Нерыбак

Нерыбак
Мужа ее уже года полтора не было (точнее, год и месяц), но она говорила «года полтора», чтобы не думали, что она считает дни с его смерти.
Она молоком торговала, к ней через болотистый луг надо было идти и через родник, в котором жили два ужа, а там уже ее дом недалеко был. Как звали ее, уже не помню, но было ей лет шестьдесят на вид, а мне тогда было определенно лет 11. Если о цифрах.
Это лето я проводил с друзьями родителей, в доме отдыха и ходил с дядей Валерой в деревню за молоком.
Мы первый раз, как пришли к ней, я первым делом стал по дому бегать, но она мне запретила, посадила на лавку возле входной двери, мол, не пачкай тут, пришелец за молоком, а сама к корове пошла.
Я уж было скучать собрался, но тут из-под лавки выполз самый настоящий сом и, переваливаясь, пополз к выходу, с порога скатился и к птичьей поилке рванул, гусей-уток растолкал, в кормушку с объедками заполз и начал там чавкать.
Я рванул к дяде Валере во двор чудом этим поделиться, вижу - он мне навстречу несется, на лице удивление и в сторону хоздвора тычет, за руку меня схватил и к клеткам с кроликами потащил, а там еще один сом, огромный такой, под клетками ползает, помет птичий подъедает.
Смотрели мы на сомьи похождения, вдруг слышим: клац-клац - это хозяйка из хлева вышла и дверь за собой закрыла.
- Ага! На сомиков смотрите. Это не мои, это мужа моего покойного сомики – покраснела молочница - он не рыбак был. Наловит бывало, ему рыбу станет жалко, он ее во дворе и выпускает.
- А как же она дышит? – спросил я ее.
- Не знаю, жалел он ее сильно, любил, можно сказать, свинтус, царствие ему небесное.
- А дышит-то как? – повторил мой вопрос ошалевший дядя Валера.
- Кто ее знает, как-то он с ними договаривался.
-  Ее много раньше по двору бродило, а сейчас только эти сомы и остались, свиньи остальных что ли пожрали, или украл кто. При муже моем не посмели бы такого, чтобы съесть или украсть. Он тихий был, но если чего не так, всем мог показать и где рак свистит, и где черти зимуют. У него тут все дураки переикали! Все знал, злодеюшка мой!
- Шо ты там смыкаешься, паразит, – заорала она на сома в поилке.
- Гляньте на него, всю птицу распугал. Этого усача я очень люблю, и он меня любит, ходит за мной, как собака, а тот, здоровый, што под кроликами, тот с гонором, самостоятельный, только на зиму в дом перебирается.   
- То есть сомы при определенных условиях могут адаптироваться и жить на суше, – умничал от безнадеги дядя Валера.
- А тут еще где-то краснопер Нахал ползает в навозе и устеры немного.
- Давно ползают, – тетя закрыла стеклянную банку с молоком пластмассовой крышкой и обтерла банку тряпицей.
- Нате, с вас два пятьдесят, – сказала.
- Да три берите, что Вы, – кинжалом выставил трешку в конец ошалевший дядя Валера.
- А почему Нахал? – спросил я.
- Да дурной он какой-то! Это ему муж мой, бедолага, кличку дал. Да и глупый он, вон как замурзался  – склонив голову на бок, наблюдала с нами за сухопутной рыбой молочница.
 - В следующий раз, если хотите, то в среду приходите, – добавила она.
Весь обратный путь тучный дядя Валера несся где-то впереди, постоянно меняя направление, и бормоча что-то себе под нос.
- А когда мы в следующий раз к этой бабушке пойдем – кричал я ему во след.
- Еще раз на это смотреть! Это чересчур! Это просто невозможно!  – пыхтел он.
Дядя Валера рыбу тоже любил. Но по-другому. Когда он ее ловил, то фотографировался с ней, мертвой.