Один

     «А что дальше? Что дальше? Дальше-то что?» - нелегко было перекричать рев изношенных дизелей, на максимальной скорости несущих вперед четырнадцатитонную машину. Безумный ночной марш в новолуние.

     «Как будто бы не знаешь» - мысленно простонал, поморщившись от резкого запаха семи немытых тел в тесном десантном отсеке БМП-2, младший сержант, крепче обхватив побелевшими ладонями цевье автомата. С огромными бицепсами, пальцами, похожими на свинцовые чушки, и никогда не исчезающей ухмылкой напоминающий кабана ефрейтор редко обновлял свой репертуар. Половина его эротических историй была изрядно приукрашена, а половина – вовсе выдумывалась на ходу. Правда, никто не рисковал замечать это вслух.

     Младшего сержанта недавно перевели в эту роту, и в сообществе, где личный авторитет значил куда больше, чем нашивки и уставы, дела его явно были плохи. До прямой конфронтации дело пока не дошло, но та часть сознания, что трезво оценивала обстановку, уже предчувствовала скорый болезненный и печальный финал. С недавних пор и в глазах офицеров он стал замечать насмешливые огоньки.

     Он крепко зажмурился. В памяти всплыл чуточку визгливый голос его матери, неоднократно слышанный им на семинарах личностного роста, где она выступала перед домохозяйками и бюрократами среднего звена. «Главное – это самопозиционирование… Измени сознание…сознание…». Он нечасто видел свою мать и еще реже мог поговорить с ней по душам. Иногда это удавалось по утрам, когда он, едва проснувшись, находил ее перед зеркалом наносящей на лицо килограммы косметики в тщетной попытке скрыть следы ночных оргий и попоек.

     «Ты же чертов сержант» - прокричал он мысленно. Голос матери снова зазвучал в сознании: «Самопозиционирование..». Попытался унять дрожь в коленях, избавиться от поступившего комка в горле и заставить сердце перейти с галопа обратно на шаг. Попытался выпрямить спину и расправить плечи, насколько позволяла теснота бронемашины. Представил распластанное под ногами грузное тело ефрейтора и реальность, хоть отдаленно напоминающую мечты о ней. Снаружи, в этой реальности, впрочем, все осталось по-прежнему.

     Стало ясно различимо хлопанье винтов четырех Ми-24, сопровождавших колонну, все еще несущуюся в радиомолчании неизвестно куда. «Что здесь происходит, сержант?» - ефрейтор в третий, после того как стихли местами вымученные смешки над его очередной историей, раз повторил вопрос, сопроводив его довольно ощутимым тычком в ребра. «Сафари за девочками с полным магазином боевых» - разразился гаденьким смехом сидящий слева рядовой, толкнув младшего сержанта локтем. Ефрейтор, по любому поводу приходящий в ярость садист, казалось, получал наслаждение, взяв под свою опеку щуплого лопоухого рядового с едва пробивавшимися усиками, и тот сразу начал пользоваться своим преимуществом. Сержант робко пожал плечами и крепко выругался, разумеется, про себя. Ефрейтор крепко выругался в ответ. Разумеется, вслух и в полный голос.
     Тем не менее, было над чем подумать. Начиная с полночного подъема, раздачи полного боекомплекта и обмундирования, РПГ, тяжелых противотанковых гранат, заканчивая командой «Рота, по машинам!», срывающимся голосом капитана и его странным блеском в глазах, различимым даже в свете прожекторов, прошедшей мимо колонной «Градов» и «Акаций» и воя звена штурмовиков, прочертивших небо в направлении хода их БМП. Сильнее всего пугало полное радиомолчание. «Потому-то внезапные проверки боеготовности – которых, кстати, в его части не было долгие годы, - и называются так» - прошептал младший сержант, хотя на задворках сознания расползалось чернильное пятно паники.

     БМП сильно тряхнуло. Приникнув к амбразуре, он различил прежде оживленное шоссе, знаменитое своей загруженностью в любое время суток. Но сейчас оно было пустынно. Впрочем, не совсем. Напрягая зрение, он разглядел вдалеке десятки гражданских легковых автомобилей, вернее, их сгоревших остовов. Резко повернув голову, младший сержант увидел ошеломленное выражение на лицах четверых стрелков, отвернувшихся от своих амбразур, лишь только с лица ефрейтора и его протеже не исчезли ухмылки. Напряжение в десантном отсеке было почти осязаемым. Кто-то шепотом произнес короткую молитву, кто-то вертел в руках штык-нож. Молящийся, с мягким хрустом, почему-то ясно слышным на фоне рокота двигателей, заломил пальцы.

    Вдруг раздался резкий хлопок, и бронемашина остановилась, заставив солдат крепко удариться головами. Со всех сторон послышалось приглушенное бронепластинами громыхание, нечленораздельная ругань из боевого отделения и крик «Разрыв правого трака!». «Взвод, выходим!» - сорвался на визг сержант, выпрыгнул через верхний люк в летнюю ночь и, охваченный клешнями пробившегося в сознание ужаса, бросился прочь от БМП.  Через несколько секунд взрывом его бросило на землю. Он поднял голову и увидел, как прожектор выхватил возле машины тело ефрейтора, показавшееся ему странно коротким, и лишь затем осознал, что у туловища его злейшего врага отсутствовала нижняя часть. Еще через секунду сдетонировала боеукладка, и БМП-2 образца 1986-го года вместе с экипажем сгинула в яркой вспышке.

     Разум младшего сержанта упорно не принимал происходящее. Словно ряд сюрреалистических полотен, символизирующих кошмары трехлетнего ребенка, которые однажды показал ему его давным-давно бросивший семью отец, он видел, как сопровождавшие колонну «Шилки» взорвались одна за другой, и проследил за эффектной параболой, которую прочертила в свете звезд оторванная взрывом антенна целеуказателя. Он видел лучи беспорядочно вращавшихся прожекторов, видел, как БМП и рассыпавшиеся по полю солдаты в панике открыли беспорядочную стрельбу из ручного оружия и тридцатимиллиметровых автопушек, видел, как десятки людей погибли в первые же секунды от дружественного огня. Раздался громкий свист – он видел, как один из вертолетов разрядил в пустоту блоки НАР, видел как другой Ми-24 вдруг завалился на бок и вращаясь упал. Столб огня на месте падения захватил еще две БМП.

     Перед глазами вставали бессвязные картинки: рука отца, треплющая за щеку пятилетнего сына, впервые севшего на велосипед, слово «самопозиционирование», произносимое губами матери, кончик языка, зажатый между отчищенными, но все равно желтыми от курения зубами. «Самопозиционирование, самопозиционирование, самопозиционирование …само…ние» - сначала голосом матери, затем ефрейтора, затем того лопоухого рядового, затем голосом капитана и молящегося   солдата, затем его собственным голосом. Он обнаружил, что повторяет это слово, точно тибетскую мантру.

     Напоследок младший сержант вспомнил как месяц назад он сжал в своих ладонях лицо девушки, которую не видел полгода, и, запинаясь от наплыва чувств, говорил о своей влюбленности в нее, вспомнил ее отведенный взгляд и просьбу об отсрочке. Он не знал, что он не единственный человек, от кого она слышала эти слова, и, что накануне, из других уст, они звучали куда увереннее и весомее.

       Но следующий взрыв максимально упростил ей выбор.