Певчий Гад. Омут Царицы

Омут «Царицы»

          Пиво попивая, продолжал, слегка юродствуя уже:

«…во всей вселенной женщине снится, чтобы её изнасиловал Неандерталец – вон там, в кустах, где-то по дороге домой… чтобы так – страшно, мощно, взезапно…
Чтобы затащил в кусты и – трахнул. Мощно. А потом бы исчез не простившись – незаметно, безадресно, безвредно… 
Чего воют-то? – «Будь со мной мастером,
                Будь со мной гангстером!..»?
А то и воют: нужен Неандерталец!  Сильный, простой. С простой, сильной любовью. Не сложный некто, затянутый ряской в омуте кроманьонской цивилизованной любвишки, а простой до прозрачности. До пустоты. До Никто».

***
Так юродствовал публичный Великий. А про себя добавлял в тетрадке:

«Матёрый, многоопытный кроманьёнец, полжизни проведший в тюрьмах, ещё вполне крепкий, на мой отчаянный юношеский вопль в пору страшной, неразделённой, слишком чистой ещё, «без глубоких отношений» любви: «Ну что, что, в конце-то концов, нужно женщине?!.», ответил просто, решительно, со всей высоты громадного опыта:
– «Сундук золота. Раз. Хрен ишачий. Два. Ну а три… – поцелуй при луне, на лавочке под сиренью, мутотень хренова, филармония, консерватория, обсерватория…
Ну, это так, дурам. Курсисткам, курочкам, истеричкам… »

***
«Поневоле Гоголя вспомнишь:  «Женщина любит одного только чёрта». А и то ведь правда – у него и нос – чёрт, и хрен – чёрт. И все у него, гениального, чертями кишит.
То-то Розанов завизжал, наконец (когда «слиняла империя в три дня»): «А всё гоголюшко ваш, всё гоголюшко!..» 

***
Из «салфеточек»:

 «Вот скоро мода грянет: так раздеть (или одеть) девушку на подиуме, чтобы всё было глухо закрыто. Только лобок открыт. Настежь…»

***
«Паршивочку
На шишечку…»

***
«Конфетки-бараночки,
Нимфетки-поганочки…»

***
«…а первые девочки были чистенькие и домашние…»

***
И мучался, и всё разрабатывал тему, мучавшую Великого всю его земную жизнь, и верил, что можно поставить точку там, где не поставили мощнейшие умы. Такие, как Розанов, особенно близкий Великому.
И не мог осознать плачевный, что не от нехватки ума нет сил поставить точку в этой жаркой коллоидной массе, где задействовано не только земное-плотское, но и мистически-вселенское. Ну, нет такой фотонной ракеты, чтобы взлететь туда… неизвестно куда. А, впрочем, всем кажется, что известно. И обозначено даже вполне ясно и пошло: «Вопросы пола». Только что проку от ясности-то, если даже такая великая эмпирическая сила, как её величество «ПОШЛОСТЬ»  тут бессильна.
И всё равно мучался:

«…человек, огненная субстанция, растёт не только вовне, но и внутрь, как тот корешок: он, кажется, «Реникса» зовётся. А ещё…
А ещё – человек растёт к земле. К вселенной, часть которой Земля.
В юности сперва смотришь на волосы девушки, на глаза, на лицо. Какая прелесть!
Потом на плечи, на грудь. Какая!..
Попозднее – на стан, животик, походку. Особенно – на стать, статность фигуры. Выгибы талии, бёдер.
Ещё позднее – помпон. Ж…, то есть.
А потом приходит твёрдое осознание – ноги! Вот главное.               
«Ведь венчаются ногами,
Надо б ноги обручать»...
А когда мужчина созревает бесповоротно, ему уже смешно юношество. И доходит, медленно доходит  до самых корневых глубин:
Чрево – вот суть.
Ласковость, нежность, влажность вагины – суть. Поневоле вспоминается народное: «Хорошая п…  сама смажет». Сухая вагина – признак нездоровой или бездарной женщины. Змий Набоков нащупал нерв – Лолитами рождаются сразу и навсегда.
Это истинно талантливые женщины. Их немного. Большинство – просто самки, брёвна с вычурными телесами. Чуть ли не половина женщин, даже многодетных рожаниц, никогда не испытывали оргазма, полноты и цветения плоти».

*** И там же, чуть ниже гневное резюме:

«В школе вместо идиотской физкультуры стоило бы предложить уроки спортивной ходьбы. Не прыжки в высоту, не бег, а именно спортивную ходьбу. Для всех. Основная беда мужчин и, особенно, женщин – неразвитость малого таза. Неразвитый таз –  ослабленный кровоток. Женская фригидность, мужской простатит.
Спортивная ходьба, как никакой другой вид физической культуры, развивает именно малый таз, подвижность его суставов, а в итоге обеспечивает верный прилив крови. И это больший, чем всё остальное, залог счастливой любви, благополучной, крепкой – до старости – семьи.
Древние славяне – скороходы, косари, работяги – в отличие от их «просвещённых» потомков, много двигались,  рубили дрова, строили избы, храмы, города. Были очень подвижны – «развинченны» во всех суставах. Мягкие кресла и диваны расслабляли только  барствующих особ,  у большинства трудяг этой, развращающей плоть а потом и дух дрянцы не было в помине. Зато их брачные ночи длились не часами – неделями.
                Баре были обречены.
Обречены не одним лишь возмездием юности-революции, но в основном –  аморфностью, разнеживанием и умиранием плоти. Атрофировались мышцы,  хладела кровь… в конце концов, ослабевал и  разум…

***
…а то – очи небесные, ланиты, перси… какие, на фиг, перси? Женщина – мощнейший половой агрегат. В отличие от мужчин с их игрек-хромосомой, с их маленькой простатой, двумя канатиками от них, яичками и члену, женщина неизмеримо мощней. Одни яичники чего стоят! А фаллопиевы трубы! А придатки! А громадная, видоизменяющаяся в зависимости от обстоятельств (большой или маленький член у партнёра,  или готовность пропустить головку ребёнка при родах) –  вагина.

Вагина царица земли!

Мужчина – пришелец. Прилетел из иных миров, поосеменял. И будет. Скоро  улетит. А чего тут ещё делать, в бабьей-то обители?
Народишку расплодилось немеряно. Да и бабьё зарвалось. Капризы, мелочные придирки при непомерных запросах – во всех областях жизни. Достают, и скоро достанут мужчину вконец. А Фаллос, особенно возбуждённый, это же – ракета, готовая к взлёту. Не только ж к осеменению!..
 При всём том человек растёт – к земле. Пробивается к Вселенной. Сквозь женщину, сквозь вагину, сквозь литосферу земли, сквозь ядро – к Вселенной… 

***
А куда растёт женщина? А – никуда. Женщина – коренная обитательница. Ничо, ничо, научится распложаться без мужчин. Самозачатием. Спорами. А то  –вегетативно... или ещё как. Изловчится.
Ну не любит она мужчину, хоть ты тресни!  – «Козлом от мужиков прёт». 
Или врёт, что любит. Когда нужно. Причём, чаще всего сама не до конца осознаёт, что не любит. Ложь самоутешительна, приятна и полезна женскому организму, ложь увлажняет вагину…
              Если кто и любит иногда мужчину, так это самые откровенные и почему-то презираемые обществом женщины – прирождённые б…ди. Хоть и плоть – вот их стихия…»

***
Много чего этакого, на тему таинства пола, наворотил Великий в той тетрадке. Не без кощунственного юродства, как водится. Ну вот:

«…в круговороте семени, в таинстве зарождении ребёнка не одна только прелесть, но и откровение о том, что современная женщина отвратительна в каких-то ещё, в главных, сущностных проявлениях…»

***
«Современная женщина» решила, что она – Главная. На том стоит.
Женщина – главная на земле. Между собою женщины это хорошо понимают, и ценят в первую оче¬редь себя, свои мнения, вкусы… дружка дружку, нако¬нец! Но не мужчин. Женщина притворяется подругой, лю¬бовницей.
Она даже не мать, она – рожаница.
Нечто самодовлеющее, самодостаточное… – живородящее чрево!
Понизовая мощь.
            Разве что в самых первых, ещё неосознанных чувствованиях и влечениях, подёрнутых романтической тканью, дурноватой на поверку, просверкнёт иногда что-то чистое, сулящее рай, блаженство, бескорыстие… «любовь до гроба»…
           А потом ткань оказывается грязной половой тряпкой. И – по роже ею тогда, и – по роже бывшему прельстителю! За то, что обманул. За то, что мираж исчез. За то, что г…ном оказался. Совсем не то, что богатый удачливый сосед. Который ещё большее г..но, что  выясняется позднее. Непоправимо позднее …»

***
И всё-таки однажды прочёл Великий 8 марта в рабочем, преимущественно женском коллективе ткацкой фабрики, где подрабатывал грузчиком, поздравление с нежным праздником:
«В международный банный день
Встает из гроба Клара Цеткин...
Струится март. Двоится пень.
Змеится пар, как праланцетник.
Пружинками танцует кровь,
Кузнечиками скачут нервы
Разнагишавшихся миров, –
С планеты на планету, стервы!..
Потеет в мареве, как жбан,
Вселенная в истоме банной,
Где парится косматый Пан
Не с панночкой – с кошмарной Панной!..
Но тень великих мертвецов
Уже нисходит в первородный
Хаос... чиста земля отцов,
Умыта... и, в конце концов,
Да здравствует международный
Всемирный шабаш, глаз и уст
Кромешно буйство, половодье,
И половое,
Конешно, чувств!»

Аплодисментов не сорвал. Недоуменные лики усталых тружениц не выразили ничего, кроме желания выпить. Что и было немедленно осуществлено. «Эрго бибамус!» – воскликнул несколько обескураженный Великий. И повторил – «Эрго бибамус». На требование расшифровать белиберду, пояснил уныло: «Латынь это, бабоньки, торжественная латынь… а переводится просто, по-нашенски проще некуда:
  «Следовательно выпьем!»
* * *

И грустно нацарапал в своём подвале, на обрывке жёлтой обёрточной бумаги:

«Брожу ли я, стрелой пронзённый
Амура, водочку ли пью,
Тружу ли серый и казённый
Ярем, я гордо сознаю
Что не амбарный ключ позорный,
Что не публичный, не соборный,
Что личный свой, златоузорный
(Как тот кузнечик беспризорный)
Я ключик счастия кую!..

Уйду ли я от ласк интимных,
Бреду ли я в аллеях тёмных,
Паду ли я вдоль улиц шумных, —

Кую, кую, кую, кую...»

* * *
«Поэт – гермафродит!» – открыл вдруг для себя Великий. И, крепко почесав репу с наростом всё более редеющих, ещё юношески жёлтоватых, но уже седеющих кудерьков, накрепко решив, что открытие важно не только для себя, но для города и мира, в любимой пивной громогласно развивал открывшееся:

«Гермафродит!.. И логика у поэта очень часто женская, и чувства нередко мужские. И то, и сё – называется. Только так, в целости доисторической, жив Поэт. Да и не только поэт, любой художник – гермафродит по сути… по самой глубинной сути!
Иначе – не поэт, не художник. Ремесленник. Толстой, кабы не становился иногда Карениной (али Вронской), не нарисовал бы столь убедительно, словно изнутри самого женского чрева, страсти её, капризы, закидоны, роды… ну и прочее бабье...»

*** 
…да, мифологический прообраз поэта – античный бог, сын Гермеса и Афродиты – Гермафродит. Он видел, чуял в себе оба начала: мужское, женское. При желании мог быть обоими. Кабы художник по натуре не был таков, не написал бы настоящей лирики, хоть от лица женщины (иногда –  вагины), хоть от головы (иногда – головки) мужчины.
Но женщин больше. Живут дольше. Вагина мощнее простаты. Особливо ныне. Потому и пишут больше.  И совокупляются хоть до ста лет, хоть до ста восьмидесяти, до самого предсмертного вздоха. Богатые самки покупают  – молодых мужиков-самцов,  небогатые женщины  – породистых собак, которых обучают «удовлетворять» их. У мужчины последней умирает – надежда. У женщины – вагина.
Вагина Царица земли!» –
Торжественно восклицал, повторяясь, впрочем, Великий. И вновь утверждался в себе. И завершал очередной факультатив, и сходил с кафедры знаменитой пивной – на арену, в зал, к обожателям, супротивникам, слушателям, зрителям...