3. Накануне славного царствования

                3. Накануне славного царствования.

        В годы царствования Елизаветы Петровны Иван Иванович
Бецкой оказался при дворе и к его армейскому чину подполковника добавился чин камергера, который по табелю о рангах соответствовал генерал-майорскому чину. Произошло это во многом, благодаря старшей единокровной его сестре, Анастасии Ивановне, принцессе Гессен Гомбургской, к которой благоволила Государыня.
        Случилось это в 1742 году, а спустя два года, в 1744-м, он вновь встретился со своей «парижской любовью» принцессой Иоганной-Елизаветой Гольштейн-Готторпской. Она привезла в Россию дочь Софию-Фредерику Ангальт-Цербстскую.
        Екатерина II в последствии рассказала в своих записках, что её мать Иоганна Елизавета «очень близко привязалась к супругам Гессен-Гомбургским и ещё более – к камергеру Бецкому».
        И прибавила: «Это очень не нравилось графине Румянцевой, маршалу Брюмеру и вообще всем».
        Здесь имеется в виду мать нашего знаменитого полководца Петра Александровича Румянцева, с которой у великой княгини Екатерины Алексеевны отношения складывались трудно.
        Дело в том, что Императрица Елизавета Петровна поручила Марии Андреевне Румянцевой заведовать «малым двором» великой княгини Екатерины Алексеевны ещё в бытность её принцессой Ангальт-Цербстской, то есть до крещения в православную веру. Румянцева регулярно представляла подробный отчёт Императрице обо всём происходящем.
       Екатерина II вспоминала в своих Записках, что при «малом дворе», где остерегались Румянцевой, заметили, сколь подозрительно она относится и к ней, и к её матери. Обратили внимание и на то, что даже во время маскарадов «у старой графини Румянцевой… частые беседы с Императрицей, и что последняя была очень холодна с матерью, и легко было догадаться, что Румянцева вооружала Императрицу против матери, и внушала ей ту злобу, которую сама питала …»
      Здесь надо добавить, что, несмотря на все достаточно хорошо памятные Екатерине II притеснения со стороны Румянцевой, несмотря на постоянные доклады, которая та делала Елизавете Петровне, она, став Императрицей, не только не вспоминала о том, не только простила графиню, но даже сделала её гофмейстериной.
       Конечно, в большой степени это было воздаянием за великие заслуги её сына, блистательного полководца Петра Александровича Румянцева-Задунайского. А по случаю Кучук-Кайнарджийского мирного договора, завершившего победоносную «Румянцевскую», как её назвали историки, войну, пожаловала орден Св. Екатерины.
      Между тем, Ивану Ивановичу Бецкому пришлось принимать важное решение относительно своих контактов при «малом дворе».
       Своим уникальным по тем временам воспитанием и отличным образованием Бецкой раздражал многих. Он прекрасно говорил на французском и немецком языках, хорошо разбирался в европейской литературе, имел обширные познания во многих науках. Пётр Фёдорович и Екатерина Алексеевна предпочитали его общество, обществу других, менее интересных придворных. Ведь «малый двор» сверх меры наводнён был немцами или так называемыми «немцами». Наверняка Бецкой опасался и того, что проницательная Румянцева раскроет его главную тайну – тайну отношений с матерью великой княгини, со всеми вытекающими из этих отношений последствиями.
         Графиня Румянцева слишком пристально наблюдала за отношениями Ивана Ивановича с Иоганной Елизаветой. В 1747 году Бецкой, хоть и оставался камергером, старался как можно реже бывать при «малом дворе», а потом и вовсе отправился в путешествие за границу.
        Впрочем, вскоре после бракосочетания наследника престола Петра Фёдоровича с Екатериной Алексеевной, «малому двору» удалось освободиться от опеки Румянцевой.
        Путешествие Бецкого продолжалось около 15 лет. Время даром Иван Иванович не терял, продолжал образование, общался с передовыми (с  точки зрения разрушительности государственности) людьми того времени, выпестовавшими моральные основы великой в своей кровавости и бесстыдности французской революции. В то же время, он познакомился с различными воспитательными теориями. В последующем это пригодилось. Ведь изучение чьего бы то ни было опыта, пусть даже и вредного, порой оборачивается созданием своей уже теории, полезной и необходимой. Словом, как он сам вспоминал впоследствии, ехал, чтобы «ничего не пропустить из пространной живой книги природы и всего виденного, выразительнее всяких книг научающей почерпнуть все важные сведения к большому образованию сердца и ума».
      Почему же Бецкой всё-таки решил отправиться в путешествие? Что это было за путешествие? На этот вопрос помогут ответить некоторые, не слишком афишируемые сведения о том, чем занимался в шведском плену его отец Иван Романович Трубецкой. Постепенно, за 18 лет пребывания в Швеции, он сумел завести важные связи и, будучи человеком обаятельным, интересным собеседником, приятным в общении, сделаться чем-то вроде резидента русской разведки.
        Ну а сын? Не пошёл ли он по стопам отца, ведь недаром почти постоянно был рядом и, не прерывая службы в чине генеральс-адъютанта, одновременно служил и по дипломатической части. А ведь хорошо известно, что человек, однажды соединивший свою судьбу с деятельностью спецслужб, как правило, остаётся в рядах спецслужб навсегда. Быть может, отец способствовал отправке Иван Ивановича в эту поездку не ради самой поездки, не ради образования и тем более не ради развлечений? Мы не можем исключить и такого поворота дел. С этой точки зрения объясним и отъезд Бецкого за границу в более поздние времена.
     Был и ещё один момент, который нельзя сбрасывать со счёта. Престо Русских Царей был в ту пору очень непрочен. Известно о нескольких заговорах против Императрицы Елизаветы. А тут ещё и наследник престола, выбранный ею, весьма сомнителен. Да и выбор Императрицей невесты не всех устраивал.
       Наверняка не укрылось от глаз тех, кому такая информация нужна, каковы отношения между Бецким и матерью новоиспечённой великой княгини. Старая любовь не забывается. От пристального заинтересованного взора отношения с любимой женщиной, путь и любимой в прошлом, скрыть трудно.
      Между тем, постоянно тревожил всех вопрос о престолонаследии. Уже проскальзывали сведения о том, что великий князь Пётр Фёдорович неспособен иметь детей.
        Живя в России, Бецкому сложно было скрыть отцовские чувства к дочери, положение которой при дворе осложнялось год от года. Да и Екатерине нелегко было бы скрывать дочерние чувства, особенно в период, когда её буквально душило одиночество.
        Ну а информация о том, что Екатерина Алексеевна вовсе не дочь своего официального отца, а дочь сына русского князя, да к тому же сына незаконнорожденного, могла вызвать целую бурю негодований и позволила бы планировать самые различные политические ходы с целью ослабления России.
       15 лет о Бецком на официальном уровне не вспоминали. И вдруг последовал вызов в Петербург. Это случилось в начале царствования Императора Петра III. Но прибыл Бецкой в Петербург не сразу, а лишь весной 1762 года. Император Пётр III произвёл его в генерал-поручики, поскольку его чин камергера был равен генерал-майорскому, и назначил главным директором канцелярии строений.
         Кстати, отец Бецкого, вскоре после возвращения из шведского плена тоже получил чин генерал-поручика.
         Борис Алмазов в материале «Екатерина Великая – русская?» рассказал:
         «Возвращаясь из Москвы в Петербург, после коронации, И.И. Бецкой ехал в третьей за государями карете – знак говорящий положении ближайшем к престолу».
         Здесь автор не указывает, после какой коронации, хотя из текста можно понять, что он имеет в виду коронацию Петра Третьего. Но в других материалах на это указывается прямо: после коронации Петра Третьего. И опять же уточнено – «в третьей за государями карете». Но ведь Пётр Третий так и не успел короноваться. Тут авторы явно напутали. Вернее, напутал кто-то один, а остальные добросовестно переписали.
        Полагаю, что факт такой имел место. С какого-то торжества Бецкой, видимо, действительно возвращался в карете, которая следовала за каретами первых лиц России. Возможно, даже это случилось после коронации самой Екатерины Алексеевны. Но никак не Петра Третьего. Несмотря на то, что даже Фридрих через своих дипломатов торопил Петра Фёдоровича с этим важным обрядом, тот не спешил, видимо презирая вкупе с другими и эту русскую традицию. Не спешил, да так и не успел короноваться.
       В апреле 1762 года Екатерине Алексеевне подошёл срок родить ребёнка от Григория Орлова. Вспомним недавно показанный по второму каналу телевидения сериал «Великая». Вспомним, как представлены там события, связанные с родами, скрыть которые было невозможно, а реакция Петра III, теперь уже не великого князя, зависимого от Императрицы Елизаветы Петровны, а полновластного правителя, была вполне предсказуемой.
       В кинофильме показано, что Екатерину Алексеевну спас вымышленный герой фильма Залесский, который, зная, как любил Пётр Фёдорович наблюдать за городскими пожарами, пожертвовал своим домом. Он срочно увёз семью в безопасное место и поджог дом. Казалось бы, удачные сюжетный ход авторов фильма. Но это не так. На самом деле это вовсе не вымысел. Просто авторы изменили фамилию героя.
        У Екатерины Алексеевны был верный и надёжный гардеробмейстер Василий Шкурин. Он-то и запалил свой дом в самые критические часы, когда скрыть роды во дворце по вполне понятным причинам, им сопутствующим, было невозможно. Ну и поспешил сообщить о пожаре Императору, ну а тот, забрав с собой свиту, бросился любоваться зрелищем.
       Едва ребёнок родился, его тут же увёз из дворца Шкурин. Случившееся каким-то чудом удалось скрыть от Императора.
       Пётр Майков так рассказывает о детстве и юности мальчика:
       «Молодой человек, известный со временем под именем Алексея Григорьевича Бобринского, отцом которого был князь Григорий Григорьевич Орлов, родился 11 апреля 1762 года и немедленно по рождении был отдан Императрицею Екатериной на воспитание её гардеробмейстеру Василию Григорьевичу Шкурину, у которого и проживал вместе с его сыновьями до
1775 года.
      По словам Бобрищевой Пушкиной, с разрешения Императрицы этот ребёнок, считавшийся сыном Шкурина, был отправлен учиться за границу вместе с двумя сыновьями последнего и с двумя сыновьями А.В. Олсуфьева, а также двумя сыновьями Зиновьева».
       Генерал-майор Николай Николаевич Зиновьев был назначен Императрицей Екатериной комендантом Петропавловской крепости. С его сыновьями, а главное, с дочерью, красавицей Зинаидой Николаевной, мы ещё встретимся в повествовании, посвящённом любовной драме отца Алексея Бобринского – Григория Григорьевича Орлова…

       Ну а теперь пора коснуться событий дальнейших. 28 июня 1762 года произошёл переворот, в результате которого на престол взошла Екатерина Алексеевна.
        Иван Иванович Бецкой, возможно, и не подозревал о заговоре, поскольку Екатерина Алексеевна просто не хотела подвергать его риску, ведь она наверняка планировала поручить ему весьма важное семейное дело. Но об этом несколько позже.
      А пока, уже вскоре после переворота, Императрицы привлекла Ивана Ивановича к деятельности по совершенствованию образования и воспитания в России.
      В Википедии сообщается:
     «Указом 3 марта 1763 года на него было возложено управление, а в 1764 он был назначен президентом Академии художеств, при которой он устроил воспитательное училище. 1 сентября 1763 года был обнародован манифест об учреждении московского воспитательного дома по плану, составленному, согласно одним данным, самим Бецким, согласно другим – профессором Московского университета А. А. Барсовым, по указаниям Бецкого. По мысли Бецкого, в Петербурге было открыто «воспитательное общество благородных девиц» (впоследствии Смольный институт), вверенное его главному попечению и руководству».
       Но важнейшее дело было ещё впереди…
       7 мая 1765 года мая состоялся Указ Императрицы:
       «Понеже Мы вознамерились Шляхетный Кадетский Сухопутный корпус под Нашим собственным распоряжением учредить на таком основании, чтобы при производимом в нём обучении благородного юношества ближайшее соответствовало воспитание оного с тем намерением, для которого сие училище в Империи установлено, то Мы для того определили к сему делу наших генерал-поручика Бецкого и генерал-майора Философова. А между тем до будущего о сём корпусе впредь определения повелеваем оному быть под Нашим единственным ведением и принимать по сему делу словесные Наши указы от них Бецкого и Философова…»