Безумцы. Глава 6

Я сидел за барной стойкой один. Передо мной полупустая бутылка вискаря отливала какой-то коричневой пустотой. Она отражала слабый, еле заметный свет фонариков, которые из последних сил горели под потолком, бросая жалкий свет на мою душу. Горлышко казалось было смочено маслом, так как тоже сверкало, светилось, нервировало. В баре было пусто. Точно так же пусто как и у меня в душе. Ни кого, если не считать такого же одиночку как я, который забился в углу и спокойно употреблял свою суточную дозу. Бутылка водки, две банки пива и если доживал еще бокал виски. Я уже выучил его повадки, его вкусы. Я знал, что он не закусывает первые четыре рюмки, потом заказывает чипсы, после выпитой бутылки водки в сухую идет две банки пива, а потом с виски он позволяет себе съесть дольку лимона. Странные у него вкусы, но такой уж он был. Я ни когда не пытался с ним заговорить. Хотя мы почти в одно и то же время находились в баре. Ему нравилось в одиночестве, по своей рабочей схеме выпивать. Мне нравилась схема моя.

Я обычно брал себе бутылку виски. Сидел, распивал ее, бросаясь в пучину своих размышлений, изредка выныривая оттуда, когда в баре вдруг взрывался шепот чьих-то голосов. Обычно мне хватало бутылки, так как потом я пил еще пиво, и уже домой возвращался, еле передвигая ноги. Так было уже на протяжении почти двух месяцев.

Я полюбил этот бар почти сразу. Он занимал первые позиции по всем мои критериям: здесь было мало людей, здесь было мало света, здесь меня ни кто не тревожил. Я спокойно напивался. Сегодня был один из таких дней. У меня такой был каждый день. А причина в этом? Причина то, что я слаб. Я не смог нормально пережить смерть своей жены. Я сорвался. Я запил.

В опьянении я находил что-то привлекательное. Что-то свое – родное. Я отождествлял себя с картинками, что висели на стенах бара. Я разглядывал их каждый раз, и каждый раз я находил там что-то новое. Там были изображены постеры старых американских фильмов, такие постеры годов 80-ых. Очень стильно, очень подходяще мне в данный момент. Сами стены был украшены искусственным кирпичом, что создавало ощущение обнаженности стен, их наготы, их открытости и первобытности. Они меня самого наталкивали на некую обнаженность, которую я не мог себе позволить. Которую я жаждал и не получал. Которая мне была чужда и нужна одновременно.

У меня складывалось впечатление, что я состоял весь из противоречий. Я будто пытался чего-то достичь и не мог это сделать. Будто цель была близка, на расстоянии вытянутой руки, и я шел к ней, но она так и оставалась на месте – на расстоянии вытянутой руки. Манила меня, дразнила. Охота было уже подойти, схватить, разбить все к черту, сломать, разрушить, уничтожить, взорвать, снести и забыть.

Весь мир граничил между черными и серыми красками. Надо мною постоянно было серое небо. Нет не облако, а именно небо. Серое, беспросветное небо. Убогое, отвратительное, бессолнечное. Можно подобрать тысячу примеров, но все они не смогут передать то, каким я его видел. Просто ужасным. Солнце? Что это такое? Я забыл, как оно выглядит. Да я и не хотел знать это. Оно мне было не нужно. Оно резало глаза, выжигало мозг через сетчатку, высвечивало мою душу. Словно я был не проявленным снимком, а солнце такой красноватый свет, в котором обычно эти снимки проявляют.

Черт возьми. Почему у меня в голове крутятся такие странные мысли? Почему я сижу и наблюдаю за каким-то мужиком, который бухает тут в который день. Зачем мне это надо? Зачем мне все это? Зачем вообще жить?

Я встал с высокого, неудобного стула и пошел в туалет. К темной деревянной двери, украшенной странными узорами. Толкнул ее ногой и оказался в туалете. Зашел в свободную кабинку – первую попавшуюся, они все были свободны. Опустил крышку на унитазе, сел на него и закрыл дверцу на щеколду.

Все было как-то не так. Что-то я чувствовал. Меня не покидало странное чувство нереальности всего происходящего. Меня не покидало ощущение, что все это сон. Странный, плохой, но всеже сон. В котором крутится одна и та же мелодия, действие происходит в одном и том же баре, и все этом меня не отпускает. Держит в этом отвратительном настроении, самочувствии. И с каждым днем все сильнее и сильнее сжимает тисками, мозги, сердце, душу. Мою исковерканную жизнь, которая не стоит и гроша. Обычная жизнь, какого-то доходяги. Обычного алкаша, который невесть откуда берет деньги для того что бы напиться.

А ведь серьезно. Если задуматься. Откуда я брал деньги напиваться каждый день. Я перебивался кое-как на небольшую сумму, которую вымучивал, просто выдавливал, выжимал из легких заработков в интернете. Мне едва хватало на еду. Я ел раз в день. И то всякие непотребства, в виде дохленьких хот-догов, и жирных маслянистых гамбургеров, которые даже чувство сытости-то не приносили, что там говорить уже об утолении голода. Я уж молчу о витаминах. К черту их. Они доставались мне с алкоголем, и метамфетамином.

Я достал небольшой пакетик, с белым содержимым. Высыпал порошок себе на руку, между большим и указательным пальцем. Поднес к носу и резко вдохнул. Порошок попал в нос, обжог слизистую, словно раскаленный жгут, который засунули мне в ноздрю, в порыве пыток. Пыток, которые устраивал я сам. Ноздря нестерпимо заболела, на несколько секунд, даже отдавая немного в лоб, но тут же все прошло, и я почувствовал эффект. Не уходя из туалета, я достал мятую пачку сигарет из заднего кармана. Пальцами, словно небольшим крючком, закрепленным на удочке, выловил небольшой, неаккуратно свернутый косяк, и затянул его, выпуская плотную струю дыма, или колечки один за другим, которые неровным рядом уходили в потолок, там рассеивались, затуманивая туалет. Пахнуло привычным запахом травы, который, казалось, забирался в рот и там оставался, разрастаясь и селя там свою колонию вкусов, распространившуюся даже на горло. Пару раз я хотел кашлянуть, но сдержался.

Я попытался подняться, но вместо этого, поскользнулся, вернее так подумал я, что бы успокоить себя, и упал мимо унитаза, попытавшись схватиться за него руками. Еле поднявшись, долго пытался открыть щеколду. Все же удалось. Вышел к умывальнику. Включил холодную воду. Долго смотрел на слабую струйку воды, что пыталась оттуда судорожно вытечь. Потом разбивалась о желтый налет раковины, разлеталась каплями по всей поверхности, а потом стекалось в жерло слива. Странная картина. Необычная. Я смотрел долго, а может мне лишь так показалось. Потом я поднес руки под эту струю, и почувствовал, как вода начала обтекать, будто отторгая инородное тело, мои руки. Я помыл руки, брызнул в лицо водой и посмотрел в зеркало. Серое, пустое, худое, сморщившиеся, с ввалившимися черными глазами, синюшными мешками, будто из под картошки, под глазами лицо. Когда-то оно улыбалось, было счастливо, радостно. Что? Когда это было? Я забыл. Да и не особо хотел вспомнить. Смерть жены наложила на меня свой отпечаток. Отпечаток смерти, ужаса, безысходности и вечного недовольство миром и собой. Странный отпечаток. Вроде надо жить дальше, но это только вроде.

Я вышел из туалета, подошел к барной стойке, где еще покоилась моя почти допитая бутылка. Она стояла себе спокойно, одиноко на барной стойке, рядом пустой стакан, казалось, звенел своей прозрачностью. Я подошел, взял бутылку, махом залил все содержимое в рот, почти не почуяв его жара во рту, не поморщившись. Взял уже привычную бутылку пива, расплатился. Все это молча. Зачем говорить. Зачем? Когда можно все объяснить и без слов. Когда все и так понятно, я почти спился, дайте спиться мне еще. Если бы прямо сейчас я умер, но меня вернули к жизни, я продолжил бы пить. Продолжил. Меня не остановить, да и не надо это делать. Каждый сам выбирает свою дорогу. Я выбрал вот такую. И все. И точка. Огромная, жирная, черная точка.

Я вышел на улицу. Над дверью был небольшой козырек, под которым я оказался. На улице барабанил по асфальту дождь. Крупными жирными
Каплями, которые словно ядерные бомбы врезались в лужи, поднимая осколки пыли и воды. Гром раздавался где-то над ухом. Гремел церковным набатом, взрывался, словно смертоносная мина, кричал, как разъяренный супруг, сыпал на меня ругательства, влезал ко мне внутрь, переворачивая все  к чертям. Молнии кое-где виднелись, но в основном прятались за мертвыми тушками холодных домов, которые ощетинились черными, бесцветными бойницами окон и страшными щербатыми огрызками подъездов. Молнии прятались, будто партизаны или испуганные мальчишки, перед какой-нибудь сорвиголовой в школе. Они хотели остаться незамеченными.

Я достал пачку сигарет из заднего кармана, которые сиротливо ютились в старой и обветшалой мятой пачке. Вытащил одну несчастливицу, зажал между зубами, и поджег конец, словно ведьму на костре, во времена инквизиции. Затянул ее душу, сильней и сильнее, что бы даже не дать шанса ей выжить, потухнуть. Не раздумывая, я ступил под дождь, отдавшись власти стихии.

Я шел медленной, неуверенной, шатающейся походкой. Меня носило из стороны в сторону. Хорошо ни кого не было в это время на улице, иначе я бы точно сбил одну кегельку в форме человека, не заметив это существо. Ноги промокли в момент. Я не смотрел куда наступаю. Скорее всего, я шел прямо по лужам, вообразив себя внедорожником. Подошвы ног прилипали к стелькам, противно отлипая, в то время как я поднимал ногу, и смачно причмокивали, когда я опускал ее. Джинсы прилипли к ногам, стесняя каждое движение, натягиваясь и растягиваясь как резина. Они будто хотели стать частью меня, моей кожи. Но я то чувствовал этот лишний объект, и не позволял этого. С рубашки уже давно капали капли, потому что она не могла впитать больше. Она и так, наверное, уже в основном состояла из воды. Рубашка потяжелела в тысячу раз. Она тянула меня в низ, будто понимала, чего я хочу больше всего, она словно налилась не водой, а железом. Стала стальной смирительной рубашкой. Моим заключением в неволю. Волосы растрепались и свисали неопрятными патлами, завивались, попадали в рот и глаза, с них текло, капая на лоб и щеки, иногда в глаза. Небольшие капельки срывались с носа в глубочайшую пропасть, уносимые ветром.

Дождь все шел и шел, гремел гром, молнии несмело сверкали за крышами домов. А по дороге шел одинокий я. Разрезаю толщу воды. Один. Наперекор всем. Мне почему-то нравилось. Мне хотелось, что бы дорога ни кончалась, и не кончался дождь.

Покурить я так и не смог. Сигарета вмиг вымокла, как усердно я не укрывал ее жалкое тельце и потухла. Я выкинул этот уже не нужный обрубок. Он пролетел несколько метров и рухнул в лужу, словно подбитый самолет, только вот катапультироваться оттуда было не кому. Ни кто не выживал там, да и не хотел там жить, в слоях даже, наверное, не табака, а прохимиченой бумаги, которую я с таким смаком и вожделением выкуривал раз за разом, иногда скуривая за час чуть ли не всю пачку.

Открыв банку с пивом, сорвав металлического ежа крышки зубами и выплюнув себе под ноги, отпил немного, пытаясь сдуть пену, но в место этого лишь пролив добротную часть содержимого. При этом чуть не упал, вовремя облокотился на сиротливую стену дома. Она было очень холодной, чужой, отталкивающей. Я постоял несколько секунд, сделал еще пару глотков и двинулся дальше. Дорога уходила под ногами, словно беговая дорожка, дома сменяли один другим, но я оставался тот же.

Внезапно я споткнулся, кажется о бордюр. Не знаю. Я не заметил, да и не вглядывался. Я просто упал лицом в низ. Прямо в лужу. Распростершись там всем своим телом. Бутылка, естественно, вылетела у меня из рук, подлетела в воздух, сделала кувырок в воздухе, будто воздушный гимнаст, под куполом шатра, и приземлилась рядом со мной, с отвратительным звоном, который будто наждаком карябал мне барабанные перепонки, а то и рвал их словно бумагу.

Я попытался взять бутылку, но рака нащупала лишь отколотое горлышко. Эту часть обычно называют розочкой. А почему розочка? Разве есть что-то общее у разбитой бутылки и прекрасного цветка розы. Если только их способность колоть. Не больше.

-Блять! – крикнул я на всю улицу, и запустил эту прекрасную розочку куда подальше, та в свою очередь после недолгого полета, приземлилась с истошным воплем, разбившись.

Я перевернулся на спину. Расположившись в луже, словно на огромной кровати, в окружении мягких подушек, теплых одеял и на все готовых девочек. Раскинул руки в разные стороны, и пустил взгляд в воздух. Я, кажется, пытался рассмотреть звезды. Хахаха. Какие звезды, мать вашу, в этом черном, противном, затянутом брезентом туч небе. Если только те, которые нарисует мое больное нетрезвое воображение, но даже оно было не способно разглядеть там эти маленькие огоньки. Ни кто не хотел их там зажечь для меня, это ни кому не было нужно. Чертов Маяковский. Гори в аду Маяковский.

-Сгори в аду Маяковский! – заорал я. – Сгори в аду, мудак!

Я попытался вытереть лицо от капель, которые заливали газа, но лишь намочил еще больше, да и размазал грязь, в которую была испачкана моя рука. Прошептав что-то несуразное, что даже мне было не под силу разобрать, я поднялся на четвереньки. Потом попытался оторвать руки, но, ни чего не получилось. Я лишь опять упал в лужу. Силы покидали меня. Идти уже домой не хотелось. Хотелось остаться здесь. Но я не мог.

Попытавшись опять встать, я замер встав раком, кое как распрямил свою спину, поднял взгляд, еле оторвав его от земли, потому что, держать взор прямо не представлялось возможным, но я кое как это сделал, и увидел свою жену. Она тоже стояла под дождем. Одета была во все белое, наверное, потому я ее и заметил. Белая фигура, на фоне черного мира. Она стояла и смотрела на жалкого и беспомощного меня, как я лежал, как я пытался встать и падал. Она смотрела, а потом, когда поняла, что я заметил ее, поманила меня рукой, подзывая. Я вначале был ошеломлен. Я не понимал, что происходит. Откуда она здесь, но она усердно махала мне рукой, подзывая, поэтому я сорвался на бег. Но она видно не хотела меня дожидаться или мало ли что там еще ей в голову пришло, но она свернула за угол, лишь взмахнув белым платьем.

Я добежал до того места где она стояла, завернул за угол, увидел чудесное белое платье в нескольких десятках метров от меня, около мусорного бака. Она выглядела совсем сухой, свежей, стоя прямо под дождем. Она опять манила меня, подзывала, махала рукой. Я побежал к ней, но жена опять-таки свернула за мусорный бак. Прибежав туда, я обнаружил какой-то узкий проход, на конце которого стояла она. Стояла и опять меня звала. Махал рукой.

-Стой! – крикнул я. – Не уходи!

Я опять ринулся к ней со всей силы, как только мог, передвигал свое пьяное тело. Но на прежнем месте жены опять не было. Она стояла где-то посреди широкой дороги. Они стояла, манила меня рукой. Махала мне.  Звала.

-Стой! Не уходи, пожалуйста! – кричал я, чувствуя, что скоро сорвусь на визг.

Она лишь молчаливо звала меня. Повторяя одно и тоже движение рукой. Ее волосы развивались на ветру, глаза выражали спокойствие, а платье так и не могло промокнуть.

Я опять побежал к ней, не упуская из виду. На секунду я отвлекся, что бы ни споткнуться о бордюр опять, отвел взгляд, а ее опять не стало. Я выскочил на дорогу. Крутился, звал ее. Но жены нигде не было. Нигде. След простыл. Она исчезла.

-Где ты? – орал я из последних сил, напрягая канат вены на шее. – Куда ты делась, тварь! Зачем ты опять пришла. Зачем. Зачем ты каждый раз являешься мне. Зачем. Ты уже просто заебала. Сука!

И тут откуда-то донесся яркий свет. Скрежет тормозов, я можно сказать почувствовал как напряглись жилы колодок, пытаясь затормозить колеса, но было поздно. Меня что-то толкнуло. Не больно, но сильно. Очень сильно. В одну секунду я подлетел, что было дальше, я не совсем понял, мир перекувыркнулся, повсюду огоньки, которые слились в один поток, потом жесткий удар обо что-то тяжелое. Меня будто впечатало, вжало, не давая подняться. Я открыл глаза, когда уже лежал на твердом и сыром асфальте, который отдавал запахом жженой резины и сырости. Тело все ломило. Все болело. Ногу я почти не чувствовал, в ребре что-то кололо, по лбу текло что-то теплое, не дождь, не спеша, потихоньку стекало к глазам. Рука лежала передо мной неестественно вывернуто, как-то безжизненно. Я попытался перевернуться на спину. Это отдало нестерпимой болью в груди, руке, ногу я не чувствовал почему-то совсем. Но кое – как я перевернулся. Оглядел тело. Все было на месте. Просто нога была вывернута в колене в обратную сторону, а рука в районе кисти опухла до неузнаваемости.

-О боже! – кричал кто-то немного в стороне и надо мной. – Твою мать! Блять! Коля, ты че не видел? ****ый в рот. Ты его чуть не убил! Он ваще живой.

-Да я… Ты сам же видел… Он внезапно выскочил… Я не хотел… - этот Коля оправдывался, но до меня долетало все через какую-то шумовую завесу, будто все происходило далеко-далеко в тумане.

-Сукаааа… - протянул первый неизвестный мне человек. – Вызови, блять скорую, вызови скорую, придурок! Я посмотрю, что с ним. Дибил.

Ко мне подошел человек. Он нагнулся надо мной. Я увидел его темное лицо, половина которая была спрятана бородой, и небольшие щелки глаз:

-Ты как? Жив?

-Нормально… - промямлил я, пытаясь говорить нормально, но язык заплетался, говорить было сложно, меня тошнило, голова кружилась, и при каждом слове грудь отдавалась жуткой острой болью, как если в тебя тычут ножом. – Вы ее выдели? Вы видели ее…

-Кого? Тут ни кого не было, - сказал он мне.

-Женщина… - я пытался говорить, пытался выдавить слова.

-Ало… Ало, да, можно скорую… Человека сбил…Очень серьезно…Да… - слышалось где-то сзади за спиной незнакомца.

-Женщина в белом… была здесь… - слова давались сложно и больно.

-Мужик тут не было ни кого! – заявил незнакомец.

-Как не было? – прошептал  я.

-Держись, скорая едет… - сказал Коля, упав рядом на колени.

-Ты видел… Ты видел женщину… В белом… Здесь? – спросил я то и дело собираясь с силами, словно перед марш броском, что бы говорить.

-Неееет! – протянул он.

Двое переглянулись, что-то там зашептали друг другу, я уже не слышал. Меня унесло куда-то в себя. В свои мысли. Внутрь головы. Почему они ее не видели? Почему вижу только я? Сколько я еще буду ее видеть? Почему она приходит ко мне постоянно? Что не так со мной?

Эти вопросы крутились в голове еще некоторое время, потом все потемнело, я забылся, наверное, вырубился. Сколько так пролежал не помню. Но открыл глаза я, когда меня кто-то начал трогать.

Надомной были двое в белом. Они о чем-то говорили. Я не слышал. Они ощупывали меня, но старались не двигать. Кто-то третий говорил с Колей и тем вторым. Потом я почувствовал, как меня немного приподняли и положили на носилки. Тело отдало болью. Я закричал. Так как не кричал когда. Будто выплевывая раздиравшую меня боль.

-Женщина… Женщина в белом! – говорил я. – Я ее видел. Она была здесь. Я видел ее.

-Кто это? – спросил один из медиков у парней.

-Мы не видели ни кого! Он все время твердит про нее! – сказал Коля.

-Женщина… - повторил я.

Потом меня засунули в машину скорой помощи, залезли рядом еще двое медиков, один начал разрезать одежду на мне, второй копался в аптечке. Меня опять вырубило. Я закрыл глаза и просто провалился в небытие.

Проснулся я уже утром. В больнице. Лежал на кровати. Нога на растяжке, на руке гипс, все тело перемотано бинтами, голова тоже. Ужасно все болело, раскалывалось. Со мной хотели поговорить. Но не хотел я. Я молчал. На все вопросы отвечал лишь одним действием: закрывал глаза. Спустя какое-то время и несколько человек, которые хотели со мной поговорить, пришел человек в костюме. Я слышал, как ему говорили, что в моей крови нашли наркотики и алкоголь, что я говорил про какую-то женщину в белом в бреду, что я ее видел, но парни, которые сбили меня, настаивают на том, что, ни кого не было, что я как очнулся, ни с кем не говорю.

Человек подошел ко мне:

-Здравствуйте, я Михаил Абрамович. Хотел с вами поговорить.

В ответ я промолчал.

-Вы не будете со мной говорить? – спроси он.

Я лишь отвернул голову.
*                *                *

Я стоял на карачках. Передо мной Саша и Анжела. Рядом с ними труп Даши. Нет не жены. Мне, наверное, померещилось. Показалось. Перенервничал. Из-за того что подрался с Игорем. Но это не моя жена – это Даша. Но лежала она как-то, похоже. Что-то было в этом одинаковое.

Я издал истошный вопль. Как подбитый зверь. Зверь, что смертельно ранен, и вместе с этим воплем выпускает свою душу. Словно предсмертный вскрик. Я совсем упал на пол. Распластался на потрепанном линолеуме. Мне уже совсем было все равно, что будет дальше происходить. Что дальше делать.

-Это случайно вышло! – воскликнула Саша. – Я не хотела. Я не хотела…

Я лежал молча. Анжела тоже молчала. Ее лицо вообще ни чего не выражало. Она просто стояла голая. Только ее непотребности были закрыты намотанной изолентой и скотчем. Она совсем тронулась. Сошла с ума. Как и Саша, как и Игорь. И, скорее всего, как и я.

Это бред. Этого не может быть. Почему все со мной. Почему я не могу быть счастлив. Мое детство не удалось, взрослая жизнь тоже. Моя судьба и сейчас необычно. Почему я застрял здесь, как вообще это произошло, а главное, почему я привык здесь жить. Почему меня не волновал вопрос, как выбраться отсюда. Почему я смирился. Почему допустил все, что здесь случилось. Все эти смерти. Они же ни кому не нужные. Как жить тут дальше. Выбраться? Но как? Это сон. Это просто сон. Я сейчас встану, подойду к окну, увижу солнце, небо, и проснусь. Проснусь у себя дома. В кровати. Рядом жена. Дети. И ни чего этого нет, и не было. Все будет хорошо. Я буду жить так же, как живут все люди. Спокойно. Ездить на работу. Любить жену. Проводить время с детьми. Ходить на шашлыки, встречать вместе праздники. К нам домой будут приходить друзья. Мы будем сидеть вместе за столом, смеяться, веселиться, радоваться жизни. Наши дети будут играть с их детьми, кто-то будет приходить зареванный, плакать, жаловаться на обидчика. Мы будем кого-то наказывать, кого-то поощрять. Воспитывать будущее поколение. Чтобы они не были такие как мы. Чтобы они не повторили наших ошибок. Что бы хотя бы у них все было по-другому. И у них это будет. Ведь у всех всегда все по-другому. Нет одинаковых судеб. Нет ни чего похожего. И нет этого ужаса, что вокруг меня. Просто стоит себя заставить поверить в это. Стоит себе внушить, и зажить в своем выдуманном мире, где будет спокойно, где будет хорошо, тепло. Это же просто. Просто сойти с ума. Стать умалишенным, и больше ни когда не тревожиться этим миром. Миром, где правит безумие и насилие. Мир, который может перестать существовать. Я могу сам уничтожить его. Это же так просто. Или наоборот. Мир уничтожит меня. Может я уже и сошел с ума. Еще давно сошел. Из-за всех этих гребаных передач, телевизора, интернета. Из-за стрессов, пьянства, наркомании. Зависти, гордости, гнева, отчаяния, любви, доброты, заботы, ненависти, самоотверженности. Из-за противоречий, которые везде, которые повсюду. Они преследуют меня. Сводят с ума, уничтожают. Выжигают мозги. К черту! К черту все!

Я поднялся с пола. Подошел к девушкам. Разжал руку Саши, в которой она держала нож. Взял его в свою руку, и сжал рукоять покрепче, что аж костяшки натянулись и побелели. Нет, не от злости сжал. А от бессилия. Понимая, что все. Это конец. Еще одна любимая погибла, а я ее вернуть не смогу. Единственное что пока что в моих силах, остановить смерти. Что бы больше не умер ни кто. Что бы хотя бы мы выжили. Спаслись. Ведь это реальность. Не игра. Не сон. Не грезы. Не вымышленный мир. Это наша реальность. Живая жизнь. В которой, неверный шаг несет последствия, и нам нужно отвечать за свои действия. Каждый ответит за содеянное. И больше не стоит страдать. Стоит отпустить их всех. И жить дальше. Просто жить. Это должно получиться. Это получится.

-Больше смертей не будет! – сказал я твердо. – Больше ни одной! Мы все отсюда выберемся. И ни кто не погибнет.
Девушки лишь смотрели на меня, опустив головы. Глаза их, наверное, были пусты, может, залиты слезами, а может, не выражали ни чего вообще. Ни пустоты, ни жалости, ни злости. Просто такое стекло. В котором, как ты не вглядывайся, не увидишь души. Только свое отражение. Только себя. А может чужая душа и есть отражение твоей. Зеркальное, но отражение?

-Ни кто не умрет! И надо вбить это в голову Игорю! – продолжал я. – Надо все это остановить. Прекратить. И выбираться отсюда. Выбираться…
Но я не договорил. В двери ввалился Игорь. Не человек. Зверь, по кличке Игорь. Его лысый череп был похож на мускулистую голову тигра. Глаза его покраснели от злости, налились кровью, сузились, чтобы он не видел ни чего кроме своей жертвы. Чтобы ни чего не мешало. Нос его дергался вверх, вместе с верхней губой, оголяя желтые зубы. Челюсть его скрипела этими самыми зубами, и из груди иногда вырывался протяжный стон или рык, было не понять.

-Не уйдешь, тварюга! – прошипел он сквозь щель в зубах, как змея, не хватало только высунуть язык.

-Хватит, Игорь! Хватит! Даша погибла из-за тебя,– сказал я ровным голосом, указывая на труп.
-Что? – он изменился в лице на секунду, потом заметил в моей руке нож и озверел еще больше. – Из-за меня? Из-за меня? Это ты ее убил. Ты, гад. Ты.

-Поверь это не я…- попытался оправдаться я, но следователь уже летел на меня.
Он как кошка прыгнул через диван, сбил меня с ног, залез сверху и начал наносить удары по лицу, один за другим. Бил. Кричал. Разбрызгивал свою слюну, в порыве ярости.

-Это не он! -  закричала Саша. – Не он! Остановись. Это я! Я нечаянно…
Игорь остановился на секунду. Замер. Его кулак, как неразорвавшийся снаряд, застыл в воздухе. Он смотрел на меня, словно дуло автомата, был готов опуститься, но ждал команды, как верный пес. Ждал приказа. Но Игорь медлил. Силы меня покинули. Я не смог бы сбросить его, если бы и захотел. Я просто откинул руки назад и уставился в потолок. Смотрел на белый поток. Так было проще. Так было легче. Отдаться на волю случаю? Или нет?

-Как это ты? – спросил Игорь, смотря на меня, и не сводя глаз. – Как это ты ее убила?

-Она кинулась сама на меня с ножом, но Анжелла оттолкнула ее. Я подобрала нож и ударила. Я не думала что Даша умрет. Я сама испугалась. Мне жаль…

-Как ты, тупая сука, могла это сделать? – Игорь не встал с меня, он вскочил, подпрыгнул, и повернулся к ней, начал медленно подходить. –  Как ты могла допустить это? Я тебе что сказал сделать? Ты вообще в край…. Сука… Мразь…Я же тебя.

Он стукнул ее кулаком в лицо. Не сильным, но прямым ударом. От чего ее лицо дернулось назад, но следователь схватил ее за затылок. Приблизил к себе. Сказал, хотя нет, даже прокричал, выплевывая в нее кучу слюны:

-Ты зачем? Тварь. Я тебя сам убью.
И он нанес ей еще пару ударов в лицо. Девушка упала, и Игорь начал бить ее ногами. Потом отошел ко мне. Глянул в мое избитое, опухшее, кровяное лицо. Улыбнулся, блеснув своими ровными, но желтыми зубами. В этот момент он напоминал мне психа из фильмов ужасов. В этот момент я понял, что его ни чего не остановит. Ни чего. Только смерть. Но ждет ли они уже го? Проверим.
Игорь поднял нож, что выскочил из моей руки, подбросил его. Покрутил между пальцами. Начал медленно подходить к Саше. Растягивая этот момент. Смакуя его.

-Готова, сучка, отдать концы? – спросил он, натягивая искреннюю и радостную улыбку. -  Твой момент настал, если ты еще не поняла.
Он подходил к ней. Саша вжалась в стену, вытирая слезы. Анжела стояла спиной к тумбе, что-то перебирая там руками, а я попытался встать, но Игорь заметил это, подскочил и еще пару раз ударил меня ногой по больным ребрам. Я упал без сил. Здесь он доминировал. Он был сильнее, это стоило мне признать. Признать и отдаться судьбе. Но я не мог этого сделать. Я должен был спасти девушек. Ни кто кроме меня больше не мог. Больше ни кого не было.
Игорь дернул Сашу за волосы, что бы откинуть ее голову и обнажить шею. Потом провел языком по венке, которая пульсировала у нее на шее, с такой скоростью, с какой, наверное, мчится гепард.

-Сдохни! – прошипел он над ее ухом, подставил нож к горлу, но тут завопила Анжела.

Она визжала. Визжала как резаная свинья на скотобойне. Визжала и бежала на Игоря. В ее руке была зажата вилка. Блестящая вилка. Все произошло очень быстро. Просто в секунду. Крик. Визг. Блеск вилки. Потом столкновение. Анжела врезалась в Игоря. Падение. Еще более утробный крик.

Когда все произошло, Анжела оказалась сверху. Она упала на Игоря. Она успела воткнуть в него вилку. Я видел, как та сверкала у него в ребе. Не глубоко, но хоть что-то. Но самой Анжеле не повезло. Следователь успел воткнуть нож и в нее. В самое сердце. Прямо туда, куда и надо. По счастливой случайности, если так можно выразиться.

-Неееееет! – закричал я, найдя в себе силы вскочить. Подняться на ноги. Прыгнуть на Анжелу, нашим двойным весом придавить этого дьявола к полу, чтобы он не смог встать. Я кричал. Наносил ему удары один за другим. Не жалел. Даже пытался воткнуть эту самую вилку еще глубже, но толи мне не хватало сил, толи она уже не могла воткнуться дальше. Повсюду были слышны стоны, крики, удары. Это были самые страшные минуты моей жизни. Перед глазами взлетали капли крови, зубы. Лицо Игоря стало напоминать месиво. Он уже не двигался. Просто лежал, пускал изо рта и из носа кровавые пузыри, кашлял, задыхался. Я схватил руками его за горло. Начал душить. Сдавливать со всей силой. С силой, какая только у меня была. Игорь дергался. Он дергал ногами и руками, словно погибающий паучок, который судорожно дергает конечностями. Его глаза выпучились, словно были готовы вот-вот выпрыгнуть из орбит, лишь бы больше не видеть всего, что происходит вокруг. Только бы не видеть. Его рот открылся, пытаясь судорожно поймать хоть капельку воздуха. Спасительного кислорода. Язык вывалился, и, кажется, не собирался залазить обратно в этот рот. У меня даже создавалось ощущение, что все органы хотели вылезти из него, покинуть тело, убежать.

Вскоре он перестал дергаться. Он умер. Это было ясно как день. Он умер, так же как и убитая до этого им же Анжела. Но что с Сашей. Она же сидела позади меня в углу.

Я обернулся. Бросил на нее взгляд. И пришел в ужас. Я попытался подскочить к ней, но только упал. Болело ребро, лицо, все тело. Все ужасно ныло. Я не мог подняться. Не мог встать на ноги. Я скатился с трупов, упал на пол  и начал ползти к ней. Помогая себе не только руками, но и по мере возможностей ногами.

-Нет, нет, - шептал я. – Держись, Саш! Я помогу!

Девушка сидела все в том же положении. Но только теперь двумя руками держась за горло. Пытаясь заткнуть порез. Но даже сквозь ее руки сочилась красно-черная кровь. Она стекалась по ладоням и пальцам, потом на рубашку, заливая ее грудь, потом на пол. Саша пыталась вздохнуть, глотнуть воздуха, но вместо этого в легкие попадала кровь. Саша захлебывалась своей же кровью.

-Саша, все будет хорошо! Хорошо! – твердил я.

Я уже был около нее. Я пытался обнять ее. Погладить голову. Поцеловать. Зажать ей горло. Но кровь лилась бушующим потоком. Ее было не остановить. Как не остановить приближающийся состав, который вот-вот сшибет тебя. Я почувствовал, как заплакал. Слезы полились одна за другой. Я не сдерживал себя. Я зарыдал, издавая страшные вопли, крики. Я пытался вытереть, заливавшие глаза, слезы, но только лишь размазывал по лицу Сашину кровь, хотя там и своей было не мало. Я плакал, держал Сашу на руках. Вернее уже не Сашу, а ее холодный труп. Ее труп.
Выпустив его из рук, я упал на спину. Упулился в потолок, думал продолжить плакать, но уже не мог. Поэтому просто лежал. Смотрел. Лицо не выражало не единственной эмоции. Ни чего. Полная отрешенность. Полная.
Только теперь я почувствовал, как в комнате воняет. Наверное, это запекшаяся кровь, трупы, а главное это запах мочи и фекалий. Все это объединилось в один запах, который стучался ко мне в нос. Вернее без стука заходил. Наверное, вот так как раз и пахнет смерть. Таким отвратительным, мерзким запахом. Меня затошнило и сразу же вырвало.

Я перевернулся на спину и пополз. Пополз в коридор. Превозмогая боль. Передвигая конечностями. Я полз по этому убитому линолеуму, на котором я уже выучил все загогулины.  Полз мимо комнаты Игоря. Дальше-дальше. Вперед. К лестнице. Медленно. Но верное. Было больно. Все тело ломило. Но я бы не приклонен.  Я полз вперед. Вот уже лестница. Я кубарем скатился по ней. Отбив, кажется, еще что-то. Я просто не замечал. Я скатился в низ. На первый этаж. В этот проклятый холл. Я медленно полз по кафелю к дверям. К выходу. К закрытому выходу. Я заранее знал, что они закрыты. Что мне не выйти. Что я тут навсегда. Что я умру здесь. И я реально понимал, что если не выберусь сейчас, то уже больше ни когда. Поэтому я полз, полз и полз. Как пресмыкающееся. Как гад ползучий – ящерица. Опустившись ниже всех норм. Перестав быть человеком. А все почему? Почему мы стали такими? Что произошло? Мы просто не могли выйти наружу. И все. И все.

Я перестал ползти в нескольких метрах от двери. Не было сил. Я просто лег на пол. Закрыл глаза. Ждал смерти.

Внезапно, сквозь веки я увидел свет. Яркий, белый свет. Я открыл глаза, задрал голову к выходу. Свет исходил оттуда. Двери были открыты. Двери открыты. А за ними лишь белый свет. Белый свет и ни чего более. Просто свет. Который вел в неизвестность. В никуда.