Хроники пещеры, Инквизитор и его петля, гл 1

Пещера времени               

Том 1 Хроники пещеры

Часть 4 Инквизитор и его петля

Притча               

Как тьма являлась первичным состоянием всех вещей, ещё до их существования, так и безмолвие царило во всей вселенной, до того, как появился первый шорох, и так же, как тьма, оно воцарится снова, когда всё кончится, и короткая интермедия, которую люди называют вечностью, будет окончена

Вольфганг Хольбайн. Анубис

Место действия: Испания, Кадис
Время действия: середина XVI века

1 глава

Возможно ли определить уровень зла у человека математически? Бывают ли на свете личности темнее ночи? Иногда кажется, что таких людей тьма тьмущая вокруг нас. То ли от неверного представления о людской психологии, то ли просто от недостатка мудрости, у меня рождалось похожее представление о людях в целом и, казалось, что оно передавалось и автору этого романа, диктовавшему мне историю про четвёртого избранника.
Небольшая палатка на берегу Атлантического океана. Мы находились недалеко от того места, где происходили события предстоящего рассказа.
Записывая со слов автора новую историю, почерпнутую из найденных пещерных документов, я про себя невольно задавал себе вопросы.
Как перестать концентрироваться на минусах людей, не выискивать их? И что делать, когда минусы фатальны?
Некоторые персонажи – не книжные, а самые настоящие, – словно вылеплены из зла, не так ли? Они будто всегда окружены тёмной аурой – способные только на творение разрушения, если можно так выразиться.
Как относиться к таким людям?
Но я употребил словосочетание «творение разрушения», не сказал «разрушать». И можно вспомнить ещё одну мысль, которую добрые люди часто употребляют по отношению к злодеям – добро в нём спит. Спит! Значит есть!

***

Где-то на дне души добро таилось в нём…. Возможно….
Многие евреи, кто знал Франциско Оскуро, утверждали, что этот человек родился не от чрева матери, а посредством божьего гнева, и сравнивали его с известным библейским героем – израильским царём Ииуем. Какое-то безмерное и непонятное уважение они испытывали к инквизитору из древнего Кадиса (андалузского города-порта на берегу Атлантического океана, основанного когда-то финикийцами).
Странно было глядеть на их лица посреди ревущей толпы, в то время как происходила казнь очередного, обвинённого в еретиканстве, конверсо (как называли евреев испанцы в ту пору) – возможно родича кого-то из них. Лица, старательно пытавшиеся не выделяться среди пришедших на мнимое возмездие, были наполнены не благоговением перед Оскуро и его серой петлёй, нет, – для них это было бы оскорбительно, – а скорее чувством безысходности и страха, ведь их показное принятие христианства также могло бы быть обличено.
Средоточие необъяснимой тьмы царило над местом казни посреди площади святого Хуана. Факелы погасли с наступлением утра у старой городской ратуши. Сравнительно недалеко находилась старая бухта, а там и ворота Пуэрта-де-Тьерра, закрытые настежь. Казалось, что именно они были виноваты в том, что живительный воздух с океана не поступал в город.
Ещё до наступления облачного рассвета народ собрался на площади. Редкие красочные белые одеяния более зажиточных горожан выглядели так же мрачно, как и окрашенная преимущественно в чёрный цвет, основная народная масса.
Утро возвестило о похолодании. Стояла зима, и хоть местный тропический климат не располагал к серьёзным холодам, люди, пришедшие на казнь, были одеты сравнительно тепло.
Единственные свидетели будущей казни, что выделялись из толпы, были знаменитые кадисские купцы – хранители ценностей, нажитых на честной, но, чаще, бесчестной торговле. Белоснежные смотровые башни их богатых домов виднелись из бухты.
Франциско охватывал своим карающим взглядом толпу. В руках же своих он ловко перебирал волоски у висящей серой петли. Потом взгляд опустился на деревянный эшафот, сооружённый под его руководством прошедшей ночью. Тёмный инквизитор был удовлетворён проделанной работой.
Эшафот ровным строем охранял отряд таинственных кабальеро на прекрасных чистокровных андалузских лошадях. Отряд явно подчинялся лично Оскуро. Доспехи оных были инкрустированы серебром. Воинов было семеро.
На инквизиторе под низом была надета красная ряса, но для пущей важности, Оскуро нацепил на себя ещё и шубу из овечьей шерсти, хотя едва ли на улице стоял холод, скорее прохлада. Голова же его была без митры – лысая, без единого волоска, а лицо, словно созданное Дьяволом, – злобное, хмурое и бледное.
Единственный на площади тем утром, кто был в одной рубахе, – это готовившийся к казни, сокрушённый парень. Рубаха его была разорвана в клочья. Вырисовывалось обнажённое тело, покрытое глубокими ссадинами после тюремных побоев.
Отсутствие воздуха с океана сжимало его горло. Но ему не было холодно….
Прежде чем нацепить жёсткую петлю на шею обвиняемого, инквизитор взял слово.
– Народ! Сеньоры и сеньориты! Люди, что пришли воочию всё лицезреть! Возмездие Господа приходит к нам! Это утро в очередной раз возвестит нас о карающей силе, идущей с небес!
Серая петля сжалась на шее молодого человека, но он не чувствовал вины. Правда была за ним. В глубинах сознания он оставался верен тому, во что веровал всегда, и когда карающие глаза инквизитора встретились с его глазами, он их не опустил.
Франциско выдержал взгляд, ведь у него тоже была своя правда. Перед исполнением окончательного приговора, инквизитор обратился к бывшему новообращённому:
– До того, как ты вышел из чрева матери, вокруг тебя была тьма. Выйдя из него, ты обрёл свет. Но он прошёл мимо твоих очей! И если ты не покаешься в своих грехах на месте сего возмездия, то ввергнешься обратно во тьму. Только она теперь будет иметь другую ипостась. Пламя будет пожирать твои кости в геенне огненной, еретик! Но если ты покаешься, Господь, может быть, подарит тебе покаяние и убережёт от адского пламени!
Сказав последнюю фразу, Франциско ехидно усмехнулся.
Инквизитор был славен в народе своими светскими воззрениями, но публика тогда, в большинстве своём лояльная к карающим законам испанской инквизиции, поверила ему.
Не было никаких мучительных пауз. Не было и никаких предсмертных судорог. Оскуро нажал на механизм, и змеиная петля так сильно обвилась вокруг шеи приговорённого, что лишила его жизни мгновенно.
Франциско чувствовал себя вершителем людских судеб. От имени ли Дьявола он вершил правосудие?
Оскуро в глубине души своей презирал Бога. Жаль только, что были слепы в отношении него другие религиозные поборники.
Вопреки традициям, повешенного быстро сняли с виселицы, так как серая петля сопровождала Франциско всегда.
Инквизитор незаметно покинул площадь на своей гнедой, а вместе с ним исчезла и тёмная аура его серой петли. Отряд кабальеро ускакал за своим командиром.
Что сказать – может быть, в современном понимании суд над и был несправедлив. По меркам же испанской инквизиции Франциско Оскуро вершил именно суд божий. Это была дань тому жестокому времени. Другой вопрос, как он подходил к совершению суда и к выяснению, виновен ли человек. Ненависть к поверженным и любовь к своей серой петле – ничего лишнего!
Вряд ли за всю свою тёмную жизнь Оскуро допускал, что петля однажды предаст его...
Вскоре площадь обезлюдела. Один только человек стоял на ней с понурым видом и смотрел на пустой эшафот. Его взгляд апатично глядел на место казни, а безликая одежда (хоть и богатая, из дорогого бархата) подчёркивала его сломленный дух. Мысли шли в его голову и не переставали тревожить рассудок: «А ведь тот еврей действительно принял христианство, отказавшись от фамильных устоев. Конечно, в любом случае он бы умер, обесславив своего карателя. Но когда вершитель показывает перед народом лживое представление, надевает богатые одежды, чтобы показаться важнее, богохульствует, говоря о божьем свете, и знает, что казнит невинного, – это вдвойне несправедливо и вдвойне бесславно! Стоит ли Оскуро моего спасения? Это испытание для моего сердца».
– Сеньор Нуэвас, вы идёте? – вдруг окликнул его с красивым андалузским акцентом женский голос позади.
Глаза дворянина резко зажглись….
Колокол зазвонил в соборе Святого Креста. А с просторов океана и старой бухты в сторону Пуэрта-де-Тьерра подул свежий утренний ветер, достигнувший вскоре и площади.
Выглянуло солнце.