Байос 1 глава вступление

БАЙОС

Вы, скорее всего не знаете, что такое Жизнь. Не понимаете или не хотите понять.  Вы просто существуете, ведь так безопаснее -  правда? Существовать, обходя опасности стороной и закрывая на них глаза. И я так думаю, что безопаснее всего просто существовать, не оглядываться по сторонам, не замечать ничего и никого, идти своей дорогой, которая вам по душе.
I
В вашем ограниченном мирке - Большие люди, - никогда не бывает по-настоящему опасных приключений. В моём же огромном для меня Мире, каждый неверный шаг наделен опасностями…
Давайте я представлюсь. Моё имя Байос. Странное на первый взгляд имя, но в моём Мире оно не менее обычно чем в вашем Мирке какой-нибудь потрепанный жизнью Артур или Боб. Я не знаю откуда взялось моё имя, да и времени никогда не было, чтобы об этом узнать и нет того, кто мог бы мне рассказать. Могу лишь предположить, что мне им одарила одна из медицинских сестер в больнице в которой я появился на свет.
После родов, мать оставила меня в больнице, потому, что я родился не таким как она хотела. По-видимому, в её глазах я был маленьким уродом - хилым, скользким, издающим режущие ухо звуки – чудовищем с изуродованным маленьким лицом. Мать я никогда не видел, и до последнего момента думал, что никогда не увижу и не узнаю кем она была. После моего рождения меня отдали в детский дом, где я пробыл 7 лет, из которых в данный момент я с большим трудом могу вспомнить только последние два года жизни в нём. Дальше меня отправили в обычный интернат, где были обычные дети, конечно же до того момента, пока там не появился я.
Действительно, по человеческим меркам, я рос среди обычных и нормальных детей, самым настоящим уродом: маленького роста, с округлыми маленькими ногами, короткими ручками с кривыми пальцами и большой изуродованной головой. Меня это поначалу угнетало - я карлик с обезображенным в утробе лицом. Меня все ненавидели, издевались надо мной, смеялись. Кто-то однажды меня столкнул в спину с лестницы (я до последнего момента думал, что случайно меня не заметил) и я спустился вниз по ступеням всем своим маленьким телом. При падении я потерял сознание, последнее что я в тот момент помнил - это белый кафельный пол перед моим лицом и резкую боль в предплечье. Навалившись при падении на правую руку, я своим весом сломал и без того хрупкую конечность.
После падения с лестницы я пролежал около месяца в больнице и еще месяц ходил с гипсом на руке. Врач и сёстры относились ко мне с нежностью, с их стороны я чувствовал жалость и заботу. Больные, лежащие в больнице, тоже проявляли ко мне чуточку внимания и иногда давали мне конфеты или фрукты. Я с неохотой брал их подарки, говоря тихим голосом слова благодарности и старался при этом выразить улыбку на своём изуродованном лице - это удавалось мне с большим трудом. Конечно, не все больные и персонал ко мне так относились, я их не осуждаю, я просто не обращал внимания на тех, кто сторонился моего присутствия. Меня никто не трогал, и этого было больше чем достаточно в моём удручающем положении.  Этот месяц я провёл с каплей счастья в дали от озлобленных на меня детей. И месяц, проведенный в больнице был единственным счастливым воспоминанием из моего детства.
По прибытию в мой интернат, с всё ещё загипсованной правой рукой, я краем уха услышал, как по соседству с моей комнатой, обо мне говорили мои одноклассники и один из них хвастался тем, что он столкнул меня с лестницы. После его признания я услышал смех, а смех своего обидчика я узнал лишь потому, что он был похож на Гиену. Все смеялись, а я на время затаил злобу и хотел всей своей маленькой душой отомстить своему обидчику. Его имя было Карл. После окончания интерната я о нём никогда не вспоминал до сегодняшнего дня.
Все-таки тогда, в детстве, я еще надеялся, что моя задержка в росте не будет такой долгой и в конце концов я вырасту, стану частично нормальным и смогу отомстить своим обидчикам и больше всего Карлу. Как оказалось – этим «даром» Бог наделил меня на всю мою жизнь, которая стала для меня самым настоящим испытанием.
Этот период, с младенчества и до моего совершеннолетия, пока я не закончил интернат и не переступил его порога, (что стало большим шагом во взрослую для меня жизнь и великим испытанием) ничем не отличается от других жизней людей, находящихся под гнётом окружающего их общества. Меня всюду шпыняли, обзывали «уродом», смеялись, били, рвали мои вещи, отбирали игрушки и редкие для нас сладости. Из меня попросту выживали жизнь. Я был «Белой вороной в стаде черных Овец».
Я это с благочестием стерпел. Что тогда мог сделать я, без защиты, против моих истязателей, как не терпеть, когда они намного сильнее меня, их было много, а я всегда один. За все это время мне не посчастливилось встретить настоящего друга, и я об этом бы не жалел, если только иногда не нуждался в дружеской поддержке и понимании. Все меня избегали. Этот период жизни я провел в одиночестве и в отчуждении от окружающих меня людей – мальчиков и девочек. Учителя и наши воспитатели старались не замечать того, как со мной обращаются другие дети, и попросту пропускали мимо ушей мои «мольбы о помощи», которые по-другому я даже не могу назвать. Я не таил на них никаких обид лишь потому, что они не имели к моим истязаниям прямого отношения и смотрели на меня с полным безразличием. Им было наплевать на меня, а мне в свою очередь наплевать на всех окружающих меня людей.
Все каникулы я проводил в стенах интерната, мне некуда было пойти, у меня не было близких или дальних родственников, никто меня не забирал, и я безвылазно существовал в стенах своего временного жилища. Я сидел в своей комнате погружаясь в книги, в то время, когда мои сверстники – те, кому, как и мне, некуда было идти; придавались всей радости отдыха от повседневных занятий и уроков.
Такая жизнь в интернате не помогла мне закалить характер, но сделала недоверчивым, циничным и ненавидящим людей. Я смирился со своей дальнейшей участью, хоть мысли о суициде меня не покидали с тех пор, как я узнал само значения этого слова.
Когда наконец близилось время выпускных экзаменов, я стал больше времени проводить за подготовкой к выпускным экзаменам. Я с нетерпением желал поскорее покинуть эти серые стены и сбежать туда, куда ляжет мой взор. Последние дни тянулись как месяцы.
Тогда, в последний год моего пребывания в стенах интерната, на меня уже мало кто обращал внимание, так как у всех были свои заботы. Все готовились к выпускным экзаменам. Заточенный в своей комнате наедине с учебниками, я всё реже выходил на прогулки и старался как можно меньше попадать на глаза своих сверстников и детей младшего возраста. Мои одноклассники ко мне начали относиться со снисхождением и лишь изредка донимали меня усмешками, но для детей из младших классов оставалось вполне актуальным «по традиции» издеваться над уродливым карликом, а дети постарше тогда лишь ухмылялись.
Когда наступили экзамены, я без особых усилий смог сдать их на отлично. И уже не мог этому нарадоваться, так как ждал полного «освобождения» из своей временной тюрьмы. В это время мне уже нашли жильё, в котором, казалось, мне предстоит прожить всю свою оставшуюся жизнь в изгнании и одиночестве.
В последний день в интернате, я по своему обычаю умылся, оделся, сходил на завтрак и ушел к себе в комнату. На душе была безграничная радость. Я был счастлив как никогда раньше! Повзрослев, я вступал во взрослую жизнь, но рост мой по-прежнему оставался маленьким, а лицо обезображенным, да и с этим я уже давно смирился.
Когда наконец, собрав вещи в свой чемодан - который был размером почти с меня, - я спустился к входным дверям, я улыбался. Я знал, что вот-вот я выйду и все изменится. В тот момент я искренно верил, что моя жизнь вне интерната будет лучше. 
Я открыл большую входную дверь и сделал первый шаг на встречу жизни.