Внук новомученика

Внук новомученика

"Не беспокойтесь! Миша отличный водитель, и довезет
вас быстро, минуя всякие "пробки", -- говорил мой
знакомый, сажая меня в потрепанные старые "Жигули"
бледно-голубого цвета. "А как же он будет возвращаться
домой в час ночи?" Путь неблизкий, километров 80, а на
дорогах сейчас пошаливают!" "О, Миша не из робких. Он
кого хочешь отделает за милую душу!"

Усаживаясь в разболтанное кресло я внимательно
рассматривал водителя, рекомендованного столь
энергичным образом, и вспомнил рассказы Джека Лондона
"Кусок мяса" и "Мексиканец", где так ярко и красочно
описаны профессионалы ринга. Широкие, покатые плечи,
сухая подтянутая фигура, коротко стриженые волосы, а,
главное, нос, большой и искривленный, а также
впалые губы -- явный признак отсутствия передних зубов
-- все говорило за то, что рядом со мной
профессиональный боксер, проведший на ринге множество
боев, познавший и радость побед, и горечь поражений,
побывавший и на коне, и под конем. Светло-серые глаза
смотрели спокойно и открыто, мужественное и
решительное выражение лица, присущее человеку,
уверенному в себе, без того налета туповатости,
наглости и жестокости, которое столь характерно для
так называемых "качков", на которых я нагляделся,
обслуживая тюрьму.

Миша вырулил из переулка, и мы влились в поток машин,
бешено мчавшийся по слабо освещенной и не особенно
широкой улице.

Некоторое время мы молчали, т.к. я боялся отвлекать
шофера при таком интенсивном движении, но он уверенно
вел свою видавшую виды колымагу среди обступивших нас
"Волг", "Мерседесов", "Москвичей" и "Вольво". Разговор
начал Миша. Оказывается, его дед, как и я, был
священником. Его посадили, и он погиб. Пострадала вся
семья, в том числе и мишин отец. Ему постоянно
напоминали, что он "поповский сын", "член семьи врага
народа" (ЧСВН) и проч. Однако когда началась война,
сразу отправили на фронт. С войны отец вернулся
инвалидом. Оставшуюся жизнь проработал на большом
заводе рабочим. Всегда был безотказным и на нем все
время "ездили" из-за этой самой безотказности и
мягкости. Горбатился за жалкие гроши, чтобы содержать
семью. Он уже умер. Тут Миша вздохнул и замолчал. Ясно
было, что любовь и жалость к отцу не ушли из его
сердца.

"Вы из-за отца пошли в бокс?", -- догадался я. "Да,
-- выдохнул он. -- Мне хотелось защитить его и уметь
постоять за себя". "Вы нашли в спорте то, что искали?"
"Нет, пожалуй, нет. Я стал мастером спорта и
победителем первенства Москвы в своей весовой
категории. А вот теперь, в сорок пять лет, никому не
нужен. У меня нет работы. Пробавляюсь случайными
заработками -- чиню машины". "Вас не пытались
использовать бандиты?" "Я не не могу иметь с ними
дела. Не так воспитан. Влияние деда-священника очень
сказалось в нашей семье, хотя он умер до моего
рождения. Знаю: мог бы сейчас разъезжать на иномарке,
но пересилить себя не могу. Считаю, что мое положение
не так уж плохо, вот зубы хочу вставить. А помните вы
Вячеслава Лемешева?" Я вспомнил блестящего средневика
начала 70-х. Почти в каждом бою он виртуозно посылал
противника на пол сильнейшим ударом правой. Затем
получил травму и через некоторое время с позором был
выставлен из сборной за какое-то административное
нарушение. "Так вот, он после исключения совершенно
спился. Его бросила жена. В сорок лет у него отнялись
ноги. Недавно он умер, всеми забытый и оставленный, не
дожив до пятидесяти. Хоронить его пришлось нам --
бывшим соратникам и друзьям..."

Мой спутник замолчал. за окном мелькали ели и березы,
уже слабо различимые в сгущавшейся вечерней тьме. Миша
знобко повел плечами, прикрытыми старой потрепанной
курткой и включил печь. Его мозолистые грубые руки с
набухшими жилами крепко держали руль и почему-то,
глядя на них, я почувствовал уверенность, что Миша
избежит печальной участи бывшего чемпиона. Иначе
просто и быть не может, потому что он -- внук русского
новомученика, и Там, Наверху, у него есть ходатай.