Назаркино счастье

               
               


Апрель 1920 года ворвался в станицу Митякинскую, как всегда с шумным гомоном птиц и буйной растительностью, которая, казалась, в одночасье покрыла не только прогретые солнышком пригорки, но и черные, будто обугленные остовы деревьев. Скворцы сладостно выводили свои трели, призывая подруг к любовным утехам. Мудрая всезнающая мать-природа отказывалась понимать капризы своего несмышленого дитяти – человечества. По ее законам была весна, и поэтому все должно стремиться к одному – к жизни и ее продолжению. Продолжение жизни слишком хрупкая вещь, и должно оно произойти, лишь в любви и согласии. А уж матушка-природа для этого приготовила щедрый подарок – весну. Кровь, словно закипает в жилах  молодых, а старикам сладостными толчками навевает приятные воспоминания.


Но несмотря на все ухищрения природы, Назар Тимофеев твердо решил:
- Ни о какой любви не может быть и речи!


А пришла ему эта мысль после того, как вчера вечером он с упоением целовался с Анфиской. И хотя Назару минуло только семнадцать, он уже почти год был комсомольцем их немногочисленной станичной ячейки, что вселяло в него необыкновенную гордость. Отчего будущее Назару представлялось ясно и четко.



- Перво-наперво, нужно придушить эту контру – гидру международного империализма, - Назар с удовольствием в очередной раз мысленно повторил эту труднопроизносимую фразу. Он ее вычитал в книжке, которую дал ему Иван Воронцов. Иван одним из первых в станице вступил в партию большевиков еще в первую мировую войну. Там ему и руку оторвало. Смысл этих труднодоступных слов Иван долго пытался объяснить Назару.


- Ну, понимаешь.., Как это сказать.., - лоб Ивана Мучительно морщился. – Ну, - он воодушевленно набирал воздух в легкие и вскидывал вверх единственную руку с загнутым крючкообразным пальцем. Но тут же, будто натыкался на глухую невидимую стену. Сам то Иван все понимал, и в его голове даже роились какие-то смутные образы. Но вот объяснить не мог.


Дома Назар усердно три дня подряд учил эту каверзную фразу и наконец осилил ее. Каково же было его удивление, когда он, между прочим, вставил ее как-то вечером на посиделках. Сразу же воцарилась мертвая тишина. Девчата перестали лузгать семечки. А парни с уважением поглядели на Назара. Глаза же Анфиски так просто сияли от восторга.
Вот после этого они с ней и поцеловались. Вначале Назар неуклюже клюнул ее в щеку, отчего Анфиска прыснула смехом. Ну, уж тут и Назар не стерпел.


Чтобы быть посмешищем у девок?! Да никогда! И сграбастав Анфиску в охапку, поцеловал ее прямо в смеющиеся губы. Потом они еще долго целовались под плетнем Анфискиного дома, пока на крыльце не появился весь в белом, как привидение, отец Анфиски. После чего она исчезла, как будто ее и не было. Назар даже руки сомкнуть не успел. Так и стоял, обнимая воздух руками, блаженно улыбаясь в темноте.


На следующее утро проснувшись, Назар решил раз и навсегда покончить с этой самой любовью. И вечером, когда ноги сами несли его на звуки призывного девичьего смеха, с трудом пересиливая себя, снова взялся за книжку Ивана. Как-никак, а с гидрой кончать надо. Заткнув уши, Назар вчитывался в эти непонятные слова, стараясь проникнуть в их скрытый от него смысл. От этой недоступности веяло какой-то таинственностью и новизной. Назар бормотал эти слова, как магические заклинания, свято веря, что именно в этой книжке записана вся его будущая светлая жизнь.


А будущее ему представлялось всегда одинаково: едет он по станице на вороном коне в новой с околышем фуражке, а на ногах хромовые, опять же новые сапоги, сверкающие так, что смотрись в них, как в зеркало. Правда, после вчерашнего к этой картине добавилась еще и другая. Анфиска, которая стоит у ворот своего дома, и восхищенно смотрит на него в немом благоговении. С этими мыслями и заснул Назар с упоительной и нежно-детской улыбкой на пухлых губах.


На другой день Назар встал рано, едва стало светать. Хлебнув, молока из глечика, и сунув за пазуху краюху хлеба, он вышел из дома. Станица еще дремала в томной предрассветной истоме. Хозяйки, подоив коров, выгоняли их со двора, ласково похлопывая по круглым бокам. Те протяжно мычали и степенно шагали на зов пастушьего рожка. Нарождался новый день, а с ним и новые заботы.


Сегодняшний день для Назара был чрезвычайно важным. Он был проверяющим (от одного этого слова у Назара расправлялись плечи, а грудь выкатывалась колесом). Он должен был побывать в соседнем хуторе, где появилась новая ячейка. Поделиться, так сказать, опытом, хотя и небольшим.


Выйдя за околицу, Назар сломал ветку, и лихо, гикнув, поскакал на воображаемом коне, как любил делать в детстве. По дороге он сшибал засохшие макушки прошлогоднего репейника. В это время он ясно видел себя в образе героя, сражающегося за освобождение родного края от гидры международного империализма. Увлекшись этим занятием, он и не заметил, как проскакал половину пути. И только тут вспомнил, всю значимость своего положения, он быстро оглянулся вокруг. Дорога была пустынна. Облегченно вздохнув, Назар уже собрался забросить палку, как тут же перед ним издевательски покачал своей башкой–бодылкой большой заскорузло-засохший репейник. Еще раз, внимательно оглядев округу, Назар воинственно вскинул палку и, пришпорив, несуществующего коня с воплем:


- Смерть буржуям! – кинулся наперез репейнику. Выйдя из поединка победителем, Назар удовлетворенно осмотрел ровный срез на стебле поверженного растения. Раскрутив последний раз над головой палку, он весело, с упоением горланя, от избытка чувств, бурлящих в его груди, запустил ее далеко в степь. Палка, совершив несколько головокружительных сальто-мортале, шлепнулась на приличном расстоянии от юноши. Отряхнув руки, и, пригладив непослушные вихры, Назар принял, как ему казалось, достойную осанку и степенно направился к хутору.


Солнце было уже высоко, когда Назар добрался до места. В схватке с репейником он так запалился, что теперь не мог ни о чем другом думать, как только о кружке студеной воды. Недолго думая, Назар завернул во двор крайнего дома. Хозяйка, дородная женщина, лет пятидесяти, испуганно выглянула в окно на его стук.


- Чего тебе?
- Воды не дадите напиться?
- А ты кто будешь?
- Да из Митякинской я.
- А чего шляешься здесь у нас?
- Я не шляюсь, - обиделся Назар. – По делу пришел. Не хотите давать, так и скажите.


Он уже собирался уходить, как за спиной услышал стук упавшего крючка и скрип открывающейся двери.
- Заходи.
- Странная она какая-то, мелькнуло в голове Назара. В особенности его поразила закрытая на крючок дверь. – День на дворе, а она дверь на крючок закрыла…


Пройдя в чистенький уютный домик, Назар еще больше был удивлен. Пять или шесть детских голов мельтешили на печке. Детишки приглушенно шушукались и хихикали.
- А ну, цыц, - прикрикнула на них хозяйка и протянула ковшик с водой. Но у Назарки даже жажда прошла. Он выпил, но уже без той охоты, с какой бы накинулся на воду минут пять назад. От всего в этом доме веяло тревогой: хозяйка, беспокойно поглядывающая в окно, детвора в этот погожий весенний день, сидевшая на печке. Даже кошка, застывшая у двери, будто олицетворяла собой напряженную атмосферу этого дома. Немного отпив из ковшика, поданного хозяйкой, Назар поставил его на скамейку. Беспокойство и тревога передалась и ему.


-Что-нибудь случилось? – вдруг почему-то шепотом спросил он.
Хозяйка бросила на него быстрый взгляд, затем опять стала смотреть в окно, хотя и не подходила к нему близко.
- Бандитов, черт, на нашу голову принес, - раздраженно ответила она. От сказанного ноги у Назарки просто подкосились, и холодный пот прошиб его.

 
- Ой, Господи, что же будет, что будет? – запричитала хозяйка. – Хорошо, что муж с сыном и невесткой в город уехали, - словно сквозь вату услышал Назар голос хозяйки. – Три дня их не будет, и, Слава Богу, от греха подальше. Нас то с детишками, авось, эти анчихресты не тронут, да брать с нас нечего,- говорила она, вопрошающе поглядывая на Назара.


- Ребятишек этих, как их…
- Комсомольцев, бабушка,- подсказал старшенький с печки.
- Вот-вот, комсомольцев, так, как капусту, порубали с утра. Мы уж думали, уберутся подобру-поздорову. Ан нет, рыщут и рыщут тут. Кого-то еще, видать, ищут

.
- Да, да, - кивал Назар, плохо понимая, что говорит хозяйка. Мысленно он прикидывал, что, если пойти огородами, сумеет ли он незаметно добежать до леса, тянувшегося вдоль Донца. Там бы ему удалось спрятаться.
- А где они сейчас?
- А грец их знает? Тьфу, проклятые, чтоб они повыздыхали все! 


Времени на размышления не оставалось.
- Спасибо, тетенька. Я вашими огородами пройду.
- Иди, иди, милый. А може с нами пересидишь? – с надеждой в голосе спросила хозяйка.
- Нет, спасибо, я уж лучше пойду,- усмехнулся Назар и про себя подумал:
- Знала бы ты, тетка, кого себе в охранники берешь. Сама бы за дверь вытолкала.


Выскочив во двор, Назар оглянулся по сторонам. Во дворах чинно расхаживали куры и гуси, едва заметно колыхались занавески на окнах. Люди прятались по домам, пережидая, очередное нашествие власти.
- Где сила, там и власть, - говаривали в старину люди. Вот теперь все это приходилось испытывать на собственной шкуре. Что ни банда, то власть. Назар понимал, что ему не поздоровится, если он попадет к этим бандитам, какого бы цвета они не были. Скользнув вдоль стенки коровника, юноша замер. Обдумывая, как  ему проскочить огороды. Кругом, по-прежнему, было тихо. Пронзительное ощущение страха сковало его тело.

 
- Господи, пронеси! - Взмолился он и судорожно перекрестился.
Лес был так близко и так далеко. Хуже всего, что нельзя было оглядеться. Необходимо знать: в какой именно момент выскочить?! Мысли наскакивали одна на другую, не давая парнишке сосредоточиться. Его всего колотило. Проведя рукой по мокрому лицу, он понял, что пот струится по нему ручьями. В противоположной стороне послышались крики, залихватский свист и ржание коней. Нервы Назара не выдержали, и он побежал.

 
Не чувствуя страха, да и, вообще, ничего не чувствуя. Он полетел вперед, видя перед собой, лишь спасительную стену леса. Очнулся Назарка только тогда, когда спружинившая ветка с силой ударила его по лицу, отчего на щеке начал медленно вздуваться багровый рубец. Пробежав еще по инерции несколько метров,  юноша оглянулся и прислушался. На хуторе слышались выстрелы, но погони за ним не было.


Прикинув, в какой стороне его станица, Назар побежал, отчетливо осознавая, что от быстроты ног находится в прямой зависимости его жизнь. Он бежал так, как никогда еще не бегал, но ему, казалось, что он стоит на месте. Промчавшись неизвестно сколько, парень сообразил, что ему  следует сориентироваться. Осмотревшись, он понял, что находится уже неподалеку от своей станицы. Вдали он увидел пологий песчаный берег, где они обычно купались с ребятами. Судорожно втягивая в себя воздух, который сейчас ему казался раскаленным, Назарка перешел на шаг. Выйдя на бережок, без сил опустился на прохладный песок.


-Уф, кажется, ушел, - подумал Назар и полой пиджака стал вытирать лицо. Немного отдышавшись, он поднялся, чтобы напиться воды, как голос сзади пригвоздил его к земле.
- Эй, хлопец, а ну-ка, подь суды.
Медленно поворачиваясь всем корпусом, парнишка думал только об одном:
- Кто эти люди?!
- Ты, шо оглох?
Обернувшись, он увидел двоих всадников с винтовками за плечами. Ему вдруг стало тоскливо и холодно.
- Это вы мне?
- Тю, на тебя, - хрипло сказал длинный. – А шо здесь еще кто-то есть?
- А чего надо? – тянул время Назарка, прикидывая как ему быть.
- Ты у меня поговори еще, поговори, - угрожающе пообещал длинный.
- Да, я так, - успокаивающе проговорил парнишка.

 
   В метрах двух от него лежало поваленное дерево. Оно было старое и толстое,  а его корневище вывернуто вверх, будто вздыбленное. Не долго думая, Назар прыгнул в сторону дерева и через секунду исчез за сплетенным корневищем.


- Стой! Стой, стрелять буду! – взревел длинный. Назар не стал дожидаться этого обещания, вскочил, и обогнув обрыв, побежал по мелководью. Расчет его был прост. Эти двое стояли на самом верху обрыва. Вряд ли, они станут терять время для спуска. Вернее всего, поскачут по верху обрыва.


В этом-то и будет состоять вся штука! В метрах пяти от поваленного дерева обрыв нависает над рекой упругим козырьком. Река в этом месте основательно подмыла берег. Вода в этом месте подходила к берегу очень близко, а дно реки резко уходило из-под ног. Одежда мальчишки намокла и тянула вниз, но он не замечал ни тяжести одежды, ни ледяного холода воды. В считанные секунды он добрался до пещеры, которую, когда-то с двумя своими друзьями, вырыли прямо в обрыве. Это была их общая тайна, и они никого не посвящали о местонахождении своего убежища. Хорошо охраняемая тайна в данной ситуации должна была спасти Назарке жизнь. Он на четвереньках влез в пещерку и забился в самый дальний угол. Конский топот послышался над его головой.


-Куда он делся? – послышался хриплый голос длинного.
-А я почем знаю, - сердито огрызнулся второй.
- Не мог же он сквозь землю провалиться?
- Не мог.
- Так, где же он?
- Може он нырнул? – выдал предположение второй.
- Точно, - воодушевился длинный.- Ща-а-ас, я его подстрелю, как куренка.
- Да, на що он тэбэ сдався? Що ты причипився к хлопчику?
- Комса это, а не хлопчик.
- А ты почем знаешь?
- По его прыти догадался.
- Тьфу ты, - сплюнул второй.

 
Было слышно, как щелкнул затвор винтовки.
 - Вроде бы уже вынырнуть должен? – спросил длинный .
- Должен, - подтвердил второй. – Шо-то не видать.
Наступила пауза.
- Да куда же он подевался, гаденыш? – не выдержал длинный и сдобрил окончание вопроса отборнейшей бранью.
- Може утоп, - неуверенно протянул второй.


 Длинный опять выругался. Прошло еще пять минут, показавшихся Назару вечностью.
-Я же говорил, утоп, -  удовлетворенно произнес второй.
- Его счастье, - ответил длинный.
- Поехали, а то Петька, поди, нас уже заждался.


Размеренный конский топот стал удаляться, голоса звучали все глуше. Наконец и вовсе растворились в плеске воды, словно их и не было. Назарка еще долго сидел, не шевелясь, пока его взгляд не остановился на побелевших пальцах левой руки, вцепившихся в носок ботинка. Он попытался разжать пальцы, но рука онемела и отказывалась подчиняться его приказам. Парнишка стал растирать руку, отчего она еще больше заныла. Стиснув зубы, он тер ее о колено. По руке побежали мурашки, и боль стала отступать. Мокрая одежда облепила тело, но холода он не чувствовал. Обняв колени, он свернулся в калачик и забылся в какой-то полудреме.


 Очнулся Назарка, когда уже вечерело. Тени деревьев вытянулись по реке до противоположного берега. Назар стал выбираться из пещеры. Снова ступив в ледяную воду, он лишь теперь ощутил холод, от которого тут же весь съежился. Осторожно, вжавшись в обрыв, он стал пробираться к берегу.


Выглянув из-за корневища, он осмотрелся. Никого поблизости не было. Взобравшись на обрыв, Назар нырнул в ближайший кустарник. В лесу уже сгустились сумерки. Внимательно осмотревшись, парнишка стал передвигаться небольшими перебежками. Поляны он теперь обходил стороной.

 Лес кончился, вдали в розовом закате дня виднелась родная станица. По-домашнему, уютно мычали коровы, ожидая вечерней дойки. Тявкали собаки, звонкими голосами перекликались хозяйки с соседками. Сердце Назарки сладко заныло. Дома мать его, наверно, уже дожидается. Теплый каравай под чистым полотенцем лежит на столе, распространяя по всему дому дурманящий запах свежего хлеба. Горло юноши судорожно дернулось, а спазмы голодного желудка заставили его вспомнить, что с самого утра он ничего не ел. Внимательно оглядевшись и не заметив, ничего опасного он решился выйти из леса.
Назарка уже направлялся к станице, как вдруг его что-то толкнуло. Обернувшись, он увидел, как трое всадников черными тенями несутся через луг прямо к нему. Разбираться, откуда они взялись, не было времени. Рванувшись вперед, парнишка побежал, что было мочи.


- Только бы успеть, только бы успеть!!! – исступленно билась единственная мысль в его голове. В пяти метрах от леса начинался глубокий овраг, размытый талыми водами. Нырнув в него, Назар, пригнувшись, помчался к Левкиному дому. Левка был его лучшим  другом. Его дом стоял на самом краю станицы. Влетев во двор, Назар моментально оценил обстановку. Тетя Люба – мать Левки, процеживала в летней кухне молоко, а сам Левка сидел на крыльце, подбивая сбившиеся сапоги.


- Тетя Люба, не выдай! – только и успел выдохнуть Назар, сорвав на ходу пиджак, и, затолкав его под крыльцо. Левкину кепку надвинул себе низко на глаза. Выхватив из Левкиных губ самокрутку, жадно затянулся. Вслед за ним во двор влетело трое всадников. Кони яростно мотали головами, кусая удила, бандиты их едва сдерживали.


Тетя Люба, отставив подойник, вышла из кухни, вытирая о фартук руки. Сумерки, как бывает ранней весной, быстро сгущались. Назар, видевший несколько минут бандитов в лесу, не мог точно сказать: они ли это были. Но, вспомнив про Петьку, о котором говорили, все же решил, что это они.


- Тетка, это твои сыны?
Этот голос Назар мог узнать из тысячи. Пройдет много лет, но время от времени будет он просыпаться в холодном поту, снова и снова, услышав во сне этот голос.


- Мои, - ответила тетя Люба, спокойно глядя в лицо длинного.
- Точно говорит, нагнулся к длинному третий, голоса, которого Назар не слышал. По всей видимости, он то и был Петькой, дожидавшимся их в лесу.
- У Васильевых два сына.
Назарка вздрогнул: откуда бандит мог знать об этом?! Приглядевшись, он узнал знакомые черты.
- Да, это же Петька Косой! – с ужасом подумал он, еще ниже опуская голову. Косой отличался вздорным нравом и глуповатой головой. Его недолюбливали не только на своем хуторе, но и по всей округе.
- Ладно, - сказал длинный, похлопывая нагайкой по голенищу сапога. – А больше никого у вас не было?
- Нет, - сурово ответила тетя Люба.
- Нет, так нет,- протянул длинный и, объехав двор, заглянул в коровник.
- Ну, ладно, бывайте, пока, - с издевкой ухмыльнулся он, сделав ударение именно на слове «пока». Затем, огрел коня нагайкой, вылетел со двора.


Когда всадники скрылись из виду, Назар заметил, что рука его, державшая самокрутку, бьется в мелкой дрожи. Затянувшись, Назар посмотрел на Левку. Тот так и сидел с поднятым молотком, как он его застал. Тетя Люба, проследив взглядом за бандитами, медленно села на табурет, покачала головой и тихо заплакала.
- Мам, да, ты чего, мам? – подошел к ней Левка. – Ну, не надо. Ведь обошлось.
- Обошлось.., - укоризненно качая головой и вытирая набегающие слезы, сказала тетя Люба. – Сегодня обошлось, а завтра, что будет?
- Да, ничего не будет, честное слово, - по-детски уверенно, сказал Левка.
- Ох, дети, дети, - обняв их кудлатые головы, тяжело вздохнула тетя Люба.
- Какими большими вы уже стали, а глупые…


 Почти совсем стемнело. Когда Назар проходил мимо Анфискиного дома. От калитки к нему метнулось что-то белое.
- Назарка, ты?! – выдохнула Анфиска.
- Я, - тихо ответил он.
- Ой, миленький, где же ты был? Мать твоя места не находит, я к ней заходила. А вечером, знаешь, двое, а с ними Петька Косой с соседнего хутора , пронеслись по станице, как скаженные. Вроде искали кого-то. У тетки Аришки двух гусей затоптали, - без умолку тарахтела Анфиска, выдавая скопившиеся за день новости.


- А ты чего сегодня такой?
- Какой такой?
- Не знаю. Но не такой, как всегда. Случилось чего?
- Не-а-а, - беспечно протянул Назар. Вдохнув полной грудью весеннюю свежесть, запрокинул голову, блаженно улыбаясь. Небо над ними раскинулось угольно-черным бархатом с бесконечным числом мигающих звезд.
- Хорошо-то как, Анфиска!!!
- Чего, хорошо? – не поняла она, удивленно заглядывая в лицо Назарки.
- А просто хорошо, понимаешь?
- Ты чего это? – насторожилась девушка.
Назар счастливо засмеялся ей в ответ и притянул к себе мягкие, обволакивающие теплом плечи дивчины. От ее волос пахло парным молоком и теплым хлебом.
- Какая же ты еще глупая, Анфиска!