Три волны удовольствия

Старик Витольд подошел тогда ко мне и сказал:
- У цябе такая файная крэселка. Можа прадаси?
Стульчик у меня был алюминиевый – две загогулины и тряпочка посередине. Я слез с этого насеста и протянул крэселку пастуху:
- Дарю, Витольд.
Мы рисовали пастуха Витольда за огородами деревни Дворец среди коров и одуванчиков.
В конце сеанса старик поманил меня пальцем и заговорщицки прошептал на ухо:
- Прыходзь сення увечары да мяне на пачастунак. Маешь права прыйсци с сябрам.

В деревне Дворец мы находились на пленере и жили в местном ПТУ. Кровати стояли среди стеклянных шкафов набитых учебными пособиями для будущих сантехников.
Из ПТУ мы с Серегой вышли около шести, и пошли прямиком к Витольду.
Старик жил в большом грязном каменном доме с черепичной крышей. Его жонка, которую он ласково называл Старая нажарила целую сковороду сала с яйцами.
Мы сели за круглый стол посреди комнаты. Стол освещала лампа, завернутая в газету. Свисая с потолка, она готова была вспыхнуть. Газет в комнате было много. Они валялись повсюду. Витольд даже использовал их вместо носовых платков. Я решил, что жонка Витольда работает почтальоном.

Так случилось, что в этом крепком доме я достиг возраста бар-мицва.
Глядя на семнадцатилетних юнцов и, несколько смущаясь, старик достал зеленую бутылку, запечатанную скрученной из газеты пробкой, и дернул ее последним своим крепким зубом.
Самогонку Витольд разлил в нормальные граненые стаканы. Не знаю как у Сереги, а у меня это был первый в жизни стопарик.

За столом речь зашла о деревне.
Старик рассказывал о себе:
о жизни при поляках и о жизни при Советах.
Выпив, он лихо мешал польскую, белорусскую и русскую речь. И та, и другая и третья были для него родными – так вышло.
В немецкую оккупацию он вообще чуть выжил.

Нам юнцам-птенцам много не надо. Старик нас угостил. Это было очевидно. Посидели, поговорили и пошли в свое ПТУ. На обратной дороге меня, правда, стошнило.

Утром, разглядывая учебный плакат с разрезанным вдоль унитазом, меня осенила идея:
- Серега, вставай! Поехали, искупаемся в море.

Серегу уговаривать не пришлось. На дизель мы успели.
Выехали в восемь. Через час оказались в Лиде. Там сели на плацкарт до Вильнюса.
В Вильно сразу вписались в электричку до Каунаса. В Каунасе, наконец, расслабились и вышли на Лайсвес Аллею. Для нас эта аллея стала бульваром Бомарше: кофе, скамейки, цветы, туристы - райский вышел вечерок.
Ночь провели в поезде.
Утром оказались в Кретинге.
Через час в Паланге.
Так, что в Балтийском море купались уже в семь утра, хотя и было прохладно.
Послеобеденное время провели в поезде. Вечер на улицах Вильно, ночь в дороге на Наваельню. Проводница посадила в вагон нас бесплатно. Я подумал, мы ей понравились. Когда я ей отдавал свой последний металлический профиль Ленина, она обиделась: «И это все»?

На следующий день пришли к Витольду, подарили ему мешок морского песка и научили заваривать кофе по-восточному на железной печке.