Зубная

«ЗУБНАЯ»
Анастасия Вебер

Рассказ

Май 2015
Санкт-Петербург

Он проснулся сегодня и вспомнил о дичайшей боли в челюсти. Вчера он ходил к стоматологу, к своей бывшей однокласснице.
Впрочем, к ней он ходил последние три года. Душился самым вкусным парфюмом, тщательно брился, чистил зубы – каждый ровно по 30 секунд. Потом он надевал свою шляпу, которую носил в молодости (ей нравилось, что он не из-меняет своему стилю), брал с собой многоразовые бахилы и шёл к ней.
Сначала он мучился от висевшего в её кабинете молчания, когда тело его лежало распластавшееся перед ней, когда лампа освещала каждую ресничку его измученных ночным чтением глаз, когда она сосредоточенно, сощурив свои веки, правила щипцами и маленьким зеркальцем у него во рту. Слюну отсасывала маленькая трубочка, которую в свою очередь держал тихий и послушный студент-лаборант. Пациент мучился, и от присутствия студента, и от таинственной близости прекрасной женщины, и от бесконечного хлюпанья у себя во рту. Он изо всех сил терпел, когда полировочный инструмент ровнял его зубы, и ноздри недобровольно вдыхали запах. Через пару процедур он вспомнил, где чуял его – точно, так пахнут палёные мухи, которые он с таким неприкрытым удовольствием жарил летом электрической мухобойкой.
А теперь так пахнут его зубы. И много мыслей возникало у него в голове по этому поводу, когда он чувствовал на своих губах острый, но добрый взгляд этой женщины.
Как-то, отсидев в кресле меньше, чем обычно, он дождался, пока ассистент выйдет, и сказал ей:
- Жаль, что я всё время сижу здесь с раскрытым ртом. Так давно с тобой не разговаривали.
Она сняла с лица врачебную повязку, и её обнажившиеся губы сказали:
- Ничего страшного. Ещё успеется.
И с того дня он затаил в своём сердце давно искомое чувство: любовь. Он внимательно изучал свои зубы, пил много кофе, курил, чтобы поскорее нашлась причина сходить к врачу. Он экономил на глазном, на лоре, на гастроэнтерологе лишь бы иметь деньги записаться на приём. Он понял, что должен научиться говорить с открытым ртом, и дома практиковался. Его мастерство дошло до того, что он смог травить на приёме анекдоты, в то время, как его любимая одной рукой выдирала ему зуб мудрости, а другой придерживала себя за разрывающийся от смеха животик. Она всегда была рада его видеть. Нет, они не говорили о смысле жизни, о планах и интересах. В основном это были глупые темы, банальные и обыденные, политические анекдоты, интересные факты, которые разрывались в кабинете, как гранаты – не к месту. Он чувствовал всё это. Он стал к пятидесяти чувствительным, как молодая девчонка, за день его настроение могло измениться от глубочайшей скорби до сладостного чувства собственного совершенства. Он кое-что подозревал, когда видел, как дружелюбно его врач общалась с другими пациентами, как она улыбалась им похожей улыбкой, как даже к некоторым заботливо склоняла голову, чтобы приободрить своим присутствием.
Но ведь она была дружелюбной и к нему. И когда он приходил на очередную экзекуцию, то все сомнения улетучивались прочь: вот она одна здесь, рядом с ним, так близко, что, если бы не её хлопковая маска, он наверняка бы чувствовал её дыхание.
К слову о том, что она была одна. Конечно, одна она не была. Под её левой рукой, (а она была левшой), постоянно обитал тот несчастный студент с оттопыренными ушами и опущенным вниз взглядом. Пациент удивлялся, как же парень умудрялся так вовремя подавать все инструменты, если, когда не погляди, взгляд его всегда блуждает где-то внизу, а щёлочку между веками заслоняют тёмные ресницы. Он, видимо, был хорошим ассистентом, потому что вскоре влюблённый пациент забыл о его существовании напрочь и, иногда, конечно, случайно взглянув на студента, он переводил свой взгляд с него так, будто это был не человек, а какой-нибудь шкафчик или горшок с фикусом.
Время шло. Проходили месяцы, годы. В стоматологии пациент зарекомендовал себя, как обаятельного педанта с идеальными зубами. Почистить эмаль, удалить камни... Как вдруг у него самостоятельно, заболела десна. Совершенно внезапно, ни с того ни с сего его десна воспалилась, и на ней образовался острый уголок.
Конечно, он сразу же записался к своему любимому врачу, с важностью представившись по телефону администратору («Да, тот самый пациент») и объяснив, что во рту у него происходит нечто невообразимое. Он купил ей большой букет цветов, и, хотя он дарил ей цветы довольно часто, в этот раз он решился на большее. Всё это время он оставлял ей букеты на ресепшне с разными вариациями подписи: «Спасибо за мою улыбку» («Спасибо, что спасаете мою жизнь», «Как я благодарен тебе, врачу, сохраняющей мою уверенность в себе», «Быть можно дельным человеком и думать о красе зубов, спасибо»), и эти записки выглядели бы двусмысленно, если бы пациент вёл себя так же двусмысленно. Но он робел всё это время, и только теперь, не чувствуя за собой вины за испытываемую боль в десне, решился пригласить её на ужин.
Он радостный вошёл в её кабинет и незаметно спрятал букет за горшок с какой-то растительностью. Она была одна, и ему захотелось воспользоваться моментом. Она крутанулась на мощном стуле, и пациент увидел, что глаза её не смеются, как обычно. На мгновение ему захотелось упасть на колени перед ней, потому что на этом стуле она была похожа на грозную королеву какого-нибудь Седьмого королевства, и глаза её блестели даже ярче скальпелей в руках.
- Что случилось? – его лицо омрачилось, и душа начала вытягивать грусть из груди любимой.
Она положила скальпели на место, промокнула глаза и стала надевать перчатки.
- Прости, пожалуйста, всё в порядке, садись в кресло, - она закрыла свой рот маской и отошла к шкафчику с лекарствами.
Он устроился на кресле, как вдруг в кабинет зашла молодая деловитая девушка с белыми распущенными волосами. Она подошла к врачу, которая уже включила лампу над пациентом.
- Справа,я левша - бросила врач, и девушка подошла справа, - Расскажи мне, что произошло?
Пациент было принялся рассказывать ей, но она перебила, -
- Вижу. Аня, смотри, это молочный, - и он почувствовал, как холодный укол утыкается в раскалённую десну.
- А-ай, - сказал он не закрывая рта.
- Я давно его караулю. Можешь радоваться, - она посмотрела ему в глаза, - теперь ты наконец-то расстался с детством.
От прямого взгляда врача у пациента скрутило сердце.
- Слюна, - приказала врач Ане, и та ринулась организовывать слюноотток.
Пациент лежал в кресле и неподвижно ломал себе голову над тем, что же такое могло произойти с его любимой, если за много-много лет её глаза впервые не смеются. Может быть, это связано с новой ассистенткой? Или с тем парнем? Но ведь нельзя же быть лаборантом вечно? Особенно у такого хорошего учителя, как эта врач. Ведь, наверняка, он сейчас в соседнем кабинете ставит вениры шестидесятилетним красоткам или вкручивает штифты восьмидесятилетним мальчикам?
Ещё слово «слюна», так резко брошенное любимой, внезапно всколыхнуло в нём странные предчувствия. «Слюна» было похоже на «слюда», и он сразу представил, что вместо рта у него пещера, стены которой состоят из слюды, глины и хлипких выступов, он представил, как луч, будто мерцающее стоматологическое зеркальце, разрезает пространство пещеры, освещая склизкие, мерзкие стены. Об этом он раньше не задумывался. Он не задумывался над тем, что в его ротовой полости нет ничего романтичного, не задумывался, что неромантич-ность его ротовой полости, с каким усердием он бы ни чистил зубы перед приёмом, - это аргумент в сотню раз сильнее, чем ухоженность его костюма, гладкость его подбородка и травля анекдотов при открытом рте. Аргумент не в его пользу. Потому что она смотрела туда, а то, что там было некрасивее даже тех сырых пещер из слюды. Ни рыба, ни мясо: если смотреть на верхнее нёбо и глубже, кажется, будто смотришь не в глотку, а изнутри чрева какого-нибудь кита, как Иона – все ребристости, словно скелет. А язык во время пресловутых разговоров обесценивает всё мастерство болтания с открытым ртом – так он противно колыхается, как холодец, тьфу.
- Не закрывай рот, - пробормотала врач, и Аня вставила ему в рот резиновые пружинки.
Челюсти держать стало легче. Но сердце пациента истекало кровью. В этот раз он не смог выдавить ни слова со своим открытым ртом, и он думал, что хотя бы язык его не так мерзок, как был всё это время. Он боялся смотреть ей в глаза, потому что сердце его разламывалось на части от обиды и досады на самого себя.
- Я уберу тебе камни, и будешь, как новенький, - только и проговорила она.
Спустя время врач отдала инструменты Ане, сняла маску и даже улыбнулась.
- Ну, вот, мой самый дисциплинированный пациент. Всё кончено.
«В каком смысле всё кончено», - подумал он и понял, что не чувствует прикосновение своих пальцев к щекам. Аня вышла, и врач, проводив её взглядом, продолжила.
- Прости, что я сегодня не на коне. Моего Сашеньку забрали с аппендицитом два часа назад, и никто не смог меня подменить на работе. И я разучилась уже работать с кем-то кроме него, он ведь, знаешь, моя правая, то есть... ну да, правая рука, сын – он и есть сын.
В голове пациента мутнело, изо рта его вырвалось тихое мычание, но она, не заметив этого, продолжила.
- Ну, да ладно, что мы всё обо мне. Коля… - она впервые за эти годы назвала его по имени, - … я абсолютно уверена в том, что ты теперь можешь участвовать в конкурсе самая красивая улыбка мира… - о, Боже, неужели это был её сын? - …поэтому я ручаюсь, что до конца жизни ты можешь забыть о своих зубах… - я ведь даже не знаю, замужем ли она! - …и вместо того, чтобы тратиться на свои челюсти, ты теперь, наконец, можешь покупать себе книги или что ты там любишь» …
- Сейчас или никогда, - звенело в голове у пациента.
Он подошёл к подоконнику, взял букет и отдал ей. Её взгляд вдруг стал таким, каким был все предыдущие разы: радостным, жаждущим, поющим. Он вдохнула запах пионов, и лепестки погладили её нос.
- Спасибо, наверное, не стоило, они такие прекрасные, - она достала записку из глубины букета и прочитала вслух, - «Для моей невероятной спасительницы».
Она улыбнулась и хитро посмотрела на него. Пациент глубоко вздохнул и решительно произнёс:
- Я приглашаю тебя в кино! – что-то оборвалось у него в груди, но он продолжил, - и на ужин, сегодня, - и взгляд его упал на столик со скальпелями.
Она вопросительно подняла бровь, чуть помедлила, улыбнулась ещё шире, подошла к нему и протянула свою руку.
- Да, я знаю, что ты мне очень благодарен. И я тебе благодарна, теперь твой зуб будет в моей коллекции рядом с моими маленькими клиентами.
Он, оглушённый и ещё не потерявший надежды услышать заветное «да», нагнулся к её руке, чтобы поцеловать, но вдруг вспомнил, что вместо рта у него нечто напоминающее не раскатанное тесто, он резко поднялся, крепко пожал её руку и с отчаянием посмотрел в её улыбающиеся глаза.
- Отёк пройдёт к следующему утру, - как ни в чём ни бывало продолжила она, - я боялась сделать тебе больно, поэтому немного переборщила с анестезией. Но зуб оказался сложным, так что, оно, может быть, и к лучшему.
Она проводила его до двери. Он, даже не попрощавшись, вышел из кабинета, прибил ладонью купюры к стойке ресепшна и пулей вылетел из стоматологии. Врач быстро собрала свою сумку и поехала в больницу, прижимая букет к груди.
Он пришёл домой и слёзы лились на его опухшее лицо. Сгорая от стыда, он снял свои многоразовые бахилы, в которых, оказывается, бежал прямо от стоматологии, и выкинул их в мусорное ведро. Носы его ботинок блестели, но не понятно зачем. Он кое-как успокоил себя тем, что машинально прочитал корешки книг на своей любимой полке. «Теория чистого разума», «Символика духа», «Бесы», «Благословенный свет», «Теория цвета», «Диалектика просвещения», - и много ещё умных и любимых корочек постепенно вернули его в уравновешенное состояние.
И сегодня, когда он проснулся и вспомнил про боль в своей челюсти, он проклял тот день, когда родился с такой большой головой. Потому что, если бы «голова была бы меньше, то и боли было бы меньше». Со злостью он откинул логическое возражение своего сознания о том, что, чем меньше объём, тем сильнее концентрация. Он ушёл на кухню заваривать себе чай и выкидывать весь этот ненавистный кофе, которым он давился три года, все эти вонючие сигареты, которые оставляли на пальцах ещё более мерзкий, чем они сами, запах.
И сколько, интересно, должно пройти времени, чтобы несчастный пациент наконец-то понял, что его бывшая любовь просто не поняла его речь после сильного обезболивающего. Что она услышала не приглашение на ужин, а: «Жа пжижжажау жевя в хижо… жиж а жужин, жезожня», и её, правда, опечалило то, что она не поняла своего бывшего одноклассника (хотя, разве, бывают не бывшие в пятьдесят лет?), в которого сама давно влюблена, от которого ждёт хотя бы одного маленького приглашения.  И её сильно расстроило, почти даже обидело, впервые в жизни, что это уже тридцать первый букет от него, а приглашения всё ещё не было, особенно в такой тяжёлый для неё день, когда сын внезапно оказался в больнице.
Сколько, интересно, дней, месяцев, лет, они так и будут жить, эти два несчастных человека, в двух дворах друг от друга, никогда друг с другом не соединяясь. И как долго ей ещё ждать смерти, чтобы перед отходом в мир иной, прогнав, на самом деле, несвойственное себе чувство обиды, решиться позвонить по тому номеру, который она записала столько (сколько?) лет назад в стоматологии. Позвонить и узнать, что её самый дисциплинированный пациент всего неделю назад скончался от рака гортани. И оставил ей, «Своей спасительнице» полку со своими самыми любимыми книгами.