мое Бородино. 200 лет спустив

                МОЕ БОРОДИНО. 200 ЛЕТ СПУСТИВ.

НЕНАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА И ПОЛИТИЧЕСКИЙ ПАСКВИЛЬ ПОСВЯЩЕННЫЙ СИТУАЦИИ В РОССИИ ПЕРЕД ВЫБОРАМИ ПРЕЗИДЕНТА РФ В 2012 ГОДУ

О душе забудь, пройдя все тяжкие
Семь кругов истертых поколеньями.
Крест сорви и прикрепи подтяжками
К небесам …семнадцатью мгновеньями
                Л.С.


Звонок на радиостанцию «ЭМ».
-Ал-ло, - отвечает главный редактор.- Представтесь и говорите.
-Это Виктор из Твери, - звучит в эфире мужской голос.
- Говорите Виктор, - призывает главный редактор, вступить с ним в дискуссию. Но, дискуссии не получается. В трубке и радиоэфире звучит брань.
-Ах ты пидорас, жидовская мор….
Звукорежиссер разъединяет звонившего.
Редактор отключает телефон звонившего. Он в явном раздражении. Такие звонки на это радио нормальное явление. Редакционная политика явно не вписывается в нынешний патриотический тренд, тем паче засилие там лиц еврейской наружности и соответствующих либерастическо-жидомасонских тем, явно раздражает и задалбывает всяких «константинов из Щелково» и «марьниколаевн из Питера», оттого всякие недоумки и норовят обматюгать и оскорбить ведущих. Их, конечно, вносят в черный список, но количество звонящих не уменьшается. Главред Веник решается пойти на новую меру воздействия на недоумков и объявляет в прямом эфире номер телефона звонившего, призывая своих сторонников позвонить хулигану и высказать ему все то, что о нем думают нормальные слушатели.
- Повторяю еще раз номер телефона Виктора из Твери, - раздраженным голосом говорит Веник, -Плюс семь девять восемь шесть…. И еще раз плюс семь девять… Надеюсь Виктор нормальные слушатели вам ответят.
Проходит пара минут. В студии раздается сигнал. Главред принимает звонок.
-Ал-ло!
-Алексей Алексеич?! – говорит мужской голос.
-Да, - с некой опаской отвечает ведущий.
-Это Андрей из Брянска. Я дозвонился до Виктора из Твери.
-Да Андрей!- несколько неуверенно произносит Веник, все еще ожидая подвоха.
- Виктор Вас просил нах…й послать…
Занавес.

                ПРОЛОГ


- А мне наш президент понравился! – раздался голос из зала.
В президиуме наступило тревожное затишье, а по залу пошли тихие возгласы и шушуканье. Кто-то громко сказал: «Это провокация!». Напряжение нарастало, потому что, на сцене воцарилась гробовая тишина.
Наконец, вновь раздался выкрик из зала, поспособствовавший разрядке напряженности:
- А пусть он выйдет и расскажет, почему ему Медведев нравится!
- Это провокация, - закричали несколько женщин.
- Пусть расскажет, пусть обоснует свою позицию! – кричали мужчины.
- Да ему слабо, - верещал тот же голос, который говорил про провокацию.
Наконец, в президиуме созрели. И посовещавшись между собой, все главные оппозиционеры все же решили предоставить слово любителю президента.
Волна шума прокатывалась по залу, когда невзрачный мужчина проходbл вдоль рядов к сцене и достигла своего апогея, когда тот поднялся на трибуну.
Вид у мужичка действительно был не ахти какой. Худое изрядно помятое лицо, вероятно в нелегкой борьбе с зеленым змием, свернутый на сторону нос, длинные, нечесаные волосы, со следами рыжей краски на их концах. Красная мятая рубашка в клетку, по мнению многих, китайского производства, но не нынешнего, а прежнего, когда они еще не стали державой №2 в мировой экономике. Серые, потертые джинсы. Мужчина стоял возле трибуны, неловко пытался куда-нибудь убрать сильно трясущиеся от волнения руки и переминался с ноги на ногу.
- Вот микрофон, - подал голос из президиума Физик. – Нравится Медведев, возьми и обоснуй.
- Да у него язык к жопе прилип, - пробасила Валерия Никитична.
Мужчина покраснел, но сделал решительный шаг к микрофону, видно слова анархистки были той последней каплей, которые переполнили стакан его терпения и он решился ответить всем этим маргиналами.
- Я вам расскажу один случай, который произошел на днях, а вы уж сами решайте, хорош наш президент или нет.
В зале одобрительно загудели. Кто-то открыл рот, чтобы выкрикнуть очередную гадость, но историк сделал жест рукой, означающий, что не стоит чморить человека не выслушав его позиции. Все таки это была тусовка демократически настроенных граждан, а не кремлевских опарышей из движения «наши».
- Сидим мы с мужиками во дворе нашего дома, не знаем чем заняться. Рядом скамейка сломанная с чугунными ногами, возле песочницы, в которой нет песка трое малышей мучают кошку, и две узбечки в оранжевых робах подбирают и складывают в мешки, разные фантики, пластмассовые бутылки и прошлогоднюю листву. Вдруг, подходzт к нам два мента и один высокий дядька в штатском и говорят:
- Хули здесь расселись?
- А чего делать? – отвечаем мы. – Работы нет, дома делать нечего, вот сидим, лясы точим, но ничего противозаконного не нарушаем, даже не бухаем, как вы видите.
Те подозрительно смотрят на нас, но молчат, только взглядом ощупывают. Ну, и взаправду, нет у нас с собой портвейна. Если бы была рядом хоть я бы любая пустая посудина, то непременно забрали бы в отделение, у нас менты все так обучены, им палки рубить надо, а то их в полицию не примут и придется вместе с узбеками дворы убирать.
Вдруг этот дядька, который в штатском достает из кармана телефон с большой антенной и говорит: «Слушаю!», а потом бледнеет и поворачивается в сторону двора, который расположен напротив нашего. Это такой большой двор в центре которого дворец четырех этажей с толстыми, белыми колонами и красивым фасадом. И весь такого красивого салатного цвета. А вокруг него дома, тоже салатного цвета, только без колон, но с большими белыми окнами. Напротив дворца фонтан, скамейки стоят окрашенные в цвета государственного флага России. И гуляют взрослые и играют в песочнице маленькие дети. Там, правда милиции всегда полно, и нас туда не пускают, но не пускают вежливо, совсем без грубости выталкивают взашей.
В зале раздался смех, но без поддержки мгновенно затих, а мужчина, воспользовался этим и налив в граненый стакан воды из графина сделал несколько больших глотков. Похоже, он и впрямь приехал с бодуна.
- Вот, значит. А мы посмотрели в ту сторону, куда обернулся дядька в штатском и видим, как из арки дома напротив выходит молодой человек в бежевой рубашке в черно-зеленую клетку, с закатанными рукавами, и в синих джинсах, подвязанных тесемкой, а на ногах у него белые кроссовки, а в руках i-pad. И идет этот молодой человек в нашу сторону и улыбка у него до боли знакомая. Я пригляделся, мать честная, так это же… Только захотел своим приятелям высказать свою догадку, как их менты оттеснили к дырке в заборе и запихали в «козла». Пока я наблюдал за этой сценой, вокруг меня уже образовались другие люди, в пиджаках, некоторые в белых рубахах. А дядька с радио-телефоном в руках, заулыбался и пошел навстречу молодому человеку в клетчатой рубахе. Тот приветливо со всеми поздоровался и подошел ко мне с протянутой рукой. Мне из-за его спины дядька с телефоном в руке кулак показывает, мол только посмей что-либо ляпнуть, свиное рыло, я тебя похороню тут же в песочнице на детской площадке.
В зале опять загудели, но вновь притихли, увидев реакцию президиума.
- А Дмитрий Анатольевич, между тем, пожал мне руки и завел разговор о моей жизни, мол как мне живется в новой России, чем мы, простой народ, дышим, как относимся к модернизации и инновациям, и пишу ли я в «Твиттере». Я ему конечно вешаю лапшу на уши и говорю, что ко всем его начинаниям в нашей среде относятся с огромным энтузиазмом, что гаджетами я пользуюсь, даже для форсу достал из заднего кармана мобильник, правда без симки, но работающий, и добавил, что про «Твиттер» слышал, но как им пользоваться пока не научился. Знаю, что там существует какая-то веерная рассылка, и что можно человека зафрендить, а можно забайдить.
- И как ты это понимаешь? – спросил президент.
- Ну, я думаю это так, - отвечаю я. Я  в электронике и не силен, хоть у заканчивал институт по специальности инженера системотехника, но было это очень давно, тогда и 286-й процессор в диковинку был. Вот, я в электронике не шибко соображаю, но прикинуть могу или додумать что-то, или где-то прочесть. – К примеру вы посылаете мне сообщение со своего i-pad на мой адрес в «Твиттере» и я являюсь вашим френдом. Я его могу прочесть и ответить вам, а могу и не отвечать, если вы к примеру поздравляете меня с победой «Зенита» в Лиге Чемпионов, а я не являюсь его поклонником, в отличии от вас. Зато мой приятель, зайдя на мой адрес в «Твиттере» может прочесть это сообщение, потому что, он тоже является моим френдом. И так далее и туда куда подальше. А вот забайдить, это я не очень понимаю, слаб в английском, но может это значит типа того, как внести человека в черный список.
- Умный ты парень, - улыбнулся президент. – И хоть нет у тебя «Твиттера», смотри-ка как ловко разобраться сумел. А вот что, английский не знаешь, это плохо, сейчас все должны знать иностранные языки, - и тут же стал что-то лепетать по-английски, потому что к нам подошел какой-то дипломат с бокалом шампанского. Тут меня попытались оттеснить от президента, но тот ухватил меня за рукав рубахи и сказал:
- У меня к тебе дело, - тогда все эти сычи из ФСО мгновенно отстали, лишь издали сверля меня глазами.
-Это провокация! Врет он все! Гоните его с трибуны, это «нашист» - посыпались выкрики из зала и в сторону трибуны полетели помидоры и яйца. Президиум молчал и не вмешивался в происходящее. Наконец, зал успокоился и человек в красной рубахе с худым, помятым лицом смог продолжить.
-Когда президент переговорил с дипломатом и проводил его до большого лимузина, который подъехал прямо к песочнице, где уже не было никаких детей, то он вернулся ко мне, взял за локоть и отвел в сторонку.
- Послушай, дружище, - бархатным голосом сказал он. – Ты не обращай внимание на всю эту тусовку. Сам понимаешь, управлять страной не простое дело. Вот сейчас Вексельберг про Сколково говорил, что еще одного инвестора привлек, а завтра из Intel мужик приедет.
- Так этот господин с бокалом шампанского был миллиардер Вексельберг? – удивился я.
- Да, это был он, - грустно ответил президент, вероятно обидевшись на то, что какой-то Вексельберг вызвал у меня интерес и реакцию, а он был воспринят, как нечто само собой разумеющееся..
Я хотел спросить, а чего же они по-английски говорили, но не решился, вдруг в их кругу все говорят на иностранном.
- Позор! Это вранье! Это наезд на страну! Провокатор! – завизжали какие-то девицы, появившиеся в дверях зала.
- Это провокаторы из «Молодой гвардии» - заорали в ответ молодые люди из зала и бросились за девками, которые ловко выскочили из помещения.
- Мне можно продолжить? – спросил мужчина, обращаясь к президиуму.
- Валяй, - ответил за всех Физик, понимая, что мужик не провокатор, а скорее не вполне нормальный человек.
- А что ты хотел от него? спросил между тем президент. Продолжил рассказ мужчина.
- Да вот, скамейка у нас сломана, подварить бы ей правую ножку, а то у нашего ДЭЗА денег на ремонт нет, все разворовали.
- Разворовали, - президент насупился и нахмурил брови. Потом достал свой ай-пед и  ай-фон и сказал. – Я вызову сегодня же Чайку, пускай разберется в трехнедельный срок со всеми ДЭЗАми в стране и доложит.
- Да нам, как бы не надо в таких масштабах, нам бы ножку подварить, а то мы бы и сами, да сварщик без денег работать отказывается.
Президент отдал все свои гаджеты помощнику стоящему неподалеку и подошел к скамейке.
- Да тут делов-то на пять минут. Скажи, дружище, нет ли здесь поблизости какой-нибудь стройки.
- Как нет, есть, - ответил я, еще не догадываясь о его замыслах. – Вон в квартале от нас магазин «Шестерочку» разрушают.
- Пошли, - решительно сказал президент, и сделал жест многочисленным людям в штатском, чтобы нас оставили в покое.
Мы вышли из нашего двора и прошли на обнесенное синим железным забором место, где когда-то стоял магазин, а сейчас дымились одни руины. Президент ухватился руками за край забора, подтянулся и оказался на его вершине.
- Дуй за мной!
- Я так не смогу, - ответил я, понимая, что угнаться за ним не сумею, уж больно много я попортил здоровья в этой жизни.
Президент с жалостью поглядел на меня, но ничего говорить не стал, а мгновенно нашел выход.
- Вон там, в десяти метрах дырка есть, попробуй просочится через нее, а я пока разведаю, нет ли здесь того, что нас с тобой интересует.
Пока я просачивался, как учил Дмитрий Анатольевич, через проем в заборе, он уже был возле разрушенного здания. Весь белый от цементной пыли, он пробирался как следопыт между кусками арматуры и бетона, а за ним бежали два огромных черных пса, с клеймом ФСО на ляжках.
В зале начали веселиться.
- Откуда взялись собаки, я так и не понял, - не обращая внимания на смешки, продолжал мужчина-трибун. – Но, когда президент попробовал украсть сварочный аппарат, найденный им среди кусков бетона и в нашу сторону рванули какие-то таджики в оранжевых жилетках, то псы приняли такую угрожающую позу, что те в панике разбежались… К сожалению, сварочный аппарат оказался неисправным, и нам пришлось бросить этот и пойти искать другой. Но, другого нигде  не было. Мы нашли лишь резак и два баллона с ацетиленом и кислородом. Как сварочный аппарат это нам не подходило. Но, президент на то и президент. Он сказал:
- Я хоть и юрист, но в инженерии тоже кое-что понимаю, как в строительстве, сельском хозяйстве и электронике. Ведь как мы будем страну модернизировать, если будем сидеть во дворе и ждать, пока сварщик из ЖЭКа не соблаговолит проявить милость и не приварить нам сломанную ногу. Нет, брат, мы все должны уметь делать своими руками.
Так он сказал, и заставил меня забраться на здоровенный кусок бетона вместе с газовыми баллонами. Я забрался, а возле моих ног легли две огромные собаки, наверное, чтобы я не сбежал. Между тем, президент, подсоединил шланги от баллонов к резаку и стал крутить ручки. По звуку пошел газ. Он достал из заднего кармана смарт-фон и поднес его к носику горелки. Раздался хлопок и на конце резака вспыхнуло огромное пламя. Президент стал подкручивать ручки на нем. Пламя постепенно уменьшалось, уменьшалось, пока не превратилось в яркую светящуюся точку, не такую, которые бывают у обычных резаков, а белую-белую с красным огоньком внутри. Президент между тем, подобрал валяющуюся тут же на стройке, какую-то пустую бутылку из-под водки и поднес жерло резака к горлышку. И на моих глазах случилось невероятное. Вся бутылка наполнилась ярким светом, и засияла как лампочка. Президент повернулся в мою сторону, держа светящуюся бутылку за горлышко и озаряющее все пространство вокруг нас на сотни метров.
- Вот это и есть инновации, Лёня, - торжественно сказал он. – А теперь можешь слезать со своего бетона, - И дал команду собакам, чтобы они меня не трогали.
Я спрыгнул вниз и подошел к президенту. Тот протянул мне бутылку-лампочку и я аккуратно взял ее в руку, боясь обжечься, но она была холодной.
- Нанотехнологии, - объяснил он, стирая с лица цементную пыль и пот.
- Здорово, - ответил я и у меня защемило сердце от мысли о том, что с таким президентом мы точно модернизируем страну.
А потом он оставил мне все свои координаты, пообещал пристроить меня куда-нибудь на работу и попрощался. Потому что, люди из ФСО жестикулировали ему о том, что его ждет наш премьер-министр.
Мужчина замолчал.
- Провокатор! – послышалось из зала. - Путинский выкормыш!
Президиум покатывался от смеха, а мужчина стоял и хлопал глазами не понимая, чего смешного он им рассказал.
- Но ведь это правда! – внезапно с болью в голосе закричал он. – Ведь это же я правду говорю!
Он полез в задний карман серых джинсов и пытался найти там что-то. Наконец, на его изможденном лице появилась улыбка. Он с торжественным видом вытащил из кармана обрывок бумаги и помахал им перед беснующимся залом.
- Вот, вот телефоны своего ай-фона, которые оставил мне президент.
Встав со стула, к  нему подошел из президиума Историк и взял протянутую бумажку. Он поглядел в лицо мужчине, потом на листок.
Листок был помят, но записей на нем не было. Историк, который обо всем догадался, по-дружески приобнял мужчину за плечи и тихо спросил:
- А скамейку?
- Что? – не понял мужчина, который вдруг еще больше осунулся, почернел и задрожал. Он выглядел настолько жалким, что даже зал замолчал и прекратил улюлюкать.
Он освободился из объятий лидера РПР, и побрел к выходу. По его впалым щекам катились огромные слезы, величиной с  яйца, которыми забрасывали его во время его выступления. Но, подходя к краю сцены, он обернулся к Историку, провожавшему его взглядом и четко и внятно сказал:
- Нет, ножку от скамейки так никто и не приварил. Ведь президент уехал, его позвал премьер.
После этих слов, он спустился по ступенькам, протиснулся в проходе между стеной и креслами и исчез во входной двери, даже не решаясь открыть людям свою тайну, что это всего лишь был сон.

ГЛАВА 0

Сдав пивные бутылки и алюминиевые банки, мужчиназасунул деньги в рваный карман коричневой, промасленной дубленки, вероятно, она принадлежала до него какому-то водиле и отошел на некоторое расстояние от приемного пункта. Уж больно неприятным ему показался парень с одутловатым, синюшным лицом, который поначалу просто спросил закурить, потом внимательно наблюдал, как приемщица считала его добычу, и наконец, привязался с предложением, сброситься и купить бутылку спирта, который продавался тут же в вагончике. На его домогательства мужчина старался реагировать как можно спокойней и сдержанней, а когда пара червонцев и какая-то мелочь перекочевала из руки приемщицы в его ладонь, так и вовсе поспешил удалиться подальше от пункта, дабы не навлечь на себя лишние неприятности. Он не шибко стремался этого синюшного парня, в рюкзаке у него на такие случаи, всегда находился кусок арматуры, просто он не хотел тратить время на никчемные разборки и завязки.Он намеревался попасть сегодня в баню на улицу Скотинина, благо был понедельник, что означало, что сегодня помывка стоила всего десять рублей. Да и вообще, он же собирался начать новую жизнь, какую по счету не столь важно, главное, что новую.
Мартовское утро было скорее ветрено-колючим, нежели морозным, хотя температура явно болталась в отрицательном диапазоне. Снег, шедший всю ночь, но не сумевший даже закрыть рваные раны земли, проделанные ей (земле) некими дорожными строителями, весь вечер буравившими асфальт какими-то своими импортными установками, препровождая все свои действия отборным матом в адрес губернаторши и возлиянием дряни, под названием «В Пути», дабы согреется в промозглый мартовский вечер.
Когда-то в далеком детстве, у приятелей мужчины были свои самодвижущиеся коляски, что-то среднее между велосипедом с приделанным к раме мотором ДШ-3, от чего велосипед переставал называться оным, а переходил в категорию «дешников», -  и мотоциклами, типа «Иж», «Ява» или «Чезет». Хотя это среднее носило определенное название – «Верховина- 5», ну, на толстый конец «Рига». Но, суть не в этом, а в следующем. При любой поломке такого агрегата, самый смышленый пацан – Юлик, всегда многозначительно ковырял пальцем в носу, долго разглядывал выуженную из шнобеля козявку, пробовал ее на зуб, и после сей операции многозначительно замечал: «жиклер засрало!».
Все одобрительно кивали, соглашаясь с его вердиктом.
И неважно, что в бачке кончился бензин, или вытекло масло, что были сорваны цепи или проколоты колеса. «Жиклер засрало!» было тем волшебным выражением, которое подходило к любой ситуации, хотя пацан, по своей наивности и душевной доброте, даже не представлял, где находится этот самый жиклер, которого постоянно кто-то засирает.
Вот так и теперь. У дорожников каждый день чуть что, так «Трубу прорвало» и писец. Разницы с жиклером никакой, в смысле периодичности поломок, а социальные последствия огромные. Вот к примеру, у мужчины в подвале перестали греть трубы с горячей водой, и если бы эта поломка случилась зимой, то ему пришлось искать бы новое место жительства, чего делать не шибко хотелось, благо подвал ему достался шикарный и не заселенный никем до него, а значит не засранный и не засвеченный среди ментов и гопников.
«Ерунда, - размышлял мужик, шлепая по талому снегу, стараясь не попасть в проталины и не наебнуться на ледяных участках тропинки – главное, зиму пережил, а сейчас весна раскочегарится, так и совсем славно будет»
Мужчина слышал шаги за спиной и неровное, порывистое дыхание. Он не оборачивался, предполагая, кто движется следом, лишь на всякий случай, сунул руку в сумку и нащупал обернутый в тряпку кусок винтообразной арматуры, найденной им на месте работы дорожных бугаев.
Можно, конечно, слегка притормозить, как бы подождать  проходимца, и первым огреть его по башке железякой, но мужчине не хотелось начинать потасовку, и он продолжал свой путь с выбранной изначально скоростью.
Диспозицию изменила фигура, отчетливо нарисовавшаяся впереди него, отделившись от здания заброшенной генераторной будки, засранной до такого положения, что «Авгиевы конюшни» показались бы Гераклу флигелем в доме мадам де Сталь, в сравнении с этим зловонным строением советского периода. Пожалуй, так засирали еще туалет на рынке, но его умудрились закрыть примерно год назад, обрекая посетителей гадить прямо возле ларьков с овощами и фруктами, с солениями и синявинскими цыплятами.
Появление нового, мягко говоря, неожиданного персонажа, в настоящей истории, заставило-таки мужчину оглянуться и сбавить шаг. Точно, за ним следовал тот гребанный пацан с синюшным лицом, и харю его озаряла зловещая улыбка. Парень держал в левой, покрытой язвами, вероятно обмороженной кисти пустую бутылку из под какого-то винного напитка, типа чая с древесным спиртом, а в другой руке у него чернел белый пакет, с набранными из мусорного бака объедками и подгнившими продуктами. Судя по улыбочке, на его педерастическом лице, намерения у парня были серьезными, и мужик почувствовал как закололо у него в правом боку, а ладони в варежках начали покрываться испариной.
Ну, этого он уделает в два счета, главное осознать, что ты и морально и физически превосходишь его, а вод второй фигурант этого дела, оставался для него загадкой, как та история с улыбкой премьера, когда он говорил о гибели очередной атомной подлодки, случившейся в бытность его президентом.
Нет, не мужика конечно, типун вам на язык, а того премьера, улыбка коего так и не была разгадана политтехнологами, историками и демократами, всегда стремящимися зрить в самый корень, хотя и не всегда отдающими себе отчет, где этот корень находиться и нахрена в него зрить, если и так все ясно, аки божий день. Мудак он и есть, чудак на букву «М», как писал наш великий Василий Макарович Шукшин.
Меж тем, расстояние с черной фигурой, перевшей на встречу мужчине, сокращалось с каждым глотком вдыхаемого и выдыхаемого воздуха, заамбренного испражнениями просыпающейся от зимней спячки природы города.
То, что предстояла небольшая заварушка, мужчина уже не сомневался, а посему, натянул свой верблюжий, толстый свитер поглубже в штаны, прикрывая яйца от возможного удара и поправил на груди дюралевый поднос, служивший ему подобием бронежилета, который он так и не донес до приемки лома цветных металлов.
Хорошо, что он не бухал уже несколько дней, это значило, что движения его будут более четкими и осмысленными, а не такими как в прошлый раз, когда на него напало несколько «чурок», пытаясь стащить с него китайский пуховик, который он выменял у приемщицы на мешок картошки, честно заработанный им на овощной базе. Пуховик ушел к киргизам, а приемщица пожалела его и подарила «пропитку» которая была надета на него в настоящий момент. Мужчина медленно передвигал ногами, по коричневой снежной каше, в душе надеясь на чудо, что в этом заснеженном поле внезапно появятся люди, ну на худой конец, нарисуется ментовский УАЗик. Мусора регулярно окучивали эту неспокойную территорию, подбирая в отделение любителей выпить мерзкого технического спирта. Спирт и вправду был отвратительным. У бухариков от него периодически сносило крышу, и начавшиеся было мирные попойки, частенько заканчивались потасовками, драками, а порой и поножовщиной. Буквально на минувшей неделе возле спиленных тополей, аккурат за трансформаторной будкой, какой-то уркаган, едва откинувшийся с зоны, завалил абсолютно безобидного Валерку, отказавшегося «подарить» ему свою красную куртку, с желтыми вставками возле рукавов. Менты приехали незамедлительно и перешерстили в одночасье всех местных гопников. Досталось и чужчине, не за что, не прошто, попавшего под раздачу. И хотя его местные правоохранители давно и хорошо знали, без тычков дубиной под ребра не обошлось, а в довершении всего, пропал мобильный телефон, который мужик нашел неподалеку от станции метро. Впрочем, хрен с ним с телефоном. Пускай менты подавятся им! В нынешние времена мобильники перестали быть чем-то экзотическим и престижным. Любой мало-мальски уважающий себя бомж просто обязан был иметь при себе примитивное, без наворотов, средство связи. Так, на всякий случай. Был ли данный момент, тем самым случаем, мужчина пока не понимал, но нехорошее чувство опасности, вроде легкого покалывания кончиков пальцев рук, он испытывал, да и воздушные массы, осязаемые и обоняемые им не оставляли мерзкого чувства приближающейся неприятности.
Может, вдарить первым этого красномордого юнца, пока второй не приблизился и они, вдвоем не взяли его в клещи.
Мужчина остановился и засунув руку в чрево своей сумы стал нащупывать кусок арматурины.
Краем глаза он заметил, что шедший за ним следом красномордый так же притормозил и даже остановился а некотором отдалении от него, переминаясь с ноги на ногу, вероятно дожидаясь того момента, когда приблизится его кореш. На спиленных бревнах прыгали худые вороны, пронзительно каркая друг на друга и размахивая иссиня черными крыльями, выражая тем самым свое возмущение и крайнее неудовольствие к нежданным пришельцам, решившим устроить разборку возле их обжитой территории. А ведь того и гляди, что эти мерзкие людишки еще и начнут копаться в принадлежавшей стае мусорных баках, тогда вообще, - пиши пропало. Эти мерзавцы вечно забирают с собой все наиболее сладкие объедки, оставляя им, воронам, лишь с гулькин клюв.
Внезапно вороны замолкли на мгновенье, а потом дружно вспорхнули со спиленных бревен, мусорных баков и рыжего снега, и шумно хлопая крыльями и каркая, поднялись в весенний воздух. Но удаляться с насиженных мест они не торопились, просто с недовольным гомоном погрузили свои тощие тела на ветви еще не спиленного тополя, который облокотившись надломленным корявым суком, на засранную трансформаторную будку, едва сдерживаясь от навалившей на него тяжести вороних туш, стиснув користые зубы, держался из последних сил, силясь выстоять и победить в этой неравной борьбе.
Мужчина обернулся и увидел приближающегося к ним гастробайтера с триммером на плече. Триммер в марте? Это явление слегка озадачило его, но не более того. Фиг знает, что у нашей нынешней власти на уме, одному премьеру известно. Вообще-то наша губернаторша весьми креативный человек и очень продвинуты по части различных инноваций и модернизаций. То она собирается сосульки лазерами спиливать, то кукурузу выращивать на Охте, а то вдруг, как сиганет в неглиже с крейсера «Аврора» в ледяную воду на святки, при всем честном народе. Весьма продвинутая дамочка. Плохо только, что толку от ее продвинутости маловато, зато фигура для ее возраста весьма себе впечатляет.
Мужик загрустил. Да, фигурой госпожа градоначальница сильно напоминала покойную Фаину. Впрочем, грусть его была не долгой, поскольку узбек завел сою «сенокосилку» и принялся скащивать торчащую из прогалин прошлогоднюю траву. Маразм? Ну, тут и да и нет. С точки зрения здравого смысла – безусловный идиотизм, а если поглядеть с другого конца, со стороны большой политики, так тут и не подкопаешься. Видно в район какой-то высокий чин решил пожаловать. Это как у нас повелось. При царице-матушке «потемкинские деревни» в миг вырастали, при большевиках снега асфальтировали и траву красила, а при нынешней власти, будьте любезны, всю прошлогоднюю траву извольте скосить, дабы та высокому начальству на глаза не попалась. Нефиг ей общую картину всеобщей радости и благодати портить. Кстати, надо бы намекнуть местным жилищникам, что эти мусорные бачки на пустыре и сваленные в кучу стволы тополей, диссонируют с благообразным лозунгом, висящем на соседней многоэтажке, глаясящим о том, что модернизация страны уже близка, и что вскоре каждый житель сможет ощутить на себе ее легкое дыханье.
Почему легкое дыхание, а не тяжелую поступь, спросит каждый житель? А потому что, это Вам не сталинская индустриализация с ее ГУЛАГОМ, а современная инновационная доктрина, с ее легкостью, воздушностью и в какой-то мере эфемерностью. Наша модернизация, подумал мужчина, она как счастье, эфемерна и неосязаема, словно невесомый и прочный материал, выдуманный каким-то Петриком, хотя премию за него получили совсем другие люди.
Но, в нашей стране это повсеместное явление – у кого сила, тот и умнее. Это как в дзюдо. То у тебя юка, то, извините, кака, а потом выходит главный участник, - ***к, а у него иппон, чистая  победа, и зачем ты старался, для чего зарабатывал себе эти дурацкие юки и каки?
Тем временем узбек пару раз дернул за ручку и, триммер заработал. Вороны уже было прикорнувшие на ветвях тополя-инвалида, с шумом и недовольством поднялись в воздух.
Звук хлопающих крыльев вырвал мозг мужчины из затягивающего его морфея, и он почувствовал толчок в грудь и скрежет металла о метал. Пелена сна слетела с глаз. Он, пошатнувшись сделал шаг назад, едва не свалившись в коричневую лужу, кое-где покрытую стеклянной коркой льда. Мужчина мысленно похвалил себя за смекалистость и то, что смог перебороть сверлившее целый день мозги желание, сдать дюралевый поднос в пункт приема металлов.
Очнувшись от летаргического сна, он посмотрел на своего обидчика, недоуменно рассматривающего в левой руке ржавый консервный нож, сменивший заранее заготовленную розочку, в святом непонимании, почему тот не проткнул пузо этому бородатому детине, а с противным скрежетом, лишь сделал дырку в его покоцанном, толстом свитере.
Столь глубокомысленное изучение знание законов физики, своим оппонентом, слегка позабавило мужчину, но одновременно и вывело его из ступора.
«Ах ты сука! Ради какого-то вшивого червонца готов шабер человеку род ребро сунуть?
Ну, так получай же, гнида тифозная, за всех тобою ограбленных и опущенных бомжей»
Впрочем, все это ерунда, и авторские домыслы. На самом деле, никакого пафоса ни в мыслях мужика, а тем более в его действиях не было. Да и думал ли он о чем-то в тот момент, одному Богу известно. Просто, он вытащил свою железяку из сумки и сунул ею молодому наглецу в рыло.
На сей раз вновь раздался скрежет, но не металла о метал, а металла о зубы. Арматурина попала аккурат в рот проходимцу, и к удивлению мужчины, там и осталась.
Он дернул руку назад, пытаясь высвободить свое оружие из пасти этого краснорожего подонка. Но, попытка оказалась неудачной. Мужик удвоил усилия.
Но, вот она тщета!
Толи от испуга, толи силы небесные снизошли на проходимца, но он так сильно впился зубами в кусок арматурины, что выдрать ее изо рта этого обсоска, не было никакой возможности, разве что, вместе с обеими челюстями.
Или.
Ну, это уж совсем глупость! Не тащить же болезного у знакомому стоматологу. Мужчине вдруг стало смешно из-за нелепости этой ситуации. Он даже представил эту картину со стороны. Посреди покрытого залысинами проталин серо-снежного пустыря стоят двое бомжей, у одного из них изо рта торчит железная хреновина, а рядом какой-то сучий сын из средней Азии преспокойно косит траву по серому снегу. Этой абсурдной картинкой можно было бы любоваться до скончания веков, но тут мужик вспомнил, что кроме него, узбека и любителя железных прутьев в диспозиционной картине дня участвовал еще один персонаж.
Едва он о нем подумал. Ну, о том теле, которое черной тенью отделилось в свое время от мрачного здания сгоревшей трансформаторной будки, как на тебе. Вот тебе блошка и мухомор из лукошка.
Он повернулся, как-то на автомате. Сделал несколько тройных тулупов, затем четверной Лутц с присвистом, как фигурист Плющенко и обмякнув, свалился небритым рылом в рыхлый снег, на краю большой, коричневой лужи.
Дальше все было как в старом и добром немом фильме про Чарли Чаплина и семеро гномов. Какой-то хрен перевернул его на спину и содрал дубленку. Потом темнота.
Чуть позже появился узбек с триммером на плече и, склонившись над его лицом, ворковал что-то на своем птичьем языке. Позже исчез и он и появилась русоволосая женщина, бившая его ладонями по щекам. В один момент, ему даже почудилось, что женщина пытается стащить с него штаны!
Потом опять узбек, но уже без инструмента.
Вновь лицо женщины. Потом тепло внизу живота. Потом, резкий толчок в мозгу. Словно ему ввели огромную дозу какого-то сильнодействующего лекарства.
Опять узбек и пустота.
Мужчина провалился в кромешную черноту.

Губастый обшарил карманы промасленной дубленки, выудив из них пару мятых червонцев и какую-то мелочь. И стоило заморачиваться из-за столь скудного улова, подумал он, недоуменно скосив глаза на своего блеющего подельника, который с перекошенной от испуга физиономией, мыча заркал выпученными глазами на своего товарища.
- Да выброси ты эту хреновину! – крикнул он ему и стал стаскивать с обмякшего тела пропитку.
-Му, - раздалось в ответ.
- Хули ты мычишь, бычара красномордая? - выругался Губастый, - целый век с этой блевотиной стоять собираешься?
Но, подельник не отвечал и, похоже, не собирался расставаться со своим приобретением.
- Ты что, с этой железкой решил прожить остаток своих дней?
Парень бешено замотал головой, а по щекам его покатились слезы.
- Фиг с тобой, - Губастого абсолютно не интересовали страдания приятеля. Он попытался содрать с мужика верблюжий свитер, но, увидав приближающегося к месту событий человека с триммером, плюнул на это гиблое занятие, вытащил дюралевый поддон – поднос, поднялся с корточек и быстрым шагом засеменил прочь.
Мало ли что на уме у этого косильщика, как огреет по башке своей мотыгой, а еще, не дай боже и башку решиться оттяпать. Нынче урюки совсем страх потеряли, наглеют прямо на глазах.
- Ты, идиотина, - прошипел Губастый подельнику. – Нравиться ходить с кайлом в вафельнике, так ради Бога, болтайся, только чур ко мне близко не приближайся.
Его душила злость, но даже своими пропитыми мозгами он понимал, что с красномордым что-то случилось совершенно невероятное и страшное, но ничего поделать с этим не мог. Надо свинчивать отсюда и как можно скорее, а то не дай боже менты нагрянут. Кстати, дубленка может статься как улика, а посему лучше избавиться от нее. Тем паче, говно это, да и весна уже. Пора менять одежды, благо народец нынче богат, не то, что в девяностые. Кишками разбрасывается, как дырявыми носками. На любой фазенде вещей столько, словно не помойка, а какой-нибудь маркет.
- Ну, что ты зенки выкатил! Порыли отседа! – в очередной раз крикнул он приятелю и мелкой рысью двинулся в сторону соседнего микрорайона.
Красномордый с железякой во рту, послушно засеменил следом.

* *
Карина возвращалась из клиники довольно рано. Сегодня тяжелых больных не было, и ее замечательные способности реаниматолога  остались  не востребованы. А ехать на дачу к клонированному ребенку было еще рано, да и Михаил Борисович еще не отзвонился. Она хотела было заскочить в обувной магазин, прохудился левый сапог от обильного посыпания снега солью и еще какими-то гадостливыми реагентами, как ее тормознул какой-то полусумасшедший нацмен в оранжевой робе и сенокосилкой на плече. На самом деле, эта палка у него в руках имела определенно иное название, но Карина его не помнила, да и не старалась забивать себе мозги, запоминанием названий абсолютно ненужных ей в жизни  вещей. человек в оранжевой робе  на ломанном русском языке попытался что-то объяснить женщине, перемежая исковерканные русские слова с ненормативной лексикой. Поначалу, Карина решила, что гастробайтер просит у нее денег, но повнимательней приглядевшись к нему, заметив, что газонокосильщик был явно чем-то встревожен, она изменила свое первоначальное, явно ошибочное мнение и догадалась, что причина ее задержки иная, нежели простое попрошайничество. Вероятно, что-то случилось, подумала она, все еще отбиваясь от назойливых попыток чурбана, схватить ее рукой за рукав демисезонного пальто. От человека не веяло агрессией, скорее, в его глазах можно было прочесть просьбу, а может быть и мольбу о помощи.
- Так, - стараясь говорить как можно более спокойным голосом, чтобы не возбуждать и так воспаленного от избытка чувств мужчину. – Попробуйте еще раз объяснить мне. Что же вам надо от меня?
- Там, ****ь, - узбек запинаясь и краснея, старался подобрать нужные слова и составить из них приемлемую фразу, исключавшую в себе обилие русского мата. Но, выходило у него это коряво в двойне. Мужские и женские половые органы сыпались из его рта, как из рога изобилия, а уж того, что касалось вступления в половую связь с родственниками Карины и различными животными, то от этого потока можно было и вовсе захлебнуться.
Из какого аула он попал сюда? подумала женщина. Куда ФМС смотрело? Глядя на растерянное и испуганное лицо врача, создавалось впечатление, что она сама едва-едва слезла с какой-то пальмы, либо проснулась от долгого летаргического сна.
Матушка, да неужели ты не знаешь, в каком государстве живешь? Эх эта интеллигенция, ох эта научная среда! Законопатить их всех в наукограды, обнесенные колючей проволокой. Отключить радио и телевидение, кроме специальных научных передач, да еще Интернетом разрешить пользоваться в определенных минимальных дозах, ну так, чисто по их специализации. Вот тогда они бы, глядишь и сдвинули бы нашу страну с той накатанной колеи, в которую загнали яйцеголовые упровители-наркоманы, посадив ее на нефтяную иглу.
Наконец сообразив, что выслушивать бессвязные речи пламенного гастробайтера можно до скончания веков, Карина решилась на рискованный поступок. Она сообщила чурбану, что согласна пойти вслед за ним, но только с условием того, что тот будет идти впереди нее на расстоянии не менее десяти метров, что он прекратит попытки схватить ее за пальто, что он перестанет ругаться матом.
- И вообще, - закончила она. – Я нажму на тревожную кнопку на телефоне, - она продемонстрировала косильщику свой мобильник, - и вызову милицию, если вы замыслили какое-то нехорошее дело.
- При слове «Милиция» узбек вздрогнул и заулыбался.
- Я тебя в жопу ****, черная обезьяна! Давай деньги и ****уй отсюда!
Карина потеряла дар речи, пока до нее не дошло, что мужчина просто цитирует манеру общения стражей правопорядка с представителями других народов, приехавших в страну на заработки.
Бросив тоскливый взгляд на коричневые стены обувного магазина, Карина вздохнула и зашагала мелкими шажками вслед за мужчиной в оранжевой робе, гордо несший свою сенокосилку на левом плече, хотя название этой палки Карина не знала, да и ей это было не к чему. Чуть позже, она поймала себя на глупой мысли, от всей нелепости этой ситуации, подумав при этом о том, а для чего в марте эта штуковина нужна, если трава начинает пробиваться из почвы только в конце апреля? Впрочем, посетившая ее здравая мысль мгновенно испарилась, после того, как она заметила, невдалеке, двух неопрятного вида молодых людей, изо рта одного из них торчала палка, обмотанная какой-то тряпкой.
Да, это какой-то театр абсурда, решила она, неужели это весна так действует на мою нервную систему?
Тем временем, представитель среднеазиатской республики свернул возле «корабля», остановился и, размахивая руками что-то заверещал на своем птичьем языке.
Иду, иду, сказала женщина, пряча слова в воротник. Видно, там и вправду что-то случилось, раз мужчина так возбужден.
На грязно-белом, в проплешинах снежном поле, где, как полагала она, и трудился узбек, Карина заметила черную фигуру, лежавшую возле кромки большой ржавой лужи. Впрочем, с такого расстояния определить, была ли это фигура человека, животного или просто куча какого-то тряпья, она не могла, поэтому поспешила приблизиться к чернеющей на снегу массе, хлюпая сапогами по растаявшему снегу и костеря себя почем зря, за то, что позволила нацмену вписать себя в непонятный блудень.
Ну, хорошо, думала она, я врач и наверное смогу оказать посильную помощь. Но, откуда это знать этому странному косильщику? Ведь не написано же у меня на лице, что я реаниматолог. Если там что-то серьезное, то почему он не вызвал скорую помощь? Впрочем, вопрос риторический. Он и объясниться то толком не умеет по-русски, да и наши медики… Тут она запнулась. Негоже хаять своих коллег, тем более за глаза. А может, он и вызывал, почем мне знать.
Тем временем, мужчина с сенокосилкой остановился в нескольких шагах от распростертого на снегу тела, теперь Карина могла точно определить, что возле лужи лежал человек, и, показывая ей на него, что-то зло, скороговоркой прокричал, при этом лупя себя палкой-косилкой по голове.
Что же он так распаляется, испугалась женщина, ведь не ровен час либо башку расшибет, либо инструмент сломает.
- Иду, иду! – крикнула она в ответ, автоматически перекладывая мобильный телефон из сумки в карман пальто.
Обогнув узбека, а заодно и лужу в которой он стоял, женщина подошла к телу.  Взору предстал бомжара лет пятидесяти с нечесаными, грязными волосами пепельного цвета, такого оттенка бородой, коричневым лицом, с впалыми щеками и большими, чуть распухшими губами. Из рукавов разорванного в районе живота свитера, некогда сиреневого цвета, выглядывали его большие и грязные руки с объеденными зубами ногтями. Серые джинсы плотно обтягивали его крупные ноги, обутые в коричневые ботинки армейского образца.  Мужчина лежал молча и глаза его были закрыты. Не смотря на то, что от него воняло даже на таком расстоянии, не смотря на всю его неопрятность и убогость, Карина не почувствовала даже капли той брезгливости, которую испытывала при встрече таких типов на улице. В этом мужике было нечто, что заставило ее остаться возле него, а не свинтить побыстрому с этого места.
Ну, просто Стенька Разин после попойки, пронеслось у нее в мозгу, несуразное и глупое сравнение, бомжа с легендой русского рока. А еще она поймала себя на совершенно сумасшедшей мысли. Когда она окидывала его взглядом, то ее взор невольно уперся в то место, откуда ноги растут. Как говорили ее американские коллеги, там все было просо бьютифул.
Может обойдется, попыталась отогнать она от себя дурное предчувствие, что реанимировать тело придется ей собственным методом, разработанным ею несколько лет назад, за что она и получила звание заслуженного реаниматора Российской Федерации.
Запихнув свои опасения, а заодно и некую колющую вибрацию в области промежности, которую она всегда испытывала перед тем, как приступить к реанимации клиента, в самую глубину своих сакральных чакр, Карина присела возле головы мужчины и пару раз звонко шлепнула его по щекам.
Бомж даже не застонал.
Карина посмотрела на вмиг почерневшие перчатки, и повернув голову, позвала стоявшего чуть поодаль узбека, автоматически убирая грязные перчатки в полиэтиленовый пакет и доставая из сумки новые.
- Эй, любезный! Помогите мне перетащить его от этой лужи, а тоя я ничем не смогу ему помочь.
Человек в тюбетейке, аккуратно положил триммер на снег и поспешил выполнить просьбу женщины. Подойдя к телу бомжа, он ловко ухватил его за обе ноги и поволок куда-то в сторону.
- Эй, дядя! – Карина выпучила глаза от такой скорости и неуёмной жажды помощи. – Куда ты его поволок-то?
- Туды, - газонокосильщик махнул рукой в сторону,  выпустил ноги мужчины из своих рук, на что, те шлепнулись прямиком в лужу. При этом нижняя часть туловища бомжа почти целиком ушла под ржавую воду, лишь бугорок в том месте, из которого растут ноги, необитаемым островом возвышался над мутной рябью грязи, льда и растаявшего снега.
- Иди ты в пах, помощничек! – выругалась Карина и вздохнула. От судьбы не уйдешь. И хотя она могла спокойно плюнуть на все, подняться и уйти восвояси, но чертова совесть и клятва Гиппократа, не позволяли ей бросить попавшего в беду человека.
Узбек, тем временем, с радостью отскочил подальше от греха и места событий, издалека наблюдая, как женщина приоткрывает бомжу веки и заглядывает в глаза.
Живой, только без сознания и в шоке. Черт подери, придется реанимировать.
Карина вновь поменяла перчатки, благо только сегодня, и совершенно случайно, бросила их целую упаковку в сумку.
- Воду сможешь купить? – обратилась она к узбеку, который под шумок намеревался свинтить с пустыря.
- А? Да, могу я, ****ь, пахлова тебе под кадык шайтан ишака в жопу шмяк, и нет ишак, - ответило дитя полей, степей и Сырдарьи.
- Только не покупай всякие пепси и прочие колы, - Карина протянула газонокосильщику пятидесятирублевую купюру. – Купи обычную воду, с газом или без, особого значения не имеет. Но, лучше без. Ты меня понял?
Узбек закивал в ответ, а женщина вздохнула.
Может, лучше попробовать сделать ему искусственное дыхание обычным способом? Но, взгляд её упал на то место, откуда у бомжа росли ноги и она поняла, что придется ей применять испытанный годами способ реанимации.
Пока узбек ходил за водой, Карина с огромным трудом отволокла тело бомжа чуть в сторону, подальше от тропинки и поближе к забору. Тем более, что здесь снег не так сильно подтаял на солнце и твердая корка  наста, больше походила на реанимационный стол, нежели ржавая лужа посередине пустыря.
- Постой вон там, - женщина взяла в руку полутора-литровую бутылку минеральной воды и показала азиату, где бы она хотела, чтобы он находился.
Когда узбек отошел на почтенное расстояние, она глотнула воды прямо из горла бутылки, перекрестилась и, повернувшись к распростертому на земле телу бомжа, одним рывком расстегнула ширинку на его серых джинсах.
****

Белый снег, белый лед. Белое лицо с зелеными глазами.
Вы ****ь ангелы или что? Серебриться ветер, а мимо проносятся какие-то черти. Ой, как плохо. На вершине этой пустыни горит и сияет настоящее золото, похожее на кофейное зернышко. Где та оболочка к которой это зернышко прикреплено, на тончайшей, просто невидимой нити. Где, это нечто, такое интересное. Это лампочка к которой слетаются мотыльки?
Да?
Нет, это что-то иное. Ангелы, маленькие ангелы, они не могут достичь этого зернышка. А почему? Нет, действительно, а как и почему?
Внезапно наступил удар, но не в голове, а где-то внизу.  ****ь, возле живота и все, пустота и задница. Что опять замкнулось или нет, может наоборот, разомкнулось?
Он открыл глаза. Снег как был, так и никуда не исчез. Лужи в проталинах, они есть здесь и сейчас, вот и все. И какой-то урюк.
Он посмотрел, приходя в себя из себя, но видел только кусок голубого неба, часть бело-черного поля и узбека, склонившегося над ним и причитающего что-то на своем языке.
А почему у меня штаны спущены? Он меня? Мысли потерялись и исчезли. Впрочем, как исчез и узбек, а может быть и казах, а может это дворник был с *** вас знает с чем, и возможно с метлой. Нет, идите вы все гулять!
Пролежав так до вечера, он наконец собрался силами, поднялся и пошел. Но не на прогулку, а куда-то. Ой, а он знал куда. Ему надо было зайти к Сашке и переодеться, ведь надо зайти к Сережке. Да, слава богу, что он оставил у нее телефон, и вообще, ведь все это так эфемерно.



ГЛАВА 1. НЕ ПОИМЕЙ СЕБЕ ЛОЛИТУ

Когда он проходил по темному коридору ведущему в класс, то стоящие возле двери девочки и до этого о чем-то оживленно трещавшие, замолчали и устремили свои взгляды на него. Он немного смутился, вероятно даже румянец выступил на его щеках, но сумрак помещения скрыл эту его неловкость. Он кивнул юным дамам, те поздоровались в ответ, и когда он открыл дверь и шагнул в освященный солнцем класс, похватав свои портфели и сумки устремились следом за ним. Это был первый урок в его жизни. Александр Павлович, молодой историк, едва закончивший исторический факультет университета, не попал на научную работу на кафедру, а распределился в обычную школу-десятилетку, находящуюся почти в центре города.
По большому счету, положа руку на сердце, засунув член в трусы и взглянув правде в глаза, Александру Павловичу научная карьера светила не слишком ярко. Он не был дураком и лентяем. Он даже вступил в компартию, по настойчивой просьбе своего научного руководителя. Он был слаб на две вещи. Вернее так. Он был слаб на передок и ненавидел советскую власть. Открытым диссидентом он не был и не подписывал письма в защиту Сахарова и Солженицына. Он не состоял не в каких тайных студенческих обществах и кружках. Он всего лишь слушал радио Свобода и голос Америки, и не правильно, по мнению университетских коллег, понимал политику партии и обсуждал ее действия в университетских курилках. Что же касалось его любви к слабому полу, то тут было все еще больше запущенно. В наше время такую любовь назвали бы – педофилией. Александр Павлович любил «лолит».
Нет, он не испытывал жгучей страсти у девочкам из детских садов или младших классов средней школы. Но, едва у будущих дам округлялись всевозможные формы, и хрупкие кости обрастали мясом. Едва на губах появлялась помада, а на щеках характерный девичий румянец, так у Александра срывало башню. Он не насиловал юных дам, он не делал им грязные намеки, он даже не дарил им цветы и не провожал украдкой до дома. Он просто шумно вдыхал аромат их молодого, расцветающего тела, любовался появившимися грудями и ловил их игривые, весьма фривольные взгляды на  своем мужском достоинстве, которое выпирало из его брюк весьма и весьма неаккуратно. Он не был маньяком, но со своим приятелем Мишкой, с биологического факультета, регулярно наведывался в комплекс университетских общаг, где они отрывались на полную катушку. И бабы липли к нему, и преподавательницы были не прочь оказаться с ним в одной постели, пока их мужья выступали на очередной конференции каких-нибудь марксистов или египтологов. Женщины роились вокруг него, как пчелы возле улья на заливных лужках, но это все было не то. Взрослые дамочки, кончавшие от одного прикосновения к его члену быстро надоедали ему, еще быстрей наскучивали ровесницы, все как одна делившие его между собой и мечтавшие выскочить за него замуж.
Ну, а как иначе. Красивый, с густыми черными волосами и такого же цвета небольшой бородкой, карими глазами и греческим, чуть с горбинкой носом. Остроумный и находчивый, и возможно весьма перспективный ученый. Но главное его достоинство, в ту пору, пору шальной юности, был для дам естественно член.  Про большие *** написано не мало виршей, стихов, поэм и романов, поэтому мы воздержимся от подробностей неуемной ебли Александра Павловича с претендентками на его член и сердце. Тем более, что сердце его тянулось куда-то в более молодую аудиторию. Ему хотелось чего-то юного, непорочного, не залапанного грубыми мужскими ладонями. Ему хотелось свежей, еще не загустевшей, едва вытекшей впервые крови. И войти туда, откуда она только что вышла в первый раз и остаться там навсегда.  Ну, конечно не на всегда, а так, на то время, пока сперма стелой не вылетит из его ружья. И дело тут совсем не в том, девственница она или нет! Нихрена вы не поняли Александра Павловича, если решили, что краем его мечты было испортить какую-нибудь девочку и навтыкав ей по самые уши, пойти искать новую девственницу. Если это так, то просто у него не хватало словарного запаса на этот случай, чтобы складно объяснить вам, недотепам, почему ему нравятся четырнадцатилетние подростки, едва ставшие женщинами. Может так попробовать, банально, но красочнее. Когда вы внимаете аромат цветов в поле или на прилавке рынка, то первое ощущение от этого запаха может вскружить голову, вызвать дрожь в коленях и помутнение в мозгах. Но, если вы долго наслаждаетесь этим ароматом, то краски его запахов постепенно исчезают, как бы проникают в вас и становятся вами самими, смешиваясь с предыдущими запахами, прошедшими сквозь вас. Эти запахи могут быть очень терпкими, нежными, едва различимыми и понятными, могут быть отвратительными и раздражающими носоглотку, но все равно, он этот запах, он один единственный и неповторимый, впервые коснулся вашего обоняния. Вы сорвали полевой цветок и идете с ним дальше по тропинке, вдыхая его аромат. И тут вы понимаете, что это уже не тот запах, который очаровал вас и заставил встать на колени, чтобы глубже внять весь его аромат. На рынке тоже самое. Там миллионы запахов, роз, хризантем, гладиолусов и лилий. Но, вы выбираете один единственный цветок, едва срезанный и привезенный на продажу. Вы подносите его к носу и вдыхаете. Нет, не носом, не через легкие, не через мозг. Через поры вашего тела, этот запах проникает в вас и на миг вы становитесь совсем другим. Это длится лишь одно мгновение, но ради этого и существуют цветы. Кто-то поднимет оброненную вами полевую ромашку, понюхает и почувствует совсем иной, другой внеземной запах. Кто-то купит не ту розу, которая очаровала вас, и так же будет наслаждаться ее пряным ароматом. А кто-то просто сорвет цветок и съест. Это будет уже не человек, а обычный козел! Который, сильно воняет и блеет, а еще бодается, если сильно хочет случки с козой. Вот так вот, дорогие мои ученицы, а вам все только про прекрасное, да про розы с одуванчиками.
Примерно так размышлял Александр Павлович, рассматривая своих первых учеников из 8 класса. Свою розу или ромашку, это кому как нравится, он заметил сразу. Это была жгучая брюнетка, с продолговатым лицом, смеющимися глазами, длинной шеей и не по годам большой грудью.
Размер, как минимум 3-й, решил для себя Палыч.
Сантиметров, как минимум двадцать, решила для себя брюнетка.
Остальных учеников такие подробности не волновали. Их больше интересовало, как новый историк относится к своему предмету, добрый он или злой, будет ли стучать на парней, за то, что они бегают на переменах курить на улицу, будет ли закладывать девчонок, за то, что они после уроков красят губы в тупичке за школой. Короче говоря, в классе были дети, обыкновенные советские дети, живущие в СССР в начале восьмидесятых годов. А цветок был только один, и он увидел его сразу, впрочем, как и цветок сразу увидел его.
На первом уроке присутствовала директриса школы, бабка предпенсионного возраста, совершенно тупая, коммунистическая ****ь, кстати его коллега, но в истории, как часто было с партийными кадрами знающая лишь одну линию партии и все. Кроме нее была еще одна молодая историчка, которая как уперлась взглядом в его ширинку, что Александру Павловичу стало неловко. И он несколько раз делал некие пассы руками, ронял указку, развешивал на доске карты, чтобы в очередной раз убедиться, что граница на замке и ворота у него не на распашку. Впоследствии, эта дама предложит ему дружбу, в тяжелые для него времена, но он вежливо откажется, сославшись на острое респираторное заболевание.
Присутствие на уроке тяжелой артиллерии слегка сковывали действия Александра Павловича, и он выглядел слегка зажатым, а порой даже растерянным, когда директриса задавала ему вопросы совершенно не по теме. На дворе был 13 век и Александр Ярославович должен был утопить пару шведских лодок в устье реки Невы, а коровообразную директрису отчего-то волновали события на Ближнем Востоке и Ирано-Иракская война. Если бы не пара реплик в его поддержку со стороны молодой преподавательницы истории, когда он «плыл» пытаясь внятно ответить на вопросы директора, то ему пришлось бы совсем не легко, но как-то все рассосалось само собой.
Все составили друг о друге свое мнение. Александр Павлович понял в какое застойное болото он попал. Директриса поняла, что преподаватель идейно не подкован и слабо вооружен марксистко-ленинской идеологией, молодая преподавательница поняла, что шанс охомутать красавчика еще не потерян, а дети поняли, что новый учитель клевый дядька и с ним им скучно не будет.
А роза поняла, что влюблена.
Втянулся в работу Александр Павлович довольно легко. Как молодому преподавателю ему дали в нагрузку лишь два седьмых и восьмых класса. Дети были обыкновенные – советские, со всеми их достоинствами и недостатками. Кому то учиться нравилось, кто-то относился к учебе спустя рукава, кто-то вообще считал, что она ему не к чему.
- Я после восьмого на завод пойду, - убеждал его долговязый Сергей из того класса, где училась его «Роза». – Мне все эти ваши математики, физики и истории не к чему. Мне бы только аттестат получить и все.
- Но, ведь ты же должен понимать в какой стране и мире ты живешь, - пытался объяснить ему учитель. – А на станке работать без знания физики и математики совсем не камильфо.
- Что такое канифоль я и так знаю, - упирался Сергей. – И паять я научился раньше, чем читать. Я вообще не понимаю, зачем мне наука? У меня отец три класса закончил и всю жизнь на заводе токарем отпахал и ничего. Зарплату домой приносит такую, что вам и не снилась. Мать, да. Она учетчица, ей математика нужна, а мне? Вы вон спросите у нашего учителя по труду, кто лучше всех в классе детали вытачивает, он вам расскажет.
- Но ведь техника не стоит на месте, - чуть ли не оправдывался Александр Павлович. – Появляются станки с ЧПУ, роботы наконец. Если бы человечество не училось, то так бы и осталось на уровне каменного века, все бы с кремневыми топорами ходило, да с помощью трения огонь добывало.
- А мне по-барабану! - От парня пахло дешевым табаком и грязными носками. – Сейчас не каменный век.
- Ну хорошо, - Александр Павлович понял, что этот спор он проиграет, поскольку не сможет объяснить парню важность и значимость знаний. – На станке ты работать научишься. Начнешь зарабатывать деньги. А что дальше?
- Пойду в армию. Когда вернусь – женюсь, рожу сына, - пожал плечами Сергей. – Так все живут, а чем я хуже.
- И чему ты научишь своего ребенка, - попытался ухватиться за соломинку учитель.
- Отдам в школу. Захочет – сам выучится. Вон у меня батя три класса окончил, а я уже в восьмом. Так и с сыном произойдет. Захочет учиться, я возражать не стану, пусть хоть институты опосля кончает. Будет получать сто рэ., где-нибудь в шаражке.
- А ты хоть знаешь, откуда взялось это слово и что оно обозначает? – не сдавался Александр Павлович, намереваясь рассказать Сергею про сталинские времена. Но, тут прозвенел звонок, и нужно было проводить очередной урок истории, посвященный Куликовской битве.
Стоя перед классом у карты с расположением монгольских и русских войск, Александр Павлович вертел в руках указку и мучительно размышлял, для чего Сергею знать о поединке монаха Пересвета с Челубеем. Для чего ему вникать в подробности того, какое влияние татаро-монгольское иго оказало на развитие Руси. Разве его волнует, причины разрозненности русских князей и их междоусобица? Станок вертится у него перед глазами, детали обтачиваются, а деньги в кассе появляются сами собой. Александр Павлович едва не сломал указку.
- Давайте-ка ребята, - наконец решил он, стряхнув с себя оцепенение, - о битве на Куликовом поле мы с вами поговорим в следующий раз.
Класс загудел, толи от радости, толи от досады.
- А сейчас вы напишите мне маленькое сочинение на тему: «Кем я хочу стать»
Класс загудел еще громче. Раздались выкрики с задних парт, где обычно «селились» самые отпетые хулиганы: «На литре сочинилки надоели!» «Опять этот русский язык!»
- Тихо, - Александр Павлович погрозил указкой. – ваша грамотность меня не интересует, так же как и стилистика. Я четко обозначил тему. И обещаю, что ваши опусы ни кто не увидит кроме меня.
- Верится с трудом, - донесся до него недовольный голос одного из заводил т разгильдяев.
- Вот вам крест, - перекрестился Александр Павлович и опешил, ожидая реакции на этот его поступок. Коммунист и осеняет себя крестным знамением! Стукнет кто-нибудь, вони не оберешься. Чтобы как-то сгладить возникшую на мгновение неловкость, учитель сообщил вдогонку, что подписываться под сочинением не обязательно. А если кто боится, то может попробовать написать левой рукой или ногой.
Но в ответ раздался дружный смех. Лишь парень сидевший на первой парте, неожиданно перекрестился вслед за ним, бормоча про себя какую-то, вероятно, молитву.
Ничего, прокатило. Дети приняли его жест, как стремную шутку. И лишь Андрей с первой парты стал более уважительно относиться к учителю истории. Позднее Александр Павлович узнал, что парень был из семьи баптистов и воспитывался в соответствии с той верой, которую исповедовали его родители, а не с коммунистическими догмами, вбиваемыми в головы и души детишек советским строем.
Вечером, усевшись на кухне и закурив «Родопи», Александр Павлович выложил на кухонный стол листы бумаги и принялся изучать содержащиеся в них мысли.
Кто-то подписывался, кто-то нет. Аккуратный почерк выдавали девочек-отличниц. Правда, один раз он ошибся, приняв сочинение парня, за девчачье. Но, радовало то, что он тоже был отличником. Выбор будущих специальностей не страдал разнообразием. Ребята хотели стать моряками дальнего плавания, военными пограничниками, милиционерами, следователями и простыми рабочими.  В принципе он прекрасно представлял себе, чье сочинение сейчас находится в его руках. Вот Саша отличник, он хочет стать врачом и спасать жизни советских людей. Это понятно. Все евреи хотят стать врачами. Вот Миша, пишет о том, что его удел бороться со стяжателями и расхитителями социалистической собственности. Парень без отца растет. Мать бедная крутится, как белка в колесе, а все одно, нищета непроглядная. Вот будущий моряк. Ага. Этот по комсомольской линии дока, не зря его завуч так натаскивает. Что ж, скорее всего в «макаровку» поступит после десятого. Вот Сергей. Вот фраер. «Чаво писать? Я же все уже сказал!» Пижон. Короче, все банально, все стандартно. Простые, хорошие, советские дети. Странно только, что среди парней никто не хотел стать учителем? О чем это говорит? Авторитетов среди ребят в нашей среде не наблюдается. Это не есть хорошо. Надо будет с Ильей Борисовичем, математиком, поговорить на эту тему. Он вроде мужик разумный.
Лишь одно сочинение его слегка задело своей какой-то не детской  злостью и глумливостью. «Когда вырасту, то закончу самый престижный университет - ерничал Леонид – защитю докторскую диссертацию, стану доктором наук и пойду работать дворником. На свою зарплату куплю себе машину «Жигули» одиннадцатой модели и поставлю ее на сервант возле кровати, чтобы никто не украл. А еще накоплю денег на кооперативную квартиру и поселю туда кукол, моей будущей дочки. Я буду хорошим дворником и возможно получу медаль за доблестный труд» Александр Павлович положил листок на край стола и затушил практически истлевшую сигарету. Странное сочинение. На юмор не тянет, больно злое. С парнем что-то творится. Может переходный возраст, а может еще что-то. Надо с ним поговорить по случаю. Так-то вроде мальчишка не из самых худших, но скользкий какой-то, липкий. С такими в разведку обычно ходить не решаются.
Девчонки порадовали больше, не только аккуратным почерком и практически отсутствием грамматических ошибок но и тем, что многие из них наряду с продавцами и медиками, собирались выбрать профессию учителя. Буду учительницей математики, писала Наташа. Я хочу стать как мама товароведом выводила Ирина, и ей вторила ее подруга Татьяна, пожелавшая стать директором универмага Детский Мир и приносить радость детям. Ишь ты какая! Сама еще поди ребенок, а уже задумывается о том, что хочет радость детишкам приносить. Опять про врачей, эта про учителя математики. Видно Борисыча девки любят. Значит действительно учитель, а не пустое место. Он просматривал сочинения, стараясь побыстрей добраться до ее творения. «Я хочу стать актрисой. А» И все? То, что это писала она, он ни сколько не сомневался, но почему так коротко? Он представил ее в черном фартуке, смотрящую в окно и грызущую авторучку. Внезапно улыбка растеклась по его лицу. Актриса! Да, вероятно из нее может получиться Маргарита Терехова или Нона Мордюкова! От такого сравнения он расхохотался да так громко, что на кухню пришла мать.
- Ты что Шурик, белены на ночь объелся?
- Да не, ма, - успокаиваясь ответил Александр. – Читаю сочинения своих учеников. До чего веселый народ.
- А о чем пишут? – мать села рядом с сыном за стол и с любовью посмотрела на своего отпрыска.
- О жизни ма, о своей будущей жизни!
- И какова их будущая жизнь, надеюсь не хуже чем у нас?
- Лучше, ма, гораздо лучше и светлей, - Александр Павлович обнял мать за плечи.
- Ну и слава Богу. Пускай помечтают. Дай им Бог!
- Знаешь, ма, что удивительно. Что все выбирают обыкновенные, земные профессии и никто не хочет стать космонавтом.
- Мода на гагариных прошла, - ответила мать, ставя на огонь эмалированный чайник голубого цыета с букетом красных цветов на пузатом боку.
- Рановато что-то, - задумчиво ответил сын. – И учеными никто не хочет быть и рабочим, только один парень.
- Поколение такое сынок, - подумав немного сказала женщина. – а может класс такой попался. Да ведь они еще дети совсем, им рано задумываться о своем будущем. Это нам рано взрослеть приходилось, а сейчас жизнь размеренная, легкая. Куда им торопиться?
При этих ее словах, Александр погрустнел. А ведь и верно она говорит на счет размеренной текучести нынешней жизни. Словно мы на байдарке перешли стремнину и попали в зону стоячей воды. Эпоха застоя продолжается и не видать ей конца. Но больше всего его укусили слова матери о том, что он ведь с детьми имеет дело. А ведь и верно. Алла ведь совсем еще ребенок, хотя и с выдающейся грудью.
От чая Александр Павлович отказался и пошел в свою комнату, в двухкомнатной квартире их с мамой хрущевки, готовится к завтрашнему уроку.

Отношения с учениками у Александра Павловича сложились весьма приличные. Разве что, с Леонидом, который издевался над трудом дворников, после разговора с ним, возникли трения. Но, не смотря на то, что парень имел авторитет в классе за счет своей наглости и злости, Александр Павлович просто не обращал внимания на его недовольный вид. Никакой он не авторитет, а слизняк со злым сердцем и крепкими кулаками. Таких может и боятся, но не уважают. Что же касалось Аллы, то Александр Павлович неожиданно для себя почувствовал, что эта чернявая девчонка с большой грудью и карими глазами, имеет над ним какую-то неощутимою и непонятную власть. Порой рядом с ней он чувствовал себя маленьким мальчиком, а не вполне сформировавшимся мужчиной. Он даже втайне завидовал ее одногодкам, которые преспокойно могли шлепнуть ее по заднице или зажав толпой в углу запустить руки под платье. Алла тоже, совсем как взрослая женщина ощущала робость учителя истории, но до поры не пользовалась своим превосходством. Хотя в окружении своих школьных подруг, иногда вела себя чрезмерно дерзко и вызывающе. Александр Павлович готов был провалиться сквозь землю, когда зайдя неожиданно в класс, он застал ученицу поправляющую чулки среди своих подружек. Смутившись, он поспешил покинуть помещение, но услышал в спину Аллин голос: «Да ты не стесняйся. Я и не то могу показать!» Он не был уверен, что эти слова были обращены именно к нему, а не, скажем, к Маринке или Таньке, но врожденное чувство самца говорило о том, что самка зло заигрывает с ним, совсем не по-детски.
После того случая, Алкины подруги стали с подобием усмешки поглядывать на вконец растерявшегося преподавателя. Шушукались за его спиной, когда он писал что-то на доске, демонстративно таращились на его брюки, прямо, как коллега по историческому цеху на том первом, показательном уроке.  Алла же вела себя все развязаннее и наглее. Когда он сделал ей замечание за неаккуратно выполненное закрашивание контурных карт по теме битвы под Полтавой, то услышал ее реплику, брошенную ему в лицо при всем классе – «Не вибрируй». Ответить на нее он не решился, поговорить с девочкой не мог, потому что, просто не знал о чем, а пожаловаться на нее ее родителям, просто посчитал ниже своего достоинства. Ни одна преподавательница в университете, ни одна ровесница, не вели себя с ним столь вызывающе, как эта девочка. Как-то напившись пива, он заехал к старому другу Мише, который остался работать в университете на кафедре биологии и пожаловался ему на превратности судьбы.
- Да трахни ты ее, и дело с концом, - посоветовал приятель, который весьма равнодушно относился к женскому полу, тем более был помолвлен на симпатичной аспирантке из института культуры, от которой уже имел внебрачную дочь двухлетнего возраста.
- Ты сбрендил, Майкл, - испугался его слов Александр, который и сам частенько задумывался над тем, а не отодрать ли эту малолетнюю сучку. – Ей всего пятнадцать лет. Меня посадят за совращение несовершеннолетних.
- Ты думаешь, она девственница? Сомневаюсь, - рассуждал Михаил. – Раз ведет себя таким образом, то наверняка ее уже кто-то открыл.
Александр Павлович и сам сомневался, что Алла еще девственница, но залезть на нее решиться никак не мог.
- Ладно, - расставаясь сказал он. – Если будет меня доводить, то уйду из школы. Тем более, ходят слухи, что профессор Плотников хочет чтобы я вернулся в универ.
- Так возвращайся сейчас и не трепи себе нервы, - ответил Михаил, провожая товарища до арки. – Или выеби ее по полной программе, а результат не замедлит о себе дать знать.
Александр несколько дней ходил в раздумьях. Идти ему к директрисе и сообщать об увольнении или нет, но тут вдруг заметил, что Алла неожиданно изменила свое отношение к его персоне. Вероятно она почувствовала в его поведении что-то недоброе и, как царица в пушкинской сказке, считающая себя властительницей всего мужского рода, решила сменить тактику, чтобы удержать возле себя верного пса. Ведь, по большому счету, она была влюблена в учителя истории, и сама не понимала, как вести себя в настоящей ситуации.
Перелом в их отношениях произошел зимой следующего года. Александр Павлович со студенческих лет увлекался туризмом, и неожиданно для самого себя, решил увлечь этим делом и своих учеников. Предварительно обговорив все с директрисой, он решил организовать нечто похожее на секцию при школе, чтобы привлечь учащихся вести более активную и здоровую жизнь, нежели курить на переменах на заднем дворе школы или просиживать индийский джинсы в кинотеатрах, по выходным, на просмотре тех же индийских фильмов. В основной своей массе он рассчитывал на парней, но как обычно случалось в советских школах, девочки проявили куда большую активность, нежели пацаны. Во всяком случае, в первый, пробный поход на лыжах в ближайшее воскресенье, в секцию записалось четверо парней и девять девчонок. Увидав список записавшихся, Александр Павлович в натуре ахнул. Среди девятерых представительниц прекрасного пола, оказалось семеро из тех, кто считались гранд-дамами класса. Переводя на русский язык, - самые красивые, сексуальные и разбитные девочки. Естественно, что фамилия Аллы числилась в первых рядах. Что это, провокация или искреннее желание? размышлял учитель пробегая глазами по фамилиям в списке.
На поверку оказалось, что нет. После последнего урока к нему в кабинет пришли все подписанты, за исключением Татьяны, про которую ему сообщили, что у нее болезнь связанная со сменой лунных фаз.
- Но, она в следующий поход обязательно пойдет, - заверила ее подруга, белобрысая девушка Ирина, которая так же числилась в числе первых школьных красавиц.
В одно не слишком морозное февральское утро Александр Павлович ждал ребят на одном из вокзалов города, чтобы на пригородной электричке поехать за город и покататься на лыжах. Он был одет в спортивный югославский костюм, в руках у него были лыжи, а за спиной рюкзак, в который матушка упаковала ему несколько бутербродов с колбасой и сыром и поставила литровый китайский термос с горячим чаем. Настроение у учителя было прекрасное, и он чувствовал, что произойдет нечто необычное, но обязательно светлое и доброе. Может, это организм уже чувствовал приближающуюся весну и радовался ее приходу?
Ровно в восемь утра к месту встречи стали подтягиваться ученики с лыжами и палками. Ребята были одеты кто во что горазд. Кто-то в спортивных чешских костюмах, как и он, кто-то в «алясках», как братья близнецы Пичугины, а кто-то в коротких шубах из искусственного меха, как Ирина и Марина. Некоторые, как и он взяли с собой в поход провиант. Впрочем, во время пришли не все, некоторые опаздывали. Для него же главным было то, что Алла не пришла. Он заметно нервничал, но старался не подавать вида, и с мнимым восторгом рассказывал окружившим его ребятам о прелестях зимних походов за город. Сам же нервно поглядывал на часы, висевшие у выхода с вокзала, и с сожалением замечал, как быстро испарялись минуты, остававшиеся до отправления их электрички.
- А Алка не придет, - будто почувствовав его волнение и ожидание, неожиданно сказала Ирина. – Она такая соня. В воскресение всегда встает не раньше двенадцати. Мы уже с ней сколько раз прокалывались. Один раз даже к ее бабке на дачу опоздали., как раз перед новым годом.
- Что ж, семеро одного не ждут, - стараясь не показать, что расстроился от этих слов, Александр Павлович положил связку из лыж и палок на плечо. – Пойдемте ближе к электричке, а то все места займут.
Мальчишки, собрав свои пожитки бросились вперед,  «забивать рублевые места», а он с тремя девочками двинулся следом.
- Эй, подождите! Постойте! Вы меня забыли! – раздался сзади голос Аллы.
Учитель и ученицы остановились и обернулись.
Следом за ними по перрону, спотыкаясь и чуть не падая, бежало чучело в распахнутой кроличьей шубе до пят, в сапогах-чулках на толстой подошве, в огромной собачей шапке. За собой на веревке она тащила санки. Догнав горстку товарищей, она остановилась и отдышавшись и откашлявшись, сообщила:
- Я лыжи не смогла найти, а пойти в поход очень хотелось, вот я и решила у сестренки ее санки взять. Там ведь есть горки, - она шкодливо посмотрела смеющимися глазами в глаза Александра Павловича и улыбнулась. – Правда, Александр Палыч?
- Найдем, - улыбнулся он в ответ и вздохнул, вероятно от накатившего на него умиления и может быть капельки счастья.
Он не стал ничего говорить по поводу того, что никаких горок в том месте, куда он собирался повести ребят нет, и что теперь ему придется срочно менять место дислокации и маршрут движения. Но разве это проблема? главное, что все, ну почти все, в сборе и она среди них. Роза или ромашка, вновь распускалась после непродолжительного ночного сна и начинала благоухать своими, уже иными, ранее неведанными, ароматами.
Уже в поезде решили поехать в Павловск. Там возле дворца есть высокий обрыв, нависающий над заснеженным прудом.
День прошел просто прекрасно. Сойдя на станции, ребята и учитель надели лыжи, Алла уселась в узкие санки, едва засунув в них свою филейную часть, укутанную в кроличью шубу и мальчишки меняясь, потащили на веревке королевну в сторону горки. Весь обрыв возле пруда был облеплен народом. И стар и млад, на санках и на лыжах с удовольствием зажигали в погожий воскресный денек. Здесь так же были учителя с учениками, студенты и преподаватели, чуть не сказал, рабочие и колхозницы. Короче говоря, всякой твари и совсем не по паре. Это пожалуй единственное, что слегка огорчало Александра Павловича. Он предполагал, что они совершат на лыжах марш-бросок на несколько километров, как делали они с друзьями в университете, а потом перекусив и выпив горячего чая и кофе, это кто что предпочел с собой прихватить, двинутся другим маршрутом к иной железнодорожной станции и вернуться в город по другой ветке. Большое количество народа на маленьком пятачке, не всегда бывает хорошо. Но ребята, похоже, были довольны. Все подрумянившиеся, подопревшие и счастливые. Алла была счастлива больше всех.
Во-первых, ей вообще не приходилось вставать с санок. Вниз с обрыва, сани катили ее, вверх на горку, мальчишки тянули ее в санях. Ну, разве не кайф! А до станции Александр Павлович, видя как устали парни от перемещений королевны снизу вверх с пугающей частотой, взял в руку веревку от саней и сам довез пунцовую и сияющую розу.
В электричке, переполненной до краев, им все же удалось выкроить несколько свободных скамеек, опять же благодаря мальчикам, и они вновь попили чая и доели свои бутерброды. А потом Александр Павлович стал читать им стихи Пастернака, выдавая их при этом, почему-то, за отрывок из поэмы Маяковского. «Свеча горела на столе. Свеча горела». Рассказал про книгу поэта серебряного века Георгия Иванова – «Петербургские зимы», где особый акцент сделал на его рассказе об Александре Блоке, как тот переживал из-за своей поэмы «12».
- Собратья по ремеслу весьма холодно, а некоторые даже агрессивно отнеслись к этому произведению великого поэта, которое вы будете изучать в следующем году, - говорил учитель истории. – Кто-то из друзей Блока даже бросил фразу, что тот во второй раз распял Христа. Сам Александр Александрович сильно переживал из-за этого, особенно в последние месяцы своей жизни. Он даже просил друзей скупить весь тираж поэмы и уничтожить его. Но не успел. Когда вы будете изучать ее, те, кто решит продолжить учится в девятом классе, задумайтесь над этими словами. Возможно, они помогут вам понять и взглянуть на это великое, по сути, произведение чуть-чуть по иному.
Еще Александр Павлович начал читать обалдевшим подросткам «Один день Ивана Денисовича», причем, не сказав им, кто является автором произведения, но не докончил. Электричка пришвартовалась к перрону, и сбросившие с себя оцепенение от романтических рассказов и стихов, ребята рванули на волю. Лишь Алла зачарованная сидела, прижав к коленям свои деревянные санки и как-то испуганно смотрела на Александра Павловича.
- А ты хороший, - прошептала она, когда вокруг никого не осталось из одноклассников.
- Ты тоже, - ответил учитель и положил свою ладонь на ее руку в вязанной, красно-зеленой рукавице.
Следующую вылазку на природу наметили в ближайший выходной. Необычность ее заключалась в том, что поход предстоял с ночевкой. Правда, Александр Павлович поначалу сомневался, что ему разрешат пойти на такое директриса и завуч по воспитательной работе, а так же, что родители отпустят своих чад на ночь. Но, все обошлось. Директриса болела, а завуч по «политике партии», как называл ее историк, озаботилась только тем, чтобы дети не простудились и прочитали «Малую землю» к 5 марта. Звали завуча – Нина Андреева. Александр Павлович с покорностью принял несколько экземпляров великой книги и клятвенно пообещал, что сам лично прочтет ребятам произведение Леонида Ильича.
Ребята с восторгом и энтузиазмом восприняли предложение историка, провести ночь в палатках и спальниках в глухом заснеженном лесу. Тема была выбрана, как «лыжный поход тропой партизан». На самом деле никаких троп здесь и в помине не существовало, а если они и были, то Александр Павлович о них ничего не знал. Просто с определенного времени, ему дали понять, что простые прогулки на лыжах, хоть и положительно влияют на здоровье учащихся, но не являются необходимым и достаточным условием существования туристической секции. Надо выбирать тематические объекты для прогулок, и желательно героические. Приближалась сороковая годовщина начала Великой Отечественной Войны. Историк долго не раздумывал, а согласился практически сразу, поскольку тему можно обозначить одну, а реализовывать что угодно. Главное, что проверить это никто не сможет, ведь контролеры с ними на лыжах ходить не решались. Кстати. Предыдущая поездка в Павловск, была занесена в талмуд завуча, как «Жизнь крепостных в екатерининскую эпоху». Палыч сочинил тему мгновенно, что называется с ходу, едва завуч поинтересовалась, а что им там было такого исторического изучать в этом великосветском пригороде.
Завуч согласилась, но посоветовала выбирать темы поближе к настоящему времени. Сказано – сделано. Александр Павлович нашел парочку мест, якобы, связанных с партизанами. Отметил их у себя в тетради, но поскольку краев тех не знал, не решился везти ребят в глухомань, а отправится по знакомому маршруту, нарисовав при этом несколько вновь найденных стоянок. Вся страна завалена костями, так и не захороненными по-людски. Неужели в тех местах не велись бои? И кому какая разница, кто там воевал, партизаны, добровольцы или регулярные войска. Главное, что бои шли везде. Тем более, что мы не отряд следопытов или поисковиков. Мы группа туристов, проводящий активный отдых на просторах роднойстраны. Могли бы сказать спасибо только за то, что детей из задымленного города вывожу на природу, что дышат они кислородом, а не газом, что закаляются, а не валяются с градусниками под мышкой под теплыми, ватными одеялами.
И все же, все это от лукавого. Цели этого, а может быть следующего похода были совсем иными, нежели декларировались в открытую либо, скрывались внутри под завесой тайны. Даже самому себе историк не решался доверить свои мысли и помыслы, столь эфемерными и невероятными они казались ему.
Четырехместная, польская палатка у него была, как такой же огромный спальник, в который при желании они засовывали до восьмерых человек. Но, то взрослые студенты и студентки, а тут школьники и школьницы и совсем не известно, как они поведут себя, оказавшись вместе «под одним одеялом». Нет, мальчики отдельно, а девочки отдельно. Наверняка у кого-нибудь найдется нечто похожее, на худой конец возьму у Мишки или обращусь к военруку, думаю, у него есть в загашнике пара армейских палаток.
Проблема набухала, набухала и рассосалась без особых затруднений. Все что нужно для ночевки отыскалось, и можно было двигаться в путь. Оставалось только выяснить, кого родители отпустят, а кто останется в городе. Смельчаков набралось пять человек. Два Сашки, один мечтавший стать врачом, а второй математиком, и три девочки, Алла, Ира и Таня, наметившие себя карьеру актрисы и торгашек. Две последние явно не собирались оставаться в школе, а решили продолжить учебу в торгово-промышленном техникуме. Что ж, девки красивые и не глупые, возможно и удержаться среди торгашей, хотя торговой жилки в них Александр Павлович не замечал. Неожиданно, в последний момент изъявила желание отправится «на прогулку» еще одна разбитная девица – Маринка, которая почти в открытую жила с парнем старше ее на три года. Что ж, мы люди гостеприимные, заходите к нам на огонек, только посторонних никого не приводите. Александр Павлович решил, что в его палатке будут ночевать девочки в безразмерном спальнике, а сам он заночует в двухместной палатке со своими тезками, будущими светилами нашей науки.
Все так и случилось, как он предполагал. После того, как они определились с местом ночлега, перекусили, попили чая и разбили палатки, два Александра ушли ночевать в свою двухместную палатку в двух спальниках, а Александр Павлович оказался в четырехместной польской палатке, в безразмерном протертом до дыр спальнике в окружении четырех полуголых девиц. Это не розарий и не клумба, это было нечто. Александр Павлович просто не мог себе представить, что умеют вытворять пятнадцатилетние девочки. Едва его затащили в палатку, якобы оттого, что они боятся спать в лесу одни, потому что их могут загрызть злобные волки, и запихнули в одежде в спальник, как четыре пары рук принялись стаскивать с него одежду, при этом оголяя и свои тела. Учитель не успел опомнится, как у него на хую уже прыгала Маринка, извиваясь всем телом и рыча от боли и восторга. В грудь и губы ему впились еще кто-то, кто он не понимал, поскольку в палатке было темно, да и девицы не высовывали своих носов из спальника, за исключением танцующей на нем Маринке, стонавшей и матюгающейся от истомы и умиления. Он кончил. Маринка слезна с него и уступила место подруге. Второй оказалась Алка. Та тоже, довольно быстро подняла его опавший конец с помощью легких движений рук и уселась на него, как заправская наездница. Влагалище у нее было более тугое и не такое раздолбанное, как у Маринки, но все равно, его недетские иллюзии растаяли вместе с волшебным ароматом полевых ромашек. С Аллой происходило все гораздо дольше, чем с Мариной, но все же, через десять минут он отстрелялся. Едва переведя дыхание, чтобы сказать девочкам хоть пару фраз, он почувствовал, как чей-то язык уже облизывает головку его члена. Через минуту он уже спаривался с кем-то, так и не показавшимся из недр спальника. При этом его кусали, щипали и дубасили сотни девичьих рук. Никогда еще Александр Павлович не испытывал ничего похожего. Он лишь поймал себя на небанальной мысли, что всегда считал, что член у него больше среднего размера, и что дамам обычно бывало больно, когда он входил в них. Здесь же не было и ничего похожего. Девочки стонали, кричали, ругались, но скорее от удовольствия, чем от боли. С ходу ответить на этот вопрос он не смог, а хорошенько подумать над ним ему никто времени давать не собирался. Едва он кончил в третий раз, как его членом завладели еще чьи-то влажные губы. Девочки знали, как эффективнее использовать свой рот, для скорейшего достижения цели.
На этот раз он с б-о-о-о-о-лбшим трудом вставил свой слегка истрепанный пенис во влагалище и начал движение, когда из спальника показалась голова Татьяны и сообщила ему, что он «**** ее в жопу!».
От давления и напряжения у него шумело в ушах, а пот катил градом. спальник был мокрым насквозь. Если бы в тот момент Александр Павлович мог здраво рассуждать, да вообще, хоть о чем-то думать, то он наверняка бы обозвал себя полным идиотом, вспомнив о том, с каким трепетом и болью рассказывал об умирающем Блоке, мечтавшим о том, чтобы уничтожить свою поэму. Да девочкам, Алле, оказалось нужно было совсем другое, нежели о чем думал он. Нет, об этом он думал регулярно и желал этого с того момента, когда увидел Аллу в классе истории. Но, чтобы это произошло так. Чтобы его откровенно использовали как сексуальную машину, чтобы его насиловали четыре пятнадцатилетних девицы, этого представить себе он не мог. Сейчас  у нег промелькнула даже мысль, как бы девки не захотели пробежаться по новому кругу. Тогда ему настанет копец, как любила выражаться одна из его хороших подруг, когда приглашала к себе в гости сразу нескольких кавалеров. «Будем устраивать мне копец – говорила она – Может на этот раз получится» Но Нинка это делала сознательно, она любила, когда ее ебут три-четыре мужика последовательно, а происходящее с ним было нечто не вписывающееся не в одни рамки. Как и догадывался историк, девки не угомонились, гормоны жгли, и снова Маринка принялась дергать за канат, едва он кончил Таньке в задницу.
- Девчонки, - не успев отдышаться простонал Александр Павлович. – Давайте хоть пару минут отдохем.
- Не выйдет, - ответила Маринка, чувствуя, как вновь набухает его член в ее руках. – У тебя уже стоит.
И все понеслось по новому кругу. Девчонки оказались намного злоебучей его ровесниц и вконец уморили его под утро, когда даже совместными усилиями четырех ртов, они не смогли поднять его измочаленный член.
- Слабоват, - констатировала Маринка, выплевывая волос с его яичек, застрявший у нее в зубах.
- Бедненький, - пожалела Алла и поцеловала его в пупок. – Он так сегодня потрудился.
- А *** у него нечего, приличный, - добавила Ирка, намазывая губы гигиенической помадой. – Я даже чуть не кончила.
- Да отличная коряга, - сказала Татьяна. – У меня, например, в попе еще такая красота не разу не гуляла.
- К моего Валерки не меньше, - хмыкнула Маринка. – Даже потолще чуть-чуть будет.
О чем они говорят! Засыпая думал Александр Павлович. Настоящий вертеп, публичный дом! Какой восьмой класс, им на улице «красных фонарей» тесно будет. Какая история, какая математика. Они опытнее и старше всех нас вместе взятых.
Голоса еще мерно раздавались возле его уха. Чья-то рука даже несколько раз подергала его за яйца. Кто-то поцеловал в плечо. Но, Александр Павлович уже ни на что не обращал внимания. Он проваливался куда-то в преисподнюю, куда сам себя и затащил.
Разбудили из мальчишки шумевшие возле палатки, в попытках развести огонь и согреть котелок с водой. Слышали они о ночной оргии или мирно спали, учителю было невдомек, он пытался осмыслить, что же произошло прошлой ночью, и как ему теперь вести себя по отношению к девочкам. И самое главное знать, как теперь они поведут себя с ним. Предположений было масса, особенно лезших в голову сейчас, когда мозги расплавились до неприличного состояния, став почти парообразными, и совсем не хотели хоть что-нибудь соображать. В башке маячили статьи уголовного кодекса за совращение несовершеннолетних, за изнасилование, за изнасилование в извращенной форме. Мелькали милицейские лица и судейские мантии. Потом, он вдруг подумал о том, что кончал во всех подряд регулярно, стало быть, не исключено, что кто-нибудь из них забеременеет. И пошло-поехало по новой. Роды-не роды. Подпольные аборты и окровавленные зародыши в операционных баках. Кошмары навалились на Александра Павловича и придавили его к земле железной пятой. А девочки, между тем, сопели во все ноздри, притулившись с двух сторон к его плечам.  Аккуратно отодвинув девичьи головки от своего волосатого тела, Александр Павлович вылез из спальника и принялся искать свои вещи, которые вечером девочки разбросали по всей палатке. Трусы он обнаружил в спальнике среди голых девичьих тел, а вот один шерстяной носок так и не смог найти, отчего после заболел ОРЗ и проболел целую неделю. Кстати. Ученицы исправно навещали его во время болезни, принося пирожки и новости из школы. Сейчас же, застегнув молнию на куртке, и засунув ноги, без одного шерстяного носка, в лыжные ботинки, историк вышел из палатки на природу и глаза его едва не взорвались от ослепительно белого снега и бледно голубого бездонного неба.
С этого утра ему предстояло начать новую жизнь, но какую именно он даже не догадывался. Впрочем, жизнь тоже была в непонятках, каково ей теперь придется на этом свете.
- Александр Павлович, можно вас на минуту?!, - Алла подошла к столу учителя возле которого стояли одноклассники. Приближался выпускной вечер и историк обещал ребятам помочь организовать что-нибудь интересное.
- Да сейчас, - машинально ответил он, отвлекаясь от споров с ребятами на счет ночной экскурсии по летнему городу в период белых ночей. Но, подняв глаза и увидав лицо Аллы, он понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Лицо у девушки было бледным, а нижняя губа слегка дрожала. Да и всю ее трясло, похоже, как осиновый лист.
- Ребята, я сейчас, - сказал он, поднимаясь со стула и выходя из-за стола, направляясь следом за девушкой, выходившей из класса в коридор.
Едва за ним захлопнулась дверь, Алла бросилась к нему в объятия, не смотря на то, что в другом конце коридора играла стайка пятиклассников.
- Саша, я беременна! – дрожащим голосом, едва сдерживаясь, чтобы не разревется, сообщила ему девушка.
Где-то в душе он знал, что их связь не чем хорошим не кончится, но это было одним из самых неприятных и шокирующих известий. Он промолчал, пытаясь сообразить, что можно предпринять в этой ситуации.
- Что ты молчишь? – Алла толкнула его кулачком в плечо и закрыла лицо руками.
- Что ты намерена делать? – как можно спокойней, чтобы не взорвать еще сильней ситуацию, спросил Александр Павлович. – Давай поженимся. Я пойду к твоим родителям. Мы вместе сходим в РОНО и исполком. С разрешения их и согласия родственников, нас с тобой распишут.
- Ты сума сошел!! – едва не закричала она. – У меня жизнь еще вся впереди. Мне всего пятнадцать лет. О какой свадьбе может идти речь, о каких детях? Я хочу стать актрисой. У меня талант, мне и преподаватель в кружке говорил, и сестра двоюродная. Какая свадьба, Саша.
- Обычная, - пожал он плечами, понимая, что если они продолжат разговор в том же духе, то у Аллы случится истерика, как с ней бывало часто в последнее время. Отчего он сразу не догадался, из-за чего у нее так часто происходит смена настроения.
- Ищи деньги, - неожиданно сказала она спокойным, едва металлическим голосом, поправляя спавшую с плеча лямку от фартука. – Я договорюсь на счет аборта.
- Но это может быть опасным. Легально тебе аборт никто делать не будет. И у тебя может такое случится, что никогда не будет детей.
- Ищи деньги, - сквозь зубы прошипела девушка, глядя на учителя полными ненависти глазами. – Это не твое дело.
Он хотел ей еще что-то сказать, но она развернулась и выбежала из коридора. Он сделал шаг, в попытке догнать ее, но после первого же и остановился. Или впасть в запой или с кем-нибудь посоветоваться. Лучше второе. Надо срочно съездить к Мишке.
- Александр Павлович, - отворилась классная дверь и в коридор высыпала толпа его учеников.
Боже мой, ведь у них выпускной. Я обещал свою помощь. Как успеть со всем разобраться, ума не приложу.
- Иду ребята, иду.

Аборт Алле сделать помог Михаил, к которому все же Александр сумел добраться вечером того же дня. Удивляло Александра Павловича в этой ситуации еще и то, что из четверых участниц той февральской оргии в палатке забеременела именно та, о которой он только и мечтал. Ну, как тут не поверишь в божественность всего сущего. После выпускного вечера, который Алла пропустила, а историк с математиком Ильей Борисовичем провели с ребятами в прогулке по городу и катание по реке на теплоходе, школьники, те кто решил продолжить обучение в 9 классе,  ушли на каникулы, остальные поступали в техникумы и ПТУ, Александр Павлович решил все же вернуться на кафедру в университет, чтобы вплотную заняться написанием диссертации, тем более, что в руководстве школы произошли изменения. Вместо туповатой, но добродушной директрисы пришла настоящая мегера, тоже исторички, тоже коммунистка, но в отличии от предыдущего директора была умной, к тому же яростной поборницей коммунистической идеи, и ужиться с ней ему, с его относительно диссидентскими взглядами не было никакой возможности. Между ними состоялся серьезный и обстоятельный разговор из которого выяснилось, что их взгляды на преподавание исторической науки существенно расходятся, причем в базисной ее части. Если Александр Павлович считал, что идеологичность в истории является второстепенным фактором, то новая директриса считала его основой всех основ, и что марксистко-ленинский подход к науке важен не только при изучении новейшей истории, но необходима корреляция этого метода, начиная с истории древнего мира, не говоря уже о средних веках. Бессмысленность спорить со скалой, историк понял с первых же слов новой руководительницы. Вероятно, она прирожденная сталинистка, мелькнула у него в голове мысль, когда директор рассказывала ему о своих планах на преподавание истории в 9-х 10-х классах. Бедные дети, подумал он, когда услышал из ее уст, что она хочет для начала заставить выучить детей «Три источника и три составные части марксизма», которые законспектировала и ужала до размеров двух тетрадных страниц. Кроме того, на Обществоведении, она планировала проштудировать с учениками основополагающие работы Ленина и изучить материалы всех съездов коммунистической партии.
- Но это же история КПСС, - возмутился Александр Павлович, когда бегло пробежал глазами по ее плану.
- Вся история нашей родины, молодой человек, - отрезала директриса, - это история КПСС.
- А как же Православная Русь? А как же реформы Петра, Александра II , Столыпина? – сделал последнюю попытку возразить молодой учитель.
- На эти вещи дети должны смотреть только сквозь призму ленинских идей и работ его великих последователей.
- И Сталина?
- А что вы имеете против Иосифа Виссарионовича? – раскраснелась директриса. – Может мы и победу тогда отменим?
- А ГУЛАГ?
- О ХХ съезде партии и докладе Хрущева, мы обязательно с ребятами поговорим. Но читать им произведения Солженицына я никому не позволю!
Александр Павлович вспомнил поездку в Павловск и с каким интересом ребята его слушали, когда он читал им «Один день Ивана Денисовича».
- Я ухожу из школы, - спустя некоторое время, медленно и задумчиво произнес он.
- Я надеюсь, - ответила она. – Что на новом месте работы вы достигнете большего взаимопонимания с вашим будущим руководством.
Алла появилась, как всегда внезапно, в самом конце лета, когда он уже договорился с профессором Плотниковым о работе на кафедре в университете, и забежал в школу только для того, чтобы вернут военруку армейскую палатку, которую «зажал» в середине апреля, когда со своими ребятами ходил в очередной лыжный поход. Они выпили с полковником по рюмке коньяка, поговорили о новом школьном руководстве, и он попрощавшись двинулся к выходу. В дверях он столкнулся с Аллой.
- Значит, уходишь? – она вновь была в своем репертуаре. Наглая, заносчивая девчонка, превращающаяся постепенно в красивую молодую женщину.
- Так получается, что да, - смущенно ответил он, замечая, что Алка была явно раздосадована сведением о том, что он больше не будет преподавать в их школе.
- А как же я?
Ее вопрос потряс его до глубины души. Чего-чего, но этого он от нее не ожидал. Ведь после того, как он договорился с Мишей и ее положили в клинику на аборт, Алла демонстративно игнорировала его, не отвечала на звонки и избегала встреч. А потом и вовсе уехала куда-то на все лето.
- Я думал, что между нами все кончилось, - отворачиваясь в сторону и глядя на плакат, поздравлявших всех учителей и школьников с началом нового учебного года, ответил он.
- Но я же люблю тебя, - огорошила она, произнеся эту фразу с такой болью и напором, что у него раскололось сердце.
Эта девка будет долго крутить и вертеть тобой, вспомнил он слова Михаила, если ты вовремя не одумаешься. Между вами идет настоящая война и победитель может быть только один. Либо она тебя сломает, либо ты ее переделаешь. У девчонки очень цельная натура и сильный характер. Еще раз дашь слабину, и можешь попрощаться с собственным Я.
А может плюнуть на все и попробовать еще раз?
Ошибочность своего поступка он осознал не сразу, но довольно скоро, когда через год Алла забеременела вновь. Он преподавал уже в университете и писал диссертацию, она заканчивала вторую четверть, учась в 10 классе все той же школы. На этот раз все вышло иначе, чем полтора года назад. Алле было 16 с половиной и если она решит рожать, то когда дитя появится на свет, то ей будет чуть за 17. Во-вторых, она внезапно потеряла интерес к актерской профессии и забросила свой театральный кружок. В третьих она была не прочь выйти замуж за Александра, с одним условием, что они переедут к нему жить и он пропишет ее у себя. Последнее условие не вызвало никакого возражения со стороны жениха, лишь его престарелая и, к сожалению не очень здоровая мать, в разговоре с ним выразила сомнение, по поводу правильности его действий.
- Ма, но мы любим друг друга.
- Какая это любовь в пятнадцать лет? Ей еще в куклы играть, да уму разуму учится.
- Но ты же видела ее. Она самостоятельная, взрослая девушка.
- Вот именно, - покачала головой мать. – Слишком уж она самостоятельная.
Не смотря на неодобрение матери, родителям Алла, похоже, было все фиолетово,  относительно будущего дочери, их у них еще парочка найдется, Александр сходил в исполком и за шоколадку и обаятельную улыбку, договорился с инструктором, что власть даст согласие на ранний брак, но только после того, как девочка закончит школу. Рожать ей предстояло где-то в конце июля, 17 ей исполнялось в мае, школу она заканчивала в июне. Все срасталось как нельзя лучше и Александр Павлович принялся копить деньги на свадьбу и на ребенка. Это были трудные месяцы в его жизни. И хотя, Алла пока еще жила у себя, денег на ее содержание выходило все больше и больше. Александр Павлович практически забросил кандидатскую и принялся рубить капусту. С утра он разгружал вагоны с яблоками на «московской» овощебазе. Получив за шесть-семь часов работы 25 рублей чистыми, он мчался в другой конец города, где давал частные уроки для одного абитуриента, пожелавшего поступить в университет на исторический факультет. Там ему платили полтора рубля в час. Больше двух часов обучения «Иудушки Головлева» он не выдерживал. Закончив с клиентом, он мчался в универ и читал лекции вечерникам. На кафедре он получал 70 рублей в месяц. Иногда удавалось выступить на какой-нибудь научной конференции, что денег не приносило, зато давало новые связи и бесплатную еду. Нервы и здоровье исчезали, как песок сквозь пальцы. Тут еще серьезно заболела мать, а у Алки начался токсикоз. Александр Павлович однажды вдруг поймал себя на мысли, что чего-то слишком часто он стал останавливаться у рюмочной «на кругу» и пропускать там по сто граммов «Русской водки». «А не начинаю ли я спиваться, таким образом», думал он, опрокидывая очередную рюмку после работы на овощебазе. «Да нет, всего лишь стресс снимаю - успокаивал он сам себя- Вот, ма оклемается, Алка родит, тогда все вернется на круги своя».
Не вернулось!
Мать умерла за две недели до того, когда Александр официально оформил свои отношения с Аллой. Пока он оформлял бумаги и договаривался с похоронным агентом о подхоронении матери к рано ушедшему из жизни отцу, Алку забрали в роддом. Александр Павлович метался, то в морг, то в роддом. Соседство, скажем прямо, весьма показательное и даже символичное. Мать похоронил, через три дня Алла родила мальчика. Человек ушел, человек родился. Вот она и вся суть нашей жизни на ладони.  Мальчика и маму привезли к Александру домой, где он уже обустроил уголок для ребенка в их спальне. Он купил все из того списка, что дала ему супруга, теперь уже именно так, из больницы. И кроватку и ванночку и одеяло с теплыми и тонкими простынками. И чепчики с ползунками и распашонки. Знакомая медсестра, бывшая любовница Мишки, который вдруг резко пошел в гору, сделал какое-то важное открытие, имеющее всемирное значение, получил Ленинскую премию, внеочередное звание профессора и какую-то должность в каком-то закрытом НИИ, рассказала ему обо всем этом, когда он отрабатывал два метра марли на подгузники для сына, которую девушка специально для него сперда из клиники детских болезней левизны в коммунизме.
Ребенок оказался каким-то маленьким, сморщенным и синим, с фиолетовым отливом. Но, Александра это не смутило, ведь это был его сын. Его! Он сразу же влюбился в этого лягушонка, чего не скажешь о его матери, которая весьма равнодушно отнеслась к своему первенцу, к тому же на третий день у нее пропало молоко. У Александра появилась новая головная боль, - поиски молочных смесей для грудных младенцев. Кроме всего прочего, Павловичу пришлось отказаться от репетиторства, поскольку он не успевал тогда погулять с ребенком перед лекцией в университете. Алла постоянно плохо себя чувствовала и все прогулки, стирка подгузников, приготовление еды для ребенка и для них, легли на плечи Александра Павловича. Они даже поругались пару раз с женой. Та предлагала мужу бросить университет и сосредоточится на добывании денег иным путем, типа разгрузки вагонов и работы дворником в ночное время. Муж же упрекнул родителей супруги, что новоявленные бабушка и дедушка нихрена не помогают им с воспитанием внука.
- Мог бы твой папаша хотя бы гулять с внуком пару часов в день, чтобы я мог к лекциям подготовится? – тихо возмущался Александр Павлович.
- У него ноги больные, - отворачивалась к стенке Алла, валявшаяся на диване и читающая какой-то роман Тургенева. – Он и так скоро с палочкой ходить будет.
- Тогда бабушка пусть приезжает, пеленки постирает, - не унимался супруг.
- Она и так вчера приезжала, - Алла резко повернулась к нему. – Чего ты на моих предков наезжаешь?
- Приезжала! – явный намек на скандал на этот раз не испугал Александра Павловича. – Привезла дочке тортик. Две минуты посюсюкала с внуком, а потом три часа на кухне курила одну за одной.
- И что? – равнодушно спросила Алла.
- А то! И ты сразу за соску ухватилась, благо что ребенка кормить не надо!
- Ах вот ты в чем  меня упрекаешь, - Алла поднялась и села на диван, ища ногами тапки, валявшиеся где-то под ним. – Что я специально бросила кормить ребенка, чтобы курить и пирожные кушать! Ну ты и шиздец!
- Я не в чем тебя не упрекаю, - пошел на попятную Александр. – Просто твои родственники могли бы нам помочь, раз моя мама умерла. Хотя бы сестры…
- Иди сюда, - поманила его пальцем Алла, шкодливо выпятив нижнюю губу.
- Чего? – не понял вначале Александр, а когда догадался о ее намерениях, то был уже захвачен в лен ее руками и ногами.
- Давай.
- Но, тебе еще нельзя. У тебя там рана. Врач сказал…
- Я говорю, давай, - Алла ласкала ему языком ушную раковину, а руки ее судорожно расстегивали ширинку его брюк, он собирался на прогулку с сыном, и хватали затвердевший член.
Орала Алла на всю вселенную, так, что Александр даже испугался, как бы соседи сверху не прибежали на ее вопли. Когда же он кончил, то она еще некоторое время дергалась в конвульсиях, крепко обнимая его за шею, а потом поцеловав в губы спросила:
- Тебе было хорошо?
Таким образом Алла научилась гасить любые конфликты возникающие перманентно между ними и решать в свою пользу все возникающие споры. Он любил ее, любил ее тело, ее ****у. Едва почувствовав с его стороны, обиду, недовольство или попытку сопротивления, она применяла свои чары и он был раздавлен и побежден. После чего, как побитый пес, поджав свой хвост, брел исполнять любой ее каприз и указание. Единственное за что он пока держался, это была его работа в университете и робкие попытки написать все же диссертацию. А в остальном, все его позиции были постепенно утеряны. Из работы осталась овощебаза по выходным и работа грузчиком в мясном магазине, у Алкиного приятеля. Последняя работа, в основном, и кормила молодую семью. Вскоре работа на овощебазе потеряла свою актуальность. Мясо в стране было дефицитом, а Александр Павлович уже работал учеником у жениного приятеля. Тот иногда ставил его за прилавок, когда сам уже торговать был не в состоянии. С утра разделает туши говядины и свинины, разложит их на прилавке, засунет в холодильник то, что предназначалось для особых клиентов и вперед в подсобку кушать «сабониса». А Александр впаривает домохозяйкам грудинку с костями, суповые наборы и свиные окорока. Алла довольна, деньги текут в семейный бюджет, и она даже не замечает, что муж все чаще и чаще приходит домой на бровях. К слову, теща со временем стала чаще бывать у них, но с воспитанием сына помогала не очень, больше курила с дочкой на кухне и точила лясы по поводу тяжелой жизни в стране.
Сын подрастал. Рос здоровым и веселым мальчиком. Отец души не чаял в своем чаде, жалко только одно, что видел он его не часто и то, все больше с замутненным взглядом. Когда же началась перестройка и Горбачов ограничил продажу спиртного, денег у Александра Павловича стало еще больше, поскольку в их гастрономе спиртное продавалось, и продавцы из разных отделов, всячески поддерживали друг друга, а заведующая и товаровед были свои люди в доску, имея в этом бизнесе своих подчиненных свою «долю малую». Мясо, колбасы и консервы уходили налево знакомым или нарождающимся кооператорам, а бухло на корню скупали барыги, чтобы торговать им по ночам в различных «пьяных углах». Диссертация была благополучно похерена, а следом закончились лекции на вечернем факультете. Коллеги не осуждали Александра, понимая, что содержать на нищенскую зарплату преподавателя семью из трех человек, даже теоретически невозможно, и желали ему вернуться, когда наступят лучшие времена. Алла работать не торопилась. А вскоре опять забеременела и родила второго сына, аккурат после путча 91 года. Александр Павлович пил, сшибал бабло и совсем не о чем не думал. Иногда , когда был выходной, он со старшим сыном гулял с коляской в соседнем парке, попивая из горлышка «мартовское» пиво и рассказывал Сергею, так назвали старшего, различные эпизоды из истории человечества. Пару раз он встречался с Михаилом Борисовичем, который был директором НИИ гриппа, триппера и СПИДа, и беседовал с ним о прошлой жизни. О своем нынешнем положении он предпочитал не распространятся, больно велика была разница между старыми приятелями, зато с удовольствием слушал различные байки молодого академика про всякие бананотехнологии и прочие научные премудрости. О политике они почти не говорили, Михаил ей не интересовался, а Александр, в душе диссидент, всецело поддерживал Ельцина и его команду, хотя рыночные реформы Гайдара весьма болезненно отразились на его благополучии. С дефицитом было покончено. Мясо появилось везде и разных сортов. А бухлом торговали все ларьки, как грибы после дождя выросшие вокруг гастронома. Вовка, Алкин приятель и собутыльник Александра тоже открыл пару ларьков в которых кроме мяса и других продуктов, спиртного и пива, продавалось различное шмотье, пошитое некими умельцами в подпольных цехах где-то за чертой города, но выдаваемое хозяином за импортные лейблы. С появившимся рэкетом Александру тоже вплотную столкнуться не пришлось, поскольку в бухгалтерию он не лез, а нарождающихся бандитов интересовали только деньги. Лавэ всему голова!
С женой у него отношения были по прежнему то перманентно теплыми, то натянутыми. Едва Александр открывал рот, чтобы сделать жене какое-нибудь замечание или напомнить ей, что она еще три года назад собиралась устроится к какой-то своей подружке в салон причесок, Алла все же закончила курсы парикмахеров, как у той случалась мигрень, либо она захватывала его в плен руками и ногами, и они безбожно трахались, пока дети гуляли на улице. ,Дети, между тем, росли как-то сами по себе. Старший ходил уже в десятый класс, а младший готовился поступать в первый.
Новогоднее обращение Ельцина 2000 года он воспринял пьяно-равнодушно. Ему не нравился в последнее время наш президент, особенно после мутных выборов 96 года, когда по сути, свое кресло Ельцин продал кучке олигархов. Даже расстрел Белого дома в 93 он воспринял не так болезненно, как те халявные выборы, на которых призывали голосовать сердцем. И он проголосовал, в последний раз в той своей жизни. Ельцин сдавал на глазах, похоже бухал не меньше его самого и практически не руководил страной. Еще его потрясли две чеченские войны. Та 94-96 годов, закончившаяся Хасавюртовской сдачей и теперешняя, где нынешний премьер поклялся всех «мочить в сортире». Фраза была крепкая, вполне нормальная для обыденного общения возле пивного ларька, но из уст одного из руководителей государства выглядела резкой и неоднозначной. Именно тогда, протерев глаза, Александр впервые увидел это равнодушное лицо с бесцветными глазами и слащавой, саркастической улыбкой на тонких губах. Поэтому заявление Ельцина о том, что он сдает власть своему приемнику Одипу, так прозвал Александр нового президента (что означало Одинокий Полковник), вызвало у него не просто настороженность, а какой-то внутренний страх. Он даже на мгновение протрезвел и сказал сидящим за праздничным столом жене и детям:
- Закончилась целая эпоха. Пускай она и была шебутная и мутная, но с этим человеком мы нахлебаемся горя.
- Это еще почему? – очнулась от спячки Алла, которая целый вечер трепалась с очередной подружкой по телефону.
- Я видел его глаза, их невозможно забыть, - вместо ответа процитировал он слова из песни Михаила Барзыкина из питерской группы «Телевизор» - «Твой папа – фашист!».
- Ты бы на свои посмотрел, когда три дня не просыхаешь, - заступилась за приемника Алка. – Даже страшно становится. Стекло-стеклом. Выпадут и разобьются нахуй!
- Ты хоть при детях попридержи язык, зараза!
- А то они от тебя таких слов не слышали, - она потрепала по волосам смущенно уставившегося в тарелку младшего Митьку и встав из-за стола, прижимая плечом к щеке сотовый телефон,  пошла на кухню курить и сплетничать с мамашей.
Что правда, то правда. В последнее время Александр вел себя не совсем адекватно. Особенно это касалось его отношения к детям. Если с Сергеем он когда-то хоть как-то занимался, играл, пытался учить, то с Дмитрием практически не общался, и сам чувствовал, что никакого контакта с ребенком у него нет. В редкие минуты просветления, он пытался заговорить с сыном, объяснится с ним, может быть попытаться обрести понимание и любовь, но натыкался на маленькую, неприступную стену, преодолеть которую он был не в состоянии. Разве ребенок всю родительскую любовь измеряет только деньгами? Бред, всего лишь пьяный бред.
21 век не принес ничего нового в жизни Александра Павловича. Она не зависела от цены за баррель нефти, не влияло на нее и то, что сменился президент. Старший  поступил в технологический университет, младший перешел в четвертый класс. Жена пропадала где-то целыми днями, сжигая бензин на их старом «пассате», уверяя его, что собирается открыть вместе с подругой салон красоты. Он давно перестал вникать в ее проблемы. Просто регулярно приносил домой деньги , и иногда трахался с ней, когда ее величеству это было угодно. Пожалуй, последнее и спасало их брак, ну и разумеется дети. При всем при том, что считал он себя никудышным отцом, сыновей он обожал, хотя нить взаимопонимания и была потеряна где-то в лабиринте его блужданий по жизненным катакомбам. Был шанс вернуться в науку и попробовать в очередной раз изменить вектор своего движения, но он попросту испугался этой мысли. Прошло столько лет, его коллеги как-то сумели пережить все невзгоды безвластия и безденежья и остаться верными «истории опрокинутой в прошлое», а он растратил все свои силы и мозги не понятно на что. Оправдываться перед самим собой ему осточертело и он просто решил, что надо продолжать то, чем занимается в настоящую минуту.
Лед на реке встал, стоял и ждал. Ждал он ледокола. И весна пришла! Но, не такая, которую ждут кошки и коты, влюбленные пары и певчие птицы. Весна пришла мерзкая, колючая и злая. Весна, которая настолько изменила его жизнь, что если бы ему сказали об этом еще пару недель назад, то он просто улыбнулся бы в поседевшие усы или набил бы предсказателю лицо, в зависимости от обстоятельств и весовой категории провидца.
- У нас тридцатилетие школы, - сообщила ему Алла, когда он вернулся из магазина, - Меня девчонки зовут.
- Хочешь, так иди, - равнодушно ответил он. – Меня же твои девчонки не зовут.
- А ты вспомни один зимний поход, - Алла частенько припоминала ему тот групповичок в палатке, когда хотела укусить его побольнее и добиться для себя каких-нибудь преференций. – Может, сразу захочешь со мной пойти?
- Задолбала!
- Ага, правда глаза колет, - уселась она на своего любимого конька.
«Чего она от меня добивается? – размышлял Александр Павлович, снимая в прихожей сапоги – Ведь я не против, чтобы она свалила, хоть к черту на куличики.»
- Чего ты добиваешься? – спросил он вслух. – Тебе денег дать или натурой откупиться можно?
- Лучше деньгами, - сменив тон, отшутилась супруга, - Но мелочь я не возьму, мне за державу обидно.
- Перед бабами похвастаться хочешь? – решил Александр. – Сразу бы так и сказала, и нефиг было тут пузыри надувать. Деньги на секретере. Возьми сколько унесешь, только нам с детьми что-нибудь оставь.
Этого ли хотела Алла или чего-то еще, он так и не понял, потому что, она докрасилась, чмокнула его в щеку, подкрасила заново губы и сообщила ему, что наверное после встречи в школе они посидят где-нибудь в кафе, поэтому домой она придет поздно.
Часов около семи, Александр Павлович, выпив парочку бутылок пива, вдруг решил, что не мешало бы и ему сходить на школьный праздник, во-первых он преподавал там целый учебный год, а во-вторых, было бы неплохо встретится с Ильей Борисовичем и военруком и хорошенько отметить это дело. На сервант он не полез, у него всегда были в загашнике свои пенензы. Взяв пару тысяч, он оделся в цивильный костюм, купленный лет десять назад в Польше и без движения провисевший все это время на вешалке в шкафу. Нет, не все. Несколько раз он одевал его в середине девяностых, но вот в последние годы про него и не вспоминал. Летом футболка и джинсы, зимой – брюки и свитер. Алка сколько раз предлагала ему обновить гардероб, но он открещивался.
- По одежке меня уже встретили однажды, а работают со мной по иным причинам.
- Что, больно умный?
После этой фразы жены, стоило потупить глаза и слившись с ее глаз, залечь на дно. До чего злющая баба, хуже мегеры!
Купив в магазине, где работал знакомый грузин Вано бутылку коньяка, Александр Павлович сел в маршрутку и доехал до школы. Возле входа стояло несколько человек, в том числе и нынешние ученики с красными повязками на рукавах. Пипец! Уж сколько лет прошло, а Ленскому неймется! Хорошо еще, что школьная форма не такая, как при советах.
Прошел он в школу без проблем. Никто из парней с повязками даже не поинтересовался у него, куда он идет и зачем. Охранник внутри помещения, мирно дремал на деревянной скамье. Александр Павлович подошел к нему, поскольку то, похоже, менять своего положения на местности не собирался. От него он узнал, что военрука убили в начале девяностых где-то за городом. По пьянке зарубили лопатой, а  математик умер в прошлом году. Руководство школы полностью сменилось лет пять назад, и сейчас директор молодой мужчина. Что же касаемо 30-летия, то все кто пришел собирались в актовом зале, а потом разошлись классами по кабинетам.
- Еще никто не уходил, - довершил свою тираду страж школьного порядка. – Вон там на доске написано на бумаге, куда какой год выпуска идет встречаться.
Александр Павлович поблагодарил охранника, посетовал, что ушли его бывшие коллеги и пошел искать класс, где собирались Алкины одноклассники. Он, кстати сначала никак не мог вспомнить, когда она закончила школу, а потом перепутал выпуск восьмого класса с десятым. А собирались именно десятиклассники. Наконец он сообразил, что год ее выпуска совпадает с годом рождения Сергея и пошел искать обозначенный на бумажке номер помещения. По дороге, он заглянул в первый попавшийся класс на котором значился год выпуска 88, но там кроме двух дам среднего возраста, целующихся на передней парте никого не было. Он извинился и побрел дальше, не понимая, для чего, вообще, приперся сюда и что ему здесь надо. Он шел по коридору в сторону выхода, когда до его слуха донесся до боли знакомый стон. Он остановился и прислушался. Неужели допился до галлюцинаций? Нет, вроде бы все так и есть. Стон доносился из женского туалета рядом с кабинетом физики. Александр Павлович достал коньяк, открыл бутылку, сделал солидный глоток и зашел в женский туалет.
Уперевшись обеими руками в подоконник, широко раздвинув ноги и раскачиваясь, как маятник, в туалете стояла Алла, со спущенными колготками и трусами, а сзади нее пристроился волосатый мужик, который еб ее с таким аппетитом, что любому бы стало завидно. Услышав, что в помещение кто-то зашел, мужик, не прекращая засаживать Алке с такой же методичностью, оглянулся и… Александр Павлович узнал те бегающие, наглые глаза, которые с нескрываемой злобой глядели на него более двадцати лет назад. Это были глаза парня, который так глумился в своем сочинении о нелегком труде дворников. Он не помнил его имени, зато помнил его мерзкий взгляд.
Алла обернулась и на лице ее застыла маска ужаса. Вот такой он и запомнил свою бывшую жену, поскольку выбежав из туалета, а ведь мог бы морду набить подлецам, больше не вернулся домой. В тот день он потерял все. Семью, дом, работу и средства для существования. В нем что-то хрустнуло и сломалось. Сломалось так, что не спаять и не склеить, не заменить деталь на новую и не починить. Можно только выбросить весь механизм на помойку и смириться с этим.


ГЛАВА 2. ВАКЦИНА ОТ ВИЧ И БАНАНОВАЯ КОЖУРА



- Валерия Никитична, - позвал секретаря Михаил Борисович, нажав указательным пальцем правой руки на кнопку в стационарном телефоне серого цвета, обитавшем на краю стола рядом с компьютером и подносом с одинокой фарфоровой чашкой, горделиво стоящей на самой его середине. Чашка была голубого цвета, но ни кофе ни чая в ней не было, как не было в ней и чайной ложки. То, что чашка была голубого цвета ни о чем не говорит. Куму какой цвет нравится. Если Ленин в детстве кокнул такую же голубую, так что же теперь, опять революционная ситуация сложилась, по вашему? Ну, в том смысле, если Михаил Борисович сбросит на пол поднос с этой голубой чашкой. Да нет тут никакой связи, есть лишь желание директора выгнать взашей эту жирную свинью Леру, да нет никаких сил и возможностей пока он не выяснит наверняка, кто же заслал ее шпионить за тем, что твориться в его учреждении.  То, что этот монстр был засланный казачек, Михаил Борисович почти не сомневался, тем более, что его заместитель Левон, так ему открытии и сказал как-то за обедом в ресторане «У Укуса»:
- Смотри Майкл, - профессор выковыривал вилкой, попавшие между зубов остатки подтухшей осетрины. – Государство тебе такие бабосы выделяет на создание этой гребанной вакцины и никаких отчетов не требует. Да и про заносы и откаты тишь да гладь. Не к добру это, бля буду, не к добру.
Михаил Борисович слегка осоловевший оторвал взгляд от ягодиц жирной блондинки, примостившейся за соседним столиком и меланхолично посмотрел на небритую физиономию профессора.
- И что?
- ***, как говориться в кожаном пальто! – огрызнулся Левон. – Помнишь анекдот про Железного Феликса? То-то же! Не может такого быть, чтобы нынешние чекисты на лево и направо раздавали деньги, тем более тебе еврею, да еще и на непонятно какие цели.
- Как это непонятно какие цели! – вспыхнул директор. – Для тебя вакцина против ВИЧ это фигня?
- Не суетись, Майкл, - примирительным тоном сказал профессор. – Вакцина, это конечно же не фигня, но какой им, - он многозначительно посмотрел на потолок, - смысл вкладывать в ее разработку такие деньги? Это же не нефть и не газ. Ну, подумаешь какой-нибудь пидераст или наркоман проживет на пару лет больше положенного срока. Им то от этого не холодно, не горячее, и хрусты в карманах на шуршат.
- А престиж страны?
-Не смеши меня, Майкл, - профессор, выковырял наконец застрявшую возле зуба мудрости рыбную косточку и потянулся к рюмке с коньяком. – Престиж в трубе и ракетах, а все эти научные разработки, так, для лохов, для блезира. Все ждут что пиндосы или жиды, прости если зацепил тебя, изобретут эту самую вакцину, а потом на нефтедоллары ее и купят. Нахуя козе баян, как говаривал мой учитель в академии, отрезая больному аппендикс, и выбрасывая его в помойное ведро, которое санитарка  вечно забывала в операционной.
- Какой же ты мудак, Лева, - брезгливо поморщился директор, внимая словам профессора. – чего ты страну то свою не любишь?
- Почему не люблю? – Левон пригубил коньяк и вернул рюмку на прежнее место. – Люблю. Я власть нашу не люблю.
- Началось, - проворчал сквозь зубы Михал Борисович. – Только давай без политики обойдемся на этот раз, а то как заведешь свою волынку про Ходорковского, про Тимошенко и прочих Саакашвилей, что хоть стой, хоть падай. Я ученый, а не глашатай на Триумфальной площади.
- Запомни Мифодий, - улыбнулся профессор. – Если человек не идет в политику, то она приходит за ним в виде суровых дядек в черных воронках.
- Кстати о вакцине, - директор решился сменить тему. – У вас же в Армении, помнится открыли чудодейственное лекарство от СПИДа. Помнится это были вытяжки из жабр какой-то черноморской акулы.
- Из катрана, - буркнул профессор.
- Вот, вот, - Михаил Борисович протер запотевшие очки. – А лекарство называлось Армяникус.
- Арминикус, - поправил Левон, сморщив при этом лицо, словно только что вынутая из зубов рыбная кость, с новой силой вонзилась ему в десну.
- Тем более, - директор надел очки и вытер салфеткой руки. – И куда оно делось?
- Денег не хватило, - ответил профессор.
- Так вы же его уже планировали в производство запустить. На людях, вроде, опробовали.
-  В ВОЗе одни барыги сидят, - повел плечами Левон. – А в Армении денег мало. На всех не хватило, чтобы подмахнуть постановление. Мы же не Россия. Вон, президент захотел Олимпиаду в Сочи, чиновники подсуетились и на тебе, катайся на лыжах вместе со своей циркачкой прямо возле собственного пляжа.
- Опять ты Левон про политику! Говорил же тебе, не слушай ты «Желтое радио», до добра это не доведет.
- Да это я так, для расширения кругозора, - оправдывался профессор, ерзая на стуле. – Я, вообще-то, тебе про Валерию сказать хотел.
- А что с ней? – поднял вверх брови Михаил Борисович.
- Не нравится мне эта мужеподобная бабенка!
- Так я тебе ее в жены и не предлагаю, - хохотнул директор.
- Не смешно, право слово, Мишаня, не смешно. Я тебе дело говорю, а ты какую-то ***ню порешь!
- А с чего им, - Михаил Борисович, в свою очередь, тоже многозначительно посмотрел вверх, - ко мне филера приставлять? Я вроде, особо не хапаю. Так, ворую по мере возможностей.
- Ты знаешь, о чем я, - как отрезал Левон. – Тем более, что я не говорил тебе, что Лерку заслали сверху. Это могут быть и конкуренты, а возможно и люди из «вашингтонского обкома». Выборы судьбоносные Миша в 12 году, а у оппозиции сплошной цугцванг на шахматной доске.
- Не понял, - у директора от напряжения, аж раскраснелись дужки на очах. – разъясни.
Но вместо ответа, профессор сложил ладони в трубочку, прижал их к губам и проблеял.
- Бе-е-. Бе-е-!

* * *

Когда директор НИИ вирусологии, триппера и гриппа, узнал об овечке Молли, он чуть не сошел с ума. Впрочем, по отдельным признакам и сопоставляя некоторые данные и факты, Михаил Борисович сошел с ума гораздо раньше, чем узнал о существовании какой-то шотландской овцы. Многие сведущие люди, говаривали, что он родился уже ****утым. Это не в смысле того, что с детства был Дауном и пускал пузыри на подушку, высунув изо рта ярко синий язык, а просто был ебанько в нормальном смысле этого слова. Ну, согласитесь, что есть вокруг нас такие люди. Взглянешь на Эйнштейна, к примеру, по всем признакам нормальный человек, ученый, почти физик. А присмотришься повнимательней и ужаснешься.
Он же на скрипке играет и днями и ночами. Да как играет, подлец! Все коты в соседних американских виллах и бунгало с ума посходили от воя струн его инструмента. Ну разве не ****ько?
Михаил в детстве не учился играть на скрипке, хотя все его сверстники по кварталу регулярно по выходным, когда все нормальные пацаны занимались спортом, футболом, например, или дзюдо, понурив голову, волоклись со своими скрипками и контрабасами в музыкальную школу, где преподаватель Борис Абрамович вбивал в их детские головки азы игры на этом весьма невзрачном и скрипучем инструменте. Нихуя себе, скажет какой-нибудь маэстро Гергиев, это контрабас-то невзрачный и мелкий инструмент. Ха-ха!
Ну, это же я к слову, не к утру будет помянуто, вспомнил про контрабас. Вы ведь тоже вдруг с того не с сего вспоминаете какую-нибудь ерунду с утра пораньше, не успевая еще и зубы толком почистить. Вот проснулись, к примеру, после вчерашнего банкета, по поводу присвоения вам звания заслуженного академика РАМН. А до этого вам может быть Клава приснилась из параллельного потока в институте, который вы окончили тридцать лет назад. И во сне эта самая Клава, такие фортеля перед вами выкидывала, что проснувшись и вспомнив свой сон, вы мгновенно возбудились. Если говорить на научном языке, - у вас встал. Ну, встал и встал, подумаешь сенсация, шишка напряглась впервые за последние сорок лет. И все бы ничего, если бы не одно маленькое «но». Ваш сосед по койке, тоже из заслуженных, не спит уже довольно давно и ворочаясь с боку на бок, мечтает только об одном, чтобы скорее проснулись вы и подсказали ему, где в вашей квартире спрятан холодильник с холодным пивом. И совсем неважно, каким образом вы вдвоем оказались в одной постели и где ваши супруги. После научных симпозиумов и различных дискурсов чего только не может случится. Ну, порадовались люди, ну, перебрали маленько. С кем не бывает. Что же, теперь если ты ученый с мировым именем, то тебе и нажраться нельзя, как простому токарю из американской глубинки? Ну перебрал. Ну привел домой коллегу. Ну повздорил с супругой и она уехала к маме. Ну, продолжили банкет на кухне. Ну, улеглись в одну постель. Ну и что здесь такого?
Да ничего!
Ничего, за исключением одной мелочи. Вам Клава приснилась из параллельного потока в институте. А вы с этой Клавой, в свое время, такое проделывали, что и описать, не то что описать, ну, просто невозможно. Было это сто тысяч лет назад, а результат отразился только сейчас. Это как с Нобелевской премией. Открыл какой-нибудь элемент из таблицы Менделеева прямо сейчас, а премию в лимон баксов тебе вручат только лет через пятьдесят, чтобы не задавался и нос не задирал, да деньги на баб и бухло не просаживал, а занимался научными изысканиями. В общем, хороша ложка к обеду! Да, что-то я с мысли сбился. А, вспомнил, я же про контрабас говорил.
Короче. У вас эрекция, а ваш коллега хочет пива. Мысль достаточно ясна, если учесть, что оба вы с приличного бодуна и ничерта не соображаете вовсе. Коллега шарит рукой по измятому одеялу, чтобы познать, теплится ли в вас жизнь или пива он сегодня не дождется, зато на тризне по случаю вашей кончины оторвется по полной программе. И на что он натыкается? Ясен перец, на ваш восставший впервые за многие лета контус. Поначалу он в шоке. Потом понимает, что еще мгновение и он может подвергнуться грязному насилию с вашего конца кровати. А потом до него доходит, что вы настоящий педофил. Не зря же вы в детстве не посещали музыкальную школу и не скрипели не на контрабасе или скрипке. Да и внучатого племянника своего регулярно балуете всякими сосулями, то на палке, то без нее. Ну, точно, все один к одному. Ваш уже бывший коллега с диким криком выскакивает из вашей квартиры, в помятом костюме и жеванном галстуке, и уносится прочь в иные анналы мироздания, как какая-нибудь комета Галлея. Оставляя за собой такое амбре, такой шлейф всяких гадостей об вашей личности, что вскоре весь Интернет только и говорит об этом, навалив кучу блогов дерьма на ваш целомудренный сайт.
Случай, мелочь? Да, так таки и есть! Но, все равно, неприятно. Ведь именно из таких мелочей и складывается наша жизнь.
Так и Михаил Борисович наткнувшись в начале девяностых годов на небольшую заметку в журнале «Нейчер», про розовую овцу Молли из под Эдинбурга, которую клонировали его британские коллеги, влюбился в нее навсегда. Не в заметку влюбился и не в овцу, поймите правильно, а в идею. Он не был одержимым сумасшедшим, а был обычным ****ько, которых миллиарды на нашей голубой планете.
Кстати, на счет голубизны. Я вам просто так что ли про всю эту историю про попойку рассказал и про эректоральную дисфункцию организма? Кукиш с мылом! Ведь именно после того самого случая в кабинете у директора появилась голубая чашка, в которой вечно не было не чая, ни кофея. Михаил Борисович подозревал, что чашку оного цвета Валерия Никитична купила ему на 23 февраля не случайно, но виду не подал, а подбросил ей на 8 марта тридцатисантиметровый парниковый огурец и пачку китайских «кондомов». Вот такие у них шутки в научной среде. Ураганят, так сказать, западенцы, шакалят у американского посольства. А про Ильича и его голубую чашку, тут места нет, это потом про революции и контрибуции, а сейчас про овцеводство.
Как  в Союзе не было секса, так и в постсоветской России с Интернетом было херовато, поэтому молодому аспиранту приходилось по каплям выискивать информацию про научные открытия и разработки в области клонирования организмов. И хотя, свое будущее бананобиолог связывал со своей диссертацией и дальнейшими научными изысканиями в области поиска вакцины против чумы ХХ века, но про свою любовь, свое тайное хобби он никогда не забывал. Кстати, для начала следует рассказать все же об основном роде деятельности Михаила Борисовича. Будучи человеком довольно рас****яистого характера и неадекватной натуры, чего стоит лишь одно упоминание о том, что он в детстве не скрипел на скрипке, как все нормальные дети. Миша был умен, как все ебнутые люди. И поэтому, закончив школу с золотой медалью, он с легкостью поступил в университет на биологический факультет, хотя ему все было по-барабану. Честно говоря, он даже не мог сказать, чем отличается ДНК от ДНД, не говоря уже о всяких там, биографиях и биографиках. Просто Миша ьыл умным и разбирался абсолютно во всем, до чего доходили его мозги и касались его руки. Он мог, с равнозначным успехом починить бабушке утюг начала девятнадцатого века, сломать отцу карбюратор в автомобиле «Победа», поставить клизму соседу по дачному участку, принять роды у кошки из дома напротив, трахнуть преподавательницу научного коммунизма, которая была девственницей по своим убеждениям, и в свое время не дала даже первому секретарю обкома КПСС товарищу Гришину, забить гол в ворота «Спартака» на кубок второй лиги, написать статью в «Комсомольскую правду» на кулинарную тему, про рагу из птицы и макарон, что подвигло одного музыканта открыть уже в ельцинской России поварскую программу, доказать, что это не «Титаник» налетел на айсберг, а управляемый терминаторами айсберг сбил лайнер, чтобы потом  Камерон и Ди Каприо смогли нагреть плаксивых и сентиментальных американских домохозяек на кругленькую сумму денег, беря с них плату за просмотр абсолютной фальшивки. Короче, как вы поняли, Михаил Борисович был гением в различных областях, вот только на скрипке играть не умел, да, пожалуй, в шахматы с Каспаровым поиграть не рискнул бы.
Откровенно говоря, если бы не Михаил Сергеевич, с его перестройкой, то сидеть бы Мише в каком-нибудь провинциальном НИИ и щупать местных баб, или преподавать в университете что-нибудь про нечто такое биологическое. Но, судьба распорядилась иначе. Пришел в страну Горбачев и всю ее перевернул шиворот на выворот. А в мире СПИД появился. Тут конечно, репу почешешь от таких логических изысков. Ведь если грамотно рассуждать и строить логические цепочки, то получиться, что вначале появился Михаил Сергеевич со своей перестройкой, а потом СПИД, со своей. Обалдеешь от такой связи цепочек и временных колинктур. Консенсуса вроде никакого нет, но это смотря как посмотреть. А если углубить и расширить? Ведь приди к примеру к власти не Горбачев, а Гришин, которому преподавательница научного коммунизма, которая учила Михаила Борисовича, не дала в свое время поебаться, то что тогда? Тогда продолжение застоя, железный занавес и никакого проникновение ВИЧ инфицированных негров на нашу территорию. Нарушение связи времен и ****ец, полнейший коллапс всей мировой системы. Поэтому появление СПИДа и Горбачев, это как комета Галлея, неизбежное и необязательное событие в нашей истории, чтобы не плели на эту тему записные народовольцы. Итак.
Появился СПИД и все дружно принялись разрабатывать против него лекарство, грубо говоря, вакцину пестовать. Как натура творческая и абсолютно не сбалансированная, Михаил тоже заинтересовался этой проблемой. Пока его коллеги глушили горькую от бесполезных поисклв, Мишаня быстро построил в голове логическую цепочку и пришел у единственному правильному выводу, что зрить надо в корень, как учил Козьма Прудков. Но, в данном случае, корень стоило заменить на плод и все складывалось само собой. Немного не понятно? Это не беда, сейчас мы окинем взглядом всю цепочку размышлений будущего академика, и вонзимся в суть проблемы по те самые плоды.
Итак.
По первым прикидки ученых из Пенсильвании СПИД пришел к нам из Африки.
По вторым прикидкам, пришел он от обезьян.
По третьим, или афроафриканцы трахали макак и заразились от них этой болезнью, либо макаки трахали афроафриканок и, в свою очередь, заразили их этой инфекцией.
В четвертых, как заебала меня эта политкорректность, тут уже негра нельзя назвать, как в старые добрые времена, черножопой обезьяной. А ведь от них все началось. И цивилизация, это по Дарвину, и ВИЧ, это по пенсильванским домыслам.
А в пятых, решил Михаил, надо было сразу всех этих краснозадых макак и черножопых обезьян в океане утопить, как слепых котят, а то теперь мыкайся с этими проблемами. Что с политкорректностью, что со СПИДОм. Но, поскольку Мишаня был юноша смышленый,  то он сразу же сообразил, что тут что-то не то. Что именно не то, он понять сразу не сумел, но двигался в правильном направлении.  Вот мы, русские, размышлял юный гений, споря мысленно со своим невидимым оппонентом,  что жрем?
Водку!
Ответ правильный, но неоднозначный. Мы жрем картошку!
Ну, это брехня, не все ее жрут, я вот, например, почти ее не жру, предпочитая пасту.
Макаронников просим заткнуться! Мы, русские едим картофан и точка!
Ну хорошо, и каков вывод из этой лабуды?
А вывод такой. Что жрем, тем и болеем.
Ну ты и мудак,  засмеялся оппонент.  Такую чушь сморозить может только, прости господи спикер Госдумы в штате Невада. Из твоих домыслов получается, что если ты хаваешь свинину, то болеешь свинкой, если куришь коноплю, то коноплянкой или птичьим гриппом, а если пьешь водку, то водянкой. Я уже не говорю про говядину. Ты что, говнянкой болеешь? Кстати, про болезнь «картошка» я что-то не слышал.
Михаил очнулся от полузабытья и понял, что слегка закимарил работая над своей диссертацией. Но мысли высказанная им и его Альтер-эго в процессе сна показалась ему несомненно верной. Во всяком случае, вектор движения обозначился правильный. Нет, биологи всего мира явно не правы и все их труды обыкновенная чушь на постном масле. Если мы жрем картошку, то не болеем никакой «картошкой», а болеем триппером и гриппом. Если негры и макаки жрут бананы, то и болеют не «бананкой» а СПИДом. Вот оно сермяжное семя науки! Все дело в этом. И Михаил решил, что тема его диссертации будет не «биологические процессы возникающие в инфузориях в результате глобального похолодания в конце мелового периода», а «влияние поедания бананов в результате эволюции и возникновения на этой почве аполикалиптических последствий изменения микрофлоры организма, что и приводит к возникновению ВИЧ». Таким вот волшебным образом и родилось новое слово в науке, под названием бананобиология. И апологетом этого направления в науке стал именно он, скромный аспирант университета, а не какие-то бакалавры из империи зла.
Михаил Борисович тут же подсуетился и с одним инструктором ЦК по идеологии, накропал трехтомный труд по данной проблематике, в связи с чем получил одну из последних в стране Ленинских премий (нобелевку не потянул, зарубежные коллеги подняли его теорию на смех) и в придачу к ней, должность директора в НИИ СПИДа и прочих гадостей.

Самое неприятное в этой ситуации было то, что молодое дарование и новоиспеченный начальник научно-исследовательского института абсолютно не понимал того, чем он на самом деле должен заниматься на столь высокой должности. Теория – теорией, а что дальше? на уровне подсознания, он понимал, что направление его вектора развития теории выбрано правильно, но что делать с этим вектором, это абсолютно непонятно. Одно дело выдвинуть гипотезу и потом отстаивать ее верность в научной среде, и совсем другое дело, реализовать ее на практике. Этому современная советская экономическая наука Михаила Борисовича не научила. Да и вообще, если говорить честно, положа руку на сердце, Миша нихрена не понимал, что он такое открыл, за что получил премию и должность. Ну, узрел он в корень, точнее в плод. Ну, выдвинул гипотезу, что все дело в еде, точнее в бананах.
Ну и что? Что дальше делать? Перестать давать неграм жрать бананы? Перебить всех макак в зоопарке? Запретить секс?
Так его вроде как в СССР и нет, как, впрочем, и негров и бананов. А что делать с теми, кто уже подхватил этот самый ВИЧ?
Михаил Борисович решил посоветоваться с инструктором ЦК по идеологии. Он парень ушлый и тоже Борисович, только зовут его Анатолий.
- Анатолий Борисович, - Михаил позвонил инструктору на домашний номер. – Вы не могли бы заехать ко мне в институт?
- Конечно, Мишаня, - сразу же согласился партиец. – И хотя у меня дел выше крыши, я могу уделить тебе несколько часов из тех драгоценных минут, которыми я в данный момент располагаю.
Хотя Михаил Борисович был старше своего соавтора лет на десять, он успел уже привыкнуть к панибратскому отношению к своей персоне, со стороны молодого активиста. Этот прощелыга всех своих боссов называл по имени, давая им уничижительные клички и вообще, вел себя столь развязано, что казалось, что он является тем человеком, вокруг которого вертится вселенная. Во всяком случае  Союз уж точно.
- Какие проблемы? – влетел в кабинет худой и длинный инструктор и панибратски похлопал Михаила Борисовича по щеке. – Выпить хочешь?
- Я не пью, - отказался директор, с отвращением замечая, что цековец уже навеселе.
- Ну и зря, - тот развалился в кожаном, новеньком кресле, напротив Мишиного стола, и положил на него ноги, вытаскивая из кожаного пиджака початую бутылку виски.
Миша поморщился.
- У Борьки спер, - не замечая недовольную гримасу на лице директора, между делом сообщил Толик. – Он уже с утра нахлебался до рвоты, пришлось остатки конфисковывать, а то ему еще с «пятнистым» сегодня встречаться.
Михаил Борисович крякнул. Как он легко и неуважительно говорит о людях, которые управляют страной. А впрочем, пора уже к этому привыкнуть.
- Ну, чего у тебя за проблемка? – Анатолий отхлебнул из горла  пузатой бутылки немного прозрачной жидкости и поставил полупустую посудину на паркет.
- Понимаете, Анатолий Борисович, - директор решил выложить все начистоту этому пройдохе, пока оставалась еще капля мужества, а партнер не напился в дерьмо. – Хотелось бы с вами на счет нашей вакцины поговорить.
- А что с ней случилось? – Анатолий захлопал веками без ресниц, нал мутными голубыми глазами.
- Ничего, - ответил директор и подумал, вот паяц. И такие люди находятся рядом с руководителями нашей страны.
- Ну, - осклабился инструктор, вытягивая тонкие губы вперед. – Раз ничего нет, так значит и проблема как таковая отсутствует.
Михаил Борисович зажмурился. Когда Анатолий вытянул вперед свои губы, то он стал поразительно похож на наглую рыжую макаку, за которой давеча наблюдал директор, посещая местный зоопарк со своей старшей дочерью, заодно пытаясь понять, почему у макак жопы красные, а у инструкторов лица.
Тьфу, ты черт! Додумаешься же до такого, о чем думать! Может и вправду выпить, а то свихнешься не дай Бог от таких мыслей?
Нет, пусть эти макаки бухают, а я лучше активированного угля выпью с чаем, куда действеннее средство нежели алкоголь.
- Так что? – инструктор совел прямо на глазах. – Вот и поговорили. Я тогда полетел. Мне еще надо успеть в Американское посольство на прием.
- Погодите, Анатолий Борисович, - директор собрал всю свою волю в кулак и выпалил скороговоркой. – У нас проблема с вакциной!
- Да? – инструктор поднял брови. – И что это за муйня?
- Дело в том, что вакцины никакой нет!
- И что? – невозмутимо ответил инструктор. – Проблема то в чем?
- Как в чем? – не понял Михаил Борисович и подумал, что зря он затеял весь этот разговор, поскольку Анатолий был уже шибко пьян.
Но он не до оценил аналитический склад ума своего пьяного соавтора.
- Ты мудень, Майкл, - сказал инструктор, пошатнувшись в кресле, пытаясь достать с пола бутылку с алкоголем. – Если это проблема, то я дерьмо!
Михаил Борисович в душе был совершенно согласен с последним тезисом Анатолия на счет дерьма.
- Ты рассуди здраво, - между тем продолжал инструктор. – Если бы вакцина от этого, как его там…
- СПИДа, - подсказал директор.
- Угу, - кивнул цековец, - была найдена, то нахуя, прости за откровенность, нужны были бы мы с тобой и этот институт?
Директор захлопал глазами.
- Вот это кабинет, - Анатолий растопырил руки в стороны, как бы показывая Михаилу величие объема, занимаемого им помещения. – Эти сотрудники, это, - он запнулся не зная что бы еще такого ляпнуть. Наконец нашелся. – Это все было бы никому не нужно, если бы мы изобрели вакцину от этого… Короче, ну ты понял.
До Михаила начал доходить смысл слов, сказанных инструктором.
- Государство тебе деньги дает на изыскания, а не на результат. Результата можно и не достичь, не велика беда. Тут главное процесс. Результат он что?
-Что?
- Пшик! Добился его и все, пиши пропало. Нет у тебя не кабинета, ни сотрудников, ни института. Кстати, - Анатолий икнул. – А где твой секретарь?
Михаил Борисович пожал плечами.
- Как это? – удивился инструктор. – Ты ее не ебешь?
- У меня вообще нет секретаря, - вновь поморщился директор, не любивший крепкие словечки.
- Нет секретутки! – Анатолий Борисович даже подпрыгнул вместе с креслом. – Вот это настоящая проблема! Вот где собака зарыта, дружище. А ты мне про какую-то вакцину мозги паришь! Сперма у тебя застоялась, вот в голову всякая ***ня и лезет.
- У меня жена есть, - покраснел директор.
- А у меня три! – парировал инструктор. – И что теперь, онанизмом заниматься что ли?
- Так мне и одной хватает.
- Извини брат, - закачал головой Анатолий Борисович. – По статусу не положено жить без секретаря. Да, а может ты гомосек?
Михаил Борисович покраснел.
- Да не ссы брат, - покровительственным тоном, сказал инструктор. – Я сам иногда с мальчиками балуюсь и ничего.
- Да я не…, - Михаил Борисович замахал в испуге руками.
- Брось, - Анатолий плюнул на паркет. – Мы **** и нас ебут, не разберешь, король ты или шут! Впрочем, если не хочешь мужика-секретутку, подыщу тебе бабу-секретаря, только напомни мне после, а то я ежедневник в бане забыл. А как только найду, то у тебя сразу все печали испарятся, как с белых яблонь дым.
Всё, кранты, подумал директор, начал стихами говорить, сейчас уснет.
- Да и не смотри на меня такими глазами. Да, это я тексты для певца Серова сочиняю, а что не нравится? Я и сам бы что-нибудь спел, да положение не позволяет, разве что, с Борькой у костра под шашлычок и водочку могу спеть про Волгу, которая все течет и течет, как годы, наши годы летят и некогда нам… Да, а я не опоздаю в Американское посольство? Где твоя секретарша и сколько сейчас времени? Впрочем, временем мы с тобой располагаем, но не властвуем. Усекаешь мысль? – он вновь сделал попытку дотянуться до бутылки, но не смог, и уперся взглядом в оконное стекло. Потом, неожиданно встрепенулся, словно молодой петушок перед курицей и посмотрел долгим и тоскливым взглядом на Михаила Борисовича. – Хочется больших и значимых дел, Мишка, - неожиданно произнес он. – Хочется весь мир перевернуть, как Пифагор или Архимед, *** их разберешь, а ты мне тут свои козявки подсовываешь! Вот поставь передо мной глобальную задачу, мирового масштаба.
- А СПИД разве не такая? – робко возразил директор.
- СПИД? Это ты о чем?
Бесстыжие глаза инструктора так и прожигали нутро Михаила Борисовича.
- А ты про это, - дошло наконец до Анатолия. – Это ерунда! закроем границы, договоримся с Америкой, сбросим пару бомб на Африку, выгоним всех валютных шлюх в Антарктиду. Пускай их там пингвины трахают. Да, а почему наша диссертация называется «Излечение населения планеты от ВИЧ с помощью новейших бананотехнологий в биомедицине»? Если честно, то я ее так и не прочел, хотя за премию я партии безгранично благодарен, - хихикнул он. – Жаль ордена не дали. Хотя бы Дружбы народов.
- Там сказано про вытяжку из банановой кожуры специальных веществ, - процедил сквозь зубы директор. – из которых и планируется создать ту самую вакцину.
- И что, никак не вытянут? – вновь хохотнул инструктор.
- Материала нет.
- Какого? – цековец  скривил губы.
- Кожуры от бананов, - Михаила Борисовича начал раздражать этот разговор.
- А где она? – на голубом глазу спросил растерявшийся партиец.
- В Африке и в Латинской Америке, - индифферентно парировал Михаил. – У нас бананы не растут. А те что закупаем, оказывается либо на столах в Кремлевской столовой, либо у макак в зоопарке.
Анатолий Борисович поморщился и почесал появившиеся от напряжения мысли складки на лбу.
- Так тебе бананы нужны или шкурки от них?
- Шкурки!
- И что?
- Нету!
- Так их, эти самые, бананы, со шкуркой наши товарищи жрут? Я имею ввиду кремлевских товарищей, а не зоосадовских.
- Нет, они их едят правильно, - Михаил Борисович еле сдерживал себя, чтобы не вспылить. – Но мне материал для опытов нужен целиком.
- Это как?
- Чтобы шкурки были и в них была мякоть! И чтобы бананы были спелыми, а не зелеными, как в зоопарке! И чтобы мне никаких дурацких вопросов не задавали, зачем мне столько бананов, когда я прихожу с заявкой в Министерство торговли!
- Тю-тю, - прервал его тираду инструктор. – Ты так не распаляйся, а то инфаркт схватишь раньше времени. Так бы раньше и сказал, что тебе нужны спелые бананы из Эквадора. К чему волну-то гнать?
Михаил Борисович потупил взор.
- И сколько тебе надо?
- Чего?
- Бананов, едрит твою медь!
- Ну, - не веря своему счастью, директор почесал затылок. – Три!
- Чего три? – инструктор выпучил глаза.
- Три ящика! – выпалил Михаил Борисович.
- Ты смеешься надо мной, - Анатолий Борисович от обиды даже выпятил вперед нижнюю губу. – Я тебе про дело говорю, а ты шутки шутишь.
- Это не шутки, - смиренно произнес директор, почти шепотом, пугливо озираясь по сторонам, словно боясь, что кто-то услышит их разговор и спугнет появившуюся неожиданно надежду. – На первых порах мне именно столько и необходимо.
Анатолий Борисович, внимательно посмотрел в глаза директора, чтобы убедиться, что тот не врет, и поняв, что с ним не шутят, решительно поднялся с кресла и, рухнул на заплеванный им же пол.
- Прямо как Борька, - поднимаясь, пробурчал он и уперся руками в директорский стол.
- Не ушиблись? – с сочувствием в голосе спросил директор.
- Давай сюда телефон!
Вот таким вот неожиданным, мистическим и волшебным образом, Михаил Борисович стал обладателем целого океанского судна бананов из Анголы. Теперь научные опыты по созданию вакцины против чумы ХХ века можно было начать со свежей головой и чистой совестью. Бананобиология, рожденная в его голове потихоньку выходила из полуобморочного состояния. Можно даже сказать точнее, - у слепого котенка открылся один глаз и…
И чуть было не закрылся, потому что, на дворе настал 91 год и вся история страны полетела в тартарары. Как скажет позднее один исторический деятель: «Случилась катастрофа мирового масштаба». Но Михаил Борисович, пока об этом не догадывался.
Он так зарылся в своих шкурках от бананов, что развала Советского Союза и не заметил. Во время своих изысков и опытов, он, человек далекий от политики, даже не представлял, что ждет его впереди. Конечно, он слышал из третьих уст, что дела у страны неважнецкие, что людям жрать нечего, что народ, не смотря на усилия Горбачева, по-прежнему продолжает спиваться. Он даже не много ощутил на положении своего института, весь коллапс происходящего, поскольку в конце девяностых бананы стали поступать не регулярно, и в массе6 своей плохого качества. То они были бурыми перезрелыми, то зелеными и недозревшими, но по большому счету, материал для исследований был и дело потихоньку продвигалось. И не важно, что вектор направления много раз менялся, как ветер в неустойчивую погоду, главное что он был. Тем более, как говаривал его знакомый инструктор из КПСС, нам бы только день простоять, да щас продержаться, а там, глядишь, буржуи и изобретут настоящую вакцину от болезни. Самое важное, что в этой неразберихи, до Михаила Борисовича никому не было никакого дела, ни министерствам, ни ведомствам, ни другим проверяющим инстанциям. Все на все махнули рукой, главное было выжить и не захлебнуться в этой пучине не пойми чего. Эта неразбериха, кое в чем была даже на руку директору. Он, точнее его заместитель по производству, толкнул на лево последнюю партию бананов, которые были отвратительного качества, да и в сущности не представляли уже для дела никакой пользы. Шкурками от бананов были завалены все склады, подсобные помещения и даже кабинеты сотрудников. Это по русской привычке. Никому не нужно, а выбросить жалко. Единственной проблемой было отсутствие добровольцев для испытания полученного препарата на себе. Финансирование этого проекта зачахло, а бесплатно вкалывать себе всякую дурь люди отказывались, а партийные органы, терявшие свою власть, приказать им этого не могли.
А тут директору пришлось столкнуться с еще одним доселе неизвестным ему явлением – рэкетом. До этого о существовании этого зла Михаил Борисович имел поверхностное представление, да и то по нашумевшему в СССР телевизионному сериалу «Спрут» об итальянской мафии. Во время перестройки, проводя свой отпуск на даче, он умудрился посмотреть несколько серий фильма про бесстрашного комиссара Катании, боровшегося на острове Сицилия с местными хулиганами. Вообще-то, следуя заветам профессора Преображенского, Михаил Борисович не читал по утрам советских газет, не смотрел по вечерам программу «Время» и не пил водку без хорошей закуски. Но, в тот раз, поддавшись настойчивым требованиям жены, глянул пару первых серий.
- Да зачем мне это, Лёля, - сказал жене ученый, после просмотра очередной серии про девушку Тити и комиссара Коррадо. – Это же все выдумки режиссера и сценаристов. Да и фильм не про нас. Дрянь фильм! Это же не Феллини или Пазоллини. Да и кроме  возбуждающего имени этой наркоманки, ничего в этом кино достойного нет. Итальянцы даже во всякую муру норовят эротику засунуть. Для чего они эту беспутную даму назвали сиськой?
- Не сиськой, а Титькой, - вставила юная дочка Михаила Борисовича, облизывая тарелку с пенкой от клубничного варения, которая в отличии от отца с восторгом внимала западный детектив.
- А тебе, вообще, это смотреть рано, - Михаил потрепал измазанную вареньем щеку дочери. – Спокойной ночи малыши будут через сорок минут.
Дочка надулась, а жена, как обычно, вступилась за свое дитя.
- Ты просто деспот какой-то! – тоном, не сулящим Михаилу Борисовичу легкой жизни в ближайшие минуты, сказала она. – Все Машины подруги в школе, после каникул будут обсуждать, любил ли комиссар графиню Кастро или нет, а наша, по-твоему что? Про шапокляк будет рассказывать?
Дочь надула губы и насупилась. В следующее мгновение из ее карих глаз потекли горькие детский слезы.
- Ну вот, папаша, - ехидно, сквозь зубы, прошипела супруга. – Довел ребенка до слез!
Лёля выскочила из-за стола, на котором раскладывала пасьянс и принялась успокаивать дочь, гладя ее по голове и бросая испепеляющие взоры на мужа.
- Да ей в школу еще только через три года, - попытался оправдаться Михаил Борисович, но этим нелепым доводом, лишь усугубил ситуацию, поскольку, после его слов, обе дамы впали в небольшой ступор, а потом разродились истерикой.
- Пойду я, пожалуй, огород полью, - директору пришлось спасаться бегством, зная тяжелый характер своих девочек. Вот до чего доводят советских людей западные сериалы!
- И парник закрой, - крикнула в след жена, когда он выходил в прихожую их дачного домика, положенного ему от государства, как директору Научно-исследовательского института.
Вернулся в дом Михаил Борисович, когда дочка уже видела свой очередной сон, про Вини-Пуха и графиню Ольгу, которые дружно взявшись за руки, распевали веселую песню про голубой вагон.
Жена лежала в кровати, демонстративно повернувшись лицом к стене. И слава Богу, подумал мужчина, тихо залезая под одеяло, стараясь не разбудить, казавшуюся спящей жену. Но, едва он накрылся одеялом, как правая рука жены, словно некастрированный краб, ухватила его пенис своей железной хваткой.
Их губы слились в долгом поцелуе, и Михаил Борисович в течении двадцати минут честно отрабатывал свою давешнюю оплошность.
Когда жена вернулась в комнату, подмывшись после любовных игрищ и явно удовлетворенная собой и мужем, Михаил Борисович начал дремать. Лёля растолкала его, оттягивая крайнюю плоть на его опавшем, натруженном члене, и сказала:
- А к чему ты это давеча про Пазолини разговор затеял?
Надо заметить, что по специальности она была искусствовед, и знала про творческих людей почти все, включая некоторые шероховатости их биографии.
Михаил Борисович расслабленно внимал ласкам жены. Его половой орган постепенно набухал, тепло расползалось по телу. Но, зная склочный характер жены, он не торопился с ответом, стараясь заранее просчитать последствия того, что будет, если он ляпнет что-нибудь не то.
- Не знаю, зайка, - задумчиво произнес он, купаясь в неге. – Так, к слову пришлось.
Жена больно дернула его за член.
- Ой!
- Ты что, голубой? – жена вновь дернула мужа за конец, от чего тот восстал окончательно. – Нет, пожалуй ты еще не совсем конченный человек, решила Лёля и, рывком сбросив с мужа одеяло, оседлала его во второй раз за сегодняшний день.
На сей раз соитие происходило чрезвычайно долго и страстно. Жена ревела, словно раненая львица, а муж потея и трубя, как слон на водопое, вторил ей, стараясь как можно глубже заправить ей во влагалище свою елду.
Кончили они одновременно и так бурно, что едва не разбудили Машу, которая и так спала довольно чутко.
Га сей раз Лёля подниматься не захотела.
- Таблетку утром засуну, - сообщила она Михаилу Борисовичу, зная, что тот переживает, когда она ложиться в абортарий в очередной раз, и чтобы закончить ночь на позитивной волне, как бы между прочим сообщила мужу, что Пазолини погиб от рук своего любовника.
- Ты это к чему? - сквозь сон, пробормотал Михаил Борисович.
- К завтраку, - прошептала женщина и погрузилась в объятия Морфея.
Остатки ночи директор провел в раздумьях над ее словами, постоянно толкая жену в бок, когда она начинала храпеть как сапожник.
Чего это она про педиков разговор затеяла? Да, помнится, Анатолий Борисович намедни тоже намеками какими-то мозги пудрил. Неужели я похож на голубого? Михаил Борисович повернулся к трюмо и взял с него женино зеркало. Он поднес его к лицу и внимательно вгляделся в свое изображение. В чуть дрожащем утреннем воздухе, обагренным слабыми лучами восходящего солнца, на него смотрела измученная, худая, небритая физиономия абсолютно нормального мужчины, не склонного ни к каким срытым или открытым признакам гомосексуальных наклонностей.
Мужик, как мужик.

Мужик, как мужик. Слегка небрит. Возможно и маленько поддавший, а так с виду никаких отклонений. Разве что лоб слишком узкий, нос слишком плюский, да уши сломаны. Конечно, размеры его тоже впечатляли, как и голдовая цепь ярмом украшавшая его бычью шею. Что же касается малинового пиджака, то такого типа одежду Михаил Борисович видел на некоторых представителях западных научных кругов, когда выезжал на симпозиум по ВИЧ в Варшаву, в конце прошлого года. Говорит правда нечленораздельно и проглатывает слова. А грамотно построить фразу может разве что, сделав над собой большие усилия. IQ у юноши явно болтается где-то возле абсолютного нуля, зато энергия прет через край. Если бы не появился второй, чуть менее здоровый, но зато с более ярко выраженными лобными долями, и незначительными признаками интеллекта, то директор так бы и не догадался, чего от него хотят эти молодые люди.
- Ты чё, не догоняешь? – спросил бычок, после часа бессмысленных пререканий с директором.
- Кого, простите, - Михаил Борисович вытер капельку пота, повисшую на кончике его носа.
- Чё ты меня паришь? – вместо ответа, выудил из себя очередную фразу парень.
- Причем здесь парилка? – силился понять хоть какой-то смысл в этих рубленных фразах, директор, потея в сотый раз, будто и впрямь они находились с парнем в бане, а не у него в кабинете.
Парень задышал тяжело и надрывно, словно раненый буйвол в американских прериях, и полез во внутренний кармин своего малинового пиджака.
Если бы Михаил Борисович смог предположить, что пытается вытащить из кармана детина, то его бы хватил удар, но к счастью он впервые столкнулся с пробивкой. Кстати, в течении всего нескольких часов он выучит всю азбуку бандитского жаргона. Тут и пробивки, и непонятки, и запутки, и наезды с разводками, счетчики и стрелки, лохи и терпилы. Короче, весь джентельменски набор новейших русских слов, только-только входящий в оборот в интеллигентной среде «Новых русских бизнесменов». А ведь мог бы и не успеть покопаться в анналах и капиллярах нарождающейся жизни. Не уловить запах хромосом, новейшей эпохи. Завалил бы его бычара, к гадалке не ходи, если бы в кабинет не ввалился бы новый персонаж этой назревающей драмы.
Заметив, что его напарник полез в карман пиджака, и мгновенно оценив обстановку (IQ был чуть повыше) юноша жестом остановил стремление коллеги, прострелить голову директора немедленно, прямо в данную секунду.
- Ша, Пузырь! – хриплым голосом произнес он. –
Валить его еще не время,
еще не выродилось семя,
и время жатвы не пришло,
так что, заткни свое ебло.
Ямбом сыпет, подумал Михаил Борисович, только сейчас осознав, какая опасность грозила ему всего несколько секунд назад.
Напарник «поэта», явно привыкший к лирическим изыскам товарища, послушно вытащил руку из кармана.
Почувствовав, что с этим деятелем можно попробовать договориться, хотя бы о том, чтобы они членораздельно объяснили цель своего визита, директор, наконец, позволил себе опуститься в кресло, с которого его заставил подняться тот, первый бык, который выражался на не совсем понятном для профессора языке.
- Хоть Вы можете объяснить мне, что Вы от меня хотите? – обратился он к «малиновому поэту», - а то, Ваш товарищ так толком ничего и не сказал.
Пробивка прошла нормально, подумал «малиновый №2», можно начинать осуществление наезда.
Запутка получилась, подумал «малиновый№1», можно приступать к пробивке.
Дело в том, что ребята-спортсмены, впервые впутались в этот блудняк, поэтому путали канонические понятия и догмы чисто конкретного рэкета. В то время, это не было столь важно, поэтому мы простим их лохов. Главное, что развели они будущего терпилу вполне грамотно, по-пацански, и поэтому журить их не станем.
В общем, один из них думал, что это наезд, другой полагал, что пробивка, а Михаил Борисович решил, что у него сносит крышу от чрезмерной работы над вакциной.
- Кому ты платишь? – спросил тем временем тот, кто думал что это наезд. Ну, этот «малиновый поэт».
- Сотрудникам, - ответил директор, не понимая смысл поставленного перед ним вопроса. В экономике и финансах он разбирался слабо, можно сказать, что был в них не в зуб ногой. Его дело наука, а бухгалтерия в кабинете напротив. – Кто-то в профсоюз пожаловался? – предположил вслух Михаил Борисович. – Так все вопросы к моему первому заму – Первачу Самуилу Яковлевичу.
- Если ебнуть первачу, нам и море по плечу,
Если ж ебнут Первача, не со зла, не с горяча,
А за то что он не плотит, долю малую свою,
Можно мигом оказаться у РУОПа на хую.
Ты тут дядя не баклань, жопу раздербаним в срань,
Вызывай нам Первача – Самуила Яклича. - Обрезал бандит отчество первого заместителя директора, чтобы рифма получилась складнее.
Пораженный способностями «малинового поэта» адоптировать свою речь и канализировать ее в любой ситуации, директор нажал на тумблер разговора по связи с секретарем и вдруг вспомнил, что секретаря у него так и нет. Надо Анатолию Борисовичу позвонить, напомнить, подумал он, совершенно не догоняя того, какая опасность нависла над продолжением его дальнейшего существования. Тут еще, как назло, Первач находился в местной командировке, так что Михаилу Борисовичу пришлось хлебнуть этих пробивок и наездов по самое плечо, как процитировал ему самого себя «малиновый №2», когда хлебнул не первача, а «солчевряга», в момент вывоза барыги в лес, для проведения с ним дальнейшей просветительской работы. В общем, заморочен директору хватило на целый день. Хорошо еще, что все обошлось без мордобоя и простреленных коленок.
Просто выехали на природу (в его, директорской «Волге»). Побазарили с пацанами за жизнь. Правда, первый бычара все же накатил пару раз директору по почкам, но он на него не в обиде, слава Богу, что не пристрелил еще из своего ржавого револьвера. Об этом всем и рассказывали сейчас Михаил Борисович и Пузырь с Поэтом, виновато потупив взоры, перед мечущим гром и молнии Анатолием Борисовичем, сидящим напротив пацанов,  так же наголо бритый и в такого же цвета пиджаке, только более дорогой, импортной ткани.
- Прости братан, - виновато бормотал бывший инструктор ЦК по идеологии, стараясь не глядеть в глаза директору НИИ. – Произошел, так сказать, эксцесс исполнителя. Но, не бзди, я с этими пацанами еще побазарю, объясню им, чем *** от ландыша отличается.
Братки сидели красные, как помидоры и молчаливые, как угли в погасшем много лет назад костре. Даже «малиновый поэт» не выдавал свои перлы на-гора. Такая вот немая сцена, как у Гоголя в женитьбе, когда Подколёсин приходит, а яичницу сожрали без него.
Поначалу неожиданное появление Анатолия Борисовича, да еще в таком виде, слегка ошарашило Михаила Борисовича. Из молодого и наглого цековского выпивохи, он превратился в качка, поигрывающего бицепсами под рукавами малинового костюма пиджака. А золотая цепочка с крестом невообразимого размера, выглядели просто пугающе. Директор даже испугался, как бы у коллеги шея не сломалась, под тяжестью благородного металла. Но, похоже, что инструктор привык переносить тяжести и невзгоды своей обновленной службы.
Между тем выяснилось, что рэкитеров навел на директора один из бывших сотрудников НИИ, уволившийся из организации месяц назад. Тот, еще в советское время бесцельно болтался в институте, не зная куда применить свои организаторские способности, коих у него было не мало. То, он организовывал межинститутский футбольный турнир, то слет поисковиков мест захоронения героев гражданской войны, то вывозил молодых девок на Валдай, и там проводил с ними занятия по греко-римской борьбе под одеялом и бразильской самбе. Это как в старинной песенке:
Вчера я танцевала с одним нахалом,
И было это дело под одеялом.
Короче, он чем-то напоминал Анатолия Борисовича своей неукротимой энергией, которая перла из него каждую секунду, преобразуясь все в новые и новые проекты, бесполезные, бездарные и затратные. Так что, когда зам по науке - Чиж Петр Леонидович, предложил директору сократить его должность, директор без сожаления подмахнул необходимые документы. В отделе кадров не возражали, а парень обиделся.
Впрочем, рассказывая своим старинным приятелям по секции каратэ о работе в НИИ, он безо всяких задних мыслей и обид, ляпнул им про бананы. Мол, уж и не знаю, чем занимается институт, но шкурок от бананов в нем выше крыши.
- Барышничают, - предположил один из друзей прощелыги.
- Надо их пробить, как питдать
А потом наехать, вашу мать.
Дело отобрать, в конце концов,
Пусть ебутся люди без трусов! – предложил второй, который был посмышленей и попронырливей.
Как вы уже догадались, друзьями по секции каратэ уволенного работника НИИ, были два «малиновых пиджака» Пузырь и Поэт. Братаны еще только-только втягивались в курс дела, только начали осваивать азы своей профессии, поэтому услыхав столь любопытную информацию про бананы, он решили проявить инициативу, даже не догадываясь, что всякая инициатива наказуема, особенно, если она исходит из пустой башки. Не доложив о своих планах бригадиру, рэкитеры поспешили с наездом в кабинет к Михаилу Борисовичу, даже не задумываясь о последствиях.
Тот тоже не был докой в этих делах, поэтому и повел себя как лох. Но, это ему простительно, ведь он большой ученый, а не барыга с рынка. А затупить себя дал каким-то качкам, так это по глупости. Ведь, положа руку на сердце, кто в те лихие девяностые знал о рэкете так, как знает о нем сейчас? Не было ни популярных детективов Кивинова и Константинова, не было сериалов про ментов и бандитский петербург, не было ни ЧОПов ни РУОПов, хотя Поэт и вспоминал о последнем в своих виршах. Хорошо, что ребята были отмороженными, но не до такой степени, когда начинали валить барыг по чем зря, даже не вдаваясь в подробности происходящего и будущих последствий произошедшего.
Пара тумаков, обосранные штаны, вот и весь сказ.
Спас Михаила Борисовича его водитель, который знал про бандитов, общаясь со своими приятелями из таксопарка, столкнувшихся с похожим наездом. Улучив момент, когда директора, наполучавшего поджопников от Пузыря, вновь поволокли в кабинет,  водитель связался со своими приятелями из таксопарка и попросил совета. Те присоветовали обратиться с просьбой по определенному телефону диспетчера, «по срочному решению непоняток, возможных пробивок и незаконных наездов». Водила позвонил с вахты в институте. Милый женский голос сообщил ему, что его заказ принят, и попросил обождать несколько минут. Водитель вышел из здания, пропахшего бананами института, на улицу и принялся ждать.
Каково же было его удивление, когда ко входу подъехал кортеж машин, и из скромного «БМВ» вышел высокий бритоголовый мужчина в малиновом пиджаке и до боли знакомой рожей.
- Анатолий Борисович? – поначалу не въехал водитель, что тут делает лауреат Ленинской премии и бывший инструктор ЦК по идеологии. Он даже хотел предупредить Толика, а они были на ты, что директор занят и что у него случилась проблема, но поймав на себе уверенный взгляд цековца, осекся на полуфразе. – Нахуя ты…
- Вова, ты звонил, - пожимая руку водителю, металлическим голосом сказал Толян.
Водитель кивнул.
- То-то я и смотрю, что адресок мне дали до боли знакомый, - он взглянул на здание института и тяжело вздохнул. – Да, считай в этом благолепии есть и моя доля малая.
На его глазах выступили слезы, а одна из них, даже покатилась по левой щеке. Он тряхнул головой, и дрожащей рукой смахнул нахлынувшие воспоминания.
Какой актер пропадает, подумал водитель.
- Ну, теперь к делу, - как будто и не было никаких сентиментальных воспоминаний, с бодрецой в голосе произнес Анатолий. – Что у вас случилось?
Володя вкратце рассказал Анатолию Борисовичу о визите непрошенных гостей. Стоявшие за спиной бывшего инструктора ЦК квадратные дяди, в количестве двадцати человек, недовольно зашумели.
- Как же так, наезд и без пробивки, - возмущались одни.
- Так это и есть пробивка, - заступались за «малиновых» другие.
- А почему тогда не было запутки? – отстаивали свою точку зрения первые. – Без запутки наезд совершать нельзя, не по пацански все это.
- А может они его разводили? – не сдавались вторые.
- Ха-ха, - дружно рассмеялись первые. – Какая же это разводка, если ему поджопников надавали и угрожали в лесу изнасилованием?!
И обе группы шкафообразных дядек принялись отчаянно спорить, каждая отстаивая свою точку зрения.
- Цыц, братва, - наконец прервал их спор Анатолий Борисович, опасаясь, что он может перерасти в потасовку. – Подождите меня здесь, я во всем разберусь.
Братва зароптала.
- Не ссыте, за вызов будет заплачено по тарифу, - отрезал цековец, понимая причину неудовольствия бригады.
- Опять по тарифу, - возмутился один из присутствующих. – Когда нормальные бабки платить станут?
Анатолий Борисович, как коршун подлетел к вопрошавшему и расстегнул пиджак. На груди у него болтался огромный золотой крест с распятием в натуральную величину. Возле головы Христа, на кресте зияло небольшое отверстие.
- А это ты видел?! По тарифу ему мало! – кричал на него инструктор из бывших, брызгая в лицо слюной. – Ты хоть раз на разборках бывал? Ты стоял, как я перед дулом автомата и в штаны не наложил? Ты мотался по разным хатам, уходя от ментовских ищеек, заметая за собой следы и устраняя свидетелей?! Если бы не крест, - Анатолий Борисович осенил себя крестным знамением. – Он принял на себя ментовскую пулю, когда я переходил Эстонскую границу. Если бы не он, - он поцеловал распятие, - то лежал бы я сейчас на глубине двух метров под землей.
Наверняка сам просверлил, подумал водитель и ужаснулся от своих мыслей. Но, такие нехорошие мысли видно пришли не одному ему в голову, и кто-то из толпы попросил рассказать, как это произошло.
Забыв про директора НИИ, которого в данный момент может быть уже и не было в живых, Анатолий сбросил с себя пиджак и принялся описывать братве свои приключения.
- Вот мы с Бароном на точиле мчимся через КПП, а за нами менты на козле. И палят из автоматов, по нашей «ласточке». Стекла в дребезги, вся тачка в решето, но мы отрываемся, благо движок у машины форсированный. Огонь шквалистый.  Вдруг, меня как толкнет что-то в грудь, я аж на заднее сиденье кувырнулся.
- Так они же сзади палили, - прошептал кто-то в толпе.
- Кто? – прервал свое повествование цековец.
- Менты. Вы же сами говорили, что менты за вами на козле, а вы на ласточке.
- И что теперь? – Анатолий Борисович покрылся пунцовыми пятнами.
- Так крест на спине что ли висел?
Толик побледнел от такого богохульства. Выдохнул из легких воздух, вдохнул и заорал на непонятливого «почемкчку»:
- Дупло! Так там же на дороге засада была мусарская! Засада, возле эстонской границы, чтобы нам уйти не дать!
Братки понимающе загудели, а непонятливый, потупив взор, ковырял носком ботинка прилипшее к асфальту собачье дерьмо.
Бывший инструктор, понимая, что может зайти слишком далеко со своими байками из склепа и посеять недоверие в бандитской среде, своими небольшими оплошностями и нестыковкой фактов, решил прерваться и отправиться, наконец, на спасение своего коллеги, на сей раз по научной деятельности.
- Так что, муй хоржовый, - закончил он свой рассказ. – На повышенный тариф можешь рассчитывать только тогда, когда в деле побываешь.
- Так…, - начал завиноваченный дядька, но Анатолий Борисович уже был на ступеньках здания.
- Объясните ему пацаны! – крикнул он братве, распахивая массивные, дубовые двери.
Орлом ворвавшись в кабинет директора, не представляя себе план дальнейших действий, он остановился посредине помещения и замер в ожидании.
За столом сидел слегка помятый и напуганный Михаил Борисович, выглядевший болезненно, но вполне живой. Сбоку, возле окна, разваливших в кожаном кресле, в котором любил сиживать сам Анатолий, вальяжно восседал Поэт, а Пузырь стоял напротив ученого. Это были парни из его бригады, он их сразу же узнал. Узнали влетевшую в кабинет непрошенную птицу и пацаны. Немногим дольше пришлось соображать помятому директору, пока до него наконец дошло, кто стоит перед ним посреди кабинета. Немая сцена длилась не долго. Вскоре, придя в себя Анатолий Борисович разразился площадной бранью в адрес горе-рэкетиров.
Ну, а потом, как было сказано раньше, все прояснилось. Тут вам и про непонятки, и про запутки, и про эксцесс исполнителей.
Короче. Михаил Борисович был слегка обескуражен, но счастлив от того, что его соавтор и коллега по научному цеху, в несколько ином правда обличии, в настоящий момент, спас его от злобной иронии судьбы, пообещав своему спасителю благодарность по гроб жизни.
- Ну, что там, - добродушно отреагировал бывший инструктор, - ведь мы же коллеги с тобой, Миша.
Директор кивнул, а парни готовы были провалиться сквозь землю.
- Кстати, как дела на нанобанановом фронте?
- Бьемся, - краснея ответил Михаил Борисович.
- Парни, выйдете, - приказал Анатолий Борисович братанам, бесшумно жевавшим сопли, мешая разговору двух ученых мужей.
Те подчинились приказу.
- А может быть, параллельно с твоими технологиями, - неожиданно предложил цековец. – Займемся производством?
- Так вакцины еще нет, - директор захлопал ресницами, которые у него были, в отличии от коллеги.
- И Бог с ней, - ответил Анатолий. – Займемся производством банановых соков, джемов, жувачек, благо сырья то у тебя дофига. Я тут и техплан уже накидал и техзадание набросал.
- А вот с сырьем проблема, - поражаясь такой прыти бывшего инструктора, виновато ответил Михаил Борисович. – С развалом СССР финансирование прекратилось.
Анатолий Борисович почесал затылок.
- А ты имущество приватизировал?
- Не понял, - удивился директор.
- Да ты лох! – рассмеялся цековец. – В стране приватизация идет полным ходом, а ты все в совдепии обитаешься. Нужно срочно создавать АОЗТ и приватизировать всё! И здание института, и турбазу, и производственные цеха. Вот где деньги! В аренду сдадим и бабосы получим. Бабки получим, купим бананы. Бананы продадим – опять деньги. Это же рынок, Майкл, мы с тобой живем в другой стране, с рыночной экономикой.
- Но, я никогда этим не занимался, - попытался возразить академик. – Моя стезя наука, а не торговля.
- Ерунда, - невозмутимо отреагировал на его слова Анатолий Борисович. – Срочно создаем ЧП, институт акционируем, акции выкупаем и разворачиваемся на полную катушку. Добро?
- Да, вроде как, - обескураженный и сметенный напором своего соавтора по научным трудам, директор сдался.
- Отлично, - раскинул руки цековец. – Я тут и бумаги уже подготовил, осталось их тебе только подмахнуть.
Таким образом Михаил Борисович испытал на себе классический пример запутки и разводки, с элементами пробивки и наезда.
Так он постепенно обучался и внимал основам новой экономической модели, которую выстраивали в стране «Лаборанты и младшие научные сотрудники в коротких штанишках», как выразился о реформаторах один дядька будучи Председателем Верховного Совета РФ, а фамилия у него была Хасбулатов.

Не успел еще Михаил Борисович приватизировать свое НИИ, как к нему в кабинет заглянул кучерявый красномордый мужчина, в роговых очках и большим портфелем в руках, который он прижимал к груди, как миллионер Корейко из «Золотого теленка» Ильфа и Петрова.
С бандитами, после того раза у директора проблем не было, Анатолий Борисович свое слово держал крепко, поэтому визит очкарика нисколько не взволновал Директора, да и не похож он был на бандита.
Мужчина  некоторое время постоял возле двери в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу. Потом сделал решительный шаг по направлению к столу Михаила Борисовича и поставив на него свой кейс, протянул директору руку.
- Сергей Вроди, - представился он, краснея еще больше.
- Простите, - поднял брови академик, автоматически пожимая руку вошедшего.
- Сергей Вроди, - повторил мужчина.
- А почему вроде? – спросил Михаил Борисович. – Вы что, не уверены, что вас Сергеем зовут?
- Почему? – на сей раз удивился вошедший. – Почему не уверен?
- Ну, вы же сами говорите, - пожал плечами директор.
- Что я говорю? – не понял мужчина.
- Ну, что вроде бы вас величают Сергеем, - тут пришлось уже краснеть Михаилу Борисовичу.
- А, - улыбнулся мужчина. – Я понял. Меня действительно Сергеем зовут, а фамилия моя Вроди. – И добавил. - Это старинная мадьярская фамилия, там не «е», а «и» на конце. Вроди. Я вообще-то по национальности мавр, но фамилия по дедовской линии венгерская досталась.
Мавр Вроди, директор почесал гладковыбритую щеку, размышляя над превратностями судьбы. Вот он еврей, а фамилия русская  Петров, а этот тип мавр, а фамилия мадьярская – Вроди. Да Бог с ней с фамилией. Неудобно как-то получилось, что он сразу не сообразил, что мужчина не вроде Сергей, а Сергей Вроди. Ладно, думаю ему не впервые приходиться обяснять сей казус эректус.
- И что вы от меня хотите?
- Я ВВВ, - ответил Сергей.
Как? – глазу у Михаила Борисовича вылезли из орбит.
- Не удивляйтесь, - улыбнулся мавр. – Это действительно я.
- Но, постойте, - директор стал шарить в ящике стола, в поисках валидола. – Вы же сказали, что вас зовут Сергей Вроди, и что вы мавр.
- Это я, собственной персоной, - с готовностью подтвердил обладатель экзотической венгерской фамилии.
- А теперь вы утверждаете, что вы ВВВ, - профессор засунул таблетку под язык, в очередной раз сокрушаясь, что так и не завел себе секретаря.
- Совершенно верно, - с радостью согласился господин Вроди. – Я генеральный директор.
Белка, подумал Михаил Борисович. Но я же не пью, откуда ей взяться? Ой, кроме сердца и голова заболела. Воздуху не хватает. Сейчас ведь помру в расцвете творческих и жизненных сил!
- Вы директор? - слабеющим голосом спросил он.
Сергей кивнул.
- А я кто?
- Как я правильно понимаю, вы Михаил Борисович Петров – директор этого НИИ. – невозмутимо ответил господин Вроди.
- Так вы же уверяете меня, что вы директор, - Михаил Борисович понимал, что еще чуть-чуть и он потеряет сознание.
- Так точно, я директор АО ВВВ – Всем Все Возможно! Вы что, телевизор не смотрите про Леню Голубкова?
- Нет, - Михаил Борисович чуть взбодрился, начиная понимать, что с ума он еще не совсем сошел, да и сердце слегка отпустило. – Этим у меня супруга с дочерью увлекаются, а я все больше на работе, да в научных командировках.
- Это ничего, - откровения академика нисколько не смутили Сергея, видно с такими экземплярами он сталкивался не в первый раз. Мало ли в стране дураков, которые не смотрят телевидение и не знают про ВВВ и Лёню Голубкова. – Я вам прессу принес. Прочитаете и все поймете.
И он вывалил на стол директора целую кипу вырезок из различных газет,  в каждой из которых рекламировалось его АО.
Михаил Борисович окинул взглядом этот внушительный ворох резанной бумаги и затосковал. Ну, как в такой ситуации заниматься разработкой вакцины от СПИДа, если каждый день приходиться сталкиваться со все новыми и новыми реалиями современной жизни. Зря он, пожалуй, поддался в свое время уговорам и согласился возглавить институт. Надо было выбить себе должность научного руководителя или стать замом по науке и начальником лаборатории биотехнологии банановедения и растениеводства в условиях Крайнего Севера.
- А вы не могли бы мне на пальцах объяснить суть проблемы, - спросил академик. – У меня не так много времени, чтобы читать эти заметки про  вашего Лёню.
- Охотно, - с радостью согласился Сергей Вроди, подвигая кресло, в котором обычно сидел Анатолий Борисович, к директорскому столу. Глаза у него загорелись, ое был слегка возбужден и вдохновлен оказанной ему честью. Вероятно, в иных учреждениях его сразу же гнали с порога, едва он сообщал о себе конфиденциальные сведения. Впрочем, судя по количеству статей, заметок и рекламы в печатных СМИ, его личность пользовалась интересом и вниманием широкой общественности.
Михаил Борисович протер очки, и пока директор АО собирался мыслям, наугад взял со стола оду из статей. В заметке рассказывалось о том, как какой-то пенсионер из скромного дачно-строительного кооператива «У синего моря», приобрел месяц назад тысячу билетов «ВВВ», продав дачный домик и участок земли своего соседа, смог купить на вырученные проценты от продажи билетов такую гигантскую сумму, что тут же не только вернул соседу его участок, но и приобрел один метр границы между Россией и Финляндией. Обустроил там мини-таможню и жил припеваючи, собирая с российских и финских предпринимателей таможенные сборы.  По странному стечению обстоятельств, звали пенсионера Анатолий Борисович, а фамилия была не указана. Червь сомнения заполз в душу директора, уж не тот ли самый Анатолий Борисович, бывший инструктор ЦК по идеологии и будущий акционер его АОЗТ «НИИ СТиГ» (Акционерное общество закрытого типа научно-исследовательского института СПИДА, Триппера и Гриппа) подсуетился? Но, Анатолий Борисович на пенсионера не тянул, да и внимание Михаила Борисовича отвлекла рекламный модуль, где в черном квадрате красовались три таракана. Два повыше, а один чуть ниже первой парочки.
- Нравится? – заметив, что директор рассматривает рекламу, спросил Сергей Вроди, готовый приступить к охаживанию клиента.
- Ничего, - Михаил Борисович неопределенно пожал плечами. – Судя по заметке, вы финансовый гений.
Вроди улыбнулся скромной улыбкой, обнажая желтые зубы.
Наверное конфет много жрет, решил директор.
- И таракашки симпатичные, - похвалил он. – Только, мне кажется не того.
- Что не того?
- Не любит этих зверей народ, - высказал свои сомнения Михаил Борисович. – Вот если бы кузнечики или бабочки.
- Да что вы! – с жаром принялся защищать свое детище господин Вроди. – Ведь таракан он же в любую щелочку, любую дырочку пролезет. Он же такой предприимчивый и дуста не боится.
- Вот это меня и смущает, - кивнул академик. – Его только тапком и можно убить.
- Ну, зачем же животное убивать! – Сергей развел руки в сторону. – Оно же безобидное. Не кусается, болезни не переносит. Всякие трипперы и гриппы, не говоря уже о СПИДе.
- А вы откуда знаете? – заинтересовался ответом Михаил Борисович.
- Я же биолог по образованию, - потупил взор Вроди.
- Коллега, - вздохнул директор.

Через несколько часов задушевной беседы, Сергею Вроде удалось уломать Михаила Борисовича поменять часть отложенных на приватизацию НИИ акций и ваучеров, введенных Чубайсом, обещавшим за каждый из них по две «Волги», на несколько тысяч билетов ВВВ, с профилем Вроди на одной стороне, и тремя тараканами с цифрой 1000 на другой.
- Через пару месяцев будете миллионером, - сообщил очкастый мавр с венгерской фамилией, сгребая акции НИИ и ваучеры со стола и бережно укладывая их в свой заметно потяжелевший портфель.
- Да мне на сырье, - оправдывался директор, стыдясь того, что без спроса распоряжается бумагами своих сотрудников.
- Тут и на сырье и на белье для ****ей, на все хватит, - развязанным тоном произнес предприниматель. – А может мальчиками интересуетесь, - он игриво подмигнул Михаилу Борисовичу, но заметив его взбешенные, покрасневшие глаза, поспешил ретироваться.
Только перед дверью из кабинета он остановился, развернулся на пол-оборота и сказал:
- Деньги можете получить в любом приемном пункте ВВВ. И не пугайтесь очередей. Скажите, что лично от меня, и у вас не возникнет никаких проблем. Только приходите не раньше чем через пару месяцев, пускай наши тараканы разжиреют побольше.

- Ну ты и уебень! – возмущался Анатолий Борисович, расхаживая по директорскому кабинету из начала в конец, а из конца в начало. Туда-сюда обратно. – Ты не мог со мной посоветоваться?
Михаил Борисович сидел как обтруханный и машинально следил за перемещениями своего делового партнера.
- Поверил жалким журналюгам, которые кормятся с его рук! Ты что, не мог мне позвонить?
- Да, он так на меня наехал, - оправдывался директор.
- Про наезды забудь, - отчеканил коллега, все это в прошлом. Он вновь сменил свои имидж. Теперь у него была модельная стрижка – полубокс, велюровый костюм и рыжие остроносые ботинки. Из инструктора ЦК по идеологии, из бандитского бригадира, Анатолий Борисович превращался в респектабельного бизнесмена, у которого едва не уволокли часть его состояния. – Ты зачем все акции отдал?
- Он же обещал, - промямлил Михаил Борисович, чем окончательно вывел партнера из себя.
- Ты как малое дитя! Все с тобой вошкаться надо! Отдал бы свои ваучеры и дело с концом.
- Так мало их у меня, на сырье бы не хватило.
- Ты что, пидор? Нет, и вправду, может ты голубой?
- Сам ты голубой! – огрызнулся директор, обижаясь, на то, что  его постоянно записывают в категорию людей нетрадиционной ориентации. – Я ученый, а не барыга!
- Так и учёнь, а не занимайся сомнительными сделками если ничерта в них не понимаешь. И оставь пожалуйста при себе свою лексику, мы с тобой не в малине и не на стрелке, а в солидном обществе.
- Про себя вспомните, Анатолий Борисович, - поняв свою неправоту, как  было более можно, смягчил свой тон Михаил Борисович.
- Кто старое помянет, тому зуб вон, - отшутился тот. – Надо решать, что с этими бумажками делать. Ведь действительно же, не продавать их и не начинать по новой скупать ваучеры и акции у сотрудников. Да их у них. похоже, и не осталось. Поговаривают, что чеченцы тут подсуетились, предлагают покупку по более высоким ценам. Не исключено, что они этого *** к тебе и заслали, чтобы завладеть контрольным пакетом предприятия и выкинуть нас вон. Но, вот тут хуй им, а не контрольный пакет. У нас ведь, не АООТ, а АОЗТ, а АООТ он только для дураков всяких. Смекаешь?
- Нет, - честно признался академик.
- Ладно, это долгая история, как-нибудь потом расскажу, надо собственность спасать, пока не поздно.
И Анатолий Борисович принялся давить на кнопки цифрового телефона.
С помощью подкупа, просьб и угроз акции и ваучеры удалось вернуть через три недели. Теперь они хранились в сейфе у Анатолия Борисовича в его кабинете, который он предоставил сам себе в НИИ СТиГ, на правах владельца блокирующего пакета акций. С чеченцами тоже разобрались. Они смогли выкупить лишь половину здания института, и организовали там казино. Лаборатории, хозблоки и мастерские, остались под контролем Михаила Борисовича, как и клиника в области, где проводились опыты с вакциной, а заодно и излечивали людей от всяких вредных болезней, обозначенных первыми буквами в аббревиатуре  названия АО, кроме буквы С. Со СПИДом бороться покеда не научились.
- Кстати, с тебя баночка бананового джема, - пошутил Анатолий Борисович, заглядывая как-то в кабинет коллеги. – Товарищи нашли тебе секретаря.
- Неужели? – Анатолий Борисович и думать то забыл о референте, приноровившись справляться самостоятельно.
- Не баба, а конь педальный! – с искрой в глазах сказал Анатолий. – Мужиковатая чуть-чуть, но это в твоем вкусе. – Он нахально подмигнул директору.
- Откуда вы мой вкус знаете, Анатолий Борисович, - осклабился Михаил Борисович. – Вы хоть мою жену видели?
Тут Анатолию Борисовичу пришлось признаться, что жена у коллеги была просто красоткой, чем-то напоминавшей балерину Нюрку Непотребко, выступавшую в балете «Идиот»  по роману Достоевского «Преступление и наказание». Как поет БГ  «…он в тайне всегда хотел ее тело». Но, Лёля не обращала на душевное томление рыжего прощелыги никакого внимания. И тут опять Гребенщиков: «Когда он вытащил свой аргумент, она рассмеялась, она улетела» С этим Анатолий Борисович смириться не мог, поэтому все время и подначивал своего друга ученого, который возмущался, но по большому счету не обращал на шпильки коллеги особого внимания.  Не обратил внимания на вопрос академика и Анатолий Борисович, понимая, что крыть ему будет нечем.
- Вот я и говорю, - как не в чем не бывало продолжил он. – Не баба, - огонь. Только она анархистка, приверженца идей Бакунина.
- А у нас в стране разве анархисты существуют? – удивился Михаил Борисович. – Я думал их в семнадцатом всех перестреляли.
- Ну ты дал, - усмехнулся Анатолий. – Это ж когда было, почти восемьдесят лет назад. Сейчас новые народились. У нас ведь все, с монополией КПСС абзац настал. Теперь сплошная демократия образовалась. Ты слышал выступления Жирика?
- А кто это?
- Жириновский!
- А да, слышал один раз по «Желтому радио», интересный и талантливый оратор.
- Ты только об этом Валерии Никитичне не вздумай сказать, а то она тебя в бараний рог согнет.
- А кто это, Валерия Никитична? – спросил Михаил Борисович. – И почему я с ней должен общаться?
- Так это твой секретарь, - вспомнил Анатолий Борисович, что не представил референта хозяину кабинета. – Баба бойкая, только ленивая слишком. Зато умная, как  Шопенгауэр и Вальтер в одном флаконе. Я думаю, что вы сопьетесь!
- Чего?
- Шутка такая, - рассмеялся Анатолий Борисович. – Я имел ввиду, споетесь. Нажми на кнопочку и позови ее. Предполагаю, что женщина уже застоялась в конюшне, дожидаясь своего выхода.
- Как, просто так и позвать? – замялся Михаил Борисович.
- Так просто и позови, - просто ответил Анатолия, видя как тушуется академик. – Попроси, к примеру, чтобы она принесла чая или кофе.
Директор, неуверенным движением, поднес палец у клавише на телефоне, спустя короткое время наконец нажал на неё, и неуверенным голосом произнес:
- Валерия Никитична, можно вас попросить зайти ко мне в кабинет.
Анатолий Борисович показал ему большой палец правой руки.
Молодца!



ГЛАВА 3. ФАНИ И АЛЕКСАНДР. ПОЧТИ ПО БЕРГМАНУ


Где он бухал и с кем, он не помнил. Видел вместо лиц перед глазами лишь голую Алкину жопу и коричневый член этого негодяя, от неожиданности выпавший из ее влагалища.
Последнее из того, что зафиксировалось в его памяти было то, что сидел он одинокий за деревянным столиком в каком-то кабаке и пил водку, заедая ее сухариками, частично лежавшими в белой, пластиковой тарелке, а в большинстве своем, раскиданные по всему периметру стола. Потом к нему подсела какая-то грубо размалеванная дама, неопределенного возраста, и попросила угостить ее кружкой пива. Александр залез в карман брюк, вытащил из него радужную бумажку, вроде бы пятихатку, и бросил ее на стол. Дама заказала пиво. О чем они разговаривали, да и разговаривали вовсе, здесь следовал провал. Но, когда очнувшись на скамейке, он попробовал встать, то не сразу смог это сделать. Он долго соображал, почему ноги не слушаются, и что мешает ему подняться, пока до него не дошло, что брюки его были расстегнуты и спущены до колен, сковывая его движения. Приложив максимум усилий, он натянул брюки на ягодицы и попытался застегнуть ремень, но оного к удивлению не обнаружил, как вскоре смог определить, что молния на брюках была сломана, чуть ли не вырвана с корнем. Когда это я успел? Он обшарил карманы и понял, что они пусты. В довершении всего, он обнаружил пропажу ботинок. Сознание восстанавливалось медленно, и он лишь через некоторое время осознал всю плачевность его ситуации. Да и то, только после того, как сделал несколько больших глотков из стоящего на столе, возле пластиковой тарелки, в которой валялось несколько соленых сухариков, безвкусного пива, явно выдохшегося за время его провала в памяти.
Стараясь не думать о плохом, он обвел мутным взглядом зал. Практически все столики были пусты. Лишь возле выхода у стойки бара рядом с двумя игровыми автоматами за столиком сидел одинокий мужчина и читал газету. Возле окна суетилась уборщица, протирая шваброй пол. За барной стойкой, положив голову на руку, дремала барменша.
Он запустил пятерню в еще густые, но изрядно поредевшие с годами, волосы. Слегка пригладил их, соображая, что с ним произошло и что ему теперь делать. Он впервые оказался в такой ситуации, чтобы вот так, без ботинок, штанов и денег, непонятно где и зачем. Но, несомненно, главным было другое. Ведь он знал, что вчера потерял жизнь. Вся прошлая жизнь в одно мгновение слетела под откос. Он никогда не вернется назад, даже попробует просто не обернуться. Его начинало колбасить. Он отпил еще пива и вновь принялся шарить по карманам. Да куда там! Карманы были вывернуты наизнанку, а задний, так просто вырван с корнем. Шмонали его грамотно и по полной программе.
- Эй, - крикнул он даме, которая поставила швабру возле стенки, и намывала деревянные столв мокрой тряпкой. – Можно вас на минуту!
- Оклемался, милок, - скорее утвердительно, чем вопросительно сказала дама, подходи к нему.
- А где я?
Она принялась объяснять ему , где он находится и что это за заведение.
- А где мои деньги?
- Этого я не знаю, милок, - ответила уборщица. – Пропил наверное, раз всю ночь здесь проспал.
- А ботинки тоже пропил?
Последовал аналогичный ответ, - не знаю.
- Бабка, а принеси мне сто грамм водки! – наконец, сказал он после нескольких минут тяжких раздумий.
- Деньги давай – принесу, - женщина принялась убираться на его столе, сметая крошки и намокшие сухари в пластмассовую корзинку для мусора.
Он вновь принялся шарить по вывороченным карманам, словно ожидая, что какая-нибудь из купюр, лежавшая в них ранее, вдруг прилипла к ткани и осталась в его закромах. Но, чудес не бывает, даже во сне, тем более таком дурном и гадком.
- А нету денег, - оставив бессмысленные попытки найти деньги, констатировал он. – Тю-тю денежкам.
- Ну, милок, я тебе помочь ничем не смогу. У меня тебя угостить нечем, а без денег у нас не наливают, - сказала она и потрусила прочь от его столика, дальше намывать оставшиеся неубранными после ночных застолий столы.
Он еще пару раз попытался позвать старуху, но та не обращала на него внимания.
За окнами светало. Буфетчица, отлежав одну руку, положила голову на другую. Мужчина, опрокинув рюмку чего-то, встал из-за стола, оставив на нем газету и направился к выходу. Уборщица принялась намывать столик, за которым он сидел. Тут он вспомнил про пиджак, который был на нем, но ни на себе, не возле стола его не обнаружил. А костюм-то был почти новый, зачем-то подумал он и чуть не заплакал. С перепоя, без денег, а главное без семьи, что автоматически означало, что и без дома. Можно конечно плюнуть на свою мужскую гордость и пойти домой за одеждой и деньгами. На Алку насрать. Дети в университете и школе. Но, как без носков? Может у бабки какие-нибудь башмаки найдутся? Но, бабка куда-то делась со своей шваброй. Черт, и главное, что телефон уволокли. О! У буфетчицы надо попросить, может даст звякнуть. А звонить-то кому? Да и номеров он толком не помнил ни одного. Забиты в мобильную память и ладно, если чей понадобился то выковырял из нее, на кнопку нажал и алло. ****ь, прогресс гребаный!
Пива в бокале оставалось на один глоток. Буфетчица, наконец, проснулась и с презрением взглянув в его сторону, принялась готовить себе кофе. Кому позвонить он так и не решил, не вспомнив толком не одного номера. Конечно, если жать на кнопки, то куда-нибудь обязательно да попадешь, но кто же тебе это позволит.  Александр даже не пытался вспомнить то, что случилось с ним в кафе. Все воспоминания были стерты, как хлебные крошки с его стола, мокрой тряпкой престарелой уборщицы.
Почесав плечо, свитер был шибко колючим, он машинально скользнул рукой к нагрудному карману рубашки и сжал его. В кармане явно лежала какая-то бумажка. С дрожью в руках, скорей от абстинентного синдрома, нежели от волнения, он засунул руку за воротник свитера и просунул ее к нагрудному карману рубахи. Так и есть, в кармане что-то было, и судя по характерному хрусту и ощущению на ощупь, это была денежная купюра. Вытащив из-под свитера руку, с зажатой в кулаке бумажкой, он раскрыл ладонь и увидел коричневую сотку. Ну слава богу, теперь жить можно. В довершении всего, с улицы вернулась уборщица, выносившая мусор, и принесла два черных ботинка.
- На, померяй, - она бросила башмаки ему под ноги. – На помойке нашла. Кто-то специально не стал в пухто выбрасывать, а аккуратно поставил возле бака. Может, подойдут на время.
- Спасибо бабуля, - растрогался Александр. А ведь жизнь-то налаживается. И денежки нашлись и ботинки. Ничего, мы еще повоюем. – возьми два по сто, себе и мне.
- У тебя же денег нету, - покачала головой уборщица.
- А это, - он бросил скомканную сотню на край стола. – Живем бабуля. Пока живем, - добавил он тихо.
Бабка пить отказалась, но ему принесла половинку граненого стаканчика с водкой и бутерброд с селедкой.
- Ну ты мать. Ведь как в зеркало глядела, - Он вскинул брови и развел рук в стороны, словно пытаясь обнять старушку. – Еще бы томатного сока купила.
- Ты лучше ботинки примерь, болезный, а то вдруг не подойдут, как тогда до дому доберешься? А выпить ты всегда успеешь, раз деньги нашел.
- А нету у меня дома, - с каким-то восторгом в голосе ответил он. – Больше нет! Я свободен и бездомен. Я бабуля теперь БОМЖ!
- Иди ты! – пробурчала она, кладя сдачу на стол перед ним. – Бомжи сюда не ходят, они в подвалах и на скамейках свою гадость пьют, что им нацмены в ларьках торгуют.
- Я еще молодой, еще только начинающий, - хорохорился бывший историк, еще не осознавая в какую пропасть падал с бешенной скоростью. Шанс ухватиться за пролетавшие мимо выступы и растения, еще не был потерян, но он демонстративно поднял руки вверх и даже был рад этому падению. Делай что должен и будь что будет! Конечно, эта формула не подходила к его ситуации никаким боком, но если перефразировать ее, то все становилось на свои места. А мне все похуй и зарасти оно говном!
Ботинки оказались вполне сносными, лишь со слегка стертыми каблуками, да и размера на три побольше, чем носил он. Водка явно паленая, но тоже не из самых противных, а вот селедка была просто загляденье. Слабой соли, со слегка маринованным репчатым луком, на тонком кусочке черного хлеба, она просто таяла на языке, обдавая своим вкусом и ароматом всю нечищеную полость рта. А как ма делала селедку. О, это была лучшая селедка из всех селедок в мире. У жены тоже, между прочим, не плохо получалось, когда у нее было настроение. Александр вдруг почувствовал себя таким одиноким, что густая, тяжелая слеза вдруг выкатила из его левого глаза и медленно поползла по небритой щеке. Я один!
- Чего сопли распустил? – раздался откуда-то сбоку женский голос.
На том месте, где секунду назад находилась  бабка, стояла женщина средних лет, весьма плотного телосложения, с обветренным розовым лицом, синими, как зимнее полуденное небо, отраженное в забрызганных стеклах проносящихся по мостовой автомобилях, глазами,  ниспадающей на лоб прядью черных как смоль волос, заправленных в красный, вязанный берет. Одета она была в распахнутое коричневое пальто из плащевки с подкладкой на рыбьем меху, большими черными пуговицами, явно содранными с другой одежды. Судя по всему женщина была навеселе.
- О, наши люди! – обрадовался Александр Павлович, появлению незваной собеседницы. – Присаживайтесь, присаживайтесь, - он подвинулся на скамейке вглубь стола, уступая даме свое место. – Бухать будем?
- Куда тебе бухать, - ответила дама, весьма приятным голосом, присаживаясь рядом с ним. – Ты похоже на сегодня свою норму уже выполнил.
И верно, шевельнулась в голове одна мысль, но ее мгновенно завиноватила другая. Куда там. Какая норма. Я нормы что ли своей не знаю. Нет уж, дудки. Сегодня надо пить. И завтра надо пить. А вот потом будешь останавливаться и выползать из запоя. Сегодня гуляем по поводу обретения абсолютной свободы. Завтра хороним прошлое, а после завтра пьем за будущее. А оно есть? А куда оно денется? Ничего, я смогу, я оклемаюсь. Подумаешь жена проститутка, а кому сейчас легко? Нет брат, никогда не сдавайся.
- Ты руку то убери, - привел поток его сознания в нужное русло, голос женщины сидящей рядом.
Оказывается, что он даже не заметил, как попытался обнять ее за плечи.
- Пардон, - пьяно смутился он. – Так мы будем пить или нет?
- Давай, тяпнем, - согласилась она. Встала из-за стола, оставив свои полиэтиленовые пакеты возле скамейки и пошла к барной стойке.
- Э, дама- попытался пощелкать пальцами Александр, но у него не вышло, тем не менее, женщина на его зов остановилась и оглянулась.
- Чего тебе?
- Деньги хочу дать.
- Пока оставь, у меня своих хватит.
Он смотрел ей вслед. Заметил, что пальто было заштопано, довольно грубо в одном месте, возле правого плеча, что подошва сапогах была изрядно стоптана, а молния на одном из них несомненно была сломана. Женщина была явно не из тех, у которых водились деньги. Раньше Александр никогда, ну почти никогда, не сталкивался с такой категорией дам. Конечно, и в магазине, и в ларьке и в баре, в которых он последовательно работал последние лет семнадцать -двадцать, он сталкивался с таким контингентом, но плотно общаться с ним не приходилось. С мужиками, так это за милую душу, как говорится – будьте любезны, а вот с дамами, как-то руки не доходили. Впрочем, бухать и с кем бухать, в настоящее время вопрос не стоял. Он уже решил для себя, что вторая рожденная в мутном потоке сознания мысль более верная и правильная, а от того стоит забухать, как минимум на три дня, а там поглядим. Он даже вдруг понял, кому хотел позвонить. Да своему партнеру по бизнесу. Точнее, теперь единовластному хозяину бара, но некогда партнеру. Надо поговорить с ним, он мужик умный и правильный, он поймет и даст верный совет. Точно, надо ему позвонить или зайти, ведь ботинки то есть, хоть плохонькие, но ноги не мокнут и не мерзнут. Ладно, это потом, а сейчас, вон и дама возвращается.
Женщина с синими глазами и рваной молнией на сапоге, действительно, подошла к столику и поставила на него два стакана с прозрачной жидкостью. В одном было чуть поменьше, и его она поставила на то место, где сидела сама, в другом – чуть больше, и его она подвинула к Александру. Затем она взяла с пола два полиэтиленовых пакета и стала вынимать из них всякую закуску, явно не первой свежести. Это было печенье «крикет», изрядно раскрошившееся и кое-где подмоченное. Это были сахарные трубочки со взбитыми сливками, несколько сушек, смятая и приплюснутая слойка и еще масса разнообразных кондитерских изделий. Разобрав один пакет, она поставила его на скамью и принялась разбираться с другим. Из него на свет божий появился соленый огурец, серо-зеленого цвета в целлофановом пакете, в таком же пакете две свалявшиеся котлеты, из которых торчали перья зеленого лука, вакуумная упаковка нарезанного сыра, правда уже вскрытая, и насчитывающая в себе всего три кусочка, потянутого плесенью кисло-молочного продукта. Пакет с виноградом фиолетового цвета и большая красная помидорина с черным пятнышком начавшегося загнивания возле зеленой задницы. Сложив все вытащенные продукты на две бумажные тарелки, захваченные со стойки, женщина свернула второй пакет вчетверо и засунула его в первый, в котором еще что-то телепалось, в отличии от того.
- С закусью будет веселей, - с достоинством произнесла она, и подвернув край пальто, чтобы не замять, она присела рядом с Александром.
- И откуда такое богатство? – полюбопытствовал тот.
- Скажу, есть не станешь, - предупредила женщина.
- А я и сам могу догадаться, - ответил Александр. – Я в магазине грузчиком подрабатывал еще с советских времен.
- Ну, раз знаешь откуда, то и произносить вслух не стоит, - сказала женщина и подняла свой стакан на уровни груди. – За знакомство.
- Давай, - охотно согласился Александр. – Меня Сашей зовут.
- Фаина, - отрекомендовалась дама.
***
- А девчонки ничего, - сказал буфетчик своему начальнику. Вытирая хрустальные фужеры и выставляя их на поднос, на выступ, чуть выше того, на котором стояли разнообразного вида, цвета и размера бутылки со спиртными напитками.
- Посмотрим, - спокойно ответил тот. Хотя глаза у него загорелись, когда он увидал практиканток, пришедших работать к нему в кафе.
После окончания техникума Фаина, 17 летняя черноволосая красавица синими и чистыми, как озера в Финляндии, глазами, вздернутым носом и большими пухлыми губами, невысокого роста, среднего телосложения с небольшой, но уже сформировавшейся грудью, вместе с подругой, однокурсницей, впервые переступили порог этого небольшого кафе, куда попали на работу по распределению. Тимур Михайлович, завпроизводством этого заведения, а по сути своей хозяин, любвеобильный армянин, всю жизнь проживший в этом городе, ошибался, предполагая, что девочки – практикантки. Практика у Фаины и Ольги, ее подруги, была прошлым летом, и проходила она в кулинарии одного весьма большого универмага.  Сейчас же Фаина устраивалась на работу в качестве буфетчицы, если конечно хозяин захочет, а Ольга в горячий цех, с дальнейшей перспективой стать замзав производством. В данном случае, стать правой рукой Тимура Михайловича. Фаину руководящие перспективы не волновали, как и тот факт, что по первости ей придется работать в горячем цеху, готовя мясо и гарниры для посетителей заведения. Правда, в обязанности буфетчика входила помощь коллегам, но в холодном цеху, что означало нарезку сыров, колбас и карбонатов, да и не всегда, а лишь от случая к случаю.
Буфетчик Миша, сменщицей которого она становилась, показался ей вполне занятным дядькой (Мише было 36 лет и трудился он в этом кафе уже лет этак с десяток, если не больше) с маленькой головой, хрупким телом, жидкими, рыжими усами и постоянно блуждающими глазами и трясущимися руками. Оказалось, что руки у него ведут себя не совсем адекватно не от перманентной пьянки, а в связи с каким-то нервным расстройством, которое он получил в детстве. О чем, болтливый Миша в первый же день и поведал Фаине. Еще он моментально поинтересовался, по-прежнему в их техникуме играют в ромашку.
- А как это? – спросила Фаина, которая о такой игре за 4 года обучения и слыхом не слыхивала.
- А это делается так, - принялся рассказывать буфетчик, по десятому разу надраивая стеклянные фужеры для ликеров. Посетителей в столь ранний час ждать не приходилось, и у персонала было время поболтать о чем-то своем. – Штук десять девчонок раздеваются и ложатся по кругу раздвинув ноги, касаясь носками ног своих соседок. Это лепестки ромашки. А в цент забирается парень и начинает трахаться со всеми, перемещаясь по этому кругу из их тел. В одну качнет пару раз, в другую. В которую спустит, та вылетает. Девочки плотнее прижимаются друг к другу, а на место «пестика», который отдыхает и дожидается, когда елда вновь начнет функционировать, ложится другой пацан и продолжает дело первого, то есть двигается по часовой стрелке. И так до последней оставшейся.
- Чего-то ты Миша преувеличиваешь, - рассмеялась Фаина. – Сейчас придумал или кто рассказал?
- Да я тебе точно говорю, - обиделся буфетчик. – Была такая игра, когда я учился.
- Не верю, - отрезала Фаина. – Мы бы знали об этом. У нас традиции свято чтятся, что такие, что иные. А чтобы о каких-то ромашках и ***шках речь шла, так об этом никто никогда.
- Да спроси у Тимура! – настаивал Михаил.
- Не хочу я у него спрашивать. У него глаза, как у кота на сечке. Он так на Ольгу посмотрел, что мне страшно стало. Подумала, как кинется сейчас на нее.
Фаина в своих размышлениях была не далека от истины. Потому что, ближе к десяти часам вечера, когда кафе предстояло закрывать, Миша угостил девочек армянским коньяком «КВВК» с лимоном. Потом по приказу Тимура открыл шампанское, якобы чтобы обмыть их поступление на работу.
Фаина до этого несколько раз употреблявшая спиртное держалась довольно стойко, не давая зеленому змия завладеть своим разумом, а вот Ольгу изрядно развезло. Она громко хохотала, куражилась, и позволяла бармены гладить себя по ляжкам дрожащей и потной рукой. Кафе закрылось ровно в 10 часов, тогда-то из своего кабинета появился Тимур с большим тортом и двумя флакончиками духов «Клема» в голубой коробочке.
- А что девчонки, - он внимательно оценивал степень опьянения вновь прибывшего персонала. – А не продолжить ли нам праздник вне стен этого заведения, а то Марине убирать надо.
- Я за, поддакнул Мишка, хотя слова обращены были явно противоположному полу.
- Я тоже, - быстро согласилась, захмелевшая Ольга.
- Ну, тогда и я, - Фаина представляла, чем могут кончится последующие посиделки, тем более, Миша уже растрепал ей, что в доме напротив, Тимур снимает квартиру, для особых случаев. Фаина лишилась девственности еще в техникуме, и у нее был парень, но сказать, что это была любовь, она не могла. Тем более, что он не был у нее первым. Первый служил сейчас где-то на севере и изменил ей, собака, с лучшей подругой, поэтому она и отдалась другому. Что же касалось нынешней ситуации, то она надеялась, что до насилия дело не дойдет, а добровольно спать со старперами она не станет.
Переместившись в однокомнатную квартиру в доме напротив кафе, четверка работников общепита угнездилась на довольно просторной кухне (дом был дореволюционной постройки и кухня имела размер почти в половину стандартной однокомнатной хрущевки) и принялись быстро уничтожать запасы шампанского, по случаю оказавшиеся в холодильнике. В голове у Фаины уже шумело, и она вдруг поняла, что неспособна сопротивляться, когда Тимур повел ее в комнату, где оказался сексодром внушительного размера, заранее разобранный и снабженный атласным бельем, чьей-то заботливой рукой.
Когда Тимур стал ее раздевать, то она лишь шептала, что будет кричать, если он посмеет к ней прикоснуться. И он посмел, а потом посмел и Миша, а потом принесли пьяную Ольгу и тоже по очереди спали с ней. Ольга, в отличии от Фаины плакала и просила не трогать ее, но что должно было свершиться, то и произошло. Девочки получили в первый же день, первое боевое крещение. Духи «Клема» в голубой коробочке были им платой за сексуальные утехи взрослых дяденек.
А от ебли можно не только получать удовольствие, но и деньги, подумала Фаина, едва перебирая ногами от усталости, утром шагая к автобусной остановке. И ведь как будто в корень смотрела. Спустя пару лет, она познакомится с парнем, который будет подкладывать ее под «пенсионеров» и затем вымогать с них за любовные утехи деньги. Дело в том, что после той ночи в квартире, Тимур неожиданно воспылал нешуточной страстью к Ольге, не смотря на то, что у него была жена и трое детей, и когда ему предложили место директора ресторана где-то в пригороде, то без сожаления оставил кафе своему заместителю, а сам уехал на новое место, прихватив с собой Ольгу в качестве буфетчицы и любовницы, одновременно. Ольгу этот вариант устраивал, не смотря на то, что она все время подвергалась нападкам со стороны жены Михалыча, хотя открыто выступать против фаворитки та не решалась, боясь гнева мужа, как всякая южная женщина. Ольгу же это не смущало, находиться в качестве любовницы. Вариант «поматросит и бросит» был вполне уместен. Во-первых Тимур ее любил, во всяком случае, на словах, во-вторых, она любила Тимура, как ей тогда казалось, а в третьих она была еще молодой и замуж не торопилась. Жить же за городом, пусть и на птичьих правах, зато с хорошим табошем и любимым человеком, было по ее разумению вполне логичным делом.
После того, как Тимур ушел из кафе, с новым начальником у Фаины не поперло. Он постоянно придирался и не давал воровать. Сначала уволился Михаил, а когда Фаину прихватило КРУ, то пришлось и ей покинуть это заведение. Поначалу она устроилась в кафетерий при заводе, где ее научили варить кофе по несколько раз, продавая излишки на сторону, и мухлевать с чеками, пробивая их или нет, в зависимости от того, нужен ли он покупателю или не нужен. Деньги выходили довольно сносные, да и работа была спокойная без нервов. И тут Фаина познакомилась с парнем, в которого по настоящему влюбилась. Тот же оказался наркоманом, которому постоянно требовались деньги. Он, работавший сторожем при какой-то конторе, и получавший сущие гроши, все свободное время проводил в поисках зелья для укола. То ему требовалась маковая солома, то уксусный ангидрид, то просто «черное» или «белое» ширево. Доза постоянно росла, его регулярно «ломало», и денег на его «лекарство» частенько попросту не хватало. Тогда он впадал то в ступор, то становился агрессивным и вымещал свою ненависть ко всему живому на Фаине. Та несколько раз порывалась расстаться с ним, но он всегда находил ее, когда она сбегала из их комнаты в коммуналке, доставшейся ему от бабки, и возвращал домой, клятвенно обещая завязать.
И вот однажды, когда ему было плохо в очередной раз, он привел в дом какого-то мужика, с которым долго беседовал на кухне, а потом пришел в комнату, встал перед ней на колени, и сказал, что задолжал барыге за ширево сто рублей, но тот готов простить долг, если он уступит ее на один час. Фаина была вне себя от бешенства, но парень сказал, что тогда вскроет себе вены, и в довершении всего, забрал ее паспорт. Фаине пришлось смириться. Мужик оказался старым и противным. От него пахло дрянными прибалтийскими духами, а в довершении всего, у него практически отсутствовала эрекция. Он пыжился, кряхтел, пытаясь вставить квелый член ей во влагалище, но так и не сумел. Тогда разозленный, он предложил ей минет. Фаина быстренько отсосала у клиента, и тот ретировался. В тот же вечер она сбежала от сутенера и наркомана, но вспомнила, что осталась без паспорта. Через неделю она вернулась. Каково же было ее удивление, когда она узнала, что год рождения в паспорте исправлен, и она помолодела на четыре года. Вся эта комбинация нужна была этому мерзавцу лишь для того, чтобы снимать с «пассажиров» больше денег. Фаина побрила под мышками и на лобке волосы, окрасилась в рыжий цвет и действительно превратилась в 16 летнюю девочку. Теперь она выступала в качестве несовершеннолетней, за соитие  с которой грозил тюремный срок, а следовательно и расценки были выше. Так пролетели пять кошмарных месяцев, пока парня не схватили менты и не посадили за хранение и сбыт  наркотических веществ.
Когда конвоиры его выводили из зала суда в наручниках, он плакал и просил у нее прощение. Он кричал, что любил ее всю жизнь и мечтал только о том, чтобы она не забывала его и присылала «дачки» и приезжала на свидания.
- Ведь кроме тебя у меня никого нет во всем мире! Фаинушка, не бросай меня!
- *** тебе, - процедила она сквозь зубы. – Чтобы ты сдох там в тюрьме!
Вероятно, ее просьба была настолько искренней и шедшей от самого сердца, что Бог услышал ее, и вскоре Фаина получила весточку с зоны, что ее парень был зарезан во время каких-то внутренних волнений.
Фаина наконец-то вздохнула спокойно, живя до этого момента страхом, что срок когда-нибудь да закончится, и она снова попадет в его лапы. Она покинула комнату в коммуналке и вернулась к мачехе и отцу, переехав к ним жить на дачу в пригород. Работу в кафетерии она потеряла не по своей воле, а в связи с пертурбациями и переменами возникшими на заводе и в стране. Ей предстояло начать новую жизнь.
Все дело в том, что не подсев на иглу, как ее мужчина и сутенер в одном лице, она пристрастилась к алкоголю. Как утверждают наркологи, что если мужик подсел на спиртное, то с этой бедой еще совладать можно, но если пить стала женщина, то вытащить ее из этого омута практически невозможно. Конечно, находятся сильные личности, могущие побороть эту болезнь, а не вредную привычку, но, вероятно, Фаина была не из их числа.
В середине 90 она свинтила из дома отца и приехав в город, стала жить у подруги по техникуму, которая была такой же горемыкой, что и она. Девушки жили в комнате общежития завода им. Хрустицкого, где одно время работала Света, подружка Фаины. Вдвоем было весело и стремно. Что же до работы, то Фаина устроилась работать мойщицей посуды в кабак к одному грузину, за стойкой она работать уже не смогла, а Света трудилась в столовой при заводе «Слеза», который производил технический спирт из отходов деревообработки. «Сучок», как называли его с советских времен местные работяги. И хотя спирт был техническим и, в принципе, употреблять его в качестве пойла не рекомендовалось, от него резко садились почки и зрение, ну а влиянии его на печень и говорить нечего, тем не менее, пили его поголовно все те, кому не хватало денег на приличный алкоголь. Пили его и девушки, живущие в комнате общежития завода им. Хрустицкого. То, что с даже небольшой дозы спирта, грамм двести-триста, напрочь сносило башню, поначалу девок не очень волновало, главное, что пойло было холявным и приводило к нужному результату. Было весело, легко, и любые заботы уходили на второй план, а при желании их можно было задвинуть и еще куда подальше. Херово только то, что поутру ужасно болела голова, скручивало все суставы, ныли кости и болел живот.
Фаина стала иногда прогуливать утреннюю смену, хотя по вечерам, перед закрытием кафе, убирала быстро и качественно. Если хозяин по началу закрывал глаза на ее прогулы, и только журил нерадивую уборщицу, штрафуя ее на небольшие деньги или заставляя делать минет, то вскоре ему это настоебенило и он выгнал женщину с работы. Она не особо расстроилась. Светка еще держалась, на еду им хватало, пойло было халявное, а за комнату никто оплату не требовал, коммунальщикам в те времена было еще не до этого. Вскоре, да буквально на следующий день, Фаина устроилась в очередное кафе, недалеко от общаги, которое, как выяснилось позже, крышевали местные менты, сумевшие отбить его у какой-то небольшой группировки бандитов. Кафе было небольшое, табош был невелик, оттого, бандюги без боя уступили свою долю в кафе мусорам. Впрочем, Фаине все это было до лампочки, она с утра мыла пол, потом вытирала столы и убирала с них грязную посуду. Номинальная хозяйка, оказалась вполне приличной девушкой, с безразмерной грудью и добрым сердцем. Она не шибко докапывалась до уборщицы и регулярно кормила ее горячими обедами и ужинами. Кроме всего прочего, не проданные бутерброды и салаты, Фаина могла забирать к себе в общагу. Смущало только то, что иногда менты из местного отделения, собственно их крыша, иногда пользовали ее в подсобке в качестве бесплатного приложения к алкоголю. Поначалу Фаину это бесило, и она даже порывалась уйти с работы, но со временем, она привыкла и к этому, тем более, субботники, как называли такие штуки местные шлюхи, случались довольно редко, тем паче, хозяйка знала, когда они намечались и заранее давала девушке отгул или посылала в это время на местный рынок за продуктами. Ну, чем не жизнь? Теперь и бухло на халяву и жрачка бесплатная и жилье. Коммунизм, едрена вошь, да и только. Халявы стало меньше, когда после продолжительной войны и «Слезы» сменился собственник. Столовую с территории завода убрали, а вместо нее открыли цех по производству стеклоочистителей для автомобилей. Света устроилась туда на конвейер, но работать в таких условиях не смогла и уволилась с работы. С бухлом возник дефицит, хотя тот же стеклоочиститель можно было купить за смешные деньги, а качеством он от прежнего спирта не отличался и вовсе.
Тревожный звоночек прозвучал для дам тогда, когда из кассы в кафе пропали деньги. Хозяйка в открытую не гнала на Фаину, но в их отношениях возник холодок. Фаина и вправду выручку не брала, но не могла же сисястая дама подумать на своего любовника, дрючившего ее в той же подсобке, что и менты Фаину. А ведь казалось, что все потихоньку налаживается. Фаина несколько раз заменяла хозяйку за стойкой, аккуратно обслуживая клиентов, чем вызывала лишь ее одобрение. И вот такая оказия. Фаина чувствовала на себе укоряющий взгляд сисястой, хотя и деньги то пропали не ахти какие большие. Тут ведь главное не в деньгах, а в том, что если в коллективе появилась крыса, то надо ее найти и уничтожить. В итоге нашли. Любовник хозяйки, который втайне от своего сисястого патрона, регулярно делал Фаине различные «непристойные предложения», а она не решалась ей об этом рассказать, дура, спер у нее деньги из сумки и засунул Фаине в карман плаща, висевшего на вешалке в подсобке, где они еблись и обедали. Вечером, перед закрытием кафе, когда уборщица домывала полы возле стойки, хозяйка обнаружила пропажу, а любовник, кстати подвязавшийся на должность грузчика, но не стукнувший за все время, пока работала Фаина, пальцем о палец, нашел деньги там, куда их и положил. Хозяйка, умная женщина и возможно обо всем догадавшаяся, устраивать скандал не стала, а просто сказала Фаине, что она больше в ее услугах не нуждается. Ну, скажите, для чего ей такая бомба под кроватью, когда того и гляди, ее мужик станет спать с ее работницей. Такие вещи нужно вырубать на корню, едва только замечаешь. Ни в чем не виновная Фаина оказалась на улице, в смысле того, что осталась без работы. Правда, хозяйка разрешила ей приходить по вечерам и уносить домой остатки недоеденной посетителями закуски. Еще одна черточка на аккумуляторе мобильного телефона, который Свете подарил один пьяный дагестанец за проведенную с ним ночь любви, исчезла, но ведь несколько полосок пока оставались.
Как-то летом, забухав в парке возле речки, девки познакомились с еще одной дамой – Сашей, худощавой блондинкой с опухшим, некогда симпатичным, лицом и красными, как клешни у рака, на блюдце за барной стойкой в кафе у Тимура, и худыми руками. Именно Саша и надоумила их, как можно зарабатывать приличные деньги, не ложась под клиента и не особо утруждая себя переработкой.
- Главное, - учила Саша. – Четко знать, что мужик один. Даже не столь важно видеть, что там у него в кармане или кошельке. Основное, чтобы не было приятелей, а то можно нарваться.
Она задрала вверх розовый бадлон и показала на животе большую, разноцветную гематому, все больше склоняющуюся к черно-синим тонам.
- Ух ты! – хмыкнула пьяненькая Светка.
Фаину же это никаким образом не тронуло. От своего сутенера и любовника, она получала по пузу не один раз, когда отказывалась спать за дозу наркотиков с его друзьями.
- И работать надо где-нибудь подальше от места жительства, а то неровен час на улице узнают.
- Это и понятно, - кивнула Света.
Первый раз пошли на «мастер-класс» втроем, где в какой-то занюханной забегаловке, Саша мгновенно сняла щуплого, подвыпившего дядечку, и капнув ему в рюмку несколько капель «глазолина» («клофелин» увы был в дефиците), дождавшись пока клиент дозреет, обчистила его карманы. Выручка оказалась не ахти какой, всего лишь двести тридцать рублей и потертый бумажник, который Саша тут же выбросила в мусорку, но зато быстро и ласково, безо всякой поеботины.
- И еще, - наставляла Саша восхищенных девок, когда они ужинали в «Шаверме» возле метро. – В одно и тоже место часто не ходите. Примелькаетесь, хозяева могут ментам стукнуть.
- Да и «пассажир» может завсегдатаем заведения оказаться, - добавила Фаина.
- Молодец, - похвалила Саша. – Далеко пойдешь. Только обычно эти пидоры нихуя после лекарства не помнят, но осторожность она никогда не помешает.
И девки начали бомбить мужиков в разных частях города. Иногда их походы были удачными, иногда пустыми, а несколько раз пришлось попросту спасаться бегством. Но, до поры до времени, все получалось и все сходило с рук. Если вначале брали только деньги, то постепенно список уворованного расширялся. Это были и портмоне, и мобильные телефоны и просто приличные «кишки». Все вещи сдавались на рынке неподалеку от общаги местным спекулянтам. Время шло, на еду и алкоголь хватало, а о большем девушки и не задумывались. Только вот осторожность они утратили. Света, например, бомбила прямо в своем районе, правда предпочитая клиентов стареньких, которые жене жаловаться не побегут, что их проститутка обнесла, и в милицию заяву не напишут, по этому же поводу. Фаина до такой наглости пока не дошла, хотя один и тот же кабак посещала по нескольку раз подряд. И тут грянул гром!
Фаина не знает, что случилось в ту ночь, но Светка в общагу вечером не пришла. И на следующий день не появилась и еще на один. Фаина нервничала и искала подругу по всем злачным местам, которые только приходили на ум. Но, как-то днем, когда она собиралась идти в душ, чтобы смыть с себя пыль и грязь, накопившуюся на теле за неделю поисков, в комнату зашла комендант общежития вместе с каким-то дядькой невысокого роста, оказавшимся местным участковым, только приступившим к выполнению своих обязанностей. Фаину она знала, но при постороннем человеке, тем более мусоре, разговаривала официально и строго.
Выяснилось, что Свету нашли на днях в подвале с перерезанной глоткой. Так обычно поступали кавказцы, кучковавшиеся на рынке возле ларьков с зеленью. Участковый опросил Фаину, которую охватил ужас от страшной вести, на предмет того, где, что и как. Короче говоря, обычный ментовской рутинный опросник. А комендантша сказала, что Фаине следует подыскать себе новое место жительства. Это был двойной удар для нее. И без подруги и без крыши над головой. Ладно что еще в кафе у сисястой ей по прежнему давали еду, значит хоть с этим пока проблем нет, но где жить?
Первое время она ночевала в бомжатнике у какого-то безногого калеки, куда привела ее Саша. Там же впервые она узнала, что город полон вшами, которые заползают во все щели и швы, и больно кусают тело и голову. Некоторое время, она честно боролась с ними, кипятила на задроченной кухне белье, покупала в аптеке специальную жидкость от педикулеза, старалась ложиться спать в коридоре и не трогать руками одежду обитателей бомжатника. Но, вши оказывались проворней и регулярно устраивались к ней на постой. Наконец, она не выдержала и ушла с блатхаты на вольные хлеба.
Разговор с комендантом общаги не к чему положительному не привел. Комнату уже сдали, а свободных помещений в общежитии не имелось. Масса знакомых, которых она заимела во время своих путешествий по городу, ютилась в основном в подвалах и на чердаках, а в летний сезон оккупировала пригородные земли. Ночевка в подвале ей не улыбалась, но от безысходности пришлось попробовать. Ей еще повезло. Подвал был сухим и в нем была лампочка. Кроме нее было всего двое постояльцев, бомжевавших с начала 90, когда их кинули на квартиру. Муж и жена лишь недавно нашли себе эту «хату» и не успели ее обжить. К Фаине они отнеслись спокойно и даже предоставили один матрац, слегка подгоревший, но зато без вшей и прочей живности. Так у Финки, как называла ее Маша, новая соседка по «квартире» начался очередной по счету этап в ее жизни. Соседи оказались не склочными, а менты, несколько раз заглядывавшие в подвал, отнеслись к ней довольно толерантно. Живет и живет, вроде не гопница. Пускай себе коптит небо. Сложнее оказалось с водопроводчиками, которые то просили деньги за то, что позволяли ей набирать воду в бойлерной, то намекали на «французский поцелуй». Фаина все их притязания сводила к шуткам, пока наконец, они не отстали вовсе.
Так закончились 90-е, потекли нулевые, а Фаина все жила и жила в своем подвале, хотя в одном месте больше сезона бомжи обычно не живут, что и подтверждалось тем, что соседи у нее менялись регулярно. Фаина, на правах хозяйки, сама решала кого пустить на ночлег, а кому отказать. Обычно пускала всех, тем более, что новые постояльцы всегда приходили с гостинцами и пойлом. Если со стеклоочистителем и «Пекарем» (тем же спиртом, только с какими-то вонючими добавками) у Фаины проблем особо не возникало, то с едой стало гораздо сложнее. Кафе у сисястой закрылось, сейчас помещение занимала какая-то контора без вывески. Фаине пришлось просыпаться в шесть утра и идти к «Пятерочке» занимать очередь. В восемь в магазине был пересменок и грузчики к началу новой смены освобождали прилавки от просроченной продукции. Обычно это были различные салаты, каши и лапша быстрого приготовления в вакуумных упаковках. Все это было вполне съедобным, и даже отчасти вкусным. Единственным минусом было то, что разогревать лапшу и каши приходилось на улице возле помойки, на костре из разбитых ящиков от фруктов. В подвале разводить огонь было категорически запрещено. Вскоре у Фаины появился ухажер, с которым она даже переспала несколько раз. Но, опять счастье было не долгим. Оказалось, что Витя, так звали ее «подвального мужа» был уличен правоохранительными органами в изнасиловании и убийстве семидесятилетней старухи, которую он с приятелем еще и ограбил в довершении всей этой кутерьмы. Скрывался и прятался он не долго, подельник, которого удалось поймать практически сразу после преступления, сдал операм место его обитания, и парня увели в неизвестность. Идти в милицию и справляться о его судьбе Фаина не захотела. Кто он для нее такой? Ну трахнулись несколько раз, ну жили немного вместе, и чего тут после этого, волосы на жопе рвать что ли? Тем более, что он такое совершил! Она вспомнила про Светку, труп которой нашли в подвале с перерезанной глоткой и ей стало страшно. Что за ****ская жизнь вокруг. Подруг твоих убивают, друзья убивают других и не вырваться из замкнутого круга. И к отцу не поедешь за город. Крякнул батя, а мачеха не пустит. Да и сколько же ей лет? О, батюшки, а мне-то сколько? Фаина впервые поняла, что ей самой-то перевалило за тридцать. Точно, ведь в этом же году ей исполнилось ровно тридцать пять лет, а она даже не вспомнила об этом. Правда говорят, что не круглые даты отмечать не принято, но угостить себя пирожным она вполне могла в честь юбилея.
Не смотря на скудность пищи, Фаина изрядно располнела, у нее даже выросла грудь, что в пору шальной молодости замечено не было. Руки были все в синих прожилках, ноги в целюлите и гематологических звездочках. Лицо распухло и округлилось еще больше, лишь только глаза по- прежнему сияли своим небесным светом, да черные волосы, она давно уже не красилась, были густыми и мягкими.
Не зря же она всегда выпрашивала у знакомых по прежней жизни подруг, остатки какого-нибудь шампуня или жидкого мыла, и мыла волосы на пруду весной и летом, чуть ли не каждый день, а зимой раз в неделю ходила в баню возле кладбища, по льготным дням и занималась своими волосами по полной программе. Кроме этих маленьких женских хитростей, она навострилась ходить вечером к хлебозаводу, где ей выносили пакет с разными кондитерскими штучками, типа круасанов, печения и бубликов с маком. Она их частично съедала прямо у проходной завода, чуть завернув за угол, а частично оставляла на завтрак. Но, сегодня почему-то есть не хотелось, видно перебрала вчера малость, и она, прихватив с собой два пакета с едой, поплелась на улицу, благо погода стояла весьма приличная, по сезону не жаркая и не холодная, а обычная весенняя.
Черт ее дернул вчера вечером забухать с Сашкой. Та выловила ее возле метро, где она покупала в ларьке сигареты для очередного соседа по подвалу, который подвернул ногу и не мог ходить. Сама Фаина по-прежнему курила крайне редко, не больше пачки в месяц, а то и в два.
- Здорово, подруга! – поприветствовала свою бывшую ученицу Александра.
- Привет, привет, - ответила та.
- Ты куды намылилась? – Сашка была явно навеселе и при бабосах, что выдавала полутора литровая баклашка «Крепкой охоты»
Фаина объяснила что и зачем она здесь делает и куда собирается после.
- Бухать будем?
- Я пиво не очень, - ответила Фаина. – Хотя, пару глотков и сделаю, пожалуй.
- Не ссы, у меня есть бабосы на бух, - кичилась подруга. – Хошь, шампанского куплю?
- Нет, я лучше водки дерябнула бы, а то от «Пекаря» охуенная изжога и живот пучит. Если у тебя лавэ на кармане, то пойдем в кафешку посидим, пока там народа не много.
- Не, туды низя, я там одного лоха только что обчистила, - ответила Сашка. – Давай лучше банку купим и высосем ее на улице. У тебя закусь-то найдется?
- Я с завода, - сообщила Фаина.
Бухали допоздна, нажрались прилично, и как Фаина добралась до «дома» она совершенно не помнила. Помнила, что Сашка совала ей в карман какие-то деньги, и кричала, что заглянет к ней в гости на днях, чтобы отметить ее 33-х летний юбилей. Значит, она рассказала ей про свой день рождение, решила Фаина, ставя пакеты на сухое место и засовывая руку в карман пальто. Из кармана она достала перу полтинников и десятку. Может, пойти опохмелится, подумала она, все равно к «Пятерке» уже опоздала, да и еды еще хватит минимум на пару дней.
Впереди маячила знакомая кафешка, и она решила зайти в нее и тяпнуть пятьдесят грамм нормальной водки, а не какого-нибудь «Пекаря» или «Льдинки».
Бородатого, на вид вполне приличного мужчину она заметила сразу, едва переступила порог забегаловки. Он сидел за дальним столиком в кафе и о чем-то разговаривал с Катей-уборщицей. Вид у дядечки был сильно помят, да и одет он был не по сезону. Все же ходить в такую ветреную погоду в одном свитере, занятием было весьма смелым. Фаина остановилась в дверях и прислушалась к разговору. Мужик был явно с приличного перепоя, но судя по манере речи, к спившимся работягам с аккумуляторного завода отношения не имел. И тут вдруг до Фаины дошло, что ведь это наверняка тот самый лох, которого вчера обула Сашка.
Фаина подошла к столу, как раз в тот момент, когда Катерине надоело слушать тот бред, который нес дядечка, и она пошла собираться ближе к дому.
Не смотря на то, что мужчина вел себя явно неадекватно, он Фаине понравился, особенно его усы и бородка, аккуратно подстриженные как у  Вахтанга Кикабидзе в молодости. Она стояла рядом с деревянным столиком и смотрела на него, хотя он, похоже, ее не замечал. Внезапно его лицо почернело и из глаз покатили горючие, крупные слезы. Фаине стало жалко дядьку и она сказала:
- Чего сопли то распустил!?
Вот так они и познакомились Фаина и Александр.
* * *
- Ну что, повторим? – Александр был явно рад, что у него появился собеседник и партнер, тем более, что этим партнером и собеседником была весьма приятная дама. Пускай и не юная, пусть и не красавица, но зато от нее веяло каким-то домашним теплом и уютом. Как он ошибался, он поймет уже нынешним вечером, когда окажется вместе с ней в ее тепле и уюте. Но, это будет вечером, а сейчас еще утро, уже захмелело в голове, и вчерашние обиды и разочарования еще не беспокоят его, как давеча.
- Не торопись, съешь лучше котлету, - как-то совсем по-семейному, словно супруга, ответила Фаина, сама пугаясь своей женственности.
- А огурец нельзя? – мужик вытаращил на нее глаза так, что она даже смутилась и испугалась, что он еще не пришел в себя после Сашкиного лекарства. То, что это был ее клиент, Фаина уже не сомневалась ни на йоту.
- Отчего же нельзя, можно.
Мужик вновь полез обниматься.
- Послушайте, Саша, - отстраняясь сказала Фаина. – А вы не думаете, что снова можете оказаться в ситуации, которая случилась с вами накануне?
- Накануне? – Александр тут же вспомнил скабрезную сцену в женском туалете школы, в которой когда-то преподавал, и его едва не стошнило. Немного оклемавшись, постоянно нюхая соленый огурец, словно это была ватка смоченная нашатырем, он спросил. – А ты то откуда про это знаешь, ведь я тебя там не видел?
- Да уж знаю, - ответила Фаина, предполагая, что Саша имеет ввиду историю приключившуюся с ним вечером в этом заведении, в результате которой он остался без пиджака, ботинок и части денег. – Мне ворона на хвосте принесла.
- Ничего себе, - изумился Александр Павлович, - то, что моя жена проститутка теперь весь город знает!
- А причем здесь ваша жена? – вначале, не поняла Фаина. Но потом, поразмыслив пару минут, пока он причитал по поводу того, что уже и вся страна знает о его позоре, догадалась, что либо Саша его бывшая жена, которая вчера обнесла супруга, либо, они говорят о разном. – Ее зовут, как и вас?
- Ивас? – он отрицательно замотал головой, - Я не знаю, кто такая Ивас, ее Аллой зовут. Точнее, звали. Со вчерашнего дня она для меня умерла.
Фаина рассмеялась изумительно звонким и чистым смехом, как умела смеяться одна она. Значит, они просто говорят о разных вещах. Бедный мужик, у него еще и с женой проблемы.
- Вам действительно надо выпить, - согласилась она с его доводами на счет повтора, - а то вы все еще не адекватны после лекарства.
Александр выпучил глаза, глядя на румяную тетку, не понимая, о каком лекарстве идет речь. Не о коньяке же, который он пил вчера из горлышка прямо возле школьных ступенек.
Выяснилось все после того, как она снова сходила к барной стойке и купила два раза по пятьдесят.
- Сколько я должен? – поинтересовался, не привыкший к тому, что женщины его угощают, Александр.
- Ничего, - ответила Фаина. – Это ваши деньги.
Он вновь выпучил глаза, но в этот раз она не испугалась за их сохранность, а рассказала ему о вчерашней встрече со своей знакомой.
- Правда пиджак и ботинки, наверняка, уже ушли, - сказала она виноватым голосом. – Но, если у вас были какие-нибудь документы, то можно попробовать их забрать. Впрочем, может и кишки остались.
- Какие кишки? – не понял Александр. – У меня кишков никаких не было. Точнее, у меня-то они, естественно, есть, но лишних каких-нибудь не имелось.
Фаина снова захохотала. Объяснив ему, что обозначает это слово на их жаргоне. Александр посмеялся вместе с ней. Тут конечно уместна фраза Чацкого, на счет того, над кем стоит или не стоит смеяться, но вспомнить ее к случаю Александр не смог, да и не пытался. Водка жгла мозги, а эта не красивая, но милая и теплая, полная женщина, внушала ему какое-то спокойствие и добродушие.
Просидев в баре несколько часов, пока у обоих не закончились деньги, Фаина повела его к Сашке, чтобы спросить у подруги за ее проделку. Но, дверь им никто не открыл. Тогда они пошли по сморкающемуся городу в сторону ее «дома». Александр взял ее под руку, а она скармливала ему в дороге, крикет и сушки. Идиллия была полной, как не выпитая чаша какого-то странного напитка, с которого сносит башню и делает  человека полным идиотом. Возможно, вам иногда удавалось хлебнуть из этой чаши, этой гадости. Лучше не пейте больше, ни к чему хорошему это не приведет.
- Мы пришли, - сказала Фаина, высвобождая свою руку, и останавливаясь возле железной двери, ведущей в подвальное помещение.
- Но, парадная там, - Александр показал рукой вперед и вверх на ступени, ведущие в парадную.
- Но, я живу здесь, - она показала пальцем вниз, протягивая руку, чтобы забрать у ухажера полиэтиленовый пакет с остатками недоеденной пищи.
- В подвале?
Она кивнула.
- Значит и я здесь, - сказал Александр, вероятно плохо представляя себе, каково жить на два метра ниже поверхности.
- А ты меня спросил, - наконец, решилась перейти на ты Фаина,  возмущенная и радостная от его слов одновременно.
- Можно? –  пролепетал Александр, совсем по детски, как провинившийся первоклашка,  не выучивший стишок из букваря, и весь сжался, словно воробей на лютом морозе.
Фаина не ответила. Пнула ногой железную дверь в свое логово и стала  медленно спускаться вниз, размахивая в руке полиэтиленовыми пакетами, по едва освещенным ступенькам. Александр постоял с минуту и двинулся следом.
* * *
Отрезвление наступило, как он и предполагал на третий день, после выхода из запоя, но обида на Аллу поселилась в сердце навсегда. Кстати, Фаина за это время разыскала-таки Сашку и заставила ее вернуть пиджак и ботинки, а Александр съездил на работу и взял у шефа пять штук, правда при этом сообщил ему, что от работы отказывается, но  деньги, которые  еиу тот остался должен, пока забирать не станет, а сделает это по мере необходимости. Пока, он не определился с дальнейшей своей жизнью и не знал, на что следует потратить оставшуюся часть зарплаты. Александру предстояло начать новую жизнь в который уже раз в этой жизни, но то, что и она была не последней, он ни капли не сомневался. Между прочим, денег-то у него оставалось не так много, и рассчитывать на то, что они с Фаиной смогут снять хоть комнату в коммуналке на длительное время, он особо не рассчитывал, хотя и надеялся. Все же жить в подвале было совсем не комильфо, ему бывшему учителю, почти кандидату исторических наук и просто хорошему человеку, да и на здоровье Фаины эта бомжатская житуха сказывалась отнюдь не положительным образом. Вопрос встал глобальный, как нынешний мир, где найти работу, чтобы содержать себя и Фаину. Та тоже задумывалась над этим вопросом, но никак не могла решить проблему с алкоголем, что мешало решению остальных проблем. Впрочем, Александр и сам не представлял, как можно бросить пить не найдя работу, и как найдя ее, вновь не заквасить. Пока они находились в раздумье, в их «семье» прибыло. Как-то возле пруда, где они жарили мясо, отданное  Фаине Сашей по какому-то поводу, а может из-за того, что оно слегка протухло, к ним привязалась невысокого рода бабка, представившаяся Галиной. Да так прилипла, что отвязаться от нее не было сил. Так ее Фаина и Александр оставили при себе, как собачонку, называя ее ласково «маленькая Галя».
Бабка, а было ей едва за полтинник, оказалась хорошей, но никчемной сожительницей, скорее даже балластом, нежели помощницей. Не продуктов, ни денег в общий котел она не приносила, зато бухала за двоих и подбивала на пьянку Фаину. Александр поначалу пробовал выгнать «маленькую Галю», пока Фаина ходила к знакомым на рынок за продуктами, но та разревелась и пообещала, что тоже станет работать, собирая по утрам пустые бутылки и банки. Александру пришлось ей поверить на слово, но его ждало жестокое разочарование. Маленькая Галя оказалась прирожденным лодырем, и была годна лишь для того, чтобы составить им компанию. Поняв, что бороться с породистой бомжихой бесполезно, Александр махнул на нее рукой. Она, как пустое место, не пользы от нее, не вреда. Да и пить она в последнее время стала меньше. Хлопнет стакан «Пекаря», занюхает кусочком ржаного хлеба, отопьет из пластиковой бутылки холодной воды, и свернувшись калачиком, спит на своем драном матрасе. Правда иногда вдруг проснется ночью в самый интимный момент, раскроет свои глаза, и светит ими, как противотуманными фарами прямо на их постель, где происходят сексуальные игрища Фаины и Александра. Надо отметить, что и та и другой, в ебле испытывали какие-то новые эмоции, недоступные им ранее. У него и у нее до их встречи сексуальных партнеров было выше крыши. Правда, Александр жене почти не изменял, поэтому основной массив траха пришелся на молодые годы. У Фаины все было более плавно. И в молодости еблась, и в зрелости перепихивалась, и где-то посередке поролась по полной программе. Если загрузить их данные в компьютер, хотя бы в обыкновенный Word Excel и вывести графики на экран монитора, то получится любопытная картина. Графики возникновения оргазма у мужчин и женщин, практически идеально совпадут с графиком количества их половых партнеров в зависимости от возраста. Если у Александра (мужчина) обе кривые вначале резко взывали вверх достигая пика, а потом еще резче обрушивались вниз, то у Фаины (женщины) кривые были плавными. Вот пошла, пошла, пошла вверх, потом небольшой скачок, а потом медленное снижение. И вот сейчас все эти таблицы, вычисления и графики рассыпались на глазах. Они трахались так часто, как Александр в молодости, а Фаина в лучшие годы не еблась. Если посмотреть на это явление с научной точки зрения, то выходит, что и у мужчин и у женщин просто наступает вторая волна оргазма. Если же взглянуть на это с точки зрения здравого смысла, то ничего здесь не выходит, а только входит и весьма регулярно. В общем, эмоции били через край, стоны и крики разносились по всему подвалу пугая не только бомжей, но и его постоянных обитателей крыс и собак. Лишь маленькой Гале было не  интересно, как можно столько сношаться после стольких литров выпитого спиртного? Тут вам не по Фрейду, а по Валерию Леонтьеву – «Я ебу, ебу, ебу, а она светит». Это как раз песня про их троицу. Двое ебутся, а третья уставиться на их голые задницы и светит себе по ночам, своими буркалами  как фонарь в парке с разбитым плафоном.
В «Пятерочку» по утрам ходили теперь попеременно, то Фаина, то Александр. Пока не кончилась пятерка, на бухло хватало. Когда деньги подходили к концу, стали задумываться, что делать дальше. Вопрос о работе, а стало быть и о съеме какого-нибудь «человеческого» жилья, откладывался на неопределенный срок. Хватало подработок. Фаина иногда убиралась за тетю Катю в кафе с деревянными столами, где они и познакомились, Александр загружал посуду в соседнем приемном пункте и халтурил на местном рынке. С алкоголем справится пока не вышло, а стало быть ничего хорошего ждать не приходилось. Правда, шанс уменьшить порцию потребляемой гадости, появился и с весьма неожиданной стороны.
Фаина заболела. Заболела любовью к исторической науке. Во всяком случае, это следовало  с ее слов. Конечно, тут можно строить различные конспиралогические версии, типа такой: «мол она, как женщина весьма не глупая, просто решила помочь Александру выкарабкаться, возродив в душе любовь к тому, чем когда-то занимался, и чему планировал посвятить жизнь. Может ее интерес к истории, и его «подвальные лекции» для нее, отобьют у него тягу к алкоголю, а там, глядишь, и она подтянется» А можно верить в истинные чувства. Здесь кому что нравится. Но, тем не менее, в своих долгих прогулках по городу, Александр постоянно рассказывал о тех или иных событиях, случившихся в городе в различные эпохи. Сначала это была история города. Когда более-менее, обо всем что можно Фаина узнала, Александр принялся рассказывать про мировую историю, начиная с момента возникновения на земле  жизни. Фаина с упоением внимала его словам, а рассказчик из него был, действительно, хороший, и радовалась тому, что сегодня они забыли купить на вечер бутылку «Пекаря» или «Снежинку». Правда, тут приходила «на помощь» маленькая Галя, которая за время их отсутствия, умудрялась где-то найти несколько бутылок дряни и таким образом, бесконечная пьянка продолжалась. Но, ведь и Москва не сразу строилась, да и вода камень точит. Уроки истории продолжались и даже расширились, перейдя на другие дисциплины. Если обучаясь в техникуме, Фаину интересовало только то, что непосредственно связано с ее будущей специальностью, то теперь она воспылала страстью почти ко всем наукам.
- А ты знаешь, к примеру об…? – спрашивала Фаина, и Александру приходилось напрягать оставшиеся мозги, чтобы хоть как-то сносно осветить суть вопроса и не упасть в грязь лицом.
- А вот, к примеру…, - следовало продолжение, ставящее Александра в тупик.
Боже мой, страшно подумать. Он записался в районную библиотеку, документы ему передал старший сын, с которым они иногда пересекались, и тайком  от Фаины посещал читальный зал. Она например спросит его про то, в чем он не компетентен, он ей – «миль пардон, мадам. У меня понос», а сам шасть в читалку, возьмет нужную книгу, прочитает, то что нужно и обратно несется, как угорелый, отвечать на поставленный вопрос. Между ними возникла некая игра, приносившая взаимную пользу. Более того, он стал читать газеты, подобранные им или Фаиной возле метро или из мусорных баков, и узнавать, что твориться в мире. Именно прочитав заметку в «МН» о том, что в Австралии впервые клонировали человека, между ними возник спор на тему божественного происхождения всего живого.
- Человек, это производное от Бога, он создан Богом, поэтому, то что творят эти ученые, я считаю кощунством, - рассуждала Фаина сидя на только что прочитанной газете, на берегу поросшего ряской, пруда. Они не пили уже два дня, а только и делали, что спорили о том, можно ли сделать точную копию человек один в один.
- Вот безмозглых овец и свиней пускай, а людей нельзя!
- А чем мы лучше других животных тварей? – возражал Александр. – С чего ты взяла, что животные нихера не соображают, - подначивал он подругу, пытаясь выяснить и постараться понять ее точку зрения по этому вопросу.
Но, Фаина заладила одно.
- Человек это производное от Бога, он создан Богом по своему роду и подобию.
- Ты как заезженная пластинка, заладила одно и тоже, - теперь уже вскипал Александр. – Ты мне не проповеди читай, а скажи, что ты думаешь по поводу возможности создания точной копии человека. Вот меня, например.
- С чего это? – спросила Фаина. – У меня два мужа будет что ли?
Александру польстило, что она опять назвала его мужем, но вопрос стоял не о том.
- А вдруг я крякну и тебе захочется, чтобы тебя **** такой же как я.
- Не говори глупости, - погрустнела Фаина. Все от Бога и Богово. Нельзя идти против воли Божьей. И никто мне не нужен, кроме тебя, даже твоя точная копия. Ведь в нее не вставят твою душу!
- А вдруг?
- Идиот! Не пори чушь! И не говори мне о смерти! – у нее начиналась истерика, как у беременной Аллы. – А первой уйду я! – неожиданно закончила она, поднялась с земли и пошла вдоль пруда.
Александр расценил ее слова буквально и не придал им значение.
- Хорошо, - Фаина неожиданно вернулась. – С телом, допустим, понятно, а  мозги? Клон, он будет так же рассуждать, как и его прототип?
- Наверное, как оригинал - пожал плечами Александр, сам уже не рад, что затеял этот бредовый разговор.
- И чувствовать будет так же?
- Вероятно.
- А жить? Жить он тоже будет так же?
Чтобы не отвечать на эти бессмысленные вопросы, на которые у него не было ответа, Александр вскочил, обнял и поцеловал Фаину в губы. Но та вырвалась из его объятий.
- Я не хочу снова прожить такую же жизнь, - в ее синих глазах появились слезы.
- Живи другой, - ответил он, и вновь прижал к себе женщину. Неужели он любит эту некрасивую, немолодую женщину? Черт его знает!
Так они долго стояли на берегу затянутого ряской и тиной пруда. Она всхлипывала, а он гладил ее по черным, жестким волосам, думая о том, что сделать, чтобы вылезти из этой помойки. Даже непродолжительный перерыв в пьянке приводил обоих в глубокую депрессию.
Осенью, в середине октября, их подвал залило водой. Лопнули какие-то стояки или трубы, и жить в помещении стало невозможно. В подвале было сыро, из труб текла горячая вода и шел густой, вонючий пар. Поначалу они искали другое место для ночлега, но все более-менее подходящие для обитания места были заняты. К тому же, деньги, которые были «на счету» у Александра закончились, и им пришлось утроить свои силы чтобы выжить. Правда, тут наконец подсуетилась маленькая Галя и нашла вполне приличный чердак, на который они временно перебрались. Фаина постоянно болела, у нее возникли проблемы с легкими, вероятно из-за того, что они некоторое время жили в сыром подвале. Единственным плюсом было то, что пить они стали гораздо меньше. Перерывы длились уже по несколько дней, а иногда растягивались на недели. Вот и сейчас, 1 ноября они сидели в садике за местной больницей и дожидались пока с чердака уйдут рабочие, которые перед зимой чинили в доме крышу. Темнело. Воздух был сырой и тяжелый. Фаина постоянно отхаркивала, скапливавшуюся в горле мокроту. Подошла маленькая Галя и принесла бутылку «Пекаря».
- Тебе надо выпить, - сказала она Фаине, согреешься и кашель пройдет.
- Не стоит, - ответил за нее Александр.
- Нет. Давай выпьем, - сказала Фаина.
- Но ты же говорила…, - попытался воспротивится возникновению очередного запоя, Александр. Они могли уже подолгу не брать в рот ничего спиртного, но если что-то попадало, то это грозило, как минимум,  недельным пьянством.
- Надо, - сказала, как отрезала Фаина и достала из пакета хрустальную рюмку, найденную возле морга при больнице. Вероятно, кто-то поминал какого-то усопшего и забыл ее около входа в скорбные покои.
Они выпили по пятьдесят грамм и запили холодной водой. Есть почему-то не хотелось, хотя какие-то крошки в пакете и оставались. Спустя некоторое время, они выпили по второй. Тут подошли ребята из соседнего дома, жившие у какого-то деда-влкоголика и поившие его за постой всякой дрянью, типа той, которую они принесли с собой. То был, естественно, подвальный спирт или «Пекарь», разницы не было никакой.
- У меня сегодня день варения, - сообщил один из них. – И я обязательно хочу выпить с уважаемыми людьми.
- Иди сюда, - поманила его Фаина, полулежавшая на поддоне.
Парень подошел и наклонился над ней. Она поцеловала его в щеку. Александр пьяно улыбнулся.
- Счастья тебе сынок, - сказала Фаина.
- Какой я тебе сынок! – в шутку возмутился парень. – Ты на себя посмотри, мы с тобой практически одногодки! А она мне сынок!
Пришла пора рассмеяться Фаине. Смехом, которым умела смеяться только она в этом мире.
- Вот за что я тебя люблю, тетя Фина, - сказал именинник, - так это за твой смех. Он прямо всю душу выворачивает. Веришь? И если даже херово, то все равно жить хочется!
- И мне, - тихо ответила Фаина.
- Так и живи! – крикнул парень и дал деньги на еще пару пузырей.
Принесли. Выпили. На этот раз Фаина вытащила сахарные трубочки со взбитыми сливками и все дружно закусили. Внезапно повалил снег. Большими белыми хлопьями он ложился на черную землю и не таял. Вскоре все поле за больницей превратилось в белую простыню из первого снега.
Парни купили еще «Пекаря», разлили по кругу, выпили вместе со всеми и ушли. Возле стены больничного садика остались на поддонах сидеть трое: Фаина, Александр и маленькая Галя. До чердака дойти не было никаких сил. Маленькая Галя свернувшись, как обычно, калачиком засопела, укрывшись с головой детской шубкой из искусственного меха. Александр сидел молча и смотрел на заснеженное поле. Фаине приспичило в туалет и она попыталась встать, но ноги не слушались ее. Тогда она встала на четвереньки, как собачка, и поползла в сторону.
- Тебе помочь? – обернулся Александр.
- Сиди. Я сама. Я скоро, - ответила она и поползла дальше, вся покрытая снегом, сливаясь с заснеженным полем.
Он взял в руку бутылку с недопитым «Пекарем», вылил остатки в хрустальную рюмку, предварительно очистив ее от набившегося в нее снега, посмотрел в ту сторону, где исчезла в снежной пелене Фаина и выпил.
Через пол часа, беспокоясь, что ее долго нет. Он кое-как поднялся и слегка пошатываясь направился на ее поиски.
Наткнулся он на тело, распластанное буквально в двух шагах от места «их стойбища». Фаина лежала на животе, широко раскинув руки, словно в последний раз попытавшись обнять эту землю, вся запорошенная снегом, лицом уткнувшись в белоснежный погребальный саван. То, что она мертва он почувствовал сразу, но не поверил и принялся тормошить ее. Он даже попытался позвать на помощь, но не смог, звук застрял в его глотке. Не соображая что делает, он схватил ее за мокрые волосы и попытался приподнять голову, оторвав ее от земли. Но сила притяжения Земли была настолько велика, что он не смог даже приподнять ее. Зато в его сжатом кулаке остался здоровенный клок ее некогда пышных и густых, черных как смоль волос. Он машинально сунул их во внутренний карман куртки и  побежал в сторону больницы. Падал, вставал, вновь падал и снова поднимался. Охранник долго не хотел пускать его внутрь, но он продолжал барабанить в дверь. Кстати. Равнодушие охранника слегка отрезвило его, и когда наконец из двери показался врач в голубом халате, он вполне понятно смог объяснить ему, что произошло.
Проследовать немедленно за ним, доктор отказался, сообщив, что вызовет милицию и скорую.
- Но, вдруг она еще жива! – умолял Александр.
На это эскулап ничего не ответил, а скрылся внутри заведения. На смену ему вновь возник охранник в черной форме и захлопнул дверь.

Хоронила Фаину мачеха, которую вычислили менты, поскольку у Фаины был паспорт, его маленькая Галя принесла с чердака, то по нему и нашли оставшихся в живых родственников. На похоронах Александр не был, как не знал даже, где теперь лежит его последняя любовь. Единственное, что от нее осталось, это клок выдранных волос, да кусок мизинца, который он будучи не в себе, оттяпал ей по дурости, когда они пытались разрубить свиную голову, доставшуюся ему на рынке, за то, что он целый день разгружал какому-то черному машину.  Кстати. Фаина отнеслась к этому происшествию с изрядной долей юмора. Забинтовав окровавленный мизинец куском марли, она отрубленный его кусочек, положила в банку со спиртом из аптеки, который продавался безо всяких рецептов, и отдала Александру, со словами.
- Будешь в Австралии, проездом, отдай тамошнему лже-кудеснику, может и меня клонирует по случаю! – расхохоталась, таким демоническим, пугающим, сумасшедшим смехом, которого так иногда боялся Александр.
А ведь, между прочим, она сама потом отнесла этот пузырек Сашке и попросила его хранить его в холодильнике, наплетя той, что там антисептик с какой-то дрянью, которую пить нельзя.
- Я надеюсь, что ты не сказала, что там яд? – спросил Александр, когда они выходили из бомжатника.
- Сказала, - ответила Фаина.
- Ну и дура!
- Это еще почему, - вспыхнула женщина.
- А эта ****ь надумает травиться, так весь пузырек и высосет за раз.
- Да? – Фаина почесала макушку. – А я и не подумала над этим вариантом. Но, теперь уже поздно, обратно я не пойду. Будем надеяться, что не надумает.- И спустя некоторое время рассмеялась уже тем, столь любимым всеми звонким смехом. –Ну, ты и идиот. Ты что, принял все за чистую монету? Боже мой, мужику за полтинник, а он все как ребенок.
Таким образом малая часть тела Фаины хранилась в морозильнике у Сашки, точнее в бомжатнике на искривленном переулке. Волосы же, Александр положил в портсигар из мельхиора, найденный на помойке, и сунул во внутренний карман куртки. Конечно, ни про какое клонирование речи не шло, просто он всегда носил с собой частичку того, кого внезапно полюбил, где-то во второй половине своей жизни. Между делом, проживать ее он не собирался, потому что, не видел в этом никакого смысла. Ну, раз так не прет, то чего биться головой об стену, все одно, лоб расшибешь, а стена, как стояла, так и останется стоять.
И Александр Павлович превратился в настоящего, матерого бомжа. Он перестал следить за собой, перестал мыться и бриться. Бухал все что только горело, за исключением солярки и бензина, и фактически ничего не жрал. Жил он на чердаке, вместе с маленькой Галей, которой в свою очередь, пришлось теперь ухаживать за ним, как он за ней прежде. Правда, один раз ему улыбнулась удача. Его пригласил на лето в деревню один крендель с которым он познакомился собирая баночки из-под пива и колы и сдавая их в пункт приема посуды. Кренделю надо было сломать какой-то сарай у тестя, за что ему предоставлялось койко-место и еда. Александр согласился помочь горемыке и на три месяца свалил из города. Когда же вернулся обратно, а все хорошее непременно заканчивается, то узнал, что маленькая Галя крякнула. Привыкший к смерти, постоянно бродившей где-то возле него, он не расстроился, а принялся жить где придется. То на стройке какой-то заночует, то в подвале, то на чердаке. Страха не было, была пустота и иногда заполнявший ее алкоголь. Сидя в кругу таких же как он опустившихся людей, он посмеивался в бороду, когда кто-то из них строил наполеоновские планы. Ничерта у вас не будет, хотелось крикнуть ему, вы все уже трупы. Скорее рано, чем поздно вас будут жрать черви, причем тогда, когда вы будете еще живыми! Но что толку было кричать о том, о чем каждый из присутствующих догадывался и сам. Человечество живет иллюзиями, не надо отнимать у них последнюю надежду. Чудес не бывает, но все верят в чудо, и что оно произойдет непременно именно с ним.
С ним!
С ним не произошло чуда. Нет, ничего особенного. Просто он встретил сына Сергея, возле метро, где собирал пустые бутылки из-под пива и банки из-под джина. Сыну было уже 25 и он стал совсем взрослым молодым человеком.
- Отец, - окликнул его невысокий, молодой человек в черном пальто, серого цвета вязанной шапочке и со спортивной сумкой на плече.
Александр в этот момент собирался допить пиво из найденной им темной бутылки возле газетного киоска. От неожиданности он вздрогнул и чуть не уронил свою добычу на землю.
- Сергей?
Он чуть не сгорел от стыда, что говорило о том, что что-то человеческое в нем все же сохранилось и, потупив взор, отвел глаза, стараясь не смотреть на сына.
Тому тоже было стыдно за отца, но он был его сыном, а тот опустившийся человек, стоящий напротив него и буравивший взглядом землю, был его отцом. У них одна плоть и кровь. Как можно опуститься до такой степени? Ведь у него все было. Нет, это не постижимо его молодому разуму и он не знает, что дальше делать. Он даже злится на себя, что окликнул этого человека. Но, ведь это его отец, а он его сын.
- Давай отойдем в сторонку, - наконец, выдавил он из себя, и зашагал  прочь от освещенного окнами витрин участка.
Александр, воспользовавшись тем, что сын отвернулся, лихо допил пиво, бросил бутылку в пакет и поплелся следом за отпрыском. По дороге, он припрятал пакет с пустой посудой за черным стволом большого тополя, возвышавшегося между ларьками, чтобы другие бомжи не сперли его заработок, и лишний раз не раздражать сына.
Моросил мелкий мокрый снег и сын ждал его под аркой четырехэтажного дома. Он с некой опаской подошел к нему. О чем они могут поговорить? беспрерывно думал Александр, ведь между ними такая пропасть!
- Здравствуй, сын, - слегка вибрирующим голосом произнес Александр. – Вот такие вот дела.
- До чего ты себя батя довел с этой пьянкой, - с жестью в голосе сказал Сергей. – Тебе не стыдно?
- Стыдно, - тут же согласился отец, но продолжить ничего не смог. Ему больше нечего было сказать своему первенцу. Оправдывать себя тем, что это его мать во всем виновата, что если бы он не застал ее с мужиком, шутка сказать, в школьном туалете, то он никогда не превратился бы в того, кем стал сейчас. Это звучало бы не убедительно для молодого, и по внешнему виду вполне успешного,  человека, а если бы они и поверил ему на слово, то каким бы страшным ударом стало для него известие о том, что его мать так могла низко пасть. Нет уж, пусть он сам упивается этим знанием и оправдывает свое поведение тем, что жена оказалась неверна. Это не может служить оправданием всего его дальнейшего поведения. Когда это случилось? Да, он уже и не помнит. И не помнит не потому, что смог простить и забыть измену, а потому, что пропил остатки разума. Совесть он пропил гораздо раньше. Да и еще, и это важно, считал он. Он ведь жил и, возможно, любил другую женщину. Как он может изменить памяти о ней?
На мгновение он вспомнил Фаину и глаза его заблестели. Только не надо пьяных истерик, успокаивал он себя, не слушая, о чем говорит ему сын Сергей.
- Ты понял? – тем временем спросил сын.
- Да, - машинально кивнул он головой, но уже через секунду отрицательно мотал ею из стороны в сторону.
- Что непонятного?
- Прости, я просто прослушал, - нашел в себе силы, признаться Александр.
- Отец, - сын все тем же голосом, с металлическими нотками в конце каждой фразы, но не повышая тона, принялся по новой сообщать ему ту информацию, которую хотел донести до него. – Тебе надо прекращать бухать!
- Это я понимаю, - с готовностью, кивнул он.
- Не перебивай, дай скажу до конца, а потом подискутируем, если будет о чем.
На этот раз Александр кивнул молча, давая понять, что останется нем как рыба до конца его речи.
Звонил дяде Миша. Ты понимаешь, о ком я говорю?
Александр кивнул.
- Молодец. Он хотел поговорить с тобой об одном деле, но я ответил, что ты в больнице, что у тебя обострилась язвенная болезнь. Так мама всегда говорила знакомым, когда речь заходила о тебе.
- Пять лет говорила?! – не выдержал он, но тут же схватился обеими руками за рот, давая понять Сергею, что этот вопрос сорвался с его языка совершенно случайно и он больше не пикнет до конца разговора.
Сын понял его жест и не стал отвечать на этот вопрос.
- Дядя Миша спрашивал, в какой ты больнице и не может он чем-нибудь помочь. Но я сказал, что все уже нормально, и что через неделю ты с ним свяжешься. Он спрашивал номер твоего мобильника и я продиктовал ему. – Сын протянул отцу плоскую телефонную трубку. – Твой номер и телефон. Надеюсь, что ты сможешь разобраться без моей помощи?
- Вероятно, - сказал Александр, дрожащей рукой беря легкий мобильный гаджет.
- Не потеряй, - строго вымолвил сын. – Дядя Миша просто настаивал, что обязательно должен с тобой увидеться. Кстати. Выглядишь ты отвратительно! С тобой рядом стоять тошно. Сходи в баню, помойся и переоденься. Сейчас, погоди. – Он достал какую-то плоскую штуку, похожую на телефон, но большего размера. Пощелкал на ее клавишах, убрал в карман. – После завтра вечером зайди, я подберу тебе шмотки поприличней, а эти выброси. Надеюсь ты свой адрес не забыл?
- Нет, все хорошо, - робко кивнул Александр. Он боялся спросить у сына еще и денег на баню, но после решил, что уж десятку он где-нибудь раздобудет. На худой конец, сдаст посуду и истратит ее не на пойло, а на помывку в бане. – а мать?
- А что мать? – переспросил Сергей. Она с мужем и Димкой у себя живет, я с женой в нашей старой квартире. О, да, ведь ты ни о чем не знаешь. Ладно, придешь поговорим. Только не пей, прошу тебя, я не люблю, когда от людей пахнет перегаром, тем более, от родного отца.
- Не буду, сын, - твердо пообещал Александр.
Сергей явно куда-то торопился, а может, ему было неловко разговаривать с бомжем в подворотне, и он поспешил ретироваться, еще раз попросив отца не бухать и не забыть об их встрече.
Бомж стоял и смотрел вслед уходящему молодому человеку. Он не о чем не думал, он, как молитву повторял три слова: только не забухать.
Переночевав в какой-то парадной недалеко от метро, постелив на каменный пол несколько газет, наутро он зашел в бомжатник к Сашке и оставил у нее сумку с мобильным телефоном. Сашка сейчас не пила и не трясла мужиков. Ей подвернулся какой-то приличный мужичок с квартирой и деньгами, который предложил ей вместе жить. Не веря своему счастью, Сашка резко завязала с прошлым и из прежних знакомых общалась только со своим тезкой. Кстати. Пузырек с кусочком мизинца Фаины она по-прежнему держала в холодильнике. Сообщив ей, что зайдет попозже, Александр взял пару пакетов под пустую посуду и алюминиевые банки и пошел «собирать грязные деньги», как говаривала когда-то Фаина.





ГЛАВА 4. МЫ НАШ МЫ НОВЫЙ МИР

- Валерия Никитична, вы можете заткнуться хоть на одну минуту? – не выдержал Чемпион.
- Пошел ты нахуй, - ответила анархистка. – Это я тебе могу открыто сказать, как старая правозащитника и революционерка.
- И старая ****ь, - вставил старичок с седой бороденкой, торчащей в разные стороны.
- А жопе слова не давали! – рявкнула Валерия Никитична. – Сиди писатель и не выебывайся. Кстати, тут все СМИ трубили, что тебя на митингах зря задерживают, что мол ты матом ментов не кроешь уже тридцать лет. Ага, вот ты сучара и попался. ****ь, это по твоему не мат?
- По отношению к вам, Валерия Никитична, - слегка заикаясь парировал писатель№1, - конечно нет. Это скорей комплимент. Мне за такие слова, власть не пятнадцать суток должна шить, а литературную премию присуживать.
- Присуждать, - поправил его писатель№2, который в отличие от коллеги придерживался демократических взглядов, и был частым гостем в дискуссионного клуба на «Желтом радио».
* *
Первая такая встреча лидеров различных движений и оппозиционных партий, не желавших мириться с тем, что власть нагло поправ все принципы демократии, возвела на президентский трон своего человека, состоялась несколько лет назад, когда Писатель№1 сидел в тюрьме и был нерукопожатным не только среди представителей правящего режима, но и, в так называемом, демократическом лагере, к коему причисляли себя все кому не лень. Особо отличались этим сотрудники и частые гости «желтого радио». Вот и тогда, когда будущий лидер нации с треском прошел на второй срок своего президентства, состоялась очередная дискуссия в стане либералов
Как выразился позже известный австралийский юморист, иногда писатель и в меньшей степени журналист, «спешл гест» - приглашенный на встречу лично главным редактором радиостанции, Дэн Шырович:
- Это какой то изюм из булки, а не президент.
- Да причем здесь изюм! – раздраженно сказала интеллектуалка Инна.
- А жопе слова не давали, - выкрикнула Валерия Никитична.
- Валерия Никитична, - австралиец Ден Шырович, поспешил утихомирить постепенно входящую в раж анархистку и попытаться предотвратить назревавшую драку двух баб. – Вы слишком агрессивно сегодня настроены. Не выпить ли вам брома?
- А ты либераст австралийский, вообще, закрой свой хавальник и пиши себе тихо про изюм.
- Про изюм у нас Аксенов уже написал, - ввернула Интеллектуалка. – Ты же старая хламовница должна знать его опус «Скажи Изюм».
- Жопе слово не давали! – отрыгнула Валерия Никитична. – Ты к великим не прислоняйся, прикормыш авторитарного режима.
- Это я прикормыш? – на красивом восточном лице Интеллектуалки отразилась гримасой боль. – Это наш Физик за этого мафиози голосовать всех настраивал в 99 году, а я единственная выдвигала свою кандидатуру против в этот раз.
- Сосать надо уметь, - вставила сотрудница радио, ведущая программы «Что хочу, то и ворочу».
- А жопе слова не давали! – анархистка  покраснела.
- Так я это не про вашу честь, Валерия Никитична, - поспешила оправдаться журналистка. – Вы у нас вне подозрений. И вообще, ребята, о чем мы здесь перетираем, господа?
- Вы определитесь, в конце то концов, - вставил свое фе главный редактор радиостанции. – А может примем пару звонков?
- Мы что в прямом эфире? – обалдевшим голосом, спросил Физик.
- Я пошутил, - сказал главный редактор. – Это у меня такие особые шутки.
- Ну ты и педераст! – пробурчал Чемпион. – Ведь так и до митеншпиля довести не долго.
- Попрошу не вспоминать про мое происхождение, - вставил австралиец Ден Шырович. – Сам такой.
- А жопе слова не давали, - крикнула Валерия Никитична.
- А ты это писателю скажи, - крикнул Физик.
- А их тут дохуя развелось, - тихо вставил Писатель№3, оппозиционный всем и вся, и самому себе. Он еще вчера был, но завтра его уже не стало. Все оппозиционеры заканчивают одинаково. Особенно те, кто в душе идиоты, а на словах все пытаются построить очередную Российскую империю, рассуждая о величии русской идеи, как о матрице, которая вытащит этот мир из говна, в которое имперцы и завели. Сталин у них это икона, на которую надо молиться, а не растоптать ногами и выбросить на помойку Истории.
- Вы антисемит, - возбужденно отреагировала на реплику Писателя№3 редакторша сионистского журнала «Старый перебздел».
- Я с этой мордой вступать в диалог не намерен, - обиделся Писатель№3, - сейчас уйду отсюда.
- Ну и вали, - выкрикнула поэтесса Изабелла Занудская. – Во времена Бориса Николаевича вы бы так свой поганый рот не раскрывали.
- Это я-то? – возмутился сталинист Дреич. – Да я в Белом Доме сидел, когда Ваш пьяный президент из гаубиц стрелял по нам, как по воробьям из рогатки.
- И плохо, что не попал, - сказала редакторша.
- А жопе…, - попыталась вставить свою традиционную фразу Валерия Никитична, но осеклась. Все же, журнал-то наш, родной, анти-антинский.
- Господа либерасты, - Физик постучал по лбу сидевшего рядом Историка, и раздался медный звон. – Давайте прекратим собачиться и перейдем к выработке хоть какого-то решения.
- Решение надо принимать до выборов, а не после того, как приемник уже своей мордой весь телевизионный экран обслюнявил. – сказала Интеллектуалка. – Я единственная, кто хоть как-то попыталась ему противостоять.
- А жопе слова не давали, - удалось вставить анархистке. – Тебе Инна говорили, что нехуй соваться в предвыборную компанию. Наши люди на западе давно объясняли, что чем меньше будет кандидатов, тем нелегитимней станут выборы.
- «Вашингтонский обком» в действии, - усмехнулся Писатель№3. – Так я и предполагал.
- Брюханов вечно о своем, - проверещал Историк, пытаясь найти свои очки, которые слетели с лица, когда Физик стучал по его медному лбу. – Вы,  Дреич что-нибудь новенькое родите, а то как заведете свою волынку.
- Это вы дерьмократы только и играете на западных инструментах, - возмутился Писатель№3, - а я кроме балалайки ничего в руки не беру.
- А в рот? – вставила Изабелла.
- В рот вы берете, и похоже, что регулярно, - невозмутимо и с достоинством, отреагировал Писатель№3  - Вон у вас какой он огромный стал, за время вашего ****оплетства на радиостанции.
- Попрошу без истерик, Дреич, - огрызнулась Занудская. – Вы старый пердун и как правильно сказала уважаемая Валерия Никитична, жопе слова не давали!
Анархистка захлопала в ладоши.
- Мы оппозиция будем на конец позицию вырабатывать, - ввернул Чемпион.
- А нахуя нам позиция, когда мы оппозиция, - ответил Физик, завиноваченный Интеллектуалкой, тем, что поддержал в свое время этого упыря, который после этого благородного шага пару раз прилюдно мочился на него в сортире.
- На конец ваша жопа хороша, - вставил Писатель№3.
- А про жопу попрошу не выражаться, - нервно отреагировала Изобелла. – У вас патриотов только это и на уме.
- Как это? – не поняла Валерия Никитична. – Ты малость за словами то следи, Белочка, а то запишу тебя в черный список анти-ельцинистов.
- Да я не про то, - примирительным тоном, сказала журналистка с развороченным ртом. – Жопа это святое.
Все дело в том, что буквально намедни несколько особо активных представительниц либерально настроенных дам, во главе с Валерией Никитичной подали заявку в Минюст о регистрации новой политической партии – Женская Опозиционная Партия Анархисток, сокращенно ЖОПА, вот в этой-то связи столь часто на этом уважаемом собрании сие бранное слово и звучало, как своего рода рекламная акция среди коллег и опонентов. И никакой ругани в эфире сплошной пиар.
- Ну вот, приехали, - Чемпион даже на мгновение прекратил оценивать позицию на шахматной доске, пытаясь вспомнить, когда он в последний раз делал Историку мат в два хода.  – Мы здесь собрались, для того чтобы задницы чьи-то обсуждать, или хоть что-нибудь решать?
- А что решать-то, - пробурчал Физик. – Партийная касса на нуле.
- Так давайте скинемся! – вставил Историк.
- Это не ко мне, - попробовал отбояриться австралиец. – Я гражданин другой страны, и ваши прибамбасы мне не к заднице прилипли.
- А хули ты тогда про изюм нам тут плел? – возмутился Писатель№2, который хоть и был демократом, но хитровыебанным. В «Комсомольской Правде» иных и не держат, знаете ли.
- Это метафора, дорогой коллега, - примирительно ответил Шырович. – Наш помятый президент выковырял  из политического поля, серечь из батона, весь электоральный контент, оставив лишь неопределенную массу, типа плавленого сырка. Я доступно выражаюсь?
- Не понятно ничего, но продолжать можешь, - кивнул ему Главный редактор радиостанции.
- Творожная масса, выжитая в руках авторитарной власти, становиться похожей на слипшийся комом грязи, в толерантном общественном сознании, - Вернул австралиец.
- Ты что, политолог Мысловский? - выпучил глаза Историк.
- Круче бери, Вова, - осклабился Ден. – Я всю эту кремлевскую мафию наперечет перечел. Мы здесь с тобой не в куклы играем, а трем по терке оголенными телами.
- Круто, - восхищенно захлопала в ладоши Изабелла.
- А если я тебе кое-что покажу, - сквозь черную бороденку прозевал Шырович.
- Только сексу не надо, - отмахнулась смущенная дамочка.
- Это не секс, это больше его.
- Тем более. Я девушка скромная, замужняя. Тем более, что у меня завтра концерт в Медведково.
- В два смычка пусть ее там отконцертят, - пробурчал Писатель№3, но его реплика не осталась незамеченной для редактора сионистского журнала.
- Я с этим черносотенце срать рядом не сяду!
- Да кто с вами, вообще, рядом сядет, за исключением этих либерастов, - ответил Брюханов.
- Опять ругаются, - посетовал Чемпион.
- Друзья, а может вернемся к повестке дня, - ввернул Историк, думающий о чем-то своем и не следящий за разговором. – Мы же не ввергаем себя в аналитический дискурс со всякими там Курангами и прочими фруктами. Я вот Историк, и для меня, лучше чем Историческая правда ничего нет.
- А История здесь причем? – спросил Писатель№3.
- Осторожно, это История! – выдал свое мнение один журналист, специалист по шахматному мату. – Это не так!
- Братцы, - ввернул, наконец, свою долю скепсиса в дискурс Физик. – Мне кажется, что мы потеряли уже все нити нашего диспута. Мы с вами забыли, для чего собрались здесь. Пора прекращать базар и переходить к нормальному диалогу.
- А мне нравится, - вставила очкастая учительница русского языка. – Давайте еще о чем-нибудь подискутируем, а то учить всю страну русскому языку, меня немного достало.
- А вы обучайте всех по радио, и толку никакого и спроса мало, - сказал Писатель№3. – И вообще, хоть я и не люблю этих Физиков, поскольку являюсь лириком, но мне кажется, что всю это лавочку пора закрывать. Пока здесь сидят представители «свободной прессы», мы ничего не решим.
- Так вы товарищ Брюханов, тоже из этой когорты. Я не права? – сказала редакторша самого либерального российского журнала.
- Да, я представитель, - согласился Писатель№3, - но в отличии от вас, я не размахиваю нестиранными трусами, выдавая их за флаг, на руинах империи.
- Это у меня то трусы не стиранные, - возмущенно взвизгнула оппонентка. – Да вы русофил!
- А вы сионистка! – огрызнулся Писатель№3.
- Господа, прекратите склоку, - попытался утихомирить их редактор радиостанции.
- Пошли вы все в жопу! – сказал Писатель№3 и поднялся со стула.
- Ты святое не трогай, антисимит херов, - крикнула анархистка.
- Попрошу всех успокоится, - повышая голос, вынув изо рта сигару, сказал заместитель главного редактора радиостанции. – Господа, ведите себя в рамках приличия, вы же не на трибуне.
- Как это? – поинтересовалась Интеллектуалка. – О чем речь?
- Я про футбольную трибуну имею ввиду, - пробасил зам. – Мы же не в Госдуме, где теперь нет места для дискуссий.
- Все, копец, - с Писателя№3 потек пот. – Я схожу с ума. Не хватало мне еще в футбольном клубе оказаться.
- Не хотите, гражданин Брюханов, так и валите отседова, - взвизгнула сионистка.
- И уйду!
- А этот что здесь делает? – спросил, входящий в комнату Анатолий Борисович. – Зачем его сюда пригласили?
- У нас демократия, господин Мутный, - с кислой миной ответил Писатель№3, направляясь к выходу. – А вас здесь как раз и недоставало, для весу.
- Ну, это ты Дремч брось. Я за своим весом слежу, в отличие от некоторых.
- Это вы на меня что ли гоните? – покраснел Писатель№2.
- На тебя попробуй погнать, так потом не отмоешься. Выведешь в своих пасквилях в роли какого-нибудь Манилова или Ноздрева. Научились свиньи у Гоголя всех обсерать.
- Ты Толик «наше почти все» не трогай! – крикнул Писатель№3, захлопывая за собой входную дверь.
- Вы чувствуете, как в комнате сразу же посвежело, - возбудилась главред журнала.
- А как же! – поддакнула Изабелла. – Как вы тонко чувствуете всё. Я вами восторгаюсь!
- Еще один плюс в вашу пользу, Белочка, - осклабилась довольная сионистка. – Помогу напечатать парочку ваших стишков на страницах нашего издания.
- А меня? – поджав губы, с обольстительно мерзкой улыбкой спросил австралиец. – Про меня вы не забыли?
- Я тоже, пожалуй пойду, - вздохнул Физик. – В такой атмосфере микробы дохнут. Это балаган, а не дискуссия на серьезную тему. – Пошли братан, лучше пошакалим у американского посольства, - обратился он к Историку.
- А я? – привстал со стула Чемпион.
- И ты, пожалуй, - согласился Физик. – И эту с собой возьмем, - он показал пальцем на интеллектуалку. – Пусть знают, что у нас баб тоже в политику пускают.
- Я тебе покажу баб, - женщина покрылась пунцовыми пятнами. – Как на заседании правительства за ляжки меня хватать, так зайка и пупсик, а как должности лишилась, так сразу бабой стало. Говеный ты Борька кавалер, не бывать тебе вновь во власти!
- Мы это еще поглядим, - ответил Физик. – А за то, что хватал тебя за попу, так уж извиняйте. Ты тогда молодой была, не такой страшной и худой, как сейчас, вот я и иногда позволял себе чуть расслабиться.
- Нихуя себе, - возмутилась Интеллектуалка и писательница Инна. – Чуть ли не завалил меня прямо в кабинете Виктора Степановича. Хорошо, что отбилась тогда от тебя при помощи парочки приемов.
- У Путина небось училась или у Ротенберга уроки брала?
- У меня папа каратист! – гордо выпятив плоскую грудь, ответила женщина. – Бить мужиков по яйцам, это у нас национальная забава.
- Ладно, девочки и мальчики, хватит ругаться, - вдруг совершенно спокойно, ясно и понятно сказала Валерия Никитична. Все окружающие даже слегка опешили, поскольку привыкли, что анархистка только ругается и бранит нынешнюю власть.
Возникла невольная, гнетущая тишина.
- Что ты хотела сказать, Никитична, - ласково спросил Физик.
- Может что-нибудь дельное? – поинтересовался Историк.
- Да она, - начала было интеллектуалка, но прикусила язык. Момент был слишком пафосным и лиричным, чтобы ввязываться в обычные бабские склоки.
- Друзья, - немного отдышавшись, не привыкшая к такому вниманию, тихим голосом произнесла Валерия Никитична. – Посадили Ходорковского и Лебедева.
- Так это еще в конце прошлого года, - сказал зануда Историк.
- Ты меня не перебивай, пожалуйста, а то пойдешь в жопу! – Начала накаляться Валерия Никитична.
- Помолчи, Вова, - интеллектуалка дернула Историка за фалды пиджака.
- Посадили Ходорковского и Лебедева, - продолжила Валерия Никитична. – Путин пошел на второй срок. Это плохой знак. Чует мое сердце, в стране грозят серьезные перемены. Грядет передел собственности. Чекисткая гидра поднимает свою поганую голову.
- Ну это и так понятно, - усмехнулся Физик. – Я полковнику никогда не доверял.
- А чего же предлагал голосовать за него четыре года назад? – съехидничала интеллектуалка.
- Кто предлагал? – попытался оправдаться Физик.
- Да ты Борька, - узкие глаза интеллектуалки, стали еще уже. – Это разве не твой лозунг: «Путина в президенты, а Кириенко в премьеры?»
- Так это был тактический ход, - развел руками Физик.
- Тактический ход, - передразнила его Инна. – Ты думал, что тем самым купишь лояльность этого ГБешника, ну и что? Почему-то этой весной никто из вас с полковником соревноваться не захотел. Бросили одинокую женщину против своры оголтелых псов.
- Так сама понимаешь, что с президентом было бесполезно тягаться, - вставил Историк. – Даже Вольфович вместо себя охранника выставил.
- А Зюганов, вообще, приссал, - добавила анархистка.
- Вот именно, что все припухли Одипа, одна я и решилась ему в лицо сказать, все что я о нем думаю, и о его сувенирной демократии.
- Да ты не особо то и возбухала, вроде, - попытался сказать Физик, но поймав на себе колючий взгляд интеллектуалки, осекся.
- Ты много бухтел, - вступилась за подругу Валерия Никитична.
- Друзья, - примирительным тоном начал Чемпион. – Нам в нынешней ситуации нужно выработать новую стратегию, например 20 08 или еще какую-нибудь. Нужно перестать собачится и выступить единым фронтом.
- Это с писателем№1 что ли? – ехидно спросил, ходивший еще тогда на демократические случки Яблов.
- А что вы имеете против НБП? – поинтересовался откуда-то из-за угла писатель№1. – Мы единственная оппозиция, которая не смотрит в задницу к полковнику и его команде, в поисках пробоин в корме, а реально ведем с ними настоящую войну.
- Тьфу, большевиками завоняло, - плюнул на пол Яблов. – Ненавижу экстремистов и большевиков, тем более с националистическим уклоном. Один раз они уже взяли власть в стране, и к чему это привело всем прекрасно известно.
- А вы, со своими интеллигентскими замашками, Евсеич, - парировал Писатель№1 - так и будете ковылять вдоль обочины Истории и строить иллюзорные программы типа 500 дней и ночей. Размазня, а не политик.
- Вот и спаривайтесь с Жириком!
- С кем надо, с тем и спарюсь! – огрызнулся Писатель№1, - не вашего ума дело.
- О вашем умении спариваться со всякой нечестью и тьмой, мы все наслышаны, - язвительно сказал демократ.
- Мудак!
- Сам такой!
-Это литературный образ, про ёблю с негром. Я всемирно известный писатель. А вы, кроме 500 страничного доклада что-нибудь в жизни написали?
- Не материтесь!
- Это вы меня вывели из себя, чистюля! Я сколько войн прошел, в тюрьму вот казахи посадить собираются, а он мне про литературный прием мозги компостирует. Да я сам с тобой срать на одном квадратном километре не сяду.
- Друзья, - вновь вмешался Чемпион, понимая, что склоки не до чего хорошего не доведут. – Я же не предлагаю всем нам дружно взяться за руки и с криками ура пуститься в пляс. Нужна единая стратегия, пока нынешняя гидра не слопала всю страну.
- И что нам даст ваша стратегия, - со скепсисом в голосе сказала интеллектуалка. – Полковник с «ЕдРом» зачистил всю страну. Точнее, зачистил-то Одип, а эти прихвостни его поддерживают. Вы посмотрите, как нынешняя дума голосует. Стоит только Путину что-нибудь пукнуть, как эти долбанные депутаты вонь разнесут по всей стране. Даже в последней думе, 99 года и то, такого единства не было, как в нынешней. Они того и гляди КПСС восстановят, только под иным названием.
- Надо трубить во все трубы! – с жаром произнес Историк, но поймав на себе укоризненный взгляд Физика, осекся.
- В фановые что ли? – в свою очередь сказал тот. – Все информационное поле зачищено не хуже, чем электоральное. Все телевизионные каналы в руках кремлевской администрации. Все газеты, радиостанции, за исключением Желтого радио да «новой газеты Правда». Все, пустота.
- А я вас предупреждала, - сказала Валерия Никитична, показывая какому-то невидимому собеседнику кулак. – Еще когда НТВ разгоняли, что скоро с гласностью в стране наступит жопа! Вот она и наступила. Скоро опять по кухням все важные дела вместе с морковкой перетирать станем.
- Да, тут полный копец, - согласилась интеллектуалка. – И разве что, в фановые да водосточные трубы голосить и остается.
- Но ведь есть же запад, господа, - не унимался Чемпион.
- Нужны мы западу, как пятое колесо в телеге, - пессимистично заметил писатель№1. – У них у самих забот полон рот. Вон Америка воюет на два фронта, в Ираке вроде разобрались с Садамом, а в Афгане точно увязнут, почище нас в восьмидесятых.
- Мы хоть что-то делали для афганцев, - вставил, невесть откуда взявшейся писатель№3. – А янки окопались на своих военных базах, ощерились из всех видов оружия и все. Мол, насадили демократию.
- А этот империалист, как здесь оказался? – Валерия Никитична, едва не задремавшая, встрепенулась и уставилась на редактора патриотической газетенки. – Вот кто нам здесь точно не нужен, так это он!
- Да, я сам плевал на вас! И не надо меня хватать за воротник пиджака, - крикнул он Физику, который поспешил удалить ура-патриота с демократического собрания. – Мне его сам Милошевич подарил.
- Вот я тебе его и оторву, - зарычал обычно спокойный политик.
- Успокойся, Борька! – вступилась за Писателя№3 интеллектуалка Инна. – Старый, больной на голову человек. У них у сталинисторв все всегда наоборот, они перевертыши все. Свалят всех в одну кучу и Петра с Иваном Грозным, и Сталина с Берией и бегут спустив штаны за пятым Римом. А еще на девок красивых косятся. А ты что на меня уставился? Знаю я тебя, лавелас фигов!
- В общем, резюме такое, - откашлявшись сказал Ми2%  – Ничего мы хорошего с вами не выработаем, никаких концепций не изобретем, будем барахтаться каждый сам по себе. Я вот к примеру партию для себя создам, посмотрю, чего получится.
- Так создать-то не проблема, - сказал Историк. – Проблема зарегистрировать. Вон, была у меня партия республиканская, так взяли и не перерегистрировали.
- Ничего, я постараюсь, - пробасил Ми2%.
- С Кремлем договариваться пойдете? – поинтересовался Историк, для чего-то снимая очки, словно готовился к боксерскому поединку.
- Вот уж дудки, - пробасил экс-премьер. – С этими не на какие переговоры не пойду. И так зарегистрируют. По закону.
Физик и Интеллектуалка одновременно рассмеялись, а Валерия Никитична, так хлопнула писателя№3 по спине, что тот пролетев метров двести, плашмя шлепнулся на мостовую. Отряхнулся, погрозил демократической оппозиции кулаком, и пошел писать редакционную статью про величие России в современном мире и скорую гибель Соединенных Штатов, погрязших во лжи и коррупции.
- Нет МихМих, ничего у тебя не выйдет, - вставил наконец слово писатель№2, который в тот момент размышлял над своим новым интеллектуальным произведением, в котором сопоставлял различные эпохи, числа и события, и приходил к выводу, что через десять лет в России непременно случится новая революция. Правда какая именно он пока не придумал, но анализируя собранный материал и пользуясь дедуктивным методом, разработанным еще в конце прошлого века другим, английским писателем Конан Дойлем, приходил к выводу, что он прав на все сто процентов и, России в 17 году ждет новая революция.
- А может это будет сексуальная революция? – нерешительно поинтересовался Историк.
- Все может быть, - многозначительно ответил писатель№2 и в задумчивости откинул прядь кудрявых волос, упавших на его широкий лоб. – Все может быть, но то, что что-то будет, это уж сто процентов.
Да, тяжело нам в стране с писателями. Как ляпнут что-нибудь, так потом целый день ломай голову, чего же такого он хотел сказать, этими своими странными словами.
- Будем ждать, - кивнул головой Историк. Надел на нос очки и что-то записал в своем ноутбуке.
- Господа! – Валерия Никитична, вытирая платком вечно заплеванный подбородок, решила продолжить дискурс про ситуацию в стране.  – Мы начали за здравие, а кончаем какой-то Диминой чепухой про очередной русский бунт бессмысленный и беспощадный. Вот вы поглядите.
Все принялись таращить на нее глаза. Даже писатель№2 очнулся от своих утопических снов и посмотрел на мощные скулы анархистки.
- У Ходорковского оттяпали самую дорогую и успешную в стране компанию. Создали за два дня какую-то Байкал Финанс Групп, ловко обанкротили Юкос, продали его, а потом госкомпания Роснефть отжала ее себе в собственность.
- Это старая схема, - заявила интеллектуалка. – Мы в девяностые такие штуки частенько проворачивали.
- Да никто и не говорит, что государство Америку открыло, - согласилась Валерия Никитична. – Разговор-то о том. Что отъем собственности произошел совсем не случайно.
- А кому не нужны лишние пятнадцать миллиардов? – ляпнул Историк.
- Да дело то тут не в экономической, а в политической составляющей, - встрял в разговор Физик. – Просто Ходор решил в политику поиграться, а это поле запретное. Ему так полковник и сказал в конце девяностых. «Хочешь бабло рубить, режь, не слова не скажу. Но, только в политику не суйся». А тот не послушал, и стал на выборах яблоки покупать и коммунистов подбадривать, вот за это и поплатился.
- А говорят, что они циркачку не поделили и певичку из оперных, - сказал Писатель№2, окончательно выплывший из тумана своих иллюзорных фантазий.
- Про баб я слышал, - согласился Физик. – Но, как мне кажется, полковник не слишком привязан к цирковым, тут больше личная обида на то, что Ходор слово свое нарушил. Предателей он не любит. Как так, мол обо всем перетерли и на тебе, удар в спину!
- Так, а что Михаил Борисович-то говорит по этому поводу? – спросил Историк.
- А ничего, - ответила за Физика Валерия Никитична. – Его так в пересыльной тюрьме прессуют, что не свиданок, не маляв, полностью кислород перекрыли. Да, еще видно и предупредили, что если будет распространяться на эту тему, то совсем кердык настанет, или ему, или кому-то из его семьи.
- Чего он дурашка не свалил из страны, когда жареным запахло, - вставила интеллектуалка. – Жил бы как Гусь с Березой за бугром и в ус не дул.
- Он посчитал, что полковник приссыт его так нагибать, - сказал экс-премьер.
- Понадеялся на американских акционеров и партнеров Юкоса, да на то, что народ шум поднимет!
-Кто? Народ? – расхохоталась интеллектуалка. – Да народ разве что не кричал, - распни его. Сами же все знаете, как у нас электорат, тьфу ты слово предвыборное привязалось, к олигархам относится.
- Да, надо было Михаилу Борисовичу и Платону Леонидовичу сваливать из страны, как Невзлин.
- А что Невзлин? – сказал Чемпион. – Ему тоже не сладко. Он так в Израиле и проживет остаток жизни.
- Если власть в России не поменяется, - сказал, на долго примолкший было, писатель№1.
- Сколько лет, а как был «подростком» так и остался, - не выдержала Валерия Никитична. – Ты думай о чем говоришь, национал-меньшевик!
- Товарищ верь, взойдет она…, - начал цитату писатель№2, но запнулся, поймав на себе недовольный взгляд Валерии Никитичны.
- Надо выступить в защиту Лебедева и Ходорковского, - тихо сказал Физик. – Может хоть что-то сдвинется в наших тектонических пластах.
- Может марш несогласных организуем? – бросил пробный шар Чемпион и сам испугался своего предложения, памятуя о том, что может сделать власть с тем, кто пытается встать ей поперек дороги.
- Ты можешь себе представить в одном ряду Ампилова и Яблова? – поинтересовалась интеллектуалка.
- Или Писателя№1 с Историком? – добавил Физик.
-Ну вот, началось, - Писатель№1 аж пожелтел, как лимон. – Еще ничерта не сделали, а уже начинают дележ медалей. Я с этим срать не сяду, а с этой не буду из одной миски баланду жрать. И срать сядете и жрать станете, как миленькие. Только тогда, когда вас власть раком поставит, как вашего любимого Ходорковск4ого и заставит его за баланду варежки шить для нужд ОМОНа и ВОХРа. Когда нашу интеллектуалку вся кремлевская администрация поимеет, а анархистке полон рот говна натолкают, тогда может вы и поймете, что объединяться просто необходимо. Вы же все учились у Ленина. Прочитайте его: для того чтобы размежеваться, для начала нужно объединиться.
- Все наоборот, - сказал Историк, став вдруг отчетливо похож на поросенка из мультфильма про Вини-Пуха.
- Ну, мудак был Ленин, что тут скажешь, - недовольно процедил сквозь зубы Писатель№1.
- Вот с этим я полностью согласна! – добродушно поддакнула Валерия Никитична.
- Послушайте друзья, - наконец открыл рот вечно что-то жующий и пьющий известный телевизионный ведущий, прославившийся еще в империи Гусинского, а сейчас скромно подвязавшийся на Желтом радио вести разные Исторические передачи, обязательно втирая туда всякие политические мульки. До этого, за все время диспута, он может быть всего один раз и открыл рот, да и для того чтобы проглотить муху, которая назойливо кружила возле его лоснящегося от сала рта. В последнее время, он частенько наведывался на Незалежную в гости к своему старому приятелю Савве. – Тут мне Саввик по большому секрету рассказал, что в Украине, будем политкорректны по отношению к нашим соседям, назревает какая-то буча.
- Что такое зреет на моей родине? – спросил Писатель№1. – Чего-то мне хлопцы не об чем не гутарили.
- Прекрати ты язык коверкать, - брезгливо поморщилась интеллектуалка. – Это всем известно, что сейчас центр схватки за демократию переместился на Украину, а потом в Грузию потянется. Для этого не надо читать секретные доклады ЦРУ и Массад, достаточно взглянуть, сколько политтехнологов всех мастей обосновались в Киеве и Тбилиси.
- Тю, какая вимная дывчина! – продолжил глумиться Писатель№1.
- Ты, мудак прошляпил, вот и злишься, национал-ментшевик!
- А мне пофиг! Меня Кучма туда все равно не пускает. Хотя я и гражданин Харькова.
- Там, - пережевывая очередную соплю, выдавил наконец из себя журналист. – Зреет революция!
- Да ну? – удивился Писатель№1 – Блин. Ведь революции, это по моей части! Надо любым способом проникнуть на территорию Незалежной.
- Выпрут! – констатировал Физик.
- Еще и по шее дадут, - резюмировал Историк.
Писатель№1 расстроился и потух, как выброшенный окурок в сырую майскую ночь, вблизи хутора, совсем недалече от Диканьки.
- Тогда может нам рвануть туда, в качестве экспертов, - вдруг осенило Физика. – Мы же в 91 в Москве революцию сделали, а хохлы уже на халяву себе самостийность отхватили.
- Я пас, - открестился Ми2%. – как бывшего российского премьера меня могут не правильно понять. Да и все же хочу я на родине партию для себя создать, вот уже и название в голове крутится, только ухватить его никак не могу.
- Я пожалуй подумаю, - сказал Историк. – Из думы выперли, на Алтае у себя ловить нечего, можно по батькивщине покуролесить, если морду не набьют.
- Я тоже подумаю, - сказала интеллектуалка. – В принципе, дело стоящее, но там своих баб хватает. Одна Юля чего стоит!
- Ну, я то всяко туда поеду, - сказал жующий журналист и телекомментатор. – Я уже контракт с местным ТВ заключил. Мне, хощь не хошь, а отрабатывать его придется.
- И я рвану к хохлам, - возбудилась Валерия Никитична. – У меня там подруга есть во Львове, Параська Дурновец. Да, и давно я хотела поучаствовать ви чем-нибудь возвышенном. Ты только Вова объясни, вопрос-то он в чем?
- Как говорят местные и западные наблюдатели, - едва шевеля языком, стал рассказывать журналист. – В Украине готовится большой кидок. Судя по всем экзет пулам, и прочим социологическим опросам, на выборах должен победить Виктор Ющенко, вместе с Юлей. Но, Кремль вбивает огромные деньги, чтобы не допустить этого. Поскольку Ющенко с западной Украины и неизбежно потянет страну в сторону Европы, чего Москве нахрен не обосралось. Москва и местные олигархи типа Рината Ахметова, ставят на Януковича, который, якобы, что-то Москве должен или на него в ФСБ имеется какая-то компра. Короче, там предстоит битва за то, в какую сторону тронется соседняя республика, на запад или на восток. Собственно от этого и будет в дальнейшем зависеть, будет ли Украина демократической страной, либо увяжется в хвост России и поковыляет по пути к авторитаризму.
- Да, расклад похоже такой, - вставил Саввик, проходивший мимо с телевизионной камерой и решивший заглянуть на огонек.
- А что Кучма? Он не собирается выдвигаться на третий срок? – спросила интеллектуалка.
- Нет! Его в Европе заклюют. Будет такой же невыездной, как Лука-Мудищев, - сказал Физик.
- Хорошо, - кивнула интеллектуалка. – А по раскладам-то все же что? У кого шансов больше?
- Пятьдесят на пятьдесят, - ответил Саввик. Но, там можно подкрутить, как в одну, так и в другую сторону. Там вообще, можно такую комбинацию смастырить. В этом только Чемпион и сможет разобраться без поллитра. Короче. Там все лучшие аналитические мозги мира схлестнулись, поскольку геополитическое положение Украины настолько выгодно, что от этого зависит расклад не только в Европе, но и во всем мире. Не зря Бущ-младший все время собачится с нашим полковником, а Кондализа Райс так откровенно и заявила, что «скорее за белого замуж выйду, чем Москве хохляндию отдам!».
- А наши политтехнологи. Они то что? – поинтересовался Историк, который был самым молодым из всей демократической кодлы, хотя и дважды избирался членом Государственной Думы РФ.
- Глебушка наш Павловский, даже уши поприжал, до чего жарко там у них в Киеве, - продолжил Саввик, после того, как дал парочку интервью журналистам Желтого радио по поводу предстоящих футбольных поединков на полях Португалии.- Про других и сказать то нечего, типа Маркова и Затулина. Москва даже Лужкова в бой бросила. Он уже столько денег в Севастополь вбухал, больше чем своей супруге на фирму перевел.
- А с газом все эти проблемы, ведь это тоже не зря, - глубокомысленно заметил Физик.
- Да, там такие запутки, что из Москвы ничерта не поймешь, - подтвердил телекомментатор, вдруг неожиданно прекративший жевать и глотать слова.
- Надо ехать! – бросила клич Валерия Никитична, злобно косясь на Писателя№1, которому въезд на Историческую родину был заказан.
- Не смотрите на меня волком Валерия Никитична, - миролюбиво сказал тот, поймав на себе саркастический взгляд анархистки. – Пока вы перенимаете опыт, точнее, делитесь опытом с украинскими товарищами, я со своими мальчишками здесь повоюю. Мне надо партию защищать, а то того гляди закроют за экстремистскую деятельность, как закрыли мою газету.
- Вам надо поменьше связываться со всякой швалью типа Шуриков, он вас до добра не доведут, - посочувствовала Писателю№1 интеллектуалка Инна, имея ввиду одного ультра-националиста, который имел большое влияние в НБП и часто подставлял меньшевиков под различные статьи УК, своими высказываниями.
- Спасибо, золотце, - осклабился лидер почти запрещенной партии, - я обязательно учту ваши пожелания.


                ***
Из тех, кто решил отправится на Украину, до Борисполя добрались не все. Сперва пограничники, причем российские прицепились к Валерии Никитичне, и под надуманным предлогом не пустили ее на борт самолета. Правда старушка все же отправилась в соседнее государство, но сделать ей это пришлось на поезде. Вторым не добравшимся до украинской столицы господином, оказался представитель радикальной демократической российской молодежи, некто Якин, большой друг Физика. Дело это оказалось мутным, и как говаривали наши правозащитники, явно имело политическую подоплеку. Но, по сведениям журналИсторв имперской газеты Писателя№3, просто Якин напился вместе с Физиком в салоне самолета и заблевал ряд кресел ВИП персон. Мол, за это его и отправили восвояси. Так оно было или нет, История умалчивает. Ясно было лишь одно, что в Киев прилетела лишь небольшая группа российских демократов и правозащитников. Поэтому разглагольствования кремлевских ура патриотов, о массовом десанте всякой либеральной срани, на помощь Ющенке и Тимющенке, оказалась явно преувеличенной. В революции, которую вскоре окрестят оранжевой, наши бойцы действенного и серьезного влияния не имели. Ну не считать же за влияние на умы хохлов, выступление на Майдане Незалежности нашего рок-идола Юлианыча в поддержку оранжевых сил. Или появление фФизика в какой-то момент в ранге помощника кандидата в президенты от партии «Украина народная самооборона». Да это все такая мелочь, по сравнению с еженедельными поздравлениями Януковича с предстоящей, состоявшейся и будущей победами , - нашего общероссийского лидера.  Да, мудрые головы уже тогда советовали полковнику не спешить, а дождаться реального подсчета голосов. Но, упрямый глава московской мафиозной группировки, не желал прислушиваться к советам своих подданных и посчитал, что поздравив своего протеже, если так можно сказать о главе соседнего государства, заранее, тем самым склонит чашу шатающихся весов в его пользу.
Просчитался. Киев оказался не Минском. Ни кредиты, не газовые войны, ни преференции не привели к должному результату. Хотя украинский центризбирком и признал победу господина Януковича, принцесса Юля вывела народ на центральную площадь украинской столицы и объявила бессрочный митинг с последующим пересчетом голосов. Все это официальщина. В провинции же происходили настоящие войны, между восточными и западными славянами. Если мафиозные структуры Донецка и Харькова, с помощью бейсбольных бит, металлических прутьев и стопудовых накаченных кулаков, смогли убедить местные избиркомы в «Правильности» подсчета голосов в сторону нужного парня, то на львовщине, Днепропетровске (родине принцессы) и сельских областях Незалежной, донбасские кланы встретили жестокий отпор. Люди ходили стенка на стенку, район на район, село на село. И если вправду говорить, что оранжевые победили на Майдане, то это не вся правда, да вообще, это совсем не вся правда. Если бы не поддержка столицы Украины в провинции, то требуемый Москве президент, несомненно взошел бы на трон.
Большое влияние оказали и страны запада, которые жестко давили не только на Кучму и его клан, но и делали весьма прозрачные намеки Кремлю, что испортят с ним отношения, если последний будет вести себя столь наглым образом, как господа Рогозины, Затулины и прочие имперские прихвостни. Здесь не идет речь о Писателе№3, который хоть и дудел в свою дуду, но звук от нее слышал разве что лишь сам один он.
Разгорелся еще скандал с Ющенком, которого якобы попытались отравить диоксинами. Как писала местная пресса, правда не пойми какого цвета, но ближе к желто-красному, а не к жевтно-блакидному, - «Будущий президент во время предвыборной гонки сильно пил всякую дрянь, и от того, покрылся красной сыпью». Какая-то местная знахарка, по совету принцессы Юли, посоветовала ему выйти из штопора не с помощью традиционного рассола и шмата сала с хреном, а выпить настой свиного помета, смешанного с грузинским вином, чтобы не так противно было. И вот тут-то какой-то подлец, типа того, который позже отравит российского перебежчика из ФСБ – Матвиенко, издавшего в Лондоне книгу «ФСБ взрывает Россию», вместо грузинского вина, или вместе с грузинским вином, добавил ему в пойло настойку боярышника, произведенную в России на заводах господина Брынцалова (может найдутся люди, кто вспомнят такого мультимиллионера в лихие девяностые). Русские эту настойку литрами жрут и ничего, только здоровее становятся. Но, как известно, что русскому алкашу впрок, то украинскому кандидату в президенты верная погибель. Ведь, для производства этой самой настойки используется не простой боярышник, а модифицированный, выращенный по специальной технологии, на полях изрядно сдобренных смертельным диоксином. Короче. Хлебанул Ющенко рассолу из свиного помету, и чуть богу душу не отдал. Еле-еле его немецкие медики откачали. Хорошо еще, что наши алкаши за боярышник горой встали, а то не миновать бы международному скандалу, как с полонием-310.
Но, как говорится, то хорошо, что хорошо кончается. Отпоили Ющенко, уж мы и знать не знаем чем, народ побузил на Майдане в палатках оранжевого цвета, страны ЕС и США помахали в сторону Кремля кулаками и вынудили украинский центризбирком пойти на повторные выборы, которые Янукович успешно проебал. А Юля и Витя, стали главными победителями оранжевой коалиции.
Поскрежетал наш полковник зубами, дал кому следует ****юлей и согласился признать выборы в Украине легитимными, но обиду жестокую затаил на всех этих оранжевых корреспондентов.
Хотя, если глядеть правде в глаза, то ему-то на самом деле все было похоть! Ющенко, Плющенко, главное чтобы газ покупали, а не перли, да за транзит оного цену не повышали.
Физик-ядерщик, Историк, интеллектуалка Инна, журналисты-аналитики, правозащитники всех мастей  и Валерия Никитична напротив, несказанно обрадовались такому исходу событий, теша себя надеждой, что когда-нибудь и в их державе случится такая вот оранжевая революция и ненавистный режим падет под свист и улюлюканье толпы, как случилось это в 91 году. По этому поводу в Киеве и Москве были организованы банкеты с поеданием украинского сала и ножек буша, выпиванием украинской горилки, и грузинского вина. Причем здесь ножки буша? А кого Кремль считает главным спонсором украинской оранжевой? А? То-то. Ну, а про Грузинское вино и говорить не стоит. Ведь вслед за хохлами, грузины тоже решили порвать с постсоветским прошлым и выпихнуть из страны старичка Шеварднадзе. Только революция у них называлась не оранжевая, а розовая. Не в смысле лесбиянки к власти пришли, а в смысле цветок такой есть, роза называется. Его обычно самым любимым женщинам дарят и партийным деятелям в день инаугураций и прочих светских раутов.
Кстати. Мне бы кто-нибудь подарил, а? – думал Физик, чокаясь с президентом Ющенко на его инаугурации.
Впрочем, поколбасили за бугром отечества, пора в путь дорогу к дому собираться. На незалежной остались лишь журналисты и телекомментаторы. У них контракт, они революции за деньги делали, в отличие от простых российских либералов и правозащитников.
А что же родина?
А в России подмораживало и довольно прилично. На Госдуму совсем прекратили обращать внимание, поскольку Единороссы штамповали любые законы, лишь только поступали указивки от полковника. Сам полковник возомнил себя Мухомором Каддафи, есть в Северной Африке такое государство – Ливия, так там полковник Каддафи называет себя не иначе, как лидером нации и революции. Ну, наш себя лидером революции пока не провозгласил, видно совесть не позволяет примазаться к Троцкому и Ленину, а вот лидером нации, - это уж будьте любезны. Остальные члены его администрации и кабинета министров никому незаметные сошки, разве что Зурабов засветился со своей монетизацией льгот.
Об этом чуть ниже, а сейчас… собрались остатки российской агитбригады восвояси, удовлетворенные проделанной работой. Правда Физик уезжал не на долго, поскольку получил в кабинете Ющенко стул, на котором должен был восседать в качестве советника президента, все таки он поуркаганил в России в середине девяностых в качестве вице-премьера правительства, и запомнился в основном тем, что с какого-то перепуга решил пересадить всех чиновников на отечественные машины – «Волга». Ему эту глупость все давно простили, мол молодой, горячий волжский парень, в политике нихуя не бычит. Ну, пускай покуражится. А Ющенко эти его действия запомнил, и, понимая, что в начале правления нужны чИстор конкретно популистские решения, надумал привлечь Физика к работе. Пускай всех украинских чиновников пересаживает на продукцию отечественного автопрома. А какая у нас в хохляндии отечественная марка машин? «Запор!» Пускай Физик попробует. Не выйдет, уволим, выгорит - наградим, логика простецкая, можно сказать незамысловато-совдеповская. Инна ничего для себя в Украине подходящего не нашла. Ей предлагали и стать личным парикмахером у принцессы, расплетать и заплетать ей косу, соответственно утром и вечером. Предлагали поучаствовать в конкурсе «Евровидения» или стать главной гейшей.
Но Инна не выбрала ни одного, ни другого, ни третьего. Она, всего лишь около года назад единственная достойная кандидатура, бросившая перчатку самому полковнику, в безнадежной борьбе за президентское кресло и заплетать косы «газовой принцессе Юле». Да это ниже ее человеческого достоинства. Про конкурсы и церемониалы, она даже не думала. Поэтому с легким сердцем возвращалась в Россию решив завязать с политикой, вновь заняться бизнесом, как в начале девяностых и стать писателем. Вон у нас сколько их в стране, уже под номерами печататься стали, почему бы не вклинится в их нестройные ряды и не занять подобающее ей место. То, что Инна была талантлива, не сомневался пожалуй никто, даже ее недоброжелатели и завистники.
Юный Историк, выпертый ходом Истории из Государственной Думы, тоже отправлялся восвояси. Правда, в отличии от интеллектуалки он не представлял чем там займется. С депутатством настал кердык, преподаватель из него был, прямо скажем никудышный, в политику окунутся с головой он не боялся, но не мог найти места, где окунутся. Его республиканская мини партия была благополучно уничтожена, а создать нечто подобное, как мы уже слышали из предыдущего разговора демократических и не очень политиков, было в этой стране практически нереально. Вот он и подумывал поговорить с главным на Желтом радио, чтобы пристроится туда на время в качестве ведущего. Все же молоть языком всегда было его коньком, а отчасти стало и профессией. Ведь это только в прошлом году Грызлов сообщил всем, что «Дума не место для дискуссий».
Валерия Никитична возвращалась домой с легким сердцем. Во-первых она была горда тем, что помогла украинскому народу сделать демократический выбор, а во-вторых, ее старый приятель Анатолий Борисович, по кличке Мутный мелькавший возле всех правителей, правительств и олигархов России с конца восьмидесятых, а сейчас являвшийся Генеральным директором какого-то важного АО, занимающегося всем чем только можно, предложил ей место секретаря-референта у Председателя совета директоров данного АО, - по его словам, очень милого человека. Причем, больше всего нравилось Валерии Никитичне в будущем начальнике то, что его имя и отчество полностью совпадали с именем и отчеством Ходорковского. А человек с такими инициалами, по определению, не может быть подлецом и негодяем. Что же касается ее правозащитной деятельности, то ей она может спокойно заниматься в тишине рабочего кабинета с вывеской «Приемная». Надо только Интернет освоить и можно спамом завалить всю страну, рассылая гневные письма и отповеди зарвавшимся чиновникам. Про остальных членов делегации, журналИсторв и прочих правозащитников сказать особо нечего, поскольку, и до этого про них было не сказано ничего.
А нахрена тогда начинать?
Итак.
Четверка наших победителей, вместе с остальными номинантами на победу, решила добраться до Москвы не на аэроплане, тем более, что у Никитичны вновь могли возникнуть проблемы с погранцами, а на скором поезде. А чего такого? Торопится некуда, ехать не далеко. Вагоны чай не плацкарта, а СВ. Прокатимся, отметим победу, в дурочка перекинемся. Инка правда сразу заявила Физику, что если он начнет к ней как обычно приставать, то она его выбросит в окно. Но, Физик лишь похотливо улыбнулся. Он-то знал, что против его чар не устоит не одна женщина, тем более, что с Инкой он спал еще в кабинете Ельцина. Валерия Никитична на счет секса ничего не сказала, поскольку была стара, как октябрьская революция и забыла, что в стране вообще секс еще существует. Историк прекрасно понимал, что Физик ему Инну не уступит, даже если та согласится перепихнуться, а про шведскую тройку он слышал только от Жириновского, мастурбирующего в мужском туалете. Залезть же на Валерию Никитичну Историку не могло бы и присниться в дурном сне. Так что, методом исключения, все пришли к выводу, что предстоит грандиозная попойка, ну может быть одна или пару партий в дурачка, и все. Всем спать!
Ющенко провожать российских сподвижников на вокзал не поехал, все же был еще слаб после покушения на отравление, Юля сославшись на месячные тоже не поехала к поезду, зато прислала целую «Таврию» отличного копченого сала с прожилками, толщиной наверное в пять пальцев Историка, и несколько канистр с горилкой. Президент же от себя лично, добавил к этому еще и бутылочку водки с перцем, под названием «Не мерин».
- Ты Борька сильно не налегай. Вспомни, как вы с Якиным сюда летели, - предупредила Физика Инна.
-Кстати, - сообщила Валерия Никитична, - наши правозащитники из Москвы сообщают, что Якин из СИЗО с тех пор не вылезает. Как всобачили ему тогда 15 суток, так и пипец. Только отсидит срок, выйдет, рюмку шлепнет и его опять в суд и на пятнадцать суток. Надо выручать парня, ведь сопьется же так.
- Приеду, разберусь, - пообещал Физик, похотливо поглядывая на плоскую грудь интеллектуалки. Вот если бы ей присобачить сиськи Валерии Никитичны, то ей бы в ебле цены не было. А так, лежишь, как на стиральной доске.
- Как селится будем? – спросил Историк.
-Кукиш тебе! – пресекла попытки Физика проникнуть в ее купе Инна. – Мальчики налево, девочки направо. Тебе все ясно?
- Ясно, - вздохнул Физик и понес свой чемодан в купе к Историку, бубня про себя, что еще не вечер и мы поглядим.
Потихоньку бухать и мужчины и женщины начали уже в своих купе. Бабы чуть помедленнее, мужики слегка зачастили.
- Знаешь я о чем подумал, Борис, - сказал раскрасневшийся Историк, убирая очки в карман рубахи без рукавов. В поезде так топили, что всем хотелось раздеться до нижнего белья, а некоторым и его с себя и партнерши стащить. Ну, вы догадались о ком идет речь. – А здорово мы Ющенке помогли!
- Здорово! – кивнул Физик. – За это не мешало бы и накатить по стаканчику горилки!
-А может «Не мерина» за победу выпьем?
- Нет, - покачал головой Физик. – «Мерина» давить будем с бабами. С него здорово башню сносит. Я хочу Инку слегка подпоить…
- Так она ж тебя предупреждала, - Историк понял куда клонит Физик и ему от этого стало совсем грустно.
- Мало ли кто кого предупреждал! – Физик набулькал им по пол стакана горилки и отрезал по шмату сала. – Я тоже жене обещал, что изменять ей больше не буду. Ну и что? Легкий флирт не считается изменой!
- Ага, а дети? – возразил Историк.
- Дети – это святое! Все мои и никому их не отдам. Да они уже взрослые… «Дочери, дочери» - неожиданно затянул Физик – «Где вы болтаетесь!»
-Борька, напился уже! – в купе просунулась покрасневшая физиономия Инки. – Договаривались же еще в дурочка сыграть!
- Я трезв Инесса, как Борис Николаевич перед оркестром немецких бундесверовцев!
- То-то я и вижу, уже песни распевать начал, - фыркнула Инна.
- Мальчики, как у вас дела, - в купе пролезла вторая голова, принадлежащая Валерии Никитичне. Эта голова тоже была красной и судя по всему куда круче заряженной, чем первая женская головка.
- Физик уже нахлестался, - брезгливо констатировала интеллектуалка.
- А как же в картишки перекинутся? – Валерия Никитична от обиды надула губы. – Вы же обещали.
- Да он прикидывается, - заступился за товарища Историк. – Про дочерей вспомнил, воспоминания нахлынули, вот он и затянул жалобную песню из репертуара Людмилы Зыкиной.
- А в карты я всегда за, - тряхнул кучеряшками Физик. – Только на раздевание!
- Вот еще, - фыркнула Инна. – У тебя одно только на уме.
- А вот и не правда, - категорически возразил Физик. – Я сейчас, например, подумал. А не сделать ли нам какую-нибудь революцию у батьки?! Все равно через Белорусь проезжать будем. Выйдем в Минске, поднимем массы на штурм авторитарного режима Луки, глядишь и там героями заделаемся.
- Совсем спятил, - Инна покрутила указательным пальцем у виска. – Вот так у тебя все сразу и получится.
- А что, - неожиданно возбудился Историк. – Помните, как в байке. Здесь прет, там везет, - может нам тогда на Америку напасть?
- Хорошая шутка, - засмеялась Валерия Никитична. – В стиле писателя№3. И все же, мы в дурочка играть будем?
- Будем! – утвердительно сказал Физик.
- Хорошо, - неожиданно согласилась Инна. – Только я сначала в туалет схожу.
Физик аж загорелся как план ГОЛРО.
Пока Инна ходила оправляться, мужчины под руководством Валерии Никитичны накрыли на стол. Физик порезал сало. Историк достал из портфеля бутылочку «Не мерина», Валерия Никитична для чего-то накрасила губы ярко красной помадой. Все было готово к попойке и игре.
И каково же было разочарование Физика, когда через десять минут в купе еле влезла Инна, за это время успевшая натянуть на себя все имеющиеся в наличии шмотки, включая норковую шубу. В довершении всего, она обмоталась сверху пуховым платком Валерии Никитичны и надела вторую пару очков, при этом заявив, что при раздевании очки считаются, как элемент одежды.
Физик же наоборот, втихаря стянул с себя носки.
Расселись по полкам. Физик сел рядом с Инной, а Историк, соответственно, с Валерией Никитичной. Сначала выпили по тридцать грамм водки с перцем и съели по бутерброду с салом. Правда Инна категорически отказалась от сала, заявив, что бережет свою фигуру, на что Валерия Никитична, не отличающаяся стройностью, ласково пожурила свою подругу и выбрала себе самый большой шмат сала с мясными прожилками. После рюмочки, впрочем для всех уже не первой, дело заспорилось и вскоре господа демократы принялись резаться в подкидного. Играли каждый за себя.
- Борька, не передергивай, - ругалась Инна, снимая с себя норковую шубу.
- А что я? – возмущался Физик. – Сдает-то Валерия Никитична, а виноват во всем я.
- А ты всегда во всем и будешь виноват, - анархистка, вытерла лоснившиеся от сала губы. – Вот нахуя ты полковника на выборах поддерживал?
- Так это когда было! – оправдывался Физик, незаметно сбрасывая мелкие карты в бой и выуживая из колоды козыря. – Тогда ведь Зюганова могли выбрать!
- У него одна отговорка, - злилась Инна, снимая с себя чулок, она регулярно проигрывала и если бы предварительно прилично бы не экипировалась, то сидела бы уже голой. – Что в 96 году, когда денег у олигархов набрали, что в 2000, когда Ельцин приемника назначил, что в 04, когда против полковника все приссали выступать, кроме меня. А хули ты тогда за меня не агитировал?
- Я агитировал, - возражал Физик, вновь залезая в колоду, прикрывая свои махинации тем, что мол надо занавески на окне поправить, а то сквозит. – Ты вон у Вовы спроси.
- Агитировал, агитировал, - подтвердил Историк. – Я сам участвовал в митинге в твою поддержку.
- Я тебя умоляю, - плюнула Инна. – Ты что, рамсы попутал, какие митинги в 04 году, акстись!
- Ты опять дура, - Физик радостно потер руки. Если так пойдет и дальше, то женщина останется без трусов уже через пару игр.
- А я сейчас карты брошу, - заявила Инна, понимая, что неизбежно останется голой среди одетых  товарищей. Ей категорически не везло в игре, да тут еще и Физик под боком, все время ночевал в ее картах и подсовывал небьющуюся масть.
- Дорогуша, - Валерия Никитична была настроена миролюбиво и добродушно. Она  давно уже так не расслаблялась, в теплой компании молодых соратников. С теми, с которыми она бузила в эпоху застоя, она пересекалась редко, сказывался возраст и болячки, да и со многими из них у нее разошлись взгляды на политическую деятельность. Анархизм хорош в спокойное времена, тогда ты хоть как-то выделяешься на воне замерзшего говна, а когда страну гнобят и нагибают, тогда на первый план выходят такие движения как НБП. Вероятно, Валерия Никитична и недолюбливала Писателя№1 из-за того, что он норовил выдвинуться перед ней и его лозунги и действия, оказались более востребованы в нынешней ситуации. – Не капризничай! Хочешь я разденусь вместо тебя?
- Нет!!! – хором заорали мужики.
- А я и не собиралась, между прочим, - явно обиделась Валерия Никитична, впрочем понимая, что в ее возрасте только жирные бундесшвайн на Турецких курортах не сколько не стесняясь, сдирают с себя купальники 7 размера и распугивая молодежь, загорают топлес, подставляя солнечным лучам свои сморщенные, коричневые груди.
Выпили еще по рюмке и решили, что утром все же попробуют поднять Минск на восстание.
Дальше все было как в тумане.
Физик увязался за Инкой, бережно набросив на ее голое тело норковую шубу. Историк свернулся калачиком на своей полке, а Валерия Никитична, прекрасно отдавая себе отчет в том, что молодежь обратно не вернется, по деловому заняла место Физика. Колеса мерно стучали по стыкам шпал, была тиха украинская ночь, и весь поезд уставший вместе с его пассажирами от предвыборных забот и хлопот, казалось погрузился в летаргический сон.
Историк раскачивался где-то под потолком, как бывший гимнаст, ухватившись руками за багажную полку. Инна висела на нем в позе лотоса, уцепившись зубами за его член. Не известно, была ли это поза из камасутры, но со стороны казалось, что оба партнера были довольны. В этот момент распахнулась дверь в купе и чья-то дрожащая рука принялась нащупывать в темноте выключатель.
- Кого еще черти приволокли! – недовольству Физика не было предела. Его член обмяк. Инна выпустила его изо рта и упала на пол, едва не ободрав о купейный столик свою шелковую спину.
Наконец зажегся свет. В дверях стоял потрепанный, голый Историк и держался рукой за распухшую левую щеку.
- Простите, - прошептал он.
- Ты хоть срам свой прикрой, - равнодушно оценив его мужское достоинство, ответила на его извинения Инна.
- Мог бы и постучать! – сказал Физик, натягивая трусы, будто реплика женщины относилась к нему, а не к Историку.
- Вы представляете господа, каков подлец, - раздался густой бас Валерии Никитичны, показавшейся из-за спины Историка, тоже в неглиже. – Он меня в задницу трахнул!
- Да ну? – удивились разом Физик и интеллектуалка.
- И это в мои-то годы!
От толчка в спину, Историк кубарем влетел в купе, едва не сбив поднявшуюся с пола Инну.
- Так вы же сами просили, - оправдывался Историк, прикрывая рукой свое хозяйство и выставляя на показ распухшую от удара железным кулаком, щеку.
- Что я просила? – басила анархиста, нисколько не стесняясь своей наготы. Казалось просто, что она забыла в каком виде находится перед соратниками.
- Давай, говорите, в жопу! – промямлил Историк.
- Я тебе сказала: «Иди ты в жопу!», когда ты стал ко мне ручонки протягивать! Я старый человек. У меня ревматизм. У меня климакс давно и я забыла как выглядит ***! А тебе, засранцу, сексу захотелось!
- Но, я же вас спросил: «Можно полежать?» Вы сказали: «Ну, полижи!»
-Это анекдот такой про поручика Ржевского, - рассмеялся Физик, поникая комизм ситуации. Неужели тебе его в детстве не рассказывали? «Я пожалуй сосну – ну, сосни! Я в смысле полежать – ну, полижи!» Там только буква е, а не и. Не лизать, а лежать. На этом весь каламбур и строился.
- Так я и хотел полежать, в смысле согреться. Она в купе окно открыла, укуталась двумя одеялами, а я замерз. Вот я ее разбудил и спрашиваю: «Можно, мол, и мне под одеялом полежать?» А она мне отвечает, «а ты сначала полижи!» Я и подумал, что это мол типа оплаты за одеяло. Полез к ней, а она: «давай в жопу», вот я и дал!
- Вы просто не поняли друг друга, ели сдерживаясь от удуший смеха, простонала Инна. – Ну, ничего ведь страшного не случилось, правда Валерия Никитична?
- Давайте выпьем «Не мерина» за мир во всем мире, - вставил Физик, не давая опомнится Валерии Никитичне и вновь начать гнать волну на несчастного Историка.
При виде водки, сердце у анархистки растаяло и она простила юноше его неблагородный поступок. Кстати. Все четверо дали клятву, что про этот случай в поезде никто в мире не узнает, даже если их будут пытать в застенках на Лубянке злобные чекисты полковника.
Ночная пьянка сгладила все острые углы взаимоотношений между полами и поколениями, но вполне вероятно негативно отразилась на событиях в планетарном масштабе. Все дело в том, что никто из четверых революционеров, во всяком случае предполагаемых, не смог проснуться во время стоянки поезда в Минске, в связи с чем картофельную революцию в Белоруссии пришлось отложить до лучших времен. Валерия Никитична даже обвинила Историка в трусости, но затем извинилась перед ним за резкость суждений и взяла свои слова обратно. Историк великодушно простил стареющую анархистку, памятуя о том, что и сам ночью повел себя не совсем адекватным образом. Что же касаемо Физика и интеллектуалки, то они вообще не о чем не рассуждали, а мирно продрыхли в своем купе до самого подъезда к столице России.
А в России творилось черт знает что. По телевидению и радио только и твердили что, о монетизации льгот. Наше правительство, по своему обычаю решило кинуть самые необеспеченные слои граждан, такие как пенсионеры, инвалиды, студенты, школьники, всевозможные ветераны и прочие льготники, в одночасье лишились всех льгот по медицинскому обслуживанию, льготным лекарствам и проезду, оплате ЖКХ и прочих преференций, получив взамен мизерные денежные компенсации. Козлом отпущения выступил министр здравсоцразвития некто Зурабов. А люди не поняли всей прелести этого кидка и вышли на улицы многих российских городов. Начались стихийные акции протеста и стычки с правоохранительными органами. Ни Писатель№1, ни экс-премьер Ми2%, ни Чемпион не остальные оппозиционеры вовремя не подсуетились и не успели возглавить взбесившихся пенсионеров и инвалидов. А наши «украинские» собратья попросту опоздали к началу этой бучи, поэтому люди полковника, вовремя смекнув, что ситуация грозит выйти из-под контроля, просто засыпали всех недовольных денежными знаками различного достоинства. Когда же демократы собрались силами и мозгами, протестные настроения пошли на убыль и возглавлять, по сути, было уже попросту некого. В этой заварушке очков набрал лишь Зюганов, да несколько педиков из Единой России, спустившие всех собак на не в чем не повинного министра Зурабова. Демократы же поняли лишь одно, что бунт в России вполне возможен, пусть и не бессмысленный и беспощадный, как писал Пушкин, пусть не организованный и демократичный, как на Украине, но возможен. Решено было собрать всех трезвомыслящих политиков из демократического лагеря и выработать единую стратегию борьбы, о которой уже давно ходили разговоры. Но, опять все полетело к чертовой бабушке, потому что, Яблоки не хотели протестовать вместе с Лимонами, правозащитники плевались в сторону Левого фронта, а анархисты хоть на словах и дружили с правыми, на деле норовили подставить друг другу подножку. Власть же почувствовав, что ситуация слегка накалилась, принялась жесточайшим образом разгонять все протестующие толпы, которые выводили на улицы и площади оппозиционеры.
ОМОН месил всех подряд и правых и радикально-левых, и пожилых и молодых. Особенно буйствовали спецменты в Питере и Москве, где волнения и марши оказались наиболее значительными. Отдельной песней выступает Благовещенск, но об этом можно в Интернете прочитать. Худо бедно, но так в стране возникли марши несогласных, перешедшие потом в стратегию 31, но это тоже отдельная песня, унылая и грустная, и совсем не веселая. Коммунисты и профсоюзы остались верны себе и Кремлю, - и гавкали только в тех местах, где им это разрешали, да и то, вернее не гавкали, а подвывали в такт постукиванию по столу костяшками пальцев лидера нации. Обосравшийся было Кремль, что чуть не профукал у себя на заднем дворе несостоявшуюся, по известным нам причинам, планировавшуюся в Белоруссии картофельную революцию и получившую название здесь в России как лапшовая, воспрял духом и стал всеми доступными и не доступными способами зачищать поляну. Лозунг: «Разделяй и властвуй» актуален и поныне. Демократы принялись ломать головы, для того чтобы окончательно не сползти в болото Решено было созвать все без исключения оппозиционные силы и создать единое движение против власти, дав ему амбициозное и звучащее название: «Солидарность». В ответ Кремль насадил в огороде кучу молодежного репья, типа «ваших», «наших», «местных», «Молодой гвардии ЕР», ДПНИ и прочих ублюдков. Началась позиционная борьба. Предстояли выборы 07 и 08 годов. Россия погрузилась во тьму. Стороны накапливали силы. Вернее будет сказать. Кремль играл мускулами и накапливал силы в спортзалах, а оппозиция отлеживалась в кустах и усиленно шевелила мозгами.

ГЛАВА 5. ЧТО ДЕЛАЛ КЛОН, КОГДА ПРИШЕЛ НАПОЛЕОН?

Именно Валерия Никитична или, как называл ее Анатолий Борисович – Кавалерия Никитична, открыла глаза Михаилу Борисовичу на то, что мире кроме науки существует еще и политика. Это была престарелая, но бойкая женщина с безразмерным телом, грубым мужским голосом и острым языком. Ее идеологическую платформу он так и не смог понять, анархисты, вроде как отрицают любую власть и чихвостят всех подряд в хвост и гриву. Во всяком случае, Валерия Никитична была именно такой.
Принеся Михаилу Борисовичу в кабинет  чай, кофе или какие-нибудь документы на подпись, она беспардонно усаживалась в кресло напротив него и принималась ругать всех подряд, начиная от коммунистов и Сталина, и заканчивая либералами новой волны и президента Ельцина. Все для нее было не так, все ей было неугодно. Михаил Борисович поначалу относился спокойно ко всем ее пассажам и домыслам, но постепенно она начала его раздражать.
- Валерия Никитична, а вы напечатали отчет о…, - решался, после долгих раздумий, задать какой-нибудь вопрос директор, уставший слушать лекцию о происках коммунистов в ГД РФ и нерешительности Ельцина вновь разогнать парламент. Но в ответ слышал ее гневные речи на счет позиции ЛДПР по поводу войны в Чечне. И вместо того, чтобы думать о вакцине против ВИЧ, он начинал задавать референту совершенно глупые, детские вопросы, ответ на который знает каждый школьник и пенсионер.
- А разве у нас уже разгоняли парламент?
- Да вы что? – выпучив глаза в роговых очках с толстыми линзами, Валерия Никитична хлопала губами, как рыба, которую выбросило приливом на прибрежный песок. И принималась рассказывать ошалевшему академику о том, как в 93 году некие темные силы во главе с генералом Руцким, попытались захватить власть в стране. Тут же шел рассказ о штурме «Останкино» о побоищах милиции с бандами подполковника Терехова и расстреле Белого дома из танков.
- А причем здесь Белый дом? Он же вроде в Вашингтоне находился раньше? Я даже видел его, когда был в Штатах на конгрессе по проблеме СПИДа.
Следовала пауза. Валерия Никитична отпивалась чаем, который принесла шефу, потом несколько минут приходила в себя, а потом разрождалась тирадой о том, что с такими деятелями как он демократию в России не построишь. Потом, правда, успокоившись она начинала скрупулезно объяснять Михаилу Борисовичу ситуацию, сложившуюся в стране, после распада СССР. Ее радовало, что хоть о том, что живут они сейчас в РФ, а не в Союзе, директор знал или хотя бы догадывался.
Прослушав лекцию о попытке государственного переворота в стране, Михаил Борисович намеревался вернутся к вопросу о документах, которые должна была подготовить секретарша, но вместо этого с языка срывался вопрос о войне.
Тут референт уже гнобила президента и вставала на сторону правозащитников и противников силового решения проблемы Чечни. Из ее слов, директор понимал, что война, собственно, идет на территории России, и что воюем мы с собственным народом, который еще Сталин репрессировал в 44 году, сослав поголовно в казахстанские степи без воды и хлеба. Михаил Борисович с трепетом выслушивал эту информацию и с ужасом понимал, что вся история СССР, которой его обучали в школе и университете никуда не годится, и что он абсолютный неуч и лох, не знающий историю собственной страны.
Лишь когда он понимал, что в избытке получил ответы на поставленные вопросы, и что места в мозгу больше не осталось, он, наконец, выпроваживал Валерию Никитичну из кабинета, напрочь позабыв, зачем ее к себе вызывал. Голубая чашка была пустая и одиноко стояла на подносе в левом углу стола. Очередной день клонился к закату, а он так и не получил нужные для работы документы.
Иногда он, выходя из кабинета в приемную, с удивлением замечал возле стола референта Анатолия Борисовича, который сидя в кресле, положа ногу на ногу, о чем-то бурно дебатировал с секретарем.
- Ты Анатолий Борисович теперь ко мне и не заходишь, - делал вид, что обижается, с укором говорил академик. – Только с Валерией Никитичной и общаешься.
- Да я вот, на секунду задержался, - оправдывался деловой партнер, поднимаясь с кресла и направляясь к директору. – Валерия Никитична рассказывала, что перед выборами стали сюда представители различных партий звонить, просить встречи с тобой.
- А у нас что, выборы?
- Ну-у, приплыли, - Анатолий Борисович разводил руками. – Да уже в ноябре  поди состоятся, если конечно, какая оказия не случится.
- Ладно, ладно, - махал руками Михаил Борисович. – Выборы, так выборы, а мы то здесь причем? Когда наступят, тогда пойдем и проголосуем.
- Тут надо сделать правильный выбор, - пробасила Валерия Никитична. – Вот они и агитируют, кто во что горазд.
Ну, это не главное для них, - продолжил тему Анатолий Борисович, - на данном этапе им важно спонсоров найти.
- Зачем им спонсоры. Они что, производством занимаются или изобретение какое продвинуть хотят? Пускай болтают себе по ящику, несут всякую чушь и агитируют.
- Миша, ты неправ! – улыбаясь, сказал Анатолий. – Деньги к выборам, это как роса к покосу! Нужно агитаторов нанять, нужно листовки и другую агитационную макулатуру напечатать и расклеить по всему городу, нужно рекламные ролики выпустить и разместить их на всех телеканалах и радиостанциях, нужно, наконец, подбодрить избирателей различными нетривиальными способами, типа раздачи продовольственных наборов с эмблемой партии, организации разнообразных благотворительных мероприятий и концертов…
- Да просто дать по несколько тысяч за то, чтобы проголосовали за твою партию, - добавила Кавалерия.
- И за это должен платить я? – очумел от услышанного Михаил Борисович. – А что на науку останется, что на борьбу с ВИЧ?
- Вот в этом-то все и дело, - с ленинской хитрецой, ответил Анатолий Борисович. – В этом, брат, и заключается политическое искусство лавирования. Ты партию спонсируешь, она в Думу проходит и начинает там лоббировать твои интересы. Денежки из бюджета перераспределять в твою пользу. Ты к примеру Гайдару дал трешку, он в Думу прошел, закон о борьбе с ВИЧ пролоббировал, финансовые потоки на тебя перевел, и ладушки. И тебе хорошо и он доволен, потому что, на следующих выборах ты ему уже не трешку, а пятерку дашь, а может и десятку отстегнешь от чистого сердца.
- А ему трешки хватит? – спросил Михаил Борисович, размышляя о хитросплетениях жизни, с которой он раньше не сталкивался. Да он и прежде думал, что деньги просто печатают на монетном дворе и раздают их нуждающимся, ну, конечно тем, кто их заработал или заслужил. Не так конечно. Все же в университете он изучал политэкономию и социализма и капитализма, да и на своей шкуре познал, каково зарабатывать копейку, еще будучи студентом, трудясь в различных строительных отрядах и научных студенческих обществах. Но, после того, как он вплотную занялся наукой, вся это политэкономика по Марксу у него из башки выветрилась в одно мгновение и он напрочь забыл, чему его обучали в молодости. После его открытий и получения премий, званий и различных должностей, он совсем не думал откуда берутся деньги на науку, об этом думали его замы по экономике и финансам, а так же вездесущий проныра – Анатолий Борисович. То, что его лаборатория и институт в целом, гнал порожняк, его не шибко волновало. В конце концов, он занимался нужным делом, результат работы которого может появиться спустя не одно десятилетие. С наукой вечно существуют такие проблемы, оттого ее и финансируют всегда неохотно. Поэтому идея со спонсированием политических партий его слегка задела, ведь деньги пока были, банановый бизнес Анатолия Борисовича давал результаты, и он решил посоветоваться с коллегой, стоит ли этим заниматься, поэтому и задал ему такой вопрос.
- Это смотря какая партия, - задумчиво ответил Анатолий Борисович. – Тут главное не промахнуться, а то можно попасть пальцем в небо и выбросить деньги на ветер. Но ты не боись, - он дружески похлопал директора по плечу. – Валерия Никитична разберется что к чему, а если что будет непонятно, то она обратится ко мне, уж я то знаю, какая партия сколько стоит миллиардов три или пять.
- Но я тоже хотел бы принять участие в беседах с э…- Михаил Борисович запнулся, подыскивая нужные слова. -  С представителями этих партий. Я в денежные дела, да и в политику вмешиваться не желаю. Просто хотелось бы посмотреть на людей, которые будут вершить судьбы страны, - закончил он с пафосом свою речь.
Получив согласие от Анатолия Борисовича и Валерии Никитичны, Михаил Борисович вернулся в свой кабинет и вспомнил, что хотел попросить секретаря распечатать ему статью из журнала «Наука - Саенс» франко-канадского  ученого Ги Лефлера, о возможности клонирования динозавров по соскобам бактериальной массы с их костей. Все-таки проблема клонирования все больше и больше занимала мозги молодого академика. Что ж, вакцина против СПИДа рано или поздно будет получена, дело налажено, оставалось ждать результата, а вот о том, чтобы воспроизводить на свет усопших гениев, в нашей стране, никто не задумывался. Пока. Тут, как в проблеме с ВМЧ, надо быть первым, тогда и все лавры тебе.
Все же, Михаил Борисович был весьма амбициозным ученым и человеком в одном флаконе.
Анатолий Борисович и Валерия Никитична между тем решили, что поскольку все звонки проходят через секретаря, то она будет соединять с шефом или вести переговоры об аудиенции только с представителями тех политических партий, на которых ставить особо не стоит, а значит и денег им тоже не следует давать, а навешают директору лапши на уши, он рот раззявит и опять что-нибудь отчебучит, как это произошло с господином Вроди. Общаться же с реальными политическими тяжеловесами, Анатолий Борисович будет лично, для этого он даже приобрел спутниковый телефон собой мощности, едва появившийся в нашей державе и имевшийся на руках  только у чиновников из кремля и бандитов из офисов на Тверской.

- Михаил Борисович, - Валерия Никитична просунула голову в его кабинет, как всегда неожиданно, что директор чуть не выронил из рук голубую чашку с остывшим кофе. – С вами хотят встретиться представители державы.
- Как это? – не понял, проглатывая слюну, академик. Державу он понимал, как государство в котором жил, а не как-то иначе. И это что значит, с ним государство хочет встретиться?
- Вот звонят, просят о встречи, - меланхолично продолжила басить референт, не понимая растерянности шефа. – Приглашать?
- Кого? – все еще не понимал Михаил Борисович.
Валерия Никитична переместила свое грузное тело из приемной в его кабинет, сжимая в левой руке трубку от радиотелефона. Очки ее раскалились от гнева на  тупого начальника, который с одного раза не мог понять, что означает держава в настоящем контексте.
- Вот, - она выставила левую руку вперед, с зажатой в ней трубой, - Звонят из партии «Держава» Александра Руцкого и просят с ними встретиться для переговоров по важному вопросу. – И зажав мембрану в аппарате ладонью, добавила. – Вам же Анатолий Борисович объяснял, что деньги будут канючить!
- А, я и так сразу не понял, - сознался Михаил Борисович. – Пускай приходят завтра после летучки.
Валерия Никитична согласно кивнула, прижала трубку к уху, и о чем-то переговариваясь с невидимым собеседником, покинула кабинет шефа, как всегда не закрыв за собой дверь.
Через пол часа, она просвещала академика, что это такое за «Держава», какие у них шансы на попадание в Думу, и значит стоит ли им обещать спонсорскую помощь или нет.
- Но, ведь Руцкой он хотел переворот совершить, - с непонимающим видом, говорил Михаил Борисович, глядя на Валерию Никитичну, которая жевала большой пирог с капустой и запивала его кофе из его голубой чашки. – Вы же мне сами об этом рассказывали.
- Так это когда было, - роняя крошки от пирога на пол, с набитым капустой ртом, прошамкала референт. – Уже два года прошло. Уже и суд был и в тюрьме он посидел. Просил его Ельцин! Вот что значит настоящая демократия, при Сталине бы к стенке поставили без суда и следствия.
- А теперь они чего хотят?
-Бог их знает. Придет человек, расскажет. Вы послушаете и поймете.
- Руцкой придет?
- Нет, этот вряд ли, больно у нас кошелек для них тощий. Руцкому надо за партийный имидж бороться, да кремлевскую администрацию ублажать, чтобы козни не чинила за прошлые грехи. Нет, - твердо решила секретарь. – Придет либо человек отвечающий за финансирование, либо какой-нибудь третьестепенный активист, скорее всего бывший военный.
- А это почему? – не уловил логики в ее словах Михаил Борисович.
- А потому, любезный шеф, - по панибратски заметила Валерия Никитична, - что Руцкой генерал, и партия у него в массе своей набита отставными вояками. Теперь понятно?
- Ясно - кивнул директор, понимая, насколько он не вписывается в окружающую его жизнь со своим наивным представлением о ней.
Назавтра, как и планировалось, ровно в 11 часов к нему в кабинет заглянула Валерия Никитична и торжественно сообщила, что к нему в гости пожаловал Цыцкой Владимир Александрович, член генерального совета всероссийской патриотической партии «Держава».
- Зовите, - слегка тушуясь, даже с некоторой дрожью в голосе, сказал Михаил Борисович и встав со стула, вышел из-за стола навстречу дорогому гостю. Все же это был первый политик с которым он вживую встречался в своей жизни.
Цыцкой оказался рыжим бородатым мужчиной средних лет, среднего роста и среднего телосложения. Он отрекомендовался, как бывший подполковник ВВС, возглавляющий в партии направление по связям с общественностью и бизнесом. Что было общего между тем и иным, директор не понял, но почувствовав крепкое рукопожатия подполковника, поверил ему, что в спортивном зале он провел не меньше времени, чем за штурвалом истребителя или в учебном классе. Попросив Валерию Никитичну принести чашечку кофе гостю, и услышав в ответ ядовитое шипение, типа того, нехер дармоедов кофием поить, пускай со своим термосом приходят, предложил партийному деятелю присесть в кожаное кресло возле его стола. От благодарственно щелкнул каблуками и слегка наклонил голову.
Ну, прямо как царский поручик, подумал Михаил Борисович, усаживаясь в собственное кресло и вспоминая какой-то фильм про прежние времена, который смотрел в далеком детстве в кинотеатре «Ровесник».
На некоторое время повисла неловкая пауза. Каждый из присутствующих не решался начать разговор, а может быть и не знал, о чем его вести. Наконец, Цыцкой не выдержал, все же он напрашивался на встречу, и начал:
- Вы конечно же знаете Александра Владимировича.
- Не имел честь, - все еще не отойдя от видения, возникшего в памяти из прошлого, на дореволюционном языке, ответил Михаил Борисович.
- Как? – скорее обиделся, чем удивился бородатый собеседник. - Вы не знаете генерала Руцкого?  А мне ваш секретарь доложил, что вы в курсе дела.- Казалось, что он так взволнован этой вестью, что сейчас же вытащит из кобуры пистолет и пустит себе пулю в лоб. Впрочем, делать он этого не стал, а полез в потертый планшет, цвета его волос, и принялся рыться в его внутренностях.
Директор скосил глаза на болтавшуюся в дверях голову Валерии Никитичны, которая строила ему разные, весьма непонятные гримасы. Но из общего смысла мимики ее лица, он догадался, что надо не дискутировать с «державником», а по возможности однозначно и кратко отвечать на его вопросы, а свои вообще не задавать. Чего же она раньше не предупредила, что политики такие обидчивые и ранимые люди. Он бы пустырника ему в чай накапал или валерьянки. Правда, чая они так и не дождались, не говоря уже про кофе.
Тем временем, подполковник нашел-таки что искал, и перед взором академика предстали рекламные листовки с портретом бравого усатого генерала в сером цивильном костюме и в военной форме, со «Звездой героя» на левой груди. Вверху плакатов была надпись РПП «Держава», что обозначало российская патриотическая партия «Держава», а внизу красовалась надпись – «Выше крыши только звезды». Голосуй за нас и чья-то корявая подпись, вероятно самого генерала Руцкого. Другого текста на листовках не было, что предполагало по-видимому, что народ должен голосовать за партию просто потому, что выше крыши сияют звезды или потому, что звезды сияют на груди и погонах генерала, и у него симпатичные усы, пепельного цвета. Правда, существовал вариант, что представитель партии сможет доходчиво, как говорится на пальцах донести до собеседника свою позицию, памятуя о том, что с голоса серьезный текст воспринимается с трудом, а цифры не запоминаются и вовсе. Вариант такой существовал, но в случае с «Державой» отсутствовал. Подполковник оказался тупым, как скотина. Он постоянно пихал под нос Михаилу Борисовичу листовки с портретом генерала и говорил, что надо непременно стать спонсором его партии.
- Но, вы можете мне хоть в двух словах объяснить, какова хотя бы экономическая политика вашей партии, - не выдержал директор, и задал-таки политкану каверзный вопрос для его умственного развития. Тут мы живем без дураков. Возможно, что бывший подполковник был неплохим летчиком, может быть, он был даже асом, но в качестве PR-менеджера своей партии он был абсолютным нулем. Бывая в США и Европе на различных симпозиумах и конференциях, Михаил Борисович несколько раз попадал в западные страны в самый разгар предвыборной гонки, и видел, с какой страстью, с какими знаниями тамошние политики отстаивают предвыборные интересы своих партий. Правда, это была публичная политика, а со спонсорами разговор шел не на площадях и не с экранов телевизоров. С денежными мешками договаривались в специальных зарытых от чужих глаз местах. Деньги, как известно, любят тишину. Ну, фиг с ней, с Америкой. Но нельзя же на серьезное дело посылать таких долбоебов! Если этот человек не может связать двух слов, кроме тех, в которых он восхищается рожей своего лидера, то о какой спонсорской поддержки может идти речь? Это же нонсенс! Нет, пускай он расплачется, пусть даже пулю себе в висок пустит, ни АО ни институт его спонсорами не станут, не открытыми не тайными.
Впрочем, самое поразительное оказалось в конце. Бородатый Цыцкой, поняв, что ничего больше сказать не способен, резко поднялся с кресла, щелкнул каблуками и откланялся, при этом перекрестившись на портрет Мечникова, висевший в углу возле окна. Про деньги во время разговора, вопрос так и не был поставлен ни разу.  Для чего он тогда приходил, размышлял Михаил Борисович, провожая гостя до двери, держа в руке несколько десятков листовок с физиономией Руцкого в различных одеждах и ракурсах.
Когда посетитель ушел, Михаил Борисович позвал к себе Валерию Никитичну, которая нарисовалась почти мгновенно, причем держа в руке не только телефонную трубку, но и голубую чашку с ароматным кофе, который так и не дождался рыжий, бородатый подполковник в запасе.
- Ну как? – поинтересовалась первым делом референт, погружая в кресло свое объемное тело.
- Никак, - раздраженно ответил директор. – Я потратил на этого олуха целый час, но не услышал от него не одной дельной фразы.
- А что вы хотели, - развела руками Валерия Никитична. – Политика дело такое. Это вам не восток-дело тонкое. Здесь и мудаков пруд пруди, здесь и умные головы найдутся.
- А вы то хоть знаете, в каких партиях кто? Мне просто не интересно слушать о военных подвигах неких генералов, даже если за них они награждены правительственными наградами. Об этом я в газете прочесть смогу или в библиотеке. Ни позиции ни программы. Да, слава богу, он про деньги даже заикаться не стал, а то я бы выставил его из кабинета в два счета, не смотря на то, что он явно поддерживает себя в хорошем физическом тонусе. Ему мозг надо подкачивать, а не мускулатуру растить.
- Сейчас этих партий столько развелось, прямо как грибов после ливня, - Валерия Никитична, по обыкновению сцапала со стола чашку шефа и принялась отхлебывать из нее уже остывший, но по-прежнему ароматный кофе. – Наплетут про себя по телефону всякого, вот потом и думай, соглашаться с ними на встречу или нет.
- Ой-ли, Валерия Никитична, - погрозил ей пальцем Михаил Борисович. – Чует мое сердце, что вы с Анатолием Борисовичем меня за нос водите. Я тут специально посмотрел список партий, выставивших своих кандидатов на выборы. Скажу вам, там есть и партия Гайдара и Черномырдина и Глазьева. Все это известные и уважаемые в экономической среде люди. Неужели, что этим партиям деньги не нужны? Неужели их запросы есть кому финансировать?
- Не звонят, - отбоярилась референт. Ну, не будет же она рассказывать шефу о договоренности с Анатолием Борисовичем, тем более, что представители ДВР, НДР, КРО, Ябло, ЛДПР, КПРФ реально претендующих на преодоление 5% барьера для прохождения во 2-ю Думу, действительно, пока сигналов не подавали.
- Ладно, - успокоился академик. – Черт с ними с выборами. Будет возможность, еще с одной партией встречусь, если вновь окажется пустышкой, то я изучение нынешних властных элит для себя приостановлю, до лучших времен. Вы мне статью профессора Лефлера распечатали?
- Бегу, - с трудом вылезая из кресла, пробурчала недовольная секретарь, только устроилась поудобней, как опять вставать и куда-то идти. – А в каком файле она у нас хранится?
- В том, в который вы ее набили, - ответил Михаил Борисович и передал референту листовки «Державы». – Выбросите этот мусор. У них нет никаких шансов.
Ого, как он быстр на расправу, подумала Валерия Никитична, забирая ворох бумаг. А ведь он не так прост, как представляется.
Вот свинья толстопузая, думал академик глядя на пустую голубую чашку где был ароматный кофе. Ведь явно что-то не договаривает.
Надо Толику срочно брякнуть, а то если шеф узнает о том, что за его спиной делается, может и обидеться.
Анатолий Борисович посоветовал Валерии Никитичне заранее не паниковать, поскольку у большинства политических партий генеральные спонсоры остались с выборов 93 года, те же партии, что тогда не прошли в парламент и за их спиной не маячили кремлевские башни, вряд ли сунуться к ним просить денег на выборы, не так контора, не те средства. Вот на выборы мэра дернутся кто-то может, а так, разве что Конгресс Русских Общин и Партия Самоуправления Трудящихся, которые могут еще попробовать, остальные же швах.
- Ты если что, то публичные фигуры направляй к Борисычу, а теневые ко мне, - проинструктировал Анатолий Борисович Валерию Никитичну. – Хочет шеф познакомиться с современными российскими политиками, да за ради бога, лишь бы сам в нее не совался, да баблом не разбрасывал от доброты душевной.
- А демократы придут из ДП?
- У Гали деньги на выборы есть, - шуршал голос Анатолия Борисовича в телефонной трубке. – У Травкина и Рыжкова спонсор еще не сорвался. А если приволокутся, то ты их прими и объясни ситуацию, что есть уже на демократическом фланге две партии Ябло и ДВР, и третья будет лишней, все равно, коммуняги наберут свою треть и Жирик свой кусок пирога уволочет.
Слова Анатолия Борисовича оказались пророческими, словно он был не менеджер, а политтехнолог. Сначала в гости к Михаилу Борисовичу пожаловал Сергей Глазьев из КРО, а следом за ним Святослав Федоров с Алексеем Казанником из ПСТ.
Встречи с известными политиками и бизнесменами, елеем пролились на душу Михаила Борисовича. Во-первых ему понравился разговор с известным офтальмологом и бизнесменом Федоровым и бывшим генеральным прокурором Казанником. Беседа вышла содержательной и динамичной. Михаил Борисович поделился с Федоровым своими наработками в плане разработки вакцины против ВИЧ, а тот в свою очередь раскрыл академику пару секретов, как втюхивать людям откровенную туфту, пиаря ее всеми возможными способами. Казанник был просто приятным собеседником и, как Федоров милым человеком. Кстати. Про деньги они речи тоже не заводили, а Михаил Борисович предложить поддержку постеснялся.
Зато после разговора с бывшим министром ответственным в правительстве Гайдара за внешне-экономическую деятельность, разговор получился конструктивным, и директор НИИ пообещал выделить некие средства на поддержку команды Лебедя. Бедная Валерия Никитична еле успела сообщить об этом Анатолию Борисовичу, и тот смог заблокировать транзакцию по переводу денег на счета КРО.
Больше принимать сколь значимых и интересных политиков, Михаилу Борисовичу не позволили. Телефоны в его приемной периодически не работали, а Валерия Никитична, как цепной пес охраняла покой своего не в меру импульсивного руководителя.
На этом знакомство с политической жизнью в России для академика закончилось. В принципе, он не был разочарован тем, что потратил некоторое количество своего времени на общение с вдумчивыми и приятными собеседниками. Тем более, советы Федорова могли пригодиться ему в дальнейшем. Нет, он не собирался сам заниматься бизнесом, для этого существовали замы и Анатолий Борисович, но иметь хоть какое-то представление о том, каким образом идеи превращаются в деньги, а те в свою очередь рождают идеи, было совсем не лишним для него.
Но все, политикой пускай занимаются политики, бизнесом дельцы, а ему надо науку двигать, благо что, они с коллегами так зарылись в этих шкурках от бананов, как свиньи в апельсинах, что  из них и не вылезали. Разработка вакцины, как и пророчествовали Анатолий Борисович и Левон Толстян застопорилась не только в его институте, но и в лабораториях других стран. Страшная чума ХХ века косила народ сотнями тысяч, а до реального продукта против СПИДа было так же далеко, как до Луны.
Почувствовав, что топчется на месте, Михаил Борисович поручил своим ассистентам добивать этот вопрос до победного конца, а сам потихоньку переключился на свое любимое. Он занялся вопросами клонирования. И тут возникла закавыка. Если на вакцину финансирование шло исправно и в полном объеме, то на исследование нового вектора в развитии био-медицины денег давать не хотели, да он и не шибко их искал, опасаясь, что ему эту тему завернут по религиозным и прочим причинам, как запрещали клонирование его коллегам зарубежном. Правда, различных статей на эту тему он перечел великое множество, побывал на нескольких семинарах и научных конференциях в Париже, Монреале, Чикаго и Канберре. Он познакомился с самыми заметными людьми в разработке этой темы. Сам написал несколько статей в журнал «Наука и религия» и заработал гранд, на исследование стволовых клеток человека, возможность их выращивания и трансплантации в организм человека.
Но тут грянул дефолт 98 года. В России рухнул рынок ГКО и доллар резко взлетел вверх. В связи с чем, сырье для банановой вотчины Анатолия Борисовича резко подорожало, и доходы от продажи йогуртов, джемов и соков заметно сократились, нужно было искать иные способы зарабатывания денег. И Анатолий Борисович придумал.
- Нужно наладить  из банановых шкурок, которых у нас скопилось несколько тысяч ангаров в Тверской области, производство этилового спирта и продавать его в аптеках, как высококачественный пищевой продукт для медицинских нужд населения, - говорил Анатолий Борисович академику, когда они ехали с ним в «Мерседесе» по области. – Еще что можно из этого говна сделать?
- Пищевые добавки, пожалуй, - подумав с минуту, ответил Михаил Борисович. – Био добавки. Думаю, что пипл схавает.
- А нам другого и не надо, - потер руки Анатолий Борисович, которого в деловых и научных кругах с некоторых пор стали называть «мутным». Мол, этот хлыщ в мутной воде таких карасей таскает, что иным и не снилось.
Предстояло собрать научный совет, по срочному поиску решений, по разработке специальных биотехнологических технологий, по переработке банановой кожуры в этиловый спирт и биоактивные добавки в пищу, типа лекарства, а на самом деле чушь собачья, как выражался Анатолий Борисович.
Пока Михаил Борисович с сотрудниками, в основном все же они, разрабатывали технологии изготовления новых генно- модифицированных био добавок и пищевого спирта с ароматом сосны и осенней тоски, что говорило то том, что в технологии изготовления спирта использовались кроме шкурок от бананов еще сосновые опилки и пшеничный жмых, модератор идей и эффективный менеджер Анатолий Борисович вел непримиримую борьбу с миллионером Брынцаловым, который завалил всю страну пузырьками с дешевым спиртом и настойкой боярышника, пользующихся огромной популярностью среди широких масс пьющего населения. Директор несколько раз встречал этого человека на различных форумах посвященных проблемам развития фармацевтики в нашей стране и мире. Как ученый он был полнейшее дерьмо, а как делец, на троечку с минусом. Михаил Борисович уже тогда понял одну простую вещь, хочешь быть бизнесменом в этой стране – дружи с Кремлем и не суйся в политику, а Брынцалов, пускай хоть и как клоун, но полез. Вот и поглядим, долго ли он теперь продержится на рынке, если мы выйдем со своей продукцией. Анатолий Борисович не такой человек, чтобы позволить кому-то собирать урожай с делянки, которую он наметил для себя.
Нет, с таким человеком мы не пропадем, во всяком случае при нынешней власти, решил Михаил Борисович и намеривался на месяц взять отпуск, при этом забраться в лабораторию и заняться клонированием мышей. Все когда-то начинали с малого, до динозавров еще уйма времени. Теоретически и морально он был готов по полной программе, нужно только было начать и углубить, а для этого нужна решительность, как у Валерии Никитичны.
- Все ****ец стране, - констатировала Валерия Никитична, ввалившись в кабинет директора, перед самым его уходом в отпуск.
- Что случилось? – не отвлекаясь от просмотра нужных бумаг, спросил академик. – Нефть еще больше упала?
- Да *** с ними с ценами на нефть, - референт заглянула в пустую чашку, одиноко стоящую на столе среди всяких электронных устройств и папок, хотя электроникой Михаил Борисович не пользовался, за неимением времени для обучения работы на ней. – Мне позвонил Анатолий Борисович и сказал, что Ельцин уходит с поста президента и у нас будет приемник.
- И что в этом плохого? – не понимал волнения секретаря директор. – В науке, например, всегда так происходит. Я передаю свое дело своим ученикам, а они своим. В этом и есть смысл научной школы.
- Не путайте мыло с салом, - раздраженно ответила Валерия Никитична. – К власти опять приходит гэбуха. Стране настает жопа!
- ГБ? – Михаил Борисович поднял брови. – Что вы имеете ввиду?
- Да то, что приемник чекист! Наш нынешний премьер-министр!
- Да, личность не очень выдающаяся и приятная, судя по картинке в телевизоре, - согласился директор. – Но ведь должны же быть выборы? Ведь у нас по конституции президент не назначается, а выбирается всем народом, я правильно разумею?
- Теоретически да, но на практике известно, что как решат в Кремле, то так и будет. Пока народ голосует сердцем на ползущих вверх ценах на нефть…
- Вот видите, хоть что-то хорошее, цены на нефть вверх поперли, значит нам на сырье что-то отвалится.
- Вы только и думаете, что про свой СПИД! – не выдержала Валерия Никитична.
- А вы Валерия Никитична здесь работаете! – повысил, пожалуй впервые за все время ее работы, голос Михаил Борисович. – И должны думать о благе родной организации, а не заниматься теорией заговоров! Извините.
- Вот придет новый Сталин, тогда посмотрим!
- Вакцина от ВИЧ все равно нужна человечеству, хоть при Буше, хоть при Путине, хоть при Сталине и Леониде Ильиче, - ответил Михаил Борисович и полез под стол, за портфелем в котором лежали основные документы по принципам и первым этапам клонирования тараканов и мелких грызунов. С этого академику предстояло начать свои первые шаги к вершинам познания таинства возникновения жизни. Про разумное существо, он пока и не помышлял. Боялся даже подумать об этом. Ведь тогда он займет место Бога на земле. Михаил Борисович перекрестился и поднял глаза. Перед его взором предстали панталоны с начесом салатного цвета, принадлежавшие Валерии Никитичне, по прежнему сидящей в кресле и возмущающейся тому, что шеф так инфантилен к проблемам будущего.
-Вот в этом то вы уважаемая Валерия Никитична и ошибаетесь! – крикнул из-под стола директор, попытался встать и больно ударился головой о столешницу.

Очнулся он в кабинете  лежащим на кушетке. Перед глазами плыли разноцветные круги. Затылок ныл, а в ушах шумело. Валерии Никитичны он не заметил, зато около него стояла миловидная дама, приблизительно его возраста, и скрестив на груди руки, молча наблюдала за ним. Постепенно круги перед глазами исчезли и Михаил Борисович стал молча разглядывать стоящую возле него женщину. Она была высокая, рыжеволосая, с полным лицом, среднего размера сиськами, чуть курносым носом, и слегка раскосыми глазами и широкими скулами. В ее лице было сто-то восточное, но что именно Михаил Борисович пока не понял, он понял другое, что он не чувствует , как брючный ремень сжимает его тело. Он поднял голову и посмотрел вдоль тела. Так и есть, юрбки были спущены до колен, а его детородный орган был накрыт салфеткой. Что здесь произошло? – с ужасом подумал он.
- Ничего особенного, - словно прочитав его мысли, сказала женщина приятным бархатным, грудным голосом, с небольшим придыханием, как у актрисы Дорониной. – Вы ударились теменной костью о днище стола и потеряли сознание. Ваша секретарь выскочила из кабинета, намереваясь вызвать неотложку, но тут мимо проходила я. Я врач реаниматолог, кстати, работаю в вашей клинике, - она улыбнулась. – Но это не суть. Я сделала вам массаж и противостолбнячный укол. Вот поэтому у вас брючки и приспущены.
Михаил Борисович, успокоившись, слушал речь врача, напоминавшую весеннюю капель.
- Я говорила вашему референту, что не стоит вызывать неотложку, но она такая бойкая, хотя и в возрасте. Послала меня в жопу и все-таки вызвала врачей. Сейчас они придут, а я пожалуй пойду, с вами все в порядке, - она закинула на плечо белую дамскую сумку и двинулась к двери.
- Погодите, - директор попытался встать с кушетки, но не смог, видно был еще слаб. Зато он сумел натянуть штаны, почувствовав, что салфетка испачкана какой-то липкой субстанцией. Наверное это лекарство, решил он и позвал женщину. – Извините, спасительница моя, вы хоть скажите, как вас зовут?
- Тоже мне спасительница, - рассмеялась врач. – Кариной меня зовут.
- Спасибо, Карина, - Михаил Борисович бросил слипшуюся салфетку на пол. – Я вас найду, обязательно.
- А чего меня искать? – Карина остановилась возле двери. – Дорогу перейдете, спросите. Я в вашей клинике уже с 88 года работаю и …
Тут в кабинет влетела Валерия Никитична, а за ней какая-то фельдшерица в синем комбинезоне и с черной прямоугольной сумкой в руке с красным крестом на боку.
Карина исчезла. Врач из неотложки померила директору давление, посоветовала не вставать и удалилась. Михаил Борисович от госпитализации отказался, а Валерия Никитична все матюгалась и твердила, что приход приемника в Кремль это дурной знак, что показала и травма Михаила Борисовича.
Появившийся через час Анатолий Борисович, ему Валерия Никитична позвонила в первую очередь, посидел возле кушетки больного, похлопывая его по коленке, рассказал, что Ельцин выступит с обращением к народу перед новым годом и, что в отличии от Валерии Никитичны, воцарение нового царя на трон ситуацию в стране не изменит, во всяком случае в худшую сторону она не сдвинется.
- *** вам! – Валерия Никитична была непреклонна. – Ухудшиться, и это вы увидите очень скоро!
- Поглядим, - ответили хором начальники.
* * *
Действительно, как и предсказывал Анатолий Борисович Ельцин ушел со своего поста, назначив приемником Путина, а Михаил Борисович ушел в отпуск и вплотную заняться проблемой клонирования. Он заперся в своей секретной комнате, на территории лабораторного комплекса и изучив все имеющиеся в наличии материалы своих зарубежных коллег готовился к практическому осуществлению своего проекта. Хотя с финансированием этой идеи ему никто не помогал, он умудрялся выкраивать крохи из тех средств, которые поступали на счета института для разработки вакцины против ВИЧ. Месяц прошел, но Михаил Борисович так и не вернулся из отпуска, опыты были в самом начале большого пути. Он чувствовал, что должен поймать за хвост эту жар-птицу, под именем удача.
Он взял отпуск за свой счет, назначив на свое место заместителя Левона, который, пожалуй, лучше других его коллег разбирался в этой теме. Теперь он лишь изредка появлялся на заседании ученого совета и совета директоров АО, что, впрочем, всех устраивало.
Валерия Никитична совсем забросила работу, у Левона был свой референт, и занималась своей партийной и правозащитной деятельностью, результатов которой никто не видел.
Анатолий Борисович тоже не шибко переживал по поводу отсутствия академика на работе. Поскольку, и пищевой спирт и БАД были уже внедрены в производство и активно распространялись по всем аптекам страны, то голова у Мутного была занята продвижением товара на рынке, а не вопросом о том, чем сейчас занят Михаил Борисович. Ситуация с финансированием нормализовалась, при новом президенте цены на нефть поползли вверх, и деньги на счета института поступали в прежнем объеме. Следовало договориться об увеличении финансирования и восстановить прежнее производство йогуртов и соков.
Все эти проблемы ученого не интересовали. Он впервые в стране, смог клонировать мышь, сообщив об этом только своему франко-канадскому коллеге Ги Лефлеру, который поздравил его с успехом и пожелал удачи. Удача не помешала бы Михаилу Борисовичу, поскольку мышь сдохла через пару недель. Это не остановило академика. Перед ним стояла другая задача. Поскольку, конечной целью его было узнать, возможно ли клонирование из микроскопического наличия материала, например из одной молекулы ДНК, то он начал планировать выращивание эмбриона из волос на теле грызунов. И это ему удалось! Вот только опять, клон прожил очень не долго. Он вновь поставил эксперимент, но результат оказался прежним. Как же так, размышлял он, ведь эта овца Молли прожила гораздо дольше, чем его мыши. Он написал письмо в Шотландию, но ответа не получил. Ученые из Великобритании не захотели делиться с сумасшедшим русским своими наработками, памятуя о том, что вакцину против СПИДа от пытается получить из банановой кожуры. Ничего, мы и без вас справимся, подумал Михаил Борисович, тем более коллега из Франции отреагировал на его сообщение об очередной неудачи вполне спокойно фразой, что быстро только кошки родятся. Эта поддержка  придала академику новых сил, и он плюнул на смертность клонированных мышей и приступил к решению новой поставленной задачи. Клон из живого материала он получил, а возможно ли тоже сделать из трупа? Чтобы осуществить эту идею, он под покровом ночи, отрубил часть хвоста у дохлой дворняги, валявшейся неподалеку от лаборатории и принес его к себе. На сей раз выращивание эмбриона длилось куда дольше, но все же и оно состоялось. Он вживил его беременной овчарке, состоящей на службе по охране комплекса зданий НИИ и принялся ждать. Через три месяца овчарка ощенилась тремя щенками, повергнув в изумление своего хозяина. Поскольку два щенка оказались похожими на мать, а третий был каким-то уродом непонятной породы. Михаил Борисович выпросил уродца у хозяина суки, чем вызвал у него неподдельное удивление,  и принес к себе в лабораторию. К его удивлению, он думал, что клон мертвого пса проживет максимум сутки, собака жила у него в комнате больше месяца и за это время сумела прожить весь цикл земной жизни обыкновенного пса. То есть, она пережила пору юности, расцвета, зрелости и наконец сдохла. Академик был весьма доволен, о чем написал Ги Лефлеру. Ученый коллега, ответил ему пространным письмом, в котором поздравлял с выдающимся успехом и желал удачи в будущем. Михаил Борисович ничего на это не ответил, а закопал пса-клона на заднем дворе и принялся заново штудировать все имеющиеся у него в наличии материалы, чтобы понять, в чем заключается его ошибка и ошибка ли это, что клоны дохнут столь быстро, не прожив и десятой части той жизни, которую отведена им природой.
Между тем, в стране происходили события, о которых предсказывала когда-то Кавалерия Никитична. Посадили в тюрьму его тезку Ходорковского, всяких друзей бывшей секретарши постепенно оттеснили от кормушки, наглухо закрыв им дорогу не только в исполнительные, но и законодательные структуры. И хотя на его работе это никак не отразилось, как и на работе АО НИИ, где он по прежнему числился в директорах и Председателях Совета Директоров одновременно, но сочувственно кивал, слушая рассказ Валерии Никитичне о правовом беспределе воцарившемся в стране.
- У еас не демократия, а настоящий авторитаризм, - говорила он, подловив его возле институтской помойки, где он приглядел для очередного эксперимента труп на сей раз породистой собаки. Хозяин ее был неизвестен.
- А чем плох авторитаризм в условиях перехода от дикого капитализма к цивилизованному? – поинтересовался Михаил Борисович, с интересом глядя то на морду собаки, то на лицо референта.
- Видите ли, - пробасила Валерия Никитична. Не известно куда дальше свернет.
- Это в каком смысле?
- В прямом. Мы на развилке. Можем повернуть в сторону тоталитаризма, а можем в сторону демократии, - секретарь внимательно следила за его взглядом. – Но, вас, я смотрю эта проблема не интересует. Вы вон, больше дохлыми собаками интересуетесь. Может вам кошку принести, дохлую, у моей подруги вчера сиамская кошка сдохла!
Михаил Борисович встрепенулся и даже сперва хотел ответить положительно, но потом опомнился, что нельзя никому выдавать, чем он занят и вежливо отказался.
- Нет, спасибо. И собака меня не интересует, - ответил он. – Просто чувствуется пес породистый, кто его на помойку? Вы не знаете?
- А я-то здесь причем? -  возбудилась Валерия Никитична. – У меня других дел больше нет, как следить за помойками, кто на них что выбрасывает.
- Скажите рабочим, чтобы хоть закопали.
- Встречу передам, - буркнула бывшая секретарь и пошла по территории института.
Едва она скрылась за поворотом, как Михаил Борисович подскочил к мертвой псине и выдернул у нее из головы клочок шерсти. В этот раз эксперимент по клонированию породистого пса достиг феноменального результата.  Он вновь проделал те же самые операции с пересадки выращенного эмбриона к суррогатной матери, лишь с той разницей, что сделал это раньше, чем в прошлый раз. Хозяин пса, снова ничего не заметил, поскольку дежурил сутки через трое, а собаку с собой домой не брал, другим же охранникам отсутствие пса в течении суток, было до лампочки. Через некоторое время, сука вновь ощенилась и Михаил Борисович снова взял себе не похожего на остальных щенка. Вскоре пес превратился в точную копию кавказской овчарки, труп которой академик увидел возле помойки. Он отвез щенка к ветеринару и тот сделал ему прививку не найдя в развитии пса никаких аномалий. А они естественно были. Пес рос неимоверно быстро, но медленнее чем предыдущая дворняга, и сдох на даче у Михаила Борисовича через полтора года. Директор привез труп ветеринару и попросил его осмотреть.
- А что вы хотите, - сказал тот, осмотрев труп собаки. – Возраст подошел, вот пес и издох. Организм весь изношен. Ему ведь лет 13? – спросил он академика, после вскрытия.
- Да, - соврал тот. – Двенадцать с половиной.
- Это почти предельный возраст для таких больших собак.
После этого случая Михаил Борисович сделал первый, робкий вывод, что породистые псы живут дольше, и что материал для выращивания клеток надо брать не из хвоста а из головы, что кстати и подтвердили его последующие эксперименты, породистые животные жили дольше «дикарей», но короче обычных, рожденных естественным способом. Кроме того, анализируя их жизнь с их биологическими родственниками, он отметил, что все они страдали теми же болезнями и изъянами, что и прототипы. О чем он сообщил профессору Ги Лефлеру. На этот раз профессор ничего не ответил, а приехал в Россию сам, чтобы пожать руку столь талантливому и одержимому русскому. Правда, по Интернету уже гуляли слухи о том, что не смотря на запрет австралийских властей, тамошние ученые, имен которых не выдавалось, в секретной лаборатории сумели клонировать человека и что очень скоро его фото появится на сайте U-Tube.
Михаил Борисович встретился с франко-канадским профессором, показал ему свою лабораторию, показал ему свой институт и собачку с кошечкой, которые жили у него на даче и оба  являлись клонами. Ги Лефлер цокал языком, приседал, бил себя по ляжкам и поднимал два больших пальца на обеих руках вверх. Очень все это выглядело со стороны, как в зоопарке у обезьяньей клетки. Стоп! А про обезьян Михаил Борисович и забыл! Боже мой, ведь именно с макак он начал свою научную карьеру, как же он так затюкался, что даже не вспомнил про ближайших родственников. Он тут же рассказал о своей идеи профессору Ги, но тот в ответ лукаво улыбнулся и отрицательно покачал головой.
- Вы думаете, что не стоит экспериментировать с макаками? – удивился академик. – Но, ведь нельзя топтаться на месте, конкуренты обойдут на вираже, - Намекнул он на зловредных австралийцев, правдивость сведений о том, что они действительно собираются, если еще не клонировали человека, подтверждал и сам профессор из Франции.
- Нет, Мишель, - улыбаясь прокартавил тот. – Мы пойдем другим путем, как говорил ваш вождь.
- И каким мы путем, интересно, пойдем?
- О, это будет сенсация в мире не только науки, но и в мире целом! Вам можно доверять, да? Вы не связанны с КГБ, да?! – и увидев скривившееся, как от зубной боли лицо Михаила Борисовича, расхохотался. – О, какие русские любители обижаться.
- Знаете ли, профессор, - ответил и вправду задетый за живое Михаил Борисович. – О том чем я занимаюсь знаете только вы один. Я даже Лёле ничего не говорил, не говоря уже о коллегах. А Лёля думает, что у меня любовница! Она меня бросит скоро!
- Наука требует жертв, дорогой коллега. А на счет КГБ это конечно же была милая шутка. Только вы учтите, что вашу электронную почту наверняка просматривают в отделе «К», а наш с вами разговор прослушивают. У нас спецслужбы всегда так поступают.
- Но, Франция демократическая страна, - возразил русский ученый.
- Демократия и безопасность, мой юный друг, это разные и с другой стороны соизмеримые и тождественные вещи. Ведь никто не знает, что у вас в голове. Ведь вы светило русской биологической мысли. Ну, скажите, кому еще могло придти в голову из кожуры банана делать вакцину от СПИДа, только потому, что африканцы едят эти самые бананы?
Михаил Борисович покраснел не понимая, глумиться над ним иностранный профессор или искренне восхищается. Ведь за историю с бананами он получил Ленинскую премию и стал академиком, впрочем все это произошло только в отдельно взятой стране, а остальной научный мир отнесся к его идеям, мягко говоря, с недоверием.
- Ну, вы не вздумайте обижаться, - встрепенулся франко-канадец. – Я не желал сказать ничего плохого в ваш адрес. Любая пусть и безумная идея имеет право на жизнь. Что же касается моих опасений, то они не беспочвенны, потому что, в вашей стране можно всякое увидеть и хорошее и плохое, как и в моей и другой еще какой-нибудь стране. Тут надо ухо острым делать, а то может несдобровать. Вы меня понимаете, я надеюсь?
- Так в чем проблема. Эксперименты по клонированию проводятся во всем мире, и если в одних странах о них ничего не слышно, то это отнюдь не означает, что их там нет.
- Все верно, - кивнул Ги, - я с вами здесь согласен. Но, я думаю на счет немного по-другому. Я хотел бы вам предложить клонировать человека!
- Человека? – изумился Михаил Борисович такому развороту разговора. – Сразу так человека, минуя эксперименты с человекоподобными обезьянами?
- Да, - в свою очередь кивнул француз. – Мир стоит на пороге великих открытий и потрясений, и надо идти во главе этих событий, а не плестись в хвосте.
- И что?
- Пока австралийцы не заявили о том, что у них все уже стало на рельсы и человек успешно клонировал, нам стоит, закусив удила, резко рвануть вперед. Вы меня понимаете?
- Не вполне, - ответил академик. – Вы хотите, чтобы я клонировал человека, это я понял. Но где, кого и как? И откуда мне взять деньги на все это. Или вы полагаете, что в моей старой лаборатории можно это все провернуть?
- Провернуть? Не знаю, но оборудование я вам поставлю, под видом того, что необходимо вам для создания известной вакцины. Кроме того, моя фирма закупит суперкомпьютеры, чтобы они смогли заранее все просчитать и минимализировать отрицательный результат. Впрочем, даже если у вас ничего не получится, на первых порах, то это не страшно, ведь человек, которого предстоит клонировать давно умер и его родственники не смогут предъявить вам иск.
- Но это противозаконно.
- Мы все вне закона, дорогой мой юный друг. У вас есть шанс попасть в историю наряду с великими учеными из прошлого, такими как Архимед, Ньютон, Мариотт, Гюйгенс,  Мечников, Эйнштейн, Павлов, Рентген и другие. Решайтесь, все в ваших руках, - произнеся эту тираду, француз уронил голову на грудь и замер, ожидая ответа от русского ученого.
«А ведь он ненормальный – вдруг дошло до Михаила Борисовича – Вот почему он со мной и общается, в отличии от других. Но, постойте, ведь из этого следует, что и я тоже ненормальный! Но, а как же тогда мои опыты? Как же тогда те мыши, кошки и собачки, которые жили? Нет, я абсолютно нормальный, я даже чересчур нормальный, раз думаю о такой лабуде! Пожалуй, я соглашусь с его предложением, но кого он хочет, чтобы я клонировал?»
- Кого вы хотите чтобы я попробовал клонировать? – произнес он вслух и замер в напряжении, ожидая ответа собеседника.
Это сюрприз, - француз вскинул голову и лицо его озарила до безобразия белозубая улыбка.
- Это не честно, - в свою очередь, улыбнулся Михаил Борисович, столь же ослепительной улыбкой. – Вы играете в темную, а я к этому не привык.
- Не в коем случае, мой друг, - возразил франко-канадский профессор. – Это действительно сюрприз, и поверьте мне, что если у вас получится, то вы… Впрочем, я не стану все повторять по новому кругу.
- Хорошо, я согласен.
- Ву-а-ля! – осклабился француз и поспешил протянуть Михаилу Борисовичу свою волосатую лапу. – Вы мужественный и смелый человек, Мишель и у вас большое будущее!
- Я на это надеюсь, - ответил Михаил Борисович, - а то Лёля меня из дома выгонит.
- Кстати, а вы меня не хотите представить вашей супруге? – поинтересовался воодушевленный Ги Лефлер.
- Пожалуй нет, - сказал академик. – Она на отдыхе на острове Бали.
- О, а почему не в Куршавель?
- Там отдыхают барыги, а не ученые и их жены, - улыбнулся в ответ русский ученый. – Давайте о деле, у меня так болит голова!
Франко-канадский ученый поставил в стол свой кейс, раскрыл его с превеликой осторожностью вытащил из него запаянную с двух сторон толстую стеклянную колбу, и бережно протянул ее Михаилу Борисовичу.
- Вот здесь находится материал для клонирования.
Академик взял в руки колбу и поднес ближе к глазам. Казалось, что она была пуста, о чем он и сообщил коллеге.
- Это так кажется, - ответил тот. – Просто волос очень тонок. От старости он почти превратился в пыль, поэтому и хранится с такой предосторожностью.
- Там один волосок? – Михаил Борисович был заинтригован.
- Нет, их там три, но для опыта сгодиться и один, хотя, лучше вы используйте все. Все равно, если нас постигнет неудача, то другого раза не будет, уж лучше подстраховаться, чтобы получить полноценный материал.
- А почему другого раза не будет?
- Это последние волосы с головы человека, который почил почти два столетия назад, - с такой тоской ответил Лефлер, что у Михаила Борисовича сдавило сердце и он подумал, что это волосы его каких-нибудь пращуров или какого-нибудь великого французского ученого.
Но, к почему именно он, а не кто-нибудь другой? Почему не начать эксперимент с более свежего примера? – необоснованные подозрения возникшие в голове Михаила Борисовича, по поводу психической неадекватности коллеги, все еще не давали ему покоя и засоряли ее различным ненужным спамом.
- Хорошо, Мишель, - Ги после долгих раздумий, наконец, решил чуть-чуть приподнять завесу тайны. Вернее, показать лишь одну карту из прикупа.- Давайте говорить открыто, но пока в рамках возможностей.
- Давайте, - охотно согласился академик, уже раскатавший губу а надежде, что профессор выложит ему всю подноготную своего проекта связанного с его деятельностью.
Но Франко-канадский ученый, открыл карту, а она оказалась пустой. Даже ученые у них за бугром такие же прощелыги, как наш Анатолий Борисович.
- Я поставляю вам оборудование и матобеспечение для работы по демпинговым ценам. я присылаю вам суррогатную мать для выращивания плода, чтобы вам не искать никого в Интернете или на улице и не засветиться перед ФСБ. Я забираю новорожденного, едва он появится на свет, чтобы у вас не возникло никаких забот. Я созываю мировой конгресс ученых и делаю доклад о вас и договариваюсь с нобелевским комитетом о присвоении вам премии. Вам разве этого мало? Руководители России любят, когда ее гражданам присваивают разные премии и дают грамоты и значки, все это по их мнению ложится в копилку их популярности. Имидж ничто, это только в дешевой рекламе, которая у вас по ТВ идет. Имидж это большая штука. Вы станете знаменит и на вас перестанут смотреть в мире, как на того, кто умеет навешивать шкурки от бананов на уши не только своим правителям, но пытается это сделать в глобальном масштабе.
- Что, неужели так и считают? – речь коллеги сильно задела за живое Михаила Борисовича, и он обиделся.
- Да Михаил Борисович, - покивал головой Лефлер, - о вас в научном сообществе не очень лестно отзываются, считая, что вы шарлатан. Но, не спешите вешать перчатки на гвоздь и признаться в своем поражении. Я здесь специально, чтобы помочь вам доказать обратное, что вы большой ученый.
Вконец мозги запудрил, подумал академик и согласился принять условия предложенные иностранцем. Правда насчет суррогатной матери у него возникли сомнения, потому что, языкам он хоть и был обучен, не представлял, кто еще кроме него сможет ухаживать за женщиной, ей же как-то жить надо, питаться, вынашивать плод. Не родит же она за месяц. Но, Ги настаивал на своем и Михаил Борисович сдался, создав для себя проблему по поиску няньки, знающей французский, могущей принять роды, если все срастется и главное, держать язык за зубами. Он подумал о жене, но тут же отбросил ее кандидатуру, уж больно болтлива. Посоветоваться с Анатолием Борисовичем он не мог. Мутный он на столько скользкий, что ему только скажи одну букву из фразы, как он разнесет сотню перевранных фраз по всему свету. Про Валерию –Кавалерию и говорить нечего. Эта бой-баба на почве безделья, Левон почти не трогал ее, ударилась в политику, вспомнив свою бурную молодость. Давеча у них состоялся маленький разговор из которого Михаил Борисович узнал все около политические новости и события произошедшие в стране в последнее время. Встретил он бывшую секретаршу возле будки охранников, где она разговаривала с тем типом, у которого он брал щенков. Михаил Борисович не предал этому значения, он вообще мало обращал внимание на то, что вокруг него всегда происходят какие-то странные вещи. То ключи от лаборатории пропадут, а потом окажутся в кармане его халата, то пароль в его электронной почте изменится на пару дней, а после его решения, завести себе новый ящик, непонятным образом восстановится. Он списывал это на свою рассеянность и загруженность, и не обращал на всякую чертовщину никакого внимания.
Увидав своего шефа, а он номинально им и оставался, Валерия Никитична быстро прервала разговор со сторожем и направилась в его сторону.
Сейчас начнет грузит, подумал академик и не ошибся. События в стране требовали выплеска эмоций референта иначе у нее спекутся или потекут мозги.
- Вы слышали, что Путин стал лидером «ЕдРа»? – первым делом спросила Валерия Никитична.
- Нет и что из этого?
- Я вам говорила, что мы движемся к тоталитаризму!
- Это из чего следует? Их того, что президент возглавил партию, которая и так пляшет под его дудку? – не удивился Михаил Борисович ее словам. – Все логично. Вертикаль построил, теперь ее укрепляет, а то того и гляди…
- Ебнется, - закончила фразу Валерия Никитична.
- Заметьте, я этого слова не произносил, - Михаил Борисович даже поморщился, потому что за время своего добровольного ухода от руководства АО НИИ и добровольного заточения, он отвык от скабрезностей и вообще, крепких словечек Кавалерии.
- Хорошо, - вместо извинений, продолжила референт, как ни в чем не бывало. – А то, что он Медведева приемником назначил, это нормально?
Академик слушал вчера Желтое радио, целый день доносившееся из соседнего окна и был в курсе того, что некая партия «СР» выдвинула какого-то вице-премьера кандидатом на должность президента РФ. Об этом человеке он практически ничего не знал, слышал краем уха, что тот курировал какие-то национальные проекты, включая медицину, но куда эти проекты пришли и закончились ли они, или еще продолжаются, он был не в курсе. То, что деньги на медицину выделялись было видно на примере его института. Во всяком случае ни Левон, не Анатолий Борисович, ни его замы по финансам и экономики на нехватку денег не жаловались.
- Так вроде все правильно, - пожал плечами академик. – Вроде в конституции об этом написано, что парламентские партии имеют право выдвигать своего кандидата на пост. Не знаю, может я не прав.
- Да кто такая «Справедливая Россия»?
Михаил Борисович отрицательно помотал головой. Он и раньше не интересовался политикой, хотя его коллеги постоянно мечтали втянуть его в это грязное и темное дело. Как-то он даже общался с реальными, живыми политиками, правда это было непродолжительное время и очень давно, лет пятнадцать назад или около того. Но, после гибели офтальмолога Федорова, он не видел не одного возле себя или своего окружения. Поэтому название «СР» ему ничего не говорило, да и делать ему больше нечего, завтра прилетает Ги Лефлер, надо подготовиться к его встрече, а не трендеть о каких-то Медведевых. Единственный плюс от этой пустой болтовни в том, что если вдруг профессор заговорит о политике, то он не ударит лицом в грязь и сможет на пальцах объяснить ему ситуацию в стране.
- Да, кстати, а кто она такая?
- Такая же марионетка, как и единая! В стране нет оппозиции, вся оппозиция разгромлена. Остались одни маргиналы типа Лимонова. В Думе одни бюрократы из «ЕР» в правительстве сплошные холуи. В Кремле одни свиньи и политтехнологи. Народ превратился в быдло и жрет с рук власти подаваемые ей крохи. Страна катится в тартарары.
- Но ведь вы говорите, что народ жрет, извините, значит деньги в стране имеются? Да и вы не голодаете, как я погляжу!
- А, а еще академик! – надулась и так полная Валерия Никитична. – Обидеть беззащитную женщину всякий сможет! Ай-ай-ай. Да, - резко переключилась она с имиджа обиженной анархистки на имидж горячего борца за счастье трудового народа. – А народ жрет, пока цены на нефть вверх ползут. Вот рухнут, как перед распадом СССР, тогда нахлебаемся сполна. А то, что они рухнут, я в этом не сомневаюсь, у меня нюх.
- С этим я согласен, - кивнул Михаил Борисович, памятуя о том, что большинство политических, а часто и экономических прогнозов секретарши сбывались. Наверное, из-за этого и из-за давления Анатолия Борисовича, он в свое время не выгнал Валерию Никитичну с работы.
- Слава Богу, хоть с этим он согласился, - осклабилась довольная референт. – Тогда слушайте меня внимательно. Слабый президент выгоден только Путину, а из Медведева, в том что его выберут я не сомневаюсь, будет очень слабый президент.
- Почему?
- Он всю сознательную жизнь ходил в шестерках у Путина, ему будет очень сложно поменять свою психологию халдея, мальчика на побегушках. Пусть он не был рабом, но господином он не станет, во всяком случае, если Путин останется смотрящим по стране.
- А он останется, вы думаете?
- Безусловно. У него нет выбора. Он создал эту вертикаль, и если он уйдет, то она рухнет и раздавит всю нынешнюю власть вместе с ним. Он единственная ее опора. Он и есть эта вертикаль в едином лице.
В кармане у Михаила Борисовича запиликал мобильный телефон. Он поднял вверх указательный палец, сделав Валерии Никитичне знак, что не слушает ее и прижав трубку к  уху отошел в сторону. Между тем звонки все продолжались и продолжались, а он все алекал и алекал, пока не вспомнил, что не нажал на кнопку «снять трубку», а когда посмотрел на экран, то обнаружил, что это будильник. Он словно действительно очнулся от сна. Етитская сила, ведь ему нужно забронировать номер для профессора. Доверить кому-то столь серьезное дело он не мог.

Согласившись на условия, предложенные франко-канадским ученым, Михаил Борисович погулял с ним немного по городу, сам удивляясь, как он преобразился за последнее время и вызвав свой личный автомобиль с синей мигалкой, это была забава Анатолия Борисовича, он отправил профессора в аэропорт, а сам погрузился в раздумья. Где же найти женщину-помощника, еще такую, которой можно доверять?
И тут он вспомнил про Карину! Как же он посмел забыть про нее, вот олух, вот балбес! Ведь такая порядочная, умная и  красивая женщина, и что главное, имеет свой секрет, который он смог раскрыть, исследовав когда-то на химическую формулу то липкое лекарство, которое осталось на платке, под которым была скрыта его нагота, после того как он пришел в себя после терапии, которую она провела. Он даже потрогал макушку, но кроме маленького почти незаметного шрама ничего на голове не обнаружил.
К в клинику к Карине он зашел на следующий день и нашел ее в ординаторской. Она почти не изменилась с тех пор, лишь морщинок под глазами стало чуть больше, и лицо слегка осунулось, а глаза выглядели немного уставшими. Карина тоже узнала его и увидев – улыбнулась. Улыбка у нее осталась такой же светлой и немного грустной, как у одинокой женщины, которой уже за сорок, а она так и не нашла своего кавалера. Впрочем, Михаил Борисович н ебыл знатоком человеческих душ, а просто , подумать ему так захотелось. Кстати, может пригласить ее в ресторан, пока жена отдыхает на Бали? Он не собирался приударить за ней, у него не было на это времени, да и жене он изменял только в самом начале совместной жизни, просто он не знал, как начать с практически незнакомым человеком разговор, на столь скользкую и, вполне возможно, небезопасную тему. Слова профессора о том, что КГБ по прежнему сильно и следит за всеми гражданами, не на шутку задели Михаила Борисовича и даже негативно воздействовали на его центральную нервную систему. Вот бы с кем посоветоваться? Он неожиданно вспомнил про Сашку с исторического факультета. Вот был настоящим товарищем когда-то, куда он пропал?
Михаил Борисович даже попытался вспомнить, но Карина встала со стула и вышла к нему в коридор.
Встречались они еще несколько раз, толи случайно, толи намеренно, Карина не понимала, отчего к ее персоне возникло вдруг внимание со стороны директора. Ходили слухи, что он самостоятельно занимается разработкой вакцины и даже временно отстранился от управлением коллектива. Впрочем, Карину эта тема не касалась, у нее были свои заботы в клинике, а влезать в чужую жизнь было не в ее правилах. Михаил Борисович же, все никак не мог решиться открыть женщине страшную тайну, поэтому и нарывался на встречи, поэтому и заканчивались эти встречи ничем. Наконец, он не выдержал и во всем признался доктору.
Карина была потрясена! Она долго молчала, не веря своим ушам. А когда шок от услышанного прошел, шепотом спросила:
- А собственно, что вы от меня хотите, Михаил Борисович? Я ведь к генетике никакого отношения не имею, я врач-реаниматолог и все. Вы думаете, что мои знания вам помогут?
- Думаю да! – твердо ответил академик, уже принявший для себя решение, что кроме этой женщины он довериться не кому не сможет. Говорить о том, что он разгадал ее тайну, он не стал. Шантажировать милую женщину он попросту не мог. Он взял ее за локоть и они прошли бродить по аллеям институтского сада. Именно там, он и объяснил Карине, какая помощь ему от нее нужна. Карина не секунды не колеблясь, дала свое всестороннее согласие. Оставалось дело за малым. Нужно из волос вырастить эмбрион. И хотя все субстанции, растворы и инструменты у Михаила Борисовича в наличии имелись, он все же не решался приступить у эксперименту, пока не получил из Франции дополнительные компоненты и новые пожелания, профессора Ги Дефлера.
Помолившись Богу, он приступил к самому значительному делу в его жизни. Он принялся клонировать человека из трех волосинок. Да, человек не собака, но аналогия какая-то должна присутствовать. Если дворняги дохли почти сразу, страдая различными болезнями, а иногда вдруг впадая в бешенство, то породистые псы жили долго, практически не болели и были умными и послушными. На генетическом уровне природа заботилась о чистоте породы. И еще, чем старее был исходный материал, тем дольше вынашивался плод. О чем здесь может идти речь? Если все срастется и пойдет, как надо, то неплохо ьы узнать, хотя бы о том, к какому сословию принадлежит будущий клон: к дворянскому, к крестьянскому, к ремесленникам или буржуа. Ведь судя по словам Лефлера, прототип скончался около двух веков назад, уже после французской революции. Кстати, а почему он вдруг решил, что это волосы француза или француженки? От того, что Ги патриот своей страны? Кстати какой? Он этнический француз, а большую часть своей жизни прожил в Канаде. Вопрос? Вопрос! Он может спер волосы одного из американских президентов. А чем не гипотеза? Ладно, хрен с ним. Не отвечает на письма, его проблема. Придут материалы, приступлю к эксперименту!
Кроме морально-этических проблем при клонировании человека, возникает еще одна. Если все пройдет удачно и зародыш станет плодом, а плод превратиться в человеческого детеныша, то чем заполнить ту пустоту, с которой он придет в этот мир столь неестественным путем?
Допустим, что у него все органы будут на месте: руки, ноги, туловище, голова. Но, что будет в той голове, что будет в его мозгу? Бр-р-р, ума не приложу. Одно дело экспериментировать с животными, а другое с человеком. Эх, надо было не соглашаться с профессором, а начать с человекообразных обезьян. Впрочем, как там у Булгакова в «Собачьем сердце»?  Надо бы перечитать. Ведь Михал Афанасьевич наверняка о чем-то догадывался, когда писал свое гениальное произведение Там собаке пришили гипофиз человека и получился Шариков, а в нашем варианте? В нашем мы выращиваем из ДНК человека новую личность в прежней оболочке, так это надо понимать. Если да, то следует задуматься только о том, чем заполнить мозги у этой оболочки. Вопросы, сплошные вопросы. Нет, Карине с ними приставать не стоит, она и так согласилась ввязаться черт знает во что. Придется самому расхлебывать эту кашу, раз уж сам ее заварил. Тут еще Валерия Никитична зачастила с какого-то перепуга. Неужели догадывается о чем-то? Да нет, просто мается от безделья и все.
Дожидаясь поступления дополнительных материалов, Михаил Борисович вскрыл запаянную стеклянную колбу и извлек из нее три волосинки пинцетом, сразу же погрузив их в физиологический раствор, чтобы вредоносные бактерии не попали на их тело. И хотя в специально оборудованном куполе сохранялась абсолютная стерильность, меры предосторожности необходимо было соблюдать неукоснительно, от этого зависела не просто чистота эксперимента, от этого зависела жизнь не только эмбриона, но и его будущей матери, которая уже прибыла из Монреаля и устроилась на работу в качестве консультанта российско-канадского СП по вопросам программы экологической безопасности бактерий, при попадании на них космических  L – лучей. Все это было полнейшей туфтой, лишь бы власти не вообразили, что таким способом ЦРУ или Ми-6, спонсируют какие-нибудь неправительственные организации оппозиционного толка. С них станется. После ряда цветных революций в соседних странах, наша власть стала с подозрением относится ко всем таким вещам и совместным проектам, если они не связаны с нефтью и газом. В тех отраслях руководству было опасаться нечего, все было надежно схвачено и защищено.
Поговорив с иностранкой, и выяснив, что дама в курсе, что ей предстоит вынашивать плод какого-то значимого человека (она почему-то думала, что это Ходорковский. Весь запад по сходил сума от дела «Юкоса»), он понял, что ни о каком клонировании она не догадывается, Михаил Борисович приступил к работе, совершенно не подумав об одном, что молодая женщина, весьма симпатичная, умная, но дохлая как селедка, может запросто свалить из России в любую минуту, к профессору Ги. А когда эта мысль посетила его, то было уже поздно, материал был введен в яйцеклетку суррогатной матери и она стала хранилищем для клона. Можно было вырастить клеточный геном до эмбрионального уровня, как он проделывал это с животными, тогда стадия беременности и ее длительность заметно бы сокращалась, но грозила бы различными осложнениями, вплоть до отторжения плода организмом матери. Но так он сделает в следующий раз, если эта попытка пройдет удачно.
Время шло,  и беременность протекала успешно. Женщина ни на что не  жаловалась, и говорила, что когда вынашивала своего первенца, то все было точно так же. УЗИ –диагностика тоже не показывала никаких аномальных отклонений в развитии эмбриона. Впрочем, до этого уровня, Михаил Борисович мог вырастить бешено делящиеся клетки и сам, без услуг «живого контейнера», а в специально разработанной для этого субстанции. Когда же эта стадия прошла, то беременность стала протекать аномально быстро. Михаил Борисович обратил внимание, что плод стал увеличиваться в размерах неестественным для этого периода образом. У него сложилось такое впечатление, что он развивается в другом измерении и появится на свет не через положенный природой срок, а гораздо раньше. Что и произошло.
Не прошло и трех месяцев, как у женщины начались схватки. Правда, академик был уже к этому готов заранее, и тайно перевез роженицу на дачу к Карине, где была оборудована специальная палата и круглосуточно дежурили подготовленные врачи, акушеры и сама Карина, которая даже ради такого случая взяла отпуск на работе. Об этом секретном «роддоме» не ведал никто, даже Валерия Никитична и Анатолий Борисович, который знал кажется все. Про компетентные органы Михаил Борисович не вспоминал, как впрочем и они, поскольку на носу были мартовские выборы 08 года, и следовало следить за развитием ситуации в стане, а не о рождении какого-то клонированного младенца.
А ведь он родился!
Мальчик родился почти доношенным, судя по его параметрам: вес 2.900, а рост 46 сантиметров. Об этом Михаилу Борисовичу сообщила Карина, позвонив на мобильный телефон. Академик, ошарашенный этим известием, выскочил из своей секретной лаборатории и бросился на дачу к Карине, впопыхах не забыв захватить ноутбук, чтобы отправить письмо профессору Лефлеру, что эксперимент с клонированием прошел свою самую ответственную фазу успешно и что плод появился на свет, и он ждет от коллеги ответа на вопрос, кого он все-таки произвел на свет.
Для себя ученый решил, что не смотря на договоренность, не оставит ребенка, а постарается договориться с западным партнером, на паритетных началах следить за его дальнейшей судьбой.
Электронное письмо с поздравлением застало его в дороге на дачу к Карине. Но, ответ на интересующий вопрос в нем отсутствовал. В качестве некой загадки присутствовала лишь латинская буква N. Михаил Борисович побледнел. Неужели это были волосы Наполеона Бонапарта?!
К сожалению прямого ответа на свой вопрос он так и не получил. Потому что, авиалайнер А-330 исчез над Атлантическим океаном, и судьба его пассажиров осталась неизвестной. Как можно догадаться, среди пропавших без вести числился франко-канадский ученый биолог и член французской национал-социалистической партии Мари Ле Пена, - Ги Лефлер. Об этом академик узнал на следующий день, на даче у Карины из выпуска вечерних новостей на государственном телеканале. Он даже поначалу обрадовался смерти коллеги, уж больно он не хотел расставаться со своим детищем, но потом ужаснулся от этого и даже поставил свечку в храме, за упокой души усопшего.
Канадская мать Жозефина,  что было весьма символично в данной ситуации и Карина, постоянно находящаяся рядом с роженицей, окружили мальчика двойным кругом забот, а Михаил Борисович лишь фиксировал то, что ребенок рос не по дням, а по часам. Но, самое неожиданное случилось через неделю после его рождения. Он укусил кормившую его мать за грудь. Это было чрезвычайное событие, поскольку, как известно, первые зубки у детей режутся через пол года после рождения.
Все взрослые были шокированы, но больше всех пострадала психика у Жозефины, которую даже пришлось на некоторое время положить в психиатрическую клинику, из-за сильного истощения нервной системы. Кормить ребенка она уже не могла, а мамочка из нее, по мнению Карины и Михаила Борисовича была никудышная. Конечно, справляться вдвоем с растущим, как на дрожжах бутузе было весьма не просто, тем более, что академик начал подозревать, что этот необычный рост продолжится и впредь. Стоило призадуматься над тем, а что они могут вложить в мозги этому клону, чтобы он при столь быстром развитии и бурном росте, хоть каким-то боком мог походить на обыкновенных людей, иначе, он до конца дней вынужден будет оставаться взаперти.
Да, размышлял Михаил Борисович, Австралийцев то мы обскакали на гнедой кобыле, но что дальше делать не знаем. Вот ведь непруха какая, и Ги Лефлер погиб, посоветоваться не с кем, и рассказать об этом никому нельзя, лишат всех регалий да еще в тюрьму упекут. Вот и Карину вписал в такой блудняк, а она бедолага даже этого пока не понимает. Может, конечно, и понимает, но молчит. Эх, посоветоваться бы с кем-нибудь, да вот только с кем? Так, если рассуждать логически, то ребенку нужна не просто нянька, как Арина Родионовна для Пушкина, чтобы кашей его кормила, да сказки на ночь рассказывала. Парню нужен учитель, который смог бы стать ему и отцом родным, и братом и наставником, как Жуковский для императора АлександраII, чтобы и в истории разбирался и в современной обстановке ориентировался. Карина по медицинской части подмогнет, я тоже, кое-что смогу ему передать.
Стоп! Так ведь был же у Михаила Борисовича корешок в университете, умный и толковый мужик, к тому же историк. А что, чем черт не шутит, может Сашка и впишется в это дело? Вот только поди, найди его сейчас, ведь столько лет прошло с их последней встречи. Что с ним, как. Может помер, а может на запад уехал. Может с наукой завязал и в бизнес подался. Впрочем, чего заранее причитать, ведь есть же его домашний телефон, когда они в конце 80-х встречались. Боже ж мой, сколько лет прошло, он поди и перебрался уже на другую квартиру.
Для начала надо посоветоваться с Кариной Матвеевной, узнать ее мнение и не забыть появиться в институте, а то Валерия Никитична панику поднимет, раструбит во все рога, что человек пропал. Нет, так не делается, надо и на базу заскочить, хотя бы на пару часов.
К его предложению о том, чтобы в их полку прибыло и к ним присоединился еще один человек, который мог бы помогать воспитывать ребенка и заодно и обучать оного, Карина отнеслась доброжелательно, даже, как ему показалось с некоторой радостью, что все заботы можно снова делить на троих, а не зашиваться ими вдвоем. Единственное, что она считала, что слишком рано им стоит задумываться об обучении мальчика жизненным урокам, в его младенческом возрасте, нужна скорее приличная гувернантка, а не учитель.
- Возможно вы правы, Карина Матвеевна, - почти согласился с ее доводами Михаил Борисович. – Но, к несчастью мы с вами просто не можем предположить, как пойдет развитие ребенка и в какую сторону его начнет заносить.
- Я немного вас недопоняла, - ответила Карина. – Что вы имеете в виду?
- Дело в том, любезная Карина Матвеевна, что мы с вами оказались перед серьезной проблемой. Вернее, я вас втянул в нее, не предупредив о тех сложностях с которыми нам предстоит столкнуться. Где-нибудь в мире, если ученые и проделывают такие опыты над людьми, то над задачей реализации этих экспериментов работают сотни ученых, десятки исследовательских институтов, лабораторий и кафедр. На это выделяются баснословные деньги, и если даже государство против, то существуют частные фонды, которые четко следят за реализацией этих идей. У нас, как вы понимаете ничего этого нет.
- У нас есть мальчик, - возразила Карина. – Он является наилучшим доказательством того, что и на голом энтузиазме можно достичь многого. Вы же знаете, как в мире относились и относятся к ученым, которые пытаются идти вопреки всеобщему движению?
Михаил Борисович с теплотой посмотрел на Карину. А ведь она тоже из таких, из ненормальных. Ведь ее метод реанимации, наверняка, солидные светила науки сочтут профанацией науки и казуистикой в купе с шарлатанством, вдобавок не вполне нравственным. Но, ведь людей-то она с того света вытаскивает! Так что, наверное стоит прислушаться к ее словам, на счет того, что ребенок родился, теперь главное что из него выйдет.
- Вы понимаете Карина, - после некоторого довольно продолжительного раздумья, решился продолжить свою мысль Михаил Борисович. – У меня есть опасение, что из мальчика может получиться какой-нибудь монстр, какое-нибудь чудовище. Ведь мы даже не знаем, кого мы с вами произвели на свет, кого клонировали. Профессор погиб так и не открыв секрета того, чьи материалы были им переданы для клонирования. Моя версия лишь слабая догадка, подтвердить или опровергнуть которую сможет лишь время.
- Но, ведь перед нами лишь оболочка, а внутреннее содержание мы будем заполнять сами. Как на чистый лист бумаги художник наносит рисунок, а поэт составляет из букв слова, потом из слов появляются строчки и рождается стих. И не важно кто перед нами Наполеон или Nemo, наверное важнее, кто мы с вами.
- А генетика, от нее никуда не уйти. Ведь если он французский император, то он не может быть «никто» на обыкновенном клеточном уровне. В его мозгу уже заложена некая программа, которую он будет реализовывать помимо нашей с вами воли.
- И это прекрасно, - с восторгом сказала Карина. – И мы с вами будем не простыми свидетелями, а станем принимать самое активное участие в этом великом действе. Главное, не возомните себя Богом, - и добавила. – С большой буквы.
- Мне ужасно повезло, что я разбил себе когда-то затылок о крышку стола! – Михаил Борисович взял Карину за руку и поцеловал ее. – Я отлучусь на денек, надеюсь, что вы справитесь без меня.
Правда, отъезд в город пришлось отложить на пару дней, поскольку своего приятеля-историка он сразу найти не смог, хотя удача по-прежнему не отворачивалась от него. По телефону, номер которого случайно оказался в его ноутбуке, он связался с сыном товарища, и тот пообещал найти отца, который находился в какой-то экспедиции или больнице, он так и не понял,  возвращался в начале следующей недели. Он записал номер мобильника приятеля, но тот оказался «вне зоны обслуживания».  Так и не решив, что делать с зубастым младенцем, до поры до времени, Михаил Борисович позвонил на работу Валерии Никитичне и сообщил, что появиться в понедельник утром и чтобы она приготовила ему краткую справку о том, как продвигаются дела по разработке вакцины против ВУИЧ. Так что-то невнятное пробурчала в трубку, намекая на то, что в стране грядут большие события, а он все талдычит про какую-то вакцину. Привыкнувший к манере разговора своей бывшей секретарши, академик перезвонил своим замам и получил от них всю необходимую информацию, но съездить в родные пенаты все же решился, надо было еще раз проверить свои прежние записи, которые хранились в его секретной лаборатории, и которые он не доверял даже компьютеру.
Уехал академик рано утром в понедельник, а вернулся Михаил Борисович на дачу к Карине только глубокой ночью. Да вернулся не один, а с приятелем.
Но, обо всем по порядку.
Едва он заскочил в свое АО НИИ, как тут же там объявился Мутный, которого вероятно предупредила Валерия Никитична и, рассказал ему о новых веяниях в мировой экономике и политике.
- Ты чуешь Миша, как мы с тобой опережаем время? – Анатолий Борисович, как обычно расположился в кресле рядом с окном и полулежал в нем, закинув ногу на ногу. Вот ты, уже сто лет никак со своей вакциной совладать не можешь, а я. Что не идея, то многомиллиардные прибыли.
Михаил Борисович приподнял брови сморщил нос. До чего мутный любит хвастаться своими достижениями, хотя, по сути, ничего нового не изобрел и никаких открытий не совершил. Просто вхож в различные высокие кабинеты, да грамотно подать себя умеет и мысль свою развить. Вот, рассказать ему о клонировании человека, так его бы всего перевернуло. Правда, он бы рассуждать об этом стал не с точки зрения достижений отечественной мысли, а из меркантильных соображений. К примеру, в период демографической ямы, не клонировать ли нам солдат для российской армии или морозостойких нефтяников для бурения скважин на шельфе в Северно-ледовитом океане. Нет уж, кому-кому, а Анатолию Борисовичу он про клона никогда не расскажет.
- Вот сейчас мировой кризис наступает, многие страны будут искать альтернативные источники энергии, а у нас с тобой уже все на мази. Новый приемник только ляпнул про модернизацию экономики, инновационный путь развития страны и нанотехнологии, а мы ему на блюдечке, вот ваше величество, будьте любезны. Ну ты сам посуди! Были бананотехнологии. Зачеркнем приставку ба, останутся нанотехнологии. Разницы никакой, что так, что этак, все одно, вакцину разрабатываем, - разрабатываем, а с помощью каких там технологий, банановых или апельсиновых, до этого никому дела нет. Главное, начальник только подумал, а мы ему уже на блюдечке волочим. Или про инновации. Ну, ведь спирт из банановых шкурок вырабатывать кто придумал? То-то. А мы еще и модернизируем производство, добавляя рапс, картофельную шелуху и сучки от  хвойных деревьев. Раньше эту бодягу народ хлебал, да ранки промывал, а сейчас вместо бензина в автомобильные баки заливать станет. У нас же технология давно отработана. Пока наши конкуренты еще только репу чешут, иы уже товар на рынок готовы поставлять. Эх, Мишка, как удачно, что я когда-то тебя приметил, да на заметку взял. Что бы ты без меня делал! Кстати, а ты ничего новенького не изобрел, пока по отгулам да отпускам болтаешься? Нет. Жаль, а то мне Никитична какие-то намеки делала, но я толком не разобрал.
При этих словах Мутного, академик вздрогнул и сразу вспомнил пытливый взгляд Валерии Никитичны, в окне третьего этажа, когда он украдкой пробирался в свою секретную лабораторию.
Надо сходить туда, вспомнил Михаил Борисович о том, что хотел забрать свои записи, которые лежали в сейфе лаборатории, в которых он записывал этапы развития и изменения поведения клонированных животных. Возможно, что в этих листках найдется хотя бы один, который поможет ему натолкнуться на верную мысль по поводу развития клонированного человеческого отпрыска.
Заглянув на пару минут к Левону, на других замов времени не оставалось, все съел Анатолий Борисович, он раскланялся с бывшим референтом, которая как назло, появилась в коридоре в ту минуту, когда он только собрался в лабораторию, и проводила его долгим, подозрительным взглядом. Когда он пересекал дорожку, отделяющую главное здание от бункера его секретной комнаты, то он просто физически ощущал на спине ее сверлящий и всепрожигающий взгляд.
Он резко обернулся, но ничего подозрительного не заметил, разве что, на окне четвертого этажа слегка раскачивалась голубая занавеска.
Так не далеко до депрессии, и нервного срыва, как это случилось с Жозефиной, которую Карина посещала в выходной день.
В лаборатории, в которой он не был несколько недель, все было по-прежнему. Все приборы на месте. Холодильник во всю стену был под завязку забит различными  колбами и склянками с растворами и прочими биологическими жидкостями. Использовать их можно было прямо сейчас, нужно только решить, для каких целей. Ну, ведь не клонировать снова мышей и собак, теперь это пройденный этап.
Все было в полном ажуре, и лишь только бумаги в сейше лежали в несколько ином порядке, нежели он оставлял их в последний раз. И было это еще до того, как он встретился с профессором Ги Лефлером и получил от него три волоска некого господина N. Вот и запись об этом присутствует. А дальше? А дальше он стал шифровать свои заметки на страницах компьютера, хотя франко-канадский ученый и предупреждал о происках различных разведок и конкурирующих фирм.
Вообще-то, в его каракулях вряд ли кто-нибудь смог бы разобраться за исключением его жены и…. Тут Михаила Борисовича прошиб холодный пот. А ведь верно, что-то больно подозрительно она вела себя в последнее время. Но, зачем ей-то все это?
Он еще раз посмотрел бумаги, хранящиеся в сейфе и успокоился. Всего лишь почудилось. Как лежали, так и лежат, даже номера страниц перепутаны с того раза, когда он спешил на совещание с вице-премьером и в спешке убирал бумаги в сейф.
Успокоим себя таким образом, хотя тревогу не снял, академик решил рвануть на электричке в город, не пользуясь служебной машиной, сходить в ближайшую к вокзалу баню, которую посещал с приятелями еще в бытность свою студентом, хорошенько попариться и снять стресс и накопившуюся усталость. Заодно следовало позвонить Сашке и если он вернулся, то договориться о встрече.

Вечером они вдвоем сидели на кухне у Михаила Борисовича, пили чай и ели польскую заморозку с отечественными котлетами. Александр Павлович предлагал купить пельменей и как в пору юности сварить их с черным перцем и лавровым листом. Но, пельмени показались приятелям какими-то невыразительными, и они выбрали котлеты и овощи. Михаил Борисович, не горящий желанием что-либо готовит, предлагал сменить уют домашней кухни, на столик в ресторане, но Александр Павлович, сославшись на усталость отверг это предложение, помня о том, что еще вчера он жрал сухари и объедки с помойки. Пить он тоже наотрез отказался, сообщив приятелю, что с этим завязал давно, чем весьма обрадовал академика, поскольку тот в последнее время так же пил одну минералку и сок из бананов. В отличии от Александра Павловича, который в течении жизни скатывался по наклонной плоскости с ужасающей скоростью, Михаил Борисович после того, как стал лауреатом и академиком, резко пересмотрел свои взгляды на жизнь, в том числе на секс и бух. Он, наконец, женился на любимом человеке, от которого у него была маленькая дочь, и практически перестал выпивать, что благодарно сказывалось не только на его здоровье, но и на работе.  Поэтому известие о том, что историк тоже не поклонник Бахуса, весьма обрадовало академика и только вселило в нем уверенность, что будет прав, если доверит свой секрет этому человеку.
Михаил Борисович долго готовился к этому, рассказывал и о бананах, о спирте и БАДах. Пытался по новой вспоминать молодость, пока наконец не решился и не открыл Александру Павловичу свою страшную тайну. Но, его реакция поразила его до глубины души.
То сначала внимательно глядел ему в глаза, потом расхохотался и пустился в пляс с воплем: «Я знал об этом, Фаина! Я чувствовал это!»
Академик даже не спросил у историка, отчего он называет его Фаиной, и что он такое мог чувствовать, когда все свершилось в течении четырех месяцев. Но, разгадка пришла чуть позже, когда Александр Павлович пришел в себя, выпил литровую бутылку минеральной воды и мотая головой, словно отмахиваясь от назойливых мух, уселся наконец за стол и рассказал о погибшей жене и его мечте клонировать ее.
- Представляешь, - отдуваясь говорил Александр Павлович, все еще не веря в происходящее, - я как чувствовал, что Господь не оставит меня одного. Я даже сохранил прядь ее волос и кусок кожи с мизинца, который случайно оттяпал у нее лет пять назад.
- Но ведь это же все так эфемерно и непредсказуемо, - пытался образумит его академик. – Ведь второй раз может что-то не получиться или пойти по иному пути!
- Ну и что? Что я потеряю, пук черных волос, которые можно сжечь за миг, поднеся их к пламени газовой горелки или чиркнув спичкой. Кусок кожи, которая может выпасть из кармана вместе со склянкой и попасть в канализационный люк? Я ничего не потеряю, зато если приобрету, то приобрету любимую, которую потерял три года назад. Ты ведь гений и у тебя получится. Тем более, что ты клонировал человека ушедшего почти двести лет назад, а Фаина погибла всего три. В общем, решайся Борисыч, я согласен быть твоему клону и дядькой и наставником и учителем. Я согласен за всеми вами убирать  все вплоть до продуктов жизнедеятельности, только выполни мою просьбу и дай мне шанс вновь обрести счастье и покой.
- Я не уверен в конечном результате, - ответил Михаил Борисович. – Я же рассказал тебе, что ребенок растет неимоверно быстрыми, аномальными  темпами, это может привести ранней изношенности организма и скорой гибели. Ведь даже самый мощный и породистый пес прожил лишь десятую часть от положенной ему земной жизни, не суть, что человеческий клон проживет дольше.
- Я понимаю твои опасения, - согласился Александр Павлович, - но у нее кроме меня никого не было, а я согласен на все.
- А сын, с которым я говорил по телефону?
- Это от Аллы, от первой жены. Мне не хочется говорить на эту тему, хотя сыновей я очень люблю…
- Ну что ж, - Михаил Борисович еще колебался. Он рассчитывал найти сподвижника и помощника в лице Александра Павловича, а выходило несколько иначе. – Я подумаю над твоим предложением и посоветуюсь со своей ассистенткой. Если Карина возражать не станет, то пожалуй я возьмусь за клонирование твоей Фаины.
- Я сгоняю тогда за волосами?
- Ты не оставляешь мне пути к отступлению, - рассмеялся Михаил Борисович.
- Ты мне тоже, - серьезно ответил Александр. – Но, в этом случае, мы хоть будем знать подобие какого человека мы выращиваем. А это, согласись, не мало важно для чистоты эксперимента.
- В том-то и дело, - кивнул академик. – В принципе, из-за этого я и согласился.
Обратно на дачу к Карине они вернулись на попутной машине. Было темно, дул мерзкий северо-восточный ветер, и температура воздуха перевалила за нулевую отметку.


МАЛЕНЬКАЯ ГЛАВКА ПРО ТРИ ВОЛОСИНЫ


То что Одип выберет в приемники Клоуна в оппозиции не ожидал никто. Даже Физик, вернувшийся с батьковщины в здравом уме и трезвой памяти, прости господи, предположить этого не мог. В последние годы облизав все мыслимые и нет места у царя, в надежде за лояльность получить какую-нибудь должность при дворе, Борька разочаровался в лизоблюдстве и стал глядеть на запад, откуда ему подмигивали, что пока нефть в руках кооператива «У синего моря», то ловить здесь нечего, даже если ты либераст и дерьмократ. Одип дал четко понять, силы есть – вперед, нет, пошел вон. Он даже поганца Лимона больше боялся, чем старую ****ь Новодворскую. Эта гадина помондит своим гнусавым языком, помондит, да затухнет. Какой электорат ей поперхнется поперек горла, если она открыто, на Желтом радио называет народ быдлом. Сама она из другого яичка, а все остальные из говна слеплены. Физик и другие оппозиционеры понимали, что нужен человек, который смог бы сыграть роль лидера в борьбе с Кремлем, роль паровоза, дотянувшего бы вагоны с оппозицией до станции «власть», но найти такого человека в своих рядах никак не удавалось. То, что полковник слаб и неуверен в себе, а вероятней всего, попросту трус с маниакальными наклонностями, после Норд-оста и Беслана пожалуй уже никто в стане несогласных не сомневался, но это ни чего положительного не сулило. В настоящий момент, все дело было в них самих.  Мешали и амбиции, абсолютно необоснованные, и чрезмерная интеллигентность и чванливость, а так же  прежние «заслуги» в виде сотрудничества с нынешними властями и неумение работать с электоратом, не умение бороться за голоса избирателей. Все-таки, положа руку на сердце, все хоть сколько-нибудь демократические и либеральные партии в современной России создавались либо в Кремле, либо с его непосредственным участием. Тут можно вспомнить и «Ябло» и ДВР и НДР и Правое дело и прочие. Либо партии создавались под протекторатом и кураторством спецслужб, к примеру такие как ЛДПР, ДС или ДП Николая Травкина, чтобы была та дыра, через которую можно было выпустить пар и понять, чего электорату надо в настоящий момент. Что же касается всяких правозащитников, диссидентов и прочих внепартийных структур, то их деятельность скорее была направлена на мэссидж западу о нашей стране, чем посыл собственному населению, объединятся вокруг них. И малы все они и непонятны, и нет у них своего Жириновского и, прости господи, - Зюганова. Какой год оппозиционеры пытались провести кастинг в своей среде и выявить того, кто окажется по их мнению способным повести за собой массы, но это у них, как не получалось раньше, так тормознулось и сейчас. И дело даже не в том, что каждый тянул одеяло на себя, дело в другом, просто не было этого самого одеяла, какая-то половая тряпка имела место быть, а хоть плохонького ватного одеяльца никак не находилось. Яблов не переваривал Лимона, и не за идеологию, чего-чего, а этого не было не у тех, не у других, а просто потому, что не нравился у одного его визгливый голос, а у другого выпирающая из всех щелей спесь. Слава Богу, хоть немного образумились Немцов и Рыжков, понявшие, что в одиночку эту махину не свалишь, и в Кремль на белом коне не въедешь, а вести переговоры с людьми из администрации Одипа совершенно бесполезно, объебут и даже не поморщатся.  Зато напрочь отпала охота участвовать в политике у Каспарова и Хакамады. Потрещат о демократии, в качестве экспертов и аналитиков, а на серьезные дела идти отказываются, либо не верят и не видят смысла, либо уже получили свое «последнее предупреждение» и оказались не готовыми к тому, что за ним последует. Одип (Одинокий полковник) может быть и согласился бы дать какому-нибудь чуваку из либералов кусочек власти, но уж больно в последнее время они его достали своими «Итогами», в которых хоть и было много правды, но не было сути и анализа, а без этого, любой компромат является простым набором фраз и цифр. Нет, нужна маленькая революция, но как ее совершить? Стратегия 31 поначалу казавшаяся хоть какой-то надеждой на объединение и последующую консолидацию оппозиционных сил, уже через год потеряла свою актуальность из-за разногласий внутри несогласных бойцов. Правозащитники вели себя не совсем понятно, соглашаясь на предложения властей, тем самым отодвигая от себя сторонников бывшей НБП и значит, более молодой и радикальной массы людей. Кремль даже перестал устраивать провокации, понимая, что старуха Алексеева нужна только для запада, а Лимон не нужен никому, кроме своих сторонников. Сурков потирал руки, а Физик и Историк сидели в эфире Желтого радио и вещали на часть Москвы, о том, как херово жить в несвободной стране.
Внезапно в дверь студи просунулась бритая голова Валерии Никитичны, известной анархистки и правозащитницы, которую бывший приятель Физика по кличке Мутный, пристроил в референты к одному перспективному академику, занимавшемуся разработкой вакцины против ВИЧ. Перспективность академика была в том, что его уважали в определенных научных кругах на западе и он был неопытен в политических делах, так что, при удачном стечении обстоятельств, им можно было вертеть, как угодно. Единственным минусом было то, что Анатолий Борисович, по кличке Мутный, вновь переметнулся в стан врага, то бишь Кремля, и имея огромное влияние на академика, мог перетянуть его на другую сторону.
Валерия Никитична, с ошалевшим взглядом, принялась размахивать руками, как ветряная мельница, подзывая к себе участников дискурса на тему «А нахуя козе баян?», то есть - нужна ли демократия в России или можно обойтись и авторитаризмом? Физик, покраснел, извинился,  но все же вышел из студии, Историк продолжал грузить аудиторию своими рассуждениями о пользе свободного волеизъявления граждан на выборах в местные органы самоуправления.
- Что случилось? – Физик был не слишком доволен, что анархистка прервала его речь на самом интересном месте, где он клеймил Одипа за выдвижение приемником Клоуна, который в данной ситуации, будет лишь простым исполнителем воли царя.
- Сенсация, Физик! – у Никитичны просто не хватало слов от волнения и воздуха в легких, чтобы выдать Физику ту информацию, которую она получила пару часов назад. Анархистке надо было успокоиться и выпить водки. Но, на Желтом радио был сухой закон, поэтому пришлось ее отпаивать водой из-под крана. – Кажется, у нас есть шанс найти паровоз!
- Паровоз? – не понял Физик. – Ты в РЖД переходишь на службу к Якунину?
- Не прикидывайся лохом, - отдышалась, наконец, анархистка. – Ты понимаешь о чем я, вернее о ком!
- В том-то и дело, что не понимаю, - честно признался Физик. – Можешь поподробней и внятней?
- ****ь! Мы уже 8 лет не можем найти человека способного повести за собой народные массы, так? – шепотом сказало Валерия Никитична, потому что в коридоре появился Писатель№3, который был приглашен в эфир Желтого радио на программу «Сам дурак». – Проходите, проходите, Дреич, - сказала ему анархистка, - Вас уже ждут, даже микрофоны протерли спиртом.
- После вас хоть спиртом их протирай, хоть полонием-210 ничерта не поможет, - парировал Писатель№3 и скрылся в соседней аудиторией, увлекаемый сисястой брюнеткой-ведущей.
- Иди в жопу! – произнесла анархистка свою коронную фразу и вновь наклонилась к уху Физика, который ерзал на кожаном кресле, силясь понять, что же имеет ввиду Валерия Никитична, говоря о паровозе способном потянуть за собой все остальные партийные вагоны.
- Я выяснила, - шепот ее стал еще тише, - что Михаил Борисович собирается клонировать какого-то известного деятеля!
- Как это? – изумился Физик. – Разве это возможно в наших условиях?
- Я была в его секретной лаборатории, пока он ездил на симпозиум по СПИДу, и случайно заглянула в его электронную почту. Там было письмо от одного француза, который поздравляет академика с его успехами в опытах по клонированию мышей и собак, и предлагает перейти к клонированию человека.
- И что?
- Не знаю пока что, - ответила Валерия Никитична. – Только это сущая правда. Я сама видела, как он на институтской помойке у собаки шерсть выдергивал. Он, вообще, уже много лет этой проблемой занимается, втихаря от остальных. Я сама ему выписывала всякие научные журналы на эту тему.
- Может у него заказ из Кремля? – предположил Физик. – Клонировать, например, собачку премьера.
- Ага, а причем здесь письмо из Франции?
- Но, мы же не знаем, о чем там и кто ему пишет? – сказал Физик, хотя сообщение анархистки его необычайно взволновало
- Мы знаем все! – тоном не терпящим возражений, ответила Валерия Никитична. – Я рылась в его бумагах, следила за его перепиской и кое-что поняла.
- Может, выйдем на улицу? – предложил Физик, бросая взгляды на сновавших туда-сюда сотрудницах Желтого радио, среди которых попадались и не очень страшные экземпляры, что возбуждало его, как нормального мужчину.
- Ушей боишься или за голову опасаешься?
- Причем здесь голова? – удивился Физик.
- А сперма в голову ударит, так и инсульт может случится, - загнусавила Валерия Никитична, посмеиваясь над своей шуткой в сжатый кулак.
- Ведь сколько лет, а она все одно и тоже, - обиделся Физик. – Хоть бы раз пластинку поменяла.
- Ладно, не до шуток, дело слишком серьезное. Надо принимать решение прямо завтра, а то, он того и гляди к клонированию приступит, - заговорческий шепот превратился в невнятное бормотание. – Вот что я поняла Борька.
И Валерия Никитична рассказала Физику о трех волосинках, которые привез Михаилу Борисовичу некий профессор толи из Канады, толи из Франции. Из прилагавшихся к колбе с материалом, сопроводительных документах, следовало, что волосы принадлежат какому-то известному политическому деятелю, позапрошлого века. Что для выращивания клона можно воспользоваться одним волоском, но чтобы быть уверенным в результатах эксперимента, то лучше воспользоваться сразу тремя. Валерия Никитична предлагала Физику заменить хотя бы один волосок, а лучше два, на какого-нибудь значимого человека, которого они, оппозиционеры, смогут воспитать, как будущего вождя демократической революции в стране. Причем, это может быть не обязательно великий русский общественный деятель, типа тех которые выбирают сейчас в телевизоре, начиная от Александра Невского и заканчивая Сталиным и Лениным. Это может быть американский президент Линкольн, англичанин Черчилль или француз Вольтер. Главное не оболочка, а что вбить в мозги клону, хотя, как поняла анархистка, основные черты характера клонируемого весьма близки к оригиналу.
- Тут важно еще одна вещь, - продолжала Валерия Никитична, пока Физик переваривал поступившую в его мозг информационную котлету. – Что клон растет очень быстро и умирает в течении нескольких лет, проживая за год десятилетие обычной человеческой жизни. Так что, если у нас все получится, то к выборам 12 года нашему кандидату будет лет сорок, по земным меркам.
- Все это здорово, - через некоторую паузу, ответил Физик. – Осталось только выполнить несколько весьма сложных упражнений и решить все предложенные жизнью задачи.
- Поясни? – захлопала лишенными ресниц глазами, анархистка.
- Допустим, волосы или один волос ты заменить сможешь. Но, чьи волосы подсунем мы, взамен искомых, вот в чем вопрос? Для того, чтобы делать революцию не нужен аналитик и мыслитель, как Вольтер или Рузвельт. Нужна харизматическая, энергичная личность, способная повести за собой хотя бы несколько сот человек, а после присоединятся остальные, включая и нас. Ты меня понимаешь, Кавалерия?
- Да, похоже, что понимаю, - кивнула анархистка. – Только вот какая закавыка. У нас времени на раздумье от силы сегодняшний день. Завтра академик возвращается в лабораторию и приступает к выращиванию клона. Волосы уже подготовлены и находятся в специальном растворе.
- Это меняет дело! – констатировал Физик. – Времени на раздумья нет, бери сестра мои волосы и беги на базу.
- Ты охуел! – Валерия Никитична выпучила глаза и раскрыв рот, с электоральным ужасом глядела на политика.
- Дура ты Никитична, - осклабился Физик. – Я же имел ввиду не свою прекрасную кудрявую шевелюру, а волосы одного революционера, которые достались мне в подарок от одного приятеля, служившего на Кубе, во времена моей научной молодости и счастливого советского раздолбайства.
- Это Федьки Кастрова, что ли? – с брезгливостью произнесла это имя и фамилию анархистка.
- Круче, - ухмыльнулся Физик. – Че Гевары!
* * *
Писатель№3 по кличке Дреич, сидел в студии и ждал, когда наконец ведущая начнет эфир. Но, в аппаратной полетел какой-то усилитель или удлинитель, поэтому выход в эфир затягивался. Он выпил уже всю воду из стакана, облапал глазами все тело немолодой, но пышной журналистки, а передача так и не началась. От нечего делать, он приставил стакан к стенке в коридор и прислонил к его днищу ухо. Ведущая заулыбалась, не зная чем занять известного патриота и писателя. Что до него, то похоже, что он нашел чем развлечься. Через этот прибор, перевернутый стакан, звуки из коридора доносились с достаточной силой и он мог слушать, о чем шептались анархистка и оппозиционер из демократического лагеря. Чем дольше длился их разговор, тем сильнее шевелились редкие волосы на его голове. Когда же он услышал про три волосинки и желание Валерии Никитичны и Физика заменить два из них на какие-то чужие, то в мозгу у Писателя№3 возник коварный план. А что если он подсунет Валерии Никитичны волосы своего кандидата на клонирование, и тогда в мире произойдет настоящий переворот. Вот только, как ей подсунуть волосы Сталина и где их взять?
Голоса в коридоре стихли. Вероятно поехали к Борьке за прядью Че, решил Дреич и рванул из студии, не обращая внимание на недоуменный вопль ведущей. Вот только где он возьмет материал?
Сначала он рванул в музей истории, но там ему ничем помочь не смогли, даже у тайных сталинисток, старух смотрительниц, не было ничего от Великого Кормчего всех времен и народов. Тогда он рванул к своему другу Зюганову, но и тот не смг помочь Писателю№3, предложив эксгумировать труп вождя, хотя для какой цели ему понадобились личные вещи Сталина, Дреич так и не сознался. Чуя, что ситуация становится безвыходной, Писатель№3, плюнул на все условности, и изменил свою точку зрения. Он рванул в мавзолей, там у него работал старый приятель и патриот, и ничего не объясняя ему, разбил камнем саркофаг в котором покоился вождь мирового пролетариата и отодрал с его висков клок седых, пушистых волосинок. Смотритель в мавзолее схватился за голову, но Писатель3 никак не объяснив ему свои действия рванул ловить машину. Нужно было еще перехватить Валерию Никитичну, пока она на подсунула в колбу к Михаилу Борисовичу свой экземпляр будущего клона, и незаметно переменять все исходные материалы, чтобы не дай бог не заметил о подмене сам академик.
Подменить волос приготовленный для подмены исходных волос для эксперимента оказалось делом не сложным. Валерия Никитична, с двумя волосками из коллекции Физика, так долго не решалась пойти в лабораторию Михаила Борисовича, что оставив экземпляры возле его кабинета в маленьком пластиковом контейнере, рванула в туалет, чем и воспользовался коварный Дреич, чтобы сыпануть в контейнер несколько волосинок Ильича. Потом он правда пришел в себя и вытащил несколько большее число, но чьи это были волосы уже никто узнать не мог.  Судя по цвету, один принадлежал черноволосому мужчине, а другой седому старику. Но, Михаилу Борисовичу было некогда в этом разбираться. И когда он утром обнаружил в растворе три совершенно разных волосинки, то сначала подумал, что все они просто с разных мест возрастания на теле оригинала: с головы, с лица и с лобка, а потом догадался, что они изменили цвет  под действием раствора.. Ну ведь ученый человек, что с него взять.
Итак, господин N скоро должен будет переселится в утробу его суррогатной матери Жозефины, и если все будет нормально, то вновь появиться на свет через несколько месяцев. Но, вот каким образом Кавалерия и Дреич об этом узнают, они почему-то об этом не подумали, спеша внести свою лепту в величайший эксперимент в мировой науке, едва не погубили его, но точно запятнали, запачкав его девственную чистоту.


ГЛАВА 6. ПОБЕГ ИЗ НЕНАСТОЯЩЕГО

На этот раз Михаил Борисович решил сделать несколько иначе, нежели было в эксперименте с клонированием N. Для ускорения процесса, чтобы клоны не отличались намного друг от друга возрастные рамки следовало сдвинуть, а для этого предстояло вырастить эмбрион, как он проделывал на экспериментах с собаками и пересадит в чрево матери, проделав операцию обратную кесареву сечению. В принципе, все это было не сложно, оставалось найти суррогатную мать, поскольку Жозефина попросту лишилась рассудка и ее с трудом удалось отправить в клинику на родину. Впрочем, через Интернет такая женщина нашлась и вскоре плод был помещен в искусственную плаценту и пуповина исходящая от него, пришита в телу женщины. Оставалось подождать порядка трех или меньше месяцев и зафиксировать результат второго опыта по клонированию.
Между тем, пока женская особь развивалась в утробе матери, с мальчишкой, который появился на свет четырьмя месяцами ранее, творилось черте что. Мало того, что он уже во всю бегал и шалил, словно ему не четыре с половиной месяца, а как минимум четыре года, так он еще, как хамелеон регулярно менял свою внешность. Ни Михаил Борисович, ни Карина, ни тем более Александр Павлович, который больше других общался с клонированным отпрыском, не могли дать этому хоть сколь какого внятного объяснения. То он полнел на их глазах с течении суток и становился брюнетом, то вдруг за одну ночь черты его лица резко менялись, к тому же волосы становились жесткими и черными, но и это еще не конец. К концу дня, он вдруг начинал плакать и картавить, а говорить он научился в течении двух первых месяцев жизни, а волосы у него приобретали рыжий оттенок.
Ел он за троих и силы в нем было не меряно, как у Ильи Муромца. Но, тот тридцать лет и три года на печке лежал, да силушку набирал, а наш Коля, так решили назвать клона его домочадцы, уже в четыре месяца лазил по деревьям, как орангутанг, плавал словно рыба-меч и бегал, как мустанг иноходец.
- Что-то не тянет он на Наполеона, - шептались мужчины, пока Карина Матвеевна готовила мальчику еду.
- Не скажи, - отвечал учитель и историк, а так же Александр Павлович и Жуковский в одном лице. – Мне вчера соседка жаловалась, что «ваш племянник Николай, при мне откусил голову здоровенной жабе, которую выловил в нашем болоте». Кстати, ты сам-то не заметил, что из водоемов пропали все лягухи, даже головастиков не видать!
- Ну, этого пускай она нам не подбрасывает, - ответил Михаил Борисович. – Что за инсинуации рождаются в ее голове? Вон, пусть биографию Сальвадора Дали прочитает. Тот тоже любил покусать всякую живность.
- А Оззи Озборн летучих мышей обезглавливал, - добавил Александр Павлович. – Да мне-то пофиг. Соседи бы шум в Интернете не подняли. Сейчас же по любому поводу в блогах кости перемывают.  Кстати, как там наша роженица поживает?
- Уже скоро, не переживай. Карина уже своих коллег по клинике позвала.
- Да, хотел спросить на счет Карины Матвеевны, ты ее давно знаешь?
- Порядком, - пожал плечами Михаил Борисович. – А что, у вас какие-то трения возникли?
- Нет, упаси бог, - замахал руками Александр Павлович. – Лицо ее мне до боли знакомо, а вот где ее видел никак не могу вспомнить!
- Бывает такое, - согласился Михаил Борисович. – Потом вспомнишь, не забивай себе голову всякой ерундой. Женщина она хорошая, а это главное.
- Да, - Александр Павлович был согласен с приятелем на 100%, женщиной Карина и впрямь была очень даже ничего.
Что касалось Карины Матвеевны, то она как-то по особенному отнеслась к появлению историка у нее на даче с первого же дня. По ее поведению, по ее отношению с новым членом их команды было понятно, что она что неравнодушна к Александру Павловичу, но вот с каким знаком было то видимое неравнодушие с плюсом или минусом, понять было чрезвычайно сложно. Порой казалось, что она чувствует себя неловко в присутствии него, порой его действия вызывали у нее приступы неприязни, а случалось и наоборот, какой-то человеческой теплоты и женской тоски по чему-то потерянному.
Она неплохо рисовала и разбиралась в живописи, чем сильно приучала мальчика Колю к познанию красоты. Александр Павлович упирал поначалу упирал на рассказы об истории края, страны и лишь потом переходил к всемирной истории цивилизации. Кроме этого, они вместе занимались спортом, ходили в лес где изучали природу. За максимально короткое время надо было вбить в еще маленькие мозги юного клона такой огромный пласт информации, что если бы не Интернет, с его википедией, ю-тьюбом и прочими информационными ресурсами, то никаких знаний трех взрослых людей  не хватило бы, чтобы мальчишка хоть как-то смог бы разобраться во всех хитросплетениях и устройстве современного миропорядка. И если Михаил Борисович и Карина в основе своей упирали все же на получение Колей пускай поверхностных, но вполне научных и культурных знаний, хотя бы в пределах школьного курса, то Александр Павлович частенько углублялся в современную политику и посвящал мальчика в современный российский политический и социальный процесс. Причем он обратил внимание на одну закономерность, про которую не решался рассказать даже Михаилу Борисовичу. Что информация, которую мальчик лучше воспринимал в настоящий момент, напрямую зависит от цвета его глаз и волос, а так же полноты или худобы лица. То, что он постоянно меняет свою внешность все уже привыкли. Причем это происходило не всегда по его воле, а точнее, вопреки ей. Когда он на что-то или кого-то обижался или злился, то он ежеминутно менял свою внешность от полноватого блондина до худощавого кудрявого брюнета, или внезапно картавил и заикался на каждом слове. Причину этого Михаил Борисович понять не мог, да и для проведения генно-хромосомной экспертизы возможностей пока не было, поскольку поставщики оборудования, втюхали менеджменту института не те приборы, а везти ребенка в президентскую клинику и сканировать мозг в ядерном томографе было не безопасно. Мало ли что обнаружат тамошние коллеги в клетках клонированного мозга. Проведенные же самостоятельно анализы крови, никаких особых отклонений не выявили, да что они могли выявить, искать надо в генах, а не в моче. Возвращаясь же к наблюдениям Александра Павловича, то он обратил внимание, что когда в своих исторических хрониках говорит о прошлом, то мальчик внешне выглядит спокойным и благообразным ребенком, но едва он обращается к более близкому периоду нашей истории, как в нем случаются разительные перемены, от благообразного ребенка старшей группы детского сада, он превращается сначала в светловолосого капризного неусидчивого малыша, а после так и вовсе становится неуправляемым черноволосым хулиганом. И что любопытно, и возможно является нонсенсом, лягух он жрет в спокойном, уравновешенном состоянии, с дьявольским спокойствием и благолепием, а когда начинает капризничать, драться и заикаться, при этом ругаясь и картавя, то никакие представители семейства земноводных ему становятся не нужны.
Впрочем, вскоре все переключили свое внимание на еще одного персонажа появившегося на даче Карины. Как вы уже догадались, мама Катя, найденная по Интернету в качестве суррогатной матери, успешно родила девочку, которую тут же назвали Фаиной и представили шестилетнему Коле, как его сестру. Коля очень обрадовался, и чуть не разбил об ее голову фарфоровую вазу, стоящую в прихожей их небольшого деревянного жилища.  Маму Катю, помятуя о случае с мамой Жозефиной, сразу же отстранили от всяческого общения с выношенной дочерью и заплатив немалые деньги, которые остались еще от рождения первого клона, отправили отдыхать в благополучный Египет, благо на дворе стояло лето 08 года и никаких революций в странах Северной Африки еще фэйс бук еще не запланировал. А в России все было просто прекрасно. И нефть под 140 $ за баррель, и президент молодой с лозунгами, что свобода лучше не свободы, и ВВП растет и тучные нулевые кажутся бесконечными.
Впрочем, после того инцидента с вазой у мальчика Коли больше не возникало желания прибить свою так называемую сестренку, да и воспитывали их до поры до времени раздельно, пока мальчику Коле не исполнился год, а девочке Фаине шесть месяцев. Но, это все было по обычному исчислению возрастных категорий граждан, как пишут в различных идиотских анкетах и справках. Если же судить по их биологическому возрасту, то Коле на вид было что-то возле 13, а Фаине около шести. Кстати, странная загадка природы. Девочка, в отличии от мальчика ни цвета волос, ни цвета и разреза глаз, ни полноты либо худобы в зависимости от необъяснимых обстоятельств не меняла, что заставляло всю ученую троицу естествоиспытателей глубоко задуматься над тендерной мотивацией природы. Так чей же клон вышел лучше, женский или мужской?
Конечно, мужской ответят мужики, и категорически не согласятся с их точкой зрения, представительницы прекрасного пола. А ведь, между прочим, и те и другие окажутся правы и каждый по-своему.
Коля был сильнее, нахрапистей и башковитей. Он с удовольствием впитывал полученные знания и обладал великолепной памятью. Фаина была ленивой, взбалмошной и капризной девочкой, что доводило Александра Павловича до белого каления. Ведь он единственный знал каков прототип у этой кокетки.
Большим минусом во всей этой истории было то, что людям и клонам приходилось жить практически в замкнутом пространстве. И если взрослые могли себе позволить иногда покидать это добровольное заточение, то детям-клонам это делать категорически возбранялось. Мало того, когда дети подросли и в их пустые головы стали поступать разнообразные информационные потоки, тщательно регулируемые «их родителями», то в избежании различных накладок и недоразумений, из дома убрали все электронные носители информации, а Интернет был доступен им лишь в совершенно определенных и малых дозах. То, что в километре от них существует совсем иной, неведанный для них мир, клонам не суждено было узнать никогда, такова была суть эксперимента.
Так решил Михаил Борисович, который понимал, что любой контакт с внешним миром может больно ударить по психике клонов и привести к непредсказуемым последствиям, как для них, так и для окружающей действительности. И все же его мнение постепенно менялось, под воздействием влияния на него Карины и Александра, которые считали, что незначительный и краткосрочный контакт детей с внешней средой допустим.
- Какой смысл во всех наших занятиях по истории, медицине, искусству, математике, если дети не получают главного , - жизненного опыта? – заперев спящих детей в их комнате, тихо отстаивала Карина свою позицию.
- Но, для чего он им нужен? – возражал Михаил Борисович. – Они не только не смогут его накопить, они и не смогут его применить.
- Ты считаешь, что им предстоит прожить всю жизнь в этой клетке? – с легким раздражением, вопрошал Александр Павлович, представляя жизнь клонов несколько иначе, чем их ученый «отец».
- А ты хочешь чтобы они погибли мгновенно, едва столкнувшись с внешней средой?
- Почему? Объясни!
- Я наверное смогу ответить за Михаила Борисовича, хотя и не являюсь специалистом вирусологом и биохимиком. Вероятно, здесь речь идет о том, что их гигантскими темпами растущий организм не сможет приспособиться к внешним воздействиям природной среды на него. Мы просто не знаем, как на них повлияет обычная простуда или грипп, не говоря уже о других болезнях. здесь мы с трудом, но можем контролировать био-химический состав воздуха, продуктов и прочего, а за забором уже нет, - Карина сделала паузу и этим воспользовался историк.
- Но, вспомните историю с лягушками? А разве Коля не ходил в лес, не плавал в озере? Не играл с соседской собакой? Я могу понять Михаила Борисовича, который всю сознательную жизнь имеет дело с людьми зараженными ВИЧ, и для которых фактор воздействия внешней среды имеет решающее значение. Порой один случайный чих, может стоить им жизни, но ведь наши клоны, по-моему, доказывают, что в этом смысле воздействие среды на них не так губительно, как на человека больного СПИДом или еще какой-нибудь страшной болезнью. Мне кажется, что суть наших опасений лежит в области психологии, а не физиологии. Адаптация к внешнему миру, вот что волнует нас, и мы не зная на этот вопрос ответа, мучаемся сами и не даем детям нормально развиваться.
- Допустим, - согласился академик. – А как воспримут окружающие способность Коли менять свою внешность в течении суток по несколько раз? Кстати, я неожиданно для себя заметил, что иногда он напоминает мне маленького Ульянова, а иногда в нем проступают черты какого-то латиноамериканского подростка. Так что, мой уважаемый франко-канадский коллега  невольно ввел нас в заблуждение, оставив после своей гибели лишь одну латинскую Н, в качестве распознания прототипа нашего клона. Хорошо, что еще не девочка родилась, а то не только бы Жозефина спятила, но и у меня бы крышу сдуло на два счета.
- Но, здесь однозначного ответа дать невозможно, - ответил Александр Павлович, ведь литера N вовсе не говорит нам о принадлежности генетического материала великому полководцу и завоевателю. Это может быть и Неизвестность! Кстати. Когда я рассказываю детям про Наполеоновские войны, Коля проявляет к моему рассказу неподдельный и живой интерес. Я даже несколько раз позволял ему сидеть за компьютером и читать о том, о чем я увы, позабыл. А что же касается изменения его внешности, то ты Миша, просто не обратил внимание, что мальчик стал реже менять и цвет волос, и форму носа и овал лица. В момент особо сильного волнения у него меняется лишь цвет глаз. Но, его можно скрыть, лишь надев на нос черные очки.
- Да, - подтвердила Карина Матвеевна. – Я тоже обратила на это внимание. В его организме происходят заметные изменения.
- Я не пойму, к чему вы клоните? – Михаил Борисович внимательно посмотрел сначала на Карину, а потом на Александра. – Давайте, колитесь!
- Мне кажется, что детям надо хоть минимальное, но общение со сверстниками. Им необходима адаптация в социальной среде, хотя бы для чистоты эксперимента, - ответил за обоих Александр Павлович.
Карина соглашаясь с ним, кивнула.
- Допустим, - академик так же кивнул в ответ – Соглашусь. Но, как мы определим, кто их сверстники? Коля прожил чуть больше года, Фина половину этого срока! Их биологические сверстники еще под стол пешком ходят, а некоторые еще и титьку у мамки сосут! И что, этот вариант общения мы отметаем? Хорошо, вижу по вашим кислым физиономиям, что вы со мной согласны. Тогда куда мы их потащим? Колю в третий или пятый класс, я уже запутался в этом всем, а девочку в старшую группу детского сада?
Александр молча смотрел на Михаила и прекрасно понимал, куда тот клонит, судорожно выискивая в голове аргументы, чтобы не огульно возразить оппоненту, а сделать это убедительно и грамотно.
- Допустим, - продолжал тем временем Михаил Борисович. – С теоретическими знаниями у них все в порядке, но как обстоят дела с практической точки зрения. Они не знают ничерта! Не про то, что существуют товарно-денежные отношения, ни про социальную среду, ни про…
- Ты не передергивай, - перебил его Александр Павлович. Про то, что наши клоны не адаптированы к социуму, с этим никто не спорит. Но, никто тебе не предлагает отправить мальчика сразу в школу, а девочку в детский сад. Ведь ты сам же видишь, как быстро обучаются наши дети. Уверен, что им просто необходимо минимальное, даже парциальное, общение с окружающими. К примеру, если мы с Кариной Матвеевной свозим детей в зоопарк и они вживую увидят животных, которых раньше видели только на картинках в книжках и Интернете, а заодно они посмотрят на других детишек, разных возрастов и социальных групп, то почему это будет плохо? Почему это не будет поводом для общей дискуссии, в каком обществе мы живем, и что, вообще, представляет из себя это общество? Через некоторое время, их можно свозить в планетарий, в театр, на концерт. Мне кажется, что мы зря боимся этих детей. И в конце-концов, если первый опыт окажется неудачным, то можно на нем остановиться.
- А как ты объяснишь это детям? – спросил Михаил Борисович. – Что сегодня можно, а завтра нет?
- А как объяснить мальчику, что жрать лягух нельзя? Элементарно! Тем более, что растут они безумно быстро и впитывают в себя информацию и обрабатывают ее, куда эффективнее чем мы, простые смертные.
- Что ж, - после некоторой паузы сказал академик. – Я противник этого эксперимента, но против вашего совместного мнения возражать не стану. Дерзайте, как говориться, дрын вам в руки и на баррикады, тем более, что дети похоже именно вас считают своими родителями. Или вы хотите сделать ваши вылазки по отдельности?
- Да я и не задумывался над этим вопросом, - пожал плечами Александр и посмотрел на Карину в поисках поддержки.
- Конечно, их надо свозить в город вдвоем. Они привыкли, что с рождения Фаины неразлучны, так зачем же мы для одного из них чуть приоткроем занавеску ведущую в большой мир, а для другого оставим это удивительное действо на потом, - сказала женщина. – И надо сделать это как можно скорее. Во-первых у нас будет время понять их реакцию и составить план дальнейших действий, а во вторых, они так быстро растут, что вот пройдет еще чуть-чуть и они станут подростками, а с этим возрастом справляться куда сложнее, да и адаптация будет проходить куда более болезненно.
- Отлично! На этом и сойдемся, - дал добро академик. – Вы выберите день, намете маршрут, а я слетаю в институт, узнаю, чего там нового в научном мире, а заодно еще с супругой и дочерью пообщаюсь, а то неровен час, Лялька заподозрит меня в неверности. В общем, когда решите, то дайте знать.

Карина настаивала на поездке в небольшой пригород, а Александр зациклился на зоопарке, аргументируя это тем, что в нем всегда много детей, которые с такой непосредственностью реагируют на поведение животных.
- Но наши могут испугаться зверей или же наоборот, проявить агрессию по отношению к беззащитным, - говорила Карина, прикидывая какое платье ей надеть на выезд.
- Это и хорошо, - защищал свою позицию Александр. – Мы не можем предвидеть, как на зверей отреагируют нормальные дети, чего же нам ожидать от наших? Любая их реакция будет естественной для окружающих, чем мы обезопасим себя от любых ненужных вопросов. Тем более, что я не думаю, что «наши» не станут лазать по деревьям, как шимпанзе или есть траву как ламу, ведь они хоть и клоны, но клонированы от человека, а не от животного.
- Прости, - вмешался в их спор Михаил Борисович, на секунду забежавший в комнату и собиравшийся в свой НИИ:
- Ты про «наших» говорил из «Единой России» или про каких-то других?
- Нет, - улыбнулся историк. – Я про наших детей говорил Карине Матвеевне, а про тех «наших» мне и говорить нечего, им что в Кремле скажут, они то и сделают. Если надо, так и по деревьям скакать начнут. Вот они-то точно клонированы от животных!
- Вопросов больше не имею, - академик чмокнул женщину в щеку и пожал приятелю руку. – Встретимся вечером, до встречи!
- И вам не хворать! – ответил Александр Павлович.

Михаил Борисович съездил в город вполне удачно. Во всяком случае, он не нарвался ни на Анатолия Борисовича, который теперь совмещал работу в институте с должностью главного в стране по инновациям и нанотехнологиям, ни на Валерию Никитичну, которая уволилась с работы и вновь занялась политической деятельностью. Бунтарский анархистский дух Никитичны не сломило не советское государство, ни лихие 90, не тучные нулевые. Думаю, что и грядущие десятые не изменят ни ее натуры ни позиции. Зря я на нее волну гнал, в принципе неплохая бабка, хотя и злющая на весь мир, окромя своих единомышленников. И весело с ней было, да и новостей вечная авоська, которых по ящику не услышишь. Заместители академика все были в разъездах, кто на симпозиуме по модернизации, кто на семинаре по ВИЧ, кто на совещании у президента по экологическим проблемам. И зачем я им здесь нужен? Вот нет меня уже почти, как два года, все больше наездами да мимолетом, и ничего не остановилось, ничего не разрушилось. О чем это говорит? Или потому что система налажена или оттого, что «отряд не заметил потери бойца». Скорее второе. Вот если Анатолий Борисович вконец перейдет в госкорпорацию, то тогда институту и множеству АО и прочих «дочек» и «внучек» которые он насоздавал, может настать копец, тут уж к гадалке не ходи. Впрочем, надо зарплату получить в бухгалтерии, да жене с дочерью подарки купить, вот кому я действительно нужен.
Впрочем, особой радости его появление дома не вызвало. Жена вечно витала в облаках, восхищаясь то современным, то древним искусством, а дочери он вообще не застал. Лёля сказала, что та живет с каким-то известным футболистом. Михаил Борисович хотел было возмутиться по этому поводу, но вспомнив сколько дочери лет, успокоился. Что ж, вероятно, он скоро станет дедом, если Бог даст.
Подумав о детях, он сразу же вспомнил о первой вылазки «Его клонов» на люди и засобирался, извиняясь перед женой за перманентное отсутствие. Но, та лишь холодно попрощалась с ним, попросив, чтобы тот не забывал со своей наукой об их существовании. Михаил Борисович клятвенно пообещал приехать на следующие выходные и поехал на дачу к Карине.
Карина все же уломала Александра не ехать в большой мегаполис, где дети могут просто испугаться огромной массы незнакомых людей, а поехать на природу, к примеру в Павловск. Это название пригорода вызвало такую бурю воспоминаний и эмоций в душе Александра Павловича, что он невольно прослезился. Он не стал рассказывать женщине, что значили в его жизни поездки в этот город, но мысленно поблагодарил ее за возможность вспомнить свою молодость. Впрочем, вероятно и у Карины были какие-то свои воспоминания об этом славном городке и они с внутренним трепетом отправились с детьми в эту загородную поездку. На пригородном вокзале они дали детям деньги, и те впервые в жизни совершили свою первую покупку, поскольку до этого момента они считали, что все продукты питания, включая и мороженное, которое им продал молодой парень, под присмотром их родителей, появляются из холодильника, как вода  рождается в колодце, а деревья из земли. Еще они купили орешки и кормили ими белочек, которые в большом количестве оккупировали местные пихты, лиственницы и ели. С детишками, прогуливавшимися по дорожкам парка вместе со своими родителями, «наши клоны» не выказывали никакой охоты общаться, а может, просто стеснялись. Казалось, что они и вовсе никого не замечают, кроме деревьев, белок и синего неба над головой. И все же все так гладко не бывает. Ну, это только в сказках про колобков, и от этого ушел и от того.
Для начала. Коля захотел в туалет и не найдя поблизости отхожего места, пописал прямо на лиственницу, с которой только что спустилась белка за протянутыми ей Фаиной орешками, чем вызвал гнев у какой-то семейной пары, прогуливавшейся мимо. Едва Александру Павловичу удалось погасить конфликт, как Фаина обидевшись за братика, подняла с земли шишку и запустила ее в старуху, которая особенно возмущалась «поступком некультурного молодого человека». Тут вступать в перебранку с гулящими пришлось уже Карине, но заметив, что лицо у Николая поплыло и вот-вот оно изменится до неузнаваемости, взрослые схватили детей за руки и бросились бежать с места происшествия, тем самым подавая детям пример: «если у вас нет аргументов в споре, то лучше ретироваться». В электричке, возбужденные дети подняли хай, по поводу того, что им отказали в покупке мороженного и надув губы, всю дорогу пялились в окно, считая придорожные столбы. Если туда они добирались на маршрутке, то обратно решили поехать на метро, чтобы затем пересесть на электричку следующую до дачи Карины. Дети еще не знали, что представляет собой метрополитен, и взрослые решили восполнить этот пробел. Поездка выдалась жуткой. В самом начале дети сильно испугались. Фаина заплакала, а Коля стал подвывать и скулить, как побитый пес. Затем истерика обернулась диким хохотом и беготней по эскалатору и подземным переходом между станциями. После, в переполненном вагоне электрички, с Фаиной случилось удушье и она едва не потеряла сознание. Вдобавок, Коле наступил на ногу какой-то мальчик и Коля дал ему в ухо. Александр Павлович и Карина Матвеевна были в шоке и пришли в себя лишь после того, как оказались возле дачи реаниматолога. В довершении всех бед, оказалось, что Фаина под шумок сперла из сумки какой-то пассажирки мобильный телефон и с гордостью рассказывала об этом братцу.
Но, разве этому мы их учили? Глядя друг другу в глаза, вопрошали «приемные родители».
- Ничего страшного, - успокаивал их Михаил Борисович, когда дети были уложены и заперты в своей комнате, а взрослые собрались на веранде и обсуждали события минувшего дня. – Я считаю, что все прошло нормально, за исключением факта воровства телефона. Вот это остается действительно, загадкой.
Александр Павлович молчал и силился понять, могло ведь все это произойти на генном уровне. Ведь та настоящая Фаина с ранней юности не гнушалась ничем таким аморальным. Неужели у Булгакова все написано со стопроцентной точностью? Если это действительно так, то мне предстоит узнать, кем была Фаина до того момента, когда мы встретились с ней в кафе. Господи, но ведь это тихий ужас! Я-то думал, что иная среда, иное воспитание, иной круг общения полностью перепишет ее биографию наново! Неужели я ошибся? Если это так, то когда-то она вспомнит и меня, а это будет уже конец!
Через два года, когда по их расчетам Фаине было около 25, а Николаю чуть за 30 именно так и произошло, как предчувствовал Александр Павлович.
За прошедшие два года ничего существенного не произошло не в стране, не в мире, не в жизни клонов, кроме вполне невинных мелочей. Если в мире это были в основном природные катаклизмы: ураганы, землетрясения, цунами и разные цветные революции в странах МАГРИБА, то в России вообще ничего не случилось, за исключением небольшой победоносной войны с грузинами, убийством нескольких правозащитников и журналистов, регулярного отлупашивания всяких несогласных на всяких стратегиях и митингах, да завершение мирового кризиса, который в стране закончился, впрочем, как и начался как-то сам по себе, без каких-либо усилий или противодействий правящей элиты. Да, для Желтого радио, которое Михаил Борисович и Александр Павлович иногда слушали, главным итогом десятилетия было второе дело «Юкоса», о чем им регулярно и вещали в диапазоне FM работники данной радиостанции и разные приглашенные оппозиционеры. Другие СМИ этого всего попросту не замечали. Для них куда важнее победа на «Евровидении», золото на ЧМ по хоккею, и страсти вокруг Пугачевой и Галкина. Даже о предстоящих выборах говорили неохотно, словно они и не столь нужны и важны в нашей стране. Мы стабильны, у нас суверенная демократия, мы благополучны и если цена на нефть не упадет, то все будет «газпром!»
Что же касаемо событий произошедших на даче у Карины, то их в сущности было не так много. Михаил Борисович по прежнему руководил своим АО, все разрабатывал свою вакцину от ВИЧ, добавляя в вытяжку из банановой кожуры, то истолченные косточки авокадо, сваренные в кокосовом масле с добавкой мякоти манго и желчи белого носорога. Левон Толстян, его зам настаивал на добавлении еще одного ингредиента, а именно, на слюне ишака, мотивируя это тем, что в странах Северной Африки слишком много ослов и их тоже используют в сексуальных целях местные аборигены, как и обезьян. Но, академик от этой идеи отказался, ведь тогда следовало поменять всю его теорию, за которую он в лохматые 80-е получил, между прочим, Ленинскую премию. Клонированием он больше не занимался, хватило и этих двух, которые регулярно проедали ему плешь, когда он наездами бывал на даче.
И впрямь. Вроде бы и отроду тем детям года три, а умные…, а здоровые…., а наглые! Хорошо еще, что Карина и Александр не плюнули на это дело и честно соблюдают условия договоренностей. Кстати, за это время между мужчиной и женщиной возникло и окрепло весьма серьезное чувство, которое иногда называют некоторые люди любовью. Во всяком случае, они нравились друг другу и жили уже не только ради клонов, но в основном, ради самих себя. Клонированные детки выросли и превратились в молодых мужчину и женщину, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Особенно нравилось Фаине то, что Николай трахает ее сразу в трех видах, причем меняя не только физиономию но и размер детородного органа. Вообще-то у них это случалось довольно редко, когда Коля вдруг перевоплощался в другого мужчину, начиная с ней заигрывать в ином обличии, но все равно, было стремно. Куда интересней, чем совокупляться с Александром Павловичем, который наверное с полгода не сводил с нее глаз и не отпускал от себя не на миг. Черт с ним, решила тогда Фаина, вон дядька как страдает, дам и ему мерину седому. И пускай он приемный отец, жеребец такой же, как и Коля, да и *** у него поболее будет, вот только потертый слегка. Именно во время одной из таких случек, Фаина вдруг узнала в приемном отце того бомжа, которого видела в своих толи снах, толи кошмарах. Она задумалась и стала пытаться разобраться со своими методично всплывающими воспоминаниями.
Вспомнила кое-что и ей стало страшно. И чем дальше она насиловала себя с попытками докопаться до истины, тем тяжелей становился камень внезапно обрушившийся ей на сердце. Она уже жила в этом мире, причем жида не так давно, но что же именно произошло с ней, она понять пока не смогла. в тех страшных, коматозных снах все события слились в единую мусорную реку, протекавшую по анналам ее сознания. Все люди без плоти и крови слились в одно уродливое тело и лишь лицо этого бородатого бомжа, так напоминающее лицо Александра Павловича четко вырисовывалось в тусклом, сумеречном воздухе. Иногда она задыхалась, напряжением мысли пытаясь сбросить с себя липкую пелену и увидеть всплывающие картины прошлого во всей их глубине и красоте, но сумрак поглощал их живописность и не давал прорваться в даль. Ответ был где-то рядом, но ведь вопрос еще никто не задал. Нет, это она не поставила его перед собой. Кто она, откуда и зачем живет здесь. Что вообще происходит и почему они с братом уже взрослые, а окружающие их приемные родители остаются прежними. Почему они живут здесь и лишь изредка им дозволяется выезжать в город и его окрестности?  Кто они эти Михаил Борисович и Карина Матвеевна? Кто, наконец, ее брат Николай?
Я знаю, кто сможет ответить на все мои вопросы, но этот человек в последнее время избегает оставаться с ней наедине, после того раза, когда во время секса, она вдруг узнала в нем того бомжа из прошлой жизни. Она ведь ни словом, ни полусловом не обмолвилась об этом, но видимо он все прочитал на ее лице и замкнулся и удалился и больше не искал встречи с ней и интимных отношений. Вот вчера, или раньше, в очередном бредовом кошмаре она встретила другого человека, но не смогла разглядеть его лицо. Она знала, что это страшный человек, но почему понять не могла. Ее просто охватил животный страх и она забившись под одеяло даже перестала дышать, чтобы этот страшный человек без лица снова не посетил ее подсознание.
Нет, так все просто не кончится. Она обязательно докопается до истины, что бы ей этого не стоило! Но, для этого Александра Павловича нужно вызвать на откровенный разговор. Как это сделать, как заставить его рассказать всю правду о ней? Любопытно, что она намекала Кольке о своих сомнениях и даже пыталась выяснить, не бывает ли с ним таких пограничных состояний в области сознания, но Николай, как обычно либо уходил от разговора, либо наваливался на нее всеми своими тремя телами и они занимались сексом до беспамятства, что было единственной спасительной терапией для ее разума.
И наконец настал тот день, когда возможность откровенно поговорить с приемным отцом появилась в полный рост. У Николая внезапно открылось внутреннее кровотечение и Михаил Борисович с Кариной повезли его в клинику, оставив Фаину наедине с Александром Павловичем.
Историк сидел в комнате возле монитора компьютера, был бледен и напряжен, словно ожидал, что предстоит тяжелый разговор с Фаиной. Женщина бесшумно растворила дверь, прошла в кабинет и встала позади приемного родителя, заглядывая через его голову на экран.
Александр Павлович обернулся. От неожиданности Фаина вздрогнула и взглянула в его глаза. Он тоже смотрел в ее голубые карельские озера и все у него внутри сжималось и дрожало, как свечка возле открытого окна.
- Ты мне все сейчас расскажешь, - после некоторой паузы твердым голосом сказала Фаина.
Он понял, что все пути к отступлению закрыты, и хотя обещал Михаилу Борисовичу молчать, решил нарушить данное ему слово.
- Да, я все расскажу. Я не думаю, что рассказ мой будет веселым и коротким, поэтому присядь на диван и не прерывай меня, даже если тебе будет неприятно слышать то, о чем я буду говорить.
Фаина послушно села справа от него на подушку дивана и приготовилась слушать.
- Мы встретились с тобой лет восемь назад в городе, в кафе…
За время всего его повествования, Фаина, как и обещала не проронила не звука, лишь лицо ее то краснело, то становилось бледным, то на нем вспыхивали искры радости, то оно корчилось покрываясь гримасами боли.
- Ты в шутку сказала, что когда умрешь, смогу ли я клонировать тебя, после того, как я прочитал тебе статью про Австралийских ученых, готовых приступить к клонированию человека. Я отшутился тогда, не думая о смерти, но твои слова запали мне в душу. А когда с тобой случилось несчастье, то я просто обезумел от горя и, - он надолго замолчал, но она по-прежнему не издавала не звука. – В общем, я спивался, хотел уйти из мира и попасть в твой иной мир, где нет всего этого ужаса…
На лице Фаины появилась горькая усмешка и она впервые за все время, произнесла одну единственную фразу:
- Не спеши туда, там ничего нет, там пустота.
- Я догадывался об этом и когда встретил своего старого друга Михаила Борисовича и услышал от него, что ему удалось то, что так и не сделали Австралийцы, я не задумываясь предложил ему клонировать тебя, я так хотел, чтобы второй раз мы умерли вместе.
Снова пауза и гнетущая тишина. Даже кузнечики за окном перестали стрекотать.
- Миша не знал, чем это все закончится, ведь он был первым в этом, после Бога.
Сам не понимая зачем, но он сказал, что мать у них была одна и она умерла во время вторых родов. Дальше Александр Павлович рассказал о том, как протекали первые месяцы их с Колей жизни, как их учили, растили и воспитывали. Как странно вел себя Коля, про которого так и не стало известно, кто же он на самом деле. Про то, как он ждал, когда она подрастет, чтобы рассказать ей обо всем.
- Но, ты выросла так быстро, что я даже не успел подготовиться.
- Зато трахнуть меня успел, - рассмеялась Фаина тем смехом, которым смеялась только она во всем мире.
- Ты сама спровоцировала меня, - оправдывался Александр Павлович. – Тем более, мне казалось, что мы снова сможем полюбить друг друга.
- Казалось? – Фаина повела бровями. – А теперь уже так не кажется!
Учитель истории молчал.
- Не обижайся Саша. Я не люблю тебя и не злюсь за то, что вы сделали с нами. Тем более, я все-таки женщина, пусть и дефективная. Я же вижу, как вы воркуете с Кариной. Правильно, ведь она нормальная женщина, а не клон. Тем более, как я поняла, жить мне осталось не так долго, а она вся цветет и пахнет, да и ты уже не горишь желанием умереть вместе со мной! Молчи и не раскрывай рот. Я сказала, что я не обижаюсь на тебя и даже желаю тебе счастье. А за новую жизнь спасибо, только не к чему она эта жизнь, да и не жизнь она вовсе. А теперь слушай сюда. «Наполеону» или как там еще, Ульянову или кому-то другому я все расскажу и он сам примет решение. Я же сваливаю отсюда, чтобы хоть остатки этой новой жизни прожить как я хочу, а не в группе идиотов во главе с ненормальным маньяком возомнившим себя богом.
- Ты не права по отношению к Михаилу Борисовичу, - попробовал возразить Александр Павлович, но взгляд Фаины заставил его замолчать.
- Ты правильно меня понял, - с усмешкой сказала та. – Он маньяк и место его в аду, если бы он был этот ад! Впрочем, *** с ним, речь не о нем, а о тебе любимый. Ты о нашем разговоре никогда никому не расскажешь, но поможешь мне сдернуть из этой темницы и дашь денег. Да, и на счет Кольки, я передумала. Я заберу его с собой, но скажу ему обо всем чуть позже. Он хоть и «ампиратор» по мнению этого урода биолога, но меня послушает.  Дальнейшее тебя волновать не должно. Я просто умерла во второй раз и надеюсь, что в последний. Рассчитываю, что мы с Николашей как-нибудь дотянем до смерти, хотя после твоего рассказа я стала сомневаться в ее наличии. За знания полученные в ходе ваших тренингов огромное спасибо и тебе и Карине и Михаилу. Как я поняла, в той жизни я была не слишком образованной, но любвеобильной  шлюхой. Что же, теперь я достаточно грамотная статс-дама при дворе его императорского величества. Короче, любимый. Когда Кольку сюда привезут, а с ним ничего страшного, это я заставила его выпить стакан моей крови, вот из этой вены, - она задрала рукав рубахи и показала обалдевшему Александру Павловичу небольшой порез на сгибе руки, - а затем выплюнуть ее при Карине и сказать, что у него желудочные колики. Ну, Карина же сама нас медицине учила, то ты придумай, как нам отсюда свинтить и чтобы мы поскорее исчезли из вашего поля зрения. Я так понимаю, что в розыск на нас никто не подаст, а то Михаила Борисовича моментально самого закроют и надолго, несмотря на то, что он большой ученый. В общем, милый, думай и держи язык за зубами, а то неровен час отрежут.
Александр Павлович слушал ее слова и ужасался. Перед ним сидела не скромная и добрая Фаина с бездонными голубыми глазами полными любви, а какая-то бандерша из фильмов про «ментов» и бандитов.

Михаил Борисович и Карина приехали на следующее утро, привезя с собой Колю, который хоть был и слаб, но держался бодряком, хотя Александр Павлович уже знал, что вся эта слабость и бледность его, всего лишь игра и плод фантазий Фаины. А ночью того же дня, оба клона таинственным образом исчезли, хотя дверь в их комнату по-прежнему была заперта.
Сначала Михаила Борисовича хватил удар и Карине пришлось реанимировать его способом доступным только ей. Александр Павлович при этом не присутствовал, поскольку делал вид, что шокирован не меньше своих коллег и обыскивал окрестности дачного участка. Карина выглядела тоже не шибко здорово, она по-женски чувствовала какую-то фальшь в поступках Александра, но высказать ему в лицо свою догадку не решалась, тем более, она просто боялась его обидеть, ведь ей казалось, что между ними возникли какие-то довольно серьезные отношения.
После того, как Михаил Борисович пришел в себя, они втроем собрались на веранде и принялись выдвигать различные версии произошедшего, а главное пытались выработать план дальнейших действий.
- Мы не можем заявит об их пропаже в милицию, потому что у них даже нет паспортов, - первым высказался Александр Павлович, который был наименее заинтересован в успешном поиске беглецов.
- Нет, о милиции и речи быть не может, - согласился Михаил Борисович. – У них нет даже свидетельства о рождении.
- О чем вы говорите! – всплеснула руками рассудительная Карина Матвеевна. – Им всего по три и два с половиной года. Как вы станете объяснять представителям органов, что они уже взрослые люди? Да вас в психушку отправят и лишат всего чего вы достигли за это время.
- А может вернуться?
- А может их украли? – вдруг пришла в голову мысль академику. Он вспомнил, как следила за ним Валерия Никитична, да и вспомнил ту историю с сейфом и бумагами.
- Спецслужбы?
-Наши?
- А может это французы? – предположила Карина. – Вдруг Лефлер не погиб авиакатастрофе над океаном?
- Мы сейчас все вместе спятим, - прервал дискуссию Александр Павлович. – Надо успокоиться и подождать. Я думаю, что дети дадут о себе знать, ведь они чужие в этом мире.
Карина и Михаил вытаращили глаза и молча смотрели на Александра. По их мнению, больница имени Кащенко уже ждала троих пациентов, где находился уже несколько месяцев известный Писатель№3 по прозвищу Дреич, за то, что умудрился разбить саркофаг с телом Ленина и выдрать из бороды мумии клок волос, заявив при этом, что сделал это для того, чтобы воскресить вождя мирового пролетариата.



ГЛАВА 7. ХОДЯТ КЛОНЫ СРЕДИ НАС – СМОТРЯТ В ПРОФИЛЬ И В АНФАС.

Тем временем Фаина и Николай сидели в ресторане и пили шампанское, отмечая свое успешное вызволение из плена. Фаина пока не стала рассказывать сводному брату причину побега, но собиралась это сделать в ближайшее время. Предстояло решить что им делать со свалившейся на голову свободой и чем заняться в ближайшее время. Деньги у них были, Александр Павлович, как и обещал Фаине отдал ей все деньги заработанные им у Михаила Борисовича. Деньги хоть были не очень большими, но прожить на них в городе месяцев шесть не зная особого горя, но и не слишком шикуя, можно было вполне. Единственное, что не учла Фаина, так это воздействие алкоголя на их организм. И хотя они выпили всего по бокалу шампанского, развезло обоих так, словно они выпили по литру водки на рыло. Женщина даже не поняла поначалу, что произошло, когда возле их столика появился мужик в черной форме и с надписью «охрана» на рукаве и попросил их покинуть заведение.
- А в чем дело? – развязным тоном, спросила Фаина. – За все заплачено.
- Нажрались, ведите себя спокойно, - невозмутимо ответил охранник.
- Это кто нажрался, папаша? – Фаина явно лезла в бутылку, хотя вспоминая прошлую жизнь, делала это крайне редко.
- Вы поглядите на своего приятеля, - мужчина кивнул в сторону туалета, где на полу, в конвульсиях бился Николай.
Фаина поняла, что с братом твориться нечто ужасное, но даже не могла подняться со стула, чтобы помочь ему. Ноги у нее оказали, тело тоже не слушалось, лишь язык, вроде бы, с трудом, но выполнял свои функции, выталкивая из горла в адрес охранника всевозможные ругательства, в виде затейливых разнообразных фигурок людей, животных или интимных частей женского и мужского организма. В другой момент это позабавило бы женщину, но в данный момент ей было не до забав, надо было выручать Колю, который дергался на полу в припадке.
Но, внезапно все кончилось. Вообще все. Просто так произошло, что время бегущее по циферблату часов, вдруг перескочило на параллельную плоскость и там замерло. Теперь уже все посетители кафе застыли как по мановению волшебной палки, а Фаина летала над ними, как фея. Коля тоже поднялся с пола и, отряхнувшись, устремился вслед за нею в полет. Эх, жаль потолок, а то улетели бы на небо. Но, больно ударившись головой о каркас навесного потолка, они резко спикировали вниз и очутились за столиком, за которым и сидели до сих пор. Фаина закрыла и открыла глаза. Все было по-прежнему. Тихо играла музыка, за соседними столиками выпивали, закусывали и переговаривались разные люди, никакого охранника не было видно, а Коля мирно спал за столом, положив голову на руку.
- Эй, ты, - Фаина потрепала Николая по волосам, причем большая часть из рыжей шевелюры осталась у нее в руках. Коля, все больше лысел и становился похожим на черт знает кого, и даже на Ленина в том числе, но никак на Наполеона. Хотя, если положить руку на сердце, он больше походил на шелудивого пса, чем на императора или вождя мирового пролетариата, хотя какое-то сходство с тем и с другим иногда проступало, особенно во время половых актов. Кто был третьим в Колиной плоти, что иногда силился вылезти наружу, Фаина не понимала, хотя видела на одной картинке портрет человека, который был чем-то похож на Николая в ярости. Того типа звали Че Гевара. Про шампунь два в одном Фаина слышала, но три мужчины в одной плоти, это, извините, уже слишком, хотя и про себя она никогда бы не догадалась, что сможет воскреснуть из мертвых, и даже способна летать. – Колька!
- А, - очнулся тот, - Что случилось?
- Нихуя, проверка слуха!
- Ты за базаром то следи, - обиделся Николай. – А то терплю, терплю, а потом как уебу, мало не покажется.
- Ладно, не вякай, - примирительно произнесла Фаина. – И прекрати спать за столом, на нас уже люди косятся.
- Я не спал, - ответил клон. – Просто башкой больно тюкнулся о потолок, вот мне и поплохело.
- Погоди, - Фаина выпучила свои голубые глаза на партнера. – Так это были не галлюцинации?
- Ты сама, как галлюцинация! Потрогай, вон на маковке шишка какая выросла!
- Блин и у меня тоже, - она потрогала свою голову и нащупала здоровенный шишак, размером с половинку яйца, такого, которое лежало перед ней на блюдце и было залито майонезом.
- Ерунда какая-то, - озабочено сказал Коля, намереваясь заказать еще шампанского.
- Не надо! – Фаина шлепнула его по руке, которую он намеревался поднять, чтобы позвать официанта, как делали это люди за соседними столиками. – Пошли отсюда, мне надо тебе сказать что-то очень важное.
Они вышли на улицу, и как не уговаривал ее Николай взять еще шампанского, она была непреклонна.
- Пить мы больше не будем, никогда!
- Это еще почему? – пытался выступать Коля, но Фаина посмотрела на него так, что будь он хоть сам Бонапарт, то и тот обделался бы, ощутив на себе такой свирепый взгляд разъяренной львицы.
Вечером, лежа в постели какой-то небольшой частной гостиницы, номер которой они сняли за сущие копейки, когда их тела отдыхали в сладкой истоме после бурного совокупления, Фаина рассказала Николаю о чем поведал ей Александр Павлович. Если на нее его рассказ не произвел столь сильного впечатления, поскольку она чуть раньше пришла к выводу о том, что она не является нормальным человеком, хотя бы по формальным признакам и законам бытия, то Коля впал в ступор, и пришел в себя только под утро. У него вскипал мозг, ведь он никогда и представить себе не мог, что с ним такое может произойти. Постойте, а с кем это с ним? Ведь он, если верить словам учителя истории и Фаины, не простой гражданин России, а ИМЕРАТОР ФРАНЦИИ ВЕЛИКИЙ ЗАВОЕВАТЕЛЬ НАПОЛЕОН БОННАПАРТ! Он прямо высек на граните эти слова у себя во  вскипевшем мозгу и никак не мог объять всю чудовищность и величие их смысла.
Но, разве можно раздавить императора Франции, покорившего пол Европы и споткнувшегося в… Постой, так ведь поражения непобедимого доселе полководца начались именно здесь в России. И что мне теперь делать, гордиться, что я Наполеон или позорно скрывать, что являюсь клоном великого человека?
- Нам нужен Интернет! – сказал под утро Николай, разбудив Фаину.
- Сейчас, жди, я его высру, - грубо ответила та, и отвернулась к стенке.
Но, Коля не был бы Бонапартом, если бы не нашел выход из этой ситуации. Ведь не зря он так внимательно слушал лекции Александра Павловича, когда тот рассказывал про Францию конца 18 начала 19 веков. Он помнил все, от взятия Бастилии, до создания могучей империи, битвах при Аустерлице, Бородино и Ватерлоо. Он любил слушать про то, как маленький капрал превратился в великого полководца. Он всегда переживал, когда Наполеона предали некоторые друзья, про его заточение на острове Святой Елены. Он много знал о себе, в отличии от Фаины, которой больше нравилось слушать про всякие дворцовые интрижки и про Жозефину Богарне.  Компьютер он нашел у администратора гостиницы, которая за небольшую плату, разрешила ему посидеть в Интернете и позаниматься. Он не стал искать в википедии статьи о себе любимом, он не стал перечитывать главы из романа Льва Толстого и не полез рыться в словаре Брокгауза – Эфрона выискивая пропущенные прежде строчки собственной биографии. Он стал смотреть все те публикации в которых говорилось про клонирование. И нашел много чего любопытного, и не совсем понятного. Но про клонирование человека в них не говорилось ни разу. Были ссылки на какие-то сайты, но они либо не открывались, либо в них говорилось о стволовых клетках, с возможностью выращивания и замены пораженных и больных клеток, на здоровые. И все. Нет. Была какая-то мутная статья о том, что какие-то австралийские ученые собирались клонировать человека еще в начале века, но мировое сообщество выступило против этого, а католическая церковь и вовсе объявила этих ученых в богохульстве и чуть ли не признала их шарлатанами и дьяволопоклонниками. Вот и вся скудная информация, да и та дотирована началом нулевых, а дальше, как обрубило. Странно, думал Николай, сидя на кровати возле разметавшейся на постели голой Фаины и гладя ее по груди, неужели Михаил Борисович в одиночку смог сделать то, что не удавалось сделать сотням другим ученым. Это один вопрос. Но, есть еще один, и не менее важный. Если  гены Фаины найти было вполне не сложно, если Александр Павлович не свистнул с перепоя, то как ДНК Наполеона оказалось в руках у русского академика?
Попахивает шарлатанством! Нет, здесь что-то не чисто, ересь какая-то и эвуаризм. Вот подкараулить бы Михаила Борисовича и выпытать из него все. Да пойдет ли он на это?
Столько важных вопросов и не одного даже незначительного ответишки.
- Ты все в Интернете будешь ковыряться? – Фаина красила перед зеркалом губы и посматривала в сторону Николая, что-то пишущего в записной книжке.
- Я? – Коля оторвался от записей и отрешенным взглядом уперся в Фаинину спину, замечая как позвонки красивыми бугорками выступают на ее шелковистой коже, изгибающейся спины.
- Так! – Фаина положила зеркало на кровать, и повернулась к мужчине. – Тебе про головку сказать от смесителя или сам догадаешься?
- Да, прости, - смутился мужчина. – Я сегодня в клубе посижу. А у тебя какие планы?
- Хочу по бутикам прошвырнуться, - соврала женщина, собиравшаяся на самом деле найти подругу из прошлой жизни – Надо на зиму себе что-нибудь подыскать. Кстати, ты не хочешь куда-нибудь пойти поработать, а то ведь денежные знаки такие зловредные и всегда норовят просочиться сквозь пальцы.
- Я и хотел в jobe поковыряться, посмотреть вакансии, - в свою очередь, соврал Николай, намеревавшийся все же связаться с Александром Павловичем по мэйлу и выяснить у него кое-что. Переписываться с Михаилом Борисовичем он пока не решался, хотя он то знал все наверняка, потому что создал его именно академик.
- Для того чтобы найти работу, мой милый, - нахмурилась Фаина. Помада явно не подходила к заметно побледневшей коже. Как приближается зима, так у нее возникают проблемы. – не обязательно ковыряться в жопе, достаточно подойти на биржу или взять у метро газету «Вакансия». – И довольная своим приколом, заржала словно взбесившаяся лошадь, в какой раз напугав жильцов из соседнего номера.
- Я понимаю, что с юмором у тебя все в порядке, - поморщился Николай, просто на дух не переносивший ее ржание. – Но, побереги нервы соседей, они и так уже дважды Марине жаловались.
- А ты Марину трахни, и все проблемы уйдут как вода в песок. Она же тебе давно глазки строит.
- Она мне глазки не строит, она охуевает, что мы живем у нее уже полгода, вместо того, чтобы снять квартиру где-нибудь на окраине, - ответил Коля.
Они действительно жили в частной маленькой гостинице уже месяцев семь, и хозяйка оной, все не могла понять, почему они тратят большие деньги, вместо того, чтобы элементарно снять квартиру в пригороде. Ведь все равно, оба ничерта целыми днями не делают, либо ебутся, либо болтаются по улицам.
Ответа можно было насчитать целых два, а если поднапрячься, то и двадцать два.  Во-первых у них не было документов, а хозяйка, как не спросила их при вселении, так и не поинтересовалась их наличием до сих пор. Во-вторых, Фаина категорически отказывалась готовить, а у Марины можно было не дорого и вкусно покушать, в третьих, впрочем хватит и двух.
- Кстати, - Фаина накинула халат и снова повернулась к Николаю. – Я на днях разговаривала с Александром Павловичем. Да, да, просила денег, а живем мы по-твоему на подачки с небес, или я проституцией занимаюсь?
Николай отвел глаза. Надо действительно что-то решать с работой. Можно менеджером устроится в какую-нибудь контору, но без документов дело швах.
- Он сказал, чтобы мы выключали мобильники и вытаскивали из них аккумуляторы, когда находимся дома, а то по JPRS можно вычислить место нашего расположения.
- Нас уже ищут? – заволновался Коля.
- Пока нет, но возможно скоро начнут, - ответила Фаина.
- С какого перепуга?
- Не знаю! И отстань от меня! Мне Саша сказал, я тебе передала . Он же не говорит, что там у них творится. Он сам все еще под подозрением, хотя похоже, что Мише наша судьба теперь по-барабану!
- А что случилось?
- Ничего. Просто он в Госдуму намылился, а там людей с сомнительными делишками, хоть и академиков,  сейчас стараются не брать. Вот он, по словам Александра Павловича вновь занялся полезным делом, доводкой до ума вакцины против ВИЧ.
- Теперь это называется доводкой, - хмыкнул Николай, еще живя на даче у Карины, в качестве бедного родственника, он познакомился с этими изобретениями академика. – А тогда разработкой.
- Время то идет, - сказала Фаина и посмотрела на часы. Если все будет так, как она рассчитала, то Сашка должна быть дома через час. Если она возьмет такси, то как раз к ее приходу и подъедет. Впрочем, вызывать такси было не разумно, голосонуть на дороге, щахид-такси дешевле довезет.

- Слышь ты черт, я тебе деньги плачу!
- Нет, хочу чтоба сосала!
- Я не буду брать в рот твой грязный ***! У меня своих хуев достаточно! Бери деньги и открывай дверь, а то я начну орать!
- Деньги не надо, я ****ься надо и сосать!
Похоже что вляпалась по полной программе, подумала Фаина. Ну, чего меня черт дернул поехать на частнике. Ведь даже Маринка предупреждала, чтобы с «бомбилами» не связывалась, потому что среди них есть и отморозки. Ну, надо же, мне такая сволочь и попалась. Еще Палыч накрутил с этим ****ым JPRS, телефон отключила и дома оставила. ****ь, что делать? Этот урод тупой, как *** знает что!
- Давай я тебе еще больше дам денег. Ты пойми, я тебе все равно не дам, хоть ты ****ись, а на эти бабосы ты купишь себе нормальную шлюху, вон их на трассе сколько, заплечных.
- Шлюха не хочу, тебя хочу, - не соглашался нерусский водитель старенькой «семерки», которую Фаине угораздило тормознуть на улице. Чурбан ей поначалу понравился, они даже разговорились, но когда она заметила, что тот все время все темы разговора сводит к сексу, то поспешила ретироваться, и попросила тормознуть в первом попавшемся месте. Но, тот свернул в какой-то темный тупик, заблокировал двери и достал свой возбужденный пенис, которым и сейчас тыкал ей в ляжку. – Давай сосать, а то плохо станет.
- Ты совсем по-русски не слышишь? Я не буду сосать твой ***!
- Нет, будешь, - он вновь предпринял попытку порвать на ней юбку, а когда она ударила его коленкой в лицо, то схватил ее за спину и стал нагибать к своему паху.
- Ну сука! – заорала Фаина и вцепилась зубами ему в мошонку.
Тут уже взвыл от боли несостоявшийся насильник. Потому что, похоже, Фаина откусила ему яйцо! Он резко выпрямился, ударяясь головой о пластиковую крышу и отталкивая женщину от себя. Ее от резкого толчка, отбросило назад и она больно саданулась темечком о дверь автомобиля и потеряла сознание.
Очнулась она на лежаке в какой-то комнате с  двумя лампочками на белом потолке и покрашенными в кислотный цвет стенами. Жутко болела голова, а во рту находилась пустыня. Она высунула язык и облизала вспухшие, потрескавшиеся губы. В голове начало проясняться, сознание постепенно возвращалось в ее мозги. Она вспомнила почти все, что произошло с ней давеча. Впрочем, сколько прошло времени она не знала. Она подняла руку и коснулась головы, на которой была повязка. Фаина повернула голову налево и увидела еще одну койку, с лежащей на ней телом. Интересно, а где она находится?
- Эй, - выдохнула она из себя, толи звук, толи стон, с намерением привлечь к своей персоне внимание соседнего тела. – Живые здесь есть?
Человек на соседней койке пошевелился и вытащил голову из-под серой простыни. Фаина прищурилась. Человеком оказался молодой человек с синяком под левым глазом и, так же как и у нее, перевязанной бинтом головой.
- Очнулась? – прохрипел он.
- У тебя воды нет?
- Нет, - ответил парень. – Надо санитарку позвать, она принесет.
- А где мы?
- В травмпункте, - ответил парен, и кряхтя, поднялся и присел на кушетке, так же как и она, трогая повязку на голове.
- А ты кто?
- Человек, - улыбнулся парень, но тут же сморщился, как от зубной боли и потрогал фонарь под глазом.
- Это понятно, - согласилась Фаина. – Я тоже не рыба. Что мы тут делаем?
- Ты, не знаю, - ответил парень, пытаясь подняться с лежака. – Когда меня сюда привезли, то ты уже находилась здесь.
Фаина обвела взглядом комнату. На окнах решетки, на двери тоже.
- Это больше похоже на тюрьму, чем на больничную палату.
- Это палата для лиц у которых нет удостоверения личности или для таких, как я, - усмехнулся парень.
- А ты часом не маньяк, - смутил его ответ Фаину, т она вспомнила про чурбана, который пытался ее изнасиловать в своей машине.
- Нет, я несогласный!
- С чем? – снова не поняла женщина.
- Я с митинга оппозиции, - пояснил парень. – Попал под ментовский замес. Может слышала, про стратегию 31?
- Что-то смотрела по ящику, - кивнула Фаина. – Так, как на счет воды?
Парень все же встал с кровати и подойдя к двери, стукнул в нее ногой несколько раз. Через несколько минут, за дверью послышались шаги, лязгнул засов и она распахнулась.
- чего надо? – сонная старушка в голубом халате появилась в проеме дверей.
- Женщина воды просит, - парень вернулся на свое место, присел на край кушетки и показал рукой на Фаину.
- Ах, бедненькая, - заохала старушка. – Пришла наконец в себя. Сейчас я тебе водички принесу. Сейчас Виктору Сергеевичу скажу, что ты очнулась.
Вскоре пришел довольно любезный молодой человек, оказавшийся фельдшером приемного покоя и извиняясь, стал объяснять Фаине, почему ее положили именно сюда, а не в обычную палату. Он так же рассказал, что привезли ее по скорой. Что вызвал полицию неизвестный, сообщивший, что в машине кричит женщина. Те приехали,  после вызвали скорую. Что там было, он не в курсе, но в соседней палате лежит еще один человек из той машины, которому ночью делали операцию на мошонке. Говорит, что он лишился яичка. У нее черепно-мозговая травма, но сотрясения вроде нет. Во всяком случае рентген гематом не выявил. Если она даст телефон родственников, то он согласен им позвонить и вызвать сюда, тем более, что ей все равно понадобятся документы для перевода в обычную палату, да и утром придут дознаватели, разбираться в происшествии.
Телефон? Телефон у Николая выключен, а давать номер Марины она не может, сразу же спалит и себя и Колю и хозяйку. Общаться с дознавателями ей тоже не улыбалось, будут спрашивать паспортные данные и регистрацию, чего нет и в помине. Да и разборки с этим черным займут уйму времени. Конечно, посадить эту скотину было бы просто необходимо, но вот проблема с бумагами. А вдруг мусора начнут ворошить все ее прошлое, которого нет. Нет, это вариант ей не улыбался. Может дать номер Александра Павловича? Все же человек числится в солидном институте, имеет в числе знакомых светил российской науки. Но, надо ли ему все это и не сольет он информацию Михаилу Борисовичу? Нет, пожалуй, не стоит.
Фаина посмотрела туманным взором на доктора, потом оглядела себя. Свитер чуть запачкан кровью и юбка разорвана с левого бока, когда этот пидор пытался ее сорвать. Вполне терпимо. Сейчас за окном сумерки, не так будет заметно. Пожалуй, не стоит больше лечится, дома и стены лечат.
- Вы знаете, мне сейчас никак не вспомнить номер мужа. В голове такая каша.
- Я понимаю, вы главное не беспокойтесь, поспите еще, а к утру я загляну к вам, если вспомните, то я сразу же вызову вашего мужа, - вполне довольный таким развитием событий, поспешил ретироваться фельдшер. – Вам анальгин не нужен?
- Нет, я не пью лекарств, - ответила Фаина и закрыла глаза.
Фельдшер  тихонько удалился, закрыв за собой дверь, но тут же засов заскрипел вновь и на пороге возникла санитарка со стаканом теплой воды и протянула его Фаине.
Женщина сделала несколько глотков, с трудом втягивая в себя теплую жидкость. Болело еще и горло. Похоже эта мразь пыталась ее душить. Ладно, я отомщу иначе. Я жестоко отомщу, поклялась Фаина и протянула стакан парнишке, который уже прилег на свою кушетку.
- Куда ты ему, антихристу! – заверещала санитарка.
- А что он такого натворил, что лишен попить даже воды?
- Он против Путина! – коротко и ясно ответила старушка.
- А, - покачала головой Фаина. – Раз он против власти, то ему ни-ни! – И поднявшись на локте передала парнишке стакан. – Пускай пьет, может захлебнется! – И подмигнув парню неожиданно для всех рассмеялась смехом, которым умела смеяться только она одна во всем мире.
Парень молча кивнул, поблагодарив женщину, а санитарка лишь покачала головой, что-то бурча про себя, забирая из рук парня пустой стакан и выходя из палаты.
Когда бабка вышла, парень поблагодарил Фаину и лег на спину, уставившись в потолок.
- А ты расскажешь мне про несогласных? – внезапно для самой себя, спросила Фаина.
- Конечно, - прошептал парень.
- Запомни мой номер телефона, я сматываюсь. А ты не о чем не спрашивай, скажи только когда позвонишь?
- Не знаю. Меня еще наверное судить будут!
- За что?
- За участие в несанкционированном мероприятии. У нас ведь сейчас так. Демократия, вашу мать, суверенная!
- Тогда, когда выйдешь, обязательно позвони, - И Фаина несколько раз назвала ему номер своего мобильника. Потом она встала и слегка пошатываясь подошла к двери и постучала. За дверью послышалось шарканье ног о паркет. Дверь распахнулась, перед Фаиной стояла все та же санитарка, только на сей раз она была не столь дружелюбна с пациенткой.
- Вы мне не покажете, где здесь туалет? – спросила Фаина.
- Пошли, - санитарка затрусила по коридору, а Фаина делая вид, что ей тяжело передвигаться, оперевшись рукой о стену, проследовала за ней. Из-за одной из дверей веяло прохладой. Она подняла глаза. Синяя табличка с нарисованным на ней бегущим человечком и надписью «Аварийный выход». Фаина дернула за ручку. Дверь была не заперта, путь к свободе был открыт. Бабка маячила уже где-то в конце коридора, и Фаина смело дернула дверь. В лицо ударило осенней прохладой и свежестью. Сейчас поймаю машину и в гостиницу. Думаю, что в городе есть еще люди, а не только звери, которые довезут женщину до дома за честное слово, что муж оплатит поездку. Пройдя вдоль здания больницы, Фаина вышла через открытые ворота, нагнувшись пролезла под шлагбаумом и очутилась на пустынной трассе, с горящими на столбах яркими огнями. Она подняла руку и стала голосовать.
Ждать пришлось не долго. Через пять минут ее забрал серебристый «Ауди» с приятным молодым водителем за рулем. Парень согласился с ее предложением и без лишних разговоров довез до гостиницы. Правда, из соображений безопасности, Фаина вышла на квартал раньше того места, где располагалось их жилище, но похоже деньги юношу особо и не волновали. Сбежит. так сбежит.
Вот и пойми после этого людей.
Николай не стал приставать к ней с расспросами, а молча отдал деньги, и Фаина вернулась чтобы вернуть долг. Но «Ауди» на улице не было.
Коля вполне спокойно воспринял ее рассказ в отличии от хозяйки, которая все порывалась позвонить своей подруге журналистке с Желтого радио и рассказать ей о том, как страшно русским женщинам ездить по городу, где кроме черных никого не осталось. Фаина и сама была не рада, что растрепала о ночном происшествии Марине, и теперь пришлось ей врать, что до окончания следствия она не имеет право разглашать материалы дела. Хозяйка ужасно расстроилась узнав об этом, но взяла с Фаины слово, что та пригласит ее на суд  разрешит взять с собой подругу.
Фаина проспала целый день, а вечером они с Николаем обнявшись гуляли по парку. Тот целовал ее в нос, и говорил всякие ласковые слова.
- Какой ты Колька милый! – шепнула Фаина и нежно укусила за мочку уха.
- Я тебя больше одну никуда не отпущу, - еще сильней прижимая женщину к себе, прошептал Коля-Наполеон.
Впрочем, разве это так важно, кто ты Наполеон, Коля или клон, если ты любишь и любим? «Счастье, - это когда тебя любят, а настоящее счастье, - когда и ты любишь», сказал какой-то древний мудрец, вроде даже Конфуций.

- Алло, Фаина?
- Да, а кто это?
Это Максим, - прозвучал из мембраны мужской голос. В трубке что-то трещало, звенело, хлюпало и связь была ужасной.
Фаина отняла трубу от уха и посмотрела на экран. Номер звонившего был ей неизвестен.
- Кто вы?
- Помните парня, в палате, в травме, - торопливо перечислял голос, словно боясь не успеть. – Ну, несогласный!
- Ах, Господи, - дошло наконец до Фаины, с кем она разговаривает. – Ты тогда не представился, вот я и думаю, кто такой Максим. Ты откуда?
- Меня только выпустили из СИЗО, вот я как и обещал вам звоню.
СИЗО, СИЗО. Следственный изолятор, так вроде переводится эта штука. А я думала, что он уже и забыл про меня и не позвонит, как это чаще всего и происходит со случайно столкнувшимися в мегаполисе чужими людьми. А тут нет, надо же, позвонил.
- Хотите, встретимся?
- Хочу, только я с мужем буду, - рассмеялась она.
- А я с девушкой, - не растерялся парень. – Приезжайте в центр, если вам удобно к ДК им. Чебрикова, там у нас встреча будет, если хотите ближе узнать о нас, то это в самый раз. Там будет один поэт, он стихи про власть прочитает.
- Так, Макс, опять по башке и в кутузку, - удивилась Фаина такому скорому предложению влиться в ряды несогласных.
- Нет, это разрешенный сбор подписей в поддержку кандидатов от партии Ми2%, - кричал в трубку парень.
- Хорошо Максим, мы постараемся подъехать, - ответила Фаина и услышала в трубке длинный гудок. Абонент отключился. Она даже не переговорила по этому поводу с Колей, но подумала, что он с радостью согласится посмотреть на реалии политической жизни в России, не все же из Интернета черпать, надо хоть иногда и на улицу выходить.
Николай не был против, но только попросил Фаину не во что не встревать и не на какие трибуны не лезть, если они там будут. И хотя, за эти десять дней, Александр Павлович выправил им наконец почти нормальные паспорта, лишний раз нарываться на неприятности в их планы не входило.
Возле входа в здание ДК была кучка людей человек 20 и Фаина сразу узнала Максима стоявшего среди сверстников, держащего за руку симпатичную, длинноволосую девушку. Максим тоже заметил их и поспешил к ним на встречу. Они поздоровались и представились друг другу.
- Жанна, - смущенно улыбнулась девушка, поцеловавшему ей руку Николаю.
- Не Д, Арк случаем? – подколола Фаина, а то у нас тут Наполеон присутствует. Прямо французская диаспора образуется в среде несогласных.
Ее реплика как-то сняла все вопросы и отбросила в сторону различные формальности, кто кого и зачем в этом мире.
- По какому случаю банкет? – пошутил Николай.
- Подождите, - перебил его Максим. – Сейчас Дэн Шырович будет стихи про Медведева читать. Это известный юмор-журналист из Австралии.
- У нас теперь и такие особи водятся, - отчего-то шепотом сказала Фаина.
- У него двойное гражданство, а на счет юмор-журналиста так это он сам себя так называет, чтобы менты не сильно докапывались.
Между тем, перед дверями ДК появились несколько человек в добротных серых пальто, а один из них взял в руку мегафон и стал произносить пламенные речи в поддержку партии МИ2%.
- А в заключении, дорогие друзья, я прочитаю вам монолог клоуна из цирка Шапито, написанный мною еще, мама дорогая, три года назад.
Черноволосый, бородатый мужчина с бородкой как у Виктора Шендеровича, откашлялся и принялся декламировать свои вирши:

«Свобода лучше несвободы!»-
Решил, проснувшись с бодуна
об этом тезисе прекрасном
узнает скоро вся страна.
Поссав, почистив зубы бленд-а-метом
Прошел на кухню, сел за стол,
прекрасно, что не стал я ментом,
а в услужение пошел.
Служить хозяину России
прекрасно братцы и смешено.
То он замочит всех в сортире,
то Ходора макнет в говно.
Саакашвили с Тимошенко,
Каспаров с лимонным лицом
давно заслужили такого же счастья
считая его подлецом.
И лишь я один без сомнения уверен
в порядочности тех бесцветных глаз.
Ему ж за родину обидно,
а это значит за всех нас.
И с верностью меньшого брата,
Ему, отечеству служить
и от зарплаты до расплаты
его деянья сторожить.
Газпром сберечь и всю нефтянку,
вот инноваций полон дом.
Пусть Буш занюхает портянкой
а мы с хозяином не пьем.
Модернизацией займемся
И в блогах, задом наперед
пишу для всех, кому неймется
«Россия, матушка, вперед!»
Я президент, а не холоп!
Тут кто-то мне по жопе – хлоп!
Открыл глаза, тьфу, что за черт,
Жена так зло глаза таращит и орет
«Чего так раскричался идиёт!
Того и гляди, что «участок» придёт.
Окстись, проснись, помой свое мурло,
Какой ты президент, ты клоун, ты оно
О чем вчера вещал наш славный президент
застой в стране, из за таких, как ты…»
Момент.
Так это только сон, ну Боже правый
вот уж счастья сколько мне.
Быть президентом в той стране, где
беззаконие и беспредел, где
если не украл лимонов сто, то просто не у дел.
Где у чиновников лоснятся морды от жратвы
где что бандит, что мент – все до звезды
где всяк другой считается за  быдло
а несогласным быть с самим собой - обрыдло
Нет, извини, уж лучше быть ништо.
Намазал морду краской и шуруй в родное Шапито.

Все двадцать человек зааплодировали. А полицейские стоявшие на той стороне улицы, с ухмылкой смотрели на этот цирк и лишь один из них, вероятно старший, переговаривался с кем-то по рации. Да еще Николай заметил пару человек в штатском с видеокамерами в руках, фиксирующие все происходящее, от того, он и посоветовал Фаине не подходить к горстке митингующих или как там их звать.
- Спасибо господа, - поблагодарил выступавший. – Здесь, в данный момент, Каспарова нужно было бы заменить на Касьянова, но поскольку в оригинале стихотворение звучало именно так, то я не стал ничего менять.
- Спасибо Дэн, - в матюгальник, который передал ему Шырович, поблагодарил высокий худощавый мужчина, густым басом. А теперь перейдем к сбору подписей! За нашу и вашу свободу! Ура!
Все было торжественно и чинно. Только не звучали фанфары, да и людей возле ДК было прямо скажем, маловато.
Примерно через час, клоны с несогласными сидели в небольшой кофейне неподалеку от ДК и делились впечатлениями от увиденного.
- Стихи мне понравились, - откровенничала Фаина, сидящая напротив Максима и говорящая в принципе с ним, потому что сидевшие друг напротив друга Николай и Жанна общались между собой. – В мое время за такие вирши против власти могли и статью впаять.
- Какое ваше время, - рассмеялся симпатичный желтозубый парень. – Вы меня старше-то всего на десять лет!  Вы Горбачева-то живого наверное не помните!
Фаина смутилась двум обстоятельствам. Тому, что парень дал ей как минимум тридцать пять, что не могло ее обрадовать, поскольку еще пол года назад ей больше четвертного никто не называл, а второе, что она чуть не прокололась, сказав фразу про «наше время».  Да, когда пришел к власти Горбачев, ей было всего шестнадцать лет, но она прекрасно помнила то время. Но, сейчас ее волновало другая, более глобальная для нее и страшная мысль. Ведь та Фаина, которая была до нее нынешней умерла в 05 году в возрасте 36 лет, и если парень дает ей на вскидку 35, то по логике вещей, ей жить осталось всего ничего. Ведь не может же клон пережить свой оригинал. Эта мысль повергла ее в шок, и она практически на автомате отвечала на вопросы Максима, практически не задавая своих. Мысль о скорой смерти не отпускала ее не на мгновение.
Кое-как домучив беседу, обе стороны отправились восвояси, договорившись созвониться.
Вечером Фаина высказала Николаю свои опасения.
- Ерунда все это, Финка, - успокаивал ее Николай. – Парень сказал невпопад, тем более, что ты была не накрашена, да и травма головы сказывается.
- Хули ты меня успокаиваешь, - злилась Фаина. – Он видит, что перед ним старуха, он об этом и вещает. Да и ты, сука, все больше на Жанну зенки пялил!
- Тьфу, дура! – рассмеялся Николай, и завалил женщину на диван.
Он тоже заметно сдал за последнее время. Во всяком случае, во время совокупления, он почти не менялся, оставаясь тем, кем был в момент начала любовных игр. Вот, например, в настоящий момент он больше подходил под образ грустного Наполеона сидящего на острове и с тоской глядящего на берега далекой Франции. Нет, член у него работал по-прежнему замечательно, но то был один ***, а не три в одном. Кстати, Ульянов почти спекся, и лишь изредка выдавал себя своей грассирующей речью. Зато Че отжигал, но появлялся все реже и реже. Возможно, ему важнее была революция, а не ебля, а может он глазами Николая смотрел на более молодых особ, например таких как Жанна.
Нежась после поебки и забыв про думы о смерти, Фаина спросила у Коли, о чем они договорились с девушкой, потому что, сама ничерта не помнила из разговора с Максом, настолько ее задела мысль о грядущей кончине.
- Жанна сказала, что скоро у оппозиции большой сбор, их лидеры попытаются выработать новую стратегию и попробовать объединится под одним брэндом. Поскольку предыдущие попытки найти консенсус провалились. Но, нас туда за кулисы естественно никто не пригласит, зато потом в актовом зале ДК им. Крючкова, можно будет задать вопросы всем подписантам соответствующей декларации о намерениях. Там же известный нам теперь юмор-журналист из Австралии, прочитает новое стихотворение про президента. В общем, я думаю, что будет примерно тоже самое, только лидеров прибавится, хоть поглядим ху их кто.
- Поедем?
- А почему нет, если тебе это интересно.
- А тебе?
- Я пока не понял, - откровенно признался Николай. – Мне ближе драка, чем мышиная возня под одеялом.
- Ах, вот ты какой, значит наша возня под одеялом тебя не устраивает, и ты называешь ее мышиной! Ну берегись, сейчас я буду тебя ****ь!
* * *
Максим сдержал слово и провел Фаину и Николая в зал, но посадить поближе к президиуму их не удалось, поэтому им пришлось довольствоваться местами на галерке. Впрочем, это мало что меняло, потому что, со звуком было очень плохо, вся аппаратура  скрипела и фонила так, что через десять минут начинала болеть голова и закладывать уши. С иллюминацией было не лучше. Сцену освещала одиноко мерцавшая лампа накаливания, к тому же иногда гаснувшая на непродолжительное время.
В президиуме сидели Немцов, Рыжков, Лимонов, Касьянов, Милов и еще какие-то менее известные публике фигуры. Ни Каспарова, ни Хакамады, ни Явлинского, Новодворской, ни прочих деятелей оппозиционных сил не было.
- Значит, опять не договорились, - шепнул Фаине Николай.
Фаина кивнула, но ничего не ответила, внимательно следя за тусовкой на сцене. Лидеры решали, кто из них откроет торжественное мероприятие.
Наконец, открыть сборище предоставили Владимиру Милову, бывшему министру топлива и энергетики в правительстве Черномырдина. То есть, по нашему демократа.
- Господа! – начал оратор. – У нас опять них… ничего не вышло!
Одна часть зала принялась свистеть, а другая аплодировать.
Лимон опять гнет свою линию и хочет создать партию под себя, обозвав ее «Другая Россия», Ми2% мечтает зарегистрировать свою, Рыжий носится с Республиканской партией, как с писаной торбой, Яблов вообще не пришел, как и Каспаров с Ириной Мацуловной, короче, все разбежались по своим норам…
Пауза. Топот в зале.
…- Но вопреки козням Кремля, коалиция оппозиционных партий создана! Ура товарищи, простите, господа!
Зал ответил шумной возней, грохотом стульев и нестройными криками про козни Суркова и его банды.
- Если мы сможем объединиться, то возможно мы и сможем договориться с властью, что нас наконец зарегистрируют. Предвижу упреки, мол, как можно договариваться с этой властью? Объясняю. Мы выдвигаем жесткие требования, и если власть не соглашается с ними, то уходим в оппозицию!
- Так это ультиматум, а не переговоры! – раздался выкрик из зала.
- Позвольте, - завизжала какая-то баба. – А сейчас мы не в оппозиции что ли? И где мы тогда?
Какой-то шум и хохот.
-Не надо, не надо острить! Я и сама знаю рифму к слову где!
Собрание грозило перерасти в бардак, если бы не странный дяденька, который попросил слово и вышел на сцену, заявив, что ему нравиться наш нынешний президент.
Не смотря на улюлюканье, смешки, захлопывания и даже швыряние в его фигуру гнилых помидоров и тухлых яиц, мужчина сумел договорить, и своей жалкостью, какой-то беспомощностью и безнадегой, смог сплотить толпу, давая понять, что раз такие поддерживают нынешнюю власть, то значит не долго ей осталось нами править.
- Жалко его, иудушку, - Фаина даже всплакнула, когда мужчина попытался показать Историку телефоны, которые якобы оставил ему президент. – А ведь он искренне верит в своего «Христа-строителя»
- Спасителя, - поправил ее Николай.
- Нет, Коля, нихуя ты не понял. Он видит в президенте строителя новой жизни. Ведь он не зря про горящую лампочку рассказывал, и как тот скамейку починить хотел.
- Но ведь не починил!
- Так, смотри, - она повернулась к нему и начала объяснять на пальцах. – Он и в технике силен, и смекалист, и свой в доску, вспомни про то, как он спер на стройке газовые баллоны у бездельников. Тут и символ разрушенного магазина «Шестерочка», мол, хватит шестерить за всеми, надо самим браться за ум. А лампочка , вместо бутылки. Он, как Данко сердцем своим освещает дорогу идущим! А не починил он, потому что его вызвал Путин. Смысл его рассказа в том, что премьер является тормозом прогресса, о чем все время верещат оппозиционеры, но внятно выразить свои мысли не могут, а этот тушканчик, взял за пять минут все расставил по полочкам.
- Ну у тебя и башка! – восхитился опупевший Николай. – Никогда бы до этого не допер.
Тем временем, на трибуну поднялся господин из Австралии и стал читать стихи под названием «Лекция в детском саду, навеянная выступлением Медведева с ежегодным посланием законодателям»

В непростое время, мы живем с вами чада,
То финансовый кризис, то леса блокада.
Жара аномальная, лютый пожар…
И тут в довершении пьяный угар.
В который свалился некий Ассланж
Создав Викиликс на госдеповский транш.
Плевал я на Хилари и Саркози,
Но нас с дядей Вэ не утопишь в грязи
Как Бэтмен и Робин  над тщетой взлетим,
И всю эту шваль без труда победим.
Поддержит детство Альфа-дог,
я тоже подсоблю
Про армию и малышей вам песенку спою.
Про нанотехнологии не в тему говорить,
У нас в селе прореха, коров нет рук доить.
Вот вырастите крошки, научитесь рожать,
Подарим по матрешке, когда ты станешь мать.
Пока ребята служат на рубежах страны,
Вы дамы-дорогуши уж будьте им верны.
А если вдруг случится оказия у вас,
Адюльтер приключится и черт надует враз.
За третьего ребенка горой и головой,
Чиновник отобьется перед людской молвой.
Ваш муженек рогатый, чтоб руки не чесать,
Получит восемь соток, чтоб сеять и пахать.
А третий ваш, приблудный, не станет Цеповязом,
В коррупцию не влезет, не обожрется газом.
Ахматовой он будет, Некрасовым и Блоком
Поэтому матрешки рожайте чаще, скопом.
Жаль уродиться третьим мне детки не дано судьбиной,
Тогда бы был Чайковским,  а не юрист-скотиной.
Дерзайте гарны хлопцы и милые девицы
Засим базар кончаю, сливаюсь из столицы.
До лекторов масштаба, такого каков я
охочь не только Кремль, но вся страна моя.
И не беда ребятки, что лекции ей-ей
Читаю я в палате для маленьких детей.
За малую копейку работать я привык,
Да мне то и не жалко, не вырвали б язык.
В лихих, блин, девяностых за лекцию такую,
Мне б в зад загнали ломик, или гранату к …
Простите за вульгарность, ну, перебрал немного
Спасибо за вниманье. Эй, наливай Серега!

Этот стих не намного отличался от предшествующего, прочитанного на сборе подписей в поддержку партии Ми2%, но был так же резок, зол и в меру смешлив. Находящиеся в зале люди встретили его овацией. Но, чей-то голос, возможно, очередного провокатора прокричал:
- Они сейчас бухать пойдут, вон слышал этот с бородкой продекламировал, мол, хватит тут пургу гнать, бухать пора. - На галерке началась свара. И сколько не пытались Лимонов с Касьяновым или Рыжков с Немцовым, призвать народ к порядку, призыв «наливай Серега» подействовал на собравшихся круче любых лозунгов, зовущий к походу на Кремль. Эх, Дэн Шырович, что же ты наделал, голубь!
Фаина вспомнила, что такое случалось в конце 80-х на митингах ДС, где ей угораздило очутиться совсем случайно. Там тоже орали «бей комуняг» и пили водку, правда, люди тогда были не такими злыми, как сейчас. А злость просто висела в воздухе, просто сочилась из людских тел и мозгов, как яд из смертоносного анчара. Причем, злыми были все и правые, и несогласные, и коммунисты и власти. Про полицаев и говорить нечего, этим по статусу положено быть злыми, да к тому же в эпоху ментовского беспредела и заигрывания власти с силовиками, они позволяли себе того, о чем  даже в глухие брежневские и андроповские времена подумать не могли. Прикормленные властью цепные псы режима, они готовы были сожрать любого, кто косо посмотрел на их хозяев. Огульно хаять всех Николай не собирался, но после того, как с Фаиной случилось несчастье, он понял, что с этими людьми можно говорить только на их же выбранном языке, то есть действовать по принципу – зуб за зуб, и никакой христианской морали, о которой говорил Патриарх Кирилл в своих проповедях и прочие иерархи РПЦ.
Все случилось аккурат перед выборами в Думу, куда, как и ожидалось никто из оппозиционеров выдвинуться не смог, поскольку не одну из партий так и не зарегистрировали, а «Ябло» завернули из-за большого числа бракованных подписных листов в их поддержку.
На тот митинг Николай пойти не смог, хотя и собирался. Его свалила тяжелейшая простуда и высокая температура. Фаина тоже, поначалу, решила остаться с ним, но в конце концов не выдержала и пошла, пообещав Коле, что лишь послушает выступление некоторых лидеров оппозиции и к вечеру вернется домой. Дело в том, что они уже засветились пару раз на митингах «стратегии 31» и их даже забирали в пердильник, но поскольку, документы Александр Павлович справил приличные, то их мели вместе со всеми, составляли протокол, выписывали штраф и отпускали. Все как всегда, в течении последних пяти лет в России.  Кстати, на последнем так называемом «марше», точнее после него исчез и так и не понятно куда, известный рифмоплет и оппозиционер, юмор-журналист Дэн Шырович. Среди демократов ходили слухи, что его содержат в каких-то казиматах спецтюрьмы где-то на севере, коллеги из Желтого радио выдвинули версию, что его убили какие-то боевики, прибывшие с Кавказа, а власти и прокремлевские СМИ утверждали, что Дэн свалил к себе в Австралию и пасет овец, потому что, отработал свой гонорар, выплаченный ему Ми-6 и Массадом, а бесплатно он рвать на себе рубаху за российскую демократию не собирался.  Сам Шыровив молчал, как рыба об лед. Прочитал свои вирши с трибуны на Пушкинской, откланялся публике и растворился в городском смоге.
Тогда, между прочим, вязали не так проворно, и Фаина с Николаем, практически без эксцессов вернулись домой. Уместно будет заметить, что проживали они уже не в гостинице у Марины, потому что, та узнав, что они ходят на митинге оппозиции, отказала им в постое, хотя и платили они исправно, благодаря помощи Александра Павловича, и отношения у них были почти дружескими. Но, Марина боялась, что за связь с несогласными ее бизнес закроют, поэтому и попросила их съехать. Они вошли в ее положение и сняли квартиру на окраине города, благо Коля устроился на работу в качестве консультанта в одну фирму, продающую парфюм из его любимой Франции.  Квартира хоть и обходилась им в 800$ в месяц, была вполне сносной, да и район не особо дерьмовый. Во всяком случае, гастробайтеров в нем было не больше, чем в других районах, а вели они себя довольно корректно.
В тот вечер, народу на площади было меньше обычного, потому что, Лимон в конец разосрался с правозащитниками, и те теперь митинговали отдельно от национал-большевиков. На митингах их было скучно, и если бы не стихи Дэна, то вся эта история совсем бы скисла. А так, придут, покричат про свободу и про Ходорковского с Лебедевым и все, иди суши весла. Так было и в последний раз. С обличительными речами выступили  Физик, Историк, Валерия Никитична и Людмила Алексеева. Постояли минут десять, пожевали сопли, дожидаясь пока Шырович отсчитает свой гонорар (по словам корреспондентов 1-го канала) и стали слушать его последний опус. Кстати, Фаина сказала, что это старье она уже слышала год назад по Желтому радио, и тогда он был еще в тему, а сейчас потерял свою актуальность. Назывался он, письмо заключенного. Поначалу все решили, что стих посвящен очередной травле Ходорковского развязанного в СМИ в связи с намечающимся так называемым третьим делом «Юкоса», но оказалось иначе.

Опять завел свою волынку, про инновации в натуре,
ему бы быть не президентом, а следаком в прокуратуре.
Сидел бы там на жопе ровно, листал бумажки, пил компот,
А не пугал бы наш народ, про то, что кто-то там вперед,
Должен рвануть на зло наймитам и либерастам паразитам,
Что в Сколково должна родиться,
не Анна Чапмен, А жар-птица,
что Вексельберг не будет красть,
Наукоград не даст пропасть,
ученым – русским и иных кровей
Побольше денег в него вбей, дай им приличную зарплату,
Большую хату.
Вольностей не много,
лишь только бы, через бетонную дорогу
и стену на подобии берлинской,
их мысли не просачивались в химский, тьфу позабыл,
но в тот вонючий лес, где на пенек Шевчук залез и вместе бабою,
в пожар и непогодину, провыл нам песнь про Родину-уродину.
           Пускай жар-птица озарит своим крылом, тот добрый дом
Где трудиться младой ученый,
горит диод, в систему подключенный,
Энергосберегающих сетей. Где четверо и более детей,
не в луже и  в грязи играют, а с юных лет то Твиттер постигают,
то за ай- фон возьмутся с головой, то- за ай-пэд.
О боже мой, какая радостная
Вышла бы картина, и не Немцов – тщедушная детина,
не Ходорковский, - алчный гений зла, не подложили бы на
Выборах козла, или какую-то свинью с помятой рожей,
И столь тупой, что на Зюганова похожей,
хотя последний – Наш боец,
в душе, мне кажется подлец,
на кресло наше глазом косит, видать у деда башню сносит.
Ну, ведь куда ему – отстою,
И так застой, и быть застою.
Пора, пора тебе дружок,
из жопы выгребать песок.
Про либералов все сказал, чуть краснопузых пожурил,
про Жирика и слов не нужно, на рожу глянешь – гамадрил.
Не голубой, поймите право,
Здесь оскорбленья не уместны, а долбоеб, - имею право,
Мне с ним в единой клетке тесно.
Да, что еще, про полицейских, пока пожалуй воздержуся,
в 140 знаков не улечься, а не большое не гожуся.
Про Сочи пусть премьер  зевает, он в тех делах бесспорный дока,
А про футбол, тут мне кивают, Мутко вам наплетет и столько…
Он ведь по аглицки набрешет, да так, что Блатер поперхнется,
Май френд, взайдет та стар на небе, а после в море нанобнется.
Зачем нам мундиаль – не знаю, опять откаты и заносы
На армию б бабла хватило,  ведь там  такие пылесосы.
Ведь это лишь в рекламе пошлой «сосу за копейки», да хоть за калач
У наших же ребят такое жало, что не до смеха, - в голос плач.
Щас в Интернете покопался, узнал про всякие дела, про гусь-хрустальный, про кущевку, что Русь нацистов родила.
В стране, сломившей хрен фашизму, такое, бля, недопустимо
Увидишь ты таких поганцев, дай по треске, а не проследуй мимо.
Вот мой певец любимый Филя, одну такую отдубасил,
За то, что свет в лицо светила, как Мюллер Штирлицу на базе.
Свинтил в Израиль. Был таков,
не то что я, герой народный,
Мент благородный и дородный, самовлюбленный, не свободный
Ваш брат «товарищ Евсюков»
- Ничего нового, - резюмировала Фаина, - все старо как мир. Похоже, Коля, сдулась наша оппозиция, опять переиграл ее Кремль.
- А тебе-то что, милая, - сказал Николай, когда они ехали на маршрутке до своего нового прибежища.
- Вот кому-кому, а тебе уж точно дела до этой страны нет никакого! – злобно ответила Фаина. – Какой ты нахуй Наполеон, ты даже не Дэн Шырович! Тот хоть стишки пошленькие сочиняет про нынешнюю власть, а ты придешь, постоишь и на базу, чтобы меня сношать во все дырки.
Поняв, что перегнула палку, Фаина погладила его тыльной стороной ладони по щеке. – Ой, какая у тебя кожа стала сухая, сухая, как у мумии.
- Сдохну скоро, - Николай был задет ее словами и понимал, что по сути своей она права.
- Я тоже, - не желая его жалеть ни на йоту, сказала она.

Где она сейчас, уже два часа ночи, размышлял Николай ворочаясь в постели, накрытый двумя одеялами. Таблетки он не пил, как и Фаина, и его знобило от высокой температуры, хотя потел он регулярно и обильно. Внезапно он провалился в какую-то темень, и очнулся только под утро, но следов Фаины в квартире по-прежнему не ощущалось, как не отвечал ее мобильный телефон, как не было и зарегистрированных звонков с ее телефона. Николая трясло, от температуры, от страшного недуга вдруг охватившего его, но больше всего его колотило от ощущения того, что он может лишиться Фаину навсегда. С чего пришло это понимание, он не мог сообразить, но охвативший его страх не отпускал не на минуту. Он даже вспомнил, как обещал ей не оставлять одной не на минуту, после того, как ее чуть не изнасиловал и не убил какой-то водитель «шахид-такси».

На этот раз судьба не пожалела Фаину. Нашли ее тело за городом изуродованное, но с признаками жизни. Об этом ему сообщил тот самый Максим, который и привел их впервые на сбор оппозиции. Он позвонил Николаю на мобильник, когда тот собрался идти в милицию и писать заявление о пропаже человека, о чем ему посоветовала соседка по лестничной клетки, обеспокоенная долгим отсутствием соседей. Николай лежал в полуобморочном состоянии, борясь с болезнью, а Фаина отсутствовала вот уже пятые сутки.
- Николай Александрович - (так представлялся Коля, поскольку считал своим приемным отцом Александра Павловича) услышал он в трубке знакомый голос Максима – Это Максим. С Фаиной случилась беда! Я сейчас к вам приеду, - и, не прощаясь, повесил трубку.
Коля чуть не спятил, пока дожидался приезда гостя. Все попытки дозвониться до него, оканчивались неудачей. Наконец, в дверь позвонили. Николай, встал с табуретки, которую специально поставил возле двери, чтобы дожидаться Максима и держась за стенку, отворил дверь. На лестнице стоял Максим. Коля сделал шаг назад, и парень вошел в квартиру. Он был бледен, но довольно бодр.
- Фаина Александровна в больнице! Она в коме, но по-прежнему жива!
У Николая поплыли круги перед глазами. От простуды, от температуры, от переутомления, и от известия о том, что Финка все-таки жива. Самое страшное было позади!  Вдруг какой-то внутренний свет вспыхнул в его душе, доселе невидимый, и тепло покатило по венам, и круги под глазами исчезли и прошла усталость и дрожь в суставах и болезнь отступила.
Максим, с кем-то болтавший по телефону, бросил на него взгляд и ахнул, неузнав Колю.
- Николай Александрович, - шлепая губами, почти бесшумно произнес он, показывая Коле жестами, на его лицо. Тот, понял, что что-то произошло, с его фейсом, и взглянул в зеркало.
Надо сказать, что изменился он до неузнаваемости, так что, паспорт можно было выбрасывать на помойку. Лицо постарело, но округлилось и обрело, наконец, розовые оттенки, а то было бледным, как у живого трупа. Волосы поредели и стали темно-русыми, глаза чуть вылезли из орбит, нос заострился, а губы превратились в тонкую полоску, красным надрезом рассекавшие кожу, между носом и подбородком, внезапно поросшей черной щетиной. Несомненно, что черты прежнего Коли в этом человеке оставались, и даже в большой степени, но изменилась начинка. Из его карих глаз, из всего тела пела какая-то энергия, дремавшая ранее внутри, и хотя на вид он заметно постарел, эта энергия придававшая ему бодрость, делала его моложе.
- Ничего, Макс, - даже голос у него изменился, стал глуше, но тверже. – Просто я принял антидепрессант и жаропонижающее одновременно, прошла температура и появилась хоть какая-то бодрость. Обо мне забыли, что с Фаиной?
Максим рассказал, что митинг 31 октября, как и все последние предыдущие, вышел так сяк, ни рыбы ни мяса. В основном говорили про Путина и фальсификацию на будущих выборах в ГД. Стихов никто не читал, песен не пел, Немцов бегал со своей брошюрой, - «Медведев итоги первого срока», Новодворская с книжкой про Ходорковского, правозащитники и прочие несогласные. Лимон протестовал отдельно, призывая брать власть любым законным способом, а каким не сказал. В общем, обычная тусовка демшизы, как принято нас называть в среде либеральной интеллигенции и ура-патриотов. Фаина тусовалась с экологами, которые намеревались теперь защищать трассу Чита - Краснокаменск, которую власти намереваются засадить кедром, чтобы правозащитники и прочие журналисты, не ездили по ней к Ходорковскому и Лебедеву.
- Во, бля, докуда Чирикова добралась! – изумился Николай. – Ведь еще недавно Химкинский лес защищала, а теперь на тебе, здрасьте.
- Фаина, постояла с экологами и они пошли к метро, все был тихо и спокойно. Я чуть остался потрепаться с Якиным, которого недавно выпустили из СИЗО, он снова сидел 15 суток, за то, что обоссал полицейскую машину в знак протеста против беспредела понтов, во время матча по футболу между сборной города и сборной вселенной, ну типа того, что был в начале года в Чечне, когда Кадыров привез в Грозный стариков из Бразилии. После того матча, это поветрие охватило умы всех наших начальников, тем более перед выборами в ГД.
- Ты по древу не растекайся, - прервал его тягучую речь, Николай, уже практически одевшийся и готовый следовать туда, куда парень укажет.
- В том то и дело, что рассказывать нечего, Николай Александрович, - ответил парень, когда они спускались в лифте на первый этаж. – Нашли Фаину в лесополосе возле вокзала, какие-то неизвестные люди, проезжавшие по трассе и остановившиеся чтобы поссать. Тело лежало в кустах и признаков жизни не подавало. Они вызвали понтов и скорую.
- Понты, это менты? – на всякий случай спросил Коля.
- Да, пока их так называют, а потом посмотрим.
- Извини, что перебил, продолжай, - сказал Николай, когда садился на пассажирское сидение   BMW Максима.
- Ее отвезли в клинику №66. У нее не работают почки, разрыв селезенки, с печенью тоже не все в порядке, в общем, она живой труп, находящийся в коматозном состоянии. Подключена к аппарату искусственной вентиляции легких, искусственной почки и еще бог знает к чему. Меня то туда не впустили, туда вообще никого не впускают. Но, в справочном говорят, что она жива, но если состояние в течении нескольких дней не сдвинется либо в одну, либо другую сторону, то ее отключат и все. Вы спросите, почему об этом сообщили мне, а не вам? У нее в кармане на рукаве, вы знаете, такой маленький, чисто декоративный.
Николай кивнул. Эта пошлая нашивка никогда не нравилась Фаине, и она все время порывалась его спороть, но все время до этого не доходили руки. И слава Богу, что не дошли, иначе сейчас бы лежал в клинике, как неизвестная, и что с ней было бы в этом случае дальше.
- Там нашли сим-карту от JSM, вставили в телефон, и на ней оказалась несколько телефонов. Один из них был Жанки. Ей позвонили, она мне. Мы вам поначалу звонить не стали, мало ли что, но в клинике Жанну пустили посмотреть на Фаину, чтобы опознать. Она с трудом, но опознала. Тогда я и решил позвонить вам. Жанна нас ждет в приемном покое.
- Спасибо Макс, - поблагодарил Коля. – Я не знаю тех слов, чтобы сказать тебе, что ты для меня сделал. Огромное спасибо!
- Не стоит. Я же ничего не сделал. И вообще, главное Фаину Александровну вытащить с того света.
Да, подумал Николай, ведь там, по ее словам, ничего нет, ни хорошего, ни плохого. Там пустота, а в пустоте находиться как-то некомфортно.

В клинику Колю пустили без звука, едва взглянув на его решительный взгляд.  Наверное, подумали что он из каких-нибудь органов. Николай прошел в реанимацию в сопровождении молодого аспиранта или интерна, как принято стало называть будущих врачей, и взглянул на тело, до подбородка укрытое простыней, все утыканное какими-то трубками и проводами. Да, это была Фаина. Вернее, то, что оставалось от нее.
- Чем я могу помочь? – спросил Николай заведующего отделением.
- Пожалуй нечем, - пожимая плечами ответил тот. – У нее практически нет работающих внутренних органов. Грубо говоря, легкие и сердце, вот все что от нее осталось. Ну, мозг еще не поврежден, позвоночник, на удивление цел…
- А трансплантировать органы?
- Это практически нереально. Даже если вы миллиардер и сможете найти доноров, то пока органу подберут, пока вживят, еще неизвестно, не отторгнет ли их ее организм. Короче, кроме чуда вам никто помочь не сможет. Молитесь, если верите.
- Погодите, с молитвой! Сколько вы сможете ее продержать в стабильном состоянии?
Врач приподнял брови и его лицо вытянулось знаком вопроса.
- Ого, вы собираетесь найти ей внутренние органы?
- Да, - твердо ответил Николай и посмотрел в глаза доктору.
От этого взгляда, тому стало как-то совершенно неуютно в собственном кабинете, захотелось взять удочку и отправиться на природу с палаткой, с водочкой, и доктор отводя глаза сказал:
- Около полугода, если…
- Не говорите об этом, деньги будут!
- Я не о деньгах, покраснел заведующий. – Я о том, что сердце может не выдержать, ведь она явно не девочка.
Вот тут ты ошибаешься, мил человек, подумал Николай, ей ведь в натуре едва три годика исполнилось!
Он записал все координаты врача и пообещал, что будет приезжать каждый день. Самое удивительное было то, что никто у него даже не поинтересовался, кем он является для этой изуродованной женщины, точнее куска мяса, по имени Фаина.
Вопросом, что ему делать Николай не задался ни единого разу. Все делалось само собой, помимо его воли. Первым делом он связался по Интернету с Александром Павловичем и сообщил ему о случившемся. То рассказал обо всем Карине, и она примчалась в клинику и дежурила с Николаем возле палаты больной. Сам Александр Павлович признался во всем Михаилу Борисовичу, который сначала чуть не убил друга, но узнав о случившемся плюнул даже на свою избирательную компанию и согласился вновь нарушит закон и клонировать органы Фаины. Для этого даже не потребовалось ехать в клинику, потому что, пока Михаил Борисович готовил составы и препараты для создания первоначального раствора для выращивания клеток, Александр Павлович съездил к своей тезке Александре, и взял у нее из холодильника  пузырек с кожей с с мизинца еще той, старой Фаины. Поскольку из стволовых клеток взращивать весь организм необходимости не было, а самым сложным и долгим является, как раз, выращивание мозга, который к счастью оказался не затронут, то по оценкам Михаила Борисовича, но все про все приходилось не больше трех месяцев.
- Эх, бля, - сокрушался академик, сидя в кабинете с голубой чашкой чая и беседуя по телефону с Александром Павловичем. – Чего я от выборов отказался, старый дурак! Ведь, и здесь бы все успели, и в Думу бы прошел хоть от СР, хот от ЕР, какая в жопу разница, главное чтобы деньги на науку выделяли.
- Так ты бы к Голиковой рванул под крыло, - раздавался из трубки голос Александра Павловича. – У нее то проще денег выбить.
- Нет, к Тане нельзя. У нее муж Христенко, суровый мужик, все же всей промышленностью руководит, - отшучивался вновь восстановившийся в должности директор АО НИИ.
Тем временем, Николай, когда его в клинике замещала Карина Матвеевна, проводил вместе с Максом и его несогласными товарищами, собственное расследование. Они выяснили, что возле метро к женщинам из оппозиции подошли несколько мужчин в камуфляжной форме, с шевроном в виде какой-то птички. Толи курицы, толи орла. Одну из активисток молодежного движения зеленых потащили в машину, а Фаина заступилась за нее и ее уволокли следом. Остальных женщин и случайных прохожих понты разогнали дубинками. Зеленую девушку больше никто не видел, она исчезла, как и юмор-журналист из Австралии. А Фаину нашли. Одна из женщин экологов, запомнила человека, который по ее мнению руководил группой спецназа, схватившей Фаину. Он чем-то напоминал актера Ланового, если ему чуть нарастить брови и побрить уши. На этом информация заканчивалась. Источники оппозиции в правоохранительных органах об этой операции ничего не слышали, про какую-то спецгруппу ничерта не ведали, да и вообще, сейчас столько всяких спецназов, что за день названия не перечислишь.
Три месяца пролетели, как один день. Все необходимые органы для пересадки Фаине, выросли, словно помидоры на грядке. И когда академик, в сопровождении лучших врачей своей клиники, в которой работала Карина реаниматологом, привез их в контейнерах в 66 -ю, то там просто ахнули. Но спрашивать у академика РАМН откуда у него такое добро, не решились, а просто под его наблюдением приступили к трансплантации этих органов Фаине, собственно, самой же Фаине. Кстати, врачи из клиники №66 были поражены тем, что донорские органы идеально подходили по совместимости к пациентке.
Операция прошла успешно и скоро Фаину отключили от аппараты искусственной вентиляции легких, как впрочем и от других подобных аппаратов. Когда женщина пришла в себя и ее зрачки стали реагировать на свет, то Михаил Борисович распорядился, чтобы ее перевели в клинику его НИИ, где за ней уже продолжали следить ее врачи, под руководством Карины.
- Теперь милая моя ты не сбежишь, - первые слова, которые услышала Фаина, были слова Михаила Борисовича, который стоял возле ее койки и улыбался. Рядом стоял Александр Павлович, Карина и Николай. Сознание медленно возвращалось к ней.

Николай не стал бриться, ему казалось, что небольшая щетина смотрится весьма не плохо. Через неделю он съезжает со съемной квартиры и селится неподалеку от НИИ Михаила Борисовича, такова была договоренность сторон. Во-первых, так было ближе встречаться с Фаиной, которая шла на поправку гигантскими темпами, а во-вторых, Александр Павлович и Михаил Борисович, хотели чтобы оба клона были теперь под их присмотром всегда, и никаких дальнейших разговоров и переговоров проводить не собирались. Он стоял в прихожей и думал, звонить Александру Павловичу или нет, когда в квартиру позвонили. Он отпер дверь и чуть не дал дуба. Перед ним стояла Фаина, собственной персоной.
- Хули уставился, своих не узнаешь? – женщина прошмыгнула в квартиру и захлопнула за собой дверь.
- Ты?
- Я, - она не дав ему опомниться, заключила его в свои объятия и завлекла в комнату. – Я так соскучилась, милый!
После произошедшего они некоторое время лежали молча, пока наконец Николай не задал бессмысленный и глупый вопрос:
- Ты опять свинтила?
- Нет, поебаться отпустили, - грубо ответила Фаина. – Ты что, дурак Николаша?
Потом она рассказала ему, что случилось в ту злополучную ночь. Группа каких-то людей в черной камуфляжной форме стала затаскивать девушку из партии «Зеленые легкие России» в микроавтобус, а она заступилась за нее, тогда и ее свинтили вместе с ней. Что это за команда, она не поняла, хотя из отдельных обрывков воспоминаний, явствовало, что это специальный карательный отряд созданный при одной из спецслужб, для устранения лидеров оппозиции. То, что они к таковым не относятся, Фаина не сомневалась, просто мужланам понравилась красивая «зеленая» активистка, и они решили развлечься, а Фаина просто попала по замес. Потом ее будто оса укусила в бок и она потеряла сознание. Дальнейший ход событий, ей дорассказал Николай, проводивший расследование с ребятами из команды Максима. Таким образом, картина запылала почти всеми своими черными с оттенком красками.
- Птичка, говоришь, на рукаве и дядька с лицом актера Ланового? – Фаина задумалась и, замолчав, закрыла глаза.
Николай не стал беспокоить ее, решив, что женщина просто устала и решила вздремнуть. Но, Фаина усиленно напрягала мозги, как тогда, на даче у Карины, когда пыталась вспомнить того бородатого бомжа так похожего на Александра Павловича. Стоп! Она вспомнила название этой группы. Она носила тоже имя, что и поезд следовавший между Москвой и Петербургом. От яркой вспышки в мозгу у нее распахнулись глаза.
- Что, вспомнила? – Николай впился взглядом в ее голубые, карельские озера.
- Нет, - покачала головой Фаина, - просто есть чего-то захотелось.
Больше они к этой теме не возвращались в тот день, а стали разговаривать о посторонних, вполне мирных вещах.
- Ты же знаешь, что у меня двоюродная бабка по отцовской линии стреляла в Ленина. У меня в генах терроризм заложен. Поэтому, если ты не хочешь, то я буду мстить одна.
- Ну и накой тебе эти «шахид-таксисты» сдались? – увещевал ее Коля, хотя сам понимал, что согласен с ней полностью и готов на ее предложение.
- Я не собираюсь никого убивать, я говорю только о том, чтобы поджечь их авто!
- Они другие купят, это не решение проблммы!
- Пускай, покупают, я и те сожгу, - Фаина была непреклонна.
- Хорошо, а дальше?
- А дальше, милый мой, мы с тобой революцию делать будем! – она расхохоталась и чмокнула его в губы. – А сейчас нам сваливать надо, а то, Михаил Борисович спохватится и бросится в погоню.
- Может, позвоним и скажем, что никогда не вернемся назад, а потом телефон выбросим, чтобы нас по JPRS не вычислили? – предложил Николай, чувствующий, что настоящая игра только начинается. От чего все тело сжалось, как пружина, готовая распрямиться в любую минуту.
- Умничка, звони, а я пойду переоденусь!


ГЛАВА 8. ЦАРЬ ОДИП

Он облизал тонкие губы, потер пальцами глаза и бросил взгляд на улицу. За окнами дворца, в большом саду резвился годовалый щенок подаренный премьером одной маленькой южной страны, а его старая добрая сука, верой и правдой служившая ему больше десятка лет, отдыхала в тени карельской березы. какая тоска, какой он одинокий в этом большом и нелепо скроенном мире, подумал Одип и ухмыльнулся. Ведь и верно, - Одип ( Одинокий Полковник) лучше погоняло и не придумаешь. Надо у ребят спросить, кому первому пришла в голову мысль так назвать хозяина страны. Правда, человек не без чувства юмора и злости. Ведь невольно возникают ассоциации с царем Эдипом, чего конечно лестно, но не схоже по сути бытия. Он вышел на балкон и продолжил наблюдать, как щенок пытается втянуть в свою игру престарелую суку, но та недовольно тявкает на него и закрывает морду лапой. Вот так и он закрывая лицо руками часто сидит у камина и отмахивается от назойливых воспоминаний, посещающих его из прошлой жизни. Самая большая катастрофа ХХ века это развал Союза. А разве это не так? Разве можно согласится с этими гопниками, вечно скулящими и шакалющими у Американского посольства, что развал великой страны стал благом для всей цивилизации. Да что они могут понять в этом, те, кто уркаганил в лихие девяностые и дербанил полудохлую страну, разрывая ее, как грифы и шакалы падаль на куски. С распадом Союза исчез тот драйф, тот тонус, который присущ каждому спортсмену выходящему на поединок с достойным противником. И что мы добились? У штатов не стало спаринг-партнера, мир превратился в липкую массу и стал гнить. Все эти войны, все эти техногенные катастрофы, землетрясения, цунами, аномальные зимы и прочие, это все от того, что в мире исчезло напряжение и люди расслабились, отдав свои судьбы в руки одной сверхдержавы. Никто кроме меня не понял, что лишившись сопротивления Союза, Америка тянет всех в бездну. Ведь известно же даже моим охранникам, что опереться можно только на то, что оказывает сопротивление. Некому об этом сказать, на смех поднимут. Жаль умер Дживахарлал Неру, теперь и поговорить не с кем. Трагедия распада случившаяся в начале 90-х еще только начала аукаться в разных точках Земли. Тектонические сдвиги только начались и колебания земной коры, едва лишь преступили к своему движению. Но, главные и необратимые последствия произошли в людских головах. Союз, а с ним и Россия превратились в посмешище и одновременно в исчадие ада для государств, некогда заглядывавших с подобострастием к нам в глаза и реагирующих на любой чих великой державы. Сейчас все рванули в сторону запада и норовят плюнуть нам в след, а кто-то и тявкнуть, как прибалтийские сосунки, всегда жравшие с чужих рук и готовые за кусок хлеба со шпротами продать любого хозяина. Но, разве эти важны? Это мелочь, которую европейские страны пережуют и выплюнут, даже не обратив внимание на писк всяких Хейно, Валдисов и Март. Нет, это даже не говно, это лишь оттенки неприятного запаха, которым обладает их часть Балтийской лужи. Печаль начинается на Дальнем Востоке, в Индии в Латинской Америке. Ведь с развалом Союза эти страны резко двинулись совсем не в том направлении, в которую им стоило двигаться и, которая начерчена на исторических скрижалях. Они все равно попадут в ту же ловушку, в которую попались и Европа и Япония. Нельзя всему миру смотреть в одну сторону и пить воду из одного колодца. Однополярный мир, это бред, как и бред понятие многополярного мира. Мир изначально с момента его создания имел два полюса. И разве что-то изменилось с тех времен? Двигаясь следом за штатами, мы нарушаем равновесие сложившееся в прошлом веке и вынуждены будем либо свалиться в пропасть, либо срочно вносить коррективы в вектора своего развития и стараться удержать сложившуюся систему в равновесии. Хаос и броуновское движение середины прошлого тысячелетия привели к определенным результатам, привели к первоначальному пониманию сложившейся ситуации, а люди возомнившие себя богами, вдруг решили, что с помощью научно-технической революции можно менять всю систему до бесконечности, то усложняя, то упрощая ее до минимума. Ничерта это не так, ХХ век показал, что только два полюса, два знака + и – смогут спасти нашу цивилизацию от распада. И тут эта катастрофа с распадом Союза. Меня могут упрекнуть в том, а стал бы ли я царем, если бы Союз не развалился? Откровенно отвечу, что не стал бы. Вероятно моя жизнь так и не стала бы публичной, не стала бы такой яркой в начале перемен и такой скучной, когда я достиг всего, чего жаждет всякий мужик и чего никогда не сможет добиться. Но, стало мне от этого лучше, комфортней? Тоже отвечу нет. Став лидером нации, я потерял свою идентичность, оставил свое я где-то в уголке петербургской квартиры, где скромно проживал с родственниками до восхождения на трон. Знал ли я, приходя в команду к своему учителю и крестному отцу, что через десятилетие стану во главе некогда великой страны, в тот момент находящейся на грани распада? Конечно, нет. Мой путь не был усыпан розами, как кричат об этом шакалы возле Боровицких ворот Кремля и держащие фигу в кармане всякие Хилари и Кандолизы. Враги начали гавкать уже тогда, как только я сказал свою ставшую знаменитой фразу про бандитов, которых мы будем мочить в сортире. Ну сказал, ну привычка у меня такая, что думаю о том и говорю. Я не дипломат, я политик и человек который уже вошел в историю. В мировую историю! И всякие вопли правозащитников и демократов о том, что не пристало главе государство выражаться «по-пацански» меня мало интересуют. Я обращаюсь к тем, кто способен меня понять и кому нравиться то, что я говорю, а не у академикам и интеллигентам проедавшим мне плешь во время учебы в университете. Сейчас правила игры задаю я, а не они. Когда-то я учился у них и с восторгом смотрел им в рот, когда они несли всякую чушь, выдавая ее за единственно верные мысли, теперь пускай они захлебнутся в обратном потоке, разбирая на цитаты мои мысли, которые я волен произносить и выражать, как мне вздумается, хоть задом наперед, хоть сверху вниз, и даже поперек. Не зря еще Ульянов сказал, что интеллигенция это не мозг нации, а говно. Откровенно и честно, и ничерта с того времени не изменилось. Еще вчера кто-то подтрунивал и шушукался за моей спиной по поводу моей манеры выражать свои мысли, а теперь пишет об этом трактаты, научные статьи и защищает докторскую диссертацию. Как все скучно и противно. Сплошные лицемеры и лизоблюды. Все-таки даже в лихие 90-е было веселей. Там был драйв, который исчез куда-то. Не надо мне только ставить в вину, что это я так изменил ситуацию в стране, что даже Дума перестала быть местом для дискуссий. Где вы господа были в 90-х, когда все и случилось в России? Вы сидели в Думе, торчали в правительстве, выступали на телевидении. Вы создавали законы, пересаживали чиновников на отечественные машины, дербанили нефть и газ, металлы и уголь. Вы думали, что это продлится вечно и ваши друзья не отступятся от вас, в случае если ветер поменяется? Вот видите, как оно случилось. Наворовали в девяностые миллиарды, думали что хватит, не хватило, надобно еще, а кормушка то закрыта! Что остается? Остается гавкать из-за угла и писать жалобы в Страсбургский суд. Еще можно писать различные пасквили, как это делает старая шмара из Петросовета, говорящая о моей связи с ленинградскими преступными группировками. Да, я знал многих лидеров ОПГ и даже помогал некоторым из них, но вы докажите об этом в суде. Вы выдерните их лидеров на процесс и пусть они под диктофоны и камеры расскажут о том, как Одип помогал им разворовывать бюджет Петербурга. Слабо? Ясно, что слабо. Где тот режиссер с местного ТВ, который слезно просил выпустить его из тюрьмы, иначе он расскажет такое, что кое-кому не поздоровится? Когда в город приезжала Клава Шиффер в середине 90-х, то какой-то сученок из «девятки» (нынешнее ФСО), позволил пройти на балкон Дворца человеку с видеокамерой, который и заснял всю тусовку, в том числе уважаемых людей среди авторитетных бизнесменов. Пленку то мы позже конфисковали, а телеоператору рот зашили. Вот только владелец телеканал оказался человеком недалеким, думал, что все это детский сад, Пришлось пойти по мягкому пути, найти нарушения в уплате налогов и закрыть на короткое время. Но, ведь ему этого мало, он себя почувствовал королем, угрожать стал, а у самого сердечко старое, все пропитое, вот он и дал дуба под Рождество. Где мой крестный отец, вдруг решивший, что если я стал хозяином страны, то непременно должен помочь ему вернуть былой политический вес, за то, что ввел меня в политику, компенсации захотел – стать всероссийским старостой, наподобие товарища Калинина, а сам весь больной. Ой! Где он? Нет ни одного, ни другого, ни массы третьих, желавших прильнуть к моему твердому плечу, опереться на него. Вы господа сами просрали, то что вам было дадено судьбой в начале 90-х, от того, нечего пенять на обстоятельства. А что касается всяких гнусных брошюр и памфлетов с разоблачениями и «итогами» от Немцовых и иных, то на это даже на западе внимания не обращают, как и не суют нос в наши внутрироссийские разборки. Демократия в стране есть? Есть! Пусть и суверенная, но имеется. А с какого перепуга мы должны жить и работать по образу и подобию американцев или британцев? Россия великая страна, пусть еще не совсем и оправившаяся после удара в спину, нанесенного Горбачевым и КПСС, но все же поднимающаяся с колен.
Царь распахнул окно и тихо посвистел. Сука не обратила на его призыв никакого внимания, вероятно, что она скоро совсем оглохнет, щенок был занят своими играми с искусственными костями и лишь охранник их ФС выглянул из кроны пихты, расположенной в сотне метрах от дворца. Одип улыбнулся и помахал ему рукой, хотя никогда не был сторонником панибратских отношений с подчиненными. Заметив, что хозяин его засек, охранник сконфузился и спрятался в кроне дерева.
Тоска и изжога. Поговорить не с кем, даже любимые собаки заняты сами собой. Ни друзей, ни врагов, все как и положено. Только звери и птицы, камни и вечность. Вот, Клоун, нашел себе игрушку, сидит себе в Интернете и с кем-то чалится или чартится, фиг поймешь. А все почему, а потому, что поговорить с приличным человеком хочется, да где его взять приличного-то? Нет, вот был один Джевохорлал Неру, да и тот давно умер. Может на охоту рвануть или на рыбалку съездить? Когда российский император ловит рыбу, Европа может подождать! Вот сильный был мужик АлександрIII, а умер от ерунды. Вот и я, в самом рассвете сил и физически крепок и на мозги не жалуюсь, а ведь случится какая-нибудь фигня и поминай как звали!
От этих мыслей у царя еще больше ухудшилось настроение и он решил позвонить знакомой певице, вдруг согласится приехать, и спеть по старой дружбе. Об их отношении некоторые либерасты уже насочиняли столько, что всей бумаги в стране не хватит, чтобы подтереться от этого поноса, а она была всего лишь его хорошая знакомая, как и эта молодая циркачка Мальвина, которую тоже зачислили в его любовницы. Эх, сколько их было! И циркачки, и гимнастки, и фигуристки и пловчихи. Короче, все женское население страны моложе 50 лет состояло в его любовницах. И ведь как врут, прямо на голубом глазу. Жаль, слишком добр и воспитание не позволяет, а то бы всех этих дерьмократов и писак в бочку с говном закатать и пустить по синему морю, как в сказках у Пушкина! Кстати, на счет всяческих рифмоплетов. Тут ему принесли стишки, явно написанные про его персону. Он прочитал и ухмыльнулся. До Пушкина далеко, как до Марса, а все туда же прут. Все стараются побольнее укусить. Он взял со стола листок 4-го формата и еще раз пробежал глазами по распечатанным строчкам. Пидерасты! Вот кого следовало мочить в сортире в самом начале своего президентства. Небесталанно, но серо и пошло. Пожалуй, он и сам мог сочинить подобные вирши.
ЦАРЬ ГОРЫ

Бродя по узким улочкам и штрассе,
Быстрым шагом передвигаясь островными линиями.
Мог ли знать, на золотой террасе,
Что в садок попалась птица синяя?
Серой незаметной мышью,
Уловив сладкий запах блевоты.
Ты вскочил в этот поезд счастья,
Тенью врезавшись в воздух свободы.
Мэру обещал быть сыном праведным,
Новой власти женихом завидным.
Питер подперев плечом каменным,
Оставаясь в сущности не видным.
Тише тишины стоял задумчиво,
Глядя из окна на профиль Ленина.
В кабинетах власть свою окучивал,
Вспоминав про Россию Есенина.
Злые девяностые развеялись,
Растворились с дымом ****ократии
Нулевые дулами нацелились,
Холодком по спинам демократии.
Тихий голос, взгляд пустой, блуждающий.
Рыбьими глазами как прицелами.
Лодки стон, бездонный, умирающий,
Детский крик, бойцами-самострелами.
Вот над школой закружили вороны,
Дул Норд-ост, блевали кровью скорые.
Впопыхах вонзились в землю бороны,
Бороздя посевов души спорые.
Кровь из носа, теплая, соленая.
Но не у него, он как тефлоновый.
И страна коленопреклоненная,
Стала вдруг прокладкой поролоновой.
Нефть соратникам, - пожалуй заслужили.
Газом близких и друзей побалую.
Либералам, чтобы наложили,
Камера согреет грудь их впалую.
А народу спящему да квелому,
Преференций ссыплю до поры.
Пусть гордится щедрому, веселому.
Знает пусть, - я Царь Горы.
…
А вы опять все про народ.
Все про народ, а что народ?
Кто сможет выжить, - пусть живет.
Живет,
но только до поры,
Такие правила игры.
Он сам их выбрал, в окончанье века,
Теперь у них пред богом ипотека,
на два и метр под забором,
на суд небесный очень скорый.
Кто в рай отправится, кто в ад,
Не мне судить, один отряд.
Все что останется, поделим без прикрас,
Мигну, приемник мой, издаст указ.
Поделим все, что только можно поделить,
А Мавр? Мавр сделал дело, - может уходить!

Он скомкал листок и бросил его на стол. Настроение вконец испортилось. Нет, пожалуй не стану звонить примадонне, пусть отдыхает на Канарах со своим латинским мужем. Все бегут из страны, а почему, чего им здесь не поется?
Он подошел к камину и протянул руки к огню. Вот интересная вещь, в замке я один, а дрова в камине никогда не заканчиваются, а огонь никогда не гаснет. Может это вечный огонь, как на марсовом в Питере или у могилы Неизвестного солдата? А может это «Газпром» чего-то во дворце замутил, когда строили мне эту резиденцию? Надо у Миллера спросить, не отравлюсь ли я газом, если вдруг перебои какие-нибудь случатся? Впрочем, судя по углям, это все же березовые полешки пылают. Да и трещат так задорно и звонко, что даже настроение поднялось. А дрова в камин наверняка людишки из ФСО подбрасывают, вот и теперь, кто-то из них смотрит на меня, через специальное устройство и думает, вот бы занять место этого тщедушного царя с тонкими губами и пустыми глазами. Дурак, не думай об этом. Если ты хочешь навек остаться одиноким и до скончания дней говорить всем только то, что они хотят от тебя услышать, а не то, что хотел бы высказать, тогда можешь и помечтать. Но, мечтай лучше о звездочке на погонах, о тарелке борща и красивой бабе в постели. Остальное, это как карта ляжет и каков прикуп будет.
Нет, эти выходные дни сводили его с ума.
В Сочи слетать или покататься на горных лыжах на Домбае? Так и там и там полно «друзей» которым от тебя обязательно что-нибудь нужно. Уж вроде всем кому мог помог, всем раздал по кусочку той собственности, которую присвоили себе прихватизаторы Ельцинского призыва, так нет возникают все новые и новые, кому чего-то не досталось, чего-то не хватило. Но невозможно это вынести, когда они заглядывают тебе в глаза, а там, кроме просьб и тоски по деньгам ничего нет. Они тоже одиноки в своем стремлении к богатству. Сиди на своем богатстве, чахни и радуйся, что входишь в список Форбс, так нет, все не то, все не в масть. Все чего-то боятся. Боятся участи Ходора, а зря. Я сразу же всех предупредил, хочешь денег – бери, если сможешь ими распорядиться не только для своего кармана, но и на благо страны, только в политику не лезь. Нашелся один, змееныш, не послушался, а у самого руки по локоть в крови. Власти ему захотелось, перемен в стране, демократии по американскому образцу. Захотел демократии, так получи! ты за делишки свои ответь, которые натворил в 90-е, отчитайся перед народом за свои миллионы, которые нажил непотребным и преступным путем, а потом вякай. Нет, полез туда куда невелено, вот за это и поплатился. Если мил человек ты слово даешь, то будь добр держи его это слова, а если не можешь, то сваливай из державы либо держи ответ перед судом. Эти либералы кричат, мол суд истории все рассудит и цитируют Лермонтова. Цитируйте до скончания времен и пугайте участью марионеток из африканских стран. Нашли с кем сравнить! У России нет союзников кроме армии и флота, это опять из Александра III, а пока есть ядерное оружие и нефть, то кто посмеет бросить в меня камень? Эта склочная баба Новодворская или Ми2%, а может Немцов? Нет таких на нашей поляне, все фантомы, все нули. Иногда кажется, что они думают, что власть даст слабину и позволит им что-то. Нет уж, дудки. Разговаривать можно только с равными партнерами, а с мелочевкой и затевать диалог не имеет никакого смысла. Глядите в рот Обаме и надейтесь на Госдеп. У всех был шанс, но победитель оказался один, что теперь скулить у разбитого корыта? И нечего каяться и писать вилами на воде слезливые вирши о утраченном шансе и потерянном времени. Развалили Союз, а создавать новый не могут, вот и воют на луну, от бессилия, как импотенты при видя красивой бабы. Зажимают, не дают слова сказать! Да вы сначала придумайте, что вы сказать-то хотите, кроме бессмысленных лозунгов о России без Путина. Мол, царь не дает им выступить на федеральных каналах, вот если бы дал, тогда бы они врезали по его политике из всех их поганых задниц! Ничего бы у них не вышло, об этом и думать нечего. Сколько Зюганов кричал, про «банду Ельцина под суд!» и что? Жрет как миленький из моих рук, все что подают и счастлив, лишь бы Ленина из мавзолея не выносили. Эх, тоска! На лыжах не хочется, с бабами нет желания, может к духовнику съездить? Так там та же канитель. Он тебе в рот смотрит, а у самого одни мысли, как бы прочитать думы хозяина, чтобы сказать ему то, о чем он хочет услышать. Так нафига мне это, что я хочу, я и сам знаю. Жаль умер Джевохорлал Неру, тоска, поговорить не с кем. В 90-е и то веселее было, там один выступит, здесь другой в полемику вступит. Хоть чем-то напоминает поединок, хоть какое-то обозначение борьбы, а сейчас. «Путин уходи! Россия без Путина!» Куда вы плюете господа, ведь пить от туда придется. Грозный я бомбил и Чечню зачищал! Да, так оно и было, а как бы вы поступили на моем месте? Хоть один из демократов предложил свой путь решения проблемы? Нет, тогда молчите! Сейчас в Чечне спокойней чем в Москве, об этом почему-то все немцовы и рыжковы молчат, лишь верещат о жестокой политике Кадырова на Кавказе. Но, огонь водой надо тушить, а не бензином. Когда Буш бомбил Югославию, Ирак, Афганистан что-то они так громко не кричали. Они даже забыли, как поддерживали Ельцина в 93-м когда он парламент расстреливал из танков. Ау, либералы, где вы были в 95-м когда Грозный превратили в руины?  Молчат или долдонят об ошибках. Вы поднимите материалы тех лет и умиляйтесь своими воплями, по поводу первой чеченской войны, по поводу хасавюртовского мира.
Одип отошел от камина, стало слишком жарко, и сел в кресло. Не жены ни дочерей, поговорить не с кем. А эти! Дочерей прячет в Англии или в Швейцарии. Вы сначала определитесь где, а потом верещите. Или, жена у него алкоголичка и находится на лечении в клинике в Германии. Господи, ну кто такое мог придумать, какой политтехнолог? Даже Белковскому это в башку не пришло, выдумать такую ересь. Ляпнул миляга про мои 40 миллиардов и засветился от счастья, думал, что я иск в суд подам на него за клевету. Слишком мелок ты Станислав, чтобы я на такую чушь обращал внимание. Коррупция в стране достигла невиданных размахов! Еще одна басня про слона и Моську. Про приватизацию Чубайс не выступает, язык к жопе прилип, кормится в своей госкорпорации и счастлив, а про залоговые аукционы тоже вдруг все забыли. Нет, вот пришел царь Одип и расцвела пышным цветом малина! Высказать бы им все это, да не услышат, заточены не на это, госдеповские деньги отрабатывают. Скучно и поговорить не с кем, про Неру уже и вспоминать не хочется. Митьке что ли позвонить, пошутить, что решил на выборы сам пойти, поглядеть на его реакцию? Кстати, чего-то он в последнее время больно осмелел, и это мне нравится, хоть на мужика становится похожим, а не на жвачное животное. Если так дальше дело пойдет, то и не грех будет с ним в полемику вступить по какому-нибудь вопросу. Нужно только, чтобы вопрос был не шибко значимым, а то забугорные друзья опять начнут гундосить про разногласия в тандеме. Интересно, а кто из них решил, что мы одинаково смотрим на все вопросы? Или они как наши оппозиционеры мыслят одинаково тупо, словно по одному лекалу. Не было у нас единой точки зрения, не было и разногласий. Точка зрения есть только у одного человека в этой стране и все знают кто этот человек. А то, что президент становится самостоятельной фигурой, то это вполне вписывается в концепцию суверенной демократии, вот только сидеть еще 6 лет в Кремле мне кажется для него неприемлемо. Вот если бы в Конституционном суде или в парламенте. Да, стоит подумать над предложением Суркова о выдвижении третьей кандидатуры на должность президента. Все зависит от внешних и внутренних факторов. Кто, кого и зачем. Предложить к примеру Иванова или Собянина, люди они толковые и все схватывают с полуслова и в чужой огород не полезут. А президент, он ведь юрист, может ему и ближе будет в суде поторчать, чем в «твиттере».
Да сколь не тяжела ты шапка Мономаха, а носить ее придется до смерти. Знать бы только чьей. Вертикаль вроде построил, а сбои все равно присутствуют. Челядь совсем обнаглела, от рук отбилась ворует так, что даже видавшие виды старики – партийцы рты пораскрывали от такого аппетита. Переходишь на ручное управление, вроде бы ничего, а как только вожжи отпустишь, так понеслась кобыла по сугробам. Нет, здесь вот точно подкрутить немного надо, больно уж рассупонились молодые «едросы», того и гляди накличут на себя беду, как братушки у белорусского батьки. Я Григорьевичу сколько раз говорил, ты не гноби так оппозицию, дай людям пар выпустить и своих бизнесменов не зажимай, они все смирные, они только о грошах и думают. Нет, сорвался в очередной раз и каков итог? Опять за бугор не пускают, опять ругаться с Меркель приходится, защищая интересы свои и своих соратников. Да, если бы не геополитическая катастрофа начала 90-х, то разве можно было бы подумать о таком, да и где бы сейчас была Ангела со своей ГДР? Правильно, там бы в ГДР и была, а может и еще где почище.
Одип тяжело поднялся из кресла, словно это был не мачо, а столетний старик, согнувшийся под тяжестью лет и забот и подошел к окну. За окном все тоже, сука спит в тени деревьев, кобель резвится играя с дрессировщиком, ФСОшники торчат в кронах оливковых пальм, а газонокосильщик стрижет  английский газон, который все никак не может прижиться на нашей почве.   И все же, зачем мне нужен этот отдых, когда все тело налито созидательной энергией, и мозги вспухают от безделья? Он распрямил сгорбленную спину, выдохнул из себя воздух, расправил плечи. Ах да молодец, а ведь уже дело к седьмому десятку приближается. Не дождетесь, сказал мой друг Сильвио, слезая с очередной малолетней шлюхи. Не дождетесь, скажу и я, и пойду хоть спаррингом займусь с кем-нибудь из бычков из ФСО. Да скучно с ними, поддаются все напропалую, будто я не понимаю, что боятся хозяину больно сделать! Эх, тоска, и здесь сплошное вранье и подстава. Может, действительно, вызвать Мальвину, пусть хоть она в спарринге со мной поучаствует. Девка молодая, ей старику уступать не хочется, она и дерется до конца, она и борется. Вот за это надо уважать человека, а не за то, что в нужный момент он ляжет на спину и поднимет вверх руки, признавая свое поражение. Я свое признаю только на том свете, если доживу. Сказал глупость и не поперхнулся. Это стоит занести себе в минус, слишком много думаю о пустяках, мозги начинают слипаться.  Ну, хоть что-нибудь в этой стране может случится такое, чтобы стоило моего настоящего внимания, или все так и будут продолжатся взрывы, пожары, снегопады и оползни? Где масштаб достойный моего участия, где событие над которым мне стоит напрячь мозги и применить весь свой интеллект?
В зал вошел офицер охраны, он же один из личных телохранителей и близких приближенных царя.
- Владимир Владимирович у нас ЧП!
Ну, наконец-то, подумал Одип, лишь бы это не было пустышкой.
- Докладывайте, господин майор, - четко, по офицерские, поставил задачу полковник перед подчиненным.
- Теракт в аэропорту Белодедово!
Одип сдвинул брови, чем ввел майора в дрожь, и тот поспешил добавить:
- Об этом доложено президенту!
- И все? – Одип почувствовал, что опять ничего существенного не произошло.
- Какая-то банда перекрыла Рублевку и движется в сторону Матросской Тишины на спасение Ходорковского и Крычко!
- Банда? – разочарованно сказал потухшим голосом Одип. – Всего лишь кучка идиотов.
- Но, к ним присоединяются толпы оппозиционно настроенных граждан, в том числе и всякие либералы, демократы и националисты!
- Вот это уже лучше, - взбодрился царь. – Если это не пустой звон, то тогда я приму бой и наконец-то покажу этим шакалам, кто есть ху в российской политике!
Карету мне, карету!


ГЛАВА 8. ГОРИ, ГОРИ ЯСНО, ЧТОБЫ НЕ ПОГАСЛО


Какому-то поганцу корреспонденту все же удалось сфотографировать Николая, когда он шел по переулку сразу после подрыва BMW. Фотка получилась эффектной, хотя не четкой и слегка смазанной. Его исхудалое лицо с всклокоченными черными волосами (парик) на фоне горящей машины тут же попало в Интернет и стало объектом обсуждения дотошных блогеров. До этого момента все снимки выложенные в сети или опубликованные на страницах печатных изданий, не имели ничего общего с реальностью. В своей основе, эти изображения были куплены журналистами или черт знает кем у спецслужб, которые в бесконечном объеме снимали их с камер наружного наблюдения и торговали ими налево и в другие стороны. Создавалось впечатление, что камеры по всему городу были развешаны только для того, чтобы слегка  поднять материальный достаток ментов и прочих гебистов, а не для поимки подозрительных личностей, розыску людей или установления объективной картины того или иного происшествия. Не мне вам об этом говорить, сами знаете в какой стране живем.
Коля не хотел думать ничего плохого про Фаину, но ему еще тогда почудилось, что Фина специально окликнула его , чтобы он обернулся на зов, в тот момент, когда юный засранец с мобильником наперевес мчался мимо него. Он понимал, что Фаина сделала это не из-за того, чтобы сдать его властям. Совсем не в этом было дело. Просто, все бабы полнейшие дуры и совершенно тупорылые животные, когда речь заходит о малейшей возможности попасть на обложки журналов, в телевизионный ящик или на страничку в  Ю- тъюбе. Может быть это и были всего лишь домыслы с его стороны, если бы не навязчивые предложения Фаины написать что-нибудь в ЖЖ про их сладкую парочку. Выложить размазанные и отретушированные фотошопом фотографии,  в каких-нибудь социальных сетях. Причем, Фине было ужасно обидно не за себя, а за него, когда пресса или какой-нибудь хмырь из органов комментировали чью-то чужую картинку попавшую в Интернет, с подписью о том, что это мол и есть тот самый-самый неуловимый мститель.
Николаю даже казалось, что Фаина несколько раз пыталась позвонит в прямой эфир «Желтого радио» и высказать ведущим свое фе, когда те обсуждали с очередным экспертом, появившуюся накануне информацию о неизвестной террористической(или известной) организации. Во всяком случае, Фина сообщила ему после последней ночи любви, что она обязательно придумает их дуэту название и выложит его в Интернете.
Самым любопытным в этой истории было то, что под фотографией Николая в газете «ЛК» была напечатана его краткая биография. Что вызвало истерический смех у Фаины и ввергло его самого в глубокую задумчивость. То, что это было обыкновенное вранье, его совершенно не смущало, к этому он привык. В заметке речь шла о его происхождении, о корнях про которые он и не догадывался.
–Ну вот, а ты оказывается вона какой! – цокая языком сказала Фаина, протягивая ему газету с его лицом на первой полосе.
- Довольна, задница, - ласково ответил Николай и ущипнул ее за сосок левой груди, торчащий…
- Не очень. ***васто получилась твоя личность. Хотя задник просто изумительный!
- Задник изумительный у тебя, - улыбнулся Коля и залез всей ладонью к Фаине под футболку.
- Зубы не заговаривай, маньяк вологодский. И убери руки с моей груди, а то как дам по сусалу!
- Нихуя себе, - изумился Николай, и засунул вторую руку в джинсы женщины.
- Гондон!
- Да ты мокрая, сучка! – восхищенно простонал Коля и повалив Фаину на траву, впился в нее губами и принялся судорожно расстегивать ширинку на ее штанах.
* * *
- Скажи-ка , дядя, ведь не даром, Москва воняет скипидаром?
- Шахидам отдана, - добавила Фаина, зорко шаря взглядом по платформе, размышляя, как попасть на экспресс до аэропорта и не попасться на глаза ментам.
- Ты серьезно хочешь это сделать? – задумчиво спросил Николай, наблюдая за тем, как Фаина рассматривает перрон.
- А для чего мы с тобой тогда все это затеяли? – вопросом на вопрос ответила женщина.
- Но, ведь там погибнут люди. Возможно, что очень много людей.
- Дурачок ты Наполеон! – возмутилась Фаина. – Если ничего в этой стране не изменить, то количество жертв будет в тысячи раз больше. Ты же видишь, куда мы катимся во главе с нынешними правителями! Кстати, не ты ли решил затеять эту заварушку?
- Я? Это же ты про «шахид-такси» придумала! Сама кричала, мы же людей не станем убивать, только имущество покалечим!
- А лес под Москвой кто хотел поджечь, чтобы отвести подозрение от ребят, которые в прошлом году забросали камнями и бутылками с бензином здание Химкинской администрации?
- Все верно, - кивнул Николай. – Это была моя идея. Точнее, не совсем моя. Я даже не понял, шутили ли Михаил Борисович и Александр Павлович, когда говорили, что я клон самого Наполеона Бонапарта.
- Судя по тому, как ты себя сейчас ведешь, то скорее привирали, - скривила рожу Фаина. – Настоящий воин так бы себя не повел.
- Да знаю я, - скорчил кислую мину Николай. – Мне Александр Палыч все уши прожужжал об истории наполеоновских войн!. Но, там была натуральная война, чуть ли не внеевропейская, а здесь что происходит? Мы с тобой больше похожи на левых эсеров, бомбистов и прочих народовольцев.
- Из искры возгорится пламя, - твердо сказала Фаина, замечая что-то в глубине платформы. – Наша задача расшатать ситуацию, а кто встанет вслед за нами это не столь важно.
- Легко сказать. Вон Лимонов сколько бился, бился. А вышел пшик. Стратегия 31 да и только.
- Хоть что-то.
- Что-то, - передразнил ее Николай. – От этих выходов на Триумфальную площадь уже ничерта не осталось. По орали, поскрипели зубами и все. Раскололи всю эту долбанную опозицию. Адексеева в одном углу митингует, Лимонов в другом. А Немцов между ними болтается, сам не зная что ему делать.
- Ленина ***во в детстве изучали, - огрызнулась Фаина. – Они так и будут геройствовать на Триумфальной, а потом а Страсбург писать из КПЗ, всем скопом. Ишь моду взяли. Попрыгают с плакатами и матюгальниками на улице, их на несколько суток закроют, они и чувствуют себя героями. Как же, все прогрессивное человечество только и ****ит про узников совести Яшина и Лимонова. Да, Сурков переиграл всех этих либералов и прочих нацболов. А как Лимон начинал. Ведь были же у него перспективы, и парни ему верили.
- Староват он стал, для того чтобы революцию делать, - сплюнул Николай. – Дети малые, энергия ушла вся на Медведеву да прочих молодых баб.
- Ничего, он от теток энергию черпает, как и от молодых своих сторонников. Если бы не молодежь, то вообще дело кончилось полной жопой.
- Все одно, дерьмо! – резюмировал Николай. – Всех их закроют, и нас с тобой тоже.
- Вот этого то я и не хочу! – категорично возразила Фаина. – Их пускай хоть к Ходорковскому в Краснокаменск, а меня они *** допасутся!
- Ты все же решилась?
- Я тебе уже не первый день говорю об этом, - Фаина недовольно повела плечами. – Нам клонам жить осталось совсем чуть-чуть. А как учил классик, прожить жизнь надо не только в ебле и утнехах, а так, чтобы потом не было стыдно за бесцельно прожитые годы! Вот хули толку. Прожила я свою первую жизнь, как святая. Мужик бросил, я ему слова не сказала. Дети послали подальше, я другую щеку подставила. Государство отвернулось, я и тут промолчала, бомжевать с Сашкой стала. Впрочем, ты и его и мою истории знаешь, его я тебе по ушам снова шлепать стану. Нет, Коляня, уж лучше  я сдохну, как человек, чем, как тварь подзаборная.
Фаина поежилась. На самом деле, она сама ничего не помнила из своей прошлой жизни. Лишь редкие всполохи воспоминаний, да рассказ Александра Павловича, тогда на даче у Карины.
- Помню 1 ноября 05 года. Сидим мы с Сашкой и маленькой Галькой у забора больничного садика. Уже темнеет. Сашка приволок откуда-то деревянные поддоны. Набросали на них куртки, да ватники. А что, жить можно. Тут трое парней подгребли из соседнего двора, с четырьмя бутылками «Пекаря». У одного из них, ныне покойного, тогда юбилей случился, тридцать лет стукнуло. Впрочем, они всегда нас навещали и с поводом и без него. Сашку моего они уважали.
Фаина вздохнула и замерла. Странно как-то все это. И Сашка живой, только где-то на даче у Михаила Борисовича, и она, вроде, как живая. Только все совсем по другому, не по-людски, не по человеческому разуменью. Ведь умрет  она в ту ночь, 1 ноября 05 года. А ведь вод как получается, что совсем это и не так.
- Я все помню, - продолжила Фаина, словно перед попом на исповеди. – Парни подошли, достали пойло. Лешка, которому исполнилось тридцать, все еще веселился, балагурил, меня подначивал. Мол, что-то ты тетя Фаня сильно в ширь раздалась, пора тебе на диету садиться.
Сашка смеется.
Галька маленькая, укуталась с головой в сыновнюю куртку и тоже подхихикивает.
- Тебе бы так жрать, - шутливо огрызаюсь я. – Ты поройся на фазендах в поисках съестного. Набери всяких объедков да гнили, то-то я погляжу на тебя, эко тебя разнесет.
-Да не ругайся, тетя Фаина, Лешка обнимает меня за плечи. – Будет и на нашей улице праздник. Вот увидишь.
- На твоей может быть и будет, - бурчу я, - А мне не судьба.
-Э мать, - встрял в разговор Сашка. Он никогда не любил, когда я затевала разговоры про смерть. – Хватит о грустном. Давай лучше за Алексея выпьем!
- А я не против, - радостно согласился именинник и принялся зубами открывать дурнопахнущее пойло.
И тут пошел снег.
Фаина вздохнула и на глазах у нее накатились слезы.
Крупные, белые хлопья, медленно кружась, ветра почти не было, равномерно покрывали черную мокрую землю своим пушистым покрывалом. Это было так прекрасно и удивительно.
Николай поежился, слушая рассказ женщины. Он не впервые выслушивал от нее про день ее смерти, и все ярче, ближе и естественнее становились эти краски черная и белая. Все пронзительней и реалистичней становилось ее повествование. Ему стало казаться, в последнее время, что он и сам присутствовал там, на той пьянке жизни, обернувшейся для Фаина смертью.
А Фаина ничего казалось не замечая вокруг, восхищенно описывала состояние природы, свои ощущения и непонятно откуда-то возникшую тяжесть в теле и легкость в мыслях.
- Мы выпили еще по одной, а снег усилился. Сашка предложил перебраться в беседку, что метрах в тридцати от забора, но маленькая Галя свернулась калачиком и заснула. А будить ее никто не решился. Все почему-то думали, что она скоро умрет, больно слаба она была в то время. Но, оказалось, что думали напрасно. Она пережила меня на целых четыре месяца и умерла только в конце февраля. Умерла на чердаке своего дома, в котором когда-то жида в коммунальной квартире. Она умерла так же тихо, как и я, совсем не страшно и безо всякой боли. Просто душа улетела в другие миры и все. Когда меня клонировал Михаил Борисович, и Сашка рассказал мне о ее смерти, я даже слега позавидовала ей. Так тихо уйти, что даже спящий рядом с ней Димка целых десять дней не замечал, что спит с трупом.
А снег тем временем все усиливался и усиливался. Вскоре все окружающее пространство превратилось в одну сплошную пелену. Снег попадал в нос и в рот, залетал под капюшон и просачивался под ворот свитера.
-Надо идти в беседку или в парадную, - еще раз и гораздо настойчивее предложил Сашка.
Парни поддержали его. Только маленькая Галя свернувшись калачиком мерно сопела возле больничной стены.
- Давайте выпьем на ход ноги и двинем, - предложил Олег, с месяц назад откинувшийся уголовник и успевший за это время подмять под себя всю местную молодежь.
Фаине было особенно обидно, что больше всех шестерил перед ним Лешка, пожалуй самый добрый, веселый и бойкий парень из их молодняковой компании. Но, ходили слухи, что Лешка плотно подсел на гер, а Олег знал где его можно достать в этом районе, вот он и имел неограниченное влияние на своего младшего друга.
-Так, за что выпьем? – нарочито бодрым голосом произнес Сашка.
- Обижаешь начальник! – скорчив глупую физиономию, произнес Лешка. – Только раз в жизни бывает тридцать!
-За тебя!
- За Алексея, - Фаина протянула стакан, чтобы чокнуться с именинником.
Даже маленькая Галя проснулась и не совсем понимая, что происходит, принялась жарко поздравлять именинника.
А снег кружил, рвался в разные стороны и наконец оседал на черную землю и уже не таял на ней, как давеча.
Пойло закончилось и Олег послал Леху в соседнюю щель, где азербайджанцы продавали эту дрянь за пятнадцать рбюлей.
Пока Лешка бежал за спиртным, нарисовалась губастая Людка, и принесла песочные печения для Димки. Но, поскольку тот ночевал сегодня в общежитии у Валерки, то закуска досталась честной компании. Людка часто брала на хлебозаводе «Заря» всяческие сахарные трубочки, плюшки и слойки, которые были поедены мышами, либо у них прошел срок годности. Все с удовольствием ели это лакомство и никто не отравился, не говоря уже о таких мелочах как диареи или поносе.
Когда вернулся Лешка, то снег слегка поредел и дышать стало гораздо проще. Окончание же праздника удалось на славу, потому что неожиданно возник Руслан из приемки посуды и приволок литровую баклаху коньячного спирта. Праздник не испортил даже милицейский УАЗик, который несколько раз прокатился вдоль забора, вырывая светом фар полу-застывшие, облепленные снегом человеческие фигуры.
А потом все стали прощаться и расходиться кто куда. Кто в подвал, кто на чердак, кто на блат-хату. В итоге, возле стены осталось только три фигуры: сидевшие на одном поддоне Сашка и Фаина, и вновь свернувшемся в калачик, на другом маленькая Галя.
К полуночи снег почти прекратился и полупьяная Фаина решила отползти на несколько метров от их лежбища и справить малую нужду.
Колька сотню раз слышал этот момент и всегда поражался, с какой доскональной точностью, можно сказать с фотографическим разрешением запомнила Фаина каждое из своих последних мгновений, в той, прошлой жизни.
- Я отползла буквально на пять метров. Стянула с себя брюки, слегка присела и принялась писать. Вдруг в голове что-то зашумело. В сердце закололо и я упала ничком на землю.
Сашка прождал ее примерно минут двадцать. Он тоже был хорош, и встать на ноги ему удалось с большим трудом. На белом снегу он отчетливо видел грузную фигуру Фаины. Ему даже в голову не могло прийти, с чем придется столкнуться ему через пару минут.
Когда он подошел к телу женщины и склонился над ней на колени, то Фаина была уже мертва.
- И что, этой жизни я заслужила? Такой смерти, под забором?
Николай молчал, боясь, что если он вновь начнет увещевать женщину, то истерика будет неизбежна. Впрочем, истерика и так случилась бы непременно. В последнее время, у Фаины ужасно растрепались нервы, и она регулярно впадала в депрессивное состояние.
Конечно, их нынешнюю жизнь невозможно сравнить с той, прошло , которой она жила с Александром, но назвать ее нормальной, язык не поворачивался.
Впрочем, что-то в ней нравилось Фаине, иначе она не за что не ввязалась бы в ту авантюру, в которые влезла по самые уши. Кстати. Не смотря на то, что Александр Павлович именно Николаю вдалбливал в мозги синдром Наполеона, рассказывал о его успехах и победах. Именно Фаина оказалась лучшей ученицей, более толковой, смышленой, агрессивной. Именно все последние акции и провокации исходили от нее. Именно она привлекала молодежь на столкновению  с властями. Именно она замыслила террористические акты, под которыми имела ввиду подрывы автомобилей. Именно в ее больном мозгу возник дикий план взорвать аэродром Белодедово и вызвать этим международный общественный резонанс. Николай так и не знал истинной причины стремления Фаины в Белодедово. Ей еще предстояло проверить ту информацию, которую ей сообщили ребята из группы несогласных.
Не смотря на всем возражения и увещевания Николая, Фаина была непреклонна и неприступна как гранитная скала.
Откуда в ней было столько злости и ненависти к нынешней власти, Николай понять не мог. Да он особо и не старался вдаваться в мелкие подробности. Он ведь не жил при нынешних правителях, не жил в этой стране, за исключением тех четырех лет проведенных на даче Карины Матвеевны и в городе с Фаиной, в гостинице у Марины в качестве клона или самому непонятно кого. Конечно. Рожей и манерами он больше всего походил на Наполеона, но кто мог поручится, что материал из которого его клонировали, на самом деле принадлежал великому полководцу?
А высказывания Фаинки типа того: Ну вылитый Бонапарт, он воспринимал с изрядной долей скепсиса. Никто из ныне живущих не могли не знать, не видеть Наполеона. А по «Войне и миру» иили другим классическим произведениям изучать историческую личности и глупо и наивно.
Короче, бред все это. Бред сивой кобылы. Николай и сам не знал кто же он является на самом деле и в чем состоит его миссия в этой стране, где судя по всему твориться черт знает что!
Но он ввязался в этот бой и отступать было уже поздно. Тем более, что он, как мужчина, никогда бы себе не простил, что Фаина делает намного больше его. И что вот буквально сейчас она готова пожертвовать своей жизнью ради непонятно какой цели.
Не думаю, что она рассчитывает, что ее клонируют еще один раз.
Сделаться же вместе с ней смертником он не хотел. Нет, не потому что боялся смерти, просто считал даже такой чудовищный теракт абсолютно бесполезным в данной ситуации. Власти просто еще больше ощерятся и закрутят гайки. Но противостоять ее воле он не мог. Что-то непонятное и немыслимое управляло им, когда он общался со своей Фаиной.
Жизнь клона нкимоверно мала и за эти годы, когда он познал ее, казалось, что все предыдущие жизни сложились в одной и превратились в бурную реку жизни, которую предстояло осилить не за обычное человеческое время отведенное Господом, а сжатую в крошечное мгновение исчисляемое пятью-шестью годами, склеенной научными открытиями из различных хромосом.
- Я уже умирала один раз, - сказала Фаина.
- Но, и я тоже имел такую честь, - возразил Николай.
- Я согласна, только ты умер как император, а я как подзаборная дрянь в снежную ночь.
- У каждого своя судьба! – сказал Николай, понимая, что его реплика вызовет бурю гнева у женщины. Но он ошибся. Отреагировала она достаточно спокойно.
- Скорее всего ты прав. Но я знаю, что моей стране очень плохо, и чтобы хоть как-то расшевелить ее, помочь встать с колен, как любит говорить приемник, я готова на все.
- Даже на убийство людей?
-Пусть погибнут десятки, зато остальные обретут свободу!
- Какая-то фашистская теория.
- Заткнись ты гуманист! Ты меня возбуждаешь, а мне не хотелось бы сейчас тратить свои эмоции. Между прочим, как говорили сведущие люди, сегодня из Белодедово отправляется целый борт со спецназом для подавления демонстраций во Владивостоке. – почти проболталась она, но эмоций сдержать  сумела. - Ты ведь не скажешь ничего против того, что раз ты давал присягу родину защищать, то изволь за нее и умереть, рас она тебя призывает.
- Слушал я эти байки, - Коле были неприятны эти разговоры, но он ничего не мог поделать с собой в последнее время. Фаина завладела всем его существом и вертела им, как того хотела, правда в пределах разумного. Вообще он замечал. Что чем старше становилась клонированная женщина, тем хуже она вела себя с окружающими людьми, тем наплевательски относилась к себе и близким. Он все еще верил, что она любит его, но червь сомнения все глубже и глубже впивался в его сердце. Вероятно так происходит со всеми людьми, особенно женщинами и особенно теми, которым дано было узнать страшную тайну, что в отличии от нормального человека суждено прожить ей на этом свете в десятки раз меньше. Что тлен и смерть просто по пятам бредут за ней. Ведь как так вышло, что едва родившись она стала девушкой, а потом и женщиной. Что хоть Карина и корректно рассказывала ей про жизнь, обрывки из предыдущей жизни все чаще всплывали в ее мозгу, пока, наконец, она почти не вспомнила досконально всю свою прошлую жизнь. Именно поэтому она навсегда порвала с Александром Павловичем, и связалась с Николаем, хотя новым своим рождением была целиком и полностью обязана историку. Еще будучи молодой дамой, 3-х летнего возраста, у нее начались истерики и нервные срывы. Она прекрасно понимала, что живет чей-то чужой, искусственно даденной ей жизнью и медленно сходила от этого сума.
С Николаем было сложнее. Он, в сущности, так и не знал, кем является на самом деле. Михаил Борисович говорил, что основой построения его материала послужили волосы с головы Наполеона. Александр Павлович не очень верил в эту теорию и усматривал в поведении Николая скорее схожесть с Че Геварой или Фиделем Кастро. Да и внешность Николая не очень вязалась с известными портретами французского императора. Кроме того, прошло слишком много времени, что со смерти Наполеона, что с гибели революционера Че. Про Федю Кастрова никто всерьез не думал, эта гипотеза была наименее вероятна. И чтобы вдруг на Колю нахлынули воспоминания о прошлой жизни, как на Фаину, можно было даже не рассчитывать. Александр Павлович прочитал ему несколько брошюр о жизни его «великих предков», но никаких ассоциаций, воспоминаний и прочей меланхолической ерунды они у Николая не вызвали. Честно говоря, он так до конца и не понял, а для чего его клонировали? О первоначальном толчке ему никто не рассказывал, а сам он так же как и Фаина так торопился жить, что вникать в тонкости своего нынешнего появления на свет не спешил, считая это пустым делом.
Тем более, внезапно поняв, что влюблен в эту «повариху», а Фаина в той прежней жизни работала в кафе за стойкой бара, он всецело отдался этой всепожирающей любви, тем более прознав про то, что жить-то ему на этой земле не так долго.
Но свести всю жизнь, пусть и короткую даже по людским меркам, к банальной ебле, было бы довольно глупо, даже в их страшной ситуации и Николай поддался уговорам женщины, помочь ей совершить в стране переворот.
Уж чего она так взъелась на нынешнюю власть, он мог только догадываться, но чувствовал и понимал, что ненавидит Фаина ни президента, ни премьера ни олигархов с силовиками до кончиков ногтей.
Вред ли в свое время она сталкивалась с представителями нынешней элиты в той жизни. Вряд ли у нее отнимали бизнес или незаконно сажали в тюрьму как Ходорковского. Еще менее вероятно было то, что она скорбела по Советскому Союзу и социалистическому строю. Да, работать за стойкой в кафе, это не по помойкам лазить и не питаться возле мусорных бачков. Но, ненависти ни к Горбачеву, ни к Ельцину она не испытывала, такой всеобъемлющей и всесжигающей, как к нынешним правителям. Это было довольно странно, ведь именно в лихие 90-е закрылось ее кафе, вернее бандиты отняли у хозяина бизнес, хотя казалось сидел он совсем не плохо. Именно в 90-е она разошлась с мужем и лишилась квартиры. Но, тогда она была еще относительно молода, верила в свою счастливую звезду, да и познакомилась с Сашкой, который влюбился в нее так, что оставил все: и работу, и семью и детей и стал бомжевать вместе с ней.
Это были страшные годы, но надежда к переменам еще теплилась в их сердцах и они старались выживать, как только могли. В общем, Николай так толком и не мог понять, за что так взъелась Фаина на нынешних вождей. Может быть в ней говорила кровь пробабки? Николай не был уверен, но кто-то пустил слух в их нынешнем окружении, а это были отморозки всех партий и мастей, что Фаина является внучатой племянницей Фани Каплан, известной социалистки-революционерки, той, что шмальнула в Ульянова, но к несчастью лишь ранила упыря. Если дело обстояло именно так, то тогда Николаю был понятен ее экстремизм и тяга к насилию. Он специально не изучал историю революционного движения в России в начале позапрошлого века, но судя по тому, что рассказывал ему Александр Павлович времена тогда были лихие, почище чем девяностые конца прошлого века.
Может Единая Россия ассоциировалась у Фаины с ВКП(б) или РСДРП, а после и с КПСС и она просто нутром чувствовала жажду с ней бороться, чтобы вновь земля русская не родила изверга Сталина и прочих коммунистических упырей. То, что дело двигалось именно к этому, Фаина не сомневалась, о чем регулярно сообщала Николаю, наслушавшись очередной передачи Желтого радио или сходив на митинги и марши несогласных.
А Фаина верила в революцию. Ругала Немцова и Лимонова и предлагала более жесткие методы борьбы за свободу.
- Да пойми ты, - пытался вразумить ее Александр Павлович, когда они в последний раз приезжали к нему на дачу. – В семидесятые на Красную площадь вышли всего восемь человек, а какой резонанс последовал.
- А какой? – наивно спрашивала Фаина, закатив глаза. – Пожурчали на западе, поохали и Сахарова в Горький проводили.
- Ну, так ситуация же изменилась!
- *** тебе! – крикнула Фаина. – У нас все поменял Горбачев по своей глупости. Он думал, что сможет удержать ситуацию в своих руках, а заодно и демократизировать страну. Наивный был парень.
- Но, ведь перемены возникли, ты не станешь отрицать?
- Сверху и вкривь да вкось. Если бы Горбатый предвидел, к чему приведет его демократия и гласность, он моментально бы отказался от всякой перестройки. А революция случилась у нас сверху. Если бы не Ельцин, да и Горбачев, то так бы и воландались со своими братскими республиками, если бы живы были.
- Это ты зря. Концептуально может быть ты…
- Пошел ты в жопу со своей концепцией. Не отсутствие колбасы на прилавках вывели жителей Тбилиси, Вильнюса и Риги на улицу. Отсутствие элементарной свободы. Ты вспомни нас с тобой в девяностых, в начале двухтысячных!
Александр Потупил взор.
- Ага вспомнил, сученок! Мы были нищими, но свободными. И пусть меня упрекнут в той прошлой жизни, что я рылась в мусорных баках. Пускай упрекнут! Но, я была свободной и сама сделала свой выбор. Да, я тварь была, я бомжиха проклятая, которой всяк норовил плюнуть в след. Но, в этом я сама виновата. Я не смогла найти себя…
-Фаина, прекрати истерику!- Александр почувствовал, что сейчас польются слезы.

Николай вышел из дома.
Для чего Михаил Борисович клонировал его? Он часто задавался этим вопросом, то ответа на него так и не смог найти. С Фаиной было проще. Как сознался ему под большим секретом Александр Павлович, это он уговорил ученого клонировать его безвременно ушедшую любовь, чтобы когда придет пора покинуть этот мир вместе с ней, чего не получилось в той, ее жизни. Но, судьба распорядилась иначе. У Александра с новой Фаиной что-то не заладилось и скорее всего виной был именно он, - Николай. Не сказать, что он был без ума от этой женщины, но ясно было лишь одно, что она имеет на него какое-то мистическое влияние и он не способен к сопротивлению ее внутренним силам. Он так привык к ней, что только одна мысль о том, что она задумала приводила его в бешенство, но переубедить он ее не смог, да и не к чему все было это. И его и ее организмы стремительно разрушались и вытягивать из этой суматошной жизни один лишний взбалмошный денек, просто не имело никакого смысла ни физического ни морального. Фаина задумала теракт, значит она его осуществит. Становиться на ее пути было бесполезно и бессмысленно. Она как танк перла на голубятню.
У него раз мелькнула шальная мысль позвонить в ФСБ или милицию и сообщить о готовящимся террористическом акте. Он даже пару раз подходил к телефонной будке, но возвращался прочь. Во первых, он не был уверен, что ему кто-то поверит. А во вторых, если вдруг поверят, то этим он подставит не только Фаину, но и себя самого. А задача у него была покруче чем у женщины. Его целью было действительно поднять народное восстание (как прошлой зимой в странах северной Африки), заручится поддержкой армии и полиции и поставить во главе государства по настоящему демократический ре5жим. Да пусть хоть Немцова с Рыжковым, эти хоть не такие оторвы, как ВВП. Товарищи в армейских кругах давно говорили ему о том, что в рядах вооруженных сил зреет недовольство. Что давно обещанная военная реформа буксует. Что генералы как жировали, так и продолжают кататься, словно сыр в масле. Выделенные триллионы на закупку нового вооружения разворовываются, призыв ужесточается, альтернативная служба просто гниль и толку от нее никакого. Зато верхушка государства тратит миллиарды на загородные дворцы, строит себе резиденции в Сочи, вбухивает триллионы в чемпионат по футболу, саммит АТЭС во Владивостоке и прочее-прочее. Вот, сейчас народ во Влдадике бастует, а Путин и Ко отправляет туда спецназ, чтобы их усмирить. Еще эта авария и землетрясения в Японии. Куда катится наша вселенная, а тут мы с Финной, два долбоеба террориста!
Кстати. Фаинка сказала, что какие-то террористы с Кавказа готовят теракт в одном из столичных аэропортов. Она точно не знает где, но взрывчатка начнет свой смертоносный путь с Курского вокзала на авиаэкспресе. Интересно, а не придумала она все это, для чего-то до сих пор ему непонятного, силился понять Николай, но допереть до ответа не мог.
Вот они и торчат здесь, как проклятые привлекая внимание ментов. Вон прыщавый, уже два раза подходил, документами интересовался.
Но Фаина не дура, у нее пластид лежит в ментовской будке, она еще с вечера с сержантом договорилась. Говорит за деньги, но мне кажется, что врет. Скорее всего отдалась ему прямо в дежурке. ****ься-то она мастериться, не смотря на физическое увядание. Так что, с этим у нас все в порядке. Теперь ей надо вычислить кавказских боевиков и…
Что она задумала, ума не приложу, только знаю, что в будке обходчика у нее под матрасом Иж спрятан. Наверное грохнет шахидов, а может еще что?
- Ну, ты как? – прервала его размышления Фаина.
- Ничего, - Николай пожал плечами.
- Не дрейфь, все будет хорошо, - натужно улыбнулась она.
- Чего уж может быть хорошего, - возразил Николай. – Чай не в мороженицу собралась.
- Эх Колька, - глаза у Фаины заблестели. – Почему мы с тобой не родились, как все нормальные люди. Почему не росли как все. Почему полюбили как-то рвано, вычурно и скоро. Почему мы никогда не станем счастливы.
- Станем. На том свете.
- Я тоже так думала, когда первый раз умирала. Я ведь так Сашку любила и он меня. Думала, вот встретимся там…
А оно, вона как оказалось. Встретились вновь на Земле, да только любовь кончилась. И не там на небе я ее не нашла, и не здесь на Земле. Вот ты, охломон французский подвернулся, а то и совсем бы не знала, что мне на этом свете делать.
- А может, ну ее к черту революцию. Может, махнем куда-нибудь в Тушино…
- И сдохнем под забором, как со мной уже единожды случалось. Нет уж, Коляньчик. Хоть жизнь нам дается и не единожды, прожить ее надо по… человечески.
- А как же заповеди Христовы.
- Тьфу, чушь все это. Ты уж мне поверь. Я там была. Нет никакого бога. Нет ни Рая, нет ни Ада. Пустота там и холодища, как в прошлую зиму.
- Ну хорошо, пусть будет по-твоему. Ну, а людей то зачем взрывать. Неужели нельзя все сделать более гуманнее.
- Нет милый. В нынешних условиях никак нельзя. Пускай менты нас бояться. Пусть знают, что им воздастся за их гнусности не там, на небесах, а здесь, на земле.
-Не пойму я тебя Фаинка.
- Да я и сама себя не всегда понимаю.
Внезапно она замерла и ее взгляд устремился в сторону платформы, на которую прибывал аэроэкспрес до Шереметьево. Состав был пустым, поскольку до официального его отправления оставалось еще целых пятнадцать минут.
Перед входом на перрон, как обычно тусовалось несколько полицейских. Кто-то дежурил возле рамки металлоискателя, хотя по обыкновению пассажиры норовили обойти ее  стороной.
Сколько было вони и воплей после прошлогодних взрывов в метро и в Белодедово. Но, вот прошел какой-то год и все заглохло. Милицию переименовали в полицию, усилили охрану в аэропортах и на вокзалах, а рамки по прежнему были дырявыми. Да и остальн6ой контроль проводился сквозь пальцы.
- Вон, смотри, - Фаина мотнула головой в сторону черноволосой женщины в темном платке.
- Ну, баба, как баба. Что, раз она в платке, значит неминуемо шахидка? – пожал плечами Николай.
- Дело не в платке и не в том, что у нее под балахоном что-то арбуз напоминающее, - скривила рожу Фаина. – Ты на глаза ее погляди. Она все время по сторонам озирается, словно ищет чего-то.
- Может ребенок где-нибудь затерялся?
- На перроне никого, кроме вон того мента, который ей баул подносит, - возразила Фаина. – Нет, здесь что-то не то.
- Может полицию вызвать? – предложил Николай. – Того сержанта из линейного отдела?
- Вызывай, - неожиданно охотно согласилась Фаина.
- А ты? – Николай думал, что женщина сама поговорит с полицейским, тем более, что по его мнению они были уже на довольно короткой ноге.
- Нет, давай ты, а я в сторонке постою. Понаблюдаю! – категорически отказалась женщина.
- Только винтовку не хватай раньше времени, - что-то стало доходить до Николая. Что-то темное и страшное.
В ответ Фаина расхохоталась так, как могла делать в этом мире только она одна.
-Какой ты глупый, Николаша. У меня совсем другие задачи, чем палить по полицаям и их сообщникам из ружья. Моя цель аэропорт.
- Ничего мне не понять в загадочной русской душе, - решил Николай и направился в полицейскую будку к знакомому сержанту, которого давеча охомутала так ловко Фаина.
По большому счету, за всю свою новую сознательную жизнь он всего пару раз столкнулся с представителями силовых ведомств. Если умение, привычка и навыки общения с ментами и нынешними полицаями у Фаина выработалась на генетическом уровне. Да за время своего физического отсутствия на земле, она просто и не успела ее утратить, то с Колей было все гораздо сложнее. Если все же верить Михаилу Борисовичу и Александру Павловичу, то был он клоном французского императора, жившего почти двести лет назад. На худой конец, можно было приплести сюда еще и Че Гевару, тот жил в прошлом веке, но явно в своих революционных битвах имел совсем иного противника, нежели российские менты и спецслужбы.  Скорее всего, если бы клон оказался во Франции, пускай и современной, в Боливии, Венесуэле или на Кубе, то он каким-нибудь образом, на подсознательном уровне понял бы сложившиеся правила игры и принял бы их к сведению. Он знал бы где республиканцы и монархисты, где революционеры и сторонники фашистских режимов. Мучительно, медленно, но он пришел бы к необходимому пониманию сложившейся ситуации, что в европейской стране, что в латиноамериканских колониях. Здесь же в России, он чувствовал себя овощем вырванным с родной грядки и брошенным в чужеродный склад для хранения.
Конечно, то что Александр Павлович посветил уйму времени на хотя бы поверхностное образование Николая, на хоть слабенькое введение его в суть событий здорово помогло ему, но все едино, это было что слону дробина. Если бы не Финка, то он бы так и остался пугалом на огороде Михаила Борисовича, который категорически противился тому, чтобы Николай покидал территорию карининого дачного участка, где они с Фаиной родились от одной суррогатной матери, где они и проживали до поры до времени. Как там все было на самом деле или в представлении Николая, об этом сказано выше, но кроме того, что он сожрал в окрестностях всех лягух, в младенческом возрасте,  он в сущности больше ничего и не понял и не помнил. Все случилось потом, когда он впервые переспал с Фаиной. И было ему тогда, если смотреть на календарь, шевелить губами и высчитывать всякие числа, всего три года от роду. Естественно, он был уже здоровый боров, а Фаина во всю гуляла со своим нареченным супругом Александром Павловичем, благодаря старанию которого и воскресла из мертвых и вновь буравила эту грешную землю. Беда-то состояла в том, что влюбилась Фвина в Кольку-Наполеона, а не в своего суженного-ряженного. И это стало для последнего настоящей трагедией. И если бы не Карина, то неизвестно чем бы все закончилось.
Вообще же, грубо говоря, замутил Михаил Борисович со своими экспериментами такую … Даже на ум не приходит, чтобы такого ляпнуть, какую такую кашу заварил сумасшедший ученый, клонировав сразу двух человек, совершенно не представляя, к каким последствиям это все может привести. Тут не следует даже рассуждать о чем-то глобальном и объемном. Так сказать, о мировом масштабе эксперимента. Не зря же в мире категорически запрещено клонировать людей. И ходя ходят слухи, что толи в Австралии, толи в ЮАР все же ученые решились на эти эксперименты, но доказательств пока никто не представил, даже в Интернете Колька найти ничего не смог. А пустить слух, для каких-то своих темных делишек, еще никогда зазорным не считалось. Здесь же все было не только на лицо, но и на всю вселенную.
Только сумасшедшие русские ученые способны на такое. Безо всякой подготовки, без подробных исследований и анализов, взять и рубануть с плеча. Мы конечно тут имеем ввиду не серьезных академиков с их научной базой, научными сотрудниками, огромным опытом и прочая, прочая. Здесь как раз идет речь о гениальных выскочках, которые в один прекрасный миг возомнили из себя Бога и решили, что им дозволено все. Так-то оно может и так, да не совсем.
Вот взять хотя бы Александра Павловича и Фаину. Ведь это первый уговорил Михаила Борисовича клонировать умершую любовь, взамен посильной помощи своему приятелю.
Хорошо, материал был, благо Фаину похоронить еще не успели, а Александр уже умудрился оттяпать у нее мизинец и засунуть в морозильник. Кроме того у него в кулончике хранились волосы женщины, взятые еще в ту пору, когда она была довольно моложава. Для чего палец, на кой хрен клок волос, Александр Павлович даже и не задумывался. Что такое клонирование животных, и о том, что это вообще возможно, он помнил еще с того времени, когда работал на кафедре истории в университете, а не слонялся по подвалам и хорчевал у мусорных бачков. Да, слышал он и про овечку Молли, про поросенка ниф-нифа и еще про какую-то макаку, якобы клонированную на Тайване. Ну слышал, ну читал в каких-то желтых газетах. Ну и что? Разве задумывался ли он тогда, что вдруг захочет такого же эксперимента, да еще и с любимым человеком. Что это вообще будет возможно. Возможно в стране, где живет он, и что самое удивительное, скорее необыкновенное и невероятное, то, что человеком способным заниматься этим делом окажется его старый приятель, можно сказать просто друг – Михаил Борисович.
Цепь невероятных событий столкнула вновь этих уже не совсем молодых людей и произошло чудо. Один из них горел одним огнем знаний, научных открытий и экспериментов, и не боялся признаться в этом себе, а другой, казалось бы конченный для общества тип, опустившийся на самое дно самой глубокой пропасти, горевший, а скорее тлевший жаждой смерти, вдруг воссиял как перст божий в желании помочь приятелю в его экспериментах, а заодно и с его помощью совершить то, чего до них доводилось делать только Богу. Воскрешать из мертвых. Ни Михаил Борисович, ни тем более Александр Павлович, который ни в медецине ни в биологии был не в зуб ногой, не могли даже предвидеть последствия своих опытов.
Но, ведь для чего-то один из них мучительно взрывался в эту проблему. Посещал семинары, конференции, знакомился с научными статьями на данную тематику и даже пару раз пересекался с зарубежными учеными, так же как и он озабоченными этой проблемой.
А Александр Павлович? Для чего он отпилил мизинец на руке у остывающей Фаины. Для чего сберег кулончик с волосами? Да и вообще. Почему после чудесного своего спасения неизвестной женщиной, впоследствии оказавшейся КМН. или просто доктором Кариной, не продолжил шляться по помойкам в поисках банок, пустых бутылок, объедков и прочей бомжатской снеди, а пошел в баню, привел себя в божеский вид. И совершенно случайно столкнулся с Михаилом.
Последний вообще чуть ли не в первые за последние двести лет пошел в общественную баню, предпочитая собственную ванную, академическую сауну, институтскую парилку или банно-спортивный комплекс Анатолия Борисовича, который частенько набивал под завязку всякими нужными людьми, полезными для продвижения своих, то банано-технологий, то для производства альтернативного топлива на основе бананового сырья, то просто нанотехнологий, чего Анатолий Борисович и Михаил Борисович, долго не могли уразуметь, пока наконец Анатолий Борисович не понял, что это просто нужно аккумулировать как можно большие денежные потоки, а потом рассовывать их по разным дружественным конторам. Об этом подробней тоже сказано, чуть выше, надо только повнимательней вглядеться.
Короче, отбросим всякие бананы и распил денег, откаты, заносы и прочий дележ бюджета, а подивимся тому, как внезапно встретились Михаил Борисович и Александр Павлович в обыкновенной советской (в сущности так оно и было) бане и что из этого всего вышло. Обо всем, что сейчас думал Николай, стоя перед дверью линейного отдела, можно было бы сказать так. Чужими мыслями ума не наживешь. Все что ему наплела Фаина про свою жизнь, можно смело было поделить на 10, ведь не могла же она с такой точностью вспомнить все то, что с ней было в той жизни, а тем более рассказать о жизни Михаила Борисовича, Александра Павловича и Карины Матвеевны. Это же полный бред. Так теперь же получается, бред вдвойне. Она рассказала, чего не было, я от себя кусок добавил, вот и история получилась, хоть сейчас в издательство неси. А есть ли в ней, хоть доля правды, кроме той, что случилась с самим тобой и ты в трезвом уме и светлой памяти, можешь поведать об этом. Ну, Фаинка, ну коза.
Кстати, чего она к этой бабе в платке привязалась?
Николай постучал в дверь и, нажав на ручку вниз, открыл ее.

ГЛАВА 9. И ДОЛЬШЕ НОЧИ  ШАГ ВПЕРЕД

-Саня, ты что ли? – спросил у Александра Павловича плотный, крупный мужчина в тапках-сланцах, шерстяной шапке натянутой по самые уши и с дубовым веником в правой руке.
Александр Павлович прищурился. Долгое употребление различных суррогатных спиртов давало о себе знать. Постепенно отказывали почки и печень, живот постоянно требовал «мезим», но особенно сильно страдало зрение. Не просто страдало, оно как солнце, все ниже и ниже садилось, приближаясь к линии горизонта.
- Простите, - наконец выдавил из себя Александр. – Если честно, то я плохо вижу, да и признаюсь честно, что не узнал вас. Может вы хоть намекнете мне, кто вы таков?
К счастью, он уже второй раз заглядывал в парилку, а перед этим успел сбрить со своего лица всю кустистую растительность, которая заполонила его физиономию и придавала вид типичного бомжа.  Можно нацепить на себя цивильный пиджак, надеть чистую хлопковую рубашку и шелковый галстук. Можно сделать прическу у лучших стилистов, надушиться дорогими французскими или итальянскими духами а-ля Берлускони, можно вылечить все зубы и покрыть их новой эмалью, почистить печень и слегка подкорректировать землистый цвет кожи, но если ты не сбрил растительность на своей роже, если не привел лицо в порядок, до даже самый последний идиот и негодяй распознает в тебе бомжа, даже если он видил таких только на картинках в глянцевых журналах.  Вот к примеру Абрамович. Вы скажите, что он не бомж со своей трехдневной щетиной?
Конечно, вы скажете, что он не бомж, а олигарх, владелец «Челси», яхт, вил, заводов, нефтяных компаний и вообще, он друг ВВП. Все то она так таки и есть, но отними у него все эти футбольные клубы, яхты, виды и поссорь его с ВВП, что от него останется? Да ничерта!
Типичный бомж да и только, хотя и весь такой гламурный.
А возьмите почти нищего Ходорковского.
У него и Юкос отобрали и банк МЕНАТЕП вместе с Лебедевым, , и другие компании. И с ВВП у него идет настоящая война. Да он и не на свободе совсем находится, а в Краснокаменске под Читой рукавицы шьет и в крытке регулярно ночует. Ну, нет у него ничего. Ну, почти ничего. Мы же не будем мелочь считать в виде нескольких миллиардов. Впрочем, дело не в деньгах, а в облике. Михаил Борисович, в отличии от Романа Аркадьевича всегда аккуратно побрит, свеж и опрятен. У одного все есть и с ВВП он на короткой ноге. А у другого ничего нет, ну, почти ничего, и с ВВП он на ножах.
И кто по вашему из них больше на бомжа смахивает?
Мы пальцем то показывать не станем из этических соображений, но общественное мнение говорит само за себя.
Кто у нас сиделец, тот и …
Кто?
А Бог его знает, кто он. Но, на бомжа совсем не похож, хоть стой, хоть падай.
В общем, успел Александр Павлович своим «Жилетом» пару раз возле зеркала в предбаннике махнуть, и стал себе совсем другим человеком. А если бы не побрился? Так Михаил Борисович к нему бы и здороваться не подошел. Посчитал бы западло, со всяким асоциальным элементом разговаривать. А так, вот оно как вышло. Стоят в парилке два старых приятеля и беседы разговаривают. Правда, один второго так пока и не узнал, но это и не к спеху. Раз уж Господь свел их, то значит это ему было нужно. Тут уж никуда не денешься, в этом и есть вся сермяжная правда.
- Да Мишка я, с биологии, - выпалил Михаил Борисович, дивясь тому, что старинный институтских дружок, начисто забыл о его существовании.
- Мишка? – в мозгу у Александра вроде стало заниматься зарево рассвета. – Мишка.
- Да ты что, совсем ничерта не помнишь, конь педальный?
- Тьфу ты черт! – Александр Павлович шлепнул себя опухшей ладонью со вздутыми венами по белоснежно отдраенному лбу. Ведь сын Сергей говорил ему о том, что Михаил Борисович разыскивает его. Но, как тот изменился! Да и встретить его в бане?
Но.
Выражение «Конь педальный» он запомнил на всю жизнь, поскольку с ним была связана одна веселая история, случившаяся с ними в конце семидесятых годов, когда они вместе попали в один строительный отряд.
Вообще-то правильно было называть коня петельным, поскольку вместо обычных, привычных для нас педалей из резины, пластмассы или каучука, в железные втулки были вставлены брезентовые обрывки в виде петлей, отчего велосипед и прозвали поначалу конь петельный. Но с течением времени, петля приобрела более привычное для ухо название – педаль, вот так и он стал зваться – конь педальный. Поскольку дело было в КОМИ, в самой что ни на есть долбанной тундре, где кроме зон и поселений за сотни километров не было не одного поселка, то сей железный конь был студентам дороже отца родного. Ведь про автомобили тогда вообще говорить не приходилось. Были у ВОХРовцев пару автозаков, у начальника зоны имелась какая-то каракатица, не то Волга двадцать первая, не то Победа, черт знает какая. Еще машина была у директора участка, на котором студенты возводили нечто похожее на заводские цеха. Вообще-то командир отряда говорил, что строят студенты молочную ферму, а тщедушный комиссар, вечно хлебавший воду из стаканов, в котором парни отмачивали свои *** в марганцовке, после соития с вольными дамами, жившими в соседнем поселке, травил байки о ферме по производству оленины. Но не тому, не другому бойцы не верили. Главное, чтобы наряды исправно закрывались, в котелке было мясо, а в сундуке хотя бы тройной одеколон.
Именно для добычи спиртного и был предназначен педальный конь, поскольку спирт иди одеколон можно было раздобыть только в поселке лесозаготовителей возле реки, название которой уже стерлось из памяти Александра. Денег катастрофически не было. Вообще, командир охуел поначалу до такой степени, что ввел сухой закон. Ему популярно объяснили, что местные женщины отдаются только за бухло, а свои студентки надоели настолько, что глаза их в трезвом виде видеть не хотят, не говоря уже об иных частях мужского организма.
Да что это за работа, когда не погулять и не попить?
Короче. Командир оказался парнем с понятиями, и вскоре договорился с директором стройки на счет пару канистр спирта!
На неделю строительство приостановилось. Постонало, побурчало, проблевалось и двинулось пусть и не такими скорыми, но все же двинулась какими-то темпами. Правда после этого взъерепенился директор и отказался выделять будущим ученым и академикам спиртосодержащие продукты.
Вот тут-то и пригодился железный конь-огонь.
Парни навострились ездить на этом чуде начала двадцатого   века за тридевять земель, в поселок лесозаготовителей, так вроде по правилам они назывались, и затариваться всякими «красными гвоздиками», !Красной Москврой! !Шипром» и конечно же тройняйшкой.
Местные сучкорубы с неприятием относились к городской молодежи, но в открытые стычки не лезли, хотя половина из низ были на поселении, а половина слыли почище местных зеков. Лишь только перед самым закрытием сезона, где-то в середине августа, лесозаготовители пошли на открытый конфликт со студентами. Началась настоящая война, причем как всегда из-за женщины. Студенты грешили на сучкорубов, намекая на то, что они чересчур рьяно стали приставать к студенткам, противоположная же сторона отбрехивалась тем, что студенты сами забрались на чужую территорию и изнасиловали какую-то стряпуху с лесопилки.
Короче, пришлось вмешаться не только руководству но и зоновскому начальству. Говорят, что приезжали даже опера из Сыктывкара. Но так оно было или нет неизвестно, но вскоре студенческий строительный отряд «Товарищ» почти в полном составе отправился восвояси. Не досчитались только коня-педального и Валерку дзюдоиста, который поехал за одеколоном в другой поселок, на отвальную.
Говорили, что его медведи загрызли, перед тем, как удариться в зимнюю спячку. Но, парни-то точно знали, что утопили Валерку вместе с велосипедом обиженные дровосеки, а потом отмаксали местному начальнику УгРо, чтобы тот все на косолапого списал.
Короче. Вспомнили друг друга Михаил Борисович и Александр Павлович и решили это дело отметить, хорошим чаем заваренным на различных целебных травах.
Александр поначалу чувствовал себя весьма неловко, тем более, что откровенно тгогворя, видок у него совсем не впечатлял. И ноги покрасневшие с вспухшими венами, и рука перевязана. Да и шрам на голове выглядел совсем не эстетично.
Вскоре неловкость куда-то улетучилась, и двое седовласых мужчин с абсолютно противоположными биографиями, мирно беседовали закутавшись в простыни, и положа ногу на ногу пили остывший чай из глиняных пиал.
Если Михаилу Борисовичу скрывать было нечего в своей биографической справке, то Александр Павлович старался пропускать, а то и вовсе выбрасывать все свои последние годы жизни. Тут и вправду сказать, то, что сказать-то совсем было и нечего. Ведь не признаешься же коллеге по научной деятельности, что вместо изучения эпохи Экнотона или династии Дзы, ты изучал содержимое мусорных бачков и кошельков пьяных сограждан. Здесь на перестройку и шальные девяностые не спишешь. Это у Фаины все как-то легко получалось.
Ну не сложилось.
Ну, масть не поперла.
Ну, судьбина зараза спиной повернулась.
Нет, брат, этот детский лепет годится разве что, в разговорах у пивных ларьков. На серьезном уровне тебя никто не поймет, да и не захочет этого сделать. Бог дал тебе мозги, да и мозги совсем не плохие, а как уж ты ими распорядился, всецело зависит от тебя батенька.
Да и право дело. Не опускаться же до риз. Не становиться, как Россия на колени. И только не надо лепить горбухи про несчастную любовь, про изменницу Аллу. Никто тебе в это не поверит. Так размышлял Александр Павлович слушая занимательные байки Михаила Борисовича, как они изобретали бананотехнологии для борьбы со СПИДом.
- Нет, Сань, - подхохатывал Михаил. – Тебе-то смешно, а каково мне тогда было. Идей – ноль, с финансированием полный швах. Хорошо, что этот хлыщ нарисовался Анатолий Борисович, который такой жучара, которого свет не видывал. Я просто уверен, что скоро про него будут научные труды писать и докторские защищать на тему, как без всяких мозгов в голове, можно стать нобелевским лауреатом по всем наукам сразу за один раз и в один год. Я конечно утрирую, но то что мой, даже теперь и не знаю, как его назвать, подельник, скорее всего, отчебучивает, не в одной стране мира отродясь и не пахло. Мне кажется, что Остап Бендер просто отдыхает по сравнению с ним.
- Ну уж ты Миша и описал своего партнера.
-Партнера? Не смеши меня Саня. У него в партнерах черти ходят во главе с самим дьяволом. Он такой человек, что разведет любого.
- Ну уж и любого.
- Вот те крест, - Михаил Борисович перекрестился. – Он так чувствует время, что просто летит впереди него самого и управляет им. Едва началась перестройка, как Толик тут как тут. Кооперативы – пожалуйста, Частные предприятия- будьте любезны.
Эпоха первоначального накопления капитала. Разгул рекета и бандитизма, так Анатолий Борисович в первых рядах братков, чуть ли не со стволом по стране разгуливал. Надо науку поднимать? Что надо, брат, все достанем, все сделаем.
Приватизация. Э, тут с нашими не шути, мы и с чеченцами разберемся и ваучеры куда следует вложим, и одно из первых акционерных обществ откроем. Ему все равно чем заниматься!
Александр Павлович вздохнул. Он когда-то был подающим надежды ученым историком, а сейчас. А, вот тебе и другой пример. Судя по словам Михаила Борисовича, обыкновенный прощелыга, деляга с мертвой хваткой. Ну нет в нем искры божьей, в смысле научной деятельности, за то, за что бы не взялся, все в его руках кипит, скрипит и спорится.
- Вот посуди сам, - продолжал тем временем Михаил Борисович, отхлебывая чай с мятой и зверобоем, - С вакциной против СПИДа ничерта не выходит, а он не унывает. Открыл производство соков, джемов и йогуртов, благо деньги то все равно холявные. Были бананотехнологии, остался бананпродукт. Был НИИ, стало АО. Я просто ума не приложу, что бы я без него делал?! Помереть бы может и не помер, и по миру не пошел, все же имя у меня в научном мире имеется, но достичь такого размаха не смог бы ни за что на свете. Сидит у нас на троне Горбачев, Анатолий Борисович где-то неподалеку. Появился Ельцин, и наш герой тут как тут. Путин, да ради бога, кто сейчас следующий будет? Вроде Путину по конституции не положено, но выход то обязательно найдется, чтобы преемственность власти сохранить. Сейчас ходят слухи, что кто-то из первых вице-премьеров будет назначен приемником и соответственно, станет новым президентом. Говорят толи Иванов, толи Медведев. Вообще-то я в политику не суюсь, но когда под боком такой человек как Анатолий Борисович, тут хочешь не хочешь, а будешь в курсе всех событий. И себя мой напарник никогда не обидит. И я тебя уверяю, что Анатолий Борисович будет в нужный момент в нужном месте. Впрочем, честно тебе ск4ажу. Я в политику стараюсь не соваться. Мое дело это наука, а кто там у власти «ЕдРо» или Ябло, меня это мало волнует. Главное чтобы правительство деньги на науку выделяло в прежнем объеме.
- А как у тебя дела с вакциной? – спросил, не подумав, Александр Павлович.
Загрустил тут Михаил Борисович, опечалился. Вроде и правду ск4азать хочется старому приятелю, а вроде бы и не к чему она эта правда. Наконец, поразмыслил. Почесал свой большой лоб и сказал грустным голосом:
- А никак Саня. Не только в моем институте никак, а во всем мире. Бьются ученые, бьются, а воз науки с места не сдвигается. Вот-вот думаешь, где-то прорвет. Вот оно, вот оно щемящее и радостное чувство победы. Нет! Опять мимо!
- Но, ведь в этом и есть смысл науки, - поддержал приятеля Александр Павлович. – Ведь если бы все было по мановению волшебной палочки или по щучьему велению, то и жизнь бы остановилась и вероятнее всего просто умерла бы совсем. Человечество бы деградировало, тебе ведь это прекрасно известно.
- Это Саша я понимаю не хуже тебя. Из-за этого и живу, и честно ем свой кусок хлеба с маслом.
Александру Павловичу просто не было ничего ответить на эти изречения Михаила. Он не хотел думать о том, что бы с ним было сейчас и кем бы он был, если бы не встретил Фаину в свое время. В какой-то степени он был инфантильным фаталистом, или еще черт знает кем. Но, регулярно кленя свою судьбу, ругая себя безжалостно за то, что оказался таким слабаком и тряпкой. Что не смог вытащить из болота Финку и себя, он благодарил Бога за то, что позволил ему встретить в этой жизни женщину, которую действительно любил.
- А может пойдем ко мне посидим, перекусим, - неожиданно предложил Михаил Борисович, хотя, по правде говоря Александр ждал этого предложения. Он чувствовал, что старинный товарищ что-то хочет вылить из своей души, какую-то накопившуюся муть, но не знает кому, как и для чего это сделать.
Старинный институтский приятель, связь с которым они утратили в начале девяностых годов, по его ощущению был идеальной кандидатурой для этого. Вроде бы и не чужой человек, но в тоже время и не близкий. Если почувствуешь, что ему не интересно, либо зашел слишком далеко, то всегда можно либо спустить все на тормозах, либо свернуть в сторону у соскочить вовсе.
Перекусить Александр был не против, но совершенно не желал даже думать о спиртном. Конечно, в другой компании, мягко говоря, ныне близкой к его кругу, он выпил бы бутылочку бормотухи или даже паленой водки, но в обществе Михаила Борисовича, он понимал, что нужно вести себя пристойно, поскольку почувствовал, что судьба дает ему возможно последний шанс в жизни вновь стать человеком. Если же он переберет, а в последнее время ему хватало совсем чуть-чуть, чтобы терять человеческий облик, то всевозможные приоткрывшиеся было перед ним двери к социальным лифтам, мгновенно захлопнутся, и он смело может накрываться рваной белой простыней и ползти в сторону кладбища. Или на то место, где крякнула Фаинка. Нет, Александр может быть впервые в жизни, дожив до седых волос, твердо решил завязать со спиртным.
Конечно, это был глупый мальчишеский порыв, конечно, он слабо верил в свою силу воли, да, грубо говоря, не верил и вовсе. Но, возникшее вдруг неоткуда в нем желание, наконец завязать с бухлом, даже как-то поднимало и возвышало самого себя в своих глазах.
- Ты чего, не стесняйся, Санька, - похлопал его по раскрасневшемуся телу Михаил. – Супруга  Турции кости греет, благо там северо-африканскими революциями пока не пахнет. Дочка у мужа Барвихе. Я свободен, я не чей. Посидим, встревожим наши души. Тем паче, что про себя ты пока так ничего и не рассказал, а я ведь помню каим ты был студентом. У вас у историков, вообще, ты прости меня, с головой не многие дружили, больше с головкой!
Он рассмеялся своей шутке.
Александр Павлович улыбнулся. Что верно, то верно. Исторический факультет, не смотря на серьезность изучения основ марксизма-ленинизма, отличался в те времена бесбашенностью и развратом. Видно история древнего Рима подвигала будущих профессоров пробовать на себе те грехи, которые сгубили Великую Римскую империю. И хотя Сашка особой сексуальной реактивностью не отличался, за время учебы успел переспать с половиной дам со своего факультета.
Ненужные воспоминания нахлынули на Александра Павловича, разбередили его душу и сердце и ввергли мозг в уныние. В обычное время, он бы махнул сто грамм в баре напротив бани, закурил бы сигарету, и взвалив на потертые плечи, потертый рюкзак, пошкандыбал бы куда глаза глядят. Вещь ладная и достойная, только действует на короткие дистанции, да и эффект от нее всегда один.
А завтра наступило новое утро. И что? Как стояли все те же серые будни, так и стоят они перед глазами уже сто тысяч лет и не видно им не конца не края.
Александр Павлович, стряхнул с себя скорбные мысли, попробовал взбодрится. «А кто сказал, что будет легко? – донесся до него вдруг неоткуда голос Фаины. – Нет, милый. Теперь легко не будет никогда»
Он тяжело задышал. У него сдавило вески и сердце. Лицо покраснело.
- Что, - испуганно посмотрел на него Михаил Борисович. – Плохо?
- Наверное зря так долго в парной сидел, - соврал Александр Павлович. – Вероятно давление подскочило. Но это ерунда. Сейчас чуть подышу и оклемаюсь.
- Ты смотри, так не шути со своим здоровьем. Мы сейчас вот как поступим. Мы ко мне вечером рванем, а сейчас ко мне в лабораторию заглянем. Я тебя с замечательным врачом познакомлю. И человек чудесный, и специалист, да и просто красавица. Кстати, дама не замужем, - для чего-то прибавил Михаил Борисович.
Александр пропустил окончание его фразы мимо ушей. Какая разница, есть у дамы муж или нет. У него даже на английскую королеву не возникла бы никакая реакция. Вот уже два с половиной года он носит траур по своей Фаине и снимать его не собирается.
Любой мало-мальски образованный психолог мог сказать бы ему, что это паранойя выраженная на почве алкоголизма и отсутствия умственной деятельности, кстати, как и элементарной физической. Но, попробуй это доказать вот такому асоциальному типу, который уже давно покинул социум, практически прекратил бороться за жизнь и плыл по течению вонючей реки жизни, которую сам и замарал своими собственными руками. Историк и так заплевал свою жизнь, что вероятности выбраться из мутного потока на берег, все ближе и ближе приближалась к нулю.
- Спасибо, конечно, - выдохнул наконец Александр Павлович, когда сердце перестало колоть. – Давай с врачом отложим на время. Мне вроде получше, все успокоилось. Поехали к тебе, а то ведь и вправду не виделись уже  лет двадцать, если не больше.
- Ну и славно, - согласился без колебаний Михаил Борисович. – Насильничать не буду. Давай ко мне, так  ко мне. Только вот беда. Хозяйка из меня плохая, прямо скажем никудышная. Так что придется пельмени точить или какую-нибудь овсянку, как старые пердуны.
- Это не проблема, - натягивая через голову, заштопанную с одного бока зеленую футболку, сказал Александр Павлович. – Ты сам давеча стройотряд вспоминал. Уж там как питались, тут уж двух зол и выбирать не придется. Обои в чан выливай.
- Так то по молодости, - внезапно грусть накатила и на Михаила Борисовича. – Тогда кирпичи да гвозди могли жрать на стройке. Тогда жизнь лишь только начиналась.
- Что-то мы с тобой какие-то безумные старперские разговоры все время ведем, - сказал Александр Павлович. – Будь что будет, а там поглядим.
Он сам бы дал любому фору в пессимизме, но сегодня, сейчас, ему не хотелось никакой меланхолии, никакого брюзжания. Он почувствовал, и это чувство вновь кольнуло его в сердце, что с этой встречей что-то изменится в его паскудной жизни. Хорошее это будет или плохое, он даже не задумывался. Душа требовала новизны.
Какой-нибудь дурик, из особо умных и продвинутых политтехнологов, обязательно вспомнил бы песню Цоя. Хотя, покойник пел про совсем другие перемены, а не про всякие перестройки, обновления и гласности.


* * *

- Ну, чего тебе, пес смердящий? – спросил сержант, когда Николай открыл дверь в линейный отдел.
О пресловутом усилении все забыли довольно давно, лишь опустевшая собачья конура возле каптерки, да пара ведер с песком и выдавали то, что когда-то носило громкое название «Усиление профилактических мер по борьбе с терроризмом на территории Москвы и Московской области».
Странно то, что после взрыва в аэропорту бороться с терроризмом решили почему-то только в столице и области, а про другие города и российские веси наглухо позабыли.
Впрочем, Николаю было глубоко наплевать на то, что там думало высшее российское руководство. Похоже, что и руководству было тоже на все это наплевать. Уж сколько они с Фаинкой сожгли дорогих и не очень автомобилей, от властей было ноль эмоций. В эфире радио и телеканалов заявлялось о каких-то мифических экстремистах, иногда говорилось о выходцах с Кавказа и тишина. Нет, вру, не тишина, а тихий шепот о том, что ФСБ накрыло очередную группу террористов- арабов, готовящих очередной теракт. Где накрыло, кто накрыло, зачем? Об этом умалчивалось, лишь дикторы с центральных каналов деловито выпячивали глаза, а человек из Твиттера метал громы и молнии на головы неудачливых террористов.
- Ладно, ну пошутил я, - заметив, как злобно взглянул на него Николай.  - Просто вечно сюда ломятся всякие бомжи с Курского вокзала, по неволе такой сленг приобретешь.
- Я что, на синяка похож?
- Ты-ы  нет, - протяжно ответил сержант отхлебывая банановый йогурт из литровой пластиковой бутылки. – Кстати. Это не твою фотку в газете опубликовали на фоне горящего авто?
Николай сжал губы и исподлобья взглянул на полицейского.
- Эх, жаль газету напарник забрал, а то я бы тебе предъявил бы… Ну, просто вылитый ты. Да и фотка эффектная получилась. Ну, что ты набычился. Шучу я. Да, кстати, надо бы твои пальчики откатать, вдруг премию дадут.
Николай промолчал, лишь еще плотнее сдавил свои губы.
- За пластидом пришел?
Николай поднял брови.
- За чем?
- Слышь, братан, ты как будто только вчера родился, - удивился сержант и поставил початую бутылку с банановым йогуртом на заваленный разными бумагами письменный стол. – У нас после событий на «каширке» все сыпучие вещества, включая сахар твоей жены, пластитом называют. Правда, одно время про эту шутку забыли, но вот уже с год, как все по новой возвернулось.
Николай тяжело вздохнул. Ведь мент был совсем не далек от истины. И если в Фаинкином пакете была аммиачная селитра, а не пластид, то это ровным счетом ничего не обозначало. Конечно, Николай просто не «родился» еще вновь, чтобы присутствовать при той паники, в конце девяностых, когда тротил и пластид находили в каждой парадной, гараже или припаркованной возле правительственного здания «Газели» или «Бычке». С утра одна группа ментов или представителей других спецслужб, волокли мешки с цементом, алебастром или иными сыпучими материалами в какой-нибудь заброшенный гараж, на глазах у бдительных жителей микрорайона. А после обеда или ближе к вечеру, другая группа сотрудников правоохранительных органов, со служебными собаками, которые в натуре являлись обыкновенными дворнягами, на глазах у все тех же оторопевших местных жителей, вскрывали данный гараж с помощью специальных средств, и извлекали из него оные мешки с сыпучими материалами. Мгновенно на месте ЧП появлялись репортеры с Российского телевидения из специальной программы, которая специализировалась на раскрытии всякого рода провокаций не только доморощенных экстремистов, но и сотрудников западных спецслужб, и выдавала в прямой эфир репортаж, об очередном успехе российских чекистов, предотвративших очередной террористический акт. Народ на улице охал и вздыхал, а особо мнительные граждане, крестились глядя в экран телевизора.
Спецслужбы работают! Не один террорист не уйдет от ответственности. Больше взрывов домов не будет.
То, что случилось позже на Дубровке, в Беслане и московском метро, Николай тоже не застал. Но, судя по тому, что помнила Фаина и рассказывала ему об этом, в стране как был бардак и неразбериха, так и продолжался, с прежней силой.
Телевидение и правительственные газеты регулярно рапортовали об уничтожении очередной группы террористов, будь-то на Северном Кавказе или на Кубани, а спокойней людям жить не становилось. Судя по тому, что слышал, видел и читал изредка Николай, обстановка в стране, особенно на Кавказе накалялась с каждым годом. Ладно еще в Чечне, Ингушетии и Дагестане, там свое варево, в котором Николай разобраться не стремился. Поскольку и времени для этого было в обрез, да и слишком уж он поверхностно знал историю России, чтобы делать какие-то свои суждения. Тем более, Фаина все время талдычила ему, что если где-то в России и рванет, то это будет непременно Москва, поскольку уж больно велика держава, в которой ему суждено было возвернутся из небытия. Одно дело Корсика и Франция, если это конечно правда, а другое дело седьмая часть суши. Правда в России бузили и в Калининграде, бывшем Кенигсберге, и во Владивостоке. Но, там это окраины империи. Там нет властных структур, тех, кто принимает ответственные решения.

Ну, чего ты хочешь? – спросил потягиваясь сержант и смотря на часы. Через десять минут авиаэкспресс до Шереметьево должен был отправится со второй платформы. По штатному расписанию, это была не его территория, так сегодня дежурил Файзулин. Но, сержант решил подойти к рамке, на всякий случай. Вдруг опять давка возникнет, или какой-нибудь пижон захочет пронести с собой травматику. Ну вот скажите мне честно, накой хрен ему в электричку травматический пистолет? Не понимаю я этих долбоебов. Ведь на вокзале все равно зазвенит. Может от шахид-таксистов отбиваться или наоборот, бабки слупить с кого попробовать. Долбоебы у нас людишки. Ведь сами на неприятности нарываются, а потом в блогах в Интернете ментов и спецслужбы хают.
- Господин сержант, - каким-то неестественным, жалким голосом произнес Николай, что сержант едва не свалился со стула.
- Чего тебе? Песок забрать хочешь?
- Нет, песок после, - пришел в себя Николай, после реплики полицая.
- Мне Фаина сказала, - он запнулся. Причем здесь Фаина? Он совершенно ничего не соображал. С ним это стало происходить все чаще и чаще в последнее время. Вероятно миллиардами отмирали клетки головного мозга.
- Чего она тебе сказала? – заинтересовался полицейский или сделал вид, что ему интересно. Все же покидать уютное помещение и выходить на ветренную улицу, ему не очень-то и улыбалось.
- Да ей показалось что там баба в платке, уж больно на смертницу похожа!
- Да ну? – сержант выпучил глаза и посмотрев на Николая, покрутил указательным пальцем у виска. – Она у тебя что пьет?
- Она не пьет!
- Значит просто дура!
- Дура! – разозлился Колька. – Поглядим, какая она дура! Ты знаешь, что в этой сумке? – он пнул сумку ногой и побледнел, а вдруг бы он ткнул по взрывателю.
- Она сказала сахар, - безразличию понта или помёта, как в последнее время называла их Фаинка, не было предела. – Мое-то какое дело?
- Там аммиачная селитра и алюминиевая пудра, знакомая компания?
- Не грузи, - довольно спокойно ответил сержант, но морда его слегка вытянулась и посерела.
- А ты погляди!
- Ты чего гонишь, - у сержанта куда-то делась вся его ментовская спесь и он заменжевался, а глаза у него суетливо забегали по помещению в поисках поддержки. Потом он вспомнил, что мужик только что пнул сумку ногой и чуть-чуть успокоился.- Смотри, если на****ел, то дубиной отхуячу по полной программе.
Он подошел к сумке. Несколько секунд постоял в тяжких раздумьях и сомнениях, потом выдохнул из себя воздух и рванул молнию.
Взрыва не последовало. В сумке был не пластид, не аммиачная селитра и не сахарный песок, в сумке лежали целлофановые пакеты с мукой.
- Ну и как, мудень, тебя здесь отыметь, или предпочитаешь деньгами откупиться?
Поняв, что Фаина его обвела вокруг пальца, Николай выскочил на платформу. Фаины нигде не было. Он полез в карман за мобильником и в этот момент он заиграл музыку. Николай посмотрел на дисплей. Слава Богу, звонила Фаина.
- Алло, ал-ло!
Но, телефон молчал. Дрожащим большим пальцем правой руки он стал жать на кнопки, хотя мог просто нажать на одну «вызов». Потом догадался и услышал длинные гудки, а потом взволнованный мужской голос. –Алло, - сказал Николай, и понял, что надо позвонить по другому номеру Фаины. У нее всегда с собой две трубки, так на всякий случай. Николай набрал номер. Сигнал прошел.
- Слышь, чучело, ты куда свою красавицу дел. Она мне кое-что обещала, - услышал он голос сержанта, подходившего к нему.
Николай обернулся. В этот момент у сержанта запиликал звонок в нагрудном кармане и одновременно заворчала рация на поясном ремне. Тот решил первой взять рацию.
- Ну? – лицо у него побледнело и он безумными глазами уставился на Николая. – Да, я понял!
И зажав мембрану рукой, прошептал Николаю, хотя эта была информация не для посторонних ушей. – В Белодедово рвануло!

Улучив момент, пока Колька пошел вешать «помёту» лапшу на уши по ее просьбе, так помётом Фаина окрестила полицейских скрещенных с бывшими ментами, она сбегала в будку и взяла ту сумку в которой действительно была взрывчатка, а не сахарный песок, хранящийся в бытовке у понтов. Колька хоть и Наполеон, но дурак дураком, раз поверил ей на слово. Она взяла сумуц, обогнула дежурную часть линейного отдела полиции на транспорте и пошла на шоссе голосовать машину.
Вскоре возле тормознула «Ауди» серебристого цвета и приветливый молодой человек, открыл дверь.
- В аэропорт?
- Угу, - кивнула Фаина и плюхнулась на заднее сиденье. До отлета самолета во Владивосток, оставалось еще три часа, так что она вполне успевала. Жаль, с Наполеоном не попрощалась по- человечески. Да, он бы меня так и отпустил на смерть. Это он на словах такой, «Да Финка, конечно, Фаинушка», а так. Эх, Николя, нам бы еще годик, но время не ждет. Она даже намеревалась разрыдаться от жалости к себе и Николаше, но вдруг почувствовала, что кроме водителя в салоне еще находится некто. Она повернула голову и увидела крепкого седовласого мужчину, чем-то напоминающего актера Ланового. Ее лицо покрылось краской, а ладони вспотели от ужаса. Нет, это точно он, да и он узнал ее, не смотря на темные очки на лице. Боже мой, сейчас меня арестуют и пипец всему мероприятию! Да, а машина тоже вроде бы как. Ну точно. Ведь этот парень подвозил меня из больницы, когда из травмы сбегала. Если это не паранойя и не галлюцинации, то я начинаю верить во всесильность наших спецслужб.
- Куда летите? – не здороваясь, не представляясь, спросил актер.
- Во Владивосток, - Фаина уже пришла в себя и чувствовала даже наглость, а не уверенность.
- А я товарищей туда же провожаю, - спокойно сказал мужчина, с некоторой долей грусти в голосе. – В командировку летят соколики.
- Никогда не была на Дальнем Востоке, - честно призналась Фаина. – Да и не собиралась, после трагедии с Японией, но судьба сказала надо, комсомол ответил есть. Подружка позвала. Сваливает оттуда в связи с угрозой радиации, вот я и решилась на недельку махнуть. Как вы думаете, не успею облучиться?
- Нет, - отрицательно помотал головой седовласый. – Не успеете. До Японии далеко, а Дальний Восток большой и зеленый. Можно сказать легкие нашей страны, они не дадут России погибнуть.
К чему он про зеленые легкие вспомнил? Ага, намекает про ту девчонку, которая пропала тогда. Мол, и тебе пипец подруга. Да и и не против, хотя при возможности смылась бы оттуда и пару дней еще пожила. Да фиг с ним, двум смертям не… Уже сколько смертей пережила и эту переживу!
«Ауди» проехала на стоянку перед аэропортом безо всякого досмотра, как и предполагали они с Николаем, и остановилось возле левого входа, где дежурили «помёты» и службы безопасности аэропорта. Перед зданием на площади стояла толпа мужиков в черной камуфляжной форме с рюкзаками и автоматами. Многие были в бронежилетах, но у большинства они были пристегнуты к рюкзакам. На шевронах у них красовался толи голубь, толи орел, а на спине было написано «САПСАН». Фаина поспешила вылезти из машины, но седовласый дядька положил ей руку на колено и сказал:
- Вы не спешите на регистрацию. Успеете, это спецрейс, без нас не улетят. Пойдемте я вас с ребятами познакомлю.
- Добро, - согласилась Фаина с предложением от которого невозможно отказаться.
- Не беспокойтесь, я вам помогу, - актер взял ее сумку в руку, а сам прихватил ее железной хваткой за локоть. Мол, все подруга, деваться тебе некуда. И если ты не зомбированная шахидка, что по тебе не скажешь, то пожалеешь себя и взрывать никого не станешь. – Вы что в сумку напихали, взрывчатку что ли, такая тяжелая?
- Нет, йодированную соль подруга просила, а то у них весь йод выхлебали, защищая щитовидку, а везти отсюда йод, это смешно. Да еще всякие игрушки для детишек, - нашлась что ответить Фаина.
- Какая вы хорошая подруга, - похвалил седовласый.
Заметив актера, мужики в камуфляже бросились ему на встречу и козырнув, пожали руку, взяв из его рук тяжелую сумку.
- Ого, - сказал детина берущий в руку багаж. – Гранат туда напихала что ли?
Вопрос был явно обращен к Фаине, но ответил на него актер, сказав, что там соль, но не бертолетова, а обычная йодированная.
- Вы бы тоже, взяли с собой, - добавил он.
- Так я поделюсь по дороге, - охотно согласилась Фаина, не понимая, что с ней собираются делать, и что за игру затеял этот седовласый.
Между тем, детина поставил сумку в самый центр толпы, рядом с рюкзаками САПСАНОВ и встал рядом. К нему присоединились Фаина и седовласый, который, наконец, разжал свои клешни и Фаина смогла потереть сдавленный локоть. Вокруг них образовался круг из нескольких десятков человек.
- Снимите очки, солнца то нет, - посоветовал седой. – А впрочем, как будет угодно.
Фаина все же сняла очки и посмотрела на лица людей в камуфляже. Странно, но ничего сверхъестественного она не увидела в их выражениях. Люди, как люди, а некоторые даже милые и симпатичные ребята. Интересно, когда они превращаются в зверей, готовых душить и убивать все что прикажут? Неужели они все зомбированы, как говорили несогласные или это порода такая выведена таких клонов.  Мы с колей клоны одной породы, они другой.
- Телефончик ваш можно попросить? – вежливо спросил седой и кивнул стоящему рядом с Фаиной детине, чтобы он взял у нее телефон, который она судорожно сжимала в руке. – Или вы позвонить кому-то хотели, тогда звоните, а то скоро посадка.
- Да, пожалуй позвоню, - согласилась Фаина и принялась набирать номер на клавиатуре.
Лицо у седого поседело и слилось по цвету с его шевелюрой.
- Погодите, - крикнул кто-то из «оцепления» стоящего вокруг Фаины. - Давайте шампанского шлепнем по глотку за удачу!
Идиот, подумали одновременно и седовласый и Фаина. Ведь сейчас была ее проверка на вшивость и седовласый понял, что она готова на все, поэтому, только забрав у нее телефон, слегка успокоился. Фаина же была спокойна, потому что набрала номер Николая, и он обязательно ей перезвонит, а если номер не ответит, то позвонит по другому, который и…
Ей передали белый пластмассовый стаканчик с газировкой под названием «Игристое вино». Она выпила и попросила еще, потому что, она забыла произнести тост в честь отъезжающих.
- Давай быстрей, - грубо сказал мужик из окружения, рожу которого она узнала, он был один из тех, кто волок ее в микроавтобус октябрьским вечером после митинга на площади. – Я еще с супругой не попрощался»
Толпа детей и жен стояла возле входа в аэропорт, метрах в 200 от спецназовцев или карателей, черт знает, как их назвать.
Фаина выпила, в голове у нее все поплыло, закружилась в хороводе площадь с черными ястребами, а вместо слов у нее изо рта стали выплывать разнообразные замысловатые фигурки, все больше напоминающие женские и мужские половые органы. Потом она взмахнула руками и оторвалась от земли.
- Бля, Коперфильд! – донесся до нее снизу голос завороженного САПСАНА. И она даже заметила, как люди задрав головы вверх, заглядывают ей под юбку. Она слышала, как звонит ее телефон в руках у седого артиста. Она слышала, как он кричит алло и бросает телефон. Она даже слышала, как кто-то крикнул: «Стреляйте же, вашу мать!»
А потом взрыв!
А она?
Она исчезла, растворяясь в небесах, превратившись в маленькое белое облако смеющееся над миром смехом, которым умела смеяться только она, Фаина.

* * *

Сообщения о случившемся были уж слишком противоречивыми и порой просто фантастическими. Но, Николая они мало волновали. Едва он услышал о взрыве в аэропорту, как сразу понял, чьих это рук дело, и почувствовав себя полным идиотом, которого внучка Фани Каплан обвела вокруг пальца, решил, что теперь руки у него развязаны, и если в нем хоть что-то есть от Наполеона, то он может этот город в очередной раз и освободит русский народ от их сатрапов. Пока сержант находился в ступоре, а потом рванул в дежурку, чтобы получить необходимые инструкции на случай такого чП, Николай бросился в подсобное помещение и схватил винтовку «ИЖ», замотанную в холщевую тряпку. Теперь надо выбраться из города и устроить этой власти веселую жизнь. Ружье ему было нужно на всякий случай, мало ли какие банды гастробайтеров могут оказаться в лесу, а вообще-то он никого не хотел убивать, достаточно было того, что совершила Фаина.
До леса он добрался на «шахид-такси», которых еще сжечь не успели. На вопрос водителя: «Давай деньги, да!», Коля вытащил из мешковины винтовку и прострелил нерусскому колеса на его «жигулях», после чего отобрал у него всю выручку, а самого засунул в багажник. Поджигать или нет машину, вопрос перед Николаем не стоял. Раз Фаина решила, что надо чтобы горели, то пусть горят.  Когда машина занялась разноцветным пламенем, то Николай потихоньку пошел в сторону опушки леса, и никак не мог вспомнить, куда подевался водитель. Вопли, доносившиеся из багажника, он счел за треск лопающейся краски и пластмассовых канистр из-под бензина, которые запасливые таксисты всегда имели в наличии.
Возле леса ему навстречу попались какие-то лва странных мужика, странным образом похожие на российских беглых крестьян середины позапрошлого века. Лапти, зипуны, косоворотки. Люди словно сошли с лубочной картинки, рассказывающей о тяжелой доле сельских жителей, до реформы царя АлександраII. Николай поздоровался с ними, и вытащил из мешковины приклад ружья, чтобы мужики не сильно возбуждались, поигрывая вилами и дубиной, словно жонглеры в цирке шапито, про который помнится читал один австралийский юмор-журналист на сборе подписей в пользу одного оппозиционного деятеля. Но, все это уже в прошлом. Тогда Фаинка была жива и Николай еще только интересовался реалиями современной российской политической системы. Сейчас Фаины не стало, как не стало для Коли никаких реалий. Иди куда глаза глядят, и делай, что разум подсказывает.
- А что мужики, - сказал Николай, когда оба беглых крепостных, поняли, что поживится им нечем не удастся и положили свое оружие на землю. – Не заняться ли нам делом?
- Да рады бы заняться, - ответил один из них, что постарше, да посмекалистей будет. – Да вот чем?
- А ты мозгами пораскинь, - сказал Николай. – Да предложи какую-нибудь бучу, а я поддержу.
И он потряс своей винтовкой перед носом у мужиков.
- Может, революцию сообразит? – почесал затылок другой, что помоложе, - а то в стране не дохнуть ни перднуть невозможно. Пересажали всю оппозицию, к чертовой матери!
- Никак вы сторонники Ходорковского? – удивился Николай, пологая, что у этого экс-олигарха несколько иной электорат.
- Упаси Бог, - мужики дружно перекрестились. Этот сидит, туда ему и дорога! – плюнул мужик постарше. – Мы о полковнике Крычко, который за трудовой народ и против всяких Чубайсов. Вы слышали, что его оправдали, а потом опять закрыли, и все из-за этого упыря, Анатолия Борисовича.
-Анатолия Борисовича? – удивился Николай. – Я только одного Анатолия Борисовича знаю, по кличке Мутный!
- Этот тоже так намутил в стране, что уже почти двадцать лет, все никак воду не очистить, все муть так и прет.
- Ну, ладно, - задумчиво ответил Коля. – Вы за революцию, а где ваши сторонники и сколько у вас сил.
- Сторонники то есть, они недавно на «манежке» митинговали, и другие националистические организации и патриоты, ДПНИ люди есть, а вот вождя нет!
- Это не беда, - взбодрился Николай. – Главное начать свару, а потом поглядим, что из этого выйдет. Вначале надо распылить силы противника, то есть власти, нанести им точечные удары по разным направлениям. Вот, моя соратница, - Николай вздрогнул, понимая с какой легкостью он говорит о погибшей Фаине. – Только что взорвала аэропорт Белодедово.
- Ух ты! – восхищенно сказали дружно мужики.
- А мы давайте  устроим парочку пожаров в пригородах. Пока власть очухается, можно еще что-нибудь сообразить.
- Здорово, - ответили мужики. – Только в лес просто так не войдешь. Он либо частый и охраняется всякими ЧОПами и другими охранными структурами, либо общественный, тогда в нем немцы и французы вахту несут.
- Как это? – удивился Николай. – Что они здесь вообще делают на Руси?
- А их лидер Одип у Саркази и Меркель нанял, после войны в Ливии. В Северной Африке делать-то больше нечего, а у них руки чешутся, вот Одип и договорился, чтобы несколько таких спецподразделений в Россию отравить, для поддержания порядка в лесу.
- Неужто нам своей полиции не хватает? – удивился Николай.
- Она либо вся коррумпирована, либо боится в лесу сидеть, вдруг кто провокацию затеет? Нет, наши понты больше в городах служить любят, на правительственных трассах, в министерствах. А в лесу пуст немчура, да лягушатники пасутся. Тем более, и то чего бояться, никто на них нападать не собирается.
- Как это не собирается? – возмутился Коля. – Еще, как и собирается! – И он еще раз покрутил стволом винтовки перед носами у мужиков.
- Да разве можно против спецназа воевать с одной берданкой? – с сомнением затянул молодой крестьянин.
- А мы их не числом, а умением, - вспомнил Коля высказывание какого-то полководца, но явно не своего прототипа.
- Раз так, то мы согласны! – ответил за обоих мужик с вилами. – Говори, что делать.
- Для начала, надо узнать, где эти войны располагаются, - сказал Николай. – А потом их нейтрализовать.
- А чего узнавать-то, - ответил молодой с дубиной. – В чащу зайдем, они там в окопе и спят, перепившись шнапса еще с момента высадки здесь ихнего десанта.
- А где мы с вами находимся, мужики?
- Как где? – удивился старший. – В Бородине!
- Так, что же вы мне раньше не сказали! – закричал Николай. – Поджигай траву, а когда займется, то мы под прикрытием дыма в расположение прусаков и лягушатников и проникнем.
Молодой сломал сухую ветку у сосны, поджег ее лапы и пошел по опушке, то там, то сям тыкая горящей веткой в заросли сухой травы. Трава с треском загоралась и от нее начинали валить клубы белого и черного дыма, ветром направляемого в лес.
Задыхаясь и кашляя, Коля со сподвижниками укрываемый пеленой дыма, незаметно проник в чащу, где и увидел несколько человек в немецкой форме, который в различных замысловатых позах валялись в наспех вырытом окопе и на пригорке возле него. Все они были либо мертвецки пьяны, либо пьянецки мертвы. Коля, для пущей важности крикнул пару раз в растрескавшуюся тишину: «Хенде хох!», но ему никто не ответил. Люди, действительно все сдохли от водки и угарного газа. Ведь доподлинно известно, что русскому во благо, то немцу смерть.
- Мертвые! – выпучил глаза крестьянин с дубиной.
- И хорошо, - ответил Николай. – А где французы?
- Они в бардаке на Рублевке у Абрамовича веселятся, - ответил старший крестьянин. Но, вероятно скоро появятся. Ведь кто-то же за лес отвечать должен!
- Нет, теперь это дело МЧС, - рискнул предположить Николай. – Теперь лягушатников сюда не допустят. Кстати, а нам нужно стоить оборонительные редуты, на случай того, если власть силу начнет применять. Все же лес-то горит, а это не хрен собачий!
Они спустились ближе к Рублевскому шоссе, а может это была Волоколамка. Николай не знал местности, и нашли почти новый «Фольксваген», вероятно немецкий отряд добирался на нем, до места своего назначения, и старый ржавый троллейбус, незнамо каким образом попавший сюда. Наверное, это было кладбище троллейбусов, потому что за бугром они нашли их еще несколько штук.
Между тем, огонь разгорался все сильнее и сильнее, но поскольку от них он был отделен окопом, в котором лежали мертвые немцы, то трем революционерам он особо не досаждал. Обчистив карманы зондеркоманды, и не найдя у них кроме маргарина, джема и вафлей никакого оружия, наши бойцы принялись строить оборонительные укрепления.
Сами они укрылись в старой воронке времен ВОВ, перед ней взгромоздили немецкий автомобиль, в довольно приличном состоянии, а позади затащили троллейбус, который оказался на редкость легким и обладавшим хорошей проходимостью по пригородным лесам. Когда укрепрайон был сооружен, бойцы легли на мох и зеленую траву и принялись уничтожать немецкие запасы провианта.
- Чего-то нас никто не атакует, - почесал щеку молодой крестьянин, дожевывая вафли с джемом.
- Так никто не знает о наших требованиях, - логично предположил Николай. – А пожары они и без нашего участия возникнуть могут.
- Так чего мы сидим? – возмутился старый крестьянин с вилами, - надо выдвинуть свои требования.
- А какие? – поинтересовался Николай, доставая из кармана мобильник. – Сейчас на Желтое радио позвоним, они вмиг по всему городу разнесут.
- Чтобы Крычко немедленно освободили! – предложил старый с вилами.
- И что? – засомневался Николай в действенности этих требований?
- А мы Рублевку перекроем и теракты устроим! – предложил молодой с дубиной.
- А как? – поинтересовался Николай. – И велика ли фигура вашего Крычко? Может сюда и Ходорковского приплетем?
- Нет, этот жид и олигарх, а Крычко патриот!
- Ходорковский в первую очередь такой же сиделец, как и ваш Крычко! – возразил Николай, - а национальность человека не так важна в данную минуту. Мы же своими требованиями объединим всех: и патриотов, и демократов, и русофобов и ксенофобов. Представьте, как будет здорово, когда люди выйдут на улицы, как во Франции в 1789 году и пойдут на штурм Матросской тишины. Это разве не символично, там Бастилия, а здесь Тишина!
- Так передернуться все со всеми, еще не успев встать в один ряд, - старый крестьянин все чесал и чесал затылок.
- А наше-то какое дело? – Коля равнодушно пожал плечами. – Мы кашу заварили, а раз никто не поддержал, то значит народ у нас такой инфантильный и ему смена власти не нужна.
- Ладно, - согласился старший крестьянин. – Звони на  Желтое, а мы с Митькой пошли троллейбусами Рублевку перегораживать.
И ведь знаете. Получилась у них маленькая, плохонькая, но все же революция.
Сначала вдруг откуда не возьмись встало Рублево-Успенское шоссе, потому что, его заполнило несколько десятков, старых ржавых троллейбусов, которые с трудом растаскивали тяжелыми тягачами сотрудники ГИБДД и специальные дорожные службы. Пока образовалась многокилометровая пробка, в которую попали и президент и премьер, по Желтому радио сообщили, что сторонники Ходорковского и полковника Крычко, перекрывшие правительственную трассу, многочисленной колонной движутся в сторону Матросской Тишины, чтобы освободить узников совести и русских патриотов. Кроме того, начались страшные пожары, и МЧС и другие спецподразделения просто не способны были справиться с ними. По западным СМИ сообщили о таинственной гибели немецкого спецназа, российского спецотряда «САПСАН» в аэропорту и французских летчиков, во время попойки в одном из борделей на Рублевке. В городе началась паника, и оставшиеся без своего руководства парламентарии, кремлевская администрация, правительственные чиновники в спешке начали искать пути к отступлению. Некоторые из особо нервных, спешили на частные аэродромы, чтобы поскорее покинуть эту страну. Немцов и Рыжков, Касьянов и Яшин, Лимонов и Каспаров, почувствовав, что все может произойти своим чередом и без их участия, рванули на Желтое радио в представительства зарубежных информационных агентств и телерадио-станций, чтобы сказать о солидарности с восставшим народом.
Не понимая, что происходит президент и национальный лидер Одип, все совещались в своих лимузинах, стоя в пробке на Рублевке, решая бросать войска против восставших или объявить о честных и свободных выборах.
А солнце палило, подливая масло в и так перегретый всеобщей ненавистью, злостью, равнодушием и пожарами, воздух. В лесах стали взрываться склады с оружием. что  еще больше усугубило ситуацию. Власти решили, что это уже серьезный вооруженный мятеж и решили послать навстречу заговорщикам внутренние войска и несколько БТР.
А многочисленная людская толпа с православными хоругвями, имперскими знаменами и российским триколором медленно продвигалась по Рублевке, сметая все на своем пути. Простые автомобилисты с яростью жали на свои клаксоны, а машины с мигалками сталкивались в кювет и поджигались. Может, этого хотела Фаина? Может, о таком единении народа мечтала в своих снах? Жаль, что она не увидит, что сделал я ради ее забавы, и своих амбиций. Я все-таки император, а не бандит с большой дороги.
Вскоре волнения начались по всей стране.
Вот как все изменилось в стране, в течение каких-то нескольких часов, стоило только нескольким активным и бесстрашным людям решить, что дальше так жить нельзя.
И так был прекрасен тот мартовский день, и так пахло весной, и так было весело и радостно на душе у Николая, который слушал в мембране своего мобильного телефона радиопостановку по пьесе Левона Толстяна в соавторстве с Писателем№2 гражданин-поэтом  «Мои war & мир. 200 лет спустя». И никакого народа не было на улицах и площадях, и никакие президенты и лидеры Одипы не собирались отменять вертикали и назначать честные выборы, и Физик и Историком, кроме как на Желтом радио не верещали о демократии и не клеймили позором прогнивший и коррумпированный режим Путина.
Лишь Николай лежал на опушке леса, слушая постановку на Желтом радио и наблюдая, как несколько самолетов и вертолетов МЧС кружились над Химкинским или каким-то другим лесом, над котором поднималось зарево пожаров. Самолеты с баками с водой, один за другим делали заходы над очагами возгорания и обрушивали на них тонны воды. И лишь в баке одного самолета, по чьему-то недосмотру или халатности, в баке оказалась не вода, а керосин. Самолет покружил, покружил над опушкой, где отдыхал Николай, да и опустошил свою емкость. Коля почувствовал запах керосина еще до того, как янтарные капли обдали его своей смертельной прохладой с ног до головы и вспыхнули от тлевших на земле углей и травы.
У клонов наверное такая же участь, как и у всех живых, успел подумать Коля-Наполеон, а может быть и нет. Об этом история умалчивает, да и очевидцев этих событий в живых наверное уже и не осталось.

ЭПИЛОГ

Это случилось так, что даже никакими словами не обставить. Карина должна была выполнять  то, что делают медсестры: колоть в жопу всякие гадости, ставить градусники и иногда, когда так получалось, то сбривать больным волосы, между прочим, в тех самых между прочим местах..
- Ну, что ты дядя, ведь тебя завтра на свалку увезут!
- Золотце, но ведь ты видишь!
Она видела. Когда брала своей рукой за член, то он моментально напрягался и его хозяин, почти труп, оживал и верещал, как тот кот помойный, который вечно жужжал у ее окна.
- И что?
Молчание и тишина, только возбуждали ее .  Ох нихуя, она лишь брила те места, у будущего покойника. на которых по разумению врачкй не должны были оставаться волосы перед операцией.
- Тебе в морг, а ты.
- Ну, хозяюшка.
Карина, чувствовала что она близка, и ей приготовлена такая участь, как участие в этом действе, но по молодости своей сопротивлялась ей всеми своими силами.
- Ну, дай мне умереть с выдохом!
Вот, сука, зачем я такая сердобольная?
Она брила все, что положено, потом чистила зубы и ….
Труп, только что умиравший человек вдруг оживал, сам не включивший мозги от счастья и не врубавшийся откуда все это поперло.
Сперма вылетала из того  места, а жизнь восстанавливалась в другом.
Этот способ воскрешения, Карина никому не рассказала, только когда писала диссертация в меде, косвенным образом нарисовала схему возникновения точки отсчета, где рождается та функция у мужчины, от которой он не туда и не сюда е сможет сдвинутся. Точка его  эффективной конфузии. Некие чакры, которые отсутствовали у женщин.
Карина защитила диссертацию на два ура и стала доктором наук! И тут на ее пути попался бомж, вонючий бомж, а что теперь делать? Ведь я кто? Не за бабло не зарегалии, за что мне это все нужно?
…
Узбек, алле, гараж?
…
Ого, а член у него ничего!
…
Все, вот салфетки, вот вода.
…
- Иди погуляй несколько минут..
…
Заметив, что человек постепенно начал приходить в себя, Карина содрала с рук перчатки, сунула их и салфетки в сумку, поднялась с колен и рванула подальше от этого места. Надеюсь, что наши пути с ним никогда не пересекутся, пробегая мимо равнодушного узбека, думала Карина, одновременно кляня себя и свою профессию.
…
Карина с Сашей стояли у окна кабинета Михаила Ивановича. Тот опять принимал какую-то делегацию. Ведь, сейчас, в стране такая напряженка! На столе в кабинете, между монитором компьютера, телефоном и папкой бумаг, с документами на подпись, одиноко стояла голубая чашка, вечно пустая и никчемная. Вот и на сей раз ни кофе, ни чая в ней не наблюдалось. Лишь на самом дне лениво перебирая лапками, ползла одинокая муха, залетевшая сюда через форточку и с надеждой поживиться, спикировала в немытую посудину. Птицы с юга прилетают, в родные края, а мухи с помоек летят и летят на…
А может из мух вакцину забабахать, хотя бы против пошлости?
- Миша, - тихим голосом произнес Александр Павлович.
- Что? – тот знал уже все.
- _Миш, мы решили расписаться, - Карина захлебнулась в своих эмоциях.
- Идиоты!
Неподалеку, буквально в трехстах метрах от них  проходила интересная парочка, один с обожженным лицом и в  черной панаме, а другой еще круче. Изо рта его торчал кусок  арматуры завязанный или специально  перемотанный сине- бело- голубой тряпкой, цветами любимой футбольной команды президента. Правда, написано там было не «Зенит», а  «ПИПЕЦ», но это разве не одно и тоже?
И вообще не лучше ли пойти всем в ЖОПУ!


В зарешеченных стеблях упавших на зерна зари
где свистят фонари, глухарями под тяжестью дней.
я стою и смотрю, как плывёт облаков палантин
Захлебнувшихся талой водой тех дождей,
что из них никогда не прольет.
Карантин.

КОНЕЦ

 1 апреля 2011 г.




Вся эта байда автору просто приснилась. И все о чем написано в романе ничего общего с реальностью не имеет, так же как все имена и фамилии можно воспринимать только в нарицательном смысле.