Кориолан, 4-7

АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ,
СЦЕНА СЕДЬМАЯ.

Лагерь в окрестностях Рима.

(Входят Авфидий  с ординарцем.)

АВФИДИЙ:
Ужель к нему безудержно стремятся?

ОРДИНАРЕЦ:
Не знаю, что за чары в нём таятся,
Но воину дороже пищи слово,
Оно ему, как месса богослова,
Забыв про вас, они идут за ним,
И этот дух ничем не укротим.

АВФИДИЙ:
Не вижу смысла Марцию мешать,
Иначе может дело пострадать.
Я вынужден надменность извинить.
Таков он есть – его не изменить.

ОРДИНАРЕЦ:
Желал бы я, чтоб ты мой полководец,
Не рухнул с дуба головой в колодец.
Ни войском не делись и ни мундиром,
Ты, либо он, быть должен командиром.

АВФИДИЙ:
Тебя отлично, воин, понимаю,
Но будет так, как я  предполагаю.
Расплата неминуемо придёт,
Она его в конце похода ждёт.
Он твёрдо верит и другим внушает,
Что Рим под пеплом мести закопает,
Один исход противнику возможен,
Когда он вынимает меч из ножен.
Однако, Завтра – главное скрывает,
Вот и посмотрим, кто хребет сломает.

ОРДИНАРЕЦ:
Ты думаешь, откроет Рим ворота?

АВФИДИЙ:
То – не моя, а Марция забота.
Врата любовь сенаторов откроет,
Ведь их не Рим, а шкура беспокоит.
Трибуны – не вожди,
Народ же – дышло,
Куда повёл его, туда и вышло.
Он, как скопа, захватит Рим-рыбёшку,
И, обглодав, оставит кости кошке.
Героем слыл, толпа им восхищалась,
Но от заслуг спина его сломалась.
Похоже, гордость, вспыльчивость сгубили,
Всё то, за что его всегда любили.
Он и в Сенате шлем свой не снимал,
Не словом убеждал, а воевал.
И римляне, устав от передряг,
Изгнали Марция, оставив на бобах.
Он сам свои заслуги промотал,
Когда о них на улицах кричал.
Народ дарует славу, а не мы.
Великие сильны, пока немы.
Как только нас с трибуны восхваляют,
В гроб славы гвоздь последний забивают.
Где сила полагается на силу,
Там роет человек себе могилу.
Иди же, Кай, иди скорей на Рим.
Мы в логове твоём тебя съедим!

(Уходят.)