Короли... Глава 6

        Если бы кто-нибудь всего лишь несколько лет назад сказал Андрею, что в самой обычной, заурядной районной поликлинике человек, занимающий должность завхоза смог бы в течение короткого времени суметь извлечь из этой должности значительные материальные выгоды, он бы только посмеялся. И если, вдобавок, сама должность эта превратилась бы в равную по своей значимости должности «серого кардинала» при каком-нибудь парижском дворе, то он бы счёл это удачным пожеланием такой синекуры приятелю на дружеской пирушке.

        После переезда, весь обширный технологический первый этаж, продолжавший по привычке называться подвалом, был до отказа забит имуществом, привезённым из старой поликлиники. Здесь-то Андрей и стал свидетелем удивительного превращения обыкновенной, мелко-плюгавой малограмотной захмычки, по стечению обстоятельств занимавшей должность завхоза, в величину, недосягаемую для критики или хотя бы равноположного общения.

        Для человека, впервые попавшего в помещение подвала, дислокация и наличие таких материальных ценностей спервоначалу ввергала в шоковое состояние. Но когда он узнавал, что все эти богатства уже как бы не существуют в действительности и по всем документам их можно считать миражом, так как то, что он мог осязать руками и окинуть взором, уже давно списано, состояние шока немедленно переходило в длительный и глубокий ступор.

        Волей-неволей Андрей углядел некие закономерности в поступлениях и убытии товарной массы, находившейся в полном и безраздельном владении Зины Ивановны. Его наивные вопросы по поводу местонахождения убывшей мебели либо оборудования в виде достаточного количества холодильников, стиральных машин, и прочего имущества, которое он за время переезда многократно перещупал и переобнимал, не находили простых и искренних ответов. Они скорее походили на исключительную по своему богатству мимическую игру с некоторой долей выразительных жестов. Но такая театральщина продолжалась недолго. Зина Ивановна, не утруждая себя светским этикетом, очень быстро перешла на краткие изречения, вроде: «Какое твое дело!», «Тебя не спросили!», «Надо будет, скажу» и так далее. А в ответ на робкие возражения Андрея, что, мол, неплохо бы дать мебели небольшой ремонт, прежде чем отправлять её наверх, он слышал лаконичное замечание по поводу ожидания распоряжений по этому вопросу. И, несмотря на все резоны Андрея в смысле удобства ремонта здесь на месте, специально оборудованном для этого, вместо того, чтобы корячиться где-нибудь в кабинете, он слышал уже знакомую, громогласную реплику: «Я везу её в капитальный ремонт».

        Вскорости вариации этой реплики стали употребляться Зиной Ивановной по увозу различного рода хозяйственной утвари, предметов мебели, оборудования и стройматериалов настолько часто, что Андрей потерялся в догадках, где же, на каких этажах оно появляется из столь желанного Зиной Ивановной ремонта. Он как-то поинтересовался судьбой большой партии кресел-диванов, благо о них без конца спрашивали доктора, жалуясь на отсутствие посадочных мест перед кабинетами. Но, получив на свой вопрос столь всеобъемлющий и красноречивый ответ, что у него отпала охота интересоваться дальнейшей судьбой исчезнувших предметов.

        И всё же загадка таинственной операции, под обыденным названием «ремонт» постепенно прояснилась самым прозаичным образом. Бывая в кабинетах начальства по работе, Андрей невольно слышал разговоры недовольных хозяев сего места пребывания, из которых следовало, что Зина Ивановна опять обделила их законной долей имущественного владения в виде отремонтированных стенок, полированных шкафов, мягкой мебели и прочего, столь нужного в домашнем хозяйстве добра. Как-то случилось ему быть при настоящей баталии между Надеждой Сидоровной и Ливадией Васильевной.

        Сама по себе эта ситуация выеденного яйца не стоила, но протекала она весьма бурно, что наводило на мысли о застарелости этого процесса между означенными дамами. Вызванный наверх Андрей застал их уже порядком подогретыми. С голов, переполненные кипящими эмоциями, казалось, вот-вот сорвутся крышки благоразумия и тогда должно случиться страшное…

        – …да ты мне за весь тот год не смогла отчитаться, куда подевались два шерстяных одеяла, такие зелёные, в клетку! Ты просила меня дать их тебе завернуть что-то там, чтобы не остыло по дороге домой! Или забыла!

        Ливадия Васильевна растопыренной пятернёй помахала в воздухе перед красным, как у варёного рака, лицом Надежды Сидоровны.

        – Принесу я тебе эти тряпки, можешь не беспокоится! А вот тебе точно придется вернуть бутыли из-под спирта, которые ты втихаря взяла, когда я была в отпуске. Мне Надежда сказала, что ты взяла.

        – Какие бутыли, какая Надежда?! – взревела Ливадия, – я брала их под дистиллированную воду и принесла их через два дня! Спросиу неё! А если она так говорит, то это очень некрасиво с её стороны… – Ливадия задохнулась от возмущения.

        – Да, она так говорит, и я ей верю, потому что двух бутылей я до сих пор не могу найти!

        – А ты посмотри в своей кладовой, там, около гинекологии, которая забита под потолок всяким добром! Не там ли уж затерялись твои бутыли, а?

        – Каким добром? Там одно имущество поликлиники, оно у меня на балансе! – Надежда Сидоровна ткнула рукой куда-то в сторону шкафа, подтверждая, что оно действительно на балансе.

        – Да уж, – ехидно протянула Ливадия, – одних только холодильников две штуки стоят, так тебе ещё один понадобился!

        – Они на балансе и не мои, – взвилась Надежда Сидоровна. – Ты-то почем знаешь?

        – Вот и знаю! Что ты мне своим балансом тычешь, списанные они – знаю! Так тебе мало, ещё ухватить надо! Можешь засунуть их себе в …

        Ливадия Васильевна, не договорив, резко развернулась и вышла из комнаты. Надежда Сидоровна, на минуту потеряла дар речи и только судорожно перебирала на столе какие-то бумажки. Яркие пунцовые пятна ещё пуще разгорелись на её круглом, лоснившемся лице. Андрей молча стоял и ждал, прислонившись к косяку. Надежда Сидоровна, придя в себя, глубоко вздохнула и сказала в сердцах:

        – Ой, ну и скандальная баба! Поговорить с ней по-хорошему и то нельзя. Ладно, ну её, бог ей судья. Андрей Васильевич, пойди к Зине Ивановне и возьми у неё ключ от моей кладовки в подвале. Я вчера оставила его у неё, когда спускали холодильник. Там он стоит, «Минск-10», средний такой по размеру. У тебя есть тележка, ты отвези его к выходу на первом этаже в гинекологии.

        Надежда Сидоровна, проговорив всю фразу на одном дыхании, болезненно морщась, открыла ящик стола. Достав оттуда пузырёк с корвалолом, нацедила себе почти полную чайную ложечку, залпом выпила налитое снадобье.Запив его добрым стаканом минеральной воды,Надежда Сидоровна, переведя дух, сказала томным, слабым голосом:

        – До чего же некоторые могут быть злыми и завистливыми! Сколько ни делай им добра, всё равно так и норовят устроить какую-нибудь подлость.

        – Это вы о Ливадии Васильевне? – с наивными интонациями в голосе спросил Андрей.

        – И о ней тоже... Вот относись к людям с душой, так они норовят залезть туда с ногами. – Безнадежно махнув рукой, Надежда Сидоровна всем своим видом показала, как она уязвлена в лучших своих чувствах. Тем не менее, заметив, что Андрей ещё не отбыл по её поручению, Надежда Сидоровна недоумённо подняла брови:

        – Андрей Васильевич, я думала, вы уже ушли. Мне холодильник перевезти нужно срочно. Сделайте это прямо сейчас, я через пятнадцать минут подойду к подсобке. За ним приедут и его нужно погрузить на багажник машины. Ждите меня там.

        Скоро только сказка сказывается. Всё остальное длилось около сорока минут, пока истомившийся Андрей не увидел Надежду Сидоровну, грузно спускающуюся по лестнице. Проявив на лице любезность в форме полнощекой улыбки, она, нисколько не смущаясь столь длительным отсутствием, заторопила Андрея:

        – Давайте скоренько, машина уже пришла. – И пронеся мимо него все сто двадцать килограммов своего чувства собственного достоинства, Надежда Сидоровна, отперев дверь, пропустила вперед Андрея, а сама осталась стоять в дверях подсобки.

        Права была Ливадия Васильевна, говоря о несметных кучах всякого добра, скрываемого за дверью этой обширной кладовой. Меркло и бледнело богатство сорока разбойников по сравнению с этой олицетворённой пещерой Сезам. Стоит ли осуждать автора за некоторое преувеличение в оценке этих богатств, ведь всё познаётся в сравнении и что говорить об относительной величине сравниваемого добра сих персонажей! У сказочных мужичков с кистенями и возможности были сказочные для добывания богатств! Так корректно ли будет ставить вполне реальную, хоть и главмедсестру, на одну доску с ними? Вот и наш герой, почесывая в затылке, остановился в раздумье – так-то оно так, хоть относительно, хоть не относительно, – как не крути, а мысль рождается, глядя на всё это разнообразие ассортимента вещей, явленных вашему взору вполне крамольная,– откуда всё это добро?!

        Крепко сколоченные стеллажи под потолок высотой в четыре метра ломились от массивных корпусов телевизоров, стиральных машин, пылесосов и свертков с обоями. Были там и ковры, длиной под стать приличным залам, стояли скатанные в тугие рулоны паласы, которые, судя по не выветрившемуся специфическому запаху, не вызывали сомнения в своей новизне. В глубине комнаты, отражая свет ламп, отсвечивал глубокой синевой толстенный пакет длинномерного стекла, а впереди него, вперемежку с пружинными матрасами, стояли холодильники разных мастей. И россыпью, – по столам и стульям, по сервантам и тумбочкам и прочей нужной в хозяйстве мебели, радуя глаз белизной эмали, лежали тазы и тазики, поддоны и баки, кастрюли и миски, не знавшие ещё в своей жизни поварского половника. Словом, повернуться там не то что человеку приличных габаритов, но и несколько усохшему, против нормальных размеров Андрею, было весьма затруднительно. В силу этих причин, дородная Надежда Сидоровна, скрепя сердце, вынуждена была пользоваться услугами сторонних людей, и, тем самым, допускать утечку секретной информации. Как оказалось, её опасения были не напрасными. Немало находилось людей, желавших укорить её в корыстном стяжательстве, столь несвойственном её должности. Правда, до неё доходили только слухи о таких мнениях, и они, к чести Надежды Сидоровны нимало не смущали её. Тем самым, наше достопочтенное административное лицо доказывало злопыхателям, что их происки не более чем плод их чрезмерного воображения.

        Но так было до сегодняшнего дня, и обвинение, хотя и не договорённое до конца сестрой-хозяйкой, дало ясно понять, что дела принимают скверный оборот и что пора менять месторасположение всех предметов, покоившихся перед затуманенным взором Надежды Сидоровны в её закроме.

        – …Надежда Сидоровна, вы меня слышите? – вдруг пробился к её сознанию голос рабочего. – Ну, так что, вытаскивать холодильник?

        – Да, ну конечно, чего стоять! Вытаскивай и подвози к двери, я пойду её открою. – Её деловой и уверенный тон ничем не выдали того смятенного состояния, которое против воли завладевало ею всё сильней и сильней.

        И потом, весь остаток дня, и даже ночью, лежа в постели под аккомпанемент отчаянно храпевшего мужа, Надежда Сидоровна, так и не смогла найти решение этой, внезапно свалившейся на неё проблемы. Вконец измучившись, только под утро она смогла забыться тяжелым, похожим на душное, горячее одеяло, сном…


        Ещё одна история, случившаяся недавно при перевозке имущества закрывшегося филиала
поликлиники, не давала покоя этой ночью Надежде Сидоровне. И хотя история эта осталась в узком кругу шестого этажа, по своему резонансу имела значительные последствия среди них на некоторое время, разбив дружное племя шестиэтажниц на два враждующих лагеря.

        Предметом раздора между Надеждой Сидоровной и бухгалтершей Людмилой стала великолепная чешская стенка. Её обширные недра с полированными инкрустированными филёнками и резными панорамными стеклами обещали придать любой комнате, в которой только она сможет разместиться, шикарный и богатый вид. Что и говорить, претендентов на это чудо мебельного искусства было, хоть отбавляй, но по разным причинам отсеялись все, кроме тех, которые имели в своих руках реальные рычаги власти и потому были вне конкуренции. Ими могли быть только Надежда Сидоровна, владелица расфасованных по облаткам и пузырькам консервированных эквивалентов здоровья и столь же могущественная бухгалтерша Людмила, любое неудовольствие которой в адрес провинившейся персоны грозило оной длительными отсрочками в получении каких-либо денежных сумм. Вполне понятно, что никто ссориться с ними не хотел, а посему, оставшиеся две претендентки на право обладания сим роскошным предметом обстановки обеспечили накал драматической коллизии на весь последующий месяц.

        Трухнова, по своему обыкновению, встала над схваткой и с высоты своего беспристрастия, следила только за тем, чтобы противоборствующие стороны в запале борьбы не перешли на более тяжелое вооружение, чем словесные аргументы. Она могла в любую минуту оборвать это противостояние, забрав предмет спора куда-нибудь на сторону для одного из своих многочисленных знакомых и приятелей, но делать этого не стала. Тамара Витальевна, дальновидно рассудив, что такой вещью – «прошлый век, вторая четверть» – нужных людей не облагодетельствуешь, а здесь ей нелишне будет расширить свою сферу влияния, приобретя в коллективе ещё одну пару лиц с напряженными взаимоотношениями.

        И когда враждующие стороны приходили к ней излить свою душу, Трухнова, приголубливая обеих, находила для каждой ободряющие и поднимающие боевой дух, социальные междометия, вроде бы не означающие ничего конкретного, но казавшиеся обиженной страдалице конкретнее самых конкретных слов. И обиженная страдалица, чувствуя за своей спиной моральную поддержку могущественной защитницы, с новыми силами вступала в тяжкую полемику со своей обидчицей.

        В этой затяжной войне была ещё одна пострадавшая сторона, которой конфликт главмедсестры и бухгалтерши встал как кость поперёк горла. Даже не особо утруждая себя в размышлениях, господа, невозможно ошибся на этот счет в своих предположениях. Да-да, конечно же, это была Зина Ивановна! Её хозяйственное сердце разрывалось от близости к вожделенным материальным ценностям, не имея возможности почти месяц вывезти их к себе в подсобки и подвал. Ох и было же что там вывозить! Одна сантехника с мебелью, облицовочные материалы пополам с обоями могли вызвать душевный трепет не одного хозяйственной личности, но угораздило же сцепиться Надежду с Людмилой именно в таком месте! Стенка эта, будь она неладна, обрушила все планы нашей деятельной Зины Ивановны. Она, предвидя хорошие дивиденды, как финансовые, так и в плане укрепления нужных знакомств, пообещала паре-тройке нужных людей отличные материалы почти задаром. А тут эта заваруха! Сколько она ни просила Тамару Витальевну вывезти всё кроме стенки, которую «эти» пусть забирают самовывозом, но Трухнова была непреклонна.

        Зина Ивановна не стала долго размышлять, что ей делать в этой заковыристой ситуации, благо ей приходилось решать задачки и посложнее. Поразмышляв чуток, она пришла к выводу, что без лекарственных дотаций со стороны Надежды Сидоровны ей оставаться как-бы не с руки. С другой стороны, финансовая сторона дела её мало беспокоила. И в самом деле, не останется же она без зарплаты в положенный срок, а что до её расходной статьи на закупку товаров для поликлиники, то тут никакой бух-галтер не помешает. Что положено – то положено! Прикинув, таким образом, свою выгоду, Зина Ивановна примкнула к той стороне, к которой лежало её беспокойное сердце и, тем самым, положила конец великому противостоянию.
        Сделала она это просто и незатейливо. Подойдя к Людмиле на следующее утро после принятия судьбоносного решения, Зина Ивановна сказала:

        – Конечно, это не мое дело, но слышала я, что Тамара Витальевна решила отдать стенку Надежде. У неё скоро какой-то большой юбилей. Надо уважить человека, вот и решили со стороны администрации поздравить её и отдать эту стенку! Ты как думаешь?

        Сказав это Людмиле, наша местечковая «макиавелли» и не думала дожидаться какого-нибудь вразумительного ответа от несчастной жертвы. Сославшись на неотложные дела, она тут же поспешила к Надежде Сидоровне с изложением другой половины своего плана.

        Состоял же он в том, что бы Надежда смогла, в случае чего, отыскать в своей биографии какой-нибудь знаменательный жизненный факт, который по всем статьям смог бы претендовать на солидный юбилей. Той не составило труда отыскать такую уважительную веху в своей жизни. Тем более что нашей соискательнице приличного приза в виде иноземной вещицы, подфартило совсем недавно получить жилплощадь для своей дочери. Приняв за основу такой благоприятный случай, новоиспечённый альянс в полном составе явился к Трухновой с изложением сего плана. Тамара Витальевна благосклонно отнеслась к такому повороту событий, тем более, что ей и самой уже порядком поднадоела шумиха вокруг этого дела. Единственным пожеланием патронессы было придать ему официальный статус и провести присвоение приза через профсоюз, в знак того, что сие действо не является диктатом или произволом со стороны руководителя, а носит характер волеизъявления всего коллектива.

        Ах, и мудрое это было решение, поистине Соломоново! Когда озлившаяся на весь коллектив Людмила прибежала с жалобами к Трухновой, та сочувственно выслушала её и успокоила заверениями в достойной компенсации столь тяжелой утрате, выражаемой хотя бы в бесплатной путевке в Мацесту или что-то такое в этом роде. И опять Тамара Витальевна, уже в который раз, благодаря своей мудрой политике, воссияла солнцем правды и справедливости во мнении всего коллектива. Но слава стяжа-тельницы чужого добра прочно приклеилась к Надежде Сидоровне, которую ещё долго подогревала и усиленно муссировала обиженная Людмила. Она, хотя и получила обещанную путёвку, всё же никак не могла забыть это роскошное иностранное изделие мебельного искусства.

        Тем временем, хитрозадая Зина Ивановна, (хотя автору хотелось привести более просторечное слово, – читатель догадывается, какое), получив желанную свободу действий, мгновенно организовала перевозку всех ценностей из брошенного филиала. Перед этим серьёзным актом она, как и подобает рачительной хозяйке, отослала Андрея на весь день в означенное выше помещение, чтобы тот свинтил, скрутил, разобрал, снял или отодрал, отрезал и отрубил всё, что только подпадает под перечисленные операции. В идеале, как ему было добавлено, должны быть оставлены одни голые стены.

        Андрей выслушал этот приказ-напутствие, но разорять помещение не стал, памятуя печальный конец наполеоновской армии – возвращение по той же дорожке, где она накануне крупно набедокурила. Если следовать правдивым фактам до конца, он знал ещё и о том, что Трухнова имеет виды на этот филиал, вынашивая тайную задумку открыть частное лечебное заведение в этом превосходном, для таких целей, помещении. Её в этом начинании энергично поддерживали несколько влиятельных господ. Андрей, не видя в таких планах ничего невозможного, понимал, что за разорение этих апартаментов Трухнова его по головке не погладит. С Зины Ивановны взятки будут гладки, а вот он останется, как всегда, крайним. И самым лучшим исходом его исполнительности будет восстановление всего того, на что вошедшая в раж Зина Ивановна обрекла его сотворить с ни в чём не повинным помещением. А что бы совсем обезопасить тылы, Андрей перед началом экзекуции предварительно зашёл к Трухновой и согласовал с ней объёмы работ по демонтажу.

        Узнав об этом, Зина Ивановна сильно распалилась, но делать ничего не стала и под конец устроенного разноса, резонно рассудив, что лучше обойтись малым, чем ничем, сменила гнев на милость. Но все же ей удалось отыграться в отместку на Андреевы происки. Она быстро притушила его радость по поводу обретения столь желанной сантехники, да ещё в таком отличном состоянии. Всё столь желанное богатство, сулившее Андрею избавление на некоторое время от утомительного и забиравшего огромное количество времени ремонта по восстановлению вентилей и кранов, в этот же день исчезло в одной из многочисленных кладовок.
        Сим, то есть полным торжеством стратегических планов великолепной Зины Ивановны, и закончилась эта эпопея с чешской стенкой. Канула в Лету без следа, но двум из участников баталии и по сей день, остались от неё, бередящие по ночам душу, воспоминания.

        А что же Зина Ивановна, наша хитроумная миротворица, так и успокоилась на достигнутом? Нет, уважаемые, не спешите кривить губы в усмешке, дескать, знаем мы Зину Ивановну, не таковских видали, а что покруче и побугристее! Что ж, оно может оно и так, спору нет, но только вот послушайте дальше, что проделала наша придумщица и какой прок смогла извлечь из ситуации, где, – спорю, – никто не смог бы добыть и макового зёрнышка...



        Есть в длинной веренице скучных, однообразных дней такие, которые ждут с особенным нетерпением. Дитё малое грезит Новым годом, когда чудесным образом исполняется его самое заветное желание получить в подарок давно желанную игрушку. Есть дни встреч с любимыми, есть дни рождений, юбилеев, свадебных и иных торжеств, но самым, пожалуй, трепетно ожидаемым днём всем коллективом поликлиники стал ничем не приметный для других в ряду многих календарных дат, день профессио-нального праздника медработников.

        Пролить свет на такую аномалию в отношении работников нашего самого рядового из тысяч прочих учреждения здравоохранения к остальным праздничным и знаменательным датам можно, видимо, тем обстоятельством, что люди сего достославного учреждения давно вышли из возраста, когда можно верить в чудеса и прочие иллюзии нашей весьма прозаической жизни. Кто может подарить подарок, о котором и мечтать-то страшно, не то чтобы даже и помыслить о нём наяву? Муж, с его полурублёвой зарплатой сам сидит без штанов, как, впрочем, все остальные малолетние чада и иждивенцы пенсионного возраста. Ох, господи, до подарков ли тут, когда перед тобой встает в полный рост проблема – купить себе пару дешёвеньких колготок или десяток сосисок на ужин оголодавшей семье!

        Но как раз в этот день для наших обездоленных медработников и случаются самые настоящие чудеса. Как сказал кто-то из больших партийных бонз ушедшей эпохи строительства ком-мунизма, – самые настоящие чудеса – рукотворные. Что касается литературных достоинств этого изречения, то нам нет до них никакого дела, потому как нужный нам смысл этой фразы – о рукотворности чуда – целиком и полностью применим к разуверившимся в сем таинстве членам коллектива районной поликлиники.

        Как и бывает в сказках, чудеса не случаются без какого-нибудь исполнителя желаний. Роль доброй феи в эти необыкновенные дни как всегда, возлагает на себя их добродетельная патронесса Тамара Витальевна. А что же ещё тут можно сказать, как расценить саму суть этого долгожданного дня, если в завершении его случаются самые неожиданные сюрпризы в виде объёмистых коробок, упаковок, пакетов с ручками из пластмассы, чтобы не оборвались под тяжестью упакованного в него предмета.

        С самого утра у всего персонала, надо сказать немалого по своей численности, на лицах появляется выражение детского счастья. Всё знают, что в обеденный перерыв состоится общее собрание, где немного усталой, немного торжественной походкой, дающей всем понять всю значимость происходящего момента, на сцену, к президиумному столу поднимется Тамара Витальевна. Она несколько минут проведёт в молчании, перебирая захваченные с собой листки бумаги, и только, видимо, найдя что-то нужное в них, начнёт свою речь словами, полными проникновенного чувства к своим коллегам. Упомянув тяготы и трудности их благородной профессии, связывающих их тесными узами, она скажет что-то о большой чести, выпавшей ей, работать с ними бок о бок все эти годы.

        Взоры всех сидящих в зале давно уже, как магнитом, притягивала сложенная в одном из углов горка разномастных упаковок. В каждой из красиво повязанных разноцветными лентами коробок находиться небольшой набор предметов, которые так трудно приобрести в обычное буднее время, и которые так необходимы каждой женщине. Мы не будем перечислять флаконы, флакончики и прочие аэрозоли с прозрачными упаковками, в которых красиво мерцают добротной дизайнерской работы пластиковые баночки. То существенное, ради чего и составлен этот подарок, находиться внутри обычной серой коробки, обклеенной яркими фирменными этикетками, на которых изображён красивый агрегат. Надписи «made in Japan», нанесённые со всех сторон, так и кричат о солидности и гарантированной долговечности этого чудо-агрегата.

        Зина Ивановна, вкупе с Надеждой Сидоровной наконец-то приступают к невыразимо приятной процедуре раздачи долгожданных подарков. Тамара Витальевна не участвует в этом действе и со стороны с мудрой улыбкой демиурга на устах наблюдает за радостным возбуждением коллег, возбуждённо снующих вокруг дарительниц. Она вложила немало средств в подготовку столь долгожданного всем коллективом дня. Трухнова знает, что нет ничего лучше и полезнее, чем прикармливание такой разнохарактерной публики, как подначальный ей коллектив и потому не пожалела усилий на организацию и добывание средств к осуществлению этого события. Благодаря прикормленным нужным людям, там наверху, она не знает отказов в своём благородном порыве, и потому Тамаре Витальевне всегда удавалось удивить своих подчинённых какой-нибудь праздничной изюминкой.

        Вот и на этот раз, порученное, как всегда Зине Ивановне столь ответственное дело, было выполнено в срок и с надлежащим выбором подарка. Им на сей раз стал великолепный тостер с массой выполняемых им полезных функций. Тамара Витальевна смотрит на этот праздник и её большое, любвеобильное сердце тихо радуется ещё и тому, что сами шестиэтажницы не остались в накладе. Они, видимо, в возмещение всех моральных и физических затрат по обустройству счастья ближнего своего, устроили себе подарки несколько иного плана. Каждый из них получил по ведомости энную сумму, чтобы без спешки и суеты присмотреть вещицу по душе. Такой вещицей вполне мог стать и добротный шерстяной костюм, либо иной гарнитур, либо что ещё, сообразно вкусам и желаниям обладательницы полученной на это немалой суммы денег.

        Трудовой день заканчивается на невероятном подъёме. Истомлённые жгучим желанием поскорее насладиться парой часов на вольной пирушке, дамы обращаются со своими пациентами, как с родным дитятком. Сия чуткость, как нечто непонятное, была воспринята ими с недоверчивым удивлением и настороженностью. Что и говорить, этот день был в поликлинике всем дням день!

Радостные и утомлённые великолепием промелькнувших часов, приходили домой усталые, но счастливые, обладатели духовных и вещественных даров. Родные и домочадцы, обступив виновницу сей кутерьмы, требуют немедленно ознакомить их с содержимым принесённых коробок. 
      
        Торжественно извлекаются под радостные взвизги женской половины семьи те самые флакончики, баллончики, баночки и что-то ещё столь весьма ценное, которые будущая мадам маленькими хищными ручками, цепко ухватив, сколько можно, мгновенно утаскивает свою добычу в ванную комнату. Мать, довольно улыбаясь дочерней прыти, с не меньшим энтузиазмом продолжает распаковывать остальные предметы. Она потому спокойно восприняла акцию умыкания вытащенных на свет парфюмерных драгоценностей, так как нужное ей она уже давно заранее отложила в один из потайных карманчиков сумочки.

        И вот достаётся главный приз сегодняшнего дня. Объёмная коробка торопливо вскрывается главой семьи и на свет появляется чудо современной техники – настоящий японский тостер. Вздох восхищения оглашает гостиную. Расчистив для него место на столе, аппарат водружается на самую середину. Быстро уладив возникшее препятствие с подключением аппарата к сети, наскоро, но не поверхностно, ознакомившись с инструкцией, тостер набивают содержимым.На мгновение замерев, глава семьи жмёт кнопку включения. Пока, по предложенной инструкции, тостер набирал тепловые калории, сама хозяйка, выключив чайник, (кстати, подаренный на такой же праздничный вечер) быстро расставила чайные приборы и вся семья, с вожделением поглядывая на сверкающий белизной аппарат, торопливо расселась по местам, предвкушая изумительные по своей вкусности гренки.

        Проходит несколько томительных минут, но с аппаратом внешне почему-то ничего не происходит. Единственно, что замечают вдруг все члены семьи, так это какой-то предательский дымок, донёсший до их возбуждённого обоняния запах горелого хлеба. Беспокойство, исподволь охватившее их, ещё через мгновение переходит в тревогу, так как запах горелости стремительно растет и вместо золотистых боков тоста из аппарата появляется весьма заметный дым. Дым тут же сменяется языками пламени и, с испуганным воплем, все отшатываются от стола. Мгновение спустя глава семьи, опомнившись, выдергивает из розетки шнур. Подняв за него почерневший тостер, он с крепкими выражениями на устах выскакивает на кухню. Вытряхнув из него тлеющие огарки, когда-то бывшие добротными кусочками батона, глава семейства заливает раскаленное чудо японской техники холодной струёй воды….

        На следующее утро поликлиника гудела, как растревоженное шмелиное гнездо. Доктора и медсёстры, обслуживающий персонал и прочие работники были похожи на заклинившую на одном месте грампластинку, так как всё, что они говорили друг другу при встрече и по телефону, было: «Как, и ваш тостер тоже?!».




        …– Значит, говоришь, образовалась знатная заварушка? – спросил Владимир.

        – Да ещё какая! – Андрей, засмеявшись, отодвинул от себя тарелку. – Что там поднялось! Сначала, когда самые сообразительные потащили свои подарки назад, чтобы Зинка их обменяла на исправные…

        – Надо полагать, ты был в их числе, – перебил его Владимир.

        – А то! Ну, так вот… не перебивай… Зинка стала всем обещать, что будет всё в ажуре, но когда народ повалил к ней валом, а это человек за сто, и потом уже к Тамаре, – вот тут началось! Тамара рассвирепела как лютая зверь! Никто ничего не мог понять, что случилось с этими тостерами. Они все, как один не выдвигали автоматически тосты из себя, а просто жгли их внутри, как в печке.

        – Так что ж случилось, массовая забастовка железок? – спросил Владимир, глядя на ухмыляющуюся физиономию Андрея.

        – Не! – коротко мотнул тот головой.

        – Что, диверсия против славного поликлиничного народа?

        – Если бы! – уже откровенно хохотал Андрей. – Не напрягайся, – ни за что не догадаешься, что случилось.

        – Да уж куда мне, против ваших великих комбинаторов, – съёрничал Князев.

        – Во-во, точно сказал, в самое яблочко! – вскричал, обрадовано Андрей. – Именно великий комбинатор, вернее великая комбинаторша! Тамара, видимо, догадавшись, в чём дело, вызвала Зинку к себе в кабинет и та, после хорошей накачки, раскололась, как миленькая. Мне повезло, – я как раз в секретарской чинил замок. Ну, снял дверь, чтоб петли подтянуть, – двери страшно тяжелые стали, после того, как их обили с двух сторон, и из-за тоненькой внутренней двери я слышал всё просто чудесно.

        – И что же? – подался вперед Князев.

        – А то, что Зинка, провернула такой финт, что мало не показалось ни для её кармана, так и для владельца магазинчика, где она часто отоваривалась мелкими партиями, что-нибудь вроде гвоздей или хозяйственной утвари. Когда она пришла к нему, как она рассказывала, в поисках подарков для праздника, он предложил ей эти самые тостеры по бросовой цене, так как они имели небольшой дефект – механизм подачи тостов отсутствовал в них напрочь. Почему и как это произошло, никто понять не смог, но закупленные тостеры у какой-то фирмочки вернуть не удалось. Она исчезла буквально на следующий день после продажи всей партии этому лоху. Тостеры провалялись у мужика на складе с полгода, так как купленные два-три тостера ему вернули с жутким скандалом. У кого-то из купивших что-то сильно погорело.

        Андрей с удовольствием посмотрел на Владимира и спросил:

        – Ну, теперь ты усекаешь, в чем тут вся красота?

        И видя недоумённое выражение на лице Князева, он махнул рукой:

        – Ладно, не трудись. Они порешили так с этим коммерсантом: она забирает весь товар по цене где-то треть от их стоимости, но с тем условием, что никаких возвратов в магазин не должно быть в принципе. А то, что тосты самостоятельно не хотят вылезать из аппарата, – мужик надоумил её напечатать листок-дополнение к инструкции. Дескать, модель данного тостера не предусматривает автоматическую подачу тостов и подклеить его в инструкцию на самом первом развороте. Кто сунется к ней с претензией, – вот, мол, вам указание. Тем более что вся инструкция по эксплуатации была, сам понимаешь, на добротной аглицкой мове.

        – М-да, э-хе-хе, – засмеялся Владимир, – теперь понятно. Всю разницу в цене она положила в карман, а мужик сбыл товар, тем самым, покрыв хоть как-то свой убыток. Нормально! Ну, а как же получилось так, что народ поднял скандал?

        – Ну, во-первых, эти листочки, как ты понимаешь, надо было где-то отпечатать. Не секретаршу же просить об этом. Дальше, – в срок у неё это дело не выгорело, и Зинка-дурында пустила тостеры в народ как есть, без автоматики и листочков. Не знаю, о чём она думала, но всё произошло так, как произошло. Потом инструкцию перевели и там было чёрным по белому написано об автоматической обработке тостов. Вот это не понравилось больше всего.

        – Действительно, кому в наше время полной автоматизации и компьютеризации понравиться сидеть и пялится на каждый загружаемый кусок по пять минут, – пока он дойдёт! Вот теперь картина ясна. – Владимир задумчиво постучал вилкой по столу: – Это ж сколько завхозиха огребла «бабок» в результате?!

        – Я тебе скажу. Когда я тоже услышал, что поимела Зинка, у меня вывалилась отвёртка из рук! С каждого тостера по триста восемьдесят рябчиков умножь на сотню, – в результате тридцать восемь тысяч, – целый ящик «деревянной щепы».

        – Вот это куш! А что Трухнова, крыша у неё не поехала?

        – Не, крыша у неё осталась на месте, а вот родимчик случился, потому, как молчала она минуты три, потом сказала что-то шёпотом, видимо голоса на полный звук не хватило от такой Зинкиной наглости. Что уж там потом было – не знаю, я собрал свои манатки и ушёл от греха подальше.