Лейтенант и Змей Горыныч. Эпилог

                Эпилог.               

 

«На том и сказке конец, а, кто слушал, молодец»!- промурчал кот, захлопывая дверь холодильника. «Первое русскому коту веселие жрати»,- облизал он сливки с усов: «Без того тяжело и на печи лежати». Тяжело переваливаясь с боку на бок, кот проследовал на лежанку.  «Вот, думаю я»,- философствовал он, лёжа к верху брюхом на тёплых кирпичах: «Зря ты, хозяин, в церкву Божию не ходишь, грех это, и полная твоя бесхозяйственность. Помолился бы ты, попостился, а Господь, гляди, и сжалился бы над нашим бедственным положением, и скинул бы  с небес тебе мешок денег, а мне, убогому котишке, мешок краковской  колбасы. Как бы мы тогда зажили! Я б колбасу жрал, а ты бы на работу не ходил, а целыми днями мне бы блох давил, да брюхо чесал».  «Таганка, все ночи полные огня»,- вновь затянул он.               
«Будешь в хате гадить – на варежки переделаю»!- пригрозил мохнатому фантазёру  Перевалов, совсем не воодушевлённый котовыми  мечтами. Он обулся и вышел из дома, тщательно прикрыв дверь, запер её на замок, ключ же сунул в ведомую лишь ближней родне трещину бревна. Потом спустился с крыльца и, обходя разлившиеся аки моря после недавнего дождя  полные эскадр опавших листьев лужи, направился на службу, где на проходной хлебозавода товарищ Карасёв изнывал от отсутствия благосклонных слушателей очередной порции обличений антинародного режима. 
Идти было не близко – с разбитого грузовиками переулка имени Клары Цеткин по унылой улице Урицкого на Розу Люксембург, где как жирные мухи обсели берег особняки районного начальства, потом два квартала по Чичерина, свернуть на  Воровского, и, пройдя по Крупской мимо пивного ларька,  топать  по Ленинской до осыпающейся бетонной крошкой по косогору монументальной стелы «Планы партии – планы народа». Меж руин её  в трёхстах метрах за кустами  открывались взору зелёные врата хлебозавода с,  выведенным через трафарет,  требованием «предъявить пропуск» и, нацарапанным  гвоздиком, корявым пояснением, куда его засунуть потом.               
  Серёга шел, по сторонам не глядя, думал о своём, будничном, когда вдруг блеснуло, засияло, и открылось глазам его зрелище поистине чудесное. 
На глазах неискушённой зрелищем Петергофских фонтанов, а потому  чуть не сошедшей с ума от восхищения, толпы, во взметнувшихся к неяркому осеннему небушку струях пива из развороченного милицейским Уазиком пивного ларька, мирно враставшего в дебри лопухов ещё со времён пятилетки качества, в струях чудесного пенного напитка, летящих в лучах проглянувшего на минутку солнца к облакам, птицам, мечте и незнаемому счастью, бегал по капоту Уазика и ругался сорванным до визга голосом, потрясая при этом дубинкой, маленького росточка милицейский сержант Николаев, за рост свой прозываемый в народе  «микромент»  или просто «метр», кому как нравилось, и, смотря по настроению. 
Несмотря на невеликие размеры сержанта, народ  в городе его побаивался. Метр был мент дотошный и правильный, не найдя самогону из хаты не уходил, и, хотя изъятое спиртосодержащее пойло не выпивал сам, а сдавал в отделение по акту, никого это не утешало. Из  всего, что кричал Николаев, из всего извергавшегося из него сгустка слов разной степени пристойности, явственно можно было различить только слово  «ответишь!», повторяемое неоднократно.  Учитывая то, что Уазик не въехал в ларёк сбоку, а как бы упал сверху, закинутый туда некой могучей дланью, и теперь торчал скользкими от пива фарами к небесам, спуск с него был опасен, и мент возвращаться на твердь земную  не решался.  Он только орал всё громче, обращая угрозы свои к сидящим на телеге четверым, овладевшим канистрой с пивом, мужикам, трое из которых являли из  себя фигуру цельную на манер сиамских близнецов.
 Телега, где сидели они, была запряжена как для путних интуристов на главной выставке бывшего Союза  ВДНХ, по-старинному, тройкой. Пристяжные чёрные, а коренник серый в яблоках.  Причём, нужно отметить, что пока  пристяжные мирно щипали траву, коренник , поджав губу, презрительно рассматривал бушующего мента, будто спросить хотел, «что же ты так физподготовку запустил, что с капота слезть не можешь!».
«Я тебе дам кавказскую национальность»!- сурово рокотал левый крайний из слитной троицы: «Я тебе дам, документов нет! Вот прыгай теперь, а я пиво пить буду»! 
«Здорово, зёма»!- радостно, задушевно громово закричал он, увидав Сергея: « Тыщу лет на Родине не был! А тут, смотри, кого поймал. Во,  дурачок то, документы, говорит, дай. Я порядок знаю, честь по чести ему  бумагу даю, на, мол, смотри, а он давай вопить, «что ты мне суёшь», кричит, «на каком это языке и где фотография?». Я ему говорю как путнему, «на твоём, дурачина, языке, на русском - от Волха Всеславича грамота охранная, что я чудо для людей не вредное, если меня попусту не обижать конечно, а фотографий тогда ещё и знать не знали». Он в драку, хватать меня, в участок волочь, чеченцем обозвал, «вы, трое, разойдись, я при исполнении» кричит  и дубинкой по хребту так саданул, что я аж сел. Сижу я и спрашиваю его вежливо, раз он при исполнении: «Не желаете ли, гражданин начальничек, отстать, не то плохо будет»? Он не пожелал и давай опять драться. Не бить же его, раз он, в самом деле, при исполнении. Пришлось зашвырнуть его вон туда вместе с самокатом, пусть попрыгает да подумает, если думать под фуражкой есть чем, пока пиво не допью. И людям приятно…  Ты глянь на народ, кто просто любуется, а кто и с вёдрами бегает»…   
 «Угощайся, зёма»!- протянул средний Серёге канистру: «Пиво свежее.  На себе проверял»,- и пока тот пил, продолжил: «Мы тебя с водяным третий месяц ищем. Всю Россию прошли, вот и до Родины нашей с тобой добрались, губерния та же, так  кто же знал, что тебя в другой район унесло. Ничего городок, мне понравился. Тут раньше, где мы сидим, бор был вековой. Да когда это было…   Нужен ты мне очень.  Нужен.  Погоди, только  ярыжку отпущу, а то он весь вымок и охрип, сердешный. простудится ещё при исполнении, и всё тебе расскажу». 
Бережно, как разбузившегося ребёнка, он спустил  облитого пивом Николаева на землю. Тот воздушно-капельным путём маленько захмелел и оттого ругался тише и разборчивее, больше напирая на то, что Уазик испортили. «Да разве ж мне заплатить жалко»!- смеялся Змей: «Бери в уплату хоть тройку мою. Садись, гражданин начальничек. На тебе кнут верчёный, хлещи коней что есть силы и поезжай с Богом. Езжай прямо в прокуратуру, нигде не останавливайся, отдай пакет вот этот прокурору прямо в руки, и, помяни моё слово, из сержантов враз капитаном станешь! И не благодари меня, езжай»! 
Ошалевший от этих его слов Николаев мигом забрался на телегу и хлестнул коней. Кони , ожёгшись ударом вожжей, дёрнулись, да все не в лад.. Чёрные хотели бежать  вперёд, но коренник упрямо с места не двигался, зло бил копытом и, обернувшись к сержанту, судорожно шевелил челюстью, будто сказать что силился. Микромента это не смутило, ему на плечах мерещились капитанские погоны, и он  хлестал упрямого коня снова и снова, пока тройка не рванулась с места  и, расплёскивая лужи,  не понеслась вдаль по Ленинской. 
У подъезда прокуратуры сержант лихо осадил коней, закинул вожжи на оставшуюся с допрежних дней, когда в доме этом помещалось уездное Дворянское собрание, каменную коновязь, взбежал на крыльцо  и, проскочив мимо возмущённой секретарши, вручил пакет прокурору. Тот, чая важных вестей,  открыл пакет, достал оттуда мятые бумажки и начал читать. По мере чтения лицо его принимало всё более удивлённое выражение. «Надо же, сам сознаётся.  Так не бывает»,- прошептал он.
  На улице тревожно закричали: «Кони! Кони»! Николаев высунулся в открытое окно и, роняя горшки с геранями, чуть сам не вывалился через подоконник от изумления, увидав, что тройка его порвала упряжь и пытается убежать. На ходу телега обернулась Мерседесом цвета металлик, пристяжные – поджарыми кавказцами в дорогих костюмах, а коренник – коренник был знаком всему городу. Посреди проезжей части, высоко поднимая колени и пытаясь заржать, бежал начальник уголовного розыска майор милиции Рванов Сергей  Валентинович. Лихо, под гиканье и свист толпы, тройка пролетела мимо развороченного ларька и скрылась из глаз.
 Куда подевался Мерседес и бывшие лошади, толпа не разглядела, потому как в эти минуты над городом, рассекая облака, вознёсся трёхглавый змей с пассажирами на борту.
Пролетая над хлебозаводом, Сергей вышеописанное чудо наблюдал и поинтересовался, что собственно означает превращение коней и телеги в мента, кавказцев и иномарку.  «Это значит, командёр»,- отвечал ему,  молчавший до сей поры водяной, доставая кисет и тщательно сворачивая цигарку: «Что идём мы вчера  с Амзуком Горынычем по дороге и видим, машина стоит. Мы подошли, вежливо дорогу спросили, «верно  ли к вашему городу идём, люди добрые?».  А люди то, глядим, вовсе и недобрые. Сидят они в своём Мерседесе и дело чёрное вершат. Майор оружие чеченам продаёт. Как мы подошли, они деньги считали. Разозлились на нас, оружие похватали и говорят, «идите отсюда, пока целы». 
Поглядел я, как они стволами передо мной машут, стараются, и говорю им вежливо  и  званию моему пристойно: «Извините меня, граждане бандиты, Родины враги,  но мы не пойдём, а лучше поедем».  Запряг я их, и поехали мы сюда со всем удовольствием.  Майор же с перепугу сознанку чистосердечную  на семи листах написал, как увидал, что на ногах копыта отрастают. Теперь прокурор её, знать, уже  читает».
 «А куда мы летим»»?- спросил обеспокоенно Сергей: «Мне на работу нужно».  «Какая работа»!- возмутился Амзук Горыныч, от возмущения чуть не врезавшись в блеснувшую золочёным крестом колокольню: «Я тебя зря, что ли, три месяца по всей России ищу?! Такие дела начинаются. Нам воевода позарез нужен». 
«Да какой я теперь воевода! Чему в училище учили, давно за мирной жизнью позабыл, да и семья теперь у меня. Семью кормить нужно». «Какие проблемы, зёма»!- весело кричал Амзук Горыныч, и галки в панике разлетались в стороны: «Прокормим твою семью, не беспокойся! Майор так спешил лошадью обернуться, что мешок закуски позабыл и чемоданчик с деньгами. Не наши, правда, деньги, зелёные какие то, но, говорят, теперь всякие  в ходу».  «А колбаса краковская есть там»?- поинтересовался Перевалов.  «Есть, какой только нет! Вот спиртное было, его, извини, мы под разговор выпили»,- смеялся Змей: «Пролетать над твоим домом будем, кидай мешок с чемоданом на двор. А за знания не горюй. Там, куда мы летим, бомбу ядрёную ещё не изобрели и воюют в основном по старинке... 
 Мы летим в Тридесятое царство»!
Так и кончилась сказка.




Дорогие читатели!
Автору предлагаемых Вам текстов регулярно приходится отвечать на письма приблизительно такого содержания: "Я который год читаю забесплатно в сети ваши произведения( за невозможностью купить их в бумажном виде) и испытываю от того некоторый душевный дискомфорт. Заведите себе какую-нибудь платёжную штуковину, чтобы можно было хоть как то поощрить вас за полученные положительные эмоции, а то всё неправильно получается." Я долго на такие предложения отвечал вежливым отказом, но сейчас подумал, отчего я должен мешать добрым людям преодолевать их душевный дискомфорт? Тем более жизнь крестьянина отнюдь не богата. Так что, граждане, если кто случайно захочет поощрить мой скромный труд, бросьте копеечку на карточку Сбербанка 4276630010123357. На том и спасибо!