Сатир и нимфа

На удаленном острове: ящерицы, змеи, птицы и ни одной кошки или собаки. Глухая дичь!
Козлоногие сатиры и сегодня водится на некоторых греческих островах Эгейского моря.

Если верить греческой мифологии сатиры - лесные божества, демоны плодородия, жизнерадостные существа. Сатир ленив и распутен, все свободное время он проводит в пьянстве и охоте за нимфами.

Одна экзальтированная дама по имени Лукерья решила поймать в свои любовные сети вольного демона разврата.
Как известно, сатиры составляли свиту Диониса — всегда веселящуюся и поющую.

Женщине мечталось, что она сделает из божественного грека любвеобильного мужа, который будет ублажать ее любые похоти, взамен законного мужа нежданно-негаданно бесследно исчезнувшего.

Немало Лукерья затратила времени, сил и денег, чтобы найти мужчину, покрытого козьим мехом.
Будучи на отдыхе по турпутевке в островном греческом пансионате, женщина продолжила свои поиски.

Однажды ей сказали, что видели сатира на совсем маленьком острове Калиотиса.
На пристани пансионата соскучившуюся по сексу женщину предупредили, что дикий остров, хоть и небольшой, но это частная собственность и там нельзя разжигать костры и зажигать фейерверки.

– Какие костры, какие фейерверки? – подумала про себя Лукерья. – Это должен быть самый тихий, самый скрытный вертеп, какой она только могла себе представить у себя на родине в сибирском городе Екатеринбурге.
Лодочника, который ее перевез на остров, женщина попросила, чтобы он увез с собой в пансионат верхнюю одежду, а через неделю вернулся забрать ее на большой курортный остров вдвоем с ценным приобретением-новоприобретенным возлюбленным.

Притворившись нимфой с небольшой поклажей, Лукерья некоторое время беспечно бродила в шлепанцах по острову, пока не обнаружила существо, похожее на сатира.

Феномен действительно был полуголый: голова, грудь, руки выдавали настоящего мужчину. Что касается нижней части тела, то она походила то ли на человека, то ли на шимпанзе.

Набедренной повязки у сатира не было и его мужское достоинство вместе с ножнами, висевшими на поясном ремне, производило серьезное впечатление.
Сатир дико посмотрел на нашу дебелую, не первой молодости нимфу и замахал руками.

Дикарь решив, что женщина ему привиделась, попытался прогнать видение.
 Но не тут-то было. Не успел он, что называется, глазом моргнуть, как нежданная гостья сняла со спины бурдюк с вином, пристроила его между ног и стала разливать в два граненых стакана живительную влагу.

Искушение, видимо, было так велико, что сатир лихорадочно схватил правой рукой стакан и залпом его выпил.
Процесс, что называется, пошел.
Лукерья не преминула залпом осушить свой стакан и стала наливать по второму.

Сатир угрюмо уставился на чудо-женщину.
Можно было предположить, что нимф и вакханок без одежды он давно не видел, если вообще такие существа могли водиться на диком скалистом безлюдном острове.
Сатир продолжил махать руками, как если бы пытался выпроводить не прошенную гостью.

– Я наверное слабо похожа на лесных нимф, скорее на потертую вакханку. Ну ничего, - подумала Лукерья, - ты у меня еще запляшешь козья твоя нога.
Она представила себе, как на ложе любви сатир забрасывает ей на бедро свою козью ногу, и сладострастная дрожь пробежала по нижней части ее тела.
Вообразить себя нимфой в объятьях сатира, такого она не могла допустить даже по итогам грандиозной пьянки.

Вообще-то с пьянками-гулянками у нее определенно складывалось крайне неудачно.
Все мужчины называли ее соломенной вдовой, как если бы она приняла пост у мужа-солдата и, пока он не появится, не имеет право оставить его, а тем более предать память канувшего в небытие супруга.
По существу за два года, с момента исчезновения ее благоверного, у нее и мужчины-то не было.

Другие женщины смотрели на нее с тоской и состраданием.
У одной муж повесился – холодный труп ей передали лично в руки, у другой нашли в реке тело супруга, но без головы.
Лукерья начинало казаться, что у нее не хватит никаких средств по частям оплачивать находки: торс, руки, ноги и т.п.
С без вести пропавшими мужьями не только денег лишишься, но и голову потеряешь.

Соломенная вдова совсем упустила из виду, что сатиры по определению не владеют ни русским языком, ни каким либо еще, разве что древнегреческим, который Лукерья, естественно, не изучала в советской школе.
Впрочем, по части разговорчивости, Лукерья произносила так много слов в единицу времени, что возгласы собеседника только сбивал ее с ритма говорения.
По крайней мере, ее бывший муж Валерий периодически спрашивал:
– Теперь можно я скажу?

На что неизменно слышал:
– Я еще не все сказала.
Правда, последние два года, с того момента, как ее законный супруг  неожиданно исчез, она стала меньше говорить, боясь, что не услышит предложения руки и сердца от какого-нибудь отчаянного человека.

Но встречные-поперечные либо не решались на подобное, либо она все же их отпугивала своей изобильной болтовней.
Теперь же на пустынном острове наедине с дикарем соломенная вдова методично выстраивала свое будущее счастье.
Более того, общаясь с сатиром, Лукерья потеряла счет времени.

В назначенный день она не вышла на встречу с лодочником на берегу. Тот ее долго ждал, пытался вопреки шуму штормящего моря вызывать голосом заблудшую женщину к лодке.
Когда же Лукерья осознала, что лодочник уплыл, она решила: где наша не пропадала, - и отдалась сатиру.
Тот не мог понять, с чего ради, но потом его осенило.
Ему почудилось, что он не на диком острове, а в раю.
Сатир добывает коренья, ягоды разные, грецкие орехи, Лукерья же корни обмывает, орехи колет, ягоды давит – на сок переводит.

Ну, чем не Рай!
А, главное, говорить ни о чем не надо: пришло время поднять сатира с ложа – показываешь ему руку, поднятую кверху; нужно его положить рядом с собой, показываешь руку или горизонтально, или вдоль туловища, смотря из какого положения к нему обращаешься.

Ну, а желание кушать или целоваться, отражается одним пальцем: в рот, значит пора есть, а вокруг рта – пора миловаться.   

Лукерья так увлеклась готовкой, стиркой и сексуальными хлопотами, что и не заметила, как сатир из козлоногого превратился в кривоногого, правда, высокой степени волосистости: то ли большей, то ли меньшей степени, чем у ее бывшего мужа.

Однако, если канувший в небытие муж брился почти каждое утро: то лицо, то ноги подбривал, то сатир, видимо, не был знаком с бритвой и с удивлением наблюдал, как новоявленная нимфа периодически подбривала ноги, подмышки и интимное место.

Вообще-то Лукерья, собираясь на греческий курорт, накупила во фришопе противозачаточные средства, но на остров их с собой не взяла. Сатир, подумала она, мог употребить цивилизационные диковинки и не по назначению, например, чтобы использовать как жвачку.

Короче, оттягивались они по полной программе, благо сатир был один и нимф - явно не в избытке.
Лукерья считала, что ей страшно повезло испытать излияния любвеобильного сатира на себе одной.

Но, как говорится, не долго музыка играла, не долго нимфа стелилась перед сатиром.
Однажды, где-то на восьмой день вакхической идиллии, в то время, когда возлюбленные развратники нежились на своем ложе в шалаше у едва тлеющего очага, появились тот самый лодочник и полицейский.
Правоохранитель на чисто греческом, надо заметить, новогреческом языке, обратился к сатиру.

Лукерья хотела было выпятить свою грудь, чтобы защитить сатира от беспардонного вмешательства в сатирическую оргию, но мгновенно смекнула, что грудь у нее не прикрыта и в таком виде, если на нее и обратит внимание полицейский то, исключительно, как на русскую путану, небескорыстно ищущую сладострастных утех вдали от границ суровой России.

Между тем, полицейский довольно подобострастно внимал речи…
Только тут Лукерья поняла, что она опростоволосилась: оказывается сатир не был глухонемым, как она себе внушила, просто он не считал нужным приобщать ее ни к одному из двух греческих языков.

Полицейский в недоумении перевел пальцем своей руки в белоснежной перчатке на нимфу, то есть на Лукерью.
Сатир что-то утвердительно ответил по-гречески и, видимо, то же самое -  по-русски: Лукерья – моя жена.

Все, что еще в теле и характере Лукерьи было твердого, рухнуло вниз.
Нимфа не выдержала и свалилась в ноги сатиру.
Откачивали ее трое мужчин: полицейский махал своим кивером, лодочник принес от берега два ведра воды, Валерий собирал по жилищу остатки ее цивильной одежды: трусы-бикини и две розетки на груди.

Через некоторое время Валерий вручил полицейскому и лодочнику две купюры евро и те радостные убрались восвояси.
Объяснение между мужем и женой было бурным.

Целые сутки Лукерья непрерывно говорила, захлебываясь рыданиями и соком лесных ягод.
Когда язык Лукерьи опух, ее нашедшийся муж Валерий робко спросил:
– Теперь можно я скажу?
– Только не обо всем, что произошло за два года, - ответила несостоявшаяся нимфа.

И Валерий, обняв в жену за плечи, повел ее на крутой берег острова.
Нет, нет! Не для того, чтобы сбросить ее с обрыва в Эгейское море.
Да, согласился муж Лукерьи, он поступил жестоко со своей женой.
Но и ему досталось не сладко.

Короче, остров пару лет назад достался ему в наследство от греческого родственника по линии матери.
– Остров? В собственность? - воскликнула Лукерья. – Ты богат, как Онассис?

– Луша, угомонись! Полицейский сказал, что если я не внесу земельный налог за остров, то его могут продать на аукционе.
 – И сколько же составляет задолженность? – Спросила жена мужа.
– Одна тысяча евро – это около шестидесяти тысяч рублей, - пояснил незадачливый собственник.

– Валерий, ты как был олухом, так и остался им! Я-то думала, что мне посчастливилось встретиться с энергичным напористым сатиром, - запричитала жена. - Конечно, у меня есть с собой тысяча евро, и еще несколько «штук» спрятано в чулке дома.

– Луша! тебе цены нет, - заявил нашедшийся муж. – Дай я тебя поцелую!
– Валерий, сколько раз я тебе говорила, - одернула мужа оклемавшаяся жена, - поцелуи счет любят. А тебе бы только лентяйничать, да водку жрать! Так что давай оформляйся с нашей частной собственностью в Греции, а я налажу турфирму для посещения острова, где сатиры и нимфы смогут оттянуться от души за две недели курортной путевки.

Как говорится: человек предполагает, а Бог располагает.
Вообще-то Лукерья планировала, что она будет заправлять бизнесом на острове, а муж - в Екатеринбурге.

Однако, ровно через девять месяцев у нее родился ребенок – мальчик. Женщина потом долго благодарила Всевышнего, что ребенок родился не козлоногим, а весь пошел в отца с его кривоватыми ногами. Но в брюках этой особенности никто не замечал, а без панталон вне дома ее муж уже никогда не показывался, даже на острове, где по должности-распорядителя тур-благ расселял полуголых нимф и их сутенеров по хижинам и вигвамам.