Самара. Дома и люди

Весной Самара прекрасна и восхитительна, как юная невеста в самом расцвете своей свежей и невинной прелести, летом она щедро дарит свои горячие ласки, словно опытная и жаркая любовница бальзаковского возраста, осенью – вызывающе ярка и многоцветна, но и одновременно чуть грустна и меланхолична, подобно бабе, что «ягодка опять». Но зимой ее наряд вызывает лишь печаль и уныние, напоминая растоптанные и грязные башмаки «прощай молодость» на древней старушке, готовящейся навсегда укрыться белым саваном. Она вряд ли потешит своим видом случайно заехавшего туриста, но только искренне любящие и помнящие ее, будто родную мать, способны разглядеть в ней скрытые временем милые сердцу черты и радоваться каждой новой встрече с ней.

Вот и я стремлюсь вернуться к ней при любой возможности. В этот раз судьба занесла меня сюда на новогодние праздники и уготовила не самый теплый прием, встретив слякотной серостью оттепели, быстро сменившиеся почти сибирскими морозами и метелями. Если бы я не знал ее так давно и хорошо, то был бы разочарован ее дневным обликом, схожим с  тем, что старается никому не показывать только что  проснувшаяся и не накрашенная женщина. Но уже в сумерки она расцветает огнями рекламы, гирляндами праздничной иллюминации, роями красно-белых светлячков автомобилей, превращаясь в манящую и влекущую таинственную красавицу во всем блеске своего вечернего наряда. И тогда забывается серость будней, сердце наполняется предощущением волшебства, счастья и любви.

В прошлом я всегда ходил по любимым улицам, вглядываясь в лица прохожих, не без оснований надеясь встретить кого-либо из многочисленных знакомых, но неумолимое время разметала родных и близких, одноклассников-однокурсникам по городам и весям. Иных уж нет, а те - далече, отдыхают на курортах, спят или болеют после вчерашнего, заняты своими делами и не отвечают на звонки. И потому ныне я, гуляя по знакомым с детства местам, больше смотрю на то, что сталось с моим родным городом, как изменился он за время моего отсутствия, что еще появилось или утрачено в его облике. За полтора десятилетия строительного бума Самара украсилась замечательными зданиями мостами, расширилась огромными районами и просторными магистралями, похорошела и обновилась.

 К сожалению, далеко не все из этого вызывает мое понимание и восторги. Вознеслись к небу эффектные башни небывалой высоты. Но посреди ценной малоэтажной застройки исторического центра они смотрятся подавляюще и агрессивно, как цитадель инопланетян из компьютерной игры «Half Life». Зато изысканные особнячки-новоделы в стиле нео-модерна, пришельцами из прошлого зачем-то поставлены в окружении безлико-типовых многоэтажных жилых домов, где они так же уместны, как в бане лыжи. Поделенная и распроданная кусками площадь городских кварталов застраивается, похоже, спонтанно и хаотично, без какого либо объединяющего архитектурного замысла в прежних красных линиях, оставляя для заполонившего улицы личного транспорта узкие дореволюционные проезды.

Под каток неумолимой реконструкции вместе с ветхими развалюхами зачастую попадают и весьма добротные кирпичные здания вековой и более давности, долгие годы украшавшие город и памятные многим горожанам, как старые бани на Вилоновской и Арцыбушевской или артиллерийские казармы на территории 4го ГПЗ. Многие из них при рачительном и грамотном подходе можно было бы реконструировать и превратить в культурно-досуговые или офисно-торговые заведения, способные стать и туристическими достопримечательностями. Однако в не представляющей никакой ценности прогнившей бывшей бане на Ерошевского поныне живут и здравствуют какие-то сомнительные лавочки и ночной клуб «Труба», прозванный по злой иронии самой веселой дыркой города.

Очень жаль любовно украшенные искусной деревянной резьбой дома, в которых прошло детство многих из нас, но законы бытия говорят о том, что им давно уже пора освободить свои места, вслед за их столь же престарелыми хозяйками, доживающими свой век на лавочках перед ними. И совершенно бессмысленно, как макияж и пластические операции для бабулек, пытаться навести им марафет косметическим ремонтом фасадов, как это пыталась сделать прошлым летом группа юных волонтеров-энтузиастов, облицевавших сайдингом и раскрасивших в ярко-желтый цвет несколько убогих хаток напротив филармонии. Но стоило заглянуть в ворота, как по глазам била оставшаяся нетронутой разруха и запустение тихо умирающих вместе с жильцами давно прогнивших и готовых к сносу клоповников.

Да, в таких двориках можно найти немало интересного и незабываемого,  в том числе и на свою пятую точку, подобно тому, как я некогда вдруг обнаружил за деревянным заборчиком уютное и милое жилище очаровательной особы,  на несколько лет взявшей в плен мое сердце. За это время я успел досконально изучить его теплый подвал, обнаружить немало скелетов в шкафах наверху, но так и не добраться до оставшегося непознанным чердака. А ведь я не раз ходил к стоящему напротив изрядно облупленному особнячку,  в котором жил мой прежний однокашник, бывший ранее отличником, красавцем, спортсменом и даже ген. директором, но безнадежно одряхлевший и потерявший волю к жизни вместе со своим старым домом, превращенным в захламленную и  запущенную мрачную коммуналку.

Зато теперь меня приютил друг-одноклассник, числившийся в школе троечником, хулиганом и шалопаем, и, видимо, потому построивший себе как-то незаметно и постепенно трехэтажный коттедж на месте неказистой избушки его родителей. Он щедро выделил мне в распоряжение пустующий верхний этаж, существенно превышающий по метражу ту жилплощадь, что я занимаю теперь у себя дома. Я знаю, как и каким трудом он с женой заработал на него, но совершенно не понимаю тех новых русских, которые покупают себе квартиры в многочисленных небоскребах, обступающих со всех сторон его участок с заботливо ухоженным садиком. Так другой старый приятель-троечник, тоже занимающий целый этаж в престижном центре, даже не пригласил меня к себе в гости на рюмку чаю.

Я даже не представляю, как и сколько мне нужно было бы вкалывать, что бы купить себе там квартиру, но совершенно ясно, что мне там не место и я никогда не стану для них своим. Они кажутся мне такими же самодовольными, лоснящимися и наглыми, как и их блистающие стеклом и сталью лимузины и джипы. Но я и не испытываю зависти к ним, догадываясь чем и как им пришлось пожертвовать ради своего благополучия. Возможно, дело в том, что в силу определенных обстоятельств я был вынужден занять некогда чужое место, и лишился тогда своего места в жизни, а сейчас расплачиваюсь за это. И мне никогда уже не вернуться в преданную по молодости лет архитектуру, врата в которую для меня теперь плотно заперты, как и двери родного СГАСУ, закрытого на праздники.

Его 85-я годовщина омрачилась совершенно идиотским слиянием с политехом, которое грозит уничтожить кузницу местных строительных кадров. И мне остается только молиться о том, что этот очередной морок по созданию опорных ВУЗов скоро унесет свежим ветром перемен вместе с варягом-губернатором, успевшим уже немало натворить чудес за краткий период своего правления. Достаточно вспомнить сооружение пресловутой «Стены плача», призванной в монументальной форме демонстрировать небывалые свершения области, достигнутые под его чутким руководством, но перегородившей величественный вид на Волгу у по-советски неуклюжего и громоздкого зданием его резиденции, набитой такими же тупыми и бездумными бюрократами.

Стремление все самые представительные сооружения ориентировать фасадами на Волгу напоминает сцену из фильма «Безымянная звезда», где весь провинциальный бомонд маленького румынского городка выходил встречать проезжающий без остановки экспресс из Бухареста, демонстрируя неизвестно кому свои лучшие наряды и с завистью вглядываясь в окна пролетающего мимо состава. Вот только поезд шел там дважды в сутки, а туристов по Волге возят лишь летом. Набережная теперь заполнена многочисленными скульптурами, едва различимыми с фарватера, включая и конную статую основателя города князя Засекина, поставленную вопреки всякой логике на самой нижней точке, не говоря уже о совершенно диких малых формах, пугающих публику неподалеку.

Зато огромного церетелиевского дядю Степу с не меньшей помпой водрузили на узкой и единственной пешеходной улице, уничтожив ее человеческую соразмерность. Непонятно, почему нквд-шного истукана  не поставили у нового здания нынешней полиции? Увлечение скульптурными излишествами ныне с подачи депутата Хинштейна приняло характер эпидемии, и дело дошло уже до проектов памятника белочехам, будто мало одного бравого солдата Швейка, мешающего людям ходить мимо у "Трех Вязов". У строительного предполагалось водрузить два изваяния – водопроводчика и архитектора. И так далее у почти каждого заметного горучреждения или ВУЗа. Лично я могу объяснить этот креативный зуд только возможностью распила и обналички недорастраченного мэрией бюджета.

С тревогой и недоумением я вижу, как возводятся колоссальные офисные и торговые центры, стоящие без арендаторов и посетителей, как тратятся безумные деньги на строительство никому ненужной футбольной арены к ЧМ-18, ради которой сносят обустроенные поколениями простых тружеников дачные массивы. Одновременно разрушаются, приходят в негодность и уничтожаются замечательные памятники архитектуры, украшавшие ранее улицы Венцека, Галактионовскую, Некрасовскую, Садовую и Молодогвардейскую. Или туристов буду водить исключительно по строго утвержденному маршруту, отмеченному красной линией, не рискуя сделать шаг вбок, чтобы не отловить кирпич на голову,  как я чуть было не погиб вместе с матерью еще 50 лет назад на тротуаре у бывшего губернаторского дома?

Давно стало притчей во языцех многострадальное метро, строящееся по остаточному принципу и остающееся пустым даже в разгар рабочего дня. Оно стало наглядной иллюстрацией формы без содержания, подобно давно заброшенному бункеру Сталина, в котором кем-то еще нежно любимый вождь никогда не был. Довершает картину возведение нового Фрунзенского моста, усугубляющего дорожную нагрузку на улицы старого центра,  вместо того, что бы обойти его у желдорвокзала, как предлагали местные архитекторы-градостроители и дорожные специалисты. А ведь еще недавно некие заезжие умники предлагали на стрелке Самарки поставить еще и гигантский стадион, не понимая, к какому транспортному коллапсу это неминуемо привело бы во время матчей!   

Такие совсем невеселые мысли приходили мне в голову во время долгих прогулок по городу, вплоть до прощального взгляда из поезда на горящую огнями вечернюю Самару, после которого я и начал писать этот текст. Мне всегда очень грустно, горько и мучительно больно покидать любимые места,   где остаются мои родные и близкие, старые друзья и подруги, дорогие сердцу воспоминания и куда будет теперь снова стремиться вернуться моя душа. Но я знаю,  что за зимой неизбежно придет весна, а там и лето. Я обязательно вернусь снова, что бы увидеть голубизну небес над Жигулевскими горами и густую зелень тенистого Струковского сада, ощутить аромат белоснежной сирени на самой красивой в России набережной и ласковую нежность волжских волн на жарком песчаном пляже.