Папа и день рождения

Я забыла поздравить тебя с днем рождения. Перепутала числа, заработалась, и позвонила двадцать девятого ноль девятого, а не двадцать седьмого. Девятый месяц, как-то вылезло с этой девяткой двадцать девятое число... и уже слушая длинные телефонные гудки, я вдруг почувствовала тоскливую тревогу описавшегося в неположенном углу щенка. Твой самодовольный голос несколько охладил мое чувство вины.
— Ну я-то всегда помню, когда у моих детей день рождения, — произнес ты, ухмыляясь в трубку. Это могло бы меня и рассмешить, учитывая, что только последние два года у тебя появился мобильный (и вообще хоть какой-то) телефон, и мы могли созваниваться, а не только обмениваться длинными, но довольно редкими письмами. Я скупо и неискренне описывала, как мне живется в Петербурге, прислала неудачную фотографию с заснеженной Дворцовой площади; а ты одаривал меня лошадиными дозами житейской философии, твоими новыми стихами и мимолетным замечанием, как я стала похожа на пацана. Ты всегда выглядел самодовольным, разговаривая со мной, а я раздраженно делала вид, что меня это не задевает. Ну конечно, ты ведь отец, ты хотел сохранить свой навеки очерченный статус — быть априори умнее меня; но и я не сдавалась. Надо же, помнит, когда у детей день рождения! А как тебя принесли, мертвецки пьяного, избитого, два мужика, и положили на кровать, а с тебя капала кровь, а мне было лет 5? Тоже помнишь?
— Ну значит, ты лучше меня, — холодно произнесла я. И впервые в жизни ты смутился.
Исправить свою оплошность — поздравить тебя на следующий год вовремя — у меня не получилось. Поздравлять было уже некого.

Но ты не сомневайся, пап, я все помню. Как ты любил выпиливать парусные корабли и коньков-горбунков лобзиком из фанеры. Как соорудил из сахарного мешка чувака без рук-без ног, набил его песком, крестиком синей изоленты обозначил солнечное сплетение и лупцевал сахарного чувака почем зря, увлекшись карате. Помню, как привез из Москвы игрушку — катер с мотором, и все повторял: помнишь, ты же хотела… а я не помнила, потому что хотела, видимо, когда была совсем малая. Помню, что ты любил Стивена Кинга и охотился за каждой его книжкой. Помню, как ты ударил меня по губам, когда я тебе соврала. Помню, как ты заплакал, когда Шевчук по телевизору пел «Далеко-далеко». Как собирал марки, дурацкое слово «клеммташи», которое больше не слышала никогда и ни от кого. Помню, что научил меня играть в покер. Помню, что под соском у тебя была татуировка — крохотный синий котенок. Помню, как ты однажды в порыве стыда процарапал на коже, у себя на руке — «Не пью», и действительно, целых три года не пил. Правда, под конец я дождаться не могла, когда же ты напьешься, поскольку выдерживать твою трезвость не было никакой возможности. Помню, ты увидел у кого-то Монополию, загорелся ею, а ее было тогда не купить... и ты всю ее нарисовал сам, придумав много интересного от себя. Помню, как ты приседал на одно колено, чтобы разуть маму. Помню, как наконец-то приехала милиция, и тебя посадили на 15 суток. Помню, как искренне ты верил, что умеешь готовить, и жарил до одури жирную картошку с салом. Помню, как много шикарных детских книг было дома благодаря тебе. Как ты научил меня играть в шахматы, и сам же без конца у меня выигрывал, доводя меня до слез и истеричных отказов «попробовать еще разок». Ты слегка удивишься, но я до сих пор не научилась проигрывать. Помню, что ты называл меня, маленькую, Тасик. Как подарил мне на 16 лет бутылку шампанского, а потом сам же ее и выпил.

Помню, как жалобно и настойчиво повторяла бабушка: ну да, он плохой... но другого-то не будет!.. Ворочаясь в постели теплыми ночами этого длинного, скучного сентября, я говорю в тишину: Баба, да другого и не надо! Больше всего мне хотелось в детстве, чтобы ты не пил. Больше всего мне хочется теперь, чтобы ты жил. Ну пил бы, и что. Ты сидел бы в своей маленькой двушке с прокуренными обоями и коллекцией киндер-сюрпризов. Доел бы того карася, зажаренного в яйцах и молоке, которого так тогда и не доел (и печальней этого нетронутого, никому уже не нужного карася на холодной сковородке в твоей опустевшей квартире я мало что видела). Курил бы свою вонючую Приму, которой я немало наворовала у тебя в моей подростковой нищете. Пописывал бы стихи и следил за футбольными матчами. Я бы набрала сегодня номер, успев до обеда, потому что разница у нас целых 6 часов, и...............

Помню, ты немного не дожил до первого внука. И помню, что двадцать седьмого, а не двадцать девятого. Я не забыла, папа, я просто перепутала тогда!
Помню, что ты был умнее меня. Не лучше, но умнее.
А вот дату твоей смерти запомнить так и не могу. Извини.