Евгеньич. Глава 7

     Я доехал до городских окраин ближе к самому утру, въехал в город и бросил машину в нескольких сотнях метров от стоянки такси, которую заранее приметил. И уже на такси, в страшно неопрятном, грязном виде, забрызганный спекшейся кровью нескольких людей, в том числе и своей собственной, я добрался до офиса Дона. Босс почти всегда ночевал у себя в офисе, и я застал его в кабинете за чашкой ароматного свежемолотого кофе. При виде меня он поперхнулся своим напитком, и мне пришлось несколько раз постучать его по спине, чтобы привести в чувство. Оказалось, что Дон после того, как мы вчера не вернулись со стрелки, уже заказал всей братве по персональному гробу, в том числе и мне. И он был откровенно рад увидеть меня в добром здравии, хотя эта чертова рана на боку по-прежнему предательски ныла, подпортив собой всю картину моего такого неожиданного для Дона воскрешения из мира мертвых.
     Вкратце я передал ему весь ход событий вчерашнего дня: и про то, как люди Клеща положили всех наших, и о том, что рядом с заводом Клещ планирует построить коттеджный поселок, и о своем чудесном спасении тоже не стал умалчивать, выложив все как на исповеди. Дон сказал мне тогда, что я в рубашке родился. Из-за ранения пришлось похлопотать об отпуске, и Дон с радостью временно отстранил меня от занимаемой должности, разместив в самой лучшей клинике города. В местных газетах на первых полосах разместили репортаж о резне братвы рядом с деревообрабатывающим заводом, не забыв короткой строкой упомянуть и о смерти дежурного врача в соседней деревне, которая, если верить заметке, "запуталась в своих любовниках, которые поубивали друг друга и ее саму". Но всю правду о тех событиях знал только я, и больше ни одна живая душа не имела права прикоснуться к этой правде и стать ее свидетелем.
     Знал только Дон, он не мог не знать, и то я поделился с ним не всеми душераздирающими подробностями той ночи. От братвы, которая частенько меня навещала во время лечения, я узнал, на каком кладбище похоронили Евгеньича, и что Юлька попала в приют, так как ни бабушке, ни родному отцу предсказуемо оказалась не нужна. Пацаны говорили, что они оба написали отказ в соответствующие органы, и ребенка просто вынуждены были разместить в детском доме. Подобное поведение двух взрослых людей ранило меня до глубины души, и по коже бегали мурашки.
     Несколько месяцев я провалялся в лечебнице, подлатав свое пошатнувшееся здоровье, и затем вновь вернулся в строй. Первым делом съездил на кладбище к Евгеньичу и положил у могилы букет из сотни гвоздик. Как ни крути, но именно Аня спасла мою жизнь, сама, может быть, того и не понимая. Затем я поехал в детский дом и со скандалом вытребовал для Юли отдельную комнату, нянечку и личного повара. На тот момент я не оброс качественными связями самостоятельно, и, как всегда, пришлось решать возникшую проблему через Дона. Ему потребовался всего один звонок куда-то наверх по своим каналам, и на следующий же день курьер привез огромный пакет документов, которые подтверждали мое право на удочерение девочки. Что и говорить – это были девяностые.
     К тому времени я и правда скопил уже достаточную сумму денег и хотел уехать с Юлькой из этой проклятой страны, которая причинила мне столько неприятных мгновений, но Дон меня не отпустил. Он просил потерпеть и пообещал, что через годик-другой все обязательно наладится. Так мы и жили: я, Юлька и мои родители, которые относились к девочке, как к родной, и все свое время проводили вместе с ребенком, принимая самое активное участие в воспитании Юли. Я же по большей мере был занят заработком денег и виделся со своей новоиспеченной дочкой только по ночам, когда та уже мерно посапывала в своей кроватке, а я просто стоял, боясь даже дышать, и смотрел на то, как она сопит носиком, как спит, как подрагивает во сне, и находил в ней черты, схожие с чертами лица Евгеньича. И понимал, что начинаю проникаться к этому ребенку всем сердцем.
     Тот злополучный деревообрабатывающий завод мы в итоге прибрали к своим рукам. Дон, что было на него не похоже, лично съездил на стрелку с Клещевым, и они встретились один на один, без пацанов и братвы. После той стрелки никто и никогда больше не видел Клещева, а следователи лишь разводили руками – человек как в воду канул. Я слишком хорошо знал о легендарном преступном прошлом своего босса и прекрасно понимал, что никаких следов преступления тот после себя не оставил, и хваленые следователи останутся с носом. Помыкавшись без своего лидера, вся группировка Клеща примкнула к нашей, и больше нам не с кем было делить сферы влияния в своей географической местности.