Роберт

    Бабушка была самой младшей в своей семье, и поэтому пережила всех – родителей, брата, сестру, кузин. Зато всех, кто был младше её, она воспитала – воспитала такими же независимыми, какой была сама, и к концу своей жизни вновь стала самой младшей. Даже ученики относились к ней, как к большому ребёнку, а сын «держал в строгости», не разрешая поздно возвращаться по вечерам и бесконечно выясняя подробности о новых знакомых. Новых знакомых становилось всё меньше, старые друзья умирали. Ей было всё тяжелее общаться с живыми людьми – она будто переселялась потихоньку «туда», к своим близким. Раздавала любимые вещи – «на память», и мы даже не заметили, как сама она начала существовать именно в нашей памяти: всякий раз мы ловили себя на мысли, что думаем о ней в прошедшем времени, – «нет-нет, она же ещё жива…».

    В самом конце она вдруг обрела друга – Роберта. «Младшего друга», почти внука. Она относилась к нему с благоговением, изо всех сил старалась быть строгой, но всякий раз смягчалась, заглядывая в его грустные глаза, шла на уступки, боясь при этом как-то нарушить систему воспитания, до мелочей продуманную сыном и невесткой. «Пожалуйста, Роберт, присядь, покушай», – говорила бабушка, а он, не понимая ни слова, старался догадаться, что от него хотят. Он относился к бабушке с точно таким же благоговением, боялся её расстроить, но поставить знак равенства между чёткой командой «Сидеть!» и мягкой просьбой «пожалуйста» было слишком трудно, и он то и дело путался, смущался и становился таким жалким, что бабушка с тихой улыбкой говорила о нём: «Роберт – глупый пёс».

    Он был глупым большим добрым псом с невероятно грустными глазами. Своё детство он провёл в другой семье, где на него возлагали немалые надежды. Он был породистым колли и должен был со временем стать призёром каких-нибудь собачьих выставок и отцом-производителем дорогостоящих щенков. Прежние хозяева его баловали, брали на руки, ласкали, как какую-нибудь комнатную собачонку. Но когда он подрос, выяснилось, что ни одна собака с таким прикусом, какой был у него, никогда ещё не попадала на выставку. Он оказался на улице, в незнакомом районе, сбитый с толку, изнывающий от тоски. Большой глупый Роберт винил во всём только себя, он думал, что потерялся, и долго сидел на одном месте, ждал, когда за ним придут. Но хозяева не приходили. Он начал беспокоиться, озираясь, ходил кругами, стал принюхиваться к земле, но след быстро оборвался. Тогда Роберт стал вглядываться в прохожих, – все они были незнакомыми. Он бродил от дома к дому, потом от помойки к помойке, отчаявшийся, грязный, никому не нужный пёс. Однажды, когда он уже потерял надежду и просто старался быть незаметным, он услышал команду: «Ко мне!» Кто-то смотрел прямо на него и подзывал ЕГО. Он подошёл, нерешительно поднял глаза. «Ну что, потерялся?» Роберт вздохнул. «Пошли?» – спросил кто-то и двинулся вперёд. Роберт подождал немного и побрёл за человеком. Так он оказался у бабушкиного сына.

    Там, куда его привели, было много незнакомых запахов и стоял страшный шум, – он сначала не мог понять, что происходит. Дико лаяла маленькая собачка. «Кэрри, молчать!» – тот же голос. Он испугался, заморгал, попятился, но лай только усиливался – собачонка не собиралась мириться с присутствием в доме этого громадного грязного пса! Роберта отмыли, накормили, показали, где его место, и тут он познакомился с бабушкой. Она вернулась с вечерней прогулки, открыла дверь и, увидев прямо перед собой большого незнакомого колли, подумала, что попала в чужую квартиру. Но в этот момент выскочила Кэрри, залаяла, как сумасшедшая, и пёс вновь оробел, присел и виновато посмотрел на бабушку. Она всё вдруг поняла, сказала ему: «Не бойся, глупый», – и тихо прошла в свою комнату. Он не решился пойти за ней и только просунул между дверьми свой длинный нос. «Роберт?» – спросила бабушка, почувствовав чьё-то присутствие и забывая, что её муж Роберт давным-давно умер. Пёс вошёл в комнату. «Значит, ты тоже Роберт?», – удивилась бабушка. Так пёс получил новое имя, а бабушка – друга.

    Это была очень странная дружба между впадающей в детство бабушкой и большим добрым псом. Они оба чувствовали себя чужими в этом доме, но были благодарны хозяевам и старались изо всех сил ничем их не сердить, не тревожить. Бабушка ходила по дому на цыпочках, Роберт всегда следовал позади, бабушка отдавала часть своего обеда Кэрри, и Роберт старался заботиться о собачонке, отгонял от неё на улице чужих псов, посматривал, чтобы она не отстала, не потерялась. Иногда бабушка и Роберт присаживались где-нибудь поговорить. Бабушка говорила беззвучно – со своими умершими родственниками, друзьями; она шевелила губами, а Роберт клал длинную морду ей на колени и тихо сидел, вспоминая своё детство и тёплые ладони хозяев, на которых, совсем маленьким, он так уютно устраивался. Но стоило только бабушке, забывшись, поднять руку, чтобы погладить его по голове, как тут же прибегала Кэрри и ревниво лаяла на неё и на Роберта, и вообще на весь свет. И глупый большой Роберт тоже начинал лаять,  не понимая, что происходит, реагируя на её лай как на сигнал тревоги.

    «Да», – неизменно произносила бабушка и шла домой что-нибудь приготовить собакам.

    Первой умерла Кэрри, и бабушке с Робертом стало ещё более одиноко. Потом – без всякого сопротивления, тихо, устало умерла бабушка. И теперь Роберт живёт один в большой квартире. По вечерам он встречает хозяев и радуется, как положено радоваться всем собакам, виляя хвостом. А затем долго не отходит от двери, будто ждёт кого-то ещё. За это время он успел состариться и начал волочить задние лапы. И скоро, совсем как бабушка в последние месяцы, он сможет передвигаться только по дому, и тогда… Наверное, его снова куда-то отвезут, в незнакомый район, он будет просто смотреть на прохожих и ждать. И может быть, как знать, когда он совсем потеряет надежду, может быть, он увидит бабушку, она посадит его рядом с собой и будет чесать за ухом и гладить его длинную морду. И никто не поднимет тревогу. Они будут тихо сидеть вдвоём – Роберт и бабушка. Может быть.