Антоныч

      Геннадий Антонович – мужик лет шестидесяти - обладал сногсшибательной   харизмой  и кипучей энергией, то и дело обрываемой сердечными приступами.
      Чуть выше среднего роста, с солидным брюшком, мясистым, нависающим над красиво очерченными губами носом, волевым подбородком, тщательно прилизанными,  редкими, седыми волосами и непонятного цвета, весёлыми выпуклыми глазами под пучками белёсых бровей,  он являл собой образ  поистрёпанного   судьбою  человека, коего  сама жизнь заставляет быть актёром, чьи повадки и поведение полностью зависят от тех или иных обстоятельств и необходимостей.
       В кабинете  высокого чина налоговой полиции он - скромный, согбенный, с заискивающим голосом проситель, одетый в застиранную  клетчатую рубаху,  пузырящиеся на коленях, залатанные на ягодицах штаны и видавшие виды пыльные штиблеты со стёртыми набекрень каблуками.
        Раскладывая перед хозяином кабинета старые газетные вырезки, где есть упоминания о его былых заслугах, выцветшие грамоты и благодарственные письма, Геннадий Антонович, ничтоже сумняшеся, бормочет:
- Вот, работал помощником машиниста, был рационализатором. А когда неугоден стал, выкинули, как собаку…
         Полицейский чин  из этого торопливого  монолога понял, что Геннадий Антонович своей добросовестностью и законными придирками, выражавшимися в написании многочисленных жалоб и ходатайств, допёк  железнодорожное начальство так, что  оно нашло способ избавиться от него путём увольнения. Восстановиться на  работе он так и не смог,  и был вынужден искать другую возможность заработать. Где-то на свалке он обнаружил и приобрёл по цене металлолома  два древних прессовальных станка, отремонтировал их,  и, установив  в арендуемом  на производственной базе общества слепых помещении, наладил производство пластиковой  фурнитуры  для мебели, а также – пенальчиков для ртутных градусников, изготавливаемых в одном из цехов Голынковского завода «Стеклоприбор».  Худо – бедно ли, но на хлеб с маслом хватало!
           Как и многие другие частные предприниматели, Геннадий Антонович при любом удобном случае бегал от налогов, в результате чего образовалась задолженность, с целью погашения которой полиция арестовала его станки, приостановила производство.
- Я готов погасить задолженность! – молитвенно заламывал руки и закатывал глаза Геннадий Антонович.- Но как, скажите, это сделать, если станки стоят?!
           Выслушав его причитания, полковник вызвал оперативника, занимавшегося этим делом.
- Я знаю, вы поступили  в соответствии с законом, претензий к вам нет. Но я прошу разрешить ему работать и погашать задолженность. Если через два месяца долг не будет погашен, выставите станки на торги, а если погасит – снимете арест. Всё ясно?!
       Антоныч уходил из полицейского офиса вполне удовлетворённый,  мысленно благодаря  поверившего ему чиновника,  и твёрдо зная, что двух месяцев ему вполне достаточно, чтобы расширить производство и рассчитаться с долгами.
       Купив третий станок и расширив производство, Антоныч прочно занял свою общероссийскую нишу в деле изготовления  мебельных прибамбасов.  Теперь ему едва хватало на месяц  двух огромных  железнодорожных контейнеров  пластмассовых гранул.   
       Ежегодно он ездил в Москву на  ВДНХ, где заключал договоры с мебельщиками на поставку фурнитуры. Он загонял свою кофейного цвета, всю помятую, подлежавшую списанию и приобретенную в таксопарке за гроши,  «Волгу» на стоянку и нетвёрдой стариковской походочкой шёл  к турникету. Здесь бандитского вида парни брали его под локотки:
- Ты куда, дед? Вход  «пятихатку»  стоит. 
        Пятисот рублей Антонычу было жалко и он начинал с подвываниями  сетовать  на жизнь, тыча пальцем на  свои латанные-перелатанные портки,  выцветшую рубаху,  доходягу – «Волгу». Наконец, сжалившись, братки впускали Антоныча на территорию выставки. Знали бы они, что, вертясь, как белка в колесе  в павильоне мебели, Антоныч за несколько часов успевал заключить договоры на поставку фурнитуры  во все концы России на десятки миллионов рублей!
         Жил  Антоныч со своей, лет на двадцать моложе его, женой Еленой и её дочкой Наташенькой в так называемом Доме партактива, построенном в сталинские времена для советско-партийных деятелей,  в бывшей  трехкомнатной коммуналке, которую он удачно расселил.  Потолки – за четыре метра! Ванная – метров десять квадратных! Кухня – метров пятнадцать! Выложив около миллиона за ремонт, Антоныч довёл квартиру «до ума», причём, отказавшись от вредного пластика, все окна и двери сделал из морёного дуба.
           Здесь, в новой квартире, с Антонычем приключилась беда, о которой они с Еленой, по  прошествии времени, рассказывали с хохотом. Антоныч что-то  делал на кухне, когда у него, вдруг, остановилось сердце и он со страшным грохотом грянул на пол. Лена прибежав из комнаты на шум и мигом всё поняв, стала делать мужу искусственное дыхание. Да куда там: её пятьдесят килограммов против его ста тридцати! Сердце всё не заводилось. Тогда Лена, в полном отчаянии, ведомая невидимой силой, вскочила на кухонный стол и, подпрыгнув повыше, рухнула вниз,  упав коленями прямо на грудь бездыханного Антоныча. И случилось чудо: лицо мужа чуть порозовело, дрогнули веки и он, сделав мучительный вдох, открыл глаза, прошептав:
- Что со мною? Почему я на полу, а ты – на мне?!
       Лена рыдала  в голос ничего не умея ответить. Встать самостоятельно Антоныч  не смог: Елена при последней попытке оживить мужа, сломала ему пять рёбер! Вот это женщина!!!
       Возмечтав о собственном клочке земли, Антоныч купил лачугу в деревне Волково, Краснинского района, километрах в двадцати от Смоленска. Земли здесь было соток тридцать и он принял решение возвести коттедж с видом на рукотворное озеро. Дела его шли хорошо, в областном центре он открыл пару магазинчиков, торгующих мебельной фурнитурой. И вскоре  в Волкове возник боярский терем в два этажа с высоченным крыльцом, бревенчатым крытым переходом прямо в баню. Из огромных окон второго этажа, где любил застольничать Антоныч,  открывался изумительный вид на озеро и дальше, туда, где за полями синели хвойные леса.
        Чудно было смотреть, как Антоныч, въезжая всё на той же задрипанной «Волге» в деревню, швырял через открытое окошко бегущей за ним мальчишеской ораве пачку мелких денежных купюр. А те, вывозившись в пыли и грязи, собирали барские  подачки.  Это чрезвычайно щекотало тщеславие Антоныча, тем более, что фамилия у него была царская – Романов!  Не имея никогда ранее «лишних» денег, и не заделавшись от того скрягой, Антоныч  просто не знал, куда девать свалившееся на него богатство. Меценатствуя, он  нанял в сторожа  и банщики многодетного молодого мужика Серёгу. Серёгиного сына  отправил на учёбу в колледж, оплачивая её  из своего кармана. Никогда не отказывался дать местным выпивохам какую-никакую работёнку, щедро платя им «жидкой  валютой».
         Его довольно- таки  цветущий вид был весьма обманчив. Геннадий Антонович страдал гипертонией,  ишемической болезнью сердца и другими болячками, раз или два в месяц выбивавшими его из колеи. Тем не менее, он никогда не зацикливался на этом,  пылал оптимизмом и спешил жить, понимая, что времени ему отпущено не так уж много. Со стороны их отношения с Еленой выглядели образцом любви и нежности. Но вот Наташа как –то неожиданно быстро выросла и в их уютной квартире появился зять – молодой, симпатичный, высокий, чернявый парень, которого Антоныч   тут же невзлюбил. А однажды дошло до того, что он показал молодым рукой на дверь, громовым голосом зарычав:
- Пусть убираются! Я с ними жить не намерен. Или я или они!!!
          Елена выбрала дочь! И гордый Антоныч, собрав  кое – какие пожитки, покинул родное гнездо, обосновавшись  вначале в гараже, а затем – в своём коттедже в деревне Волково. При этом он был уверен, что вот-вот ему позвонит Лена и попросит вернуться.  Однако, не менее гордая Елена упрямо молчала. Пожив с пол - года таким макаром,  Антоныч  познакомился где-то с бывшей балериной, ютившейся в коммуналке  в одном из старинных домов по улице Ленина и, перебравшись к ней, отгрохал к комнате новой пассии грандиозный ремонт.  Жизнь в примаках – не сахар, а тут ещё – развод и раздел имущества. От всех этих передряг Геннадий Антонович вскоре почил в бозе. И к чему всё это было? Ведь никчёмного зятька, из-за которого и разгорелся сыр-бор, Елена с Наташей вскоре  выгнали взашей.
          Делить   наследство примчались откуда-то издалека дети Антоныча от первого брака. Но коттедж в Волкове Лена отстояла и выставила его на продажу за семь миллионов целковых. Продала, впрочем, за пять. А на той самой «Волге» до сих пор рассекает по деревне многодетный Серёга.  Красиво пожил  Антоныч,  но недолго.  Было ему всего лет шестьдесят семь…
          
ё5-16 января 2016 г.