной многоэтажки.
Бетонные ступеньки вели вниз, в подвал, отделанный кафелем и пластиковыми панелями, создающими иллюзию роскоши эконом-класса. Панели были густо усеяны увеличенными фотографиями морщинистых пальцев, обрамленных наращенными разноцветными ногтями.
В парикмахерской Бэла едва не заснула в кресле, пока над ней колдовали ласковые руки. Парикмахерша неестественно скованно удивлялась темпу роста Бэлиных волос, попутно творя из них феном нечто похожее на голову медузы Горгоны.
- М-да…Волосы стали лучше. Определённо…Да. Можно так сказать.
- А что, мне нравится, - уверенно ответила Бэла, осматривая свое отражение.
Каштановые волосы вились ниже плеч, стекали каскадом к лопаткам. Мысли о смерти и разложении выветрились из обновленной головы потоками горячего воздуха.
Сны снами, а в действительности время не собиралось повиноваться Бэле. Оно летело как обычно - стремительно. На парикмахерскую ушло два часа, на посещение супермаркета час. Дома Бэлу ждал некормленый муж, но в магазине Бэла застряла основательно. Прилавки щекотали нос пряными запахами, вокруг сновали люди с глазами и носами, озабоченными поисками лакомств, но мысли Бэлы крутились не вокруг еды, а вокруг неведомого нижнего мира.
Она то ли слышала отрывочные мысли бабуси-ягуси, то ли вспоминала сон.
- Мы здесь все вечные в нижнем мире, - звучал внутри нее бабусин голос, - мы вечные, потому что мы питаемся вашим временем.
Бэла хотела было возмутиться в ответ, на что старуха ей туманно ответила, что все средние есть производные от нижних, и что нижние специально выращивают средних, чтобы питаться их временем. Это вполне естественный процесс. Дерево дает плоды, глупо, если они будут просто гнить, и никто их не съест.
Погрузившись в бредовую логику своих недавних снов, пройдя по нескольку раз одни и те же ряды, Бела, наконец, загрузила супермаркетовскую тележку разномастными упаковками.
Муж и вправду очень нервничал. Если мужчина зарабатывает основные деньги в семье, он в ответ хочет иметь идеальную домохозяйку.
- Лохматая, - сказал муж, критически осматривая Бэлину прическу.
Бэла, вздохнув, принялась за готовку.
Вермишель, котлеты и салат из тертой пекинской капусты подняли мужу настроение.
Впереди был дождливый осенний выходной. Деревья за мокрыми окнами напоминали общипанные веники. В спальне утробно урчал компьютер с играми, в ванной Бэлу ждала корзина грязного белья, в зале пыльные полки модного цвета «венге», на кухне заляпанная плита.
- Аллё, Бела, есть минуточка? – ожил ее сотовый.
- Привет, Зинок. Говори.
- Я тут собираю людей на семинар. Стоит четыре тысячи за два дня. Мне нужно девять человек. Четверых я набрала, осталось еще пять. Ты не могла бы мне помочь подыскать желающих?
- И о чем семинар?
- Как о чем? О любви и о деньгах.
- Как стать любимой и богатой?
- Что-то в этом роде. Ведет такая суперская женщина-психолог. Она, вообще, очень дорогая, но для нас снизила цену.
- Самая дорогая – это я, - хотела сказать в ответ Бэла, но благоразумно промолчала.
- Зин, что за бред ты несешь? Какая любовь, какие деньги? Тебе не любовь и деньги, а ум нужен. Будет ум, все у тебя будет. Неужели, ты думаешь, что за четыре тысячи ты можешь купить любовь? Что за бред! Я не собираюсь никого тебе подыскивать!
Щёки у Бэлы разгорелись жарким возмущением. Нажав отбой связи на трубке, она подошла к зеркалу. Оттуда на нее смотрела женщина средних лет с морщинками в углах глаз, с высоко приподнятыми бровями и гневными глазами. Бэла попыталась пригладить руками непослушные волосы. Получилось, прямо-таки, скажем, не очень.
- Олег, мне опять надо сходить в магазин, - сказала она мужу, - у нас заканчивается растительное масло, а я забыла его купить.
- Иди, - отозвался с энтузиазмом муж.
Джинсы, чёрная болоньевая куртка, на голову белая кепи, на ноги кроссовки? Нет. Почему-то сейчас Бэле захотелось надеть платье.
Под синим облегающим трикотажем обозначился животик, но Белу это обстоятельство не сильно расстроило. Всё-таки ее мало кто видит, она – домохозяйка и этим все сказано. Тем более, что сверху она накинет плащ, к плащу сапоги-ботфорты. Ведь надо себя любить.
Насчет магазина Бэла немного схитрила. Магазин лишь был предлогом. Бэла решила зайти к своей подруге Зине, с которой она так неласково пообщалась по телефону.
Зина была на несколько лет моложе Бэлы, она ещё не вышла замуж и занималась обустройством своего маленького мира в размере однокомнатной квартиры.
Всё-таки как приятны забытые ощущения настоящей женской одежды! Лайкра колготок, замша сапог, шуршание плащевой ткани.
Зинин дом находился недалеко от Бэлиного дома, надо было только выйти за пределы туманного колодца панельного двора, густо нашпигованного машинами и перейти дорогу.
За дорогой начиналось почти сказочное царство малоэтажек, коттеджей и маленьких частных замков. Зинина квартира располагалась в очень симпатичном трехэтажном домике. Если бы у Бэлы были деньги, она купила бы себе в этом районе что-то такое же уютное, тихое, сказочное. Но вот уже несколько лет Бэла не работала, потому что сидеть дома и заниматься хозяйством, было гораздо дешевле, чем ходить в третьеразрядную посредническую «фирму» на нелюбимую работу, за которую к тому же в последнее время платили сущие гроши.
Сначала Бэла переживала, что не может найти себе применения, потом смирилась, а в последнее время у неё появилась устойчивая уверенность в том, что она найдет себе дело по душе, которое будет приносить ей стабильный доход. Зависеть от денег мужа – верный путь к безысходной депрессии, а депрессии были чужды Бэлиной сущности. Конечно, они могли зажимать её в свои тёмные тиски безысходности, но не навсегда. Тоскливой безнадежности Бэла предпочитала веру в чудо.
В последнее время, люди стали активно исповедовать «нехорошие» мысли: «Жизнь – это переход в смерть», «Смысл жизни любого человека – это смерть». Все эти вроде бы непререкаемые истины всплывали как труха в мутной воде страхов, связанных с очередным предсказанием о конце света. Предсказания о конце света в последнее время появлялись каждый год. Кто-то относился к ним серьезно, запасаясь солью, спичками и крупами, кто-то бросался в пучину плотских удовольствий, а кто-то просто крутил пальцем у виска.
Бэла не входила в число истериков и равнодушных. Она очень вдумчиво относилась к жизни, как к особому мгновению вечности, в которое вложен некий тайный прекрасный смысл. И потому она бы предпочла подойти к смерти в романтичных одеяниях сказочницы, а не в жестких футлярах унылой, циничной реалистки.
Бэла приручила себя верить в чудо, она забила эту веру в подкорку и жила с ней как с особой меткой.
В конце концов, мало кто будет спорить с тем, что наша жизнь определяется нашими устремлениями. Бэла верила в чудо, её вера росла с каждым днем. И сегодняшний сон был тому подтверждением.
- Бэлка, ты куда так вырядилась? – воскликнула Зина, открывая двери.
- На праздник жизни.
В комнате у Зины было густо натоплено, пахло свежим обойным клеем, гудел газовый котел и с ним за компанию гудели чайник и холодильник. Бэла скинула сапоги и с размаху плюхнулась на диван, накрытый стареньким ремонтным покрывалом.
- Чаем напоишь?
- Ага.
Зина выглядела неважнецки. Рыжие волосы собраны в лохматый пучок на макушке, лицо отёкшее, взгляд мутный.
- Чего такая хмурая? На меня сердишься?
- Нет. Ты же знаешь, я ценю твою искренность. Просто живот у меня болит. С утра, что-то там в кишках ноет, - скривилась Зина.
- Где болит? Покажи. – Бэлина рука сама потянулась к Зининому животу.
Зина задрала футболку, обнажив болезненно-твердый островок тела. У Бэлы появилось странное ощущение того, что её руки видят через тактильные прикосновения нечто такое, чего не могут видеть глаза.
Под ладонью Бэла «увидела» комок, похожий на маленького цыплёнка. Цыплёнок был неприятным на ощупь, влажные перья-колючки, острый клюв. Но в жаркой Бэлиной ладони он превратился если и не в жар-птицу, то в своеобразного жар-птенчика, больше похожего на золотистое облачко, которое выскользнуло из Бэлиных рук, упорхнув в невидимое пространство.
Зина, кажется, даже слегка опьянела от этого жара:
- О! Кайф! Не болит! Ура! Не болит, Бэлка, ты классная!
- Ничуть в этом не сомневаюсь. Кажется…
Бэла задумалась, словно перепроверяя удивительную уверенность некоей важной мысли. Так бывает, еще вчера ты был никем, и звали тебя никак, но сегодня ты сорвал джек-пот, и твоя жизнь, совершает крутой вираж в новую реальность. Удивительное ощущение неведомой силы, абсолютного знания и невероятной свободы.
- Кажется, я смогу исполнить свою давнюю мечту, - Бэла усмехнулась так, как усмехаются люди, уверенные в своем превосходстве.
- Какую мечту? – напряглась Зина.
- Выйти на работу.
- И куда же нас приглашают?
- Никуда… Скажи, тебе стало лучше, когда исчезла боль?
- Спрашиваешь. Мне стало офигительно хорошо. Где ты научилась таким штучкам?
- В нижнем мире. Я могу…Я и сама не знаю толком, что я могу…Но я могу!
Зина почему-то не спросила про нижний мир ничего, её в первую очередь заинтересовали новые Бэлины возможности.
- Что ты ещё такого можешь? Давай ещё! Так приятно – Зина зажмурилась от удовольствия, предвкушая прикосновение Бэлиных пальцев.
- Подожди. Я сейчас. – Бэла вышла в ванную комнату, плотно закрыла за собой дверь, включила кран с горячей водой.
Земляничное жидкое мыло сладкой кровавой пенкой покрыло ладони. Бэла сцепила пальцы в замок до хруста, потом разомкнула, подставила под струю воды, снова намылила.
Лёгкое тошнотворное ощущение…От чего? Почему-то ей кажется, что это не совсем её собственные руки. Пальцы как щупальца медузы или как ветки хищного дерева, как жгучие шипы…Бэла притронулась руками к своему лицу. По шее пошли нервные красные пятна волнения. Больше ничего не случилось. Пальцы как пальцы. Правда, горячие. И она явственно чувствует в них токи невидимых внутренних соков. Лёгкое, но настойчивое распирание.
Овальное зеркало в позолоченной окантовке отразило Бэле её лицо. Изменилось ли в нём что-то? Может быть, появилась дьявольщинка в глазах? У-у-х! В самые зрачки лучше не смотреть. Словно падение в бездну. Не смотреть!
Бэла закрыла горячую воду и открыла кран с холодной водой. Дождалась ледяной струи. Омыла лицо до кончиков корней волос, падающих на скулы. Встряхнула своей каштановой гривой, нарисовала улыбку на губах и вышла из ванной комнаты.
- Бэла, ну ещё немножечко! – Зина лежала на диване в позе распятия.
Трикотажные штаны до колен, футболка с микки-маусом, сухие ломкие рыжие волосы, рассыпавшиеся по подушке и бледный мучнистый овал лица плохо собирались в цельную картину.
- Давай, попробуем начать с твоей неухоженной мордочки, - сказала Бэла.
- Давай! Так бы целую вечность и лежала бы…Так хорошо! – Зина прикрыла глаза перед погружением в нирвану.
Кончики Бэлиных пальцев затяжелели как соски, наполненные молоком. Пальцы сами потянулись к Зининому лицу.
Бэла легко и вдохновенно «поколдовала» над Зиниными прыщиками, морщинками и отёками.
Несколько мгновенных прикосновений и микроскопические колючие цыплята под Бэлиными пальцами обрели энергию жара и улетели в неведомые края. Причём, Бэла явно ощутила некую внутреннюю упругость, которой наполнялась изнутри Зинина кожа.
- Всё. Иди, посмотрись в зеркало, - сказала Бэла.
Зина посвежела на глазах, словно бы только что пришла из кабинета косметолога. Она подскочила с дивана, крутанулась перед зеркалом и тихонько взвизгнула от восторга.
- Бэлка, я всегда знала, что ты - лучшая!
- И даже твоя психологиня не лучше меня?
- Да ну её, она тебе в подметки не годится! Ты же просто богиня! Ты меня превратила в красавицу. Теперь ко мне и без всяких психологинь мужики будут клеиться! Бэлка, ты – чудо! Ура, ура!
После серии эмоциональных ахов и вздохов Зина протрезвела:
- Могу подобрать тебе клиентов.
- Подбирай, - насмешливо отозвалась Бэла.
- А цена?
- Сто рублей.
- Ты с ума сошла?
- А что, много?
- Мало.
- На дом мне хватит. И ещё… Мне не нужны объяснения с налоговой.
Бэла прислушивалась к своим ощущениям. Пальцы горели огнём от жадного ожидания преобразования цыплят в энергию. Именно так, жадное ожидание…Зуд…Чёс…
***
С этого дня жизнь Бэлы круто изменилась. Она превратилась в целительницу. И в целительницу не простую и не золотую, а в мгновенную и сторублевую
Избавление от боли занимало секунду, ощущения при этом были приятные и у самой Бэлы и у внезапно выздоровевших. И, как выяснилось, Бэла не просто убирала боль, она убирала саму «неправильность», вызывающую болезнь.
За день Бэла могла принять хоть сто, хоть двести, хоть триста человек, потому что процедура исцеления занимала всего лишь несколько мгновений.
Ясно, что популярность Бэлы должна была расти в геометрической прогрессии, и потому Бэле пришлось принять меры предосторожности. Во-первых, прием больных она вела в съёмном домике на окраине города. Свои шикарные каштановые волосы она прятала под парик – желтоволосое каре, глаза закрывала за тёмными очками.
Денег в руки она не брала. Сторублевки за лечение больные кидали в деревянный ящик с прорезью. Впрочем, в ящике оказывалось и много более крупных купюр в знак благодарности.
После того, как у Бэлы побывал сам мэр города, у неё уже не могло быть никаких проблем с надзирающими службами. Но, несмотря, на увещевания Зины, Бэла не поднимала плату за лечение. Как таковая нажива в чистом виде не интересовала ее. Ей нужна была просто достойная плата за труд.
Возможность брать сто рублей за несколько секунд, в среднем пять тысяч за час – это и так казалось ей слишком щедрым даром небес, вернее, не небес, а подземелий. Кроме того Бэле был интересен сам процесс. И чем больше людей в него вовлекалось, тем больше Бэла ощущала свою тайную значимость.
Она осознавала, что может «зазвездиться» и каждый вечер перепроверяла свои мысли. Ей казалось, что она не оторвалась от реальности, но разве можно удержаться в шкурке обыкновенного человека, если в твоих руках появилась сверхъестественная сила?
«Работать» Бэла начинала после обеда. На работу её отвозила Зина и вечером она тоже заезжала за ней и везла её окружными путями к себе домой. Там Бэла переодевалась, принимала душ, пила густой чай на травах с жирными кремовыми пирожными. Мяса она с некоторых пор почти не ела, и как такового чувства голода не испытывала. Вместо него появлялось желание заполнить себя внутри горячим и вязким. Чай с пирожными давал именно такое приятное ощущение наполненности.
Бэла могла бы и не заезжать к Зине, но Зина настаивала на тщательных мерах предосторожности. Ей мерещились всякие агенты служб безопасности или даже похитители. Хотя никто и не собирался Бэлу выслеживать, ей словно бы покровительствовала неведомая сила.
Через месяц после начала своей трудовой деятельности Бэла обзавелась ассистенткой, преданной девочкой Любой. Любе как-то Бэла помогла избавиться от неоперабельной опухоли.
Ассистентка вела прием страждущих и на всякий случай предупреждала, что болезнь может вернуться снова, если больные будут грубо вести себя с целительницей. Но пока инцидентов не было. Сто рублей не те деньги, на которых можно разжечь костер недовольства.
Впрочем, однажды очередная посетительница грубо схватила Бэлу за руку, зашипев завистью:
- Кто ты такая, чтобы сбивать цену?
- Вы зачем пришли? – строго спросила её Бэла.
- Предупредить тебя, что ты не одна здесь такая умная. Мы клиентов друг у друга не сманиваем.
Женщина пыталась пробуравить Бэлу взглядом своих сощуренных глаз, из которых брызгал чёрный ночной страх.
- А я и не сманиваю. Оставьте свой адрес, буду желающих отправлять к вам, - громко сказала Бэла.
- Издеваешься? Выскочка. Выйдут тебе твои издёвки боком.
- Не хотите, как хотите. Ваше время вышло. Следующий! - крикнула Бэла.
Незваной «больной» пришлось ретироваться.
После этого происшествия Люба разволновалась, но Бэла наоборот укрепилась в своей уверенности. Тёмный, истоптанный снег шипит и тает на солнце – это закономерно. Ведь у Бэлы в руках невероятная солнечная сила, которая преобразовывает всякую нечисть в поток жара.
Бэла наслаждалась своей новой денежной жизнью. Без парика на улице её никто не узнавал. Она накупила себе много красивых вещей и уже подбирала подходящий для проживания дом в тихом месте. Мужа, предварительно тщательно прощупав, она вылечила в пять касаний. Он переполнился новыми энергиями здоровья и готов был носить свою ненаглядную жену на руках и даже помогать ей в ее «работе». Но она решила не путать производственные отношения с семейными.
- Олег, каждый должен двигаться к сотворению самого себя, - так сказала ему Бэла, и он согласился.
Он не удивился тому, что с некоторых пор Бэла обрела возможность исцелять за одно мгновение.
- Я всегда верил в тебя, - сказал он ей.
Так часто и бывает, когда случается настоящее чудо, люди словно бы не замечают его, принимая как должное, просто пользуются им, пока есть такая возможность.
***
Бэла превращала в жаркую энергию скользких колючих цыплят, клочки тины, трухлявые грибы, мешочки с пылью. Больше всего было цыплят, но было много и тины. Тиной Бэла называла раковые опухоли. Под её пальцами они выглядели именно так, как склизкие комки тины. Свою подругу Зину, как и Олега, предварительно глубоко прощупав, Бэла окончательно излечила в три касания – голова, грудь, область ниже пупка. В груди у Зины она нашла зародыши тины, в самом низу живота грибную труху, а в голове всё тех же скользких цыплят. Все эти «болезненности» были успешно переведены в лучистую энергию.
Жизнь без боли сделала Зину домовитой, но в то же время вальяжной женщиной. Она стала много смеяться, отпускать шутки ниже пояса, чем иногда расстраивала Бэлу. Потому что Бэла наоборот начала ощущать себя более духовной, может быть, даже бесплотной.
Саму себя Бэла прощупывала осторожно, не находя ничего внутри себя подозрительного. Но сказать про себя, что она абсолютно здорова, не могла. После ходьбы на каблуках ныли ноги, болели суставы на ногах. Она пробовала убрать боль руками, но под её пальцами серые камни в суставах и никак не хотели превращаться в жаркое энергетическое облачко.
Ещё у Бэлы по ночам болели глаза. Она лишь ненадолго успокаивала их прикосновением пальцев. При этом ей казалось, что под веками у неё живут миллиарды маленьких крылатых существ, которые вовсе не хотят превращаться в энергию, а чего они хотят, Бэла не знала.
Через полгода своей «работы» Бэла переселилась поближе к Зине на волшебную сторону улицы, состоящую в основном из малоэтажных домов и маленьких купольных замков. Замки Бэлу не привлекали, она выбрала домик без излишеств в полтора этажа, с автоматическими воротами. В доме она сделала ремонт по своему разумению. Минимум мебели и много света. Никаких драпировок, остроугольных ниш и гробовых шкафов!
Под гардеробную Бэла выделила целую большую комнату с зеркалами. Просторная спальня с широкой кроватью и крошечным комодом, просторная ванная в стиле барокко, что еще? Кухню она наполнила поэтическим смыслом, убрав все верхние ящики над столами и плитой. Серебро в сочетании с цветом вишни – и кухня превратилась в сакральное место таинства приготовления пищи. Бэла увлеклась процессом создания дома настолько, что уже не хотела «ходить на работу».
Но её хотения никто и не спрашивал. В первую очередь к ней шли люди, которые отчаялись жить в неизбежности смертных приговоров. И всем она давала мгновенное избавление от боли.
Это было удивительно. Удивление переходило пределы конкретных людей, оно уже витало в воздухе ещё и потому, что в городе начали пустеть больничные палаты. В скором времени забить тревогу могли не только терапевты, хирурги, но и стоматологи, потому что Бэла не просто убирала зубную боль. После Бэлиных прикосновений разрушенные зубы хоть и помаленьку-потихоньку, но сами начинали восстанавливать свою целостность. Так виделось Бэле. Правда, проверить это было сложно. Требовалось время. А за это время выздоровевшие больные опять могли нацеплять на себя «скользких цыплят». Но Бэла верила в свою исключительную силу. Скажем, она сразу могла
возвращать в какой-то мере зрение и слух. В какой-то маленькой мере….Но всё же.
Ведь убрать «неправильность» проще и быстрее, чем создать «правильность». На созидание нужно время.
И, тем не менее, ей хотелось верить в то, что можно восстановить даже утраченные конечности. Хотя рост конечностей шёл микроскопически медленно и больные пока еще не могли осознать всей полноты будущего счастья.
Зато Бэла наслаждалась своим могуществом и обретённым смыслом жизни.
Прожить несколько унылых туманных лет в кухонной шкуре домохозяйки, бесцельно перемывая вечно грязную посуду – это всё равно, что выкапывать и закапывать яму. Ещё несколько пару годочков такой жизни и Бэлу смело можно было отправлять на прием к психиатру. Но сейчас сами психиатры готовы были выстроиться в очередь на приём к Бэле.
Жизнь Бэлы стала удивительно приятной, сочной и целесообразной. У неё изменилась походка, манеры и даже голос. Бэла ощущала себя тайной волшебной властительницей города, и эта мысль грела её эго. Эго жаждало общественного признания, истосковавшись по нему за годы домашнего заточения. И Бэла впитывала признание как губка, ещё не ощущая всей его тяжести, которая неминуемо приходит как пресыщение.
***
Время шло, работа кипела. Девочка Люба усердно прислуживала Бэле. По-старушечьи повязывая голову платком, она наводила порядок в ветхом съёмном домике, зажигала ароматические свечи, шептала молитвы, чтобы отвести беду. Бэла же относилась к своему дару несколько легкомысленно. Она готова была исцелять всех без разбору. Ощущения жар-птичек, выпущенных на волю, дарили ей жаркую эйфорию. Она переживала острое чувство влюбленности в окружающий её мир, который подарил ей такое долгожданное могущество. Могло ли это состояние длиться вечно?
Частенько мы мучаемся в заточении собственных мыслей и ищем долгожданного выхода, не замечая того, что он ведет нас не на свободу, а переводит в заточение более высокого порядка.
Сначала работа привлекала Бэлу новизной и необычностью, потом монотонность привычного ритуала потихоньку стала ее тяготить.
Сторублевки веерным каскадом исправно падали в ящик с прорезью. Всё вроде бы было хорошо…Но от желтоволосого парика у Бэлы уже начинала чесаться голова. Она всё чаще срывала раздражение на, ни в чём не виноватой, Любе. Люба гасила волны гнева своей кротостью. Она шептала молитвы, и Бэлин зверь затихал на некоторое время, но потом снова принимался грызть её изнутри.
Больше всего Бэлу раздражало однообразие людских болей. С некоторых пор она не испытывала ни малейшего желания смотреть в лица больных и выслушивать их бессвязные жалобы.
- Где болит? – грубовато спрашивала она, у очередного посетителя, чтобы прикоснуться рукой, ощутить преобразование гадкой сущности в очистительный жар и через мгновение забыть о существовании данного человека.
- Как ты думаешь, что будет с людьми, если они совсем перестанут болеть? – как-то просила её Зина.
- А что с ними будет? Будут жить, как и жили. Ведь ты же живешь, тебе нравится.
- Нравится, - задумчиво сказала Зина. – Только вот не знаю, куда свою энергию девать.
- Выходи замуж, рожай ребенка.
- А потом?
- Потом будет видно. Странно, что ты не задумывалась об этом «потом» раньше, когда шансов на здоровую жизнь у тебя было меньше. Теперь у тебя есть и здоровье, и достаток увеличивается.
- Бэл, а ты прощупывала свою матку?
- Да, - Бэла внутренне напряглась.
- Ну и?
- Всё в порядке. И у меня и у Олега.
- Тогда почему же?
- Нипочему! Зина, мне неприятны твои расспросы! Я просто сама не хочу рожать детей. Не хо-чу! Не вижу смысла. Ребенок съест меня, съест мое время и неизвестно какая жизнь ждёт его впереди. Посмотри на этот город с высоты, он похож на муравейник или даже на термитник. Люди живут на головах друг у друга, толпятся, суетятся, готовы перегрызть глотку ближнему за место под солнцем.
- Но мы то с тобой живем в шоколаде.
- Зина, дело даже не во внешних уродствах, а во внутреннем непонимании смысла этой жизни. Я смотрю на больных людей и стараюсь понять, зачем им боль? И иногда мне так странно осознавать, что многие из них без меня обречены. Ты знаешь, я оптимистка, но мне всё чаще кажется, что жизнь похожа на изощрённую бессмысленную фабрику смерти.
- Но ты то нашла свой смысл. У тебя дом, работа. Тебе должно быть хорошо?
- Да. Хорошо. Я занята делом. Я стараюсь изменить мир к лучшему. Я думаю, что за несколько лет я смогу излечить всю нашу страну, - резко ответила Бэла, даже не пытаясь скрыть раздражение.
- Тебя раньше убьют. Врачи, фармацевты, продавцы медтехники, а, может быть, даже и местные знахари. Не удивлюсь, если узнаю, что наши дома с тобой прослушиваются и просматриваются, а твоя девочка Люба уже завербована.
- Да, ладно тебе страхов нагонять. Я под защитой низших сил.
- Бэлка, ты изменилась…А если эти низшие силы забрали твою вечную душу в обмен на сомнительный дар?
- Сомнительный дар? Эй, Зинуля, тебе разве плохо? Может быть, вернем обратно опухоль в груди? И отправим тебя на операцию?
- Нет, я не то хотела сказать. Мне конечно, лучше быть здоровой. Только вот я здорова, а как-то у меня муторно на душе. Плохо, мне Бэла, очень плохо.
- Где болит?
- Везде. В голове, в сердце… В душе у меня болит!
- Ложись на диванчик, я тебя подлечу целиком, всю. Только разденься.
Зина разделась догола и послушно легла вниз животом на диван. Мотыльковое свечение Зининой кожи, успевшей позабыть летние солнечные лучи, скрывало внутри себя упругую мясистую плоть, ждущую избавлений от невидимых душевных страданий. Жаркая волна, поднявшись откуда-то изнутри, окатила Бэлу с головой, и ей стало трудно дышать. Она приоткрыла окно в весеннюю стылую муть и потом решительно подошла к Зине.
Бэлины ладони, прикоснувшись к Зининому телу, начали свою работу. В ладони пошло четкое видение-ощущение некоего серого дыма, окутывающего Зинино тело. Дым был снаружи, а не внутри, словно бы сама кожа источала его.
- Кожа – граница между двумя мирами внутренним и внешним, - возникла в Бэлиной голове чужая мысль, за которой стояла та, кто подарила Бэле книгу жизни.
Бэлины ладони, между тем, продолжали свою работу, разглаживая и проходя все складочки, изгибы, впадины и выпуклости Зининого тела. Серый дым трещал беззвучными искрами, превращаясь в эфемерные золотые потоки, которые как лепестки подхватывал ветер и уносил в открытое окно.
- Всё! – сказала Бэла через несколько минут. – Теперь, Зина, тебе будет хорошо.
Зина медленно поднялась с дивана, прислушиваясь к своим ощущениям. Ощущений не было, ровно как и никаких мыслей. В голове у Зины теперь царила приятная пустота, в сердце тоже. Такая пустота бывает в новенькой, отремонтированной квартире, которую не хочется заполнять обрюзгшими вещами.
- Ну что, может быть, чаю попьем? – Зина поднялась с дивана.
Чай был чересчур горячим с жёстким вкусом зеленых веток. Бэла отпила лишь несколько глотков. Зина наоборот выпила с жадностью две чашки. Она сидела перед Бэлой, сияя идеальным фарфоровым лицом, обрамленным короткими рыжими кудряшками, и Бэла пыталась отогнать от себя новое ощущение того, что Зина похожа на куклу.
- Бэлка, ты такая могущественная стала, Раньше ты просто жила, а теперь изменяешь мир. Скоро к тебе сам президент на прием пожалует. Он, наверняка нахватал по жизни болячек, которые медициной не вылечишь, - сказала Зина.
- Зачем мне президент?
- У тебя будет дом в столице.
- И что мне делать с этим домом?
- С твоим даром ты бы имела тысячи домов.
- Тем более, не приложу ума, что мне делать с тысячью домами?
- Деньги…Деньги могут дать абсолютную власть.
- Зачем мне власть, Зина?
- Это кайф, ощутить, что весь мир у твоих ног!
- Весь мир у моих рук, а не ног,- рассмеялась Бэла. – Деньги, деньги! Что ты заладила как попугай одно и тоже. Дар даром дается, а не деньгами. Променяю его на деньги – потеряю.
- Хочешь, не хочешь, но скоро о тебе узнает весь мир. Ты готова к общению с миром?
Бэла не знала, что ответить Зине на этот вопрос. Всё-таки, несмотря на раздражение от рутинной работы, ей определённо нравилось свое могущество, и она готова была изменить масштабы своей деятельности, но вместе с тем она не хотела публичности.
***
Когда поезд набрал скорость, его трудно остановить сразу. Бэла продолжала ездить «на работу» в свой домик. Очередь больных не иссякала, она сама себя регулировала, вливаясь тоненькой струйкой в дом и выливаясь из него. Бэла допускала мысль о том, что многие люди приходят к ней не раз и не два. Некоторые из них пытались совать ей в руки большие деньги, чтобы она сделала «всё и сразу». Но Бэла строго указывала им на дверь.
Иногда Бэла задумывалась, куда уходит энергия от больных. Улетает в небо? Растворяется в солнечных лучах? Как только Бэла пыталась об этом думать, её голову начинали сжимать свинцовые тиски боли. Под Бэлиными пальцами свинец не плавился. От боли не помогали ни таблетки, ни точечный массаж. Спасала Бэлу лишь горячая ванна, щедро сдобренная масляной кедровой солью. Там Бэла отмокала от ненужных мыслей.
Та, что вложила в её руки книгу жизни, не давала возможности Бэле хоть как-то научиться читать её. Боль рождала запреты на некоторые вопросы, и Бэла старалась не вызывать в своей голове тяжёлые мысли. Зачем знать, если можешь уметь? Примерно так она успокаивала саму себя. Но решетки запретов не спасали, наоборот, они вели Бэлу куда-то вниз. И незнание просачивалось в Бэлину жизнь фоновой казематной сыростью, от которой не было спасения.
Одно Бэла знала точно, что свой дар она не потеряет никогда, если не будет делать из него источник наживы.
Со стороны дар казался очень красивым. Крошечные жар-птицы слетали с Бэлиных рук, люди избавлялись от страданий. Но внутри Бэлы после нескольких месяцев непрерывного целительства, окончательно исчезло чувство праздничности, радость от мгновения, несущего исцеления.
Бэла начала восполнять отсутствие радости едой. Мучное, жареное, острое - годилось все, что давало ей хоть немного удовольствия.
Так бывает, что переполнение несет опустошение. Мало кто из людей способен после исполнения мечты жить на пике эйфории. Вот и Бэла незаметно сошла с небес на землю. Сейчас она выполняла нужную, но однообразную «работу».
Жаркая бесплотность первых открытий ушла, уступив место грузной отёчности. Бэла потихоньку набирала вес, но это мало её заботило. У неё исчезло желание хорошо выглядеть. Она перестала красить ресницы, ведь чёрные очки скрывали отсутствие макияжа. Она влезла в потертые стрэйчевые джинсы больше похожие на безразмерные рейтузы и в бесформенную полосатую тунику.
Казалось бы, что сейчас у Бэлы есть все условия для счастья. Она богата, обладает необыкновенными способностями, чего еще желать? Любви? Но зачем? Зачем желать шторма, если есть уютная тихая гавань?
Все шторма и бесстрашные парусники остались там, в далёкой юности. Они переродились в выхолощенные воспоминания, в картинку без эмоций, словно все, что было давно, происходило не с ней, а с другой Бэлой.
Нынешняя Бэла ценила простоту и немногословность крепких семейных отношений. Олег давал ей нужное ощущение крепкого плеча, домашнего уюта и относительной свободы. Он не лез в её душу, не докучал нравоучениями, в его объятиях жила нежность, что еще? Что еще не хватало Бэле для счастья? Какая новая мечта могла бы освежить ее чувства? Бэла спрашивала саму себя, но ответа не находила. Ребёнок? Но как можно о нём мечтать, если он не приходит? Патологии не выявлено, но зачатие не случается.
Делать операцию по искусственному оплодотворению? Насильно впускать в себя жизнь, которая не хочет обитать в этом бессмысленном мире? Имеет ли Бэла на это право?
В остальном же «всё было хорошо». Практически, всё. Кроме собственной боли, которая приходила к Бэле ночью. Не всегда, но довольно часто.
На тумбочке в спальне у Бэлы стоял набор глазных капель. Ими она заливала песчаную жалящую пустыню в своих глазах. Обычно самый пик боли приходился на рассветные часы. Кто-то невидимый словно бы мягко толкал Бэлу с целью пробуждения. И Бэла инстинктивно зажимала нервно бьющиеся «цыплячьи» веки жёсткими костяшками пальцев. Но боль била острыми песчаными фонтанами из под пальцев прямо на оголённые нервы.
Боль била…Что же такое боль? Это эмоциональный сигнал о разрушении? Что же это за такая странная, нестерпимая эмоция?
Сколько Бэла не пыталась рыться в справочниках, она находила лишь расплывчатые ответы ни о чём. К примеру, как этот:
«Нервные окончания воспринимают раздражающий фактор, вызванный "нештатной" ситуацией в организме; нервный импульс (своеобразный "сигнал тревоги") передаётся по нервным волокнам через спинной мозг в головной мозг;
Головной мозг обрабатывает полученную информацию, интерпретирует сигнал бедствия, и сообщает нам болевыми ощущениями»… « …и сообщает нам болевыми ощущениями».
- Кому нам? Мы и мозг – это разве не одно и то же? - вопрошала мироздание Бэла.
Мироздание в ответ молчало. Да и старушка из Нижнего мира тоже больше не приходила к Бэле ни во снах, ни в мыслях.
Дом, работа, полный достаток…Ещё не прошло и года с того осеннего дня, когда в Бэлины пальцы пришла запредельная сила. А Бэле казалось, что она занята людским конвейером боли уже целую вечность. И ничего в её жизни не меняется, тоже уже целую вечность.
Однажды Бэла, проснувшись утром, не смогла встать с кровати. Не захотела. Каникулы, перекур, перерыв – всё, что угодно. Главное, надо было любым способом сбить этот мерный монотонный ритм, в котором она уже не видела смысла. Сославшись на недомогание, она неделю пролежала дома. Она даже отключила телефон, опасаясь экстренных больных, за которых могла попросить богомольная девушка Люба.
Недельное лежание не принесло Бэле облегчения. Наоборот, её просторный дом стал казаться ей тесной каморкой. В солнечных комнатах поселился неистребимый запах пыли, раньше высокие потолки теперь давили железобетонными пластами, стены наоборот казались сделанными из ломкого картона, неся в себе ощущение хрупкой скорлупы.
Зина предложила купить ей путёвку в какие-нибудь далекие страны, чтобы развеяться. Но в Бэле продолжало нарастать странный страх замкнутости. Поездки в дальние страны её вовсе не манили. Земной шар сейчас казался Бэле не миром неограниченных возможностей, а спрессованной в шарик смесью песка, воды и глины, населённой мелкими существами, строящими на крохотном шарике свои уродливые термитные города.
Правда, нет худа без добра. Добровольное домашнее заточение укрепило Бэлину семейную жизнь. Она сняла с Олега тотальный серый туман раздражения и беспомощности, так же, как однажды это сделала с Зиной. Ту самую «границу между двумя мирами». Она прошлась ладонями по всем плоскостям и складкам его тела, убрав с его кожи серый дым. Эта работа отняла у неё час времени. Но зато после помолодевший и посвежевший муж стал активно работоспособным. Теперь он мог часами возиться в гараже, чего раньше за ним не наблюдалось.
Маленький домашний мир вокруг Бэлы наполнился энергией созидания. Но сама Бэла лежала в солнечном аквариуме своей спальни абсолютно недвижимая, лишённая всех побудительных мотивов к дальнейшим действиям.
- Дар - это не счастье, а наказание, - думалось Бэле.
Она представила, что когда-нибудь может совсем изработаться. Одной её не хватит, чтобы избавить всех людей от боли. Наверное, в других странах тоже есть такие женщины как Бэла. Хотела ли бы она с ними познакомиться? Скорее, нет, чем да.
Наверное, к Бэле всё-таки пришла депрессия. Странная депрессия на фоне неограниченных возможностей. Ведь одно движение руки могло привести к тому, что в её ногах валялись бы сильные мира сего. Но никакие самые крутые виражи судьбы не манили Бэлу, сейчас она бы предпочла покой.
- Может в тебя вселилась некая инопланетная сущность? И под маркой целительства она вершит свои тёмные делишки. Сначала лишает нас боли, а взамен она потом заберёт нашу жизнь, - сказала ей как-то Зина.
- Ты боишься смерти? – спросила Бэла, внимательно глядя на Зину.
- Да, вроде бы боюсь, - неуверенно отозвалась Зина.
- А как ты можешь умереть, если ты абсолютно здорова?
- Несчастный случай, например.
- Скорее умру я. А у тебя, Зина сейчас абсолютная регенерация. Ты работаешь как идеальный самовосстанавливающийся механизм. В тебе нет ничего больного. Все, что потеряешь, заново отрастёт.
- Ты считаешь, что я вечная? – довольно ухмыльнулась Зина. – И это значит, что я никогда не состарюсь?
- Не знаю как насчет «никогда», но сейчас ты находишься в идеальной форме в отличие от меня.
- В общем, ты, наверное, права. У меня всё хорошо, и, может быть, я скоро выйду замуж.
- Ого. У нас такие новости. И кто счастливец?
- Он бизнесмен. Занимается строительством домов. Мы познакомились с ним в интернете. Потом встретились очно. И вот…Я готова привести его тебе на смотрины. Вернее, ты придёшь ко мне завтра в гости?
- Зина…
- Придёшь.
***
Как давно Бэла не была на улице! Весна готовилась выпускать клейкие зачатки листьев, солнечная пыльца витала в холодном терпком воздухе, оседая на лицах людей веснушками. Бэла шла по улице, чувствуя, как от тела к пальцам поднимается огонь, как они набухают сосками или почками, как их распирает от тяжести внутреннего огеннного сока. Пальцы снова требовали целительных прикосновений. И сейчас бы Бэла могла остановить любого человека на улице, чтобы убрать из него пищащие неразвитые комки боли.
В квартире у Зины было как всегда жарко натоплено, пахло ванилью и сдобой. Сама Зина выглядела сногсшибательно. Свои рыжеватые волосы она совсем коротко обрезала и взбила на затылке. Улыбнувшись сочными карминовыми губами, она стянула с Бэлы куртку и подтолкнула её в комнату:
- Знакомьтесь. Бэла, Костя.
Мужчина, поднявшийся с дивана, был хорош собой. Студенческий вишнёвый свитер крупной нарочито небрежной вязки, словно визитная карточка неисправимого романтика, был надет на сильное, широкоплечее, тренированное тело. Это Бэла ощутила сразу нюхом как тигрица, вовлекаясь в оглушительно чувственный поток, идущий от него к ней. Потом в абсолютной внутренней тишине остановившимся кадром вспыхнули его зелёные глаза. Лёгкий мгновенный паралич сковал Бэлу, её тигрица расползлась по швам, сдулась, превращаясь в неуклюжую черепаху.
- Простите, я на минутку, - сказала Бэла, пятясь назад к спасительной двери ванной.
Жар хлынул ей в щеки, и она густо покраснела.
В ванной она слегка смочила свою каштановую гриву водой, перевела дух. Давненько она не испытывала ничего подобного при виде особей мужского пола. Сделав несколько глубоких успокоительных вдохов и выдохов, она вышла в комнату.
Зина уже накрывала на стол. И Бэла поразилась её кулинарной изобретательности. Немыслимые канапе, рулетики, салатики - раньше за ней такого не замечалось. Косте, видимо, это нравилось. Он с аппетитом принялся за еду, и Бэла начала успокаиваться. Орудуя вилкой и ножом, Костя превращался в обычного мужчину, и, видимо, что-то необычное в нём ей просто привиделось.
В бокалы было налито сладкое вино, оно развязало языки. Говорили о политике, о грядущем конце света, потом разговор переметнулся к проблемам местного значения. Костя намекнул, что жизнь довольно утомительная штука, и что он порой не может расслабиться никакими способами.
- У тебя тоже что-то болит? – спросила его Бэла.
- Да вроде нет. А почему ты так спросила?
- У всех что-то болит, - сказала Бэла.
- Да. Бывает. У меня побаливают глаза.
- Глаза?
- Иногда сильно.
- Хочешь, я тебя избавлю от этой боли навсегда?
- Я говорила тебе, она может, одним прикосновением, - сказала Зина, ревниво перехватывая Костин взгляд.
- Спасибо. Но я не хочу избавляться от своей боли, - сказал Костя.
- Не хочешь? А зачем тебе твоя боль? – удивилась Бэла.
- Я живу, пока мне больно. А если у меня нигде не будет болеть, значит, я уже мертвец.
- А я что мертвая? – возмутилась Зина.- У меня нигде ничего не болит.
- Вы живые и очень милые. Ладно, девушки, не обижайтесь. Мне надо идти.
- Куда идти?- растерянно спросила Бэла.
Наверное, это должна была спросить Зина, но она не обратила никакого эмоционального внимания на слова Кости.
- Мне надо идти по делам, - сказал Костя, уводя взгляд сторону.
- У всех в этом мире какие-то дела, - сказала Зина без тени тревоги.
- Ну, как он тебе? – спросила она Бэлу, как только за Костей закрылась дверь.
- Самец. Отличный экземпляр. У вас будут красивые дети.
Бывают в жизни такие моменты, когда ты вдруг понимаешь, что совершён некий переход, и отныне жизнь будет делиться на то, что было «до» и то, что будет «после».
Костя напомнил Бэле её давнюю первую любовь. У него были также коротко острижены тёмные волосы, он улыбался как Костя уголками губ, он говорил так же Костя, бросая лёгкие, но одновременно веские фразы. Может быть, и свитер он носил такой же, какой был сегодня на Косте. Только его свитер был связан бабушкиными спицами, а Костин, однозначно нёс на себе небрежный шик последней модной коллекции. Неважно, совсем неважно, что на нём было надето, или важно? Бэла не могла ошибиться. Хотя весь застольный трёп внешне выглядел безобидным, внутри словесной шелухи было нечто совсем другое. Она не могла ошибиться в том, что этот вечер Костя посвятил ей, а не Зине. Он разговаривал с ней мысленно, а она сама закрывалась от его мыслей черепаховым панцирем, а он... Почему-то возникло это слово – пара…
Когда-то давно они с Зиной прогуливались по вечерним дорожкам, и Бэла в который раз успокаивала Зину, вляпавшуюся в очередной роман. Зина доказывала Бэле, что сила женщины состоит в создании пары, а Бэла была против. Она пыталась донести до Зины одну непреложную истину, что главным мужчиной для женщины должен быть Бог, и что создание пары с реальным мужчиной – это следствие создания идеальной пары с Богом. И что, если женщина ставит реального мужчину впереди Бога, то она ставит мясо впереди чувства, и потому такая пара обречена. Бэла отчетливо помнила, что как только Зина захотела ей возразить, перед ними неоном высветилась необычайно крупная вывеска на ларьке «парное мясо». Бэла прочитала ее громко с ударением на первом слоге, и Зина тогда замолчала, потому что… Потому что не может несчастливый учить счастливого. Ведь Зина уже много лет мечтает о муже, а у Бэлы все хорошо, у неё есть отличный муж, Бэла счастлива… Практически счастлива.
- Я счастлива, - сказала Бэла вслух.
***
Поздно вечером она стояла у себя дома в ванной комнате, прислонившись лбом к зеркалу, запотевшему от её дыхания.
- Я счастлива, - повторила она. – У меня есть муж, дом, работа.
А все эти нечаянные брожения ума и свитера крупной вязки, все эти романтические штучки- крючочки… Пусть на них ведутся сопливые молоденькие курочки. Бэла усилием здравого смысла сотрет эту черту между «до» и «после». Эта черту она нарисовала сама пальцем на запотевшем от дыхания стекле, эта черта рождена лишь её воображением. Один волевой выдох и черта исчезнет, превратившись в морось на стекле.
Из ванны она вышла в махровом халате, готовая лечь к мужу под тёплый бочок, прижаться покрепче и забыть сегодняшний вечер. Олег не разделил её стремления.
- Ты плохо выглядишь, - сказал он Бэле. – Тебе надо бы последить за собой.
Бэла уловила в его голосе нотки брезгливости. Вообще, она должна была заметить, что как-то незаметно, но взгляд у мужа с некоторых совсем недавних пор стал чужим.
- Олег, ты и сам не красавец, - хотела сказать она, но осеклась, потому что за последние дни муж резко помолодел.
Его брюшко подтянулось, обозначились рельефом мышцы. Даже походка стала упругой как у юнца с прорезиненными подошвами.
- А я сапожник без сапог, - устало подумалось Бэле.
Бэла вернулась в ванную. Зеркало отразило ей слегка оплывшее лицо с сеточкой морщин под глазами. Бэла тщательно протерла лицо косметической пенкой, потом промыла его водой, кончиками пальцев вбила крем в увядшую кожу. Кожа на прикосновение Бэлиных пальцев никак не отозвалась, она была слепоглухобесчувственна. Бэла уперлась взглядом в отражение своих глаз, силясь в темных коридорах зрачков увидеть Бога. Бог прятался где-то глубоко во внутреннем микрокосме Бэлиного сознания и тоже молчал. Тело запросило спасительного сна.
- Не тело, а парное мясо, - подумала Бэла.
Во сне к Бэле впервые за долгое время отсутствия пришла королева Нижнего мира. Теперь она напоминала Зину. Такие же короткие рыжие волосы и тщательно накрашенные глаза.
- Ну как, тебе нравится мой новый образ? – спросила она Бэлу.
Не дожидаясь ответа, она продолжила:
- Ты – молодец, смогла открыть ворота между двумя мирами. Наш мир засияет новыми красками.
- Что это за мир? – выдавила из себя Бэла.
Слова давались ей с большим трудом, словно застревали в сдавленном горле.
- Это нижний мир за чертой, мир «до» или мир «после». Называй, его как хочешь. Люди называют его миром смерти.
- Но я никого не умертвляла!
- Не кипятись! Миром смерти его называют люди, а мы называем его миром вечности. Это мир без боли. Это мир вечного удовольствия. Здесь нет смерти, здесь можно просто менять маски лиц и тел и играть в жизнь, - сказала королева Зина, приближая своё лицо к Бэле, проходя сквозь неё насквозь.
Бела проснулась. Просто открыла глаза и лежала не шевелясь. За окнами зияли колодцы тьмы. В абсолютной ночной тишине таилось что-то непреодолимо монументально страшное, хотя снов про смерть Бэла не боялась. Вернее, она приручила себя их не бояться. Вот и сейчас Бэла постаралась отогнать неприятные мысли и заснуть. Она даже и не поняла, получилось у нее заснуть или нет. Может быть, она пролежала час, а, может быть, мгновение.
Падение в забытье прервалось ударом нестерпимой боли по глазам. Боль подбросила Бэлу на кровати.
Инстинктивно Бэла зажала костяшками пальцев закрытые веки. Под пальцами бились мелкие крылатые существа, словно бы нанизанные на жалящие иглы нервов.
Боль не просто подбросила Бэлу, она вытолкнула ее из кровати и жёстко закружила по комнате. Из горла вырвался сдавленный стон, переходящий в скулёж. Картонная комната с чёрным окном сжалась до размеров западни. За окном теперь тоже была западня невыносимо мелкого игрушечного мира ночи.
Боль пробивала череп, ввинчиваясь в него огненными сверлами.
Муж спал под тёмным холмом одеяла, весь мир спал, а в Бэлу вгрызалось невидимое нечто.
Яростное желание разорвать эту сумасшедшую больную декорацию ночи вырвало из нутра Бэлы звериный рык. Накинув на себя одеяло, она выбежала из дома на крыльцо, босиком под обжигающие холодом печати брусчатки. Ночь открыла свой зев вечного мрака в бессмысленной жажде заглотнуть Бэлин крик, похоронить его навечно внутри себя.
Бездушный природный холод пробил из глаз Бэлы слезы отчаяния. Они полились неудержимым потоком, правда, при этом, нисколько не облегчая страдания. Холодный, густой воздух наполнил легкие, обездвиживая тело, ставшее вдруг неимоверно грузным. Так, наверное, чувствуют себя рыбы, выброшенные на берег. Ни пошевелиться, ни вздохнуть, в горле крючок. Только крючки были у Бэлы в глазах.
Боль меняла тональность, но не силу. Бэла как загнанный зверь заползла обратно в дом. Покружилась в нём по комнатам, не в силах найти место покоя. Полуслепыми пальцами нащупала в аптечке глазные капли. Умоляя Бога, чтобы он хоть немного забрал боль, Бэла залила глаза лекарством.
После исступленных просьб боль начала потихоньку утихать, так, что Бэла уже могла лечь на диване, свернувшись калачиком. Поза зародыша несла в себе облегчение. Свёрла боли таяли, растекались внутри головы медовым теплом, а потом и исчезли вовсе, оставив после себя лишь тревожный воспалённый фон.
- Как же я могу лечить людей, если не могу вылечить себя? – этот вопрос мягким нокаутом отправил Бэлу в целительный глубокий сон, в котором не было королев Нижнего мира, в котором, вообще, не было ничего…
***
Костю она встретила через несколько дней банально в супермаркете. Он придирчиво выбирал пакеты с макаронами. Увидев Бэлу, он не высказал удивления, так не высказывают удивления магниты, зная, что на определённом расстоянии они всегда будут притягиваться друг к другу. Бэла в ответ тоже постаралась погасить все свои эмоции. Всё-таки Костя был мужчиной её близкой подруги. А на мужчин близких подруг Бэла не могла смотреть как на мужчин, такая уж в ней была установка. И всё же Бэла радовалась тому, что она выглядит хорошо. На ней был приталенный жакет с пушистым воротником - стойкой из чернобурки и чернильные джинсы, заправленные в высокие сапоги, в общем, а-ля амазонка.
- Привет, красавица.
- Привет, – улыбнулась Бэла
- Вот чёрт, жена попросила выбрать макароны, а я не в курсе.
- Ты женат?
- Моя бывшая жена, - поправился он. – Мы расстались с ней неделю назад, но пока ещё живём вместе.
На немой вопрос Бэлы он добавил:
- У нас с ней разные взгляды на жизнь.
- А с Зиной одинаковые?
- Зина? Ах, да, Зина…Знаешь, Бэла, мы не зря с тобой встретились здесь.
- Не зря?
- Мы кое-что друг другу должны.
- И что же?
- Ты должна сесть ко мне в машину, а я должен отвезти тебя в одно милое местечко.
- Я не могу общаться с тобой без Зины, - сказала Бэла, сделав строгий взгляд.
- Вот как. И даже поговорить на профессиональные темы без неё ты не сможешь?
- Только на профессиональные? – Бэла посмотрела ему прямо в глаза, стараясь унять внезапную слабость в коленях.
- Исключительно и только на профессиональные, - Костя отвлёкся взглядом на длинноногую блондинку, внезапно возникшую между ним и Бэлой.
От блондинки шел густой запах цветочных духов. Она неуклюже вырулила тележкой, так что Косте пришлось сделать несколько шагов назад. И тогда Бэла пришла в себя. На фоне пахучей диковинной девушки, Бэла смотрелась молодящейся тёткой. И даже пышная грива каштановых волос не могла спасти Бэлу от невыигрышных сравнений.
- Ну, что идем? – спросил её Костя.
- Ты забыл макароны!
- Что-что?
- Ты забыл макароны.
- Ах, да, - он кинул пару картонных пачек в корзину.
Через полчаса они уже были за городом. Бэла заставила себя не удивляться внешнему шику, к которому Костя относился довольно-таки небрежно.
Мотор в неимоверное количество лошадиных сил создавал мгновенное космическое ускорение. Салон внутри бронзовой ауди был откровенно светлым, готовым впитать в себя все несовершенства этого мира, но всё же Бэла не заметила того, что Костя озабочен сохранностью внешнего вида машины, которое во многих водителях сидит как вирус. Он не скривился болезненно, когда Бэла чуть сильнее, чем надо, хлопнула дверцей. Он не цедил сквозь зубы ругательства по поводу водил, купивших права. Словом, Костя вел себя как киношный Джеймс Бонд, не особо заморачиваясь по поводу целостности и истинной ценности декораций.
А декорации были сделаны с размахом и шиком.
Городская дорога плавно перетекла в шоссе, шоссе устремилось в прямую перспективу неизведанности, потом вильнуло в боковой проток узкой бетонки и вынесло их к каменной ограде, сверху над которой веером расходилась клейкая зелень молодой листвы. Автоматические ворота бесшумно открылись, впуская машину на крытую стоянку.
- Прошу, - Костя галантно подал Бэле руку.
От соприкосновения ладоней Бэлу охватила легкая дрожь. Но, вспомнив пахучую блондинку, она вернула себя на своё место. Бэла знала, как глупо могут выглядеть влюблённые тетки.
К внутреннему пространству невидимого дома вела анфилада коридоров, оформленная в античном стиле. Крытая галерея перешла в продолговатый высокий холл с мозаичным стеклянным потолком, тот в свою очередь расширился до полусферического сумрачного зала. Двери за ними закрылись, в центре гигантской комнаты взвился огонь.
- Воздушный камин, - сказал Костя. – Последнее слово в области каминных технологий.
- Да…Впечатляющая квартирка, - сказала Бэла.
- Можешь раздеться. Я пока принесу чаю.
Бэла скинула куртку и сапоги перед островком бархатистой хвои. Диван- трансформер - это было, пожалуй, наиболее подходящее название для того мягкого и пухового, что приняло её в свои объятия.
- Полный улёт, - сказала Бэла в пустоту.
Тепло огня, перетекая по прозрачным воздуховодам, создавало ощущение наркотической медленной волны, которая то накатывала на Бэлу, то отступала в центр диковинной полусферической комнаты
Костя появился через несколько минут, с маленьким серебряным подносом, на котором примостились две крохотные чашки чая и сахарница с колотыми льдистыми кусками тростникового сахара.
- Надеюсь, что в чай ты ничего не подсыпал? – грубовато спросила Бэла.
- Подсыпал, - попробовал отшутиться Костя.
- Извини, у меня плохое чувство юмора, - сказала Бэла.
- Ты боишься меня? – спросил Костя глухим голосом.
- Даже не знаю. Странный дом. Всё странно.
- Там кухня, - Костя махнул рукой в сторону. – Можешь сама согреть себе чаю, если боишься.
- Ладно. Трави, если по-другому не можешь, - Бэла взяла в руки крохотную фарфоровую чашку.
Костя попытался серебряными щипчиками достать кусочек сахара. У него это получилось не с первого раза. Бэла заметила лёгкую нервную дрожь в его пальцах. Костя был красив настолько, что Бэла инстинктивно пыталась найти в нём спасительные недостатки, чтобы не ослепнуть от восхищения.
Пальцы у Кости были тонковаты, а Бэле нравились большие мужские ладони. В профиль Костя смотрелся тоже как-то простовато, не выигрышно. Чай на вкус оказался обычным цейлонским. В общем, можно было расслабиться.
- Нравится дом? – спросил ее Костя.
- Ага. Только потолок непривычно высокий, как в замке.
- Это самый нормальный потолок. Ты вот как думаешь, для чего люди строят дома?
- Как для чего? Дом – это место, где можно расслабиться, отдохнуть.
- Отдохнуть от чего?
- От внешней суеты.
- Так ты считаешь, что жизнь – это суета? – в Костином голосе Бэле почудились нотки превосходства.
- У тебя есть другие предположения?
- О, у меня на этот счет целая теория! Обустраивая свой дом, человек мечтает о покое, а потом удивляется тому, что у него иссякают жизненные силы. Люди строят уродливые ячеистые дома, квартиры в которых – это ячейки покоя. Они называют покой красивым словом – релакс. Но суть от этого не меняется, покой – это смерть, покой для покойников.
Знаешь, все эти города…Люди настроили себе гробов. У кого маленький и дешевый, а у кого просторный и дорогой, суть от этого не меняется. В домах, построенных с идеей покоя, все быстро разрушается и ветшает, там увеличивается мера хаоса. Человек всегда вынужден бороться с таким домом. Идея покоя очень опасна. Стены такого дома буквально пропитываются ею, словно накапливая вредоносную концентрацию.
Ты вот новый дом для чего покупала?
- Откуда ты знаешь про мой дом? – насторожилась Бэла.
- Зина сказала.
- Зина? Да, я купила дом для удобства и для простора. В общем, мне захотелось жить красиво.
- Ну и как, довольна?
- Честно? В последнее время мне кажется, что он ветшает.
- Вот-вот. Не для красоты ты его создавала. Зачем тебе красота? Муж тебя любит, всё в твоей жизни стабильно. Ты захотела покоя, такого просторного, уютного покоя. Грязные дворы многоэтажек внушали тебе отвращение, а в частном секторе тишь да благодать… Скоро ты начнешь свой дом ненавидеть, потому что поймешь, что убежать от себя невозможно.
- И что ты предлагаешь?
- Да ничего особенного, просто изменить идею. Построить дом для вдохновения. Правда, у тебя, наверное, и с вдохновением проблемы. У тебя ведь нет творческой идеи жизни, насколько я понял.
- А у тебя есть?
- Конечно. Я строю дома. Вот этот, например, я построил для вдохновения. В этом доме у человека не будет оттока жизненных сил, наоборот, дом сам будет давать человеку силу. Потоки жизненной энергии здесь протекают без изломов. Плоские потолки разбивают пространство, лишая человека связи с высшим, а вот сфера, наоборот, эту связь усиливает.
- Так ты в этом доме связываешься с высшим?
- Это не мой дом, я сдаю его заказчику. Думаю, что мой дом будет ещё более впечатляющим.
- Представляю, как обрадуется Зина.
- Зина уже рада…Бэла, а как ты относишься к смерти?
- Здрасте, приехали в домик маньяка. Вроде бы ты хотел поговорить со мной о деле?
- Хотел…Но не знаю с чего начать.
- Ну, как узнаешь, позвони, а мне пора по делам, - Бэла с усилием воли заставила себя подняться с ласкового дивана.
Она понимала, что если Костя продолжит с ней разговаривать в том же духе, то с ней может случиться что-то непоправимое. Уже почти встав с дивана, она ощутила, что мир вокруг неё покачнулся. Костино лицо уплыло куда-то вдаль, а дальше Бэла ничего уже не помнила.
***
Память приходила к ней постепенно. Сначала Бэла плавала в густом молочном безмолвии, а потом густота рассеялась, обнажая геометрические ряды кроватей, в которых неподвижными туго спеленатыми столбиками, лежали дети. Голос за кадром накатывался волнами. Его было слышно, то слишком отчетливо, то он угасал.
- Они слепоглухонемые…Ничего не чувствуют кроме тактильных прикосновений… Через прикосновения, через боль, мы можем их научить чему-то… Если они не будут чувствовать боль, мы не сможем их обучить…Можно сделать им операцию по возвращению слуха и зрения… Это будет больно, очень больно… Особенно, когда мы будем возвращать зрение… Сначала надо оживить их глазные нервы…
Голос угас. Туман рассеялся. Бэла очнулась в терпкой звёздной тишине. Звёзды были слишком крупными и яркими для настоящих. Они сияли в разрезе панорамного окна больше похожего на экран, чем на отверстие в стене.
Бэла лежала, укутанная в тончайшее пуховое одеяло, только руки были свободны. Правая рука инстинктивно дернулась к вещам, к сумочке с мобильным, но ничего не нащупала. Под одеялом Бэла была абсолютно нагая, но страха она не ощущала. Наоборот, она могла бы здесь пролежать вечность под гипнотическим мерцанием звёзд.
- Проснулась? – спросил её Костя.
Он лежал где-то рядом, тоже укутанный в одеяло. Звёздный полумрак не давал Бэле возможности разглядеть детали. Но, судя по всему, они находились в спальне того самого экспериментального дома с таким же полусферическим потолком как и в гостиной.
- Что за отраву ты мне подлил в чай? - хрипло спросила она, облизнув пересохшие губы.
- Я ничего не подливал, просто ты впервые в жизни попала в настоящий дом и выпила настоящего чаю.
- А раньше я пила ненастоящий чай?
- Нет. Ты жила в иллюзии. Вся твоя жизнь- иллюзия.
- А что же реально?
- Твоя боль.
- Но если сейчас у меня ничего не болит, значит, это тоже иллюзия?
- Это реальность. Как только я к тебе прикоснусь, ты ощутишь боль.
- Все-таки ты - маньяк, а, может быть, и шизофреник
- Называй меня, как хочешь, но я не причём. Просто тебе стало плохо, ты потеряла сознание.
- А ты притащил меня в эту комнату, раздел и…Ты меня лапал?
- У меня руки, а не лапы, - усмехнулся Костя, - и к тому же ты не вызываешь у меня желания обладать тобой.
- Ах, даже так! А зачем тогда ты притащил меня в этот дом, да ещё и раздел?
- Твоя одежда такая же иллюзия, как и твоя жизнь.
- Значит, моя одежда – иллюзия? А на самом деле я хожу голая?
- Ты не ходишь, а лежишь.
- Но не всегда же я лежу?
- Всегда. Ты лежишь и это реальность. А твои хождения, твоя жизнь – это иллюзия.
- Что ты заладил – иллюзия, иллюзия.... Насмотрелся «Матрицы»?
- Иллюзия – это потоки, а реальность – это идея, каркас, в который вовлекаются потоки. Ты жила без идеи, в потоках чужого сознания, а я отсек эти потоки, только и всего. У тебя самой нет идеи, нет каркаса. Если ты сможешь создать идею, то жизнь вокруг тебя обретет реальность. В некотором смысле, я сейчас лечу тебя.
- Ты что – врач?
- Можешь считать и так.
- Конечно, я – развалина, которую надо лечить, не то, что твоя Зина, - сказала Бэла, ощущая вязкую слабость во всем теле, и стараясь хоть какими-то грубыми нотками вернуть саму себя в себя.
- Зины у меня уже нет, да и никогда не было, - сказал Костя.
- Врёшь, она мне сказала, что ты – её будущий муж.
- Мы пару раз поговорили по душам и не более того. Мне она была нужна только для того, чтобы познакомиться с тобой.
- Знаем мы эти песенки! А зачем я тебе? Тело у меня старое, да и сама я не подарок. И, кстати, который час? Мой муж будет волноваться.
- Ты опять о своих иллюзиях? Не переживай за него, ему сейчас хорошо, он вместе с Зиной.
- Что за чушь ты несешь?
- Он и Зина сейчас вместе. Им хорошо там, в вечности прошлого. А ты – другая. Ты – другая! Ведь у тебя болят глаза?
- Уже нет.
- Болят. Каждую ночь ты ждёшь прихода боли и боишься её. Боль, которая выжигает глаза, невыносимая боль…Неужели, ты никогда не задумывалась, почему такое происходит с тобой?
- Задумывалась, но не поняла.
- Ты лечишь людей, ты спасаешь их от боли, но себя ты вылечить не можешь. Твоя боль приходит внезапно, она изводит тебя, ты молишь Бога о том, чтобы он вернул тебе здоровье, ты молишь о том, чтобы вернуться назад в то время, когда боли не было. А ты никогда не задумывалась о том, что можно попросить Бога не возвращения назад, а возможности пройти вперед через боль? Попросить нового зрения, дать новую идею своему телу? Ты никогда не задумывалась об эволюции? Тебе кажется, что ты нормальная, но для Вселенной ты как слепоглухонемая. Поэтому она дергает тебя через боль, в попытке оживить твои нервы и дать тебе новое зрение.
- И что же я буду видеть этим новым зрением?
- Не знаю. У нас с тобой сейчас разговор двух слепых. Весь этот мир слепых, которые видят только иллюзию, а что-то за её пределами, они могут видеть лишь во снах.
- Костя, замолчи! – Бэла ощутила на своих висках тиски головной боли.
Ртутной тяжелой волной боль начала разливаться в голове и угрожающе покатилась к глазам.
Костя замолчал. Теперь они оба лежали в абсолютной тишине, которая постепенно начала светлеть, окрашиваться птичьим журчанием, шелестящими вздохами невидимой пряной листвы.
После недолгого вступления оконная панорама взвилась трепетом малинового шёлка и одновременно четыре ярких солнца вспыхнули в небе и над головой, и где-то под телом Бэлы и со стороны Кости. Бэла от неожиданности вскрикнула и зажмурила глаза,
Когда она открыла их, то увидела обычную спальную комнату, пусть хоть и с полукруглым потолком. Но в остальном вся мебель соответствовала общепринятым стандартам. Две кровати, две тумбочки. Рядом с Бэлиной тумбочкой валялись её скомканные джинсы и кофточка, а также сумка. Никакой наготы и туго спеленатых одеял не было. Бэла лежала на койке в нижнем белье под обычным пушистым пледом. Костя спал на соседней кровати. Тусклый рассвет заливал закрытое панорамное окно. В него по определению не могли просочиться никакие птичьи звуки с улицы.
Бэла скинула одеяло, судорожно оделась и вышла из спальни.
В гостиной приветственно взвилось пламя огня. На мобильном не было ни одного непринятого вызова. Это обстоятельство смутило Бэлу, но не настолько сильно, чтобы она сама начала набирать номера. Любопытство взяло верх над обязательствами. Теперь, когда действие гипнотического чая закончилось, Бэла ощутила прилив сил. Словно бы чай обладал ещё и неким целительным действием. Все клетки внутри неё пели, повинуясь невидимому оркестру. Такие ощущения бывают у женщин после необыкновенной ночи любви.
Поплутав немного в переходах между комнатами, Бэла нашла ванную. Таких ванных Бэла еще не видела. Она словно бы попала в небольшую пещеру.
Скалистый грот, в котором потолки, стены и пол были уложены природным камнем, и сама ванна тоже была выдолблена в тщательно отшлифованном гигантском камне. Над ванной склонилось стеклянное дерево, с веток которого свисали разноцветные мешочки с порошками. Одного прикосновения пальцем было достаточно для того, чтобы вода окрасилась в нужный оттенок. Сейчас ванна была полна тёплой прозрачной пузырящейся воды, и не принять её могла только совсем уж отстойная тётка-синий чулок. А Бэла в данный момент ощущала себя прекрасной амазонкой, любимицей богов.
Вода тихонько клокотала, искрясь внутренней подсветкой, стекая в нижние водовороты и снова вливаясь откуда-то сверху хрустальной струёй в импровизированное озеро. Бэла скинула одежду, нажала пальчиком на изумрудный мешочек и погрузилась в запахи хвои. В жёлтом был апельсин, в гранатовом лепестки розы. Каждая ванна несла в себе особый настрой. Хвоя расслабила, апельсин взбодрил, а розы навеяли мысли о томительной неге. Мешочков с порошками было много, но после трёх ванн Бэлино тело запросило пощады. Она встала под поток тёплого воздуха, идущий от стен, который быстро высушил её тело и волосы.
Когда кажется, что в сосудах течет не кровь, а энергия, когда само тело становится не мясным мешком с костями, а неким резонатором космической музыки, тогда в движениях появляется пружинящая легкость, и приходит пьянящее желание полета. Но куда лететь? Во что направить тот приятный искристый поток безусловного счастья, который открыт в каждой клеточке?
Бэла ещё раз прошлась по дому. Этот дом хранил в себе много комнат, но большая часть дверей была закрыта на ключ.
Впрочем, вход на кухню оказался открытым. Кухня тоже была сделана в полусферическом стиле. «Очаг», на котором следовало готовить пищу, стоял в центре, он был окружен по периметру рабочим стол, к которому можно было подойти со всех сторон. В многочисленных ящичках этого стола таились наборы всевозможных специй. Чем-то эта кухня напоминала лабораторию алхимика, разве что не было свечей.
В шкафчиках заднего плана хранились наборы традиционной европейской посуды.
Там Бэла отыскала турку, пачку молотого кофе и вазу с фруктами, облитыми первоклассным сливочным шоколадом.
- Прелестный домик, - сказала она вслух.
Ей не хотелось никуда уходить отсюда. Дом навевал ощущения раковины, в которой может вызреть жемчужина. Бэле казалось, что её тело начинает светиться жемчугом, а глаза темнеть грозовым морем. Но проверить это было невозможно. Во всём доме Бэла не нашла ни одного зеркала.
Вернувшись в гостиную, Бэла забралась с ногами на хвойный диван и неторопливо выпила чашку кофе с отчетливым, резким вкусом жареных зёрен. Вкус разлился внутри гулкого тела горячими потоками, шоколад лишь добавил сладкие густые нотки в его основу.
Мгновения безусловного счастья хотелось растянуть надолго. Но время и так словно бы остановилось в паточном малоподвижном облаке неги. Тело распирала смутная энергия действия, ноги сами понесли Бэлу к выходу.
Анфилада коридоров вывела её к потоку сумеречного света.
Тяжёлые туманные сумерки уже готовы были расползтись в укромные уголки двора. Сквозь клочковатые низкие облака начало пробиваться солнце. За молодыми соснами виднелась мраморная беседка, дальше шли подстриженные кусты, поддёрнутые зеленой дымкой листвы. Сырая прохлада сада, окутанная тишиной, навевала мысли о том, что этот дом – затерянный островок в бескрайнем мире. Здесь не было ни соседей, ни отдаленных голосов, ни звуков машин. Реальность это или нет, Бэла точно не знала. Если уж чай произвёл на нее такое термоядерное действие, то кофе мог, вообще, сорвать её сознание с катушек. Но на первый взгляд всё было реальным. Сосны, солнце, гравийная дорожка. Даже давний шрамик под коленкой был на месте, боль тоже присутствовала, на всякий случай Бэла пощипала свою руку. А вот Костя…
Костя оставался загадочной персоной. И единственное предположение, которое могла сделать Бэла насчет него, это то, что он сотрудник спецслужб, подосланный к ней с целью установления интимного духовного контакта. То, чего больше всего боялась Зина, когда-то должно было произойти. Ведь таких как Бэла во всём мире - единицы.
Осознание собственной исключительности, отозвалось приятной внутренней тяжестью загадочного перламутра в глубоководной раковине. Конечно же, за Бэлой послали охотника. Как же иначе?
Наверное, Костя давно пас её, и когда она покупала свой дом, натыкал в щели всяческих жучков с камерами, поэтому он так уверенно говорил о её больных глазах. Наверняка и раздел он её, чтобы воткнуть наножука куда-нибудь ей в тело.
Бэла вздрогнула от отвращения, но ощупывать себя не стала. В образе агента Костя не потерял привлекательности, скорее наоборот, Бэле безумно захотелось его раззадорить, расшевелить, взорвать изнутри.
Когда всему находятся объяснения, жизнь потихоньку становится приятной, и шикарный дом только способствует этому. Бэла вернулась в комнату на хвойный диван. Он ласково принял ее в свои объятия, и она легла, закрыв глаза, чтобы немного собраться с мыслями и помечтать о Косте. Только немного полежать, а не засыпать.
- Это все от нервного перенапряжения, - подумала она, засыпая.
- И вся наша жизнь – есть сон, - она услышала голос Кости сквозь дрёму, но открывать глаза ей не хотелось.
В этом странном мире-доме, может быть, и нет смысла открывать глаза, если тебя одуряют наркотическими иллюзиями.
- Бэла, нам пора, - Костя тихонько потряс её за плечо.
- Я сплю, отстань.
- Нам пора.
- Пора? – капризно протянула Бэла, открывая глаза.- А что я скажу своему мужу? Что я провела ночь с мужчиной?
- Скажи, что ты любишь меня, - улыбнулся Костя, присаживаясь на край дивана.
Он, как и полагается профессиональному обольстителю, был чисто выбрит. От него шел едва уловимый запах дорогого парфюма. Что еще полагается в таких случаях? В его глазах должны были таиться лукавые чертенята… Никто там не таился. Белки глаз красные как после бессонной ночи.
- Я серьезно! – напряглась Бэла.
- И я серьезно.
- Но я тебя не люблю!
- Тогда скажи ему, что не любишь меня.
- Ты нагло лезешь в мою жизнь!
- Не переживай. Жизнь – это иллюзия, реальна лишь вечность. Твоя иллюзия – это муж и твоя «работа», - последнее слово он произнес издевательски.
- Не лезь в мою работу. Я помогаю людям!
- Ты помогаешь людям? Не смеши меня!
- Да, я им помогаю! Я их исцеляю!
- Зачем?
- Как зачем? Чтобы их жизнь была приятной.
- Приятная жизнь? Ты даришь им приятную жизнь? А ты их спросила, хотят ли они такой жизни?
- По-твоему, им надо корчиться в муках?
- Да, да и тысячу раз да! Они пришли сюда за муками. Жизнь - это иллюзия, чувственная иллюзия. Боль рождает чувство. Убирая их боль, ты лишаешь их возможности прикоснуться к истинному чувству… Представь, что ты живешь на маленьком затерянном острове, а там впереди волшебная страна. Чтобы попасть туда, надо переплыть океан. Это страшно, это больно, но есть шанс попасть туда… Или без боли тупо возвратиться обратно.
Бэла приготовилась возразить ему и даже шумно вдохнула и выдохнула воздух, но почему-то подходящих слов не находилось. Вернее, они находились, но застревали где-то в расплавленном мозге, не долетая до горла. Костя же говорил, уверенно и чётко печатая слова, так что Бэле нечего ему было возразить. Он разговаривал с ней так, как разговаривает мастер с нерадивым учеником, как врач с безалаберным больным, а вовсе не как охотник, жаждущий достать из глубины удивительную раковину.
- Мы живём в мире перехода между двумя вечностями. Через боль можно совершить переход. Люди пришли в эту жизнь, чтобы совершить переход. Ведь жизнь – это портал между двумя мирами вечности…А ты лишаешь людей возможности перехода. Ты их отправляешь обратно.
- Какой переход? О чем ты?
- Переход от удовольствия в счастье…Переход из Прошлой Вечности в Вечность Будущего. Из Низшей Вечности в Высшую.
- Но Зина… Ей же стало хорошо. И Олег…Они абсолютно счастливы, - Бэла ушла в глухую защиту.
- Зине стало хорошо, настолько хорошо, что она уйдет обратно в Мёртвую Низшую Прошлую Вечность удовольствия вместе с Олегом. Но есть вечность более высокого порядка – Будущая Высшая Вечность, Вечность Творения. Это как у дерева. Корни только едят и наслаждаются, а вот ствол работает, тянет соки к листьям. В стволе есть боль, которая ведет к листьям, а в листьях уже работает наслаждение другого порядка, жажда творчества.
Костя говорил правильно, даже как-то слишком правильно, как проповедник.
- Ты кто такой, чтобы учить меня жизни? Ты – агент спецслужб? Кто тебя послал и с какой целью?
- Меня никто не посылал, я сам пришел.
- Зачем? Что ты хочешь выведать у меня?
- Если бы я был агентом, как было бы всё просто. Но я не агент. Я пришёл на твой зов…Ты думаешь, что ты в этом мире единственная, кто знает про книгу жизни?
Бэла вздрогнула при упоминании о книге жизни, её бросило в неконтролируемый жар, и в груди начала вскипать ярость.
- Ничего я не думаю!
- У тебя книга, а я могу ее читать. Мы с тобой – пара, - сказал Костя, веско печатая слова.
- Я не введусь на романтические штучки. И ты мне не нравишься! Я не хочу быть парой!
- Не хочешь быть парой? Вообще или со мной?
- Вообще! И с тобой тоже.
Костя неожиданно обнял её и приподнял с дивана. Она обмякла в его сильных руках. Прикосновение к его груди было болезненно-отупляюще-сладким. Сердце забилось часто-часто, толчками в висок. Что-то подобное она видела в фильмах или нет? Яростная нежность или нежная ярость крошила ее существо в кусочки, поднимала на воздушной волне в ультрамариновую бесконечность неба. Словно все это уже было когда-то. Словно они ( или не они?) стояли на краю пропасти большого мегаполиса, волнующегося внизу в закатном сумеречном начале ночи.
Дома похожие на цветы - сияющие торы на прозрачных колоннах- стеблях. Между ними светлые полосы небесных трасс, уходящие волнами вниз и поднимающиеся вверх, как гигантские горки. Тело ненужной одеждой - пустым футляром свалилось с неё. Внутри него была новая Бэла тонкая и трепетная, чуть ли не хрустальная азиатка, а он – постарше и покрепче, надежный как скала, в образе видавшего виды воина. Ещё шаг и они полетят в глубину распахнутого пространства…
Видение заняло лишь мгновение. Костины руки слегка разжали объятия.
- Чем ты меня обрабатываешь, что это за наркотик? – отстраняясь от Кости, Бэла всхлипнула сухо без слез, не в силах справиться со своим занемевшим телом.
- Ты увидела мир Высшей Вечности, Вечности Творения. Там реальность…А наша жизнь – это маски.
- Значит, на самом деле я – японка, а ты воин?
- Маски, маски, все это маски. И здесь, и в Вечности. Здесь маски намертво связаны с сознанием, а там нет, - Костины руки продолжали обнимать Бэлу.
Бэла оттолкнула его от себя.
- Много женщин перепробовал? – грубовато спросила она.
Он ничего на это не ответил. Он сел на диван, обхватив голову руками:
- Мне нельзя к тебе прикасаться. Мы – пара. Мы с тобой и есть книга жизни. Ты - смысл, а я - слова. Ты - энергия, а я - форма. Вместе мы взрывоопасны. Мы можем менять тела не только там, но и здесь. Мы можем переходить черту, за которую путь обычным людям закрыт.
Бэлу затрясло от озноба, она поглубже спряталась в пушистую диванную хвою, пытаясь набросить её на себя, но все равно ей было холодно, очень холодно. Сердце стучало «там и здесь», «там и здесь», «там и здесь».
Костя молчал, по-прежнему, обхватив голову руками, и Бэла ощутила себя провинившейся школьницей. Наверное, ей надо было что-то сказать в свое оправдание, но связно выразить мысли она сейчас не могла:
- Мне приснилась одна старуха, сказала, что подарит книгу жизни, и что я смогу повелевать мгновением. Вот так я стала лечить людей. Я видела внутри них противных цыплят, и я выпускала их наружу.
- Цыплята – это образ несовершенной энергии перехода, полёта на высшие этажи. А ты лишала людей этой энергии, - ответил Костя, не меняя позы.
- Но я не просто убирала боль, люди становились здоровыми,- Бэла могла бы повторять эту фразу, как заведённая, только бы не слышать ужасной Костиной правды.
- Ты возвращала их к началу пути, ты забирала у них возможность перехода.
- А лучше бы было, чтобы они умерли?
- Смерти нет. Смерть-это переход в вечность, в вечность низшего порядка. Смерть избавляет человека от боли, опуская его в низшую вечность…Пойми, они пришли из этой низшей вечности в мир жизни, в мир боли, чтобы подняться по этажам боли в высшую вечность, а ты помогаешь им уйти обратно. Ты не даешь им совершить переход, пройти через боль, как через барьер, возьмут ли они его в этой жизни или в другой, не важно. Ты встаешь другим барьером. Ты не даешь им подняться на высшие этажи Вечности Творения.
- Значит, по-твоему, я такая-сякая. И что мне теперь их не лечить?
- Лечи, если не можешь ничего другого. Жизнь – это всего лишь иллюзия. Одной иллюзией меньше, одной больше. Уйдут в мир смерти, потом снова вернутся в жизнь. Закапывай яму и снова выкапывай её…Бесполезный труд от которого можно сойти с ума…Лечи их лечи, но только не меня, - наконец-то, улыбнулся Костя
- Как же я смогу их лечить после того, как ты мне это рассказал?
Костя пожал плечами, и Бэлино сердце сжалось в судорожный комок:
- Странно, я лечу и сею смерть. В слове «лечу» – двоякий смысл. Лечу людей, лечу в небо. Цыплята не вырастают в птиц, они сгорая, улетают в небо.
Сейчас Бэла до напряжения в скулах захотела, чтобы Костя снова прикоснулся губами к её лицу. И пусть мир взорвётся новым видением. Пусть он снова прижмет её к своей груди, к своему сердцу и превратится при этом хоть в великана, хоть в карлика, пусть даже в зелёного инопланетянина с щупальцами…
Немой призыв Бэлы не был услышан. У Кости вполне реально зазвонил телефон. Его лицо посерело, он бросил в трубку несколько дежурных фраз.
- Это жена или Зина? – не удержалась от язвительности Бэла.
Что мог на это ответить Костя?
- Ты моя жена, - сказал он устало. – Неужели, ты еще не поняла этого? Неужели, ты еще не видишь всего того, что скрывается за масками? Ты - моя пара.
- Моя пара – Бог, - хотела сказать Бэла и осеклась.
Это могло оказаться истиной в каком-то приближении. Откуда Бэле знать, как выглядит Бог? В американских фильмах его изображают в виде темнокожего пенсионера. Часто он рядится в одежды нищего. Что мешает ему явиться в образе специального агента?
- У тебя красные глаза, - сказала она Косте.
- Побаливают… Я ещё очень плохо вижу. Я вижу две вечности как две воронки, а между ними текучий мир жизни, где все постоянно разрушается. Две вечности, как два берега…
- Нижний мир и верхний, - сказала Бэла.- Нижний – это мир прошлого, мир смерти…
- Нам пора, - сказал Костя.
- Да, да…- Бэла уже хотела обратно.
Так бывает, что хочется укрыться от космических масштабов вечности в знакомом жизненном мирке, где уютно, тепло и предсказуемо, пусть даже там всё постоянно разрушается. И если Костя говорит, что люди приходят из мира смерти в мир жизни, значит, мир жизни таит в себе особую привлекательность? И что плохого в том, что Бэла даёт возможность людям без боли наслаждаться этим привлекательным миром?
Бэла поднялась с дивана. Костя помог ей надеть куртку. Сапоги, сумочка, молния застегнутая наглухо – Бэла была готова. Костя же ещё немного повозился, отключая что-то на кухне.
***
Дом выпустил их из своей гипнотической западни. Щупальца киношных эффектов исчезали по мере удаления от дома, так хотелось бы думать Бэле. Хотелось найти причину, обвинить дом во всех гипнотических штучках, помахать Косте ручкой и продолжить свою привычную жизнь…
Бэлин телефон, очнувшись, заиграл вызов. Звонила Люба, спрашивала, когда Бэла сможет выйти на работу.
- У нас скопилась большая очередь, и как-то надо людям помочь. Некоторые вас ждали всю ночь, никуда не уходили, сидели в машинах, видимо, приехали издалека.
- Я буду часов в двенадцать, - сказала Бэла, тяжело вздохнув.
- Мне пора возвращаться к нормальной жизни, - сказала Бэла строгим тоном, садясь в машину.
- С тех пор, как тебе показали книгу жизни, нормальной жизни у тебя быть не может, - усмехнулся Костя.
- Всё-то ты знаешь, всё умеешь, - ворчливо отозвалась Бэла.
За своим ворчанием она пыталась спрятать страх.
Пустынная дорога, напоенная светом дневного солнца, слепила глаза, вызывая в них жалящую резь – предвестник боли.
Спидометр показывал сто двадцать километров в час, но большая скорость в салоне машины не ощущалась.
- Мы с тобой – взрывоопасная пара, - сказал Костя.- Ведь вместе мы можем читать книгу жизни. У людей закрытое сознание, они не видят того, что как таковой смерти нет. Их души переходят из одного тела в другое, как вода переливаются из одного сосуда в другой. Но их сознание жестко завязано на определённое тело, а ведь у нас есть возможность выбора тел и ситуаций.
- Ты предлагаешь мне перейти в тело японки?
- Путь наверх начинается в самом низу. Бэла, ты готова рискнуть? Ты готова поиграть со смертью? Жизнь – это иллюзия между двумя мирами вечности. Вечно прошлое и будущее. Только эти миры реальны. Поняв суть реальности, можно постигнуть суть иллюзии, - говоря все это, Костя начал давить на газ.
Задавая вопросы, он вовсе не ждал Бэлиных ответов, сценарий грядущего был заготовлен им заранее.
Бэлу вдавило в кресло перегрузкой, и тут Бэле стало по-настоящему страшно.
Воздух превратился в ватную массу. Заложило уши, слова застряли в горле, туда же ударил набат сердца. Костя как будто осатанел, взгляд его остановился и был направлен вперед в диком, бессмысленном порыве превысить скоростной предел.
- А-а-а,- тонко закричала Бела, инстинктивно сжимаясь в позу эмбриона.
А дальше время взвизгнуло гигантским железным волчком, разрубило пространство потусторонним воем, совмещая воедино удар, вспышку света и падение в пропасть темноты.
***
Мало кто из нас переходил черту между бытием и небытием. А кто проходил, по-разному описывают тот мир. Кого-то несло в коридор, кого-то в небо, а кому-то доставалось полное беспамятство.
Бэле досталось беспамятство. Оно было похоже на ночь. Густое, тёмное, чужое, казематное. Обретя подземельную сырость, беспамятство стало наполняться чужими шелестящими, шепчущими мыслями.
-Легко отделалась, ни одной царапины. Шок.
Бэла не могла открыть глаз, веки превратились в свинцовые лепестки. Тело стало большим и рыхлым. В него втирались пахучие мази, тело прожигали насквозь, охлаждали льдом, снова разогревали. Лицо не трогали. Его лишь обдували потоками ветра с волнами жасмина, можжевельника и мятного шоколада. Голоса и шептания никак не воспринимались Бэлиным сознанием, слова расслаивались на отдельные звуки, которые Бэла никак не могла связать воедино.
Постепенно к Бэле возвращались нормальные ощущения. Пришло мгновение, и она открыла глаза. Может быть, она ожидала увидеть больничную палату? Наверное, в чем-то её ожидания оправдались.
Широкая кровать размещалась посреди большой комнаты. Рядом с кроватью на пластмассовом табурете стояло пустое эмалированное судно, проржавевшее на краях ещё на одном табурете горкой были сложены одноразовые пелёнки.
С другого бока кровати возвышался вертикальный остов капельницы. Стойкий запах лекарств и входная дверь, закрытая белой ситцевой шторкой вызывали мысли о том, что это вроде бы медицинское учреждение. Но вот диваны, обтянутые малиновым узорчатым сафьяном, туалетный столик, выпиленный из красного дерева, тяжёлые драпировки золочёных портьер разрушали больничный образ. Процесс разрушения образа венчал толстый персидский ковер на полу.
Бэла лежала на кровати в молочной вискозной сорочке с длинными рукавами. Края рукавов были обшиты лентой кружев.
В «палате» Бэла лежала одна. Напротив мягко-удушливой кровати висело зеркало в бронзовой раме, на полке валялась всякая пластмассовая мелочь. Может быть, у выздоравливающих больных есть слабость, но у Бэлы её не было. Не было слабости и не было никаких воспоминаний.
Легко спрыгнув с кровати, Бэла подошла к зеркалу. Она улыбнулась отражению медноволосой красотки с лучистыми глазами. Покрутившись у зеркала, она подошла к окну. Толстый слой тумана скрывал перспективу, и Бэла вернулась на кровать, чтобы попытаться хоть что-нибудь вспомнить. Перед её внутренним зрением возникли два мужских лица, легко пришли и их имена – Олег и Костя. Пришло воспоминание о бешеной езде на машине, но оно пришло как-то сглажено и без эмоций, словно это было не с ней, а с кем-то другим.
Почему Бэла не подошла к дверям, закрывающим выход из комнаты? Она сама бы точно не смогла ответить на этот вопрос. Двери могли скрывать в себе нечто неприятное, а Бэле сейчас было невероятно хорошо и спокойно. Удивительное, абсолютное спокойствие до краев наполняло её душу. Этим спокойствием хотелось наслаждаться бесконечно. Как будто оно источало некую монументальную силу. Тело под пуховым одеялом слегка вибрировало от внутреннего жара, как вибрирует бутон, готовящийся раскрыться.
Лёжа в коконе сладкого ожидания, Бэла не могла ни о чем думать, почему-то ей виделись сильные мужские руки, которые нежно гладят её тело. Она не удивилась, когда в комнату зашёл мужчина. Он был похож на Костю и Олега одновременно, но его взгляд был грустным и усталым как у врача. Он присел на краешек Бэлиной кровати и попросил у неё руку, чтобы прощупать пульс.
Невидимая медсестра или сиделка прикатила столик, уставленный всякими яствами. Тут были и корзинки с медовым виноградом и вазы с воздушными пирожными и чаша с рассыпчатым пловом, политым острым соусом, всевозможные лепёшки, щедро усыпанные сухими специями и свежими листьями базилика.
Врач, прощупав пульс, начал тихонько поглаживать Бэлину руку. Его прикосновения были умопомрачительно приятны. Он мог бы сказать: «Это всего лишь массаж». Но он ничего не говорил, и Бэла с усилием воли спросила:
- А где, Олег?
- Он приедет позже. А сейчас позволь побыть с тобой. Это не измена, нет это не измена. Дай насладиться твоим теплом. Такое шикарное живое тепло.
Его руки гладили тело Бэлы. Его глаза смотрели внутрь неё. В них не было ни вожделения, ни похоти.
- Дай погреться у твоего тепла.
Его руки поднимались все выше и выше. Ночная сорочка расплелась в отдельные волокна, которые слетели с упругого тела. Тело трепетало, грудь наливалась соками. Бэлины мысли плыли в жаркой нирване, в которую и она была готова погрузиться целиком.
Но дальше рук дело не шло. Он гладил её, мял нежно и неистово как тесто, шепча при этом:
-Здесь все принадлежит нам. Все рестораны, кафе, отели. Всё, всё, всё. Всё, что ты только захочешь, у тебя будет всё. Посмотри, как здесь хорошо. Здесь нет страха, здесь вечность сладкого удовольствия.
- А небо? – спросила Бэла, слегка отстраняясь от его рук. – Там за окном что?
- И небо есть, - сказал он грустно. – А там за окном города. Всевозможные города всех времен, лабиринты и переходы между ними. Там вечность. Твоё согласие, и ты станешь королевой.
- Королевой Нижнего мира?
- Нижний мир – это одно из названий вечности. Все ценности, созданные людьми, находятся здесь. Здесь мир неограниченных возможностей, неограниченного удовольствия. Здесь кладовая всего прошлого. Все твои мечты здесь.
- Мои мечты?
- Да. Скажи мне свою мечту.
Бэла напряглась, пытаясь вспомнить забытое. Картинки перебирались оживающей памятью. Дома, машины, мужские руки…Звёзды…Звёзды!
- Я могу попросить о полёте?
- Можешь, - отстранился он от неё.
- Так, давай. Давай полетим, прямо сейчас.
- Давай, - ответил он без выражения.
Ночная сорочка снова сплелась в волокна, обтекая шелковистой мягкостью Бэлино тело. Костя- Олег взял ее за руку, и они вместе подошли к окну.
За тяжёлыми портьерами не было тумана, там расстилались города. Они словно бы висели в воздухе на разных уровнях, а где-то совсем высоко над ними синей рекой текло небо. Бэла сама распахнула окно, поднялась на подоконник, протянула Косте-Олегу руку, но не удержалась от резкого порыва ветра и оступилась, падая вниз, в паутину улиц и домов.
Костины глаза закрыли Бэле весь мир, она дышала, как рыба, выброшенная на берег.
Дверцы салона бронзовой ауди были открыты настежь.
- Очнулась? – спросил её Костя.
- Что это было?
- Вот видишь. Ты прозреваешь понемногу. Уже начинаешь книгу жизни читать.
- Ты разогнал машину, и мы врезались во что-то?
- Мы врезались в столб.
- Но мы целы. Или мы уже мертвы?
Костя рассмеялся как иллюзионист, довольный своим фокусом.
- Ты еще не прочувствовала разницы между вещью и идеей. Вещь рассыпается, а идея, остов, каркас остается вечной. В этом мире жизни рассыпается всё, а в вечности ничего не рассыпается.
- Значит, мы с тобой в мире смерти?
- Мы в мире жизни. Мы можем быть и здесь и там одновременно.
- А машина тоже?
- Машина? – Костя улыбнулся. – Жизнь – удивительная игра. В ней можно брать ходы назад. Только не все умеют это делать.
Бэла хотела принять умный вид, но силы оставили её. Не было никакой гарантии, что этот мир и есть реальность, та самая, в которой Бэла привыкла находиться с даты своего рождения.
Говорят, что смерть – это забвение, кто-то считает, что смерть и ад – это синонимы, кто-то грезит о райских садах. То место, где побывала Бэла, наверное, можно было назвать и раем и адом и забвением одновременно. Точнее оно напоминало большую компьютерную игру, в лабиринтах которой можно было бы блуждать вечно. Интерактивное прошлое с его инквизиторскими кострами, фашистскими лагерями, с пышными дворцами, с гладиаторскими боями и с совсем недавними, но уже прошедшими карнавальными и песенными шоу. Этакая колоссальная свалка всевозможных идей и их воплощений.
Реальная жизнь, рождающая «материал» для вечности, по сравнению с этой грандиозностью, казалась фрагментом, вырезанным из киноэпопеи.
Костя вёл машину на пределе допустимой скорости. Дорога была пуста. Изредка они обгоняли вполне натурально замызганные фуры, навстречу им тоже двигались разнообразные реальные машины.
- Если бы ты не бросилась в окно, мы бы с тобой могли бы попасть бы на концерт «Битлз» или на прием к английской королеве, - сказал Костя.
- Ты же сказал, что там я сама – королева.
- Да. Королева принимала бы королеву. Но ты молодец. Я не любитель истории, и мне скучно ходить в тех лабиринтах. Там у народа одна идея – «хлеба и зрелищ». Там только удовольствия, хоть и изощренные, но в своей сути тупые. Потому умный народ оттуда бежит в жизнь.
- А здесь в жизни он потом тоже требует «хлеба и зрелищ»?
- Что поделаешь, инерция мышления. Да и не знает народ, что отсюда можно убежать в другую вечность. Через боль можно подняться на другие этажи.
- А почему бы народу не объяснить, если ты такой умный?
- Попробуй, объясни, что есть высшие миры творчества. Они скорее готовы вернуться обратно и найти себе где-то в архивах прошлого уютную гавань, А потом, осатанев от скуки, они снова кидаются в омут жизни, чтобы постигнуть суть творчества. Но заботы о хлебе насущном перекрывают им творчество. Вот и ты тоже свой дар променяла на хлеб.
- Я не променяла!
- Хочешь сказать, что ты творишь что-то стоящее? Ты устроила конвейер, создала тупой поток «осчастливливания», и сама уже не знаешь, зачем тебе всё это. Но денежки капают и твое эго самоудовлетворяется.
Бэла не нашлась, что возразить Косте и решила промолчать. Она задала только тот вопрос, который застрял неприятной занозой у нее в голове:
- А там, в мире Прошлой Вечности, был точно ты? Мне показалось, что ты был похож на Олега.
- А ты была похожа на Зину. Мы практически воспользовались их образами. Ты же стёрла у них границу между двумя мирами. Ты их сделала вечно-вечными. Ты лишила их боли. Не знаю, скажут ли они тебе спасибо за такой подарок. Быть мертвыми при жизни…
- Значит, и они могут быть и там и здесь, как и мы?
- Да. Но, кроме «там и здесь», мы с тобой еще можем быть в другой вечности. Назови её будущим или Вечностью Творения, как хочешь. Это высшие этажи реальности.
- Так давай поднимемся.
- Пока это невозможно.
- И что же нам мешает туда попасть?
- Твои идеи. Ты не хочешь творить, а хочешь получать.
- Неправда, я хочу творить!
- Хорошо. Ты хочешь творить, чтобы получать. А жажда творчества должна быть безо всяких условий, абсолютно чистой.
- Значит, я грязная…А тебя всё-таки тянет меня лапать, - грубо ответила Бэла.
Костя промолчал. Машина уже въехала в город. Потянулись улицы, застроенные панельными многоэтажками с рекламными щитами, призывающими к неограниченному потреблению.
***
Костя подвёз её прямо к дому, нисколько не боясь того, что его могут увидеть. Бэла наспех простилась с ним, с силой хлопнув дверцей неразбиваемой Ауди. Так же громко она хлопнула входной дверью, ведущей во дворик дома.
Дверь дома была закрыта на все четыре оборота. Часы показывали десять утра. Ночных следов домашнего пребывания Олега не наблюдалось. Кровать была аккуратно застлана. На тумбочке стоял открытый ноутбук с погасшим экраном.
После Костиного дворца, в котором она провела ночь, собственное жилище показалось Бэле пародией на дом. Маленькая, затхлое пространство с отдельным входом и куском земли сейчас внушало Бэле непреодолимое душащее отвращение.
Бэла долго умывалась в ванной, ощупывала своё лицо, словно стараясь пальцами найти изменения. Никаких изменений она не нашла. Под веками таилась всё та же боль. Мелкие крылатые существа едва трепыхались, словно набираясь сил для следующего бунта.
Пытаясь найти спасение в ритуальности обыденных действий, Бэла включила чайник. Из хлебницы она достала несколько пластиков нарезного батона, положила на них кусочки масла и сыра, засунула тарелку с бутербродами в микроволновку.
Лучи утреннего солнца рентгеном высвечивали все пятна и несовершенства кухни, рождая раздражение, граничащее со злостью. Бэла вытерла, заляпанную пальцами крышку микроволновки и отбросила тряпку в сторону.
Запаха готовых бутербродов Бэла не ощутила. Хлеб на вкус – крошёная бумага, сыр – резина. Что могло расшевелить её вкусовые рецепторы? Шоколад? Эта застывшая пластилиновая масса? Бэла кулаком ударила по дверце кухонного шкафа. Хлопок загасили доводчики. Слабая боль в ладони немного отрезвила Бэлу.
Она надела жёлтый парик, закрыла глаза спасительными чёрными очками и вызвала такси. Зине она так и не решилась позвонить.
Машина с шашечками материализовалась около дома через десять минут. Таксист косо посмотрел на неё, может быть, он уже бывал на приеме у Бэлы? Если таксист растрезвонит всему городу, что она здесь живет… Ну и что? Пусть трезвонит. Ей все равно… Или почти все равно? Немного подумав, Бэла назвала адрес за квартал от своей рабочей лачуги. Вот так, хоть немного соблюсти конспирацию.
За ночь Костя основательно расшатал её нервы. А ведь всё было так хорошо, уютно устроено. Отлаженный механизм медленно, но верно катил её жизнь по накатанной колее.
Бэла давала людям избавление от страданий. Разве это был путь в смерть?
Они уходили от неё живые, здоровые, полные новых сил. Зина и Олег так, вообще, живее всех живых. А этот ненормальный Костя основательно покопался в Бэлиных мозгах. Но она восстановится, включит в голове антивирус. Работа вернет ей устойчивое ощущение реальности. Работа…
«Моя профессия – спасать людей» - эту фразу Бэла заготовила как щит. Она скажет её Косте, она будет повторять её как мантру, пока Костя не отстанет от неё со своими гипнотическим и штучками. Ведь он послан ей словно искуситель. Точно. Чтобы сбить Бэлу с верного курса.
Бэла подошла к целительскому дому со стороны чёрного входа, боясь столкнуться с теми, кто ждал её в многострадальной очереди.
Богомольная девочка Люба встретила Бэлу как верный страж. Она согрела чаю, выставив к нему пластмассовую вазочку с магазинным печеньем. Бэла присела за стол, пытаясь протереть запотевшие черные очки.
- Люба, а почему ты всегда кутаешь голову в платок?
- Так положено.
- Кем положено, Люба?
- Чтобы мысли дурные чужие в голову не лезли.
- А что, без платка лезут?
- Бывает.
- А что за мысли?
- Мысли о смерти.
Бэла вздрогнула.
- Я думаю о смерти и жизни. И пока не нахожу ответов, - смиренно сказала Люба.
- Ты недовольна тем, что я подарила тебе жизнь?
- Довольна. Конечно же, довольна. Но…
- Что такое?
- У меня есть парень. Он болен, не может ходить, сидит в коляске.
- Ну, так в чем дело? Вези его сюда.
- Я боюсь, что он меня бросит, если вы его поставите на ноги.
- ПАрное мясо, - процедила сквозь зубы Бэла. – Стыдно тебе должно быть, Люба. Говоришь, что в Бога веришь, а сама…Если веришь, так люби Бога больше своего парня.
- А вы в кого верите?
- Верю? В себя и в него, в Бога, в нашу с ним пару, в нашу с ним любовь…
- И вы Бога больше всего любите?
- Стараюсь, - Бэла тяжело вздохнула,- Люба, но неужели твоя болезнь тебя ничему не научила?
- Научила? Я боюсь заболеть снова…
-- А что есть повод?
- Вроде бы нет. У меня почти ничего не болит. Так иногда случаются всякие пустяки.
- Скажи, а ты хотела бы не умирать и жить вечно?
- Жить вечно и не умирать – это не одно и тоже.
- Надо же? Сама придумала или кто научил?
Люба тихонько всхлипнула:
- Я… Иногда мне кажется, что я должна была умереть, и то, что я жива – это какая-то ошибка. Я не живу, я всё время чего-то боюсь.
- Любаша, ты чего расквасилась?
Бэла подошла к девушке и обняла ее за плечи:
- У тебя впереди прекрасная жизнь, ты можешь сама сотворить её…Вернее, не сама, а в паре, в паре с Богом. Только надо убрать в себе всякую душевную боль…Э, милая моя, да у тебя в сердце опять цыплятки появились.
Бэла руками ощутила склизкие колючие комочки.
- Не надо! Не убирайте! – Люба оттолкнула Бэлины руки.
- Как хочешь…
Бэле было некогда возиться с Любой. Часы на стене тикали слишком уж нервно, воздух в комнате начинал искриться от напряжения. Пора было приниматься за прием больных. Наверное, перерыв в работе должен был пойти ей на пользу, вернуть утраченное вдохновение.
Поначалу так и случилось.
Первой пришла старуха, с тоскливым взглядом. Залежи тины в её печени Бэла легко перевела в энергию. За ней пришел мужчина, который пожаловался на головную боль. Бэла тоже мгновенно перевела в энергию пищащие комочки. Потом она подлечила грузную женщина с «камнем» в сердце. За ней была еще одна женщина, измождённая сахарным диабетом без ноги, на протезе. Бела, перевела в энергию цыплячьи комки боли в протезной ноге. Женщина слёзно попросила за поджелудочную железу. Бэла не стала с ней спорить, и дала знак Любе. Люба вежливо попросила просительницу придти в следующий раз, иначе толку не будет. Бэла неукоснительно следовала правилу «Один приём – одна болезнь».
- Я даю им шанс. А они сами выбирают, как им жить дальше, Костя, ты не прав, - такая мысль сидела в голове у Бэлы.
И всё же, как она не крепилась, к концу своего рабочего дня к ней опять пришло ощущение бессмысленности вечного движения людского конвейера боли.
Когда Люба закрыла дверь за последним посетителем, Бэла запросила у неё чая.
- Я сегодня очень устала, Любочка.
- Раньше вы так не уставали.
- Раньше я не замечала того, что они все хотят от меня покоя. А сейчас…Они все хотят, чтобы я их вернула обратно, в мир без боли. И никто не попросил у меня, чтобы я его провела через боль.
- А как это, пройти через боль?
- Как переплыть бушующее море. Сорваться со своего насиженного островка к новым, неизведанным берегам. Но нет, они все готовы променять выбрать удовольствие, а не счастье.
- Интересно. Я вот тоже думала об этом. Мой парень после того как заболел, взялся за кисти. Он рисует необыкновенные картины. Мне иногда кажется, что если он встанет на ноги, то он может перестать их рисовать… Вот меня, например, болезнь ничему не научила…
- Один человек сказал мне, что не надо просить избавления от боли, надо просить через неё перерождения. Но я не знаю, как это сделать…Сделать так, чтобы, чтобы цыплята превратились в птиц, - тяжело вздохнула Бэла.
- Но вы же сами сказали, всё дело в любви. В любви в паре с Богом. В них ведь тоже Бог, в цыплятах…Может, стоит дать им любовь, а не изгонять их из тела?
- Наверное, ты права. Я об этом и не задумывалась, - в глазах у Бэлы защипало.
- Можете испытать на мне.
- Ты не боишься?
- Нет.
- А если будет больно? Очень больно?
- Пусть будет больно. Я хочу перерождения.
Бэла положила руку на грудь Любы, там, где трепетали уродливые комочки. Бэла дала им совсем немного тепла, только чтобы согреть. Комочки не поддавались, они стали лишь суше, превратились в шарики мертвого чертополоха. И в то же время они оставались живыми. В Бэлиных глазах начинал потихоньку биться пульс боли. Бэла инстинктивно зажмурилась, боль ударила в закрытые веки. Глаза налились слезами и уже ничего не могли видеть. Зато Бэлины ладони теперь «видели» биение крохотных сердец. Они чего-то просили у Бэлы, требовательно как маленькие дети.
И Бэла, повинуясь наитию, запела им колыбельную нежно-нежно. В пальцы пошло ощущение шелковистой мягкости. Бэла пела про млечный путь, про прибой ночного неба, про неоткрытые миры. Глаза застилали слезы, боль тупо била в переносицу, но Бэла пела космическую молитву. На неё снизошло прямо-таки поэтическое вдохновение. Слова приходили сами, без рифм, укладываясь лишь в размер мелодии. Мелодия, лилась как тёплая речная вода, словно бы наполняя влагой великую сушь. В руках у Бэлы теперь было что-то живое, шелковистое и пластичное.
Бэла, повинуясь наитию, тихонько, как микроскульптор, лепила из шёлка крохотные лепестки крыльев. С её пальцев стекали такие же крохотные звёзды. Боль в Бэлиных глазах треснула как старая корка, раскрошилась мутным стеклом, и пробила глубину зрачков - туда хлынул поток родникового льдистого ветра.
Цыплята обрели искрящийся звездный контур будущих птиц. Они никуда не улетели, они остались в Любе.
Люба скинула косынку, смеясь, рассыпая по плечам блеск светлых волос. Сияние неземного, звездного, бесконечного, магического лилось из её глаз завораживающим потоком счастья.
И Бэла сказала ей то, что и должна была сказать:
- Теперь ты сама сможешь дарить людям звезды. Но тебе будет больно, если ты закроешь свою душу от неба.
Сумерки затопили маленькую комнатку. Бэла вышла на улицу, чтобы полной грудью вдохнуть свежего воздуха. Над фиолетовыми углами низких окраинных крыш взошел оранжевый диск Луны. Деревья вспенивали горизонт молодой листвой. В небе набухали самые яркие первые звёзды. Телефон в кармане запел, взывая к жизни Зину:
- Бэла, я здесь, жду тебя.
***
Бэле показалось, что Зина стала немного похожа на неё. Или ей это только показалось?
Зина сидела за рулем своей старенькой Хонды красивая, яркая, спокойная. Короткая стрижка, яркие губы, идеальная матово-белая кожа лица…. Она дождалась, когда Бэла сядет рядом и сказала хорошо поставленным голосом диктора:
- Привет! Я должна тебя кое о чём проинформировать. Мы с Олегом решили жить вместе. У нас с ним общие интересы.
Зина начала говорить много, длинно, сложно, словно бы разговаривала сама с собой.
Бэла слушала её со странным чувством остаточной радости.
Зина сказала, что не боится смерти, что знает как попасть во многие приличные места. Бэла может не беспокоиться за свой дом, он им не нужен. Они с Олегом уезжают, вообще, из этой дурацкой страны. Есть один прекрасный остров, которого нет ни на одной карте. Их туда пригласили очень важные люди. Там полный пакет всевозможных благ цивилизации. Там всё всегда включено и это на всю жизнь. И ещё Зина хочет родить ребенка. А ведь Бэла не родила Олегу никого!
Очень длинно и путано высказав все это, Зина замолчала, а потом добавила, что если Бэла бросит свою работу, то она сможет жить вместе с ними на острове, потому что здесь, вообще, нет смысла жить, да ещё и заниматься не понять чем. Что здесь можно иметь за деньги? Дом – нору? Машину – железный хлам? Улицы в пробках? А на острове всевозможный набор всех благ для избранных, там неограниченная свобода потребления и развлечения!
- Зина, а вы не устанете там развлекаться?
- А ты не устала здесь жить? Или тебе Костя дал новый смысл жизни?
- Костя меня подставил.
- Подставил? А, может быть, ты сама подставилась?
- У меня с ним ничего не было, и он мне не нужен. Насколько я помню, он числился в твоих женихах?
- Он меня бросил. А вот твой Олег – классный мужик, только ты его не ценишь.
- Зина, но почему Олег? Разве мало вокруг других мужчин?
- У нас есть с ним общая идея. Ты же сама нас соединила. Мы же с ним в некотором роде вечные. Таких, как мы с ним больше в мире нет.
Слушая Зину, Бэла пыталась вникнуть в суть своего нового будущего. Вообще-то, ей, наверное, должно быть страшно и горько, ведь её предала лучшая подруга. Но Бэла, ровным счетом, не ощущала ни горечи, ни страха. Откуда-то всплыло слово «измена», материализовавшись этикеткой над хрустящей оберткой, в которую были упакованы две куклы Зина и Олег. Применительно к куклам это слово не несло никакого смысла.
- Ты решай. Я пока не могу отвезти тебя к себе. Сама понимаешь, я не одна, - Зина сидела за рулём машины прямо, горделиво вытянув шею.
Голос у неё был сочным, в меру мягким и жёстким. Идеальный голос для записи на навигатор. Ночной город проплывал за окнами, похожий не на сам город, а на матрицу, с которой сам этот город распечатывается где-то в параллельных пространствах.
Зина резко затормозила перед воротами Бэлиного дома с тёмными окнами.
- Пока, подруга, - сказала ей Бэла.
- Пока, - ответила Зина.
- Вот, я и осталась одна, - подумала Бэла.
Дом пустой как старая картонная коробка. Бэла даже не стала включать свет. Прямо в одежде завалилась на кровать. Все носятся с концом света, а для неё он уже настал.
***
Бэла долго лежала на кровати без движения. Сон не приходил. Да и рано еще было для сна. Можно было встать, заняться какими-нибудь привычными делами, но усталость приковала Бэлино тело к кровати.
Просто так лежать без движения было невыносимо. Чтобы заснуть и забыться, Бэла решила налить себе стакан тёплого молока. Но выпить не смогла и глотка. Зеркало в холле отразило ей её постаревшее лицо с красными белками глаз. Бэла горестно вздохнула, постаралась нарисовать улыбку, фальшиво приподняв уголки губ. Когда теряешь Бога, всё становится бессмысленным. И чтобы скрыть эту бессмысленность, люди придумали различные ритуалы. Они выполняют их как биороботы, ожидая некоего особого события, которое перевернет их жизнь. Женщины ждут принца, мужчины мечтают о королеве. Или о богатстве…
Нет бога, но есть богатство?
Не в силах заснуть, Бэла включила свет. Он показался ей тусклым. Такой свет бывает в дурных тяжелых снах. Все вещи Олега были на местах. Она взяла телефон в руки, пытаясь через тепло пальцев передать Олегу сигнал.
Он позвонил минут через пять, после того как Бэла отправила ему мысленный призыв. Скороговоркой он произнес нечто невразумительное об острове благоденствия, о закрытой зоне, о том, что завтра утром он придёт и все Бэле расскажет. Пусть Бэла не слушает Зину, Зина много на себя берет. Он, Олег, может поехать туда с Бэлой. Там не надо работать, там можно жить безбедно всю жизнь. Но Зину тоже надо с собой взять. Потому что таковы условия контракта.
- Какой контракт, Олег, ты о чем?
- Мы изображаем пару, и взамен за это получаем доступ к неограниченным ресурсам.
- Олег, какие ресурсы? Зачем тебе все это?
- Я всю жизнь мечтал пожить на острове! А это не просто остров – там что-то вроде интерактивной игры, реалити-шоу с погружением в разные эпохи. И всё это абсолютно бесплатно. Понимаешь, нас пригласили очень важные люди, какие ты даже не представляешь!
В общем, Олег нёс бред, и Бэла нажала отбой связи. Было такое ощущение, что Олег не говорит с ней, а включает непрерывный повтор одной и той же записи.
Но всё же после звонка ей стало немного легче. Она даже выпила чашку зелёного чая с молоком. В пустынной «поэтической» кухне у неё был и сказочный серебристый стол и диван с подушками, расшитыми серебряными цветами. После чая можно было войти в полное расслабление, лёжа на диване.
В окне начал тихо шелестеть дождь. Бэла легла на диван, вытянув ноги. Лежала на спине. По белому потолку полз паук с маленьким тельцем и длинными ногами. Для него мир был более простым, чем для Бэлы. Интересно, а видят ли пауки небо? Или оно всегда у них под ногами?
Бэле пришли в голову мысли о том, что она устала от жизни. Странно, что люди всюду ищут забвения, они пытаются достичь некоего устойчивого покоя, а получив покой они испытывают муки от монотонности бытия, начинают искать беспокойства – и так они переходя из покоя в беспокойство и наоборот, бесконечно выкапывают и закапывают яму.
Сходя с ума от бессмысленности, они начинают мечтать о вечном покое. Им кажется, что смерть может положить конец всем мукам, но смерть не несет покой. Там, за чертой небытия в хламе прошлого их поджидают все те же вечные картинки того, что сотворил человек или Бог… Можно отказаться от Бога и исчезнуть навсегда, рассыпаться до самых элементарных частиц. Но самое маленькое затем становится самым большим. Перезагрузка личности не несет в себе ничего нового. Вещь распущена, шерсть смотана в клубок и начинается новое вывязывание жизни с нуля. И с новой жизнью снова приходят новые муки.
Сердце ноет… Но Бэла справится. Она позовет Бога в свою жизнь, чтобы ощутить в себе звёздные причалы космической любви. Она позовет, обязательно позовет… Полёт. Настоящий полёт, а не падение в бездну…Только как это сделать?
В шкафу Бэла нашла начатую бутылку коньяка. Отпила глоток, скривилась от горького отвращения. Снова легла на диван, наконец-то, проваливаясь в сон беспамятства.
Боль пришла изнутри. Боль не телесная, болела душа. Там внутри Бэлы разверзлась пустыня, сухая, колючая… Бэла перебирала песок горячими пальцами, он просачивался в кожу, в глаза… Боль в глазах взорвала её тело среди ночи. Нестерпимо глубоко вонзилась в мозг. Бэла взвыла от отчаяния. Слепые пальцы не могли никак нащупать спасительные капли. Под веками истерично бились все те же крохотные крылатые существа. Бэла с удовольствием бы раздавила их пальцами, выдавила бы их из себя. Но она знала, что это невозможно. Глаза болели потому, что она не видела чего-то важного.
- Боже, пусть будет больно. Помоги мне увидеть! Проведи меня через эту боль. Я хочу смотреть на мир твоими глазами!
Раскалённые капли огня на оголённые кончики нервов – лекарство в таких случаях слабое утешение. Но все-таки Бэле стало чуточку легче. Она смогла принять нужную позу, изменив конфигурацию своего тела, в которой боль стала сбавлять обороты. И Бэла лежала, не шевелясь, боясь спугнуть ощущение слабого, но, все-таки, облегчения.
***
Она проснулась утром. Глаза опухли, но боли не было. Так лишь немного жгло как на пепелище. Бэла встала с кухонного дивана, прошла в душевую. Постояла там под вялыми струями «тропического дождя». Тело казалось ей ненужным и громоздким аппаратом для передвижения. Чтобы не видеть его, Бэла накинула махровый халат, в котором стала похожа на неуклюжую наседку.
Кофе в турке утратил вкус и аромат. Но Бэла принудительно выпила чашку, словно выполняя некий обязательный жизненный ритуал. Действительно, ей стало чуточку легче. Поэтическая кухня сияла серебром, восточное солнце стекало тёплыми потоками с чистого окна. Мир наслаждался светом без Бэлиного участия. Он купался в нирване небесного океана как и тысячи лет назад, миллионы лет назад… А вперёд?
Звонок видеодомофона слегка удивил её.
Экран был пуст, словно залеплен белым листом бумаги.
- Кто?
- Это Костя.
- Чего прячешься? – спросила Бэла равнодушно.
Она поймала себя на мысли, что вместо Кости хотела бы сейчас увидеть Олега. Но действительность упрямо являла ей Костю.
Костя был свежо и чисто выбрит, одет в шёлковый тёмно-серый костюм.
Бэла и не думала приводить себя в порядок, с мстительным чувством решив остаться в образе больной развалины. Ей хотелось, чтобы в Косте появилось разочарование, чтобы он ушел от неё навсегда, сам, не давая Бэле возможности мучительного выбора.
- Привет, кофейком напоишь? – сказал ей Костя, аккуратно снимая черные кожаные туфли.
- Чего тебе надо от меня?
- Мне ничего не надо. Надо тебе.
- Даже так?
Костин ответный взгляд был безмятежно чист.
- И что же мне надо?
- Ты сама хотела взглянуть на мир глазами Бога. Ты же просила об этом.
- Слушай, Джеймс Бонд или как тебя там еще, герр Штирлиц. Давай вынимай из меня свой жучок. Куда ты его прицепил?
- Интересная идея. А куда, ты думаешь, я его прицепил?
- Не знаю. Но мне надоела слежка.
- Много-много жучков в глазах…- сказал Костя, подходя к кухонному окну. – Ты видишь свет?
- Пока еще вижу. Но после ваших экспериментов…Вам, наверное, не дают покоя мои способности?
- Твои глаза заболели давно. Еще задолго до того, как ты стала лечить людей.
- Откуда ты все знаешь? Ты кто?
- Я? Даже не знаю, как правильно сказать. Может быть, я твой ангел?
- Новая бредовая идея. Лучше давай я налью тебе кофе, товарищ, ангел.
- Ты видишь свет? – ещё раз спросил ее Костя, доставая что-то объёмное из плоского внутреннего кармана пиджака.
- А что?
- Как ты думаешь, то, что ты видишь – это реально? – в руках у Кости был кристалл – в форме бипирамиды.
Кристалл сверкал остроугольными гранями. И от нестерпимого сияния Бэла зажмурилась.
- Опять ты со своими гипнотическими штучками?
- Это не мои штучки, это штучки того большого дома, в котором живут люди. Смотри, - сказал Костя, щелкнув невидимой кнопкой.
Свет померк, и наступила полная темнота.
- Дурак, уйди от меня! – закричала Бэла. – Что ты сделал с моими глазами?
- Тише. Сейчас я потихоньку включу. Не бойся, это что-то вроде проектора мира. Это кристалл, ключ к открытию Вселенной, космическая флэшка, на которой записано всё, что ты видишь.
В кромешной темноте появилась светящаяся точка, окутанная сияющей туманной аурой. Аура росла, расширяясь пространством с крошечными звездами, собранными в спиральные и шарообразные галактики. Пространство разгоралось, выходя за пределы комнаты, дома, двора, города…Одна из звезд превратилась в солнце, вспыхнувшее ослепительными протуберанцами в холодном фиолетовом небе. Фиолетовые провалы заполнились молочным маревом дневного света.
- Вот видишь, этот мир не бесконечен, у него есть сферический потолок, правда, очень высоко. Люди называют это расширением Вселенной, - сказал Костя, - я просто показал тебе процесс запуска. Это мир всего лишь муляж.
- Ты кто?
- Ангел или Бог. Тебе как легче меня воспринимать?
- Всё. Я окончательно съехала с катушек. Мне надо в больницу.
- Да. Наверное, это и есть правда. Ты съехала с бесконечных витков жизни. Ты готова для принятия новой высшей Вечности Творения. В тебе живет самая красивая идея.
- Какая идея?
- Идея творчества. Жажда творчества. Жажда полёта…Только с тобой я могу подняться наверх, в высшую вечность.
- Так ты падший ангел?
- Считай, что так. Я упал. И я хочу обратно. И только ты можешь мне помочь.
- Так это ты наделил меня даром убирать боль? Или всё-таки королева Нижнего мира?
- Это так важно? Боль? Боль – это всего лишь усилие. Забирая боль у них, ты получаешь усилие и поднимаешься вверх по лестнице. Ты стоишь выше всех их. Ты можешь стать ещё выше.
Но зачем тебе усилия, если у тебя есть крылья? Мы улетим вместе в сияющую вечность через коридор солнца. Мы поднимемся вверх, мы пролетим через миллионы этажей. В моих руках ключ любви, в нём два кристалла – пара – мужское и женское. Ты сможешь пройти, открыв глаза через самый испепеляющий жар. Там другая Земля. Там будущее. За чертой смерти прошлый хлам, здесь копошение, а там Чистое Творчество. Ты создана для Высшей Вечности. И ты видела страну за пределами мира солнца, ты мечтала о ней в далёком детстве. Это мир чистых форм, мир гармонии. Это мир, разомкнутый в бесконечность.
- А если я не хочу с тобой?
- Ты хочешь с Олегом? Боже мой, как люди падки на одежду! Если хочешь, я могу стать им.
Костя крутанулся волчком вокруг своей оси, превращаясь в Олега.
- Тело всего лишь одежда. Я готов идти с тобой наверх в таком образе.
Бэла присела на стул, пытаясь вникнуть в метаморфозу, произошедшую с Костей. Перед ней был Олег в сером шелковом костюме, из которого почему-то местами торчали нитки. Но разве Бэла могла доверять своим глазам?
- Ты не Олег!
- А что у меня не так?
- У тебя другая душа.
- Душа у нас у всех общая, да и что такое душа? Чувствительность, налитая в сосуды тел?
- Хорошо, не душа. У тебя другая идея жизни.
- Моя идея – высшее творчество, а его идея – потребление. Ты сама изменила его душу.
Ты у него забрала радость творчества. Ты сможешь быть с ним только там, внизу, но тебе там будет тесно. Ты, вообще, многого не видишь, Бэла. Ты не видишь главного разделения людей . Есть люди потребления и есть люди мученики, которые уже не могут быть потребителями, но и до творцов им далеко… И есть мы – высшие люди.
Лучше бы Костя этого не говорил.
Бэла терпеть не могла разговоры о высших людях. Если до этих пор Костя еще и продолжал ей внушать некое очарование, то сейчас оно оборвалось окончательно.
- Так ты ангел или сверхчеловек?
- Я – Бог. Тот, кого ты ждала, звала и призывала в пару. Я предлагаю тебе уйти в будущее.
- Будущего без прошлого не бывает.
- Ты упряма, даже с Богом, - улыбнулся Костя. – Ты хочешь проповеди? Я могу и так.
В нижнем мире трудиться не надо, а в верхнем это само собой разумеющееся.
Там города. Города другого мира. Там цветочные, небесные, звездные города, там город грёз, там мы будем сочинять сказки, там мы будем раздавать праздники тем, кто на нижних этажах. Мы будем дарить им мечту, тянуть их наверх. Мы – это листья.
- А Зина и Олег?
- А они корни. Жизнь – это иллюзия, в каждом мгновении скрывается вечность. Из каждого мгновения можно выйти в вечность, только в какую? Они уйдут вниз, а мы наверх. Разве не об этом ты мечтала? Разве ты не мечтала обо мне?
- Как-то странно. Ты говоришь, что ты Бог, но что-то в тебе не хватает.
- Если ты не согласишься, то врата будущего закроются. Ты потеряешь Вечность Творения.
- Ты уговариваешь меня, не любя. Я тебе нужна лишь как средство достижения цели.
- Наши птицы взлетят, если мы соединимся любовью. Я не думал, что нам помешает Олег, - сказал Костя, принимая свой первоначальный вид. - У вас ведь нет детей, да и страсти ваши угасли. Не вижу смысла тебе оставаться с ним.
- Даже так? А ты легко оставил свою жену?
- Я пошутил насчет жены тогда в супермаркете, а то ты бы не поехала со мной.
- Надо же? Может быть, ты и насчёт всего остального пошутил? Пришел как искуситель.
- Я не искушаю тебя. Я зову тебя к творчеству.
- Знаешь, что ангел, лети-ка ты к себе как-нибудь сам, без меня.
- Я не могу без тебя.
- Ну вот, приехали. Олег обещал сегодня заехать. Он не обрадуется, увидев тебя.
- Не переживай. Я могу принять любой вид.
- Та-ак. Любой, говоришь. Ты и мной можешь при случае прикинуться?
- Тобой не могу. На тебя мне наложен запрет.
- Интересно, а за что ты выпал из Высшей Вечности?
- Не помню. У меня ведь тоже болят глаза, я тоже что-то не вижу.
- И я не вижу.
- Я знаю только, что мне надо найти пару, войти в любовный резонанс. И тогда я смогу вернуться… Бэла, ты не представляешь, насколько там все прекрасно. Там чистая жизнь в её самом буквальном понимании.
Костя говорил так, словно играл мелодию на флейте. Он продолжал стоять перед Бэлой как артист на сцене.
- А знаешь, что ангелочек, я, пожалуй, могу уйти с тобой. Назло ему. Скажи мне только, в том мире есть боль?
- Есть, только там она становится чувством. Боль – это чувствительность, это многогранность мира. Струна, там звучащая музыкой, а здесь какофонией. Есть всего лишь два мира…Мир прошлого, где нет боли, точка настоящего, где появляется струна и мир будущего, где звучит музыка. Мы там создаем музыку, мелодию. Наш мир, мир будущего.
Голос Кости становился всё тише и тише. Словно бы в нём садились невидимые батарейки.
- Побудь здесь. Я сейчас приду. – Бэла сказала это властно - приказом.
***
Она вышла из ворот своего дома и направилась к Зине.
Бэла шла медленно, словно с каждым шагом возвращая память. Прошлое, настоящее, будущее. Корни, ствол, ветки. Покой, боль, творчество. Массив прошлого, массив будущего и между ними точка настоящего мгновения. Странная такая точка соприкосновения двух антимиров. Точка неминуемой аннигиляции. Чернота, в которой включается проектор…. Струнная чернота…
Хаос и Мелодия. А между ними струна, струны…
Стоп. Есть ещё один мир. Настоящее – это не точка. Это – Мир! Это мир живых. Вечно живых. Реальных, Изменяющих реальность, Рождающих Миры. На стыке двух миров- земли и неба прорастают семена жизни, ростки новых миров.
Они не качаются в колыбели прошлого, не мечтают об идеальности будущего, а живут…
Прорастают и живут, давая начало разнообразным мирам. Не два мира, и не три, а бесконечное число миров…
Туманная утренняя дымка зависала над крышами домов и клубилась сыростью над газонами, густо усеянными травой и мохнатыми петуньями. Бэла шла, медленно и веско печатая шаги.
В квартире у Зины было промозгло, сумрачно и стоял густой запах ладана. Олег сидел за столом с неестественно прямой спиной и неподвижным лицом.
- Привет! – сказал Олег, - я рад, что ты сделала выбор. Он правильный. Мы поедем на остров втроём.
- Олег! Это не остров. Это мир смерти! Я не поеду с вами. Я хочу остаться здесь. Я готова жить без своего дара. Я хочу учиться. Учиться жить.
- А зачем, Бэла? У тебя есть дар и у меня теперь есть дар. Я не чувствую боли. Знаешь, остров – это отмазка. Там не просто остров, там мир, целый мир. Там все эпохи, сплошное фэнтези… Я же мечтал посмотреть прошлое. И ты подарила мне уникальную возможность.
- Но там мир мертвых!
- И что? Должен ведь там кто-то быть королём? Я идеально подхожу на эту роль.
- Ты изменился.
- Изменился, и что с того?
- А где Зина?
- Зина? Вроде бы была где-то здесь…
- Циркачи…Как можно потеряться в однокомнатной квартире? Зина!
- Бэла, я тут, - Зина вышла из двери кухни в пышном бархатном платье цвета молочного шоколада. В её рыжих волосах блестела корона с диадемой, талия была жёстко перетянута корсетом.
- О! Играешь в королеву?
- Да… Я … Здесь минута, а там… Там я была там целую вечность, и мне там всё так надоело! Бэла, куда мне идти?
- Куда, куда? Остаётся только что кудахтать…Летать не можем, но крыльями машем…
- Бэла…Помоги мне… Это чёртово платье! Эта мерзкая ткань! Помоги мне снять её. Она прилипла ко мне как пиявка. Пойдём на кухню. Там нож. Режь!
Бэла взяла в руки стальной нож с чёрной пластмассовой рукояткой.
- Что ты медлишь? Разрезай корсет, - взвизгнула Зина.
- Я боюсь задеть твою кожу.
- Да режь вместе с кожей! Я же не чувствую боли. Режь! Иначе оно прирастёт ко мне!
Бэла попыталась подцепить тесёмки, они хрустели под ножом, словно сплетённые из хитина. Бела с трудом прорвала их. Но платье продолжало стягивать Зинино тело.
- Бэла! Режь!
Лезвие ножа ткнулось в твёрдую поверхность.
- Да тут не резать надо, а пилить. Олег! Помоги мне!
- В чём вопрос?
Олег «освежевал» платье довольно быстро и уверенно. Зина выскользнула из него как из футляра, сделанного из папье-маше.
На мраморно-кукольной коже остались крошки от платья.
- Бэла!
- Ты вправду этого хочешь?
- Да…Верни меня…
- Ложись.
Зина легла на диван. Бэла коснулась руками её кукольного тела. Повела по нему кончиками пальцев, словно вслушиваясь хоть в какое-то подобие живого биения.
Но Зина была идеально оскоплена. Если только не…
Бела положила руку на сердце. Сердце Зины билось ровно и размеренно. Как механизм. И всё же, там таилось нечто живое. Точка, похожая на семя. Была окутала её теплом, чтобы вышел корешок. Корешок жизни и боли, что одно и то же …
Зина прикрыла глаза.
- Пусть спит.
- Бэла, а мне что делать? – Олег стоял рядом с ней.
- Домой пойдём.
- Домой?
- Можешь остаться здесь.
- Нет. Я с тобой. Оживи меня.
- Может, ты сам меня оживишь?
- Как?
- Самым естественным способом, - Бэла рассмеялась и выбежала за дверь.
На улице лил весенний дождь, пузырились лужи. Где-то в небе раскатами гремели зевсовы колесницы. Молнии сверкали на западной окраине города.
Бэла подставила лицо живительной влаге. Волосы промокли, за ними ноги, руки. Вода лилась за воротник куцей хлопчатобумажной курточки. Бэла не просто бежала, она пела «бег под дождём» как песню, главными словами которой были стуки капель и стук её сердца, эти самые проникновенные слова, которые на всех языках мира звучат одинаково…
Дома она стянула с себя мокрую одежду и закуталась в махровое полотенце. От дождя в комнатах было темно. Несколько раз хлопнула входная дверь. Кто-то пришёл или ушёл.
Кто-то обнял её, подойдя сзади и прикрыв её глаза ладонями.
Почему-то она подумала о том, что за ней будет стоять тот, чьё имя она выберет.
- Ты?
Он развернул её к себе нежно и властно. А дальше уже Бэла ничего не помнила. Пришло полное затмение.
Когда будущее и прошлое смыкаются вместе как небо с землёй, чтобы родить новый мир, много новых миров…
Когда ростки беременеют деревьями, а цыплята птицами…Когда…
Стучало сердце, били капли дождя, шумела молодая листва. Молнии пробивали пространство.
-Ты знаешь, целительница Люба сказала, что у нас с тобой будут детки…
- Знаю…
- Откуда?
- Чувствую…
- И я чувствую…И вижу. – Бэла лежала с широко открытыми глазами.
Она видела прямоугольник окна. За ним дома, небо и далее…Далее то, что могут видеть птицы.
На этажах боли
© Copyright: Кимма, 2016
Свидетельство о публикации №216011501095
Свидетельство о публикации №216011501095
Рецензии
Лен, понравилось, читать буду обязательно. Уже дошла до того места, как Бэла начала лечить народ за сто рублей. Мне бы такую Бэлу. Человек она хороший, чувствуется с самого начала. Думаю, что её сон про старуху - будет иметь продолжение.
Лен, молодец, классно пишешь.)
Клименко Галина 03.10.2019 11:17 • Заявить о нарушении
Лен, молодец, классно пишешь.)
Клименко Галина 03.10.2019 11:17 • Заявить о нарушении
Угу, к нам однажды кто-то приходит. Так и рождаются наши сочинения.
Клименко Галина 03.10.2019 12:19 Заявить о нарушении
Клименко Галина 03.10.2019 12:19 Заявить о нарушении
Прошу извинение за вклин.
Кимма, я там написал на сегодняшний бред Фортье:
http://www.proza.ru/2019/10/03/831
Вячеслав Поляков 03.10.2019 13:15 Заявить о нарушении
Кимма, я там написал на сегодняшний бред Фортье:
http://www.proza.ru/2019/10/03/831
Вячеслав Поляков 03.10.2019 13:15 Заявить о нарушении
Лена, дочитала твой роман.
Тема не моя, но пишешь ты здорово! Потому я не пропустила ни строчки, хотя многое не понимала о чём речь, особенно в диалогах между Бэлой и Костей.
И даже не знаю, правильно ли я почувствовала главную мысль романа? Попробую написать, а ты скажешь: верно или нет.
Мне видится смысл таким: что дано нам Свыше, тем мы и должны дорожить. Менять ничего нельзя и не надо, потому что всё превратится в искусственное и наше тело тоже не будет нам принадлежать. Сколько отведено нам, мы должны безропотно это всё принять, даже если жизнь совсем крошечная и даже если она - это сплошная боль.
Вот так я всё поняла, Лена.
Удачи в творчестве, а также в учёбе.)
Клименко Галина 07.10.2019 08:37 Заявить о нарушении
Тема не моя, но пишешь ты здорово! Потому я не пропустила ни строчки, хотя многое не понимала о чём речь, особенно в диалогах между Бэлой и Костей.
И даже не знаю, правильно ли я почувствовала главную мысль романа? Попробую написать, а ты скажешь: верно или нет.
Мне видится смысл таким: что дано нам Свыше, тем мы и должны дорожить. Менять ничего нельзя и не надо, потому что всё превратится в искусственное и наше тело тоже не будет нам принадлежать. Сколько отведено нам, мы должны безропотно это всё принять, даже если жизнь совсем крошечная и даже если она - это сплошная боль.
Вот так я всё поняла, Лена.
Удачи в творчестве, а также в учёбе.)
Клименко Галина 07.10.2019 08:37 Заявить о нарушении
Через боль Бог разговаривает с нами, то есть пытается навести контакт, дать познание.
Боль- это некое Высшее чувство, связь с Создателем. Как закрытый портал, через который надо идти, как крик Бога внутри человека.
Как-то так.
То есть через боль можно получить либо деградацию либо запредельное.
Кимма 07.10.2019 09:06 Заявить о нарушении
Боль- это некое Высшее чувство, связь с Создателем. Как закрытый портал, через который надо идти, как крик Бога внутри человека.
Как-то так.
То есть через боль можно получить либо деградацию либо запредельное.
Кимма 07.10.2019 09:06 Заявить о нарушении
Невольно я стал свидетелем вашего разговора).
Уж извините.
Задумался над словами о боле.
"Через боль Бог разговаривает с нами, то есть пытается навести контакт, дать познание.
Боль- это некое Высшее чувство, связь с Создателем. Как закрытый портал, через который надо идти, как крик Бога внутри человека".
Если учесть, что есть люди, которые живут постоянно в боли, преодолевают её кто, как может и умеет, и понимают, что никакой Бог им поможет.
Единственное, что они бы желали - это прервать эту связь))) (((.
Вячеслав Поляков 07.10.2019 10:11 Заявить о нарушении
Уж извините.
Задумался над словами о боле.
"Через боль Бог разговаривает с нами, то есть пытается навести контакт, дать познание.
Боль- это некое Высшее чувство, связь с Создателем. Как закрытый портал, через который надо идти, как крик Бога внутри человека".
Если учесть, что есть люди, которые живут постоянно в боли, преодолевают её кто, как может и умеет, и понимают, что никакой Бог им поможет.
Единственное, что они бы желали - это прервать эту связь))) (((.
Вячеслав Поляков 07.10.2019 10:11 Заявить о нарушении
Да, верно. Когда сильная и долгая боль, то ничему не рад.
Говорят, мы на этом свете для испытаний, чтобы вымолить у Бога прощение: за наши грехи и наших предков.
Клименко Галина 07.10.2019 10:18 Заявить о нарушении
Говорят, мы на этом свете для испытаний, чтобы вымолить у Бога прощение: за наши грехи и наших предков.
Клименко Галина 07.10.2019 10:18 Заявить о нарушении
Вячеслав, любая боль- это крик клеток. Правильно услышанный и прочитанный - указывает путь.
Галина, если мы будем думать, что мы здесь для мук, то будем всегда мучиться.
Мы тут не для мук. Ведь в самих муках нет никакого смысла. А всё что не имеет смысла уже не может использоваться с предлогом "для"
Кимма 07.10.2019 10:47 Заявить о нарушении
Галина, если мы будем думать, что мы здесь для мук, то будем всегда мучиться.
Мы тут не для мук. Ведь в самих муках нет никакого смысла. А всё что не имеет смысла уже не может использоваться с предлогом "для"
Кимма 07.10.2019 10:47 Заявить о нарушении
Правильно услышанный.
Есть такое в медицине, хорошо изученное: корешковые боли, фантомные боли. Спасение от них - операция, обрезать вообще спинной мозг. Но, там такие последствия, что лучше поддерживать связь с Создателем...сколько хватит сил))).
Вячеслав Поляков 07.10.2019 11:04 Заявить о нарушении
Есть такое в медицине, хорошо изученное: корешковые боли, фантомные боли. Спасение от них - операция, обрезать вообще спинной мозг. Но, там такие последствия, что лучше поддерживать связь с Создателем...сколько хватит сил))).
Вячеслав Поляков 07.10.2019 11:04 Заявить о нарушении
Модер-укр только что пришёл на сайт. Статьи у наших авторов почикал. Мои ответы украм стёр, брызжа слюнями.
Кимма 07.10.2019 14:20 Заявить о нарушении
Кимма 07.10.2019 14:20 Заявить о нарушении
Вот отстаёшь от жизни).
А уже какие-то статьи снесли, рецензии(((.
Вячеслав Поляков 07.10.2019 15:57 Заявить о нарушении
А уже какие-то статьи снесли, рецензии(((.
Вячеслав Поляков 07.10.2019 15:57 Заявить о нарушении
Да, у всех троих прои не отображаются.
У Секстолета вчера все читали и рецы оставляли.
Вот короед сегодня над ВВП издевается...и хоть бы что.
Висит.
Статьи, в этих условиях, когда и хозяин, и модемы - хохлы, надо писать так, чтобы комар носа не подточил. Вообще без имён и кличек.
Все и так поймут.
А если и тогда будут сносить - копии рассылать по курирующим организациям, с вопросом: А почему, собственно?
Вячеслав Поляков 07.10.2019 17:23 Заявить о нарушении
У Секстолета вчера все читали и рецы оставляли.
Вот короед сегодня над ВВП издевается...и хоть бы что.
Висит.
Статьи, в этих условиях, когда и хозяин, и модемы - хохлы, надо писать так, чтобы комар носа не подточил. Вообще без имён и кличек.
Все и так поймут.
А если и тогда будут сносить - копии рассылать по курирующим организациям, с вопросом: А почему, собственно?
Вячеслав Поляков 07.10.2019 17:23 Заявить о нарушении
На это произведение написано 18 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.