Оригинал оригинала. Рецензия на Лаура и её оригина

Белькина А.
 
И не было ни прошлого, ни цели;
Нас вечности восторг соединил...
В. Набоков. Крым 1918
 
Оригинал оригинала
 
Существует такой сорт людей, у которых на всё есть своё мнение. О непросмотренных фильмах, о непрочитанных книгах, о незнакомых людях. Литературный критик, решивший написать рецензию о том, что не прочитал, автоматически присоединится к их числу, чего каждый нормальный в общем понимании человек,  пытается избежать. Писать рецензию о незаконченном романе - чем лучше? Более того, согласитесь - анализировать черновик, обрывки, оценивать их художественную ценность...  Абсурд, не так ли? Но одно дело, разбирать заметки на полях страдающей графоманией школьницы, а другое - гения.
Геннадий Барабтарло, переводчик, посвятивший не одно десятилетие Владимиру Набокову:
 
«Многие годы рука сына не поднималась предать рукопись ни огню, ни печати. Наконец к 2008 году круг доверенных лиц, прочитавших содержимое картотеки, расширился, и многие из них советовали ему печатать, полагая, что стилистические достоинства сохранившихся отрывков искупают неисправимый недостаток целостности и критической массы.»
 
"Лаура и её оригинал" вышла в ноябре 2009 года и своим появлением произвела, не побоюсь этого замусоленного слова, фурор. Её скупали все - литераторы, домохозяйки, школьники, и хипстеры, у которых Набоков ассоциируется с чем-то модным, интеллектуальным, а в инстаграме обязательно есть фотография с "Лолитой" рядом со стаканчиком кофе из "Старбакса". 
Последним желанием Владимира Набокова было не допустить публикацию незаконченной рукописи. Его сын, как отмечает Барбтарло, пошёл наперекор воле отца не сразу, но в какой-то степени - деньги, в какой-то - нежелание отпускать отца, сделали своё. Результат известен всем.
Набоков писал на "оксфордских " карточках, которых всего 138, каждая 9х12. Когда рукопись стала известна в узких кругах, некоторые высказывали мнение, что перед ними черновик не объёмного романа, который мог бы стать жирной точкой в финале его творчества, а отрывки небольшой повести. Всё же, конечный вывод оказался другим - в "романе" не хватает по меньшей мере 400 карточек, а то и 500, что ещё больше затрудняет сложить адекватное мнение о "Лауре".
Тот, кто даже поверхностно знаком с Набоковым, узнает его с первых строк. 
 
«Он замахнулся мраморным пресс-папье, как если бы хотел размозжить вот эту слабенькую ручку (демонстрирует преувеличенно дрожащую руку). А она всего лишь искала одно дурацкое деловое письмо и вовсе не пыталась расшифровывать его таинственный манускрипт.»
 
Набоков - мастер подмечать тонкости. Он может описать человека в нескольких предложениях так, что становится не по себе от того, насколько интимные подробности открываются перед глазами.
 
"Выдававшиеся вертлюги бедренных мослов обрамляли впалый живот, до того уплощенный, что его и животом нельзя было назвать. Весь ее изящный костяк тотчас вписался в роман — даже сделался тайным костяком этого романа, да еще послужил опорой нескольким стихотворениям.»
 
Павла Балдицына, профессора Московского государственного университета, такой перевод категорически не устраивает. "Самое большое огорчение" - вот, его мнение. Но если Набоков писал на английском, значит, он понимал, что перевод будет в стиле его ранних, русскоязычных произведений.
И действительно, роман пестрит реминисценциями, отсылками к его предыдущим текстам.
«Жену Гумберта Гумберта насмерть сбивает автомобиль, в одну минуту делая его опекуном Долли, — а тут дочь (не падчерица ли?) Губерта Губерта, Дэйзи, задавил пятящийся грузовик, тоже насмерть[75]. Аврора Ли не может тотчас не привести на память свою однофамилицу Аннабель из той же книги и в той же роли[76]."
 
... и так далее.
 
Правда с утверждением Барабтарло о том, что роман не автобиографичен, согласиться я никак не могу и, думаю, Брайан Бойд, Максим Шраер, Борис Носик, да и сам Набоков встали бы на мою сторону. Стоит только вспомнить увлечение шахматами Лужина, или роман "Дар", который соткан из воспоминаний автора. Зина, так похожая на Веру Набокову, Годунов-Чердынцев, питающий страсть к поэзии и Берлин - такой, каким запомнил его Владимир Набоков. Если бы мы держали в руках полноценный оригинал "Оригинала Лауры", мы бы и там нашли отголоски его жизни. Может, любовник Флоры, пишущий роман о Лаурне, в котором узнаётся Флора, и есть намёк или крохотная часть того, кем являлся сам Набоков?
Ответить на этот вопрос так же непросто, как и читать рецензии и отзывы. Кто-то называет "Лауру" огрызком, кто-то - черновиком. Публика искренне удивляется не только тому, что Дмитрий, единственный сын мастера, нарушил его последнюю волю, а тому, что черновик издан отдельным изданием и преподнесён так, будто это - книга.
Но "Лаура" - не книга. И не огрызок. "Лаура и её оригинала" - зачаток, которому не суждено было вырасти, ребёнок, не родившийся на свет. И только специалист или  человек, искренне любящий, обожающий Владимира Набокова, способен углядеть в зерне часть чего-то большого, ценного.
Возвращаясь к подробностям, так и хочется заметить в который раз, что книга должна была остаться такой же тонкой, очень личной частью писателя. Черновики пишут где угодно, как угодно. И с окончательным вариантом, который писатель не стыдится и не боится представить на суд читателей, он не всегда имеет много общего.
Читая "Лауру" сложно удержать в голове хоть какой-то сюжет. Получается только наслаждаться Набоковским уникальным слогом и переводом, каким бы он ни был.
Прикоснуться к чему-то очень-очень личному сейчас может каждый. Но по-настоящему оценить "Лауру" - нет. Продавать такую книгу отдельным изданием - действительно, ошибка, но большей ошибкой было бы не делать этого вовсе и лишить ценителей такого подарка.
Флора, Лаура, которую можно прочитать, как Лора, Кора, и Лола (Лолита) , Магда, Ада - о Набоковских женщинах можно говорить, рассуждать, писать. Но никто не расскажет о них лучше, чем сам Набоков. 
 
 
«Ах нет, это не роман какой-нибудь — тяп-ляп и готово, чтобы, знаете, кучу денег заработать; это показания сумасброда-невролога, что-то вроде вредоносного опуса, как в том фильме», - на первой странице уже Набоков предвосхищает вопросы, возникшие в голове современных читателей. "Лаура и её оригинал" не должна была выйти в виде "черновика", и заработать на её публикации Владимир Набоков, в отличие от Дмитрия, не собирался. Но он ошибался, завещая сжечь рукопись. И он имел право на ошибку также, как и его сын.