Как это бывало в Херсоне -Херсонские рассказы-

Когда лето вывешивало свой солнечный лик над Херсоном, жизнь для его   обитателей начинала течь в других временных измерениях, причем, для всех в разных. Птицы с утра начинали щебетать, шустро перелетая с дерева на дерево и наполняя своими голосами все улицы, дворы, скверы и парки, соревнуясь в суетливости разве что только с бабочками, резвящимися над клумбами. Собаки и коты, забыв о своей извечной межвидовой вражде, лениво дремали, растекаясь по земле в тени заборов и провожая сонным взглядом редких прохожих, в основном, унылых хозяек, тянущих с рынка не только продукты на день насущный, но и огромные сумки с овощами и фруктами для закаток, которые тогда вошли в моду и при встрече женщины обязательно обменивались информацией, сколько бутылей и чего они приготовили на зиму и по каким рецептам делали маринад или соление, какую технологию использовали для отжимки соков и сколько банок фруктового  пюре, полученного после отжима, закатали. Эти летние женские разговоры были настолько захватывающими, что примиряли на время даже заклятых врагов.
– Здравствуйте, Петровна! – порой доносился в открытое окно разговор соседок, враждовавших между собой уже не первую сотню лет.
– Здравствуйте, Моисеевна! – настороженно отвечала Петровна.
– А вы шо, с базара? – голос женщины звучал миролюбиво и разговор начинал клеиться.
– Ага, вот тащу всё это, как ломовая лошадь…
– А Василий Лаврентич, наверное, на работе?
– Где же ему, бугаю, еще быть! Его на эту работу так и тянет, будто там мёдом намазали!
– И шо там на рынке, какие цены? – неподдельное любопытство звучало в голосе Моисеевны.
– Та всего навалом, прилавков не хватает – с фруктами и овощами стоят между рядами, торгуют прямо с земли. А цены бешеные, – было слышно, как Петровна  вытаращивала глаза, хватаясь обеими руками за голову, – синенькие аж по тридцать пять копеек, вы когда-нибудь слышали о такой цене? А за огурцы  просят пятьдесят копеек!
– Это же грабёж! – Моисеевна сразу включалась в восклицания-причитания, – Вы мне скажите, сколько же надо работать, чтобы купить эти «золотые» огурчики?!
– Вот мой Василий и сидит сутками на работе! –  тут же продолжала мысль соседка.
– А мой Миша целыми днями на Забалкинском рынке мясо рубит, чтобы прокормить семью. Это же нечеловеческий труд!
– Вы мне рассказываете! – восклицала Петровна и продолжала раскручивать интригу:  – А помидорчики знаете почём?
– Даже не догадываюсь! – подогревала риторику соседки Моисеевна.
– По десять копеек!
– Да что вы говорите!?
И такая беседа могла длиться долго и возникало впечатление, что еще пару дней назад эти две почтенные дамы не обкладывали друг друга трёхэтажными с пожеланиями вечной жизни на одну зарплату.
Но это всё было суетой сует и лишь создавало фон для бурной  жизни юной поросли южного города. Ведь лето было временем каникул,  пляжа и вечерней сладостной неги общения дерзких парней и быстроглазых девчат на Суворовской, куда собиралась практически вся молодёжь города и заполняла собой улицу по самые края. До недавнего времени еще спорили, почему Суворовскую называли Бродвеем. Одни говорили, что от слова «брод», поскольку на молодёжном сленге того времени часто звучало: «Мы брели по Суворовской, а навстречу нам такие девочки выплыли!..» Другие утверждали, дескать, растленная буржуазными происками и политически несознательная молодёжь, назвала так улицу по аналогии с нью-йоркским Бродвеем.  Сложно сказать, кто был прав, да и спор их потерял актуальность, так как даже исконное название улицы, Суворовская, сейчас мало кем произносится, в основном говорят «улица Суворова», а херсонцев, гуляющих по ней, практически не осталось. Это же видно по лицам – одни приезжие! Впрочем, я не о том хотел вам рассказать и вообще, давайте не будем о грустном!
Однажды, теплым августовским вечером вышли мы теплой дружеской компанией, чтобы  по Суворовской прошвырнуться, людей посмотреть и себя показать. И уже пошли на третий или четвертый заход, как Витёк, мой лепший кореш, наш местный заводила и баламут, выступил с предложением:
– Пацаны, а не выпить ли нам пивка?
– На ночь? Пиво? – как-то почти хором возразили ему, – Какой смысл? Только деньги переводить и ночь портить!
– Так давайте завтра с утра! – не унимался шальной парень.
– Это уже ближе к телу, – поддержал его Алик, – только без раков пить пиво идейно не выдержанно…
– Ну так возьмём раков на базаре, наварим и… – фонтанировал идеями Витёк.
– Да ну его, этот базар! – категорично заявил Саня. – В прошлый раз нажрался  раков с базара и так траванулся, что меня еле «скорая» откачала.
– Ладно, а мы сами их наловим, – попытался загнать всех в глухой угол  Гена, по прозвищу Нарцисс.
– Пока наловим, привезём и сварим будет опять вечер, – нашёлся Саня и все замолчали, собираясь с мыслями.
– Вовчик, – начал канючить мой кореш, – ну скажи что-нибудь…
– Пожалуйста: "Что-нибудь", – съязвил я.
– Ну и добавь к этому что-то умненькое. Ты же у нас профессор! – хитро завернул Витёк.
– Ладно, могу предложить такой расклад, – поддавшись на лесть, не удержался я, – берём пиво, садимся на лодку и чешем в плавни, а там ловим раков, варим и пьём пиво в своё удовольствие!
Но Саньку в этот раз как заклинило, он всю свою умственную энергию направил на то, чтобы сорвать наше рако-пивное мероприятие:
– А где мы возьмём столько бутыльков? У меня дома маманя их уже все с закатками в кладовку уложила, кажется, даже литровых баночек не осталось. – и добавил возмущенно, – Как будто это все можно слопать за зиму! Каждый год к весне еще  половина полок в кладовке закатками забиты…
– Мы не будем тащить пиво в бутыльках… – я выдержал паузу, снисходительно оглядывая всю компанию, – мы повезём его в бочке!
Вначале мои слова вызвали общий смех и только Витёк серьёзно и внимательно уставился на меня, он-то хорошо знал, что его дружбан слов на ветер не бросает.
– Вовчик, ты серьёзно? – медленно с расстановкой произнёс он, и все настороженно замерли.
– Серьёзнее некуда! – меня  несло, – Вчера в наш магазин завезли бочковое пиво. Все видели?
– Так, я вчера даже бокальчик потянул, – подтвердил мои слова Шурик-Баптист.
– Завтра с утра, мы подруливаем к Валюне, продавщице из бакалейного, и выкупаем бочку пива. Вопросы есть?
– Так кто же нам бочку даст?! Это же возвратная тара… – проявил свои знания торгового дела наш Нарцисс и лукаво склонил на бок голову, дескать, а что ты на это скажешь.
– А вот это уже дело техники! – Когда я в ударе, меня невозможно снять с волны и, с издёвкой  глядя Генке в лицо, промурлыкал, – Ты, чудо торгово-экономическое, может когда-то слышал о такой финансовой операции, как получение чего-нибудь под залог? – И не дав ему даже отреагировать, выпалил: – Мы за бочку оставим залог и всё будет тип-топ.
– Слушай, а ты у нас точно профессор, – пришёл в телячий восторг Витёк и бросился меня обнимать, – я знал, что ты обязательно что-то придумаешь!
Остальные ребята одобрительно загудели. На том мы и порешили.
И вот наступило утро следующего дня. Постепенно к магазину начали подтягиваться друзья и часам к десяти вся компания,  в составе человек пятнадцати, была в сборе. Кроме вчерашних участников дискуссии, к нам присоединились еще несколько парней и девчонок со двора и действо началось.
Продавщицу мы уговорили быстро да и как она могла устоять перед чарами таких суворовских мальчиков, как мы с Витьком.
– Ладно, берите бочку и откатывайте быстрее за угол, пока заведующая не вернулась, а то будет большой гембель, – тараторила она и одновременно строила нам глазки.
 Мы с ловкостью профессиональных грузчиков выкатили бочку из подсобки и покатили вниз, в сторону набережной, а весь кагал устремился за нами, не столько помогая, сколько мешая своими советами. Впрочем, бочка легко катилась под горку и нам нужно было только направлять ее по ходу движения и иногда притормаживать, чтобы сильно не разогналась и не разбилась бы о дерево или оградку палисадника.
На набережной нас уже ждали лодки, предусмотрительно подогнанные к этому времени, на одну из которых мы закатили бочку, а в остальные погрузились сами. Взревели моторы и лодки, одна за другой, начали набирать скорость, направляясь через Днепр в сторону Конки, неся нас навстречу ветру и захватывающим приключениям.
На Конку можно было попасть двумя маршрутами. Первым, самым известным, был судоходный путь, напротив морпорта, через который на Цюрупинск ходили рейсовые катера, а вторым, который знали даже не все херсонцы, был ерик, соединяющий Третий затон с Конкой. Именно через него наша маленькая эскадра и втянулась в чарующий мир днепровских плавней, а через минут двадцать хода по сказочным протокам, где вдоль берегов среди лататий цвели белые и жёлтые лилии, а у камышей неподвижно, как скульптуры, стояли белоснежные цапли, лодки уткнулись носами в берег с ровной и довольно просторной поляной, готовой вместить всю весёлую компанию. Выкатив на берег бочку, мы водрузили ее горизонтально на большом пне, оставшемся от спиленного недавно трухлявого осокора и, закрепив с двух сторон распорками, коловоротом просверлили отверстие в деревянной пробке, которое сразу же заткнули специально приготовленным чёпиком, а затем занялись ловлей раков. Для начала, все, кто умели ловить вручную, а это называлось «драть раков», быстро разделись и начали нырять, а девчонки с ведрами стояли в воде и принимали добычу.  Вот тут и произошло то, о чём мы до сих пор не можем вспоминать без смеха. Но, уважаемый читатель, эта тайна должна остаться между нами. Договорились? 
Был у нас в компании один довольно забавный хлопец, маменькин сынок и редкостный фанфарон, которого все звали не по имени, а по первым буквам фамилии, Чека. С детства он носил очки, был редкостным треплом и при этом обладал крайней застенчивостью в отношениях с девушками. Именно его в тот день и угораздило… Когда боевой состав ринулся драть раков, Чека заявил, что он тоже может, и сиганул вместе с нами в воду, предварительно поручив свои очки в дорогой оправе Оленьке, милой солнечной девушке в модном голубом купальнике. Следует сказать, что раков была тьма, но в первом обрыве  возле берега, до которого можно было дотянуться руками, не намочив головы,  преобладала мелочь, а чтобы выдрать покрупнее, нужно было уже нырять на глубину метра в полтора, дальше от берега, и за очень крупными – метра на три, еще дальше. Как вы понимаете, мы старались взять самых крупных, а поэтому отплывали от берега, примерно на десять метров и, чтобы не гонять каждый раз к сборщице, укладывали пойманных раков в плавки вдоль пояса клешнями наружу. А вот в этом и была зарыта собака: чтобы рак случайно не проскользнул в плавки целиком, выставленные клешни зажимались между животом и резинкой плавок, но… Но вместо резинки все ныряльщики-профи втягивали в поясок шнур, а надевая плавки, туго его завязывали, что позволяло, втянув живот, вложить очередного рака и, расслабив живот, вновь надёжно зажать все клешни своих пленников. Однако у нашего Чеки были самые модные итальянские нейлоновые плавки, цветные, с резиновым пояском и позолоченной пряжкой, в которых он всегда гордо разгуливал по пляжу на зависть местным пижонам.  Но в данном случае, когда улов превысил то количество членистоногих, которое могла удержать пижонская резинка, один подлый маленький рачок проскользнул в плавки и уцепился за первую подвернувшуюся  ему под клешню выступающую часть тела…
Итак, вначале из воды пошли пузыри, а за ними показалась орущая физиономия Чеки с выпученными глазами. В два гребка он оказался на отмели и сдернул по колени плавки. Разнокалиберная добыча, посыпавшаяся в воду, кинулась в рассыпную, энергично загребая хвостами, и только один, маленький чёрный рачок висел на самом чекином кончике и не хотел разжимать клешню, вводя того в полную панику и дикий крик. Все,  видевшие это зрелище зашлись в гомерическом хохоте, уходя с головой под воду, а те, кто были на берегу, бились, как в приступе падучей. И только наша скромница Оленька не потеряла самообладания и сохранила  извечное женское милосердие: она мгновенно оказалась возле Чеки и, остановив его резким упором головы в грудь, двумя руками разжала клешню злополучного рака и отбросила злобного монстра в сторону, в тот же миг вернув чекины плавки на прежнее место. На миг парень замер от смущения и затем резко кинулся в бега, скрывшись за густыми кустами  в глубине поляны.
– Как вам не стыдно, – возмущенно воскликнула Оленька, – ему же больно!
– И действительно, – поддержала ее Светка, при этом хрюкая и вытирая слёзы смеха, – свиньи мы! Он же мог захлебнуться и утонуть!
Все смущенно затихли и слышались только остатки сдерживаемого хохота, которым давилась мужская часть, еще находящаяся в воде, так сказать, главные заводилы и раздолбаи.
– Ничего, мы бы его спасли и откачали, – ёрничал Витёк, – но искусственное дыхание «рот в рот» предоставили бы делать вам, милые девушки.
– И сделали бы! – строгим тоном, не терпящим возражений, заявила Оленька, поставив точку в шутливой перепалке.
Впрочем, раков уже было предостаточно и их прямо в вёдрах подвесили над костром, добавив в воду соли с укропчиком, и процесс пошел. А для того, чтобы он не останавливался, на длинных шестах прямо с берега в воду были опущены три двухметровых «паука» с привязанной к сетке приманкой, которые время от времени извлекали и высыпали оттуда в ведро пойманных раков, таким образом, поддерживая баланс съеденных и вновь приготовленных.
Когда первая порция сваренных раков, была высыпана на брезент, расстеленный посередине поляны, а пиво запенилось в бокалах, стаканах и других пригодных для него ёмкостях, наконец-то вспомнили о Чеке.
– А куда подевался наш главный раколов? – спросил кто-то из пацанов, и все завертели головами, отыскивая пропажу.
– Я сейчас его приведу, – серьёзно сказала Оленька и, резким взглядом заткнув рот Витьку, собравшемуся уже было произнести какую-то очередную «гадость», грациозным шагом удалилась в глубь поляны.
– И чего это я не сообразил  прицепить себе рака, – мечтательно произнёс Витёк, но его никто не поддержал и он, со смаком влив в себя пол-литра пива, начал с хрустом жевать рачью клешню.
Вскоре из-за кустов появилась Оленька, ведущая за руку упирающегося Чеку и говорящая ему что-то ласково-воркующим тоном, отчего он ослаблял сопротивление и позволял переместить себя еще на несколько метров к центру поляны.
 – Ребята, давайте договоримся, – в голосе Оли звучали металлические нотки, – то, что произошло, должно остаться между нами и никто никогда об этом не проболтается!
Все одобрительно загалдели: дескать, замётано! Всё здесь и умрёт навсегда! Могила! А больше всех заливался Витёк, прикусывая ноготь большого пальца и клятвенно обещая Чеке:
– Зуб на полку! Если кто-то проболтается, то будет иметь дело со мной! Вовчик не даст соврать! Правда, кореш? – его клятва производила впечатление полной искренности и раскаяния за предыдущие подколки.
– Без вопросов, – поддержал я друга, – если проболтаетесь, будете иметь дело с ним! –   подвинулся, усадив Чеку с Оленькой  возле себя, подгорнул поближе кучку раков и подвинул стаканы с пивом, что и послужило сигналом к началу трапезы.
Да, друзья, никогда до и никогда после херсонцы не участвовали в таком пиршестве – пиво текло рекой, раки, ведро за ведром, высыпались на импровизированный стол и со смаком поедались. Когда уже языки начало щипать от соли, а губы распухли, как вареники с вишней, все, откинувшись, разлеглись на поляне кверху животами и кто закурил, а кто сладостно задремал, щурясь на солнышке.
– Ребята, меня от них уже тошнит, – простонал Гена-Нарцисс, – клянусь, я больше никогда даже не посмотрю на раков…
– Не клянись и да не клятым будешь, – философски изрёк Витёк и, затянувшись,  выпустил тонкую струйку дыма.
И вы даже представит себе не можете, как он был прав. Не прошло и недели, как Нарцисс, едва присоединившись к нам на Суворовской, мечтательно произнёс:
– Ребята, а не выпить ли нам пивка?
-А не плохо было бы, - поддержал его Чека и добавил, - но с таранькой…
Все переглянулись и захихикали.