Поздно

Егорова Людмила Николаевна - http://www.proza.ru/avtor/legora

    В палату районной больницы Семен Семенович поступил поздним вечером. Давление. Оно мучило его многие годы, а в последние пять больница стала ему как   дом родной – по 5-6 месяцев  в году вылеживал то здесь, то еще дальше возили,  в областную. А чем можно помочь, когда тебе за семьдесят? Молодых не всегда спасают…

   Мужчина привык к больничному быту, научился уходить в себя, отгораживаться от людей с их проблемами, болячками – свои извели. Он отворачивался к окну и в бессчетно который раз перелистывал жизнь. А о чем еще ему оставалось думать? Сегодняшнюю жизнь он понимал однозначно: страну пропили, разворовали, продались Америке  за  окорочка да жвачку и ничего хорошего нас уже не ждет, все лучшее осталось там, в прошлом.

   Жил Семен Семенович на полустанке. В длинном одноэтажном доме жили три семьи – он с женой, запойный мужик по кличке Дык с чудаковатой женой и вдовец Леха. Все они были  одногодки, все работали когда-то на железной дороге, а сейчас,  давно пенсионеры, доживали век кто как мог. Разговаривать с ними  Семен Семенович не любил – разговоры пустые, все больше о выпивке. Поэтому чаще всего сидел дома. А когда начинали раздражать стены и  зуд жены, шел за сараи в огород, где стояли ульи, под раскидистыми яблонями прятались банька да крохотная дачка, приспособленная под склад всякого ненужного добра, которое хоть и отслужило свое, а сжечь было жалко.

   Телевизор мучил его ежедневными страшными сводками новостей, еще более жуткими фильмами, где кровь лилась реками, а жизнь человека не стоила и гроша ломаного. Не приносило радости и остальное. Концерты, где по сцене скакали почти голые девки  и мужики, орущие порой такое, от чего хотелось запустить в телевизор табуретом. А игры, или как теперь называют, шоу? Семен Семенович  в смятении смотрел  на экран и думал: куда они делись – порядочность, приличия, скромность? О чем люди говорят? Что рассказывают? Над чем смеются?

    Не лучше дело обстояло и с газетами. Выписывал он районную да областную. И каждый раз, прочитав, давал себе слово не брать их в руки. Раньше в них все было понятно: сводки с ферм, полей, что-то строили, кто-то становился победителем в соревновании, люди делали понятные и нужные дела. Полезное. А сейчас? Все какие-то документы, решения, постановления, слова непонятные и незнакомые. А где жизнь?

   Жизнь. То, что она прошла, и прошла не так, как могла бы, терзало  его в последние годы невероятно. Может, он и болел непрерывно потому, что не  мог спокойно думать на эту тему. А другой  не было.

   Нет, если посмотреть, не вдаваясь в подробности, то все у него было нормально. Женился по любви на смуглой, похожей на цыганку, с непредсказуемым характером Насте. Дали им квартиру от железной дороги. Через год  дочка  родилась. Так и жили: дом – работа - дочка. В сарае скотина, птица. За сараем сад, огород. Раз в неделю ездили в райцентр за покупками. Не заметили, как повзрослела дочь, пришла пора выходить на пенсию. Время пролетело как скорый поезд мимо полустанка.

 О чем сожалеть? Вроде, все было  как надо. Но всю жизнь сидела в душе  занозина, росла с годами  невысказанная обида. Ну, не было в доме той радости, какой хотелось,  тепла, которое помогло бы в трудную минуту. Кто в том был виноват? – Разве теперь разберешь, да и что теперь, после драки, кулаками махать?
 
   Настя  всю  жизнь болела. Было это так в действительности, или она чудила, никто не знал. Но голова у нее болела почти каждый день, а уж как дело доходило до лирики, тут совсем ей плохо становилось. Семен Семенович,  мужчина смирный, покладистый, терпеливо кивал головой и  уходил подышать свежим воздухом. Был он непьющий и некурящий, так что нервы успокоить  больше было нечем. Однако со временем Настя стала чудить все больше, и с головой у нее действительно стало плохо – то в обморок упадет, то заговариваться начнет.

    Скупость жены на ласку не просто обижала, она больно ударяла его всегда, когда Настя резко отталкивала от себя его руки, одергивала за желание поцеловать. Тем не менее, растратить копившуюся нежность и страсть на другую Семену Семеновичу и в голову не приходило. Завести любовницу? Развестись? Чего было в нем больше – преданности жене или боязни променять  спокойный устоявшийся быт на неизвестность?

   Настя умерла через два месяца после того, как  в очередной раз попала в больницу. Она не узнавала мужа, дочку с зятем, внучку. Мучимая болью и видениями из другого, понятного лишь ей мира, она была далеко от всех.
Одиночество оказалось тяжелее присутствия больной жены. Стены съедали. Расшатанные вконец нервы сдавали. Давление зашкаливало. Надо было решать вопрос о том, где и как жить  дальше. На первый вопрос ответ был однозначный – у себя дома. Дочери забрать его было некуда, да и он категорически отказался уезжать: ему ли, до мозга костей деревенскому человеку, сидеть на третьем этаже в центре города? А вот второй вопрос решить было труднее. Решение пришло неожиданно, откуда его никто не ожидал.

   Мать зятя, Валентина Васильевна, жила в ближайшей к полустанку деревне. Шестидесятилетняя женщина уже 15 лет вела хозяйство одна. Невысокая, хрупкая, подвижная, она обладала мягким, неунывающим характером, за который ее любили в деревне, и не трогали даже самые языкастые. Дни напролет хлопотала она по дому, где всегда были чистота, уют и каждого зашедшего ждал горячий чай с ароматными пирожками. Ее сын уже двадцать два года был женат на дочери Семена Семеновича. За это время  женщина  прекрасно изучила уклад жизни и характеры своих родственников.  Многое казалось в ней нелепым, например, маниакальная страсть Насти к уборке. Разглаженные, без единой складки скатерти, покрывала на кроватях и диване, которые нельзя было в течение дня трогать, и уж тем более садиться на них. И Семен Семенович целыми днями топтался по дому, отсиживался на веранде, не желая раздражать  жену. Замечала она ее неласковость, жалела свата, но в жизнь их не вмешивалась, замечаний не делала.

   После смерти Насти Валентина Васильевна  стала постоянным гостем в доме родственника, приносила из деревенского магазина продукты, время от времени готовила,  стирала. Состояние свата вызывало у нее беспокойство, женщина мучительно искала способ помочь ему, понимая, что оставшись один, он просто погибнет. И когда после очередного его приезда из больницы все собрались вместе, она решительно сказала: « Пусть говорят и думают что хотят, а я перехожу жить к Семену…»

  За окном густой тушью растекалась ночь, а Семену Семеновичу не спалось. За последние полгода он  пробыл дома лишь полтора месяца. Лучше ему не становилось, и мужчина мысленно готовил себя к  переходу в мир иной. Изношенный организм отказывался работать, он устал. Устал бороться с болезнями и его хозяин. Жизнь прошла. Вот только как? Именно этот вопрос и сидел в голове  пожилого человека как ржавый гвоздь.

  Валентина жила у него уже третий год. Три года   другой жизни. Совсем другой, о какой он тайно мечтал, по какой тосковал. В доме хлопотала, солнышком светилась добрая, заботливая, веселая женщина. Главная ее забота – сделать так, чтобы ему было хорошо

  Семен Семенович заворочался, заскрипел зубами от отчаянья и бессилия. Господи, почему все это ему дано сейчас, когда он стар, болен, немощен? Что ему делать с этим счастьем?Поздно! «Поздно! – тоскливо шептал Семен Семенович в мокрую подушку. Все поздно».