Дикий виноград

Это старый, очень старый дом. Казалось, его возвели одним из первых в городе, и с тех пор он – его сердце, неотъемлемая часть. Тёмно-красный камень местами искрошился от времени, но стрельчатые окна с витражами по-прежнему прекрасны. Когда в бесчисленных комнатах зажигается свет, они озаряются таинственным мерцанием, и  тогда в мозаике стёкол различимы силуэты, застывшие в танце, цветущие сады,  небо, исчерченное созвездиями. Крыльцо дома и стены увиты диким виноградом – изумрудно-зелёным летом и багряным в осеннюю пору. В одном месте его цепкие плети поднимаются почти до крыши – к маленькому окошку. Полускрытое зеленью, едва заметное – оно хранит историю прошедших дней, известную в городе и взрослому, и ребёнку. Но лучше всего её знают хранители дома. Сейчас он открыт для посещения, и официально назван музеем. Достаточно купить билет, и вас проведут по длинным коридорам, выложенным паркетом, зажгут хрустальные люстры, покажут убранство комнат – наследство прошедших веков. И остановятся возле портрета, скромно висящего в пустой комнатке под самой крышей.  Не торопитесь, взгляните внимательно – разве не прекрасны эти синие, как летнее небо, глаза? Разве не чарующе нежен лёгкий румянец на щеках? А эти каштановые кудри,  небрежно убранные в причёску, украшенную белой розой? Вглядитесь – и увидите капли росы на лепестках! Но отчего красавица печальна? Почему даже тени улыбки нет на её губах? Спросите, обязательно спросите – хранители музея всегда ждут этого вопроса. Спросите – и приготовьтесь слушать.
…Три века назад этот дом принадлежал одной из самых знатных семей города – шляхтичам Багрянским.  Они устраивали приёмы, слава о которых гремела далеко за пределами города, помогали бедным, содержали несколько мануфактур. Их уважали и любили, без них не обходилось ни одно значимое событие. А дети! Какие у них были дети, просто загляденье!  Два сына – Тадеуш и Матеуш, статные и ловкие, во всём родительская подмога, и дочери – Катарина и Христина, умницы и красавицы, отрада сердца и очей! Кудри тёмные, глаза ясные, только нравом различались. Христина – скромная, послушная, а сестра её Катарина – модница и хохотушка. Все парни в городе тайно вздыхали о сестрах Багрянских, а все девушки с тоской провожали взглядами братьев. Что и говорить – знатное семейство было, видное. С таким каждый хочет породниться!  Да вот только не знал никто, что на самом-то деле детей у Багрянских пятеро.
Амалия – так звали младшую дочку. Но никто её не видел – она не покидала дом. И о ней не вспоминали, для всего города у Войцеха и Златы Багрянских было только четверо наследников.
Чем же младшая дочь заслужила немилость? Слухи ходили разные, да только кто ж теперь наверняка узнает. Говорили, не родная она дочь Войцеху была, вот и невзлюбил Амалию. Говорили, когда Злата беременной ходила, болезнь перенесла – и ребёнок родился страшный, что людям не покажешь. Говорили, сглазили цыгане проезжие, и у малышки свиное рыло и копытца, вот и сидит она всю жизнь в четырёх стенах. Всякое говорили. А жила Амалия как раз в этой комнатке, которая почти под крышей.
Как-то приехал в городок молодой художник, Мартином звали. Хорош собой он был, и талантлив, быстро слава о нём разнеслась. И позвали его Багрянские к себе – портрет семейный писать.  Что и говорить, хорошие художники всегда в почёте были.  Поселили они его в одной из комнат – ясное дело, дом-то огромный, всем необходимым обеспечили. Понравился Мартин Вацлаву и Злате, подружился с Тадеушем и Матеушем. Приглянулся хохотушке Катарине – и крепко запал в сердце Христине. Парень он был пригожий, стройный, волосы – как пшеница, закатом подсвеченная, а глаза тёмные, как два омута. А то, что руки и одежда вечно красками перепачканы – так как иначе у художника? С семейным портретом он справился быстро, и весь город ходил  в дом Багрянских восхищаться чудесной работой: статный, хоть и седой уже отец семейства, разодетая в шелка величавая мать и четверо их детей, опора и отрада.  Мартин скромно стоял в сторонке, невпопад отвечая на похвалы. Хоть картина и была завершена, он не покинул дом. Ему предстояло написать шесть отдельных портретов.
Как он прознал про Амалию – неведомо. Случайно ли в ту часть дома забрёл, а может, слухи какие дошли – вот и решил их проверить.
Сначала он слышал только её голос из-за двери: тихий, немного хриплый, неуверенный – словно не привыкший к разговорам. Но Мартин приходил к запертой двери Амалии каждую ночь – и разговоры становились всё длиннее. Голос девушки очаровал художника, её речи были мудры и пронизаны печалью, он мечтал её увидеть – но как? Ключ от двери был только у Войцеха, а он даже не упоминал о существовании ещё одной дочери! Мартину ничего не оставалось – только ждать удобного момента – и рисовать.
Он изобразил Войцеха верхом на племенном гнедом жеребце в богатой сбруе, Злату, с накинутой на плечи дорогой шалью, Тадеуша – с фамильным клинком и Матеуша, щёгольски одетого, с борзыми на поводке. Катарину он рисовал перед зеркалом, примеряющей ожерелье. Она то и дело вертелась, роняла украшения, изящно поднимала их, поводила плечом, отчего с него спадало платье, задавала вопросы и смеялась над своими же шутками. Рисовать её было всё равно, что удержать на месте ртуть – но Мартин справился.  Настала очередь Христины.
Её взгляд, полный обожания, буквально приковал его к месту. Она сидела с раскрытой книгой на коленях, её тонкие пальцы нервно мяли край страницы, грудь вздымалась в слишком тесном плену корсета. Но Мартин знал своё дело. Он смешивал краски, и холст оживал, вбирая цвет. Мартин увлёкся, прочерчивая складки платья – и не заметил, как Христина подошла и заглянула через плечо. Но её интересовала не картина – чудесная, хоть и не законченная. Её интересовал художник. Она устала ждать, когда он сделает первый шаг – и решила открыться, надеясь на взаимность. Мартин чувствовал её дыхание, видел блеск из-под густых ресниц. Но он ничего не чувствовал к Христине, не смотря на её тихий нрав и красоту. И, когда её губы коснулись его губ, он не ответил на поцелуй.
Христина расплакалась и выбежала из комнаты.  Мартин в одиночестве закончил картину.
Спустя несколько дней Войцех позвал его в свой кабинет.  Вручив деньги, выразил признательность за отменную работу, и ясно дал понять, что видеть его больше в доме не желает.  И напоследок пригрозил, чтобы тот ни слова не обмолвился об Амалии – если не хочет закончить дни в бесславной нищете.
Думать, откуда он узнал, долго не пришлось. Христина как-то раз проследила за ним, но решила молчать – чтобы возлюбленного не прогнали. Но после того, как он её отверг, всё рассказала отцу.
Мартин ушёл, но мучило его вовсе не то, что он лишился покровительства Багрянских. Он понимал, что теперь  не сможет увидеть Амалию.
Надо сказать, что у шляхтичей был сад, и рос в том саду, оплетая беседку, дикий виноград. Перед тем, как покинуть дом Багрянских, Мартин оторвал от него веточку – и зарыл у той стены, куда выходило окошко Амалии. Загадал, если примется, значит, и у него будет шанс встретиться с девушкой.
Как ни хотел Мартин остаться в городе, но пришлось уехать. На него смотрели с осуждением, с неохотой пускали даже в трактир – все откуда-то узнали, что он прогневал Багрянских. Иначе отчего расположение знатной семьи вмиг сменилось отчуждением?
Мартин уехал, и не смог попрощаться с Амалией. Но в глубине души верил – однажды он вернётся. И не просто увидит девушку – но обязательно нарисует её портрет. Он  чувствовал, это будет лучшая его работа.
Тем временем дикий виноград прижился и разросся. Сперва его не заметили, а когда заметили – он так глубоко пустил корни, что избавиться от него не стало возможности.  А когда Катарина восхитилась, как красиво он оплетает красный кирпич, его и вовсе оставили в покое.  Гибкие плети упорно ползли вверх, всё ближе и ближе подбираясь к окошку под крышей.
Мартин вернулся в город три года спустя. В нём сложно было узнать того самого художника – он похудел ещё больше, лицо обветрилось, одежда истрепалась. Всё это время он странствовал, в надежде забыть Амалию – но не смог и вернулся. И как же он обрадовался, поздним вечером подойдя к дому Багрянских и увидев, что северная стена утопает в зелени! А вверху, там, где под крышей было окошко, сквозь неё пробивался тусклый свет. Возле дома было тихо, в это время уже все разошлись по домам и готовились ко сну. Мартин подождал, когда окончательно стемнеет, пробрался к дому. И, цепляясь за плети винограда, полез вверх.
Амалия не спала. Амалия открыла окно, услышав знакомый голос. Мартин оказался там, куда стремился попасть  – в её комнате. И сделал то, о чём так мечтал – увидел Амалию.
В свете свечи он жадно смотрел в её лицо – удивительно прекрасное, даже красивее, чем он себе представлял. Шаль из плотной ткани скрывала очертания фигуры. Она была рада ему, он видел – но почему она отстранилась, когда он попытался её обнять?
Отчего же такое прекрасное создание заперто здесь, в комнате? Отчего её прячут, как что-то постыдное? Мартин смотрел – и не понимал. Но когда он спросил, Амалия только покачала головой, слёзы блеснули в её глазах. Она медленно спустила с плеч шаль и повернулась к Мартину спиной.
Он почувствовал, как по телу прокатилась волна холодной дрожи. Ноги ослабели – но он облокотился на стену, стараясь ни звуком, ни движением не выдать испуга.
На затылке девушки, полускрытое волосами, виднелось ещё одно лицо, искажённое гримасой. А на спине топорщился горб с непонятными, отвратительными на вид отростками. Постояв в молчании, Амалия снова накинула шаль и повернулась к Мартину. Он смотрел на неё, пытаясь заглушить увиденный только что кошмар – и вспомнил, что он хотел. Он же хотел её нарисовать.
Портрет… о да, он знал, что это будет изумительный портрет! Но ему нужно время.
Мартин поселился в доме у старушки на окраине города. Каждый вечер он взбирался по плетям винограда в заветную комнату – и рисовал. Амалия позировала терпеливо, недоверчиво слушая обещания Мартина показать её истинную красоту. Ей с детства внушали, что она – чудовище, ничего другого она не знала. Портрет получался на диво хорошим, казалось, он дышит! Только одно не получалось у Мартина – нарисовать её улыбку. Казалось, Амалия вовсе не умеет улыбаться.
Портрет был почти закончен, оставалась пара деталей. Мартин всё для себя решил. Он знал, что не может оставить Амалию в этом доме. Он договорился с кучером, что на рассвете он будет ждать на соседней улице. Он не знал пока, куда повезёт Амалию, но верил – найдётся место, где их примут. А, может, и врач, который сможет исцелить девушку, избавить от уродливого соседства.
В ту ночь Мартин пробрался в комнату среди ночи. Он принёс Амалии розу – белоснежную, свежую, с каплями росы – и попросил, чтобы она приколола её к волосам. Когда бледный утренний свет рассеял сумрак, Мартин прорисовал оттенок её глаз - удивительно синих, и нежный румянец.
Он так увлёкся работой, что не заметил, как открылась дверь. На пороге стоял Войцех.
Что было потом, спросите вы?
Кто-то утверждал, что разъярённый шляхтич сбросил художника из окна – и в ту осень листья винограда впервые стали густо-багрового цвета. Кто-то – что Мартин и Амалия попытались сбежать – и упали. Он разбился, а она спаслась – благодаря своему уродству, смягчившему удар о землю. Говорят, она похоронила Мартина на лугу, а сама ушла жить отшельницей – а семья вскоре про неё забыла. Да ведь, по сути, её и не было – только портрет остался. Его нашли позже, когда освобождали комнату, и не смогли выбросить – так прекрасна была на нём Амалия.  Говорят, дикий виноград возле той стены сожгли, извели – но вот же он, растёт – как и в те времена.
Люди любят трагедии, всегда любили. Но знаете что? Мне хочется верить, что всё было иначе. Что Мартин взял Амалию за руку и прошёл мимо Войцеха – а тот не стал их задерживать, или не успел. На память о дочери ему остался портрет, и роза, выпавшая из её волос. Кучер решил подождать, хоть и не было такого уговора, и распахнул дверь экипажа им навстречу. Мартин и Амалия уехали – туда, куда и хотели, и там нашёлся врач, сумевший помочь их беде.
Бросьте последний взгляд на портрет. Время идти, хранитель музея торопится встретить других посетителей. Выйдя из дома, обойдите его. Теперь, спустя столетия, он весь покрыт диким виноградом – его ещё называют девичьим. Но вам нужна северная стена, именно там, под крышей, прячется окошко. Станьте под него и сорвите остроконечный лист. На память.