6 Просто нормальные люди

Под стук колес поезда я снова встречал свой очередной рабочий день. Обычное мое хмурое настроение почему-то куда-то ушло этим утром, я был весел и, можно даже сказать, счастлив. Наблюдая сегодня пейзажи за окном, я даже впадал в обычное уныние, мне было хорошо, я думал о том, что все в моей жизни сложилось правильно, не смотря на то, что многое, конечно, меня не устраивало. Но ведь человек всегда жалеет о чем-то, ему всегда чего-то не хватает, он хочет больше и больше! Но ведь отними у нас то, что мы сейчас имеем, то немногое, то мы бы мечтали только об одном, чтобы нам это вернули. И так всегда.
Я думал о людях: о тех с кем работаю, о тех с кем общаюсь, дружу. В маленьких провинциальных городках повально не говорят о творчестве Баха, Шопена, редко кто знает сонеты Шекспира. Но здесь люди более настоящие, они умеют работать и выживать в эти времена, не жалуясь на свою жизнь, так как они лучше других знают ,что все только в их руках, что только они в силах и в праве изменить свою жизнь, но, несмотря на это, никто её не меняет, так как понимает свою значимость в том деле, которым он занят. Современные элиты, интеллигенты, пусть и умны, но они не знают жизни, большинство из них не видело грязи, а если и видели, то чураются, словно пытаясь отмыться от того, в чем живут и сталкиваются каждый день. При этом ставя себя выше тех, кто не знает того или иного факта из жизни Оскара Уайльда, называя обычны народ «быдлом» или, хуже того, «отбросами». Мне противно слышать, как человек, не работающий руками ни одного дня своей жизни, не зная её аспектов в практическом, а не духовном плане, учит кого-то жить.
Можно назвать все это одним громким названием «Свобода слова», но, по мне так, **** я такую свободу. По мне так, не быдло, а просто «нормальные люди», которых миллионы, которых большинство, без которых ни один вшивый интеллигентишка не прожил бы и дня. Если есть закон о защите чувств верующих, то почему нельзя ввести закон о защите чувств просто нормальных людей?
За всеми этими мыслями я доехал до нужной мне станции и добрел до проходной. На вахте сидела все также просто нормальная охранница. Полная женщина, она была из того типа престарелых старых дев, которые смотрят на тебя хмурым взглядом, а перед сном накручивают волосы на бигуди и в них спят в обнимку с котами. Она хмуро посмотрела на меня, я показал пропуск, только после чего, она нажала на педальку, открывающую турникет. Я работал на этом заводе уже третий год, и она знала меня в лицо, но каждый раз требовала пропуск.
У цеха стояли мужики и курили, я поздоровался, пожав всем руки по старшинству.
– Ну, короче! Это! Идем мы вчера вечером, – парень чуть постарше меня хлопает себя ладонью по шее, показывая всеми известный жест. – Ну, и баба на встречу. Охуенная! Видимо то ли не местная, то ли накрасилась так, что не узнать! Вобщем мы на неё все смотрим, а она идет не замечает, типа ****а у неё из золота. Ну, проходит мимо, мы все оборачиваемся, оцениваем! Огонь-баба! То, что нужно! И тут я ей кричу: «Девушка! Девушка!».
– А она че? - влезает самый пронырливый мужичок.
– Она оборачивается, смотрит такая, как будто самая умная: «Что?», – а я ей: «Девушка, ваши бы ноги, мне бы на шею!».
– Ниче ты даешь, Саня! А она че? - мужичок не успокаивался. Все остальные, молча, стоят и слушают.
– Ну, че она, посмотрела на меня так, оценивающе, взгляд изменился, а я-то че, я-то парень видный, меня все знают. Ну, отвел её к себе и отжарил по полной, она от меня сейчас утром, как всадник на коне ушла!
– Молодчина! Уважаю! Так их и надо! – мелкий жмет Сане руку, трясет её. – Как же у тебя это получается?
– Да че тут уметь-то... бабы все на меня падки, я ведь нормальный мужик! Саня всегда после выходных рассказывал подобные истории, поначалу я даже в них верил, пока не понял, что меняются только декорации, ну и бывает, он рассказывает, как он кого-то **** двое суток. Хотя, как говорили местные мужики, он живет с матерью и пьет по выходным один, так как пить ему не с кем – все его друзья детства легли кто во второй чеченской, кто в Абхазии. Кто знал это, те понимающе относились к его ****абольству и никогда не говорили ему ничего против.
Из проходной показалась фигура нашего коллеги, он шел в своем старом полушубке и лисьей шапке. Издалека мы поняли, что с ним что-то приключилось, так как он хромал на обе ноги.
– Неужто Михалыч ****ы получил? – крикнул один из мужиков. Михалыч ничего не ответил, подойдя к нам, и просто, пожав руки, он закурил.
– Что случилось? – мужик повторил свой вопрос.
– Да пидорасы залетные, малолетки ****ые! – прошипел сквозь зубы Михалыч. Его лицо было все красное, верхняя губа рассечена, под левым глазом отек. – Шел вчера домой, а они доебались: «Мужик дай позвонить».
– А ты че? – временами мне казалось, что у мелкого очень ограниченный словарный запас и, если он использует другие, его кто-то за это ****ит.
– Ну а я: «Идите нахуй», иду дальше. А они сзади налетели, за****или ногами, уроды! Малолетки! Телефон с****или!
– А сколько их было? – мелкий великолепно отыгрывал свою роль.
– Человек семь... может больше, я *** знает, в темноте не сильно разглядел.
– А не легче ли было просто отдать трубку? - спросил я. – Один ведь *** было понятно, что произойдет, или просто по****еть нормально, – Михалыч со злостью посмотрел на меня.
– ****ь! Ты че будешь жизни меня учить? – я молчал, смотря на него. Он ждал от меня ответа, но я молчал. Он со злостью кинул недокуренную сигарету и быстро похромал в цех. Мы еще с минуту молчали, а потом тоже пошли в цех, никто мне ничего не сказал. Начиналась рабочая смена.