Небесный патруль

Круп оглянулся на дверь. Последние два года привык оборачиваться. Дверь черного входа в ресторан плотно затворена. А ему за секунду до того послышалось, что скрипнула. У ног терлась дворняга, из мусорного бака рядом тянуло картофельными очистками, беспокойно шныряли крысы. Бродягу вдруг передернуло, словно он увидел себя со стороны и вспомнил, кем был два года назад. Отшатнулся и случайно наступил четвероногой подруге на лапу, та взвизгнула. Круп неловко наклонился к собаке, стараясь удержать равновесие. Дешевое пиво, допитое в парке, из оставленной кем-то банки, давало о себе знать.
- Че ты? Че ты? Ну, прости.
Собачонка вертелась вокруг него, повизгивая. Круп рукой пытался поймать ее за шею и погладить. Он проникся к псине симпатией сразу, как только увидел впервые, пару недель назад. Чувствовал с ней какое-то странное необъяснимое родство. Она тоже когда-то была домашней, а может и породистой. Уж очень похожа на его лабрадоршу Ирму из невозвратной жизни. Пока человек и собака кружились в причудливом танце, из-за угла ресторанного здания появился мужчина. Нарочито бесшумно прошел мимо странной парочки, в десятке шагов за ними резко нагнулся и поставил на блестящий под тускнеющим фонарем асфальт початую бутылку.
Бомж оглянулся. Испугался, как бывало каждый раз, когда близкий резкий звук извещал о вторжении в его крошечное личное пространство чужого. Но того уже след простыл. Он растворился в полночной тьме, будто фокусник. На асфальте стояла бутылка. Шотландский виски. Круп даже присвистнул от восторга. Как давно он не чувствовал во рту вкус любимого напитка! Поднял за горлышко к свету и взболтнул жидкость, прикидывая объем. Хотел отхлебнуть, но раздумал. Торопливо, словно кто-то покушался отнять, запихнул бутылку под хламиду, заменяющую пальто, прихватил пакет с ресторанными объедками и зашагал к светлеющей огнями фонарей набережной. На полпути обернулся и свистом подозвал собаку, замешкавшуюся у места вечернего «прикорма».
Под мостом намечался аншлаг. Первые заморозки загнали на ночлег много лишнего народа, обычно обживавшего баржи у парковой пристани.
- Круп!
Он вздрогнул от окрика и нахмурился. Делиться потрясающей находкой не хотелось. Разве что «откупиться» ресторанными подачками? Круп прикинул, вдруг номер пройдет. Он обычно держался в стороне от компаний. Но сегодня заявились Беляш со Струсом – единственные, кого рискнул бы назвать приятелями. Круп давно их не встречал. К тому же старик Струс надсадно кашлял, а его постоянный молодой спутник Беляш вращал глазами и нес невнятицу. Видно ребята с пристани поделились «заком», новым видом наркоты, редкостной дрянью. Приятели расположились в стороне от пришлой братии. Разъели улов Крупа. Угощать приятелей виски он по-прежнему не думал. Слушал болтовню Струса и предвкушал одиночество. Мечтал, как пригубит глоток виски. И давно забытый аромат защекочет ноздри, а приятное тепло обожжет нутро. Вдруг собака, растянувшаяся было у его ног, занервничала. Подскочила и стала совать нос Крупу за пазуху. Он не зло принялся ее отгонять. А она все больше беспокоилась. Уселась перед Крупом и залаяла. Он удивился, а рука нерешительно потянулась за бутылкой. Лишь только в неверном свете луны блеснуло горлышко, Беляш икнул и тотчас «приземлился» из наркотического «полета».
- О! Этот твой приятель силен! Какая роскошь!
Круп поморщился, понял, дележа не избежать. Струс следом за Беляшом оживился и предложил распить по кругу. И все же приятели Крупа решили оказать ему уважение как добытчику и предложили начать первому. Круп обнял покалеченными пальцами горлышко, вытер губы о заскорузлый след от ожога на руке. Укоризненно взглянул на псину. Она спокойно сидела в нескольких шагах от их троицы. Не отрываясь, смотрела ему в глаза. Круп успел удивиться разительной перемене в ее поведении. Но только вытянул зубами пробку, ввинченную вместо потерянной крышки, ощутил знакомый запах, и предчувствие счастливого забытья ударило в голову.
Струс едва успел отскочить, а Беляш, сидевший чуть в стороне, ошарашенно наблюдал, как грезы из наркотического сна превращаются в реальность, а с ними Круп – в пылающий факел. Струс трясся от ужаса и тянул Беляша за воротник, прочь. Через минуту под мостом не осталось свидетелей. Никому не хотелось лишний раз попасться полиции. Круп катался по земле в отчаянных попытках затушить огонь. Слепнущим взглядом он уловил ее силуэт. Его четвероногая подруга все также сидела напротив.
Перекресток Свечной площади показался ему удивительно пустым для десяти вечера. Следователь Смуров притормозил машину у светофора и потянулся рукой на заднее сидение за мобильником. День выдался суматошным, ему ни разу не удалось позвонить матери. Экран осветился голубоватым светом, палец завис над клавиатурой.
- Черт!
Полицейский нервно выкрутил ручку и опустил боковое стекло.
- Кыш! Пошла отсюда!
Выкрикнул в пустоту площади. На противоположном тротуаре сидела дворняга. Собака не двинулась с места. Она не по-собачьи пристально разглядывала его. Смуров нервно бросил взгляд на мигающий «глаз» светофора. Секунды тянулись как часы. Вдруг услышал позади свист тормозов и в зеркальце заднего вида заметил легковушку летящую прямо на него. Рывком кинул на сиденье рядом телефон и вдавил ногу в педаль газа, выворачивая руль. Автомобиль, как живое существо, скрежеща и издавая визгливые недовольные звуки, поддался вправо и впрыгнул на бордюр. Легковушка проскочила мимо, развернулась на перекрестке и на скорости ушла в переулок. Полицейский вылез, оглядел машину, стараясь определить размер бедствия. Когда осмотрелся кругом, увидел, как собака поднялась и затрусила прочь.
– Вот, зараза! – с чувством выругался он и сплюнул.
 «Пристрелить бы ее еще утром, – рассуждал про себя. – Да и то сказать, повода никакого».
И все-таки с утреннего осмотра места происшествия, следователю не по себе. Там, возле сгоревшего джипа бизнесмена Качалина он и приметил дворнягу. Просидела целый день, как Хатико, будто ожидала кого. Только перебегала туда-сюда, сгоняемая оперативниками, да и то шагов на десять не больше. Следователь даже опросил наудачу домочадцев убитого, но конечно, дворняге в особняке не место. И все-таки падчерица Качалина видела в окно, отчим, проходя мимо собаки, замешкался и, порывшись в кармане пальто, кинул ей конфету. И вроде даже потянулся погладить, а она отстранилась.
Смуров хмыкнул, припоминая. Так и сказала: «Отстранилась». Странное выражение для ребенка.
 «Ну да, танцы, музыка, английский как родной», - он снова посмотрел туда, где раньше сидела собака.
И заторопился уехать. Утром он уже не думал ни о происшествии на Свечной площади, ни о «Хатико». Спешил в отделение. Предчувствовал неприятности. А тут еще сестра позвонила и попросила отвезти в детский садик племянницу. Чертыхаясь, отправился за ней.
Всю дорогу до садика девочка болтала без умолку, так что у Смурова разболелась голова. И он в очередной раз порадовался, что пока не обзавелся детьми. К воротам было не подобраться, припарковался, где смог ближе. Торопился, и потому все валилось из рук.  Пока забирал вещи из машины и запирал ее, Лека ждала рядом на тротуаре. Возила носком ботинка в луже асфальтовую крошку, Смуров морщился, сражаясь с ее рюкзачком, запутавшимся лямками в ремне безопасности на заднем сиденье. Оглянулся, когда перестал слышать раздражающий звук. Наблюдал, точно в замедленной съемке, за Лекой мчащейся через дорогу следом за собакой. Сразу узнал псину, потому ни крика, ни действия, пока визг тормозов не «разбудил» его. Бросился на выручку поздно и бессмысленно. Машина успела затормозить, Лека сидела на асфальте, потирая ушибленные колени, и рыдала в голос, размазывая по щекам слезы. На противоположном тротуаре устроилась дворняга.
Филипп Димир смотрел в окно. С утра его мучило беспокойство. Шумно выдохнул. Тяжело и неуютно внутри. После ужина из блюд любимой индийской кухни, больной желудок заявлял в полный голос о своем неудовольствии. Но это не так расстраивало как беспричинная тревога. Он проснулся с ощущением, день ознаменуется неприятными событиями. Но вот тот подходил к концу, а ничего не стряслось. Вдруг Димир приметил переходящего улицу Саню Смурова, бывшего одноклассника и старого приятеля. И грудь опять кольнуло острой «иглой» беспокойство. Он отпрянул от окна, потоптался возле и побрел на кухню ставить чайник. Саня, конечно, предпочел бы виски, но Филипп уже два года обходился кофе. Сразу после аварии, изменившей отчасти его облик и полностью все его существо. О втором, впрочем, почти никто не догадывался. Друзей – раз, два и обчелся, ближней родни у Димира не было, а с дальней он не поддерживал связь, с тех самых пор. Саня явился исключением. Конечно, ни о чем серьезном в себе Филипп с другом речи не заводил. О мире, что стал видеться ему черно-белым, а порой и призрачным, если он встречал тех, до кого живым было не добраться взглядом. О потере вкуса, извращении обоняния, что сначала доводили до отчаяния и мыслей о самоубийстве. А потом они же познакомили желудок хозяина ему в ущерб с самыми экзотическими кухнями мира, а нос – на пользу измененной профессии, с ядами, химикатами и реактивами. Саня Смуров ни о чем таком не знал точно, примечал лишь мелочи и принимал их, скорее всего, за безобидные странности. Но одна случайная догадка Димира как-то спасла его от суда. С тех пор интуиции друга он безоговорочно доверялся в самых запутанных и тяжелых делах службы.
Въедливый свист дверного звонка подтвердил опасения Филиппа. Обычно он радовался визиту приятеля, но сейчас нехотя и не сразу поплелся открывать, все внутри его противилось простому действию. Он вздохнул и буркнул себе под нос:
– Опять, черт тебя подери, ввяжешься, куда не следует.
Саня потоптался на пороге, остановленный недовольным взглядом приятеля. Потом нерешительно попросил:
– Ну, войти можно что ли?
Филипп кивнул и пошел вперед по коридору. В комнате плюхнулся в кресло у окна и вытянул ноги к батарее. Сразу ощутил непонятно откуда взявшуюся усталость. Саня неуверенно прошел к стулу напротив и примостился, в несвойственной себе манере, боком на краешек. Филипп улыбнулся, видно очень приспичила приятелю его помощь. Минут пять просидели молча. Димир тоскливо прикидывая, как бы безболезненнее отвязаться от дела, Смуров напрасно надеясь, что друг сам поинтересуется, что с ним стряслось. Наконец он решился:
– У меня тут история.
Начал он, но Димир молчал. Смуров поднялся и прошел к окну. Димир с интересом следил за ним.
– Смотри-ка, пропала!
– О чем ты?
 «Наконец зацепило», – ухмыльнулся Саня.
А вслух сказал:
– Да объяснить даже как не знаю.
Оглянулся на Филиппа.
– Вот разве что тебе могу сказать. Никто другой-то не поверит.
Он помрачнел.
– И не поможет.
– Ну, – угрюмо отозвался Филипп.
– Понимаешь, она, как демон за мной таскается. Если бы только за мной, – пожал плечами. – А то за племянницей моей маленькой. Вестница смерти. А это уже по твоей части, – неловко попробовал пошутить.
– Она? – Филипп прервал раздражающе многословие друга.
– Ну, да! – Смуров помолчал, обдумывая. – Псина. Дворняга.
Коротко и связно рассказал сначала о двух смертях с разницей в день на своем участке, и – сразу о своих опасениях. Димир слушал друга с возрастающим вниманием, но разгадать, какие мысли бродят сейчас в его голове Смурову не удалось бы. А он и не пробовал. Только следил за реакцией. Надеялся, друг не откажется помочь. Когда он делился данными результатов экспертизы бутылки из-под виски, найденной на месте гибели бомжа, Димир поднялся с кресла, остановился у книжной полки, принялся постукивать костяшками пальцев в корешок каталога химических реактивов. Подробности обстоятельств гибели бизнесмена до поры оставляли его равнодушным, пока в повествовании не возникла собака, связавшая все в необъяснимый для Смурова и как будто выпустивший тонкую нить смысла клубок для Димира. Смуров сразу «зацепился» за это и приукрасил, и драматизировал свои страхи.
– Непонятно одно, – расходясь, возбужденно толковал он. – Почему эта дрянь в бутылке не среагировала сразу, когда бомж выдернул пробку?
Тыкал указательным пальцем в ладонь, как будто держал в руке листок бумаги.
– По результатам экспертизы, должна была воспламениться на воздухе.
Недоверчивый взгляд Димира остановил его.
– Ну, как это, – Смуров смутился своего возможного невежества и покраснел. – От соприкосновения с ним.
Вздохнул и помолчал.
– Это действительно интересно, – улыбнулся Филипп.
Друг его сразу приободрился.
– Хотя все зависит от скорости реакции между кислородом и этой дрянью.
Саня поморщился.
– Объясни проще.
Филипп усмехнулся.
– Возможно к моменту глотка, сделанного жертвой из бутылки, она как раз завершилась.
– Я просил проще! – взмолился Смуров.
– Это не важно! – раздраженно повысил голос Димир. – Если тебя интересует собака.
Смуров хотел, да не успел обидеться. Его действительно беспокоила собака. Из-за нее он и упомянул о первом трупе. Дело он считал законченным. Кого может обеспокоить смерть бомжа? Ни друзей, ни родных. Жаловаться никто не станет. Хотя статистику по району этот его висяк конечно испортит.
– Ты говоришь, был в ресторане, где бродяга кормился? – прервал его невеселые раздумья Филипп.
– Был то, был, – недовольно буркнул Саня. – толку то! Хозяина не застал. Мэтр или, как бишь там его? Шеф только что взашей не вытолкал. Говорить ничего не стал. Хотя, если лезть в это, скажи какой богатый дядя будет бомжа прикармливать так, за здорово живешь?
Следователь взглянул в задумчивое лицо друга и поспешно прибавил:
– Хотя лезть-то зачем? Я так для чистоты дела туда сунулся. Даже если хозяин его укакокал, что бомж безродный против него? С другой стороны, толку ему в этой смерти никакого.
Димир улыбнулся.
– Это ты мне помогаешь?
– Так, ход мысли. Сам говоришь, она спохватится – не остановишь.
Филипп посерьезнел.
– Это да, – потускневшим голосом отозвался он. – Но ты погоди делать выводы. Не всегда же он был «безродным» и бомжем? Ты можешь описать ресторан?
Смуров удивился, но напрягся, припоминая.
– Модный такой. В стиле этих, – ловил щепотью воздух, подбирая слова. – ну, заведений восточных. Экзотических! – почти выкрикнул он, радостный оттого что нашел верное.
– А подробнее? – Филипп грохнулся в кресло, уставившись на друга во все глаза.
– Да не знаю я подробнее! – с досадой признался Саня.
– Ну, хоть фамилию хозяина можешь сказать? – разочарованно спросил Димир.
– Могу! Только не сейчас сразу. В протоколе допроса шефа погляжу. Что ты смотришь, будто я – дебил? Услышишь ее, тогда поймешь, что она не на простое ухо. А на что она тебе? Не хозяин же собаку к бомжу приставил?
– Если ты все знаешь сам, зачем тебе я? – без раздражения ответил вопросом на вопрос Филипп.
– Извини. Ну не прав!
Саня сцепил руки в замок, и потряс в воздухе, как будто примирительным белым флагом.
Филипп широко улыбнулся, во все лицо, так что узковатые глаза утянулись в смеющиеся щелочки.
– Мир? – подзуживал его друг. – Мир?!
– Раз мир, придется тебе на меня поработать. В ресторан ты больше не собираешься, я прав?
– Зачем? – Смуров передернул плечами, будто от неприятного воспоминания.
– А к партнеру этого твоего сгоревшего бизнесмена?
– Само собой! – с готовностью отозвался Смуров.
– Не хотел до поры, – вполголоса, как самому себе, сказал Филипп. – Но видно не избежать никак.
Последние слова он пробормотал чуть слышно, так что его другу пришлось напрягать слух. И пальцами правой руки по-паучьи пробежался вверх по рубашке к расстегнутому вороту, схватился за серебряную цепочку или кулон на ней. Потом поднял глаза на Смурова. Заявил уверенно:
– Разделим сферы. Я наведаюсь в ресторан.
Он помолчал, словно про себя проговаривал, что и зачем станет там делать. Вслух продолжал:
– А ты, если еще хочешь помощи от меня, будешь рассказывать без купюр все, что расследуешь по второму делу.
Смуров насупился.
– А дело-то по бомжу сгоревшему я прекращу.
Димир «вынырнул» из задумчивости. Улыбнулся, усмехнулся? Не понять. Не нравилась Смурову эта его непонятная гримаса, появлявшаяся время от времени при упоминании каких-то его служебных нюансов.
– Прекращай. Я – не мститель. И просит меня не он, а ты. Хотя, сам догадываешься, всякое может открыться.
Саня пораскинул пару минут, «стоит ли игра свеч», и протянул Филиппу руку:
– По рукам значит?!
Димир коснулся его плеча.
– Договорились.
Ресторан оказался местом «почище», чем беспокойно рисовал себе в воображении Димир. «Почище» – в его нынешнем восприятии черно-белого мира. У каждого народа свое представление о смерти. Свои мифы и объяснения этой неприятной неизбежности. И то чего опасался, он здесь не почувствовал. Присел за уютный, на двоих, столик у окна напротив стойки бара. Весь зал вместе с входной дверью оказался перед ним. Официант принес меню и забыл о нем. Ресторан понемногу заполнялся. Димир приглядывался к публике. На первый взгляд завсегдатаев тут не было.
 «Плохая кухня», - размышлял Филипп.
Наверное, отравиться разбавленными напитками из бара здесь проще, чем сгореть. Он усмехнулся.
– Ну как? Мы надумали?
Вопрос официанта застал его врасплох. Филипп растерянно перелистнул меню, от первой до последней страницы, и обратно. Все блюда по названиям казались безвкусными.
– Пульхе-екере, – зачитал по складам.
– И все? – разочарованно протянул официант.
Димир достал из кармана рубашки купюру.
– И дело к тебе.
Официант делово наклонился к нему.
– Завсегдатай нужен.
Официант воровато оглянулся.
– Кто?
– Качалин.
Глаза Филиппа сузились напряженным ожиданием подтверждения догадки.
– Вот это нет, – прошипел официант, резко отодвигая его руку с купюрой. – Одно пульхе-екере, – выпрямившись, сказал громко. – Наше фирменное. Правильный выбор. А к нему какой желаете напиток?
Димир проводил глазами официанта. Он готов был уйти сразу. Узнать легко и быстро так много. Он чувствовал, как игрок казино, большая удача, как правило, быстро оборачивается поражением. Пока ждал заказ, решил обследовать помещение, в той части, где можно было это сделать незаметно. Поднялся из-за столика и прошелся вдоль стен, вглядываясь в рисунки на них. Письмена на непонятном языке, вписанные в большие круги, похожие на лабиринты. Когда заметил внимание бармена к себе, сразу подошел и спросил, где найти туалет. По пути туда высмотрел вход на кухню и в кабинет директора.
Следователь Смуров, не спеша, шел домой пешком и обдумывал разговор с деловым партнером погибшего бизнесмена. Словам Морозова он верил. А он не любил себя в моменты, когда легко впадал в доверие к подозреваемым. Вот и пытался свести внутри себя два и два вместе. Штампы в загранпаспорте о пересечении границы, за день до убийства Качалина, подтверждали алиби Морозова. Но и ничего не проясняли. Следователь усмехнулся. Когда физическое отсутствие в городе мешало сделать заказ на чью-то жизнь? Вот и эта давняя история, которую поведал ему Морозов, не давала покоя. Сначала тот признался, давно хотел разделить бизнес с партнером. Разлад начался три года назад, когда Качалин женился на вдове их общего друга. Того взорвали подобно Качалину вместе с автомобилем пять лет назад. Заказчика убийства не нашли. Бизнес погибшего перешел к Качалину после женитьбы на его вдове. Такое совпадение Смурову было не по душе. Разгадывать случайное или нет – не хотелось, а следовало как можно скорее. И следователь на ходу развернулся и решил забежать к другу. Сразу зашагал энергичнее.
За квартал до дома Димира, на перекрестке улицы Мира и Звездного переулка, вдруг заметил ее. Смуров был совершенно уверен, что не ошибся. Он изучил окрас ее шкуры до последнего пегого пятна. Не успел подумать, просто бросился за ней вдогонку. Собака затравленно оглянулась, поджала хвост и кинулась в переулок. Мужчина едва поспевал за ней. Пробежали несколько проходных дворов, нанизывающихся друг на друга как кольца цепи. Преследователь тяжело дышал и стал терять дворнягу из виду. Наконец, в тупике заднего двора она скользнула в лаз под запертыми воротами гаража. Полицейский остановился, сплюнул и упер руку в заколовший бок. Уши заложило как в самолете, в висках гудел пульс, вдруг слух его уловил доносящийся, как будто из дальнего далека, тоненький плачущий голосок. Следователь медленно выбрался из тупика, к детскому голоску прибавился бубнящий мужской. Слов было не разобрать. Смуров огляделся и на секунду застыл как подстреленный, на взгляд его близоруких глаз, в противоположном конце двора рослый мужчина заталкивал на заднее сиденье иномарки его племянницу. Через секунду он понял свою ошибку, поспешил на выручку незнакомой девочке. Его шаги гулко отдавались в каменном колодце стен домов. Мужчина обернулся, рывком отбросил от себя сопротивляющуюся девочку. Сел в машину и уехал.
Пульхе-екере показался похожим на пересоленных мидий. И Димир с удовольствием запил его глотком минералки, на его вкус простой воды не лучшего качества. Пока ждал счет, старательно, штрих за штрихом скопировал надписи из круга на противоположной стене. Рассчитался и отправился на выход. На улице моросил дождь и наползал туман. Димир прошел несколько шагов, по направлению к дому, внезапно мир вокруг посерел, четко обозначились тени и границы света как на офорте. Он беспокойно огляделся. Сталкиваясь с бестелесными странниками, никогда не мог заранее предсказать, почувствуют они его так же как он их. На этот раз долго не мог определить беглеца. Обычно души так просто не бродят по покинутым навсегда местам. Димир покрутился, все больше волнуясь. Дрожа, тихо позвал:
– Ася.
Никакого подтверждения присутствия, лишь краем глаза он уловил движение у ног. Опустил глаза и вздрогнул. Воздух сгустился и зашуршал подушечками собачьих лап по мостовой. Димир оцепенел, видел как собака завернула за угол. Кинулся следом. Вылетел на задний двор. Дворняга повернула голову и бесстрастным «стеклянным» взглядом посмотрела на него. Толкнула лапой приоткрытую дверь и зашла в черный вход ресторана.
Димир никак не мог избавиться от мыслей о собаке. Все его прежние догадки и домыслы никуда не годились. Кто-то упаковался в собачье тело, но кто и как? Он ни разу не сталкивался с душой, обладающей силой использовать в своих целях живое существо. Знал, есть такие. Но оторопь брала от возможного единоборства с кем-то из них. Да еще он ясно видел, собака заметила его, значит и «жилец» ее тоже. Обычно души, чувствовавшие его, сразу шли на контакт или давали понять, почему не желают этого. Филипп решил отвлечься от неразрешимой пока загадки, открыл старый потертый краткий справочник языков мира и разложил на столе смятые салфетки из ресторана, с полустершимися рисунками на них. В коридоре затренькал телефон. Димир медленно встал, отчеркнув пальцем место в оглавлении, где остановился.
– Черт! Когда ты, наконец, будешь держать мобильник включенным? – задыхаясь, прокричал Смуров.
– Дома никогда, – отрезал Димир.
Почему он старался пользоваться мобильником как можно реже, никогда другу не пояснял.
Смуров, сбиваясь, рассказал о дневных происшествиях.
– Значит, после засады на тебя она вернулась в ресторан.
– В ресторан? – заволновался Смуров. – Вот как! Есть все-таки связь…
Он продолжал развивать мысль, Димир слушал вполуха. О том, что погибший Качалин был завсегдатаем ресторана, и о своей встрече с дворнягой он с другом не поделился.
Ночь была душной. Голова налилась свинцом от избыточной влажности, буквально напитавшей воздух, или от бессонницы. В конце концов, Смуров устал бороться с собой, подскочил с постели, подхватил со столика пачку курева и рывком открыл балконную дверь. В комнату ворвался свежий ветер и загасил только что зажженную сигарету. Он закашлялся и попытался прикрыть дверь с запутавшейся в ней шторой. И пока сражался с неподатливым материалом, с улицы послышалось тихое подскуливание, а потом завывание. Смуров затаил дыхание. Несколько секунд у него не было сил двинуться. Вдруг, поддавшись внезапному порыву, он выскочил на балкон и, ухватившись за перила, свесился вниз.
– Ну ты, тварь! Оставь меня в покое! Ты слышишь?!
Он старался разглядеть там, внизу, знакомый силуэт. Но газон, тротуар и проезжая часть были пусты. Смуров перевел взгляд дальше, испугался, что теряет равновесие, разогнулся и кинулся обратно в квартиру. Футболка на спине намокла потом. Он захлопнул балконную дверь, бухнулся на стул возле письменного стола и принялся шарить в верхнем ящике. В нетерпенье рванул его на себя, вытащил и вывалил содержимое на кровать. Когда маленький жесткий конверт, наконец, отыскался, его лоб покрыла испарина.
Димир сидел в кресле, поджав ноги, рядом на столе валялись раскрытые языковые справочники. Он закусил губу как всегда, когда старался принять сложное решение и спорил сам с собой. Приподнялся и посмотрел в окно. Оно запотело. И он сразу почувствовал, какая духота заполнила комнату. Встал на затекшие ноги и деревянной походкой обошел стол и проковылял к форточке. Приоткрыл и приложил лоб к холодному стеклу. Ночь застелил какой-то белесый туман. На сердце стало тоскливо. Но он решился. И пальцы сразу подобрались к шейной цепочке, схватились за амулет.
Они с Асей купили два одинаковых на рынке в Тунисе. Старинные обереги. Продавец на плохом русском объяснил, они предназначены только для пар, и приобретать их можно лишь вместе. Сидя в кресле, Филипп вспоминал тот день. Яркое солнце. Обжигающее. Чересчур обжигающее. Ослепительно белая полоска серебра на загорелой Асиной шее. Еще продавец сказал, талисманы помогут им чувствовать друг друга на расстоянии. Филиппу было все равно, но Ася поверила. А он тогда просто хотел доставить ей удовольствие.
Страшная ирония жизни. Когда Димир поднялся с кресла, жаркий день померк в его памяти, уступая место другому. Прощание в крематории с его Асей. С девушкой, с которой, как ему показалось, он мог бы прожить всю жизнь. Он явился на церемонию прощания прямо из больницы. Ее родня шарахалась от его «откорректированного» ожогами лица, а он все равно считал, что мало расплатился. Его Ася погибла, а он остался жить. Когда распорядитель приподнял кружевное покрывало, чтобы показать, все вещи девушки в порядке и на месте, вложил в руку Филиппа, снятый с шеи талисман. Димир замотал головой.
– Оставьте! Оставьте!
– Как же? – растерялся распорядитель. – Все-таки серебро. Сгорит.
Филипп наклонился над девушкой и положил, свернувшуюся змейкой цепочку, ей на грудь.
С тех пор он чувствовал ее. Чувствовал, как никогда прежде. Может, продавец имел в виду именно такое расстояние?
И сейчас Филипп знал, что позовет ее. Знал, потому что зашел в тупик. Ася не была полиглотом при жизни, но теперь могла подсказать ему язык надписей в ресторане. В том мире, где она отныне находилась, легко можно найти знатока любого языка. А для того чтобы общаться душам язык и вовсе не нужен, вернее для всех он один.
Но Димир долго колебался. Иногда она приходила сама в его сны, реже он слышал ее наяву. Но когда инициатором ее явлений становился сам, он тяжело переживал эти «встречи», исподволь его забирала тоска, делая почти ощутимо телесным ее облик.
Сейчас он не видел другого выхода.
Филипп сжал пальцами амулет и мысленно позвал ее. Он знал, придется подождать. Вернулся в кресло. Зов был один, но сразу ожили и перелистнулись, будто страницы книги, воспоминания.
И она пришла. Он почувствовал, как она встала у него за плечом. Души не сентиментальны и Димир удержался от выражения своей тоски ради себя. Он «объяснил» ей задачу, это оказалось легче, чем воспроизвести мысленно рисунки с салфеток. Души слепы, у них другие способы восприятия покинутого ими мира. И Димир положил салфетки на колени, вглядываясь в рисунки, штрих за штрихом мысленно воспроизводил надписи. Когда он закончил, Ася тотчас исчезла.
Над крышами домов двора колодца тихо разгорался тусклый бессолнечный рассвет, когда напряженное ожидание прервало появление Аси. Димир почувствовал ее, впадая в сладкое забытье. Сон был самым приятным и безболезненным способом общения с душой и, похоже, Ася догадывалась об этом. Во сне Филипп увидел маленький дом на поляне. Время, в котором он очутился, определить было сложно. По стилю постройки оно не угадывалось. Возле двери лежала собака.
– Это – страж, - услышал Димир Асин голос рядом. – Дальше я не пойду.
Обернулся. Ася солнечно улыбалась. На ней было легкое белое платье в цветах, последнего лета ее жизни. Она махнула Филиппу рукой и мгновенно скрылась за холмом. Сердце сжала печаль, чтобы отогнать ее он посмотрел вперед. Но вместо дома увидел книгу. Огромный пухлый фолиант, раскрытый ровно посередине. Димир подошел ближе. И увидел письмена из ресторана. Причудливые буквы, перерождаясь, стали превращаться в кириллицу. По мере того как слова складывались во фразы, на лице Димира росло удивление. Если бы не обещание другу, теперь, когда он все знал, не стал бы мешаться в историю. Едва он успел прочесть все до конца, книга с шумом перелистнула страницы и захлопнулась. Сложилась в карточный домик, возле которого опять лежала собака. Она вдруг выросла. Из дома появилась фигура в белом и не вошла, а вместилась в собаку. Все померкло. Филипп очнулся в холодном поту. За окном подслеповато светило солнце, впервые за последние пять дней оно порадовало город своим появлением. Димир поднялся из кресла, откуда ни возьмись, навалилась чудовищная усталость. Он взглянул на часы. Девять. Пора посетить друга, раз он так рвался к нему в гости вчера. А скорее – чтобы оттянуть момент встречи с ним, белой фигурой из сна. Филипп пробормотал себе под нос слова, прочитанные во сне. Не понимал, что делать дальше. Раньше он думал, разгадка придет сама собой, как только он разберется в хитросплетении событий и их смысле. А сейчас очутился в полной растерянности. Не придумав ничего лучшего, принялся торопливо собираться.
В коридоре возле кабинета следователя было пустынно и непривычно тихо для середины утра. Димир скромно присел на лавку. Приготовился терпеливо ждать. Не сразу в конторском затишье, где то и дело открывались со скрипом двери, где-то «под ногами» Димира на первом этаже, звучали в отдалении приглушенные шаги и голоса, он расслышал разговор Смурова с посетителем в кабинете. Голос друга казался нервным, даже испуганным. Ему оппонировал глухой неприветливый баритон. Разобрать, о чем шел спор Димиру никак не удавалось. Но, чем чаще и увереннее доносился до него голос посетителя, тем взволнованнее он себя чувствовал. Наконец, тенорок друга взвизгнул до фальцета и Димир расслышал неподходящее такому тону и потому развеселившее его утверждение:
- Все! Я сказал.
За дверью послышалось какое-то копошение и возня. Затем она с шумом распахнулась. В коридор вышел высокий мужчина средних лет. На нем был плащ цвета мокрого асфальта и шляпа, из-под полей выбивались каштановые кудри. Он скользнул взглядом по лицу Димира. Тот едва успел приметить самодовольную улыбку. Она тотчас погасла. Лицо незнакомца приобрело бесстрастное выражение, взгляд словно бы остановился и «остекленел». Он проскользнул мимо и поспешил к лестнице. У Димира сжалось сердце. Секунду он боролся с искушением, и когда в проем двери из кабинета выглянула мрачная физиономия его друга, принял решение. Или его приняли за него.
- Эй, Фил, куда ты?
Услышал за спиной и, не оглядываясь, поспешил следом за «приманкой». Когда вышел из здания, незнакомец уже скрылся из виду. Но Димиру не пришлось угадывать направление, он перебежал улицу и поспешил напрямик через проходные дворы. На перекрестке Свечной площади, у светофора увидел неторопливо следующую по противоположному тротуару фигуру. С этого момента Филипп старался держаться как можно ближе к незнакомцу, преодолевая опасение быть замеченным. Если бы преследователь мог видеть выражение его лица, совершенно отрешенное, не стал бы так тревожиться.
Мужчина подошел к зданию ресторана. И исчез за углом. Димир, задыхаясь от волнения, замер, а потом нерешительно поспешил следом. Когда за незнакомцем закрылась дверь черного входа, Димир остановился. Знал, решение нужно принять мгновенно, но что делать дальше не очень себе представлял. Протянул руку и, задумчиво глядя на нее как во сне, словно на чужую, толкнул дверь. Та неожиданно поддалась. Он шагнул в затхлую темноту.
В узкий тесный даже для его худощавой фигуры предбанник едва проникал свет из внутреннего помещения. Филипп осторожно, упираясь пальцами рук в стены, побрел вперед. За поворотом коридор неожиданно расширился, но оказался весь заставлен пустыми деревянными ящиками. Он споткнулся в полутьме об один из них и чертыхнулся. И тут же застыл в испуге. Но окружающую тишину не нарушил ни один звук. Димир протянул правую руку вперед, она уперлась в едва прикрытую дверь. Филипп легко толкнул ее. Она, шурша, и задевая пол, отворилась. В нос сразу ударили застарелые запахи кухни. Он, стараясь двигаться бесшумно, подобрался вплотную к проему. В кухне, на первый взгляд, никого не было. Свет не горел, она освещалась лишь красноватой полоской, проникающей из полуоткрытой двери, ведущей в зал для посетителей. Под этим хищным светом электрическая плита в центре казалась жертвенным алтарем. Филипп сразу устыдился излишней впечатлительности и пробормотал ободряющие слова себе под нос. Осторожно, не растворяя сильнее дверь, проскользнул внутрь.
Пригляделся к обстановке. Техника и утварь выглядели так, будто ими давно не пользовались. Он наморщил лоб, припоминая, прошло меньше суток со времени его визита в ресторан. Долго не бился над загадкой, его привлек голос, едва доносящийся из соседнего помещения. Когда Димир заглянул в приоткрытую дверь, выпускавшую раздражающий красноватый свет, не узнал зал, где ужинал только вчера. Не осталось ни столиков, ни барной стойки, а весь пол был усыпан бумагами. Помещение выглядело бы совсем пустым, если бы не массивный стол темного дерева у противоположной стены. За ним, спиной к Димиру, сидел его объект преследования, все также одетый в плащ, не снявший даже шляпу. Димир скользнул взглядом по стенам. Единственное, что напоминало о прежнем ресторане, круги с надписями. Филипп замер. Тексты теперь легко читались, потому что были на русском языке. Он перечитал фразу за фразой, расшифрованные во сне. И тут чужой, устремленный на него, взгляд заставил занервничать.
Собака. Она лежала слева от стола и пристально разглядывала непрошеного посетителя.
– Ты меня слушаешь?
Долетел до сознания Димира вопрос, обращенный к собаке. Он вздрогнул, дворняга повернула голову и предано взглянула на хозяина. Филипп укрылся в тень за дверью. Фигура за столом медленно и неуклюже, всем корпусом, словно в спину ей был вставлен металлический штырь, развернулась в его сторону. Холодок пробежал у Димира между лопатками. Он чувствовал всем существом, что хозяин ресторана его заметил. Так это было или нет, ответом на тревоги Димира явился равнодушный взгляд серо-голубых глаз. Их обладатель снова повернулся к преследователю спиной и продолжил разговор со своей безъязычной все понимающей собеседницей:
– А все они думают, окунулись в купель – записались в небесные списки Его паствы и всепрощение им обеспечено.
Он шумно перелистнул страницу и лишь сейчас Филипп обратил внимание, что перед ним лежит книга из его сна.
– Суеверные дураки!
Он глухо рассмеялся.
– Не доросли до веры и никогда не дорастут. А где веры нет, там процветает язычество. Им бы каменным кумирам поклоняться, да скакать вокруг жертвенного огня. А они и скачут.
Хозяин ресторана свесил руку и встряхнул кистью с перьевой ручкой в руке. Собака убрала к себе вытянутую вперед лапу, а на грязно-белом «ковре» из рассыпанных бумаг расплылась багровая клякса. Сердце Димира бешено заколотилось, отчаянно захотелось выбраться отсюда. С трудом он заставил себя оставаться на месте. А фигура опять, не спеша, повернулась в его сторону. Замерла на секунду, глядя в темный дверной проем безразличным взглядом и вернулась в исходное положение.
– На чем я… ах да! – заскрипел охрипший внезапно голос. – И скачут и поклоняются. Взять хотя бы последних. Я их обоих приручил. Долго присматривался, не дашь соврать.
Собака тихо заскулила. Фигура наклонилась и вытянула руку. Потрепала дворнягу за ухо.
– Ну, ну, жалко тебе их? Но одному я шанс дал, даже два. Этому торговцу.
Димир вздрогнул. Страх в нем рос в арифметической прогрессии. Раньше он имел дело лишь с душами людей и только на страницах книг встречал описание богов, спустившихся с какими-то делами на Землю, и такие литературные опусы всегда вызывали у него улыбку. А хозяин ресторана продолжал:
– Два шанса – это много, Некама. Даже Он дает грешникам только три. Всего три, подумай, на то чтобы понять свое прегрешение и исправиться. Но они слепы. Слепы, потому что язычники. Эти оба поклонялись золотому тельцу. Разница между ними лишь в том, что один считал нищету воздаянием за идолопоклонство, а другой еще был в пути, который первый уже прошел. Но оба ошибались. Для язычников закон отмщения один – «зуб за зуб, глаз за глаз». Древний крепкий. И мы свое дело сделали. Они наказаны огнем. Первый – за семью, сгоревшую в запертом доме, пока он напивался с друзьями в саду. Второй – за преданного им друга, взорванного по его заказу.
Димир попятился. Из-под каблука выскользнул кусок щебенки и царапнул по полу. Собака встала, фигура за столом замерла. Филипп оцепенел, не в силах сделать резкое движение, хотя в мыслях стремглав несся к выходу. Повисла тишина. Он в первый раз осознал, как точен может быть эпитет – «мертвая». Сколько так прошло минута, месяц, год, он не знал. Сама категория времени вдруг потеряла значение. Ему почудилось, что безмолвие длилось вечность. Дворняга опять растянулась на засыпанном бумагами полу, фигура покачнулась, и вновь заскрипел неприятный голос:
– Но мы с тобой – не палачи, а исполнители наказания. И приятно, что иногда рыбка срывается с крючка, когда понимает, что проглотила. Самое главное, тебе не сказал. Этот полицейский…
Хозяин ресторана сделал паузу, словно прислушался. Димир почувствовал, теперь все говорится для него.
– Согласись, мерзость – брать взятки. Подавно, когда речь идет о детях.
Филипп похолодел. Сейчас он точно готов был бежать, чтобы предупредить, а заодно разобраться с другом. Попятился, пытаясь не шуметь. Но до него продолжал долетать голос, а с ним подробности:
– Но для этого парня хватило двух предупреждений, чтобы понял. А может только испугался.
Собака тихо заскулила, Димир невольно вернулся на свой «наблюдательный пункт».
– Что ты имеешь в виду?
Фигура всем телом свесилась к собаке.
– Эту мою шутку с покушением? Ну нет. Я же знал, он успеет убрать машину, да и скорость легковушки была не большая. Нет, Некама, нет.
Хозяин щелкнул ее по носу двумя пальцами. Двух предупреждений оказалось достаточно. Чему я рад, признаться.
Он повернул голову к двери. Димира пробрало холодом от его взгляда в пустоту.
– И то сказать, малый, его друг.
Димир напрягся. Хозяин ресторана отвернулся, кашлянул и захихикал.
– Сметливый парень. Знаний не хватает. Взялся бы его подучить, если бы не дела. Суета одна. Сколько не переделай, столько же останется. Хорошо, ты у меня есть.
Он с треском вырвал страницу и бросил ее вниз.
– Здесь нашим делам конец.
Он склонился над книгой и зачитал:
– Барбара Вавжиняк, 38 лет, двое детей, муж – инвалид. Измена.
Димиру услышал, как хозяин ресторана промурлыкал что-то себе под нос. Громко тот сказал:
– Пожалуй, займусь этим. Прелюбодеяние – конечно, грех, но женщины так чувствительны. С ними приятнее иметь дело. Реже доходит до наказания.
Собака беспокойно заскребла передними лапами по полу.
– Ты права, есть женщины хуже мужчин. Развелось их в последнее время. Но после убийц мне стоит отдохнуть. И тебе.
Он принялся царапать ручкой по бумаге. В этой шуршащей тишине отколупнулся и спланировал вниз осенним листочком кусок штукатурки с потолка. Хозяин ресторана поймал его в ладонь. Склонился над ней. Прохрюкал что-то нечленораздельное через нос, а вслух прочел, все также обращаясь к собаке:
 «Много рассуждаешь. Не превышай своих полномочий, - хмыкнул. -  Начальник! Уриил распоряжается».
Он снова наклонился и потрепал дворнягу за уши.
– Ладно, поищем, что у нас есть рядом в той же категории.
Уткнулся в книгу.
Войцек Жмиевский. Так.
Остальное он зачитал вполголоса.
– Вроцлав и область. Подходяще. Будем собираться.
Димир дальше не слушал. Уже на разглагольствованиях хозяина ресторана о женщинах он потихоньку стал пробираться к выходу.
На улице было промозгло и сыро. От набережной тянуло запахом тины и речных мидий. Филипп заторопился домой.
Он не обрадовался, когда в подъезде возле квартиры заметил, присевшего на подоконник этажного окна, друга. Тот смотрелся осунувшимся и похудевшим. Подбородок неряшливо зарос щетиной.
– Где ты шлялся? Тебя два дня не найти, – хмуро осведомился он.
Димир растерянно повертел ключ в руке.
– Два дня?
– Ну да, – недоверчиво подтвердил Смуров. – как сбежал вчера утром от моего кабинета. Кстати, зачем?
Димир пожал плечами и вставил ключ в замочную скважину. Последнее время ему представлялось, время умеет растягиваться и сжиматься. Но никогда он не получал тому настолько разительного подтверждения. Он пытался на ходу осмыслить весь объем свалившейся на него информации. Смуров без приглашения вошел за ним. Устроились в комнате, Филипп усмехнулся, как только понял, они расселись как в тот злополучный день, когда Саня явился к нему со своей проблемой. И снова молчали. На этот раз первым заговорил Димир:
– Она больше не придет.
Не успел пояснить подробнее.
– Ууф! – с облегчение выдохнул Смуров. – Не знаю, что ты сделал. Я конечно виноват перед тобой. Я не все сказал тогда. То есть, я не думал, что относится к делу. То есть…
Филипп в первый раз видел друга таким неуверенным и даже испуганным и поспешно вмешался:
– За что тебе дали взятку?
– Господи!
Смуров вскочил со стула. Димир невольно, помимо желания улыбнулся, вспомнив рассуждения хозяина ресторана о язычниках. И тут же стер улыбку с лица.
– Прости.
– Но откуда ты знаешь? Или всегда знал? Тогда почему?..
Смуров принялся бешено жестикулировать, как делал всегда, когда не мог подобрать слов. Димир тоже поднялся и встал напротив.
– Раньше не знал. Только сейчас. Ответь.
Смуров опустил глаза.
– Бес попутал.
Димир снова уже свободнее, оттого что друг не видит, улыбнулся.
– Я такой суммы денег не держал в руках. Полтора куска евро.
Поднял глаза на Димира.
– Но кто знал, что девочка попадет в больницу! Брал я, она вроде в порядке была. Да и этот хмырь мне врал, что увечий никаких, жена, мол, его подставила. Я и повелся. А кто бы не повелся?
Он взглянул на друга каким-то отчаянным взглядом.
– Да, черт! Черт! Знаю, ты бы не стал. И прости, что не признался. А тут, как принялась эта тварь за племяшкой таскаться и то, что было потом… я будто все увидел, как оно есть. Ужаснулся. Сказал себе: «Паскуда – ты последняя, Санька Смуров!» Все кончилось, конечно. Надеюсь. Раз ты говоришь. И все-таки, что это за тварь? Что со мной было вообще?
Димир сделал над собой усилие, предстояло убедить другого в том, в чем сам еще не был уверен.
– Ты веришь, что ангелы для каких-то дел могут спускаться на Землю?
Спросил изменившимся голосом и сглотнул подступивший к горлу комок.
В голове пронеслось: «Господи, что я несу».
Одноклассник выпучил глаза.
– Ты сам-то веришь в эту хрень?
Филипп смерил его пробирающим до пяток взглядом.
– Тогда иди, забери обратно деньги у хозяина ресторана.
– Так этот гад, который за брата просил и есть хозяин ресторана?
Димир усмехнулся и подумал: «Кто еще больший гад, он или Санька не понятно».
 А вслух сказал:
– На твоем уровне понимания.
– Что значит? – глаза Смурова недобро блеснули.
Друг взглянул на него с нескрываемым сожалением:
– Возвращаемся к вопросу об ангелах. Ты веришь?
– Нет! – яростно, почти агрессивно выкрикнул Смуров.
Димир вдруг рассмеялся.
– Уже легче! Говорят, они являются тем, к кому посланы в образах заурядных и привычных для их воображения. Миссии у таких посланцев разные. Этот, которого мы приняли за хозяина ресторана, похоже, что-то вроде сотрудника небесной службы исполнения наказаний.
– Ааа… – неопределенно протянул следователь, услышав в потоке невнятных объяснений, упоминание знакомого учреждения. – А собака? Патрульно-постовая что ли?
Димира его замечание не позабавило. Он нахмурился.
– Я до конца не разобрался. Иногда почти уверен, она живая нормальная дворняга, а иногда…
Филипп вздрогнул, вспомнил о первой встрече с ней у ресторана. Взгляд его прояснился.
– Возможно, она – перевозчик. Что-то вроде прирученных коней назгулов у Толкиена. Только псина носит хозяина внутри.
Смуров неловко перекрестился.
– Пойду сегодня, свечку поставлю.
– Зачем?
Голос Филиппа прозвучал резко.
– Ты меня убиваешь! Втравил в общение с какой-то нечестью. Если бы ты был не ты, вовсе не поверил.
– Ты сам себя втравил, – жестко отреагировал Димир.
– Да. Прости, – сразу капитулировал Смуров.
– И не с нечестью, насколько я понимаю, – задумчиво рассуждал Димир. – Хотя на кого он работает, не знаю.
– Все как у нас, - неопределенно и неуверенно вставил Смуров. – Разные ведомства. Грызня. Ты смотри!
Димир улыбнулся.
– Возможно, тебе повезло, для тебя он оказался вроде ангелов, просившихся на ночлег к Лоту.
– Что? К кому?
– Невежда!
– Ой, не грузи меня! Давай рассуждать, как ты там сказал… «на уровне моего понимания». О главном и основном. Об остальном знать не хочу.
– Главное, они оставят тебя в покое. И на будущее, старайся думать, когда что-то делаешь.
Филипп был раздражен, что друг прервал его рассуждения, а вместе с ними и ход мысли.
– Ты прям как моя мать! Но слово тебе даю, теперь этот гад, умучивший ребенка, от тюрьмы не уйдет. Землю буду грызть, а засажу!
Димир перебил его.
– Скажи, как ты вышел на хозяина ресторана? Не найду связи между ним и этим твоим убийцей.
– Он сам на меня вышел, – с явным нежеланием пояснил Смуров. – Я же говорю, бес попутал!
– «Язычники», – снова пронеслось у Димира в голове.
– Приперся, – хмуро продолжал Смуров. – Представился родственником. Братом. Благожелатель, в общем.
– Ну, в твоем случае это так, – серьезно резюмировал Димир.
– Ты думаешь, он меня тоже пожог бы?
– Насколько понял, его принцип исполнения наказания, воздавать тем же, чем кандидат заслужил.
– Дела, – вздрогнул Смуров. – Я-то думаю, каким ветром вчерашнюю проверку в кантору занесло! На Шмакова грешил, что он под меня капает…
– Ну, не знаю, кто под кого капает, факт остается фактом…
– Не пойму я только, – нерешительно начал Смуров. – Почему именно собака. Хорошее вроде животное. Положительное. А с этой повстречаешься, всех собак возненавидишь.
Димир развел руками.
– Не знаю. Кажется, у этих двоих крепкая дружба. Может она просто постоянный спутник хозяина, а может собака, потому что от любимого существа пострадать страшнее. Хотя погибшие вряд ли успели испытать моральные страдания.
– А ресторан?
– Качалин успел стать завсегдатаем, а у бомжа, сам понимаешь, желание прокормиться превратилось в смысл жизни. Не могу сказать, само так сложилось или хозяин…
Он вспомнил вдруг: «Я их обоих приручил».
– Ангел их приручил, – услышал свой голос, словно со стороны.
Посмотрел на друга.
– Главное, что ты «сорвался с крючка».
– Что?
– Успел соскочить. Вернуться. Спастись.
Димир дал понять, разговор окончен. На душе было мрачнее некуда. Смуров протянул ему руку.
– Спасибо, Фил. Ты – настоящий друг!
– Да, что я сделал? – с досадой отозвался Димир.
– Не спорь! – жарко возразил Смуров.
С силой сжал протянутую ответно руку Филиппа.
Димир стоял у окна и смотрел, как друг, сутулясь, перебегает двор, смешно по-детски косолапя ногами. Он думал о фразах, прочитанных на стенах ресторана и повторенных во всех рисунках и о словах хозяина ресторана о себе. Что он имел в виду? Догадаться невозможно. Усмехнулся. Подумал, как ловко на ходу придумал версию про ангелов на Земле. Но надо было как-то обосновать то, что не успело уложиться в собственной голове, раз все закончилось. Димир уверен, что это так. Ему совсем не хотелось, чтобы друг заявлялся еще раз по этому делу, разве что за бокалом виски, это всегда пожалуйста.
Внезапно его пронзила догадка. Он подошел к книжному шкафу и взял с полки пухлый том Толстого. Пролистал вступительную статью и торопливо отчеркнул пальцем эпиграф: «Мне отмщение, и аз воздам». Мрачно усмехнулся: «Небесная служба исполнения наказаний». Ему вдруг стало не по себе, в погоне за разгадкой он совсем не думал о погибших и хуже того, сейчас не испытывал жалости к ним. Внутри все содрогнулось, и «червячок» совести мгновенно зарылся в закоулки памяти.
Мобильник на столе нервно завибрировал. И почему он забыл его отключить? Димир нехотя оторвался от своих мыслей. На не успевшем погаснуть экране висело сообщение: «Догадка верна. Детектив, с вами приятно иметь дело. Архангел Уриил».