сказка о девочке

 Родилась однажды девочка под несчастливой звездой. С самого начала ее жизнь начала рушиться, теряя одно за одним поддерживающие сваи. Сначала девочку оставила мама: прошло не больше года, как женщина поняла, что вовсе и не хотела этого ребенка и что она не способна полюбить его. Почему неспособна — она не знала. То ли потому, что сама была плохой, то ли все дело было в девочке, причиной рождения которой она явилась. Как бы то ни было, собрав свои вещи, она просто-непросто ушла, оставив свое чадо на попечении кого угодно, но нее ее.
 она не была замужем за отцом ребенка, поэтому этот уход отчасти был даже легким.
 Итак, девочка осталась в окружении бабушки, дедушки и отца, и, хотя последний и был ей наиболее близок по крови, однако он не был ей близок никак более. Казалось, что после ухода из его жизни полюбившейся ему женщины, он проникся жутчайшей антипатией к отпрыску, которого она породила. Очевидно, глубоко и сильно полюбив свою пассию, он не мог не возненавидеть от всей души то, что ненавидела она. И потому ребенок его интересовал ничуть не более, чем какая-нибудь обыкновенная игрушка.
 Он пристрастился к алкоголю. От засевшей внутри него боли он не мог оторваться от горлышка бутылки, и кровь его постоянно была «под градусом». Он не мог выносить этот мир, и он так от него устал…
 А девочка тем временем росла, и она видела, как ее папа медленно убивает себя. Она являлась свидетелем его страшных метаморфоз. Он молчал и не противился этому, словно сам хотел как можно скорее обрести спокойствие и, возможно, счастье. Но девочка была еще очень маленькой, и она не могла понять, почему ее папа это делает с собой. Она видела лишь то, что ничем не может помочь, потому что ее просьбы прекратить так вести себя не действовали на него. И она поняла тогда, что отец ее не любит.
 А однажды она пошла на кухню и заметила на полу в коридоре маленькие красные капельки. Она испугалась и позвала бабушку. Шум и ругань испугали ее, девочка залезла под шкаф и плакала, затыкая пальцами уши. И она винила себя в том, что разрушает все вокруг. И она от всей души желала, чтобы этот чертов шкаф раздавил ее своим весом.
 Потом понемногу она лишалась всего по чуть-чуть. Умирали дедушка, зверьки, которых она приручала… А бабушка после потери деда стала вести себя в точности, как ее сын, хотя и не настолько сильно пристрастившись к алкоголю, однако ясно давая понять, что просьбы ее внучки для нее – пустые звуки. Казалось, что все, что становится частью ее жизни, обрекается на смерть по определению. Это было так странно и так страшно…
 Когда она уже выросла и стала ходить в школу, то эти мысли понемногу начали исчезать. Однако это не значило, что что-то поменялось — просто девочка старалась всяческими способами не допустить проникновение вовнутрь того, что могло убить ее душу.
 Но это не сработало. В конце концов все вернулось на круги своя. Стоило только открыть, что ни один человек не способен ей заинтересовать на долгое время, как девочка снова начала плакать по ночам.
 Время шло, все вокруг менялось. Все, кроме устоявшихся вещей — девочка была по-прежнему очень одинокой. Смотря на людей, она не видела в них ничего, кроме потенциально гниющего мяса на хрупких костях. Когда они начинали говорить, она не слышала ничего, кроме лжи, объятой невыносимой вонью их липких мелочных душонок. Но теперь ей не было больно. Барьер, который она начала возводить еще в детстве, теперь был закончен, и он не пропускал в сердце нефильтрованные эмоции.
 Она жила и общалась, как обычный человек. Никто на свете не мог бы сказать, что что-то с ней не так, ведь она всегда была весела. Временам ее шутки задевали человека, ее слова кололи больно и глубоко, а глаза светились странным блеском, хотя сами были тусклы, как лед. Но это считали ничем иным, как просто перепадами настроения.
 Она разговаривала с людьми, она порой смеялась с ними, она старалась влиться в социум, хотя не могла отделаться от чувства презрения к самому понятию человека, и потому она жутко ненавидела себя за невозможность существовать вдали от общества. Ее барьер оберегал ее от внешних воздействий, но то, что бурлило внутри нее, что горело в ее венах — это разрушало его. А попытки отремонтировать все и вернуть все на свои места приводили лишь к тому только, что девочка начала сходить с ума.
 Она могла теперь плакать сутками. Она понимала, что это не в порядке вещей, и она хотела себе помочь, но только вот никто больше этого не хотел. Никто не понимал, насколько ей одиноко и как это больно. Все уверяли ее, что это пройдет, когда она слабела и двигалась, словно тень. Все называли ее истеричной и провожали ее недовольными взглядами, когда она кричала в попытке выпустить скопившиеся внутри ненависть, боль, одиночество… И чем больше времени проходило, тем больше сходила она сходила с ума. Чем крепче она старалась вцепиться в реальность, тем быстрее она от нее ускользала, тем быстрее она сама проваливалась в пустоту.
 И в какой-то день все ее попытки прекратились. Девочка вдруг поняла, что она не в силах ничего изменить, что люди никогда не смогут ей помочь.
 Она прислонилась к стене головой, отдавая свое тело усталости.
 Раньше она, повернув краны, смешивала с водой свои слезы. Теперь она улыбалась, смотря, какие причудливо-красивые узоры рисует на воде ее кровь.