Страсти по дивану

Преамбула.
------------

Несколько листов машинописного текста, напечатанного на портативной машинке «ремингтон» через два интервала, покрытых пылью, с присохшей кое-где к желтоватой бумаге крупной рыбьей чешуёй, нашёл во время генеральной уборки домовой Трифон.

Листы были скреплены ржавой скрепкой и валялись под диваном-транслятором в лаборатории Витьки Корнеева.

Малый обслуживающий персонал, в просторечии МОП, был вышколен и выучен самим заместителем директора по административно-хозяйственной части Модестом Матвеевичем Камноедовым, а потому, как было приказано, сразу передал найденный им документ в Первый отдел.

Такие отделы были в каждой организации, имеющей отношение к счастью человеческому или имеющей печатную, или, тьфу-тьфу через левое плечо, множительную технику.

В нашем Институте такой отдел тоже имелся.

Располагался Первый отдел, как ему и положено, на первом этаже, справа от парадной лестницы, если подниматься по ней из вестибюля.

Но кто по ней ходит, по этой лестнице?

На моей памяти лестницей пользовались всего один раз, когда институт посетил полковник Жан-Бодель Бокасса.

Полковник был хорошим другом Кристобаля Хозевича Хунты, заведующего в нашем Институте отделом Смысла Жизни.

Полковник был великим специалистом в своём деле и, по совместительству, был императором Центральной Африканской Империи.

Кристобаль Хозевич тоже был великим специалистом в своём деле, но успел понять раньше.

И где теперь тот император? И где теперь та империя?

А завотделом Хунта – уважаемый специалист, работающий в солидном НИИ.

Так, вот…

По парадной лестнице в обычные дни ходили лишь дежурные по Институту, да инженеры из отдела Технического Обслуживания, для приведения в чувство социальной ответственности максвелловских демонов Вход и Выход.

Демоны содержались в наполненной сжатым аргоном швейцарской - снятой с эксплуатации и спущенной с орбиты станции “Салют”.

Поговаривали, что в Первом отделе хранятся досье на каждого сотрудника Института со сведениями о всех его предках, начиная с пещерных времён.

Руководил Первым отделом ещё один хороший друг Кристобаля Хозевича Хунты.

Хунта прилюдно называл начальника Первого отдела то Максимом Максимовичем, то Максом Отто, то Всеволодом Владимировичем, то Вячеславом Васильевичем.

Когда-то, где-то, они - то ли служили в одном ведомстве, то ли, наоборот.

Поговаривали, что в кабинете у Хунты стоит чучело их общего знакомого по тогдашней работе – оберштурмбаннфюрера, в полной парадной форме, в фуражке, с кинжалом, с наградами и нашивками, с чёрной узкой повязкой на левой глазнице.

С начальником Первого отдела я общался только два раза.

Первый раз – когда я подавал Всеволоду Владимировичу документы о приёме на работу в Институт.

Второй раз – когда Максим Максимович вызвал меня, в качестве технического специалиста, к себе в отдел на испытание полиграфа.

Мне Макс Отто импонировал своим умным и, что одновременно бывает крайне редко, добрым лицом, умением не перебивая слушать собеседника, вдумчивой манерой общения.

В тот день, когда домовой Трифон передал Вячеславу Васильевичу найденный им под диваном документ, ни меня, ни Витьки Корнеева, в пределах досягаемости обычными средствами связи не было.

Мы, все трое, вместе с Эдиком Амперяном, были в местной командировке, на 76-м этаже Института, в старинном городе Тьмускорпиони, где в давние времена была организована Колония Необъяснённых Явлений, ныне получившая статус Государственной.

Так что, прочитать сей любопытный документ мне довелось значительно позже и при обстоятельствах, исключающих всякую альтернативу.

Амбула.
-----------

Вот что было напечатано на найденных под диваном-транслятором листочках.

Тому, кто найдёт эту записку.

Прекрасно осознавая всю меру ответственности за свой поступок, а также возможные катастрофические последствия…

Впрочем, как-то и не представляю ничего хуже…

Нет, так не пойдёт. Попробую по порядку…

Ещё весной я совершенно случайно попал на семинар к абсолютникам.

Помнится, в этот день у нас в лаборатории лопнул перегонный куб.

Пришлось его виртуально чинить, так как опыт у нас ставился на сто часов и прерывать его ни в коем случае нельзя.

Я произвёл акустическое воздействие, попросту говоря, произнёс обычное заклинание соединения частей в целое, взятое из инструкции по сборке LEGO.

Инструкция была написана по-шведски, так что я синхронно переводил с листа на арамейский.

Потом пришлось подождать, пока не убедились, что в кубе нет протечек.

Протечек не было.

Так... Подкапывало тут и там, по мелочам, но в органической алхимии без этого не обойтись.

Грамм-моль сюда, грамм-моль туда…

Правильно организованная сольватация всё спишет в конце опыта!

Закончили возиться с кубом, глянул я на часы: без пяти двенадцать.

Эх, раз понедельник начинается в субботу, то и обед начнётся в полдень!

И пошёл я в столовую. Народу там никого не было. Я не спеша пообедал.

На первое взял окрошку, на второе – макароны с сосиской, а на третье – ягодный кисель.

На обратном пути из столовой в отдел, моё внимание привлек гул возбуждённых голосов из полуоткрытой двери малого конференц-зала.

Я заглянул в зал.

На экспозиционном стенде стояла некая конструкция, отсюда, от двери, напоминавшая мопед, но только без колёс.

В седле этого недомопеда устраивался Сашка Привалов, а магистр Седловой что-то втолковывал ему, поочерёдно указывая пальцем на детали машины.

Тут и я разглядел надпись на большом листе ватмане, прикнопленном к переносной грифельной доске, стоящей рядом:

“Осуществимость машины времени для передвижения во временных пространствах, сконструированных искусственно”.

Что было дальше, вы знаете из забавной книжицы АБС, в которой содержится полным-полно неточностей.

Но в случае с путешествием Саши Привалова в описываемое будущее, они, то есть АБС, были близки к реальности.

Я знаю об этом, потому что Сашка сам нам рассказывал о своих приключениях во время путешествия в будущее, а потом читал пересказ в книжке АБС.

Что касается Привалова, то это очень хороший, простодушный и не умеющий врать человек.

К тому же, он мой друг, а друзьям принято верить безоговорочно.

Его рассказ поразил меня.

С детства я люблю фантастику.

Перечитал все книжки наших писателей-фантастов.

Даже выучился, с помощью учебника Бонка, читать по-английски.

Фёдор Симеонович Киврин разрешил мне пользоваться своей обширной библиотекой.

Поговаривают, что самые интересные книжки, те что из Либереи царя Иоанна Васильевича, более известного широкой публике по прозвищу Грозный, Фёдор Симеонович держит во втором ряду верхних полок своего огромного книжного шкафа, сделанного из карельской берёзы.

Может быть, может быть…

До сих пор мне вполне хватало книжек Бредбери и Азимова, которые он мне давал почитать.

Огромное любопытство охватило меня после путешествия Саши Привалова в описываемое будущее.

Ведь с помощью машины времени Луи Седлового, я мог узнать содержание ещё не написанных фантастами романов и повестей!

Как вы знаете, из описываемого будущего Сашка вернулся без машины времени,
ввиду её поломки - что-то там приключилось с полиходовой темпоральной передачей.

Через Фёдора Симеоновича, который приватно переговорил с завотделом магистром-академиком, всея Белыя, Черныя и Серыя магии, многознатцем  Морисом-Иоганном-Лаврентием Пупковым-Задним, я узнал, что у Седлового почти готова вторая машина времени, с усовершенствованной темпоральной передачей, с форсированным времясместителем и трансцендентным сцеплением с реальностью.

И эту машину он как раз отлаживает.

Почти всё у него готово, осталось только произвести поверки параллаксёров ручного тормоза и отъюстировать рулевое тайм-управление.

Мне захотелось отправиться в описываемое будущее ещё и потому, что мы опять поссорились с Майкой.

На этот раз, похоже, очень серьёзно поссорились…

И надолго, если не навсегда.

"Всю зиму у неё цвели орхидеи. Они пахли самым лучшим запахом, какой я только мог выдумать…" (*)

А, она сказала мне, что предпочитает людей, занятых конкретными мужскими делами.

Людей не слова, пусть и магического, но людей дела.

Таких, например, как космонавты, геологи, лётчики, моряки.

А я был обыкновенным магистром.

Расставание проверяет чувства.

Есть возможность проверить слова: -Я без тебя не могу прожить и дня…

Тут, как раз, подвернулась командировка в Колонию Необъясненных Явлений.

В поездку на 76-й этаж я отправил вместо себя дубля.

В прошлом году, в Висконсинском университете, на факультете Сверхъестественных Явлений сотворили дубля на входящем в моду углеродном волокне.

Я тоже немного поколдовал с аналогичной матрицей, используя заклинания Сборки из Брюсова Вокабулярия.

Дубль получился просто супер!

Даже фотографию на пропуске не стал рвать, а воспринял с достоинством.

Вручил я дублю папку с заявкой на Клопа-Говоруна, пожал руку на прощание, пожелал вернуться живым.

В ответ дубль сделал мне ручкой.

Смешавшись с толпой провожающих, я проследил как за ним и Сашкой Приваловым с лязгом захлопнулась сетчатая металлическая дверь шахты лифта.

Было видно, как дубль нажал кнопку на щитке, и кабина взмыла вверх.

Я сделался невидимым и стараясь не попадаться на пути нашим Ведущим Магам, от проницательного взора которых всё равно не скроешься в рабочее время, пошёл к себе в лабораторию.

До конца рабочего дня оставалось несколько часов.

После ремонта перегонный куб работал как новенький, выдавая каждые полчаса по бутылке гореутолителя.

Я смешал себе коктейль, добавив к гореутолителю  минеральной воды “Нафтуся”,  из расчёта фифти-фифти на стакан, и выпил.

После прошлогодней серии опытов по превращению минеральной воды в живую, остался целый штабель ящиков с бутылками, он стоял у входа в лабораторию и за него все цеплялись рукавами.

Воду пили сотрудники лаборатории.

Воду наливали посетителям.

Пустые бутылки перед календарными праздниками собирали в авоськи и несли сдавать на приёмный пункт стеклотары.

На вырученные деньги творили шампанское.

Я так и просидел в состоянии невидимости в углу лаборатории до шести вечера.

Немного почитал Уоррена. Есть там, у него, зверюга-политик Вилли Старк...

Потом, взял 9-й том БСФ, Азимов, “Конец Вечности”. Обожаю!

Зачитался так, что пришёл в себя, когда кикимора-уборщица начала греметь вёдрами и швабрами в коридоре.

Поставил книжки на полку, хлебнул для бодрости ещё стакан гореутолителя, подошёл к лабораторной раковине и просочился по канализации в мастерскую Седлового.

У них все уже разошлись по домам, а потому я, не тратя времени даром, стащил с машины времени брезентовый чехол и ещё раз осмотрел машину.

Вроде все детали были на месте.

Я попинал станину ногой и уселся на сухо скрипнувшее под моей тяжестью кожаное седло.

Затем я повернул рычажок-“бабочку” на выносе руля в положение “вкл”, выжал сцепление с реальностью, осторожно повернув рукоятку газа и аккуратнейшим образом отпустил сцепление.

Машина резко дёрнулась, я тут же добавил газу.

Оборудование и мебель в мастерской исчезли.

Вместо них в сером тумане мимо поплыли какие-то стрельчатые конструкции и стеклянные плоскости небоскрёбов.

"Краем глаза я смутно видел вокруг какие-то роскошные призрачные строения, мутно-зелёные равнины и холодное, негреющее светило в сером тумане неподалёку от зенита." (*)

Иногда по сторонам появлялись огромные бетонные постаменты, на которых возвышались уходящие по пояс в низкие облака бронзовые и титановые статуи каких-то людей в военной форме или в гражданской одежде.

Иногда, эти люди не стояли, а сидели в сёдлах.

Сёдла крепились к спинам различных животных.

Поскольку большую часть статуй скрывали облака, понять, какие-это животные было несколько затруднительно.

Но, по строению ног, копыт и гениталий я узнал лошадей, дромадеров, слонов.

Несколько раз, это были явно ящеры.

Что-то, типа трицератопсов и кетцалькоатлей.

Машину немного вело в разные стороны.

Я сначала не разобрался, почему машина оказывается то в институте геронтологии, то в цехе какого-то завода.

Потом до меня дошло, что Седловой не успел отъюстировать рулевое тайм-управление, отчего машину заносит в произведения фантастики ближнего прицела.

Сколько в секции Фантастики Союза Писателей членов? То-то, много.

А книжки скольких авторов читатели читают? То-то, совсем немногих.

Меня всегда поражала мысль, что каждый год из стен Литинститута выходит целый пехотный манипул дипломированных писателей, а читать-то, по-хорошему, нечего.

В соответствии с вышесказанным, призрачный мир вокруг меня был наполнен множеством сооружений, сложных наземных машин, летательных аппаратов странных конструкций и не менее странных людей.

Несомненно, это были плоды фантазии бесчисленной когорты писателей, фамилии которых остались лишь в памяти немногих фанатиков и историков жанра.

Между тем, машина упорно поглощала воображаемо-внепространственный континуум в полном соответствии с последней версией прошивки доктора Липпольда Хакена.

Мимо меня пронеслись миры, о которых рассказал Саша Привалов.

Я даже не притормаживал возле них.

Меня немного смущало, что многочисленные трубы заводов и фабрик, ранее изрыгающие вверх бодрые султаны производственного дыма, вдруг перестали этим заниматься.

Может быть у них тут какой-то праздник отмечают?

Внезапно из достопамятного Пантеона-Рефрижератора вырвался столб дыма и обломков.
Это было так неожиданно, что я сперва подумал, что ошибся, спутав этот взрыв с взрывами с Той стороны Железной Стены.

Но при взгляде в Ту сторону, обнаружилось, что Стены больше нет.

На том месте, где она раньше стояла,  какие-то люди суетливо разбирали остатки стены.

А рядом с маленьким белым домиком под большим плакатом с надписью:

Willkommen in der Museum der "Checkpoint Charlie”

другие люди бойко торговали кусочками стены, продавая их в качестве сувениров толпе явно западных туристов.

Я резко нажал на тормоз. Машина взбрыкнула.

Сила исторической инерции сработала в полном соответствии с теорией Самюэля Франка.

Я вылетел из седла и с чувством потрясения шмякнулся на резинобетон рядом с поребриком.

Мимо меня пробежала толпа полуодетых граждан, с криками: -Террористы, твою тьма!

Навстречу им, завывая сиренами, по тротуару проехало несколько автомобилей, среди которых я опознал пожарную автоцистерну и выдвижную лестницу на автошасси.

На бортах остальных машин я в ужасе прочитал полузабытое слово ПОЛИЦИЯ.

По путешествию Саши Привалова, я помнил, как странно одеты обитатели описываемого будущего.

“Некоторые авторы имеют обыкновение писать что-нибудь вроде «дверь отворилась, и на пороге появился стройный мускулистый человек в мохнатой кепке и тёмных очках.” (*)

В моём путешествии поражало количество мордатых мужчин крепкого телосложения, одетых только в тесноватые малиновые пиджаки.

Ещё там были женщины, на телах которых, кроме сверкающих колье, колец и браслетов, ничего не было.

Зато у всех у них были отличные причёски, отлично нанесённый макияж и туфли на высоких каблуках-шпильках.

Легковых машин явно прибавилось.

Все они были неизвестных мне марок, ярких расцветок.

Они никуда не ехали, а стояли бампер к бамперу на проезжей части в обе стороны, изрыгая ядовитые клубы выхлопов плохо прогоревшего ароматизированного бензина и громко гудя клаксонами.

Иногда, между водителями машин возникали споры на тему “уступи дорогу, козёл”, переходящие в рукопашный бой со стрельбой из оружия карманной носки.

Многочисленные белые фургоны службы “03”, спешащие на вызовы, вынуждены были прокладывать путь по тротуарам, заполненным, несмотря на рабочий день, явно праздношатающейся публикой.

В конце проспекта виднелось широкое и высокое здание с белым фасадом и квадратной башенкой на крыше, по которому вели беглый огонь несколько танков с плоскими башнями и большими, даже на расстоянии, пушками.

Верхние этажи белого дома весело горели, выбрасывая в небо столбы чёрного дыма.
Я затравленно оглянулся по сторонам.

На огромной растяжке между столбами болтался плакат с изображением девицы с накрашенным, застывшим кукольным лицом, и надписью большими буквами:

ПЕВИЦА, КОТОРУЮ ВЫ ЖДАЛИ!

Меня всего передёрнуло.

Оказывается, это её я ждал всю жизнь!

Я? Ждал? Её?

И тут я увидел знакомые мне магазин №2 и столовую №11.

Я подхватил машину времени под мышку, пробрался между капотами и багажниками автомобилей, приседая от страха при звуках выстрелов, и с огромным облегчением, обливаясь потом, вбежал на неширокую улицу.

“Улица, понижаясь, круто заворачивала направо, у поворота рядом с тротуаром торчал из земли ствол старинной чугунной пушки, дуло её было забито землёй и окурками. “ (*)

Я знал, что вдали улица заканчивается обрывом к реке.

На этой улице, между двумя угрюмыми кирпичными лабазами, стояло здание нашего Института.

Дверей в здании не было.

Прямо между двумя окнами имелась чугунная вывеска: МП НИИЧАВО.

Эм Пэ, в смысле чего?

Международный Полиментальный?

Морских Перевозок?

Я отошёл на противоположную сторону улицы и устроился в тени лабаза, прислонив к кирпичной стене машину времени.

Всё что я увидел, требовалось немедленно обдумать.

Что-то нехорошее произошло в описываемом будущем.

Почему, вдруг, авторы в своих произведениях начали сочинять такие пакости?

Почему, вдруг, исчезла Железная Стена?

То есть, я знал, что ей суждено было исчезнуть в далёком описываемом будущем.

Я читал роман Ивана Ефремова “Туманность Андромеды”.

Я читал повесть братьев Стругацких “Возвращение”.

Я свято верил в коммунистическое будущее нашей страны и всей планеты в целом.

Но, по братьям Стругацким, коммунизм должен наступить на всей Земле в 22-м веке, а Иван Ефремов отодвигал это событие ещё дальше.

Я мечтал добраться на машине времени именно в это описываемое будущее, но по пути встретился совершенно с другим будущим.

Что означают буквы МП на институтской вывеске?

Внезапно кое-что прояснилось.

На улицу из института выехал полугусеничный грузовик.

Лобовое стекло отбрасывало блики, и я не сразу разглядел сидящих в кабине.

Человек на водительском месте, оказался почему-то Саней Дроздом, нашим киномехаником.

Дрозд потянул на себя левый рычаг, разворачивая грузовик в сторону проспекта.

Тут я узнал и сидящего рядом с ним представительного мужчину в чёрной ермолке на голове, и в нечёсаной бороде на лице.

Это был никто иной, как профессор Выбегалло, собственной персоной.

В кузове грузовика были горой навалены аквавиметры, выпрямители, трансформаторы, мотки проводов и бронированного кабеля.

Для увеличения вместимости кузова грузовика, борта были наращены, установленными вертикально щитами Джян бен Джяна.

При повороте грузовик слегка занесло и через борт вылетел медный автоклав-самозапиральник.

Подскакивая по мостовой и весело бренча, он подкатился прямо к моим ногам.

-Ты, эта, кет ситуасьон! Тормозни, мон шер, тебе говорят! Не видишь, эта, значить? –сквозь рычание двигателя донесся до меня крик Выбегалло.

Саня Дрозд тормознул.

Выбегалло мотнуло вперёд, но в миллиметре от поверхности ветрового стекла, также резко, мотнуло назад.

Его голова так дёрнулась, что он даже закашлялся, продолжая выкрикивать: -Террорист! Меня угробить хочите? Я вас… Я вам…  Как директор института! Не имеете права! Меня коллектив выбрал!

Затем он резво выбрался из кабины на гусеницу, спрыгнул на землю и бросился подбирать автоклав у моих ног.

Сначала я хотел притвориться кирпичной кладкой, но потом воспитание в семье интеллигентов победило, и я вежливо поздоровался с профессором.

Тот поднял автоклав с земли и воззрился на меня так, как известный персонаж поговорки смотрел на новые ворота.

-Вы, эта, х-х, Хамперян, почему не на работе? Я тебя, воленс-ноленс, уволю по собственному желанию! Здесь, в нашем малом предприятии, вам не там! Общественность не позволит в рабочее время заниматься стоянием у стены!
Стоит тут как, этот, Хам Мункулус! Эт цетера, понимаешь! Я на вас Хамперян напишу докладную! Доступно? –произнеся эту тираду, Выбегалло потащил самозапиральник к грузовику.

С помощью Дрозда он закинул автоклав за щит, на стороне которого, обращённой ко мне, был изображён объятый пламенем реактивный самолёт странной конструкции, падающий с неба прямо на гористую местность.

После этого, Выбегалло скомандовал Дрозду: -Ко мне на дачу! Парле ву?

Саня Дрозд преданно посмотрел профессору в лицо, энергично кивнул головой, выражая полное подчинение.

-Яволь, герр профессор! Будет исполнено, Амвросий Амбруазович! -доложил Саня, по-фельдфебельски вытягиваясь во весь рост и выворачивая коленки назад.

Они взобрались в кабину и грузовик с лязгом укатил в сторону проспекта Мира.

-Эх, поговорить бы сейчас с ребятами! –подумал я.

-И встретиться бы с У-Янусом Полуэктовичем! Тьфу! У-Янус ничего не знает о прошлом… А именно там произошло событие о последствиях которого написали неизвестные авторы. Эти-то последствия, я видел собственными глазами…, -размышлял я, рассеянно поглядывая по сторонам.

На улице было пустынно. Только по центру мостовой со стороны реки двигалась стайка подростков, с лязгом гоня перед собой пустую консервную банку.

-Слышь, мужик! Дай закурить! –обратился ко мне самый щуплый из них.

Остальные подростки окружили меня полукругом с нехорошим интересом рассматривая мой горбатый нос.

Я прижался спиной к стене лабаза.

-А, ну, пошли отсюда, дефективные! Сейчас заберём! –раздался окрик из открытого окна подъехавшего автомобиля бело-синей раскраски, с мигающей красной лампой на крыше.

Подростки, засовывая руки в карманы штанов и бросая на ходу в мою сторону взгляды полные нехороших обещаний, прайдом двинулись вверх по улице.

А из машины вылезли капитан Сергиенко и сержант Ковалёв.

В руках у них я узрел предметы, название которых вспомнил по фотографиям в газетах о нелёгкой жизни трудящихся за рубежом.

Это были резиновые дубинки, которыми зарубежные полицейские зверски дубасили рабочих и студентов на демонстрациях.

Впрочем, на Сергиенко с Ковалёвым обнаружилась новая форма обмундирования.

А когда Ковалёв повернулся, закрывая водительскую дверь машины, я с оторопью прочитал у него на спине надпись крупными буквами.

У меня в голове что-то натужно провернулось и застопорилось.

-Кто такой? Предъяви документы! –потребовал Сергиенко, протягивая в мою сторону руку ладонью вверху.

Я полез в нагрудный карман куртки и вытащил служебный пропуск.

Сергиенко поел глазами пропуск.

Особое внимание он, почему-то, уделил не лицевой, а обратной стороне пропуска.

-А, почему, паспорт не предъявляете, гражданин? Законов не знаете? Сейчас заберём в отделение, там будем разбираться, –угрюмо спросил капитан, поигрывая резиновой дубинкой.

Ковалёв, стоящий всё это время справа от капитана, вдруг вытащил из кобуры пистолет и направил его на меня.

-Товарищи полиционеры! –взмолился я.

-Паспорт дома забыл! А сам я, тут, напротив, работаю! У господина профессора Выбегалло в институте! Вышел пособить на погрузочных работах! –от волнения у меня перехватило дыхание.

Как ни странно, но мой ответ успокоил обоих.

Сергиенко вернул мне пропуск, а Ковалёв засунул пистолет обратно в кобуру.

-А…, -с непонятной интонацией протянул капитан.

-Это ваши тут в розыске числятся, -Сергиенко кивнул головой Ковалёву.

Сержант вытащил из планшета лист бумаги и тюбик с клеем, шагнул к стене.

Через секунду он отступил на шаг и, с видимым удовольствием на лице, оглядел криво приклеенный листок.

Я заглянул через его плечо.

На листке типографского изготовления имелись нечёткие фотографии лиц двоих человек, которых я смог опознать, лишь прочитав напечатанный под фотографиями текст.


СОЛОВЕЦКИМ ГОРОПО (городским отделением полиции) РАЗЫСКИВАЮТСЯ.
За дерзкое похищение 500 килограммов селёдочных голов разыскиваются опасные преступники А.И. Привалов и В.П. Корнеев, бывшие сотрудники МП НИИЧАВО.
Всем сообщившим о их местонахождении или оказавшим содействие в поимке и задержании преступников, обещана премия из специального антикриминального фонда мэра города Соловца, господина   Л. Ф. Вунюкова.

Полиция просит всех, кому что-либо известно о местонахождении разыскиваемых, сообщить по телефону 1-02.


Автомобиль давно увёз полицейских, а я всё стоял и шевеля губами вполголоса перечитывал листовку.

Надо было что-то срочно предпринимать.

“С крыши здания поднялась стая ворон и с карканьем закружилась над улицей. Я повернулся и пошёл назад, на площадь.” (*)

Рядом с трехэтажной громадой ЗАО “Солрыблизинг” я зашёл в бывшую чайную №16/27, несмотря на дневное время расцвеченную неоновыми надписями:

ПИВБАР БЕЛОМОРЬЕ ПО КОЛЕНО.

“В пивбаре было накурено до синевы.

Народу было очень много, пили не только пиво и разговаривали о вещах непонятных: что под Коробцом расстреляли дальнобойщиков и ехать теперь приходится в объезд; что пост ДПС уже неделю как с пятнадцатого километра убрали; что водка – дрянь, горит как бензин, а ни шиша не действует.

Пахло потом, водкой, застарелым куревом и кислым пивом.
 
Не занятые разговорами люди пристально разглядывали мою машину времени, и я радовался, что не оставил её у входа в пивную – точно, спёрли бы.

Я взял себе кружку пива и солёных сухариков.

Местных денег у меня не было. Подавальщица страшно удивилась, но всё же взяла у меня пять рублей одной бумажкой.
 
-Ходют, тут, нищеброды. Перепродам Абрамычу... Нумизмат, твою растак, – проворчала буфетчица.

Я устроился в укромном углу и принялся за пиво.

За соседним столиком сидели два молодых человека, похожих на портовых грузчиков, и поэтому сначала я на них внимания не обратил.

Так же, впрочем, как и они на меня. Но когда я допивал пиво, до меня долетело слово “диван».

Затем кто-то из них произнёс: “…А, типа, браток, тогда непонятно, типа, зачем он, вообще, нас подрядил, если у него, типа, там своя баба подводчица есть?”, и я стал слушать.
 
К сожалению, говорили они негромко, да и сидел я к ним спиной, так что слышно было плохо.

“…никаких делов, в натуре… только диван…, …фраеру ушастому..., …диван, глядь… шестнадцать тонн…, …маруха расколется при первом скачке…, …легче подорвать когти…, …на киче сидеть по понятиям..., …бритву навострю…, …не может он без дивана…”.

Тут за спиной задвигали стульями, я обернулся, но они уже шли к выходу – два здоровенных парня в спортивных костюмах с крутыми плечами и бритыми затылками.

Некоторое время я ещё видел их в окно, они перешли площадь, и сели в чёрный, стремительных обводов, автомобиль.
 
Автомобиль рявкнул клаксоном, распугивая полуголых прохожих, чуть не сбил на переходе бабку в чёрном платке с сумкой на колёсиках и умчался.

Я догрыз сухарики, и тоже вышел. Диван их, видите ли, волнует, думал я. То, что вокруг творится, их не волнует. То, что честных людей разыскивают, их не волнует.” (**)

Тут меня пронзила мысль: -А, ведь это очень символично, что в этом мире разыскивают честных людей!

Я вскочил в седло машины времени: повернул, отжал, нажал, отпустил…

Машина дала задний ход.

Вокруг уже появился знакомый туман.

Последним, кого я увидел в этом мире, был кот Василий.

Он вылез из кустов, посаженных около пивбара.

Был он, по-молодому худ и по-боевому зол.

Шкура на нём висела клоками, одно ухо у него было разорвано.

До меня донеслись его выкрики: -М-мя-я-у! Ну, держись, рыжий Ваучер! Я тебе откручу …

Оставалось только догадываться, что собирался открутить кот Василий коту с иностранной кличкой Ваучер.

Но я уже был далёк от описываемого будущего.

К тому же, при движении назад машина времени рыскала по сторонам, поэтому приходилось всё внимание уделять управлению.

Один раз меня занесло в описываемое будущее, где не по воде, а по земле, стреляя из всех орудий главного калибра, на меня на полных парах нёсся настоящий линкор.

Стоял он на множестве гусениц и производил при движении оглушительный грохот.

Я припомнил, что читал подобную фигню у Казанцева.

Тем не менее, пришлось оттуда выворачивать.

За этими делами я не заметил, как вновь очутился в мастерской Седлового.

Я выключил двигатель и, буквально, сполз в изнеможении с машины на пол.

Немного отдохнув, я просочился по канализации к себе в лабораторию.

Первым делом, я маханул два стакана гореутолителя.

Потом произнёс заклинание и, подложив руки под голову, вытянулся в воздухе посреди лаборатории, покачиваясь на луче лунного света, пробившегося внутрь сквозь дырку в шторе на окне.

Я обдумал виденное мною в путешествии на машине Седлового.

Сейчас на передний план моих размышлений выползла одна мысль.

Примем за постулат, что виденное мною действительно является описываемым будущим.

В этом будущем я видел свой Институт и кое-кого из нашего Института.

Это должно означать только одно – кто-то написал о нашем Институте, допустим повесть.

Я догадывался, кто это мог быть - те самые братья-писатели, которые давали свою книгу Саше Привалову на рецензию.

Помнится, были в их повести три главы…

И тут стало мне так странно…

Вдруг понял я, что тот мир, который я считаю настоящим, в котором живу я и мои друзья; мир в котором существует НИИЧАВО АН СССР, это, тоже, кем-то придуманный мир.

В моём воображении появилось какое-то существо, аморфное, не имеющее пола, совести, чести, добра.

Это существо имеет множество непроизносимых вслух имён.

Это существо невидимо, но присутствие его ощутимо.

Это существо выдумывает всякие пакости, становящиеся в описываемом будущем реальностью для миллионов людей.
 
Я уже не лежал в воздухе, а стоял посередине лаборатории, в такт мыслям размахивая сжатыми кулаками.

Вот что я сделаю...

В Витькиной лаборатории стоит диван-транслятор.

Он является генератором М-поля, превращающего реальность в действительность сказочную.

Когда-то, во тьме веков его придумал и собрал собственными руками учёный Бен Бецалель.

Я задумал изменить в трансляторе направление вектора-магистатума.

Изменив направление вектора, я смогу превратить наш сказочный мир в реальность.

Мир, в котором понедельник начинается в субботу.

“Мы изобразили мир, каким мечтаем его видеть, мир, в котором мы хотели бы жить и работать, мир, для которого мы стараемся жить и работать сейчас.” (***)

Так написали братья-писатели в предисловии к повести “Возвращение”.

Я напишу о том, что я видел в путешествии.

Я напишу то, о чём думал по этому поводу.

А, потом, я пойду и изменю направление вектора-магистатума.


Постамбула.
-------------

Конечно, мы догадались кто автор записок найденных под диваном.

Я не знаю, что конкретно произошло в лаборатории Корнеева.

Как не знают этого и другие.

Настоящего Эдика никто больше не видел.

С нами остался его дубль.

Он, конечно, супер…

В командировке мы не заметили подмены.

Но вот потом, когда настоящий Эдик исчез…

И теперь мы точно знаем, о чьей безвременной кончине нам поведал попугай Фотон.

Удалось ли Эдику изменить направление вектора-магистатума?

Ясно только одно – Эдик влез в схему транслятора и произвёл какое-то воздействие с помощью его М-поля.

После этого воздействия диван утратил свойства прибора и превратился в обыкновенный диван.

Сейчас диван стоит в Изнакурнож, дом 13, на улице Лукоморье.

Стоит он в той же комнате, в запаснике, где я его увидел в первый раз по приезду в Соловец.

Диван мягкий, полуторный, инвентарный номер одиннадцать двадцать три, разбазариванию не подлежит.

Позже мы узнаем, изменил ли Эдик направление вектора-магистатума.

Но это будет уже совсем-совсем другая история.

=====================================

(*)(**)(***) - этими знаками помечены фрагменты из произведений АБС, которые по нашим представлениям необходимо было включить в рассказ в неизменной или изменённой форме.