Полустанок Часть 2

 http://www.proza.ru/2016/01/18/741   


   Обитатели окрестных деревень  называли полустанок «Поспелиха» – станцией, что добавляло, в некотором роде, весомости  этому «перекрёстку судеб и дорог», –  скоплению отъезжающих, встречающих и просто зевак, праздношатающихся, любопытных и прочих. С чемоданами, котомками, сумками и рюкзаками  народ толкался у кассы за билетами на проходящий. По прибытии поезда, торопясь и  чертыхаясь, люди переходили от вагона к вагону, пытаясь разглядеть номера.  Непростое это дело – впопыхах ничего не забыть на платформе, успеть  запихнуть в вагон  пожитки и погрузиться самим за короткое время стоянки. А некоторые приходили загодя. Внутри здания, небольшое помещение делилось на «зал ожидания» и, также громко именуемую, рюмочную «На посошок».  Посидеть, обсудить международные события, виды на урожай, прогнозы по погоде – для мужиков – святое дело. Женщины приспускали с головы платки, расстёгивали куртки, судачили про хозяйство, сплетничали, посмеивались, приглядывая за сумками, чемоданами и детьми.

    Ирина соскочила с мотоцикла. На ходу поправляя шаль,  поспешила к своему «прикормленному месту»: деревянный ящик стоял у стены, недалеко от входа в вокзал. Взмахом руки она спугнула стайку воробьёв, которые о чём-то горячо щебетали, устроившись по краю дощечек; расстелила газету, сверху  – белоснежное полотенце и, укутанную в детское байковое одеяло, кастрюльку с картошкой; рядом пристроила литровую банку солёных огурчиков, хлеб и кусок нарезанного с мясными прожилками сала, при виде которого у самой текли слюнки. Два шкалика холодной водки в глубине сумки  втайне ждали своего покупателя.

    По радио объявили стоянку поезда 10 минут. Разомлевшие от вагонного тепла пассажиры спускались на платформу. Кто-то набросил на плечи куртку, кто-то пальто, а некоторые вообще – налегке, несмотря на крепкий морозец. Молодой лейтенант шагнул со ступеньки; заведя большие пальцы за ремень, привычным движением к спине расправил гимнастёрку. Заметив Ирину с разложенной на ящике снедью, он поспешил к ней, чтобы  стать первым покупателем.

   – Здравия желаю, – улыбаясь, произнёс он, – а дух горячей картошечки-то даже в вагоне слышен!  Уж порадуйте, милая, чем можете, пассажирское население, истомившееся по домашним разносолам.
   Ирина насадила на вилку несколько горячих картошин и положила в пакет.
   – Огурчиков вот ещё возьмите, сальца…
   – Конечно! А как же картошка, да без сала и огурцов! Может  к такой закуске  ещё чего-нибудь и покрепче, найдётся?   
   Ирина огляделась: продажа спиртного запрещалась, но, завёрнутую в газету бутылочку всё  же протянула  молодому человеку.
   Он покраснел то ли от смущения, то ли  от предвкушения сытного обеда и, расплатившись, благодарно пожал руку Ирины.

   Она смотрела ему вслед, видя, как крепкий, статный, он  широким шагом поспешил к вагону, но  вдруг обернулся,  и как будто  погладил её нежным взглядом.  Часть чего-то светлого, родного перетекло в неё мгновенно, и тут же возникло смутное беспокойство:  хотелось  удержать в себе это сладкое ощущение, чтобы потом, в одиночестве вспоминать о нём с тихой затаённой радостью.
   – Эй, красавица! Чего засмотрелась на молодца? Давай и нам картошечки! Поезд-то не целый день будет стоять, скоро гудок дадут, – зашумели два парня, ждавшие своей очереди.

   Всё, что Ирина принесла, смели вмиг.  Аккуратно свернув полотенце,  она положила его в пустую сумку; отведя полу старенькой шубки, пряча свёрнутые купюры от посторонних глаз, запихнула деньги подальше, в карман  поддетой кофты.
 
  – Хорош, ох и хоро-о-ош! – прошамкала Авдотья Степановна,  вытряхивая из гранёного стаканчика семечки в сумку. Торговля прошла бойко. Покупатели переходили от Ирины к ней, чтобы получить тёплый кулёк и потом, коротая время, глядя на  мелькающие картины за окном вагона, с наслаждением лузгать жареные семечки.

  – Это ты про кого говоришь? –  спросила Ирина, догадываясь, о чём идёт речь.
  – Дак, я про солдатика и говорю, хорош он собой, прям, как с газеты, иль с журнала. Заметила я, как ты на него сразу глаз положила, прям лицом просветлела, –  самодовольно делилась наблюдениями Авдотья.
  – Да брось, ты! Пустое это... всё тебе что-то, да мерещится, – возразила, улыбаясь, Ирина, – вон, за семками лучше приглядывай, а то голуби, да воробьи  как налетят, так всё твоё добро и расклюют – не успеешь отбиться.
  – А что, я неправду говорю? Не век же тебе одной куковать, да с Серёжкой-дурачком  дружбу водить. Годочков-то тебе уж под тридцать, видать, будет, – не молодуха по нонешним временам, – вещала старуха, уверенная в своей правоте.

  Разговор, как всегда, сводился к замусоленной теме. Любители устроить чужую судьбу, особенно по части личной жизни,  знали правильные рецепты, как осчастливить  тех, кто ещё «метался» и не остепенился…  Умудрённые жизненным опытом  с охотой давали советы и напутствия, словно точно знали, что под конец жизнь  окажется обычным пустоцветом, если не попробовать семейного «куска».

   Под вагонами зашипело, раздался лязгающий звук,  состав дрогнул и  тронулся с места. Ирина заскользила взглядом по окнам поезда. Внезапно всё тело пронзил озноб, не оставляющий ни одной живой теплой клеточки. Она увидела его, прижавшего ладони к стеклу, проплывающего мимо, будто в нереальной картине сна: так бывает: содержание всего сна не помнишь, но один кадр в общем потоке событий остаётся в памяти  на всю жизнь. «Неужели я его больше не увижу…» – прошептала она. Слова то ли утверждения, то ли вопроса,   самой себе показались ватными, безнадёжными от мысли, что эта встреча  не повторится никогда.

продолжение

http://www.proza.ru/2016/01/25/2224