Алое

Сожаления… Какие к черту сожаления! Живу, как могу. «Улыбнись жизни, и она улыбнется тебе в ответ». Зашибись: гуинпленово племя!.. Все, что идет в руки – тереблю от скуки. Все, что попадает под ноги - бросаю на дороге. Как могу - живу, как хочу - грущу. Безболезненно жизнь покрывается плесенью, если не веселиться и перманентно нудиться.

На летней террасе городского кафе было не особо людно. Публика с ленцой поглядывала по сторонам, запивая обоюдные сплетни остывающим кофе. Проходящего мимо парня из разряда «некомильфо» в силу принятых на грудь градусов качнуло в рафинированное пространство бомонда террасы. Он был пьян и безнадежно туп от природы, что провоцировало его упрямство. Рядом со мной за соседним столом сидели очень красивая девушка и юноша с внешностью клерка. Девушка недовольно качала ногой, а ее визави виновато смотрел ей в лицо. В их молчаливый диалог врезался парень-некомильфо членораздельной тупостью шаблона:
- Пойдем потанцуем, - громко сказал он девушке и стал хватать ее за руки.
Она влепила ему пощечину. Он замахнулся на нее в ответ. Парень клерк, опрокидывая стул, с ловкой злостью вонзился своим кулаком в скулу пьяного хама. Я навсегда запомнила этот момент, когда кулак врезается в лицо, и кожа на скуле лопается, словно пленка, и место разрыва одновременно багровеет и надувается, как воздушный шарик. Все это происходит за секунду: лопается и багровеет. Лопается и багровеет. Так и любовь вонзается своим кулаком в скулу обыденности, и тонкая пленка устоев лопается, и багровеют сердца предначертанных друг другу людей.

Массовый психоз накрывает неискушенные души волной подражательства, мотивируя примитив и бег наперегонки. Конкуренция – любимая игра идиотов. Стадность масс – залог успеха в освоении искушений. Как приятно быть в стае! Ненапряжно, отважно. Полная анестезия чувств и ума. И я кружусь в анабиозе наркоза и пропускаю через себя слова, людей, обновки, тренды, бренды, и меня просеивают тоже через сито другие, такие же, как я, коматозники. Безупречно, бессердечно. И возвращаясь домой после очередного торжества бездушья и удушья, я понимаю, что подо мной дорога одна, и я на ней тоже одна. И кома бездушья лопается, как пленка. Невольно… Больно.

Подруга загибает пальчики на руке, смеясь:
- И в самолете у меня было, и на капоте у меня было, и в поезде - было. Эй, Нют, а у тебя?
Я смеюсь ей в ответ и машу растопыренными пальцами:
- Было. Все было.

Мне пришлось остановиться на ночь в одном захудалом городишке из-за поломки автобуса, на котором я возвращалась домой из командировки. Обшарпанная двухэтажка барачного типа с гордым названием «Отель» уныло приютила меня на ночлег. Удобств в номере не было, и мне пришлось довольствоваться местами общего пользования в конце коридора. Возвращаясь в номер, я столкнулась с двумя взъерошенными крепко выпившими парнями. Я юркнула за дверь и тут же о них забыла: я безумно хотела спать. Но заснуть мне не дали. Парни ломились в соседний номер, из которого доносился девичий смех и повизгивание. Девицы визжали игриво, но парней к себе не впустили. Раззадоренные отказом полуночники вспомнили обо мне и стали трясти мою дверь. Дверь в номере была с примитивным замком-щеколдой, который мог сдаться в любой момент. Сон, как рукой, сняло. Я знала, что на этаже кроме меня, девиц из соседнего номера и этих двух разъяренных самцов никого нет. Я одна в номере в чужом городе с аккуратно сложенными вещичками на стульчике. В этом поганом номере нет удобств, даже штор нет на окне, зато есть отвертка, которую кто-то забыл на столе. Парни рычат, дверь трещит, мой страх набухает и - лопается. Я хватаю отвертку и открываю дверь:
- Я сейчас чикану себе вены, и ваши ублюдские морды зальет моей кровью. Не отмажетесь.
Парни замирают, их накрыло моим страхом и фееричным видом моего неглиже… Чикануть свои вены и залить своей кровью все убожество жизни без мечты и без воли… небольно?

Эх, командировки, командировочки! Удар по поджелудочной и почкам! К дорожке приложиться – навек застудиться. Или заворожиться?
Вокзал рябым калейдоскопом мелькает перед глазами. Народ в одиночку и скопом по стране разъезжает. Сижу второй час на перфорированном стульчике, въедаюсь глазами в шаркающих ногами. Шаркающих по залу - валом. В алом - мое тельце и вон тот умелец поедать глазами то, что не достать руками. Алым нас жизнь пометила, заприметила.
Захожу в купе: краснорубашечник. Пронзительный такой. Волнительно. Говорит мне:
- Вам до конечной? – беспечно так.
Молча киваю, сажусь. Алое с алым. Мелко трясусь. Пороки переступят пороги когда-то и где-то. Алое с алым - неплохая примета?
В самолете - было? На капоте - было? В поезде было… Не забыла. Бьет кулаком в скулу любовь с оскалом акулы. Купе СВэшное. Поспешное? Неа. Алое с алым – безгрешное.

«Улыбнись жизни, и она улыбнется в ответ». Аффирмации, мастурбации. Эй, гуинпленово племя, хватит лыбиться жизни, улыбнитесь друг другу, может, врежет по скулам вам с оскалом акулы болью алой любовь небывалая. Со-жалейте. Алейте!