Когда расцветёт сакура. Гл 1

Глава 1.

***
Япония. 1756 год. Остров Кюсю
            
Период Эдо (1600-1868). Начало сёгуната Токугава – Иэясу захватывает власть и переносит столицу в г. Эдо (Токио). Повсеместное преследование христиан. Христиане, как представители чужеземной культуры, так же подверглись гонениям. Исповедание христианской веры каралось смертной казнью. Потомки казненных христиан в течение семи поколений считались подозрительными. Япония практически полностью отгораживается от внешнего мира.

***
Шизуко считала себя счастливой женщиной. Не зря родители отдали её за Масао.  Недаром в народе говорят: "Среди цветов - вишня, среди людей - самурай".
Масао самурай. Она любила своего мужа. Шизуко понимала своего мужа и во всём старалась быть ему опорой. Зарабатывал он не так много, как истинный самурай Масао относился с презрением к личной выгоде и деньгам,  но им хватало для безбедной жизни. Шизуко была счастлива. Когда Масао прикасался к ней, она испытывала те же чувства, какие ощущала каждой весной, наблюдая за рассветом над зарослями цветущей сакуры. Парение. Как лёгкий лепесток сакуры её душа, взмывала в небеса, а голова  кружилась от любви. Когда любимый заглядывал в глаза Шизуко, ей казалось, что тёплые стрелы пронзают её сердце. Мягкий голос мужа окутывал сознание так, что она словно летела, подгоняемая ветром любви. Сердце Шизуко, как ручей с чистой водой по весне, полнилось счастьем. Не тем обыденным, повседневным счастьем, каким наполняется человеческая жизнь, а осязаемым ощущением того, как в сердце вместе с каждым взглядом любимого, попадает, разливается по телу, согревая его – счастье любить и быть любимой. Она любила своего Масао. Любила весну, солнце и ей нравилось встречать рассвет в дни ханами*.
              Этот март выдался холодным, ветреным. Дождь, казалось, будет лить до бесконечности, навевая на жизнерадостную Шизуко тоску и печаль. Она ждала весны. Шизуко обязательно должна родить Масао сына. У самурая первым на свет должен появиться наследник. Сын должен пойти по стопам отца, продолжателем рода, хранителем и наследником его традиций.
Хотя самой Шизуко очень хотелось девочку. Ей так хотелось, чтобы дочь появилась на свет  в дни цветения сакуры. Чтобы её дочери передалась вся красота этого чуда и она была также прекрасна и легка, как лепесток дикой вишни. Но Масао, напротив, считал, что провидение его не обманет и у него родится сын. Обязательно будет сын. Он будет красив, как Шизуко и талантлив, как он, его отец.
              Под гулкий звук дождевых капель, Масао крепко спал. Шизуко, напротив, мучило беспокойство. Тянула поясница, отдавая острой болью в низ живота. Ребёнок то и дело шевелился, упираясь малюсенькими пяточками в её плоть, словно требуя скорее  вызволить его на волю. Шизуко нежно гладила себя по округлому животу, успокаивая своими движениями маленькое чудо, жившее в ней своей жизнью.
             Сквозь шум дождя ей послышались странные звуки. Шизуко с трудом поднялась с футона** и прислушалась. Ей показалось, что с улицы доносится детский плач.
                – Масао, Масао! – позвала она мужа,– там ребёнок, или мне это кажется?
                Переступив порог жилища, Масао поёжился. Холодный дождь лил, колко ударяя его по разгорячённому от сна телу. В отблеске молнии он увидел стоящую поодаль женщину.
                – Вы кто? Что вам нужно? – крикнул он ей. Но его слова заглушили громкие раскаты весеннего грома. Сквозь треск разрывающихся молний, послышался плач ребёнка. Посмотрев по сторонам, в бликах очередной огненной стрелы, он заметил шевелящийся комок. Подняв его, увидел сморщенное от плача маленькое личико ребёнка, которое, казалось, было синим от холода. Дитя дрожало всем своим крохотным тельцем. Масао посмотрел в ту сторону, где ему показалась женщина, но вдруг увидел её совсем рядом.
    – Спасите его, возьмите, – женщина плохо говорила на их диалекте. Она совсем не походила на женщин его города. Упав на колени в липкую землю, размокшую от дождя, она сняла с шеи небольшой шёлковый мешочек на шнуре – мидзухики***.  Поцеловав мешочек, с мольбой в голосе протянула его Масао, – пусть берёжёт вас Всевышний. Умоляю, сделайте так, чтобы он никогда не расставался с ним и Господь будет милостив вам за доброту вашу. Передайте моему сыну, что несмотря на гонения, нашему роду удалось сохранить это со времён Симабара****. Возьмите, спрячьте это до времени. Пусть не прервётся вековая нить. Пусть «Капля крови Христа» спасёт наш род и тех, кто ему помогает.
Случись по-другому, Масао не раздумывая, поступил бы с ней, как подобает самураю. Но сердце отважного воина дрогнуло от дрожащего тонкого плача младенца.
             Раскаты грома гремели не переставая. Ребёнок в руках Масао закричал с новой силой. Мужчина опасливо посмотрел на заливающегося младенца, а когда поднял глаза, то женщины рядом уже не было. Не заметил он и того, как неизвестная, спрятавшись за стволом дерева, перекрестила Масао с оставленным ею младенцем.
             – Шизуко, это ребёнок, – произнёс он ждущей в доме жене.
             Масао положил мокрый свёрток с младенцем на циновку. Шизуко, превозмогая боль, нагнулась над ним.
              – Приготовь горячей воды, он недавно появился на свет, – прикусив губу от нарастающей боли, Шизуко быстро обмыла плачущего младенца.
Она передала мужу маленький измученный комочек и тут же застонала от раздираемой боли. Мужчина, растерявшись, положил малютку на приготовленную тряпицу и кинулся к жене.
– Шизуко, этот ребёнок принесёт в наш дом беду. За её матерью погоня. Значит она христианка. К нам могут нагрянуть в любую минуту.
– Масао! Подумав — решайся, а решившись — не думай. Ты принёс этого ребёнка в наш дом – теперь он наш. А раз он наш ребёнок мы будем всегда защищать его. Масао, беги, приведи старую Сетзуко. Видно, время настало появиться на свет нашему ребёнку.
Шизуко ещё долго мучилась в родах. Старая Сетзуко ничего не спросила, увидев рядом с роженицей чужого плачущего младенца. Муки Шизуко подходили к концу, когда в жилище ворвались солдаты.
– Убирайтесь, не мешайте принять второго младенца, – крикнула Старая Сетзуко.
Но солдаты не услышали крик родившейся дочери Масао. Они, молча, вышли, увидев горе на лице самурая.
С рассветом утихла непогода. Старая Сетзуко взяла кричащего мальчика и приложила младенца к груди Шизуко. Она вошла за перегородку, где на циновке лежала мёртвая новорождённая девочка. Положив руку на плечо убитого горем Масао, она сказала ему:
– Старая Сетзуко хранит много чужих тайн. Но в её сердце найдётся место для ещё одной.
Наутро прошла непогода. Вскоре прошёл слух, что на окраине города нашли пришлую женщину. 
– Наверное, её пронзила стрела ночной молнии, – судачили люди. А вот Масао и Шизуки страшная ночь подарила сына и отняла дочь, – делились новостью горожане. 

Прошёл почти месяц после тяжёлой утраты. Масао мучился, скрывая правду рождения ребёнка. Ложь для самурая равна трусости. А Шизуко не знала, как пережила бы своё горе, но глядя на маленького приёмного сына, душа её таяла от материнской нежности. Масао вспомнил о шёлковом мешочке, который отдала ему странная женщина. Взяв его, он вышел из дома, развязал узел  и заглянул внутрь. От увиденного он непроизвольно отвёл глаза. Солнечный луч, бросив искру света в мешочек, заставил засиять, засверкать находящийся в нём предмет. Масао осторожно извлёк из мешочка небольшой золотой, крестик. На перекрещении двух его перекладин, вместо распятия, горел огнём, струился, преломляясь в гранях красным необычайно красивым цветом камень в виде капли. Как капля крови на кресте. Наконец, подумав, Масао, решил показать его жене.
– Она дала мне этот мешочек и сказала, что её клан берёг то, что в нём со времён  Симабара, что недалеко от Нагасаки. Тогда, давно вспыхнуло восстание против политики сёгуната. Почти все восставшие были христианами. Невиданная вещь, Шизуко. Может, стоит избавиться от неё?
– Нет, Масао. Нам с тобой хорошо. Мы вместе и любим, друг друга, а значит, мы богаты. Это христианский крест. Мы не знаем христианских правил. Но я знаю одно, эта бедная женщина, христианка. Она вымолила у своего Бога самое дорогое, что у неё было: жизнь сына и этот крест. Обратись она в другой дом, неизвестно чтобы было с мальчиком и с этим крестом. Значит, молитва матери дошла до её Бога. Так спрячь его до лучших времён. Настанет время, вырастет наш сын, и ты расскажешь ему его историю рождения и отдашь этот крест.
Решено было младенца назвать Хироши – щедрый. Вскоре, собрав свои пожитки, они покинули родной город навсегда.


***
Россия. Москва. 2012 г.  Январь
               
                Я сладко потянулась в постели. Пора вставать. Хотя почему пора? Ну и что, что суббота! Я ещё никак не привыкну к своему новому статусу пенсионерки, хотя и нахожусь в нём уже почти два года. Но я жаворонок. И хотя с возрастом ложусь спать всё позже и позже, ночью мучаюсь бессонницей, но встаю всё равно рано. С рассветом солнца. Готовлю кофе и с чашечкой горячего любимого напитка наблюдаю за чудом, название которому рассвет в мегаполисе. Живу-то на двадцать втором этаже. Красота!
Но сейчас январь. Солнце спит, накрывшись тёплыми тёмными облаками. Могу и я понежиться в постели. Но не нет, хочу кофе!

Для меня  приготовление этого напитка всегда было и остаётся
настоящим ритуалом. Если не удаётся сварить утренний кофе так, как мне этого хотелось, считаю, что день не удался. Настроение испорченно окончательно и бесповоротно. Поэтому, в былые времена, до развода с Олегом, когда наши сейчас уже взрослые дети, были просто детьми, я  всегда,  старалась встать с утра, на часик раньше запланированного времени, чтобы  подарить себе минуточку утреннего блаженства, за чашечкой крепкого ароматного напитка.
Кофе! Как не любить этот божественный аромат? Пока кофемолка размалывает зёрна, которые блестят, словно их жарили на душистом масле, я ставлю турку на огонь. Самое главное правильно смолоть кофе. Помол должен быть и не крупным, и ни в коем случае мелким. Золотую середину определит, только хорошо натренированный глаз помольщика. При варке кофе всякое действие главное. Необходимо правильно,  до нужной кондиции довести кипячение воды.  Это один из  главных моментов приготовления. Ни в коем случае не дать воде перекипеть! Она должна только… чуть закипеть. Когда на поверхности турки появятся маленькие равномерные пузырьки, я делаю газ ещё меньше, настолько, чтобы только он сам не погас.
Мерную ложечку  свежеперемолотого кофе аккуратно, нет, не высыпаю,  кладу на воду горкой посередине горловины турки. Молотый кофе не утопает сразу в воде. Мелкие пузырьки кипятка, делают ему нежнейший массаж, от которого он постепенно млеет, и потихоньку дает накрыть себя теплым покрывалом воды.
И вот тут, происходит главное, ради чего я всех своих домочадцев
приучила обходить, в этот момент, кухню стороной. Появление пенки! Никаких резких движений! Ни каких отвлекающих моментов! "Легким движением руки", вы ложечкой помогаете молотым зернам, окунуться в млеющую на тихом огоньке воду. И вот финал действа - горловина турки, покрыта розовой, густой, но воздушной, искрящейся пенкой.  Первая чашечка – победителю!
Но вкусить первую чашечку, да со смаком, как говорили ещё мои бабушки, а потом и мама, научившая меня всем этим премудростям, это тоже, своего рода ритуал.
У меня имеется своя красивая чашечка для утреннего кофе, которая после трапезы, становится на почётное место в буфете. Она  используется годами, поэтому привыкнуть к новой, очень тяжело. Изменить своему фарфоровому чуду, испортить себе настроение ещё больше, потому, как неизвестно, сколько на новую вместимость нужно положить сахара? Кстати сахар, дело вкуса.
Ну вот, всё собралось воедино. Я не проспала, кофе удался, и можно отдаться этому наслаждению в полной мере, пока тебя не отвлекли. И не дай Бог, кофе остынет!  Медленно испытав наслаждение запахом и вкусом, можно продолжить свои утренние хлопоты.
Пока я вкушаю, божественный напиток, тишина, которую нарушали лишь стрелки часов, неумолимые двигатели времени, начинает таять, как и темнота за окошком. Но не сегодня.
Этот шум за стенкой. Эти новые соседи, просто кошмар! Около десяти  лет назад, как я въехала в этот высотный дом на севере столицы. Всегда на нашей лестничной площадке стояла тишина. А теперь!
           – Настроение ноль, да ещё с утра эти итальянские разборки, – пробурчала я, пригубив глоток кофе.
– Помогите, помогите!  – вдруг резкий испуганный крик молодой соседки Лоры, эхом пронёсся по пустой лестничной площадке.
             Я выскочила на крик. На площадке никого не было, но дверь в соседскую квартиру была открыта нараспашку. Из неё слышался громкий плач и причитания Лорки.
             – Деничка, родной не умирай, я прошу тебя, не умирай!
             Я осторожно пошла на крик и увидела лежащего на кровати лицом в подушку Дениса. На его затылке алела небольшая ранка, из которой сочилась кровь и тонкой струйкой стекала по шее на плечи, собираясь лужицей в ложбинке красивой шёлковой простыни. Вся его спина была в ссадинах и синяках. На запястьях, которые лежали на подушке были следы толи от наручников, толи от верёвок. Лора стояла на коленях рядом с кроватью и, уткнувшись в её край, плакала, все, уговаривая мужа не умирать.
             – Вы что, с ума посходили, что ли?  – недоумённо проговорила я, оценивая ситуацию. Бросив взгляд в сторону второй половины кровати, я увидела на ней настольные часы в серебристом металлическом корпусе, в стиле модерн. Круглый корпус циферблата, испачканный кровью, возвышался над стойкой с маятником в виде стрелы. Они лежали  на боку и издавали глухой стук отбиваемых секунд.  От этого звука атмосфера в квартире становилась ещё тревожней. 
             – Удобное оружие убийства, ничего другого под руку не попало, типа скалки? – сказала, я насмерть испуганная произошедшим. Я взяла из Лоркиных трясущихся рук мобильник и набрала номер службы спасения.
             – Я никак «Скорую помощь»  не могу вызвать, – хлюпая носом, проговорила Лора.
             – Вам не скорую, вам психушку надо вызывать.
             – Говорите, – послышалось из трубки.
             – Девушка, пришлите скорую. Что случилось? Семейная разборка. Нет, я соседка. Хозяйка в трансе сидит и плачет. У мужа проломлена голова, он видно в отключке. А вообще… ты, что его пытала?  Да это я не вам, жене пострадавшего, у него на теле следы побоев. А может не побоев, сейчас молодёжь, такая, фиг их разберёшь, чем занимается от скуки.
              Пока я диктовала адрес, в квартире появилась вторая наша соседка из трёхкомнатной квартиры Илона Павловна. Мой громкий диктующий голос, расспросы Илоны Павловны, плач и причитания Лоры, смешался со звонким лаем китайского мопса Баси.
             – Что у вас там? Шум такой? Сейчас приедет бригада скорой и полиции, – успокоила девушка в трубке.
             – Полиция? Зачем?  – глупо спросила я, но тут, же спохватилась.
             – Ждите, – закончили разговор на другом конце провода.
             Ждать пришлось, конечно, не долго. Что такое по московским меркам двадцать минут? Бригада медиков вошла в квартиру. При появлении врача Денис издал первый стон.
              – Ну, вот милая, а говорите, что убили мужа. Вы словами-то не разбрасывайтесь. Врач стал осматривать Дениса.
             – Так, да у него ещё и ребро, скорее всего,  поломано, сотрясение мозга сто процентное, множественные гематомы, а это что? – Врач с удивлением посмотрел на Лору.
– Я не знаю, он вчера пришёл весь избитый. А что это? – всхлипывая спросила врача Лора.
– А это девушка следы на запястьях от тугого завязывания. Вы что, милая, пытали его?
             Денис, лежал, не открывая глаз, казалось, он был без сознания.
             – Ладно, пусть милиция разбирается. Это их работа. Сами видите? Голова пробита, надо швы накладывать, сотрясение сильное и ребро у него, по-видимому,
всё-таки повреждено.
                В квартиру зашёл мужчина средних лет в штатском с папкой для документов в руках. Задумчиво посмотрев на опухшую от плача Лору, он попросил её выйти из комнаты.
                – Забираете? – спросил он  врача, – неужели такая хрупкая девушка и так отделала мужа? Это как надо было насолить ей? – усмехнулся он, – она что, этими часами его оприходовала? Молодец!               
                – Естественно забираем. Сами разберетесь, может она каратистка – феминистка, кто их сейчас разберёт, – усмехнулся доктор, – пусть ваши молодцы помогут с носилками,  – попросил врач.
– А вы кто?  – обратился ко мне мужчина с папкой. 
– Соседка, – ответила я.
– Пройдите, сейчас вас опросят.
                Мне не верилось, я не могла поверить, что Лора, эта Дюймовочка на шпильках, способна так избить своего горячо любимого муженька.
                – Молодой человек, вам не кажется, что у них разная весовая категория? – спросила я мужчину.
                – Давайте без лирики, – остановил он мой пыл, – отвечайте по существу заданных вопросов. Ответив на все заданные вопросы и поняв, что Лорку не оставят дома, а заберут в отделение, я поинтересовалась у перепуганной насмерть девчонки.
              – Где живут твои родные, кому позвонить?
              – Дедушка сейчас за городом живёт, скоро подъедет, – ответила она, еле шевеля синими губами.            
                – Я понимаю задержать мужика, избившего женщину. Но задерживать девушку по подозрению в избиении здоровой детины, это курам на смех! Куда она денется, оставьте её дома под подписку, – всё ещё возмущалась я.
                – Отпустим. Потом, когда докажем, что это не она сделала. Женщина, на кровати часики, которыми она его приложила, на его руках следы от верёвки или шнура.
                – Подождите, а может…?
                – Может! Всё может быть, но ребро, возможно и не одно, также возможно, что поломано. Завтра всё узнаем, может муж очнётся и откроет тайну, чем  они здесь занимались с женой. И если это то, о чём вы подумали, а он неаккуратно упал с кровати, какие проблемы, завтра же и отпустим.
                – Конечно, скажет, всё как было. Подтвердит, что произошло недоразумение. Лорочка так любит Дениску, так заботится о нём, – пыталась защитить молодую соседку Илона Павловна.   
Лора, испуганная произошедшим и обессиленная от сильного стресса сидела на кухне, отрешённо о чём-то думая, когда в квартиру вошёл её дед.
– Добрый вечер! Вы случайно не соседи Лоры Зеленской?
– А вы Григорий Аркадьевич? Нас Лора предупредила, что вы подъедите. А Дениса только, что увезли в больницу.
Из квартиры Лоры вышел следователь и остальные полицейские. Лора, увидев деда, кинулась ему на шею.
– Это не я, это не я! Я не хочу в тюрьму, – дед вопросительно посмотрел на следователя.
– Да не переживайте вы так. Не заберём мы вашу хулиганку. Идите, отпаивайте её валерьянкой. Завтра разберёмся.

             После развода с мужем, я решила жить отдельно от сына с невесткой. Олег, поступил благородно, денег на приобретение однушки. Сам выстроил себе коттедж,  недалеко от нашей бывшей совместной дачи где, поселился со своей молодой пассией. Но не лежала моя душа на приобретение бетонной кельи с видом на автомобильную дорогу. Заняв денег и добавив все свои сбережения, я купила двухкомнатную квартиру в красивой высотке, на двадцать втором этаже в своём районе. Могла бы взять квартиру и повыше, но побоялась. Теперь я со своей спальни могу наблюдать рассвет над Москвой, а с кухонного окна любоваться многоцветным закатом. Вот это обзор! Такой простор для взгляда, такой масштаб, красота! А главное, эту красоту не закроет никакая точечная застройка.
                Так как, события, которые совпали с моим выходом на заслуженный отдых, не давали мне возможности постоянно проживать в московской квартире, я только недавно познакомилась с соседями по лестничной площадке. С бывшей соседкой Аннушкой, которая жила в однокомнатной квартире, мы подружились сразу после вселения. Но, недавно, Анна с мужем, мои  ровесники, продали свою квартиру молодой паре: Лоре и Денису, а сами переехали в давно строившийся ими дом в Подмосковье. Когда они закончили отделку коттеджа, радости Аннушки не было границ.  А вот у меня участились случаи головной боли от шумного образа жизни новых соседей.
                С ещё одной соседкой, Илоной Павловной Карташовой, я познакомилась и подружилась сравнительно недавно. Осенью прошлого года. Оказалось, что пожилые соседи купили квартиру, давно, ещё в процессе строительства дома, но так в неё и не въехали. Все эти годы они жили на подмосковной даче. Дело в том, что муж Илоны Павловны, Дмитрий Петрович Карташов, долгое время работал в Советском Консульстве в Японии. Потом в Министерстве культуры, откуда и ушёл на пенсию. Летом десятого года он умер. Илона Павловна могла бы остаться и дальше жить на даче, но решила, что в Москве её быт будет намного легче. Хотя и выглядит Илона Павловна на все «сто процентов», но возраст берёт своё. А ей уже немногим, но за семьдесят.
 
                Познакомилась я с пожилой соседкой при странных обстоятельствах. Я, как и Аннушка, уже привыкли, что в соседней трёхкомнатной квартире никто не живёт. Но вот, как-то, кажется, это был июль, я увидела на порожке квартиры пожилых соседей, веточку с оранжевыми бутонами лилий. Звонить в квартиру к Анне, и спросить её, что это означает, было бессмысленно. Я знала, что та в Подмосковье. Тогда они с мужем безвыездно жили там, заканчивая обустройство своего коттеджа.
                Позвонив, на всякий случай, в квартиру Карташовых я поняла, что соседей всё ещё нет, поэтому забрала цветы и поставила их у себя на кухне в вазу, решив рассказать об этом им тогда, когда увижу соседей хотя бы воочию. Но соседи так и не появлялись, хотя лилии, и почему-то только оранжевого цвета с постоянной периодичностью я находила на их порожке.
              – Странно, –  думала я, – два раза в месяц приносят, прямо ритуал какой-то. Жаль, что не удаётся выяснить, кто их кладёт. Да, мало ли, кто. Может поклонник или поклонница. Аннушка говорила, что Дмитрий Петрович, кажется, так зовут соседа, книги пишет. Надеюсь не детективы? Быстрее бы Анна вернулась, может она знает то, чего я не знаю.
                Аннушка, вскоре вернулась, чтобы предупредить меня, что они с мужем продали свою квартиру, и что теперь вместо них будет проживать молодая пара. А о пожилых соседях она ничего не знала. И о цветах тоже. Лето незаметно пролетело. И вот как-то в конце сентября, возвращаясь с работы, я зашла в лифт вместе с пожилой женщиной, держащей в ухоженных руках, небольшую собачку. Узнав, что она тоже с двадцать второго этажа, выяснила, что это и есть моя давняя, но незнакомая соседка. Так мы и познакомились с Илоной Павловной.
                – Очень приятно, меня зовут Илона Павловна. А это моя Бася, – пожилая женщина  поцеловала в голову лохматую китайскую мопсиху, которая от удовольствия заурчала, как кошка.
                Илона Павловна выглядела прекрасно, для своих лет. Она напоминала стройную красивую статуэтку из коллекции антиквара. Прямая спина, идеальная причёска, тонкие красивые пальцы с хорошим маникюром. Одета она была по возрасту скромно, но современно и с большим тонким вкусом. Познакомившись, Илона Павловна  пригласила меня на чашку чая.
       
                Я вышла из лифта, и вдруг вспомнила о лилиях.
                – Илона Павловна, подождите одну минуту, – я быстро прошла на кухню и, взяв вазу вместе с цветами, протянула их соседке.
                – Вот, вам кто-то оставляет их с июля месяца. Мимо цветов пройти нельзя. Мне жалко стало, поэтому я и стала ставить их в вазу. А то, был бы ваш порог сейчас устелен оранжевыми увядшими лилиями, – я улыбнулась, но на лице соседки появилось недоумение, даже испуг, – вы не рады? Не любите лилии, – спросила я.
                – Странно, кто это мог бы быть? Очень странно. Знаете, в Японии существует такое поверье. Оранжевые лилии преподносят тем людям, которых ненавидят. Или, тогда, когда желают этому человеку смерти, – сказала она.
– Илона Павловна, – удивилась я, – вы же понимаете, что это бред, наверняка, кто-то в вас влюбился, – я попыталась пошутить.
– Марго, ну что вы такое говорите,  – она вынула цветы из вазы и выкинула их в мусоропровод. Входя в свою квартиру она напомнила мне о приглашении на чай.
              Чашка чая в нашем понятии лохань с сахаром. Мне по нраву зелёный чай с мятой и без сахара, но тоже вместимостью с небольшое вёдрышко. Но я была удивлена тем, что и малюсенькими чашечками вполне можно утолить жажду прекрасным напитком. Само действо заваривания чая вводит в какой-то транс. Да ещё тихий голос Илоны Павловны, рассказывающей о способах выращивания чая и его сбора, о традициях чайной церемонии вводили меня в приятное расслабленное состояние.
– Так вот, Маргарита, перед тем, как собрать молодые листочки чая и непременно с первой почкой, его накрывают соломой, для того, чтобы на них не попадали прямые солнечные лучи в течение 20 дней, – увлечённо рассказывала она мне.
Да, традиции традициями, а в трудолюбии японцам не отказать. Чайная церемония располагала к воспоминаниям и неспешным беседам. Показывая фотографии, сделанные в городах Японии, Илона Павловна  предложила весной посетить  Ботанический сад на о-ханами. Так в Японии называют любование цветущей сакурой. 
    – Вы знаете, Риточка, я скучаю по Японии. Когда мы там жили мне, казалось, что по возвращении в Россию, я быстро освоюсь на своей земле и забуду об этой стране, – говорила она, –  но нет, я никак не могу забыть. Не могу привыкнуть к нашей жизни здесь, в России. Наверное, со всеми так происходит. Когда был жив муж, мне было легче. А сейчас…  Как, Риточка, я люблю весну в Токио! Когда расцветает сакура. Риточка, вы представляете, цветение этих нежных и красивейших цветов очень недолговечно, но когда они опадают на землю, их тут, же сметают, чтобы не осталось, ни одного лепестка.  И всё для того, чтобы красота осталась лишь в памяти каждого. Японцы очень сентиментальный народ, очень чувствительный к красоте и с большой тягой к жизни, скажу я вам.
        Как-то вечером,  Илона Павловна, возвращаясь с прогулки с Басей, мы вместе поднимались в лифте на свой этаж. Выйдя из лифа, я сразу обратила внимание на лежащую на порожке перед соседской квартирой оранжевую лилию. Лицо Илоны Павловны стало серым. Она застыла на месте не решаясь подойти ближе к двери.
                – Да, что же это такое? Может в милицию заявить, – возмущаясь, я поломала уже ненавистный ей цветок и выкинула его в мусоропровод.
    Через несколько минут, ко мне в дверь позвонила Илона Павловна.
           – Что случилось, вам плохо? – увидев её растерянный вид, спросила я. – У меня опять нет света. Странно. Утром был, а сейчас нет.
     – Почему опять? – я удивилась, – давайте вызовем электрика.
       Но она не дала мне это сделать, ссылаясь на то, что уже поздно, и электрик тоже человек, отдыхает. Тогда Илона Павловна рассказала, что когда, привозила мебель, то в квартире свет был отключён, а включили рубильник, и что-то вспыхнуло, и свет потух. Пришлось вызвать электрика. Потом розетка не работала, опять пришлось его вызывать.
                – Нет, так не пойдёт, – сказала я, – давайте дадим заявку на завтра, потом вместе поужинаем у меня. Не переживайте, я завтра проконтролирую работу электрика, что-то часто у вас свет вырубается. Просто безобразие творится.
                Так и сделали. Утром, я пригласила Илону Павловну на кофе, после чего мы стали ждать мастера в квартире соседки.
                Мне нравилось бывать у Илоны Павловны. Обстановка в большой комнате была очень интересной. Вроде все стены заставлены добротной мебелью, но ничего лишнего. Меня  поразил красивый резной стеллаж с расставленными на его полках японскими маленькими скульптурами, знаменитыми нэцкэ. Видеть их воочию и так близко, мне раньше не приходилось. Сувенирные поделки из пластмассы и металла я конечно видела.  Но вот настоящие, старинные, сделанные руками японских мастеров!               
  – Какая красота, это же надо так вырезать. Это слоновая кость? – спросила я подошедшую к стеллажу Илону Павловну.
– Нет, они вырезаны из бивня мамонта. Но не все. Это коллекция моего мужа. Он увлекался историей и искусством Японии, столько выставок организовывал по Японскому искусству в России. Некоторые нэцкэ очень ценные и значимы для Японии. Вот обратите внимание,  эти фигурки представляют школу Ивами. Она одна из наиболее самобытных в истории нэцкэ. Смотрите, какой своеобразный стиль. И хотя сюжеты нэцкэ этой школы провинциальны, в отличие от других, но обратите внимание, как запечатлены движения животных, насколько точно подмечены они на этих милых фигурках, – увлечённо рассказывала Илона Павловна. Наверное, так она рассказывала посетителям выставок, которые проводил её муж.
– А что, бивни мамонта от времени чернеют? – удивилась я, разглядывая фигурки различных животных.
                – Что вы, дорогая, это не бивень. Мастера этой школы использовали необычные материалы, тем они и ценны. Вот эта вырезана из умимацу – из  морской  сосны, это род черного коралла. А эта, – она показала на симпатичную маленькую лягушку,  эта  уморэгий – мореное дерево. Скажу вам по секрету – вот эта очень ценная она была сделана руками  дочери основателя школы Ивами Сэйёдо Бунсёдзё, предположительно в тысяча восемьсот четвёртом году.
                – Это сколько ей лет? Двести?
                Раздался глухой стук в дверь, и Илона Павловна пригласила в квартиру  молодого мужчину в спецодежде нашего ТСЖ.
       – Электрика вызывали?
                – Вызывали, – инициативу за контролем по починке электропроводки я взяла на себя, –  в чём дело, почему в квартире отключается свет, сигнализация? Не боитесь ответить, если вдруг, кто-то воспользуется тем, что сигнализация отключена? – накинулась я на электрика, потому, что это был уже не первый его приход в эту квартиру.
– Ничего, Маргарита, это не его вина. Он не виноват, что мы здесь долго не появлялись, – стала успокаивать её Илона Павловна.
           – А где же вы жили всё это время? – спросил хозяйку электрик, проделывая какие-то манипуляции с розеткой в стене.
– Что за нездоровый интерес,  – вставила я возмущённую реплику но, хозяйка опять меня остановила.
– Ну, что вы Марго, не кипятитесь. Ничего, это не тайна. Мы много лет с мужем работали и жили в Японии. А когда вернулись, поселились на даче. Но вот муж умер, я, конечно, могла бы дожить свой век и там, на воздухе, но возраст. Это при муже у нас был водитель, теперь я не могу его содержать.
– Кого содержать? Водителя или машину, – опять поинтересовался электрик.
– И машину и водителя, – грустно ответила Илона Павловна, – здесь легче. Всё в шаговой доступности, правда, недостаток кислорода ощущается. 
                – А как же дети, внуки? – спросил он опять, искоса глядя на старушку.
                – Это для меня больная тема, молодой человек, – тихо ответила она, – не сложилось, нет у нас ни детей, ни внуков.
                – Да, я вас понимаю, мне очень хорошо известно, какой бывает душевная боль. Сочувствую вам, – он встал с колен, окинул быстрым взглядом комнату, – пройти можно, – он показал на кабинет Дмитрия Петровича, покойного мужа Илоны Павловны.
                – Конечно, – Илона Павловна, провела его в соседнюю комнату.
Электрик подошёл к большому живописному портрету, висящему на стене.
– Это ваш муж? – спросил он, внимательно рассматривая портрет.
– Да, – грустно ответила Илона Павловна, – Дмитрий Петрович Карташов.
– А от чего он умер?
– Сердце, молодой человек, сердце у него было больное, но щедрое, – чуть не плача ответила она.
                Мне показался очень подозрительным этот молодой мужчина с проседью в тёмных волосах, на вид лет тридцати пяти, шести. А возможно, это мне только показалось. Но я ещё несколько раз ловила его заинтересованный взгляд, бросаемый на соседку и на портрет её покойного мужа.
                – Да будет свет! – наконец электрик закончил свою работу.
                – Возьмите, – Илона Павловна протянула ему достаточно высокую номиналом купюру.
                – Не нужны мне ваши деньги, – почему-то, как мне показалось, зло огрызнулся он, – не нуждаемся, оплатите по квитанции, – произнёс он у порога и вышел из квартиры.
                – Как нехорошо вышло, – посетовала Илона Павловна, – я ненароком обидела хорошего человека.
                – Прямо таки и обидели! Вы видели, как он смотрел на вас? Вы случайно, не знаете его? Может быть где-то, когда-то встречались?
                – Нет, у меня хорошая память на лица, я впервые его вижу. Вы всё о цветах? Ну что вы, Марго, какое отношение этот человек может иметь к лилиям. Я уверена, что он не знает ничего о цветах-символах.
                Разговор прервал звонок в дверь. Это был Денис, наш новый молодой сосед.
                – Маргарита Сергеевна у вас? –  спросил он Илону Павловну, пригласившую его пройти в комнату.
                – Проходите Денис, не стесняйтесь. Маргарита Сергеевна у меня.
                Денис прошёл в большую комнату, где я с Басей на руках сидела на диване.
– О, так вы коллекционер, Илона Павловна? Какая красота! Это же денег стоит и больших денег, – произнёс он, с любопытством, рассматривая коллекцию в стеллаже, – а правда, Илона Павловна, сколько это всё стоит?
– Молодой человек, кто вас учил задавать такие бестактные вопросы? – возмущённо спросила я его, – видя, как этот вопрос был неприятен для хозяйки квартиры.
– Ничего личного, я чисто теоретически, – замямлил он.
– Теоретик, тебе чего надо, и вообще, зачем меня искал?
– Да я к вам, в дверь сунулся, Маргарита Сергеевна,  а вы оказывается здесь. Мне неудобно. Маргарита Сергеевна, не могли бы вы меня опять выручить?
     Денис недавно отдал мне две тысячи долларов, которые занимал, как он сказал на ремонт машины.
– Что опять машина поломалась? –  спросила я его, – смотри, доведут тебя эти автомобили до ручки. Какая сумма необходима?
– Три тысячи баксов, то есть долларов, – быстро выпалил он.
– Ставки растут, –  подумалось мне, не зная, как я близка к истине, – пусть Лора зайдёт ко мне позже? Хорошо?
Мне показалось подозрительным, что Денис так часто занимает деньги и никогда не отдаёт их в срок, зачастую возвращает их мне всегда Лора. Интересно было знать, для чего двадцатичетырёхлетнему  парню так часто нужны большие деньги. А вдруг наркотики? Потом его родные спросят: зачем занимала. Я чувствовала, что этот мальчик  не совсем адекватен. Нет, поговорить с Лорой не помешает.
Тогда ничего вразумительного мне так и не удалось вытянуть из Лоры. Она просто обожала своего мужа и всячески защищала его славное имя. Но я-то понимала, что с молодым человеком творится что-то малоприятное. Успокоив себя тем, что молодость заканчивается раньше, чем  появляется мудрость, я отнеслась к объяснениям Лоры с пониманием.          
Пролетели ещё пару недель. В один из морозных ветреных вечеров, ко мне зашла Илона Павловна с приглашением на умасю. Эти японские названия так по-детски звучат, что не догадаешься даже, на что тебя приглашают.
У-ма-сю! Оказалась это сливовая наливка, хотя наливкой её нельзя назвать, потому, что в отличие от наших, в японской умасю, сливы заливаются бренди или виски и настаиваются они в течение месяца.
– Дело в том, что мой муж завещал часть коллекции музею нэцкэ в Ногано, –  сказала она, разливая из изящного графинчика умасю по симпатичным маленьким рюмочкам.
– Передача коллекции назначена весной в пору о-ханами. Когда расцветёт сакура. Мужу, конечно, надо было самому передать коллекцию. Не оставлять меня с такими хлопотами, но он не успел, – горестно вздохнула Илона Павловна.
– Да, жалко.
– У меня к вам просьба, Маргарита, вы не могли бы мне помочь в одном деликатном деле? Мне надо оформить кое-какие документы, для этого я пригласила нотариуса. Вы мне нужны, как свидетель, при оформлении документов.
– Всегда к вашим услугам, дорогая Илона Павловна, – успокоила я её, и почувствовала, как в голове расцвёл японский сливовый сад, –  хороша умасю!



Сноски


* ханами- японская национальная традиция любования цветами. 
Глава 1 стр. 1

** футона- традиционная японская постельная принадлежность в виде толстого
           матраца, расстилаемого на ночь для сна и убираемого утром.
Глава 1 стр. 2

*** мидзухики- декоративные узлы, которые плетутся из крепкой тонкой бечевки,
    спрессованных бумажных шнурков.
Глава 1 стр. 2


****Симабарское восстание
Исторически Симабара была одним из центров католического христианства в Японии начиная с середины XVI века. В 1587 году. В 1596 году японское центральное правительство начало массовые репрессии против христиан, которые продолжались до начала 1630-х годов. Некоторые христианские священники тайно скрывались в этой местности и способствовали росту христианской общины.
Пытками (на связанных крестьян надевали соломенный балахон и поджигали солому) и казнями они добились формального отречения от христианства большинства населения своих земель (1633). Восстание началось 17 декабря 1637 г./Википидия/
Глава 1 стр. 2