Безликая Аззи

 БЕЗЛИКАЯ АЗЗИ

     Врачи ушли, поругав Аззи за ложь, — она сказала, что дочке три меся-
ца и надела на нее чепчик. Врачи первым делом сняли чепчик и по-
требовали свидетельство о рождении. Закон Его Светлейшества есть Закон
Его Светлейшества. «Да она у вас все равно не жилец на белом свете».
     Аззи впервые с ненавистью подумала о Светлом. Ей даже стали милы ее
черные волосы, из-за которых она не могла попасть в Сонм Прелестниц Его
Светлейшества. Сонм считался таким же украшением Резиденции, как кол-
лекция персиковых косточек и толстых неразрезанных книг в красных пере-
плетах. Не то чтобы Аззи хотелось быть в Сонме. Ей не хотелось ходить в
зашитых колготках и экономить на спичках. Входящие в Сонм получали
немалое жалованье и раз в неделю по паре ненадеванных колготок.
     Муж Аззи служил в трех местах и еще играл на волынке в ночном баре,
по утрам разносил вечернюю почту, и по выходным — читал в Резиденции
лекции по математике (Его Светлейшество слыл одним из самых просвещен-
ных правителей и мечтал научить свою челядь устно решать дифференциаль-
ные и интегральные уравнения). На эти деньги они едва сводили концы с
концами. Аззи была домохозяйка, хотя в юности ей пророчили светлое буду-
щее. Но теперь это не для нее.

     Его Светлейшество после долгих раздумий заключил, что под черными волосами могут таиться черные мысли.
     «Черные волосы — угроза нашему Светлому городу. Дай черноволосым волю, они захватят власть и ввергнут нас в вечный мрак. Пусть благодарят, что их лечат в больницах (кроме детей до трех месяцев), учат в школах и не выгоняют из города». Так думала и Аззи, пока у нее самой после рождения сына не потемнели волосы.
     «Ах, Аззи, — говорил Его Светлейшество каждый раз, встречая ее, — как жаль, что ваши волосы стали черными. Я так хотел видеть вас Главной в моем Сонме».
     «Я приму участие в соревнованиях, как только поседею», — неизменно отвечала Аззи, зная, что эта шутка очень нравится Его Светлейшеству.
     Она смирилась. «Хорошо, что у сына светлые волосы. А может, если родить еще раз, волосы опять станут светлыми?» Волосы не посветлели. Врачи  ушли, не попытавшись даже помочь. Тогда-то она и полюбила черное.
     Два дня Аззи не отходила от девочки, забыв об остальных, чем вызывала покорное недовольство мужа и сына. Они по очереди заглядывали к ней в комнату: нужна ли их помощь, может, она поест, поспит, нельзя же так, они пока здесь посидят; возможно, все не так страшно, и она зря себя изводит, а ведь она им тоже нужна. Они только раздражали ее, они все равно ничего не понимали, а она не понимала, не все ли сейчас равно — инсайд в офсайде или где-то еще. Хотя они говорили тихо и сильно убавили звук телевизора, она слышала каждое слово. «У них свое, и это лучше», — думала она через минуту и жалела их за необходимость ей сочувствовать. Она боялась, что дочка умрет, когда она будет спать, а они не поймут и не разбудят ее, и девочка умрет без нее — одна.
     На третий день Аззи решилась и позвала мужа.
— Пойдупройдусь, — выдохнула она и, больше не объясняя, надела черное платье — в нем она была один раз на похоронах и с тех пор не вынимала из шкафа. Достала с верхней полки нераспечатанный пакет с колготками которые ей вручил Его Светлейшество в день окончания института за дипломную работу «Мой труд как популяризация светлейших взглядов Его Светлейшества», признанную лучшей в городе, опубликованную в еженедельнике Его Светлейшества и удостоенную Знака персиковой косточки. В дверях она обернулась и крикнула:
— Да качай же ее, качай!
     Парило, как перед дождем. Аззи задыхалась в своем закрытом платье. Ей
оборачивались вслед. Взгляды стекали бесследно, как вода с кафельной плитки в ванной.
    «Хоть бы все это оказалось правдой и еще не было поздно».
     Добежав до Центрального заброшенного парка культуры, она остановилась. Она не знала, как определить, где север, где юг, куда должна падать тень, а куда она падать не должна. Аззи пошла наугад. Она была уверена, что идет правильно. Она вышла к оврагу.
     По дну оврага текла речка, на берегу уныло темнела груда развалин. Аззи начала спускаться. Спуск оказался труднее и длился дольше, чем она предполагала, — овраг, пока она шла, как будто углублялся. Она несколько раз поскользнулась, ободрала в кровь руки и ноги, а туфли — на два размера больше, чем нужно, — потеряла. Наконец достигнув дна, Аззи сняла колготки, убедилась, что их уже не зашить, и пошла к воде ополоснуть лицо. Отражение было отчетливым, как в зеркале. Оно глядело пристально, в упор, разглядывало ее, и ей казалось, что настоящая Аззи вовсе не здесь, а на дне, и оттуда смотрит на свое безжизненное отражение. Она опустила в воду руку, отражение искривилось, потом расплылось в ухмылке, Аззи отскочила назад.
     «Вот что значит две ночи не спать».
     Она заставила себя подойти к реке и умыться.
     " Ну вот, и ничего нет". Что-то неприятно удивило ее, но она не могла понять - что.

     Она находилась в центре бывшего городка аттракционов. Сейчас беседки,
кафе, домики смеха, магазинчики были разрушены, качели сломаны, карусели
разбиты, и над развалинами, как обелиск, возвышался остов колеса обозрения. К
нему лепился шалаш, сооруженный из обтянутой брезентом кабинки карусели.
     Аззи пригнулась, чтобы войти. «На кого я похожа? Наверно, на чучело».
И тут вспомнила — когда она умывалась, на поверхности воды и вправду
ничего не было. Никакого отражения.
— Входите, — сказали изнутри.
     Аззи вошла.
— Я уже заждался. Садитесь.
     Внутри оказалось гораздо просторнее, чем можно было предположить.
Темнота скрывала того, кто ее ждал. Аззи освещал тусклый свет, проникав-
ший через большую дырку в брезенте.
— Вы удивлены, что я вас жду? Но тут все написано.
     Он протянул руку в темноту, достал оттуда книгу и раскрыл сразу на
нужной странице.
— Смотрите, — он поднес книгу в красном переплете к ее глазам. Буквы
сливались, и она не могла ничего прочитать.
     Он захлопнул книгу и убрал ее.
— Разумеется, лечение у нас небесплатное, — она поняла, что он улыба-
ется. По ее лицу будто бархатом провели.
     «Сейчас от меня что-нибудь потребуется».
— Совершенно верно, — сказал он. — Вы умная женщина, но вы в плену
своих представлений. От вас ничего такого не нужно. Это все вымыслы досу-
жих людей, как насчет души, так и насчет всего остального. Я бы ничего с вас
не брал, но так нельзя. Я решил взять — только на время, так просто, чтобы
что-нибудь взять. Потому что если не взять, то ничего не будет. Мне нравится
ваше лицо. Так я представляю себе... Впрочем, это не важно. Я не люблю
произносить имен вслух. Знаете, стены могут иметь уши. Так у вас говорят?
Да-да, даже здесь, это у нас общее. Так вот, насчет лица. У нас много
интересных лиц. Но все это немножко не то. А глаза... Тут мы вообще почти
бессильны.
     Казалось, ему охота поболтать.
— Мне пришла одна идейка. — Голос стал суше. — Я хочу взять ваше
лицо и наделить им кое-кого.
— Кого?
— Это уж мое дело. Кого-нибудь из наших. Я сам еще точно не решил. Я
возьму ваше лицо. Не бойтесь, — (Аззи отшатнулась), — всего на год. И,
пожалуй, еще волосы. У нас в моде рыжий, все как взбес... с ума посходили,
кругом полыхает огнем, а мне хочется спокойствия. Короче, вы согласны?
— А что у меня будет вместо лица? — спросила Аззи.
     - О, не волнуйтесь. Вы сможете видеть, слышать, разговаривать. Ну да
сами увидите. Я и так рассказал вам очень много, вопреки тому, что о нас
говорят — якобы мы и козни строим, и сети плетем. Вы мне — лицо, я вам...
Успокойтесь, это не страшно и не больно. Идет?
     Она кивнула.
— Ну вот и договорились.
     Аззи ожидала, что загремит гром, рухнет шалаш, провалится земля. Тихо.
— А через год мы встретимся.
— Где?
— Пусть это вас не волнует. Через год, секунда в секунду.
     Наверху зажглось табло электронных часов.
— Да не озирайтесь вы по сторонам, ничего здесь не обвалится. Вы б
перекусили, три дня воздухом питаетесь.
     Он извлек из темноты поднос с тарелками и стаканами. Ей захотелось пить.
— Попробуйте наш томатный сок, — сказал он.
     Она отпила. «Ну и гадость, тоже из гнилых давят». Аззи с отвращением
держала стакан, не зная куда его деть.



     Луна вышла из-за туч. Брезентовый верх был весь в дырках, и с высоты
в темноту падали тонкие лучи света.
     Вроде она его видела. И не раз. Где? Аззи задумалась, отпила еще, у нее
разболелась голова. «От такого пойла все разболится. Персиком, что ли, за-
есть», — она протянула руку к подносу, но оказалось, что это не поднос, а
дверь, которая отворилась.
     - Разве нельзя позвонить? — В дверях стоял муж с заспанным лицом. —
Ты так стучала, что я решил, что за тобой...
—- Что с ней? — перебила Аззи.
— Слушай, тебе надо было с первого дня пойти пройтись. Едва ты вышла,
она успокоилась и заснула. Не бойся, в самом деле — заснула, ровно дышит.
Взгляни сама.
     Они прошли в комнату.
— Не зажигай свет! — крикнула Аззи, отталкивая его от лампы. Что-то
упало и покатилось.
— Что с тобой? Пойду-ка я к сыну, вздремну. Ты тоже ложись. Успокой-
ся, с ней все в порядке.
     Он вышел. Аззи зажгла свет. Дочка спокойно спала. Аззи подошла к
зеркалу. Лица у нее не было.
     Можно было упасть на кровать и долго плакать, но нужно было до утра
придумать, куда спрятать голову, чтоб не показывать лицо, вернее, его отсут-
ствие. Аззи слыла мастерицей на все руки. Хотя она забыла многое из того,
чему ее учили в институте, зато научилась многому другому, чему ее не
учили. Сооружение шляпки заняло руки, но не голову.
     «Сейчас — лето, жара, можно надеть темные очки, шляпу от солнца с
полями. А потом? Надвинуть шапку, поднять воротник, закрыться зонтиком.
Светает поздно, темнеет рано. В холода, пожалуй, даже легче скрыть, что у
тебя нет лица. А дома — за что спрятаться?..»
     Катушка выскользнула из рук и закатилась под кровать. Аззи полезла за
ней и нашарила что-то бархатистое. Персик. Она долго рассматривала его,
словно ожидала увидеть необычное, но ничего такого не увидела. Она положи-
ла его на столик.
     Покончив со шляпкой, Аззи прошла в ванную, привычно взяла гребень и
сразу положила назад.
     «Продержусь. Всего год».


                ***


     Первые дни она куталась в шали и платки, носила темные очки и дрожала
при мысли, что кто-нибудь попросит снять очки, размотать платок, но никто
ничего не просил и ни о чем не спрашивал. «Из деликатности, — с благодар-
ностью думала Аззи. — Делают вид, что не замечают ничего странного».
     Каждый вечер она зачеркивала клеточку в календаре, радуясь, что оста-
лось на день меньше. Через неделю Аззи решилась посмотреть мужу в глаза.
До этого она всегда смотрела себе под ноги. Они обедали. Аззи разлила суп —
по тарелкам.
     «Что он мне скажет?»
     Он ел и читал газету.
— Представляешь, Его Светлейшество издает четвертый указ за эту неде-
лю, причем каждый предыдущий отменяет последующий, — сказал муж.
— Мгм, — сказала Аззи.
     Она не читала газет.
     Аззи посмотрела на сына. Он сидел вполоборота к телевизору и подносил
ко рту ложку, слегка скашивая на нее глаза.
— Не смотри телевизор во время еды, — сказала Аззи.
— Тогда и отец пусть не читает, — сказал сын.
— Он прав, — сказала Аззи.
     Муж отложил газету, и у Аззи что-то из груди покатилось вниз. Муж
опустил глаза в тарелку.
     - Морковки слишком много, — сказал он погодя.



     - Я нигде не могла купить капусту и положила вместо нее морковь.
— Одно другое не заменяет, — сказал сын.
— Он прав, — сказал муж.
     Сын отвернулся от телевизора и, вылавливая из супа кусочки моркови, раскладывал их по краю тарелки.
     Когда Аззи мыла посуду, руки у нес мелко тряслись. Она разбила тарелку  и выругала себя — тарелки были подарены ее бабушке на поминки и передавались по наследству.
— Да не переживай ты так, — сказал муж. - Какая разница, какого цвета у тебя волосы. Все равно ты у меня самая красивая и умная. Я тебя и с темными волосами очень люблю.
     Домыв посуду, Аззи сняла передник, косынку, сунула ноги в туфли — сорок третий вместо ее тридцать четвертого — и вышла на улицу. Без очков, без платка, без зонта.
     Близился вечер, сумерки ложились на город светло и прозрачно. Аззи медленно шла по Проспекту. Навстречу ей шли люди, и позади, и справа, и слева, и впереди. Девушки старались быть красивыми. Женщины старались тоже не отставать. Вдоль Проспекта на лотках под вывесками «Исключительно шедевры» торговали апофеозами безвкусицы. Вокруг стояли люди.
     Поначалу Аззи, как обычно, уткнулась взглядом в туфли, которые тянула за собой, стараясь не потерять. Потом осмелела, подняла голову и стала смотреть на людей, на их лица, в их глаза. Аззи была общительна. С ней здоровались, не глядя, кивками и улыбками. Она улыбалась в ответ.
— Тебя давно не видно, Аззи, — сказал ей знакомый. — Где ты от нас пряталась? — Он застрял взглядом где-то внизу.
— В роддоме, — сказала Аззи.
— О, это прекрасно! Поздравляю! Привет супругу. Ты отлично выглядишь, отлично. Загляни к нам, порадуй нас своим веселым видом.
     Они попрощались. Завидев подругу, Аззи хотела пройти мимо, но не успела.
— Привет, Аззи. Я слышала, ты опять родила — девочку. Молодчина, пойти на такое сейчас! Сплошное безумие. Впрочем, ты всегда любила рискнуть. Ах, как тебе повезло. Ты совсем не поправилась. Такая, как в институте. А ведь тебе под сорок. Я тебя поздравляю. Ты помнишь ту рыжую дурнушку из параллельной группы? Представляешь, она вышла замуж. Кто б мог подумать! Самая страшненькая. Очень удачно. У нее тоже двое детей — муж и ребенок. Что? Не оговорилась. Ну, твой муж не ребенок. Я помню, мы все тебе немножко завидовали. Он всем нам очень нравился. Ты по-прежнему такая же? Тогда ты прямо светилась. И он тоже... С ними это редко бывает... в таких случаях... Да, если он может прокормить четверых... Ты же не работаешь? Не расстраивайся, сейчас и светловолосым не просто устроиться.
     Аззи с холодком в животе ждала: «Послушай, Аззи, что у тебя с лицом? И вообще — где оно?»
     «Я ей все расскажу. Мне хочется кому-нибудь рассказать».
     Аззи посмотрела на нее. Подруга рассматривала туфли, в которые обулась Аззи.
— Очень симпатичные. Великоваты, правда, но не страшно. Главное — не малы. Выбирать не приходится. И колготки в тон. И только в двух местах зашиты. Это говорит о твоем муже больше, чем все остальное. Вот это мужчина.
     Вдруг она резко запрокинула голову и охнула. Аззи схватилась за столб.
     «Наконец-то».
— Смотри, смотри! — подруга дернула ее за рукав. Смотри. — Она указала куда-то поверх головы Аззи. — Какая хорошенькая шляпка! Надо запомнить фасон.
     Аззи пора было кормить дочку, и она пошла домой. Она разбудила девочку и поднесла к себе. Дочка расплакалась.
     «Она хочет есть. Есть лицо, нет лица — какая ей разница».



     На следующий день Аззи опять пошла на Проспект. Взгляды и голоса липли к коже, как мокрое белье. Она ходила, пока ее не позвал прохожий. По дороге домой ее окликнули еще два или три раза.
     «Так я имею большой успех».
     Кормя дочку, Аззи нервно посмеивалась, и ей еле удалось выглядеть спокойной, когда они сели ужинать. Дочка спала. Муж читал газету. Сын смотрел телевизор. Аззи накладывала еду в тарелки.
     Муж отбросил газету и хлопнул себя по лбу. Аззи посмотрела на него.
— Совсем забыл! С сегодняшнего дня мне в два раза повышают жалованье за чтение лекций у Его Светлейшества. Одна из кухарок настолько преуспела в высшей математике, что уже третью неделю не готовит и сама не ест, не спит, а берет производные. Его Светлейшество видит в этом залог успеха на пути к торжеству Света. Завтра вечером я должен явиться на торжественную церемонию, посвященную прибавке жалованья. Приготовь мне, пожалуйста, белую рубашку.
— Пап, а теперь я могу иметь личный телевизор? Хотя бы маленький.
Тогда через месяц я стал бы постоянным членом телеклуба.
— Я думаю, да. А я смогу подписаться на еще одну газету. Аззи, ты теперь будешь покупать себе незашитые колготки. А малышке мы купим тарелку. Пусть у ребенка будет своя тарелка. И купим тебе туфли по размеру,
Аззи.
     Когда после ужина Аззи осторожно ставила тарелки в раковину, сын бросил в объедки персиковую косточку.
— Откуда это? — удивилась Аззи. — Ведь персики продают только в пятый понедельник седьмого месяца.
— Я нашел его в спальне. Он сморщился и высох, но был вкусный.
— Ты не заметил ничего странного? — обеспокоилась Аззи.
— В персике? Что там странного? Персик как персик.
     Аззи смахнула объедки в мусорное ведро.
— Стой! — Муж наклонился и вытащил персиковую косточку. — Я же завтра иду в Резиденцию. Я подарю косточку Его Светлейшеству.
     Муж ушел в Резиденцию, сын в телеклуб. Убаюкивая дочку, Аззи и сама задремала. Ее разбудил телефонный звонок.
— Аззи! Его Светлейшество хочет видеть тебя немедленно. Он говорит, что не видел тебя целую вечность и очень соскучился. Одевайся. Его Светлейшество уже выслал за тобой самокат и няню, которая присмотрит за малышкой, пока мы не вернемся...
     - Но ведь я...
— Это неважно, детка, это совсем неважно... И при чем тут хочешь ты или нет. Ты же понимаешь, что значит желание Его Светлейшества... Собирайся побыстрее. Как хорошо, что я купил тебе туфли...
     Аззи твердо решила не ехать — несмотря ни на что. Потом так же твердо решила несмотря ни на что ехать. Пусть все увидят, какая она на самом деле.
В ней не осталось ничего светлого. Пусть Его Светлейшество прогонит ее со своих пресветлых глаз.
     Аззи торопливо оделась — как раз вовремя — и вскоре была в Резиденции. Она не надела ни платка, ни шляпы.
      Проверяющий долго вчитывался в ее пропуск, прочитал справа налево и снизу вверх, записал, что получилось, и отдал дешифровальщикам. Пока ждали ответ, он исследовал пропуск на рентгеновской установке, посмотрел под электронным микроскопом и под конец укусил.
— Проходите, — сказал он, прочитав дешифровку, и продолжил играть сам с собою в домино.
     Регистраторша раскладывала пасьянс, листая журнал, пила чай, говорила   с кем-то по телефону и едва успела черкнуть что-то в своем блокноте, прежде чем на что-то нажать. Двери распахнулись.
     Все склонились перед Аззи. Очевидно, таково было желание Его Светлей-



шества, каждое из которых было законом. Аззи подошла к самому трону.
Освещенная со всех сторон, она смотрела в лицо Его Светлейшеству и ждала,
когда он скажет: «Что я вижу, Аззи!»
     Он встал с трона, вытянул руку вперед и сказал:
-       Что я вижу, Аззи?
— Я все объясню, — сказала Аззи, облегченно вздохнув.
— Никаких объяснений. У нас нет искусственных осветлителей. Вот что
значит работа духа! Смотрите все — наша Аззи стала светлой! — закричал
Его Светлейшество, указывая на Аззи. —- Да здравствует светлая Аззи!
— Ура-а-а! — грохнуло отовсюду, свет погас, зажегся, заиграла музыка,
начался фейерверк, стали стрелять холостыми патронами и пробками от шам-
панского.
— Да здравствует Его Светлейшество! Да здравствует наша светлая Аззи!
Да здравствует наш Светлый город!
— Я всегда говорил — если хорошо работать и работать над собой так же
хорошо, как и работать вообще, можно добиться всего, — сказал Его Светлей-
шество, постучав перед этим жезлом, чтоб поутихло. — Аззи — яркий пример
тому. Теперь ничто не мешает Аззи принять участие в соревнованиях по
замещению вакантной должности в Сонме Прелестниц, которые состоятся на
следующей неделе. Аззи может не только занять вакантную должность, но и
стать Главной в Сонме.
     Они вернулись домой под утро, и Аззи забыла вычеркнуть в календаре
прошедший день. Засыпая, она подумала, что нужно купить ненадеванные
колготки, чтобы участвовать в соревнованиях.
     Когда Аззи не только заняла вакантную должность, но и стала Главной в
Сонме, и газеты поместили на первой полосе ее фото, где ее не было видно за
букетами и гирляндами, когда издали посвященную Аззи трилогию «Черново-
лосым не место в Сонме», «Хорошо работая, работай и над собой», «Под
светлыми волосами — светлые помыслы», когда многие защитили кандидат-
ские и докторские по теме «Аззи и хождение вышеупомянутой под зонтом
даже в летнее время ввиду того, что она боится, что солнце оставит на ней
свои темные пятна в виде загара», когда Аззи назначили самое высокое в
городе жалованье, у них среди ночи зазвонил телефон.
     - Тебя, — буркнул муж, не отрывая головы от подушки.
— Его Светлейшество немедленно требует вас в Резиденцию.
— Я не поеду, — сказала Аззи после того, как положила трубку.
— Теперь это входит в твои обязанности, — сказал муж. — Тебя никто
не заставлял участвовать в соревнованиях. Теперь ты обязана являться в
любое время дня и ночи.
— Я скажусь больной.
— Ты же знаешь, что только смерть освобождает от подчинения приказам
Его Светлейшества.
— Я никуда не поеду, — твердо сказала Аззи и начала одеваться.
     Его Светлейшество сидел на троне. Перед ним на столике была разложена
коллекция персиковых косточек, одну из косточек он вертел в руке, странно
запрокинув голову.
— Не сердитесь, Аззи, что я не дал вам спать. Красивая женщина должна
спать не меньше десяти часов в сутки, чтобы оставаться красивой. («Мне
столько не вылежать», — подумала Аззи). Но мне захотелось поговорить с
вами. Тем более, я еще не показывал вам свою коллекцию косточек. Взгляни-
те. А вот эту косточку подарил ваш муж. О, это удивительная, великолепная
косточка. Откуда она у вас?
     - Честно говоря, не вижу в ней ничего удивительного, — сказала Аззи.
     Ей не хотелось рассказывать, откуда у нее косточка. Она не очень умела
лгать.
— Да, — с грустью сказал Его Светлейшество. — Те, кто видят, не могут
увидеть в ней ничего... Потрогайте ее.
     Он протянул косточку Аззи.
—- Ваше Светлейшество... — прошептала Аззи.
     - Да, Аззи, это так.
     Какое-то время они молчали.
— Я ничего не вижу. Я только смутно различаю темные пятна. Поэтому
я и понял, что ваши волосы посветлели, — исчезло темное пятно.
— А как избирались в Сонм?
— Случайно. Не все ли равно. Любая женщина по-своему красива. По
крайней мере, каждая женщина считает, что она по-своему красива или в ней
что-то есть. Но разве это не так?


                ***


, .
     Аззи узнавали на улицах, дарили цветы и просили автограф. Указ  о
присвоении ей пожизненно должности Главной в Сонме Прелестниц Его Свет-
лейшества красовался на Центральном стенде в рамке из персиковых косто-
чек. «Его Светлейшество не отличает темного от светлого!» — хотелось крик-
нуть Аззи на весь город.
     С тех пор, как сыну купили телевизор и он, окончив школу, стал посто-
янным членом телеклуба, Аззи с мужем ужинали вдвоем (муж больше не
подрабатывал в баре и на почте).
— А если бы у человека не было лица... — начала Аззи.
— Что ты говоришь? — сказал муж, не отрываясь от газеты.
— Я говорю, если бы... ну, если бы я была без лица...
—- Ты так странно шутишь, детка... Пирог удался на славу, И сама ты у
меня, как куколка. Другой такой нет...
     Услышав, что открывается входная дверь, Аззи вскочила и вышла в кори-
дор. Она хотела войти к сыну, пока он не сел перед телевизором.
— Показывай свой телек, — сказал девичий голос.
     Аззи остановилась.
— Потом. Через десять минут программа —- вот и посмотришь, а сейчас
давай побыстрее, — сказал сын.
— Я еще хочу в туалет. Давай сначала посмотрим телек.
— Нет, потом. После этой программы по каналу «А» начнется другая,
канал «Б», а затем все остальное.
— Тогда давай быстро. Обожди, я мигом.
     Аззи вернулась в спальню. Включила лампу и вычеркнула из календаря
прожитый месяц.
     С утра, оставив дочку на мужа, Аззи бродила по улицам. Она надела
шляпу с вуалью, чтобы ее не узнали, и это удалось без труда — теперь все
женщины города ходили в низко повязанных платках, надвинутых на лоб
шляпах, в темных очках и под зонтиками. Она наткнулась на урну и опроки-
нула ее — мусор разлетелся фонтаном, — на нее накричали, а если б узнали,
то хлопали. Аззи свернула в переулок и быстро пошла, потом побежала,
остановилась перевести дух — позади никого. Она ни разу здесь не была, хотя
исходила свой город вдоль и поперек.
     «Библиотека — источник знаний» — прочитала Аззи и, подумав, вошла.
     В огромном зале вплотную друг к другу сидели люди, окунув головы в плечи.
     Аззи постояла и вышла.
     «Надо бы спросить дорогу. Но у кого!»
     Она пошла наугад.
     Впереди показался прохожий — не понять, мужчина ли, женщина, в
белом джемпере и черных брюках.
— Остановитесь, пожалуйста! — крикнула Аззи. — Как мне отсюда вы-
браться?
     Прохожий не обернулся. Хотя он не ускорял шага, Аззи не могла его
догнать. Она окликнула еще раз, но он скрылся, войдя в калитку. Калитка
оказалась запертой. Аззи постучала — никто не открывал. Она заколотила что
есть силы. Открыла беременная женщина с перепуганным лицом, за ней стоял
хмурый мужчина в грязном халате.
— Чего расшумелась? — буркнул он и высморкался в халат.



— Ходят тут... — неожиданно грубым, сварливым голосом сказала беременная...
     Из-за их спин появился маленький мальчик, он неуверенно стоял на худеньких ножках и смотрел на Аэзи ясными глазками.
— Папа, мама! Это же Аззи — самая светлая красавица в нашем городе! — чисто выговаривая каждую букву, сказал мальчик. — Об этом даже указ был. Разве вы не знаете? Нам об этом в яслях рассказывали.
— Прости нас, Аззи! — затянули в один голос мужчина и женщина, упали на колени и поползли к ней.
— Вы что! — крикнула Аззи.
     Они ползли, а ребенок стоял у калитки и доверчиво смотрел на Аззи во все глаза.
     Аззи не помнила, как очутилась возле своего дома. Она решила зайти к соседке. «Если я не расскажу ей все, я умру».
     Соседка с булавками во рту ползала по расстеленной на полу ткани, накладывая выкройку.
— Аззи, как здорово, ты давно не заходила, проходи, садись, ты как раз мне нужна. Ты мне поможешь. Придержи, пожалуйста, здесь.. Нет, не тут... Так... Ну как ты держишь, ты же сама шьешь... хорошо шьешь... Миленький фасончик... Ты теперь такая известная, Аззи... О тебе везде пишут, все говорят... Ты теперь можешь каждый день рвать колготки... И всего добилась сама, своим трудом, никому ничем не обязана... Мы так рады за тебя. Мы гордимся, что у нас такая соседка... Что ты говоришь, Аззи?
     Аззи говорила без точек и запятых. Окончив, она сняла туфли, села на пол и попросила пить.
— Да-да, милая Аззи... Конечно... Все это очень интересно... Я тоже так думаю... Я полностью с тобой согласна... Подержи, пожалуйста, еще вот здесь... Нет, опять не так... Куда ты? Аззи, куда же ты?!
     Дома Аззи обнаружила, что у ее черного платья отрезан низ, у белого не  хватало верха.

                ***



Собирался дождь, и Аззи пожалела, что не захватила зонтик.
— Я  сбегаю, — сказал муж, который вынес во двор коляску.
— Не надо, я сама, — сказала Аззи.
     Она открыла дверь — сын ушел в телеклуб, — не включая свет, в коридоре, взяла зонтик.
— Постойте, — сказал бархатный голос, который она сразу узнала. — Год прошел. Я сдерживаю свои обещания, хотя вам тут кажется, что мы только и мечтаем всех провести. Я хочу вернуть вам ваше лицо. Вы готовы? Или я пришел слишком рано?