Нападение

                Нападение.

                Из норки под корнями ольхи, нависшими над небольшой лесной речушкой, выглянула чёрная усатая мордочка с белым подбородком. Блеснули чёрные бусинки глаз. Зверёк смешно пошевелил носом, высунулся дальше из норки и огляделся. Зверька, так же как и его убежище, звали норкой. Американской норкой. Она родилась весной позапрошлого года на берегу другой, большой реки. У неё было пятеро братьев и сестёр. Целый месяц они пролежали в уютном тёплом гнёздышке в норе глубоко под землёй, питаясь только материнским молоком. Через месяц после рождения они впервые, ночью, все сразу вылезли на поверхность. Долго, щурясь даже от лунного света, они разглядывали берег и  растущие на нём кусты и деревья, речку, журчащую внизу на перекате, отбрасывающую лунные блики. Они смотрели на мерцающие звёзды и впервые почувствовали дуновение тёплого  ветерка, принёсшего незнакомые запахи. Но они недолго любовались окружающим миром. Прибежавшая мать, заворчала на малюток, загнала обратно в нору и принялась кормить густым молочком.
                Но с этой ночи нора стала маленькой и тесной для молодых норок, они постоянно выбирались все вместе на волю, с каждым разом оставаясь наверху всё дольше и дольше. Они уже не боялись выходить днём и с удивлением слушали щебет птиц. Постепенно они осваивали территорию вокруг норы, затевали шумные игры с беготнёй и шутливыми драками. Мать не мешала им, находясь поблизости и наблюдая за окрестностью. Однажды играя, малышы сдвинули пласт прошлогодних листьев, и увидели под ним расползающихся дождевых червей.  Все собрались вокруг, и каждый старался потрогать червя лапкой. Самый решительный схватил червяка ещё неокрепшими зубками и заурчал. Другой ухватился за второй извивающийся конец и потянул себе. Червяк вытягивался, а зверюшки тащили его каждый в свою сторону. Наконец, червяк лопнул посредине, а малыши попадали и выронили дёргающиеся половинки. Подскочила мать. Одну половинку она проглотила, показывая всем видом, как это вкусно. А вторую разорвала пополам. Как будто поняв,  одна маленькая норка схватила кусок червя, и почти не разжёвывая, проглотила. Последний обрывок червяка ели скопом, раздирая на мелкие кусочки. Это была первая охота и первая добыча. После этого случая, малыши, которым уже не хватало материнского молока, принялись активно преследовать всё движущееся, будь то жук, червяк, гусеница или слизняк.
             Через несколько дней мать-норка принесла к норе средней величины рыбину и принялась раздирать её на мелкие кусочки. Норчата собрались вокруг и с любопытством наблюдали, нюхали, но никто не решался съесть. Когда от рыбы осталась одна голова, мать с удовольствием и чавканьем начала её поедать. Над разорванными кусочками моментально образовалась куча-мала, и за несколько секунд кусочки исчезли. Норка вскоре принесла ещё одну рыбину и опять разорвала  её на несколько частей. Следующую, уже крупную рыбку, она просто бросила перед малышами на землю и легла в стороне, наблюдая за детской вознёй.
              Следующей её добычей стала лягушка, потом мышь. Когда же она впервые принесла живую лягушку, её едва не упустили. Но каждый раз, когда лягушка вырывалась из круга щенят, мать ловила её и возвращала к норе. Постепенно в поисках еды молодые норки всё дальше уходили от родного жилища. Однажды норка повела весь выводок на верх обрыва и показала в кустах птичье гнездо с едва начавшими оперяться птенцами.  Птенцы были моментально разорваны и съедены.  В двухмесячном возрасте мать перестала приносить добычу, и они начали питаться самостоятельно. Мать научила их плавать, нырять и ловить юркую рыбу, которая здесь была в изобилии. Она показала им вход в нору из-под воды и вскоре они перестали пользоваться верхним выходом, так как он таил в себе определённую опасность. Но как бы далеко молодые норки не уходили в поисках добычи от норы, на днёвку они всегда возвращались. Конечно, им стало тесно в родном гнезде, и они сначала расширили гнездовую камеру, а затем нарыли отнорки. К зиме норчата превратились в красивых изящных зверьков, совершенно не отличающихся от взрослых, только молодые самочки были несколько мельче матери. Но не все дожили до зимы. Одну сестрёнку ещё летом поймала под водой крупная щука и один братик, зазевавшись на первом снегу, попал в крючковатые лапы филина.
 
                Всю зиму выводок провёл вместе. Вечерами, каждый в отдельности выходил на охоту. Большинство предпочитало ловить рыбу, крупных водных насекомых, или разыскивать в придонном иле спящих лягушек. Некоторые рыскали по берегу в поисках мышей и полёвок. Но утром они обязательно собирались в родной норе. Так продолжалось до конца февраля. Солнце пригревало всё сильней, день заметно удлинился, появились первые сосульки. Старая самка-мать стала проявлять признаки нервозности. Она часто ворчала на молодняк, высказывая недовольство при их появлении в норе, и цыркала на них, когда они откровенно ей мешали. Первым не выдержал самый крупный молодой самец. Однажды утром он не вернулся в нору, хотя ещё некоторое время его следы встречались на переферии их угодий, но затем исчезли. Вначале марта ушли одновременно оба остававшихся брата. А в середине марта появился крупный взрослый самец и дал понять, что молодым самочкам здесь не место, а когда они заупрямились, запросто выгнал их утром из норы.
                Наша героиня недолго искала себе новое место жительства.  Она поднялась вверх по течению небольшой речушки – притоку родной реки на несколько километров. Здесь ей приглянулся глубокий омут с обрывистым берегом. Тем более, что в этом берегу она обнаружила заброшенную нору ондатры. Нора уходила в берег под водой, имела приличную гнездовую камеру и запасной выход на поверхность, замаскировано расположенный,  под корнями ольхи. Следов других норок поблизости не наблюдалось, пищи было вдоволь, и молодая норка остановилась здесь.  Мелкой рыбы (в основном ельцов и пескарей) предостаточно, щуки вообще не встречались, а хищные налимы были некрупные и она сама их ловила. Мясо налимов очень вкусно, но пока с ним расправишься и съешь, вся шкурка бывает вымазана густой слизью и приходится  долго отмывать, чистить и вылизывать густой мех. Без особых забот и приключений прожила молодая норка весну, лето и осень. Другие норки на её территории не показывались. Однажды она встретила выдру и очень испугалась, но та вполне дружелюбно проплыла мимо, вниз по течению. Несколько раз замечала на мокром прибрежном песке, перемешанном с илом следы, похожие на норочьи, только без перепонок и несколько крупнее.
Она ещё не знала, что это следы колонка, очень редко посещавшего берег в этих местах. Следы подходили к воде, некоторое расстояние шли вдоль берега,  и уходили в лес. Следы не заходили в воду, поэтому норку они не тревожили.  Снег выпал неожиданно и рано, но не застал зверька врасплох.  Она уже знала, что такое зима и хорошо подготовилась к ней. Она отъелась и накопила достаточное количество подкожного жира, а в её подземном жилище было достаточно тепло. Но вот начались морозы, образовались наледи, выпал снег. Норка редко выходила на поверхность: с её короткими лапками трудно было бегать по глубокому рыхлому снегу. Она предпочитала заходить в воду прямо из норы подо льдом и ловить лениво плавающую рыбу. Только тогда, когда ей хотелось разнообразить меню мясной пищей, она выходила на воздух и активно разыскивала грызунов в прибрежной зоне.
                Вот и сегодня она решила полакомиться мышкой или полёвкой и в вечерних сумерках выбралась на берег через запасной выход. Снег успел немного уплотниться, и зверёк проваливался не очень глубоко. Вскоре её чуткие уши услышали какие-то странные звуки рядом с наледью у переката. Как будто кто-то стучал и скрёб об лёд коготками. Норка быстро, но осторожно спустилась к наледи и заглянула в щель между льдинами. Её глаза загорелись хищным блеском. В ледяной карман попала водяная полёвка. Каким-то образом она попала в него и сейчас металась внутри, не находя выхода. Это была крупная добыча! Норка нашла место, где отверстие между коренным льдом и наледью было шире, и принялась когтями и зубами крошить лёд, постепенно расширяя проход. Она так увлеклась, что ничего не видела и не слышала вокруг. Спокойная равномерная жизнь притупила её врождённую осторожность,  притупила бдительность.
                А в это время по верху обрыва короткими прыжками скакал колонок. Он был голодный, и потому злой. Сегодня ему не удалось никого поймать, а когда он решил погрызть мороженые останки зайца, недоеденного филином, на него напали два ворона. Рыжий разбойник едва унёс ноги. Колонок выглянул из-за кромки обрыва. То, что он увидел, повергло его в ярость. И всё же он не напал без оглядки. Инстинкт подсказал оценку происходящего. Он, по крайней мере, был раза в полтора, а то и в два крупнее молодой норки. Его лапы тоже были значительно длиннее, что тоже давало преимущество.
               Зарываясь в снег, он медленно стал спускаться с обрыва, всё ближе подкрадываясь к норке. Она устала, хотела передохнуть и подняла голову. Рыжей молнией, в два прыжка колонок оказался на её спине, и безжалостные острые   зубы вцепились в затылок. Норка пыталась сбросить нападавшего, но силы были слишком неравные. Через пару минут всё было кончено. Колонок полизал горячую кровь и принялся за трапезу. Половину тушки он съел и не обращая внимания на продолжавшую метаться полёвку, полез на обрыв. Желудок был полный, его клонило в сон, и он размеренными прыжками подался к недалёкому заброшенному барсучьему городку.  Там колонка ждал отдых.
                А с вершины сосны хриплым карканьем ворон подзывал свою подругу.  Мудрая птица видела битву от начала до конца. Ещё не стемнело, и они с подругой успели бы насытиться перед долгой зимней ночью.