Старейший поэт

Старейший поэт обожал писать рецензии. Он ошеломлял юные дарования целым набором штампов – ярлыков, специально заготовленных для таких случаев, чтобы молодежи сочинять стихи навсегда расхотелось. Словарный запас матерого члена союза писателей был богат, отточен  ещё в Советскую эпоху, когда за иные вирши могли в места суровые и отдаленные отправить, изучать жизнь народа, а за свыше одобренные стихи могли наградить и премию дать. Когда поэт лез рукой в свой недырявый карман за острым или тупым  словом, там непременно обнаруживались следующие фразы:
Удивительная немузыкальность;
Что-то рифма неточная;
Эти стихи читаются с конца;
Размер не выдержан;
По-моему это проза;
Хватит умничать, поэзия должна быть глуповатой, как Пушкин предписал;
Мелкотемье, вместо содержания мыльные пузыри;
Поэтическая лень, пробелы там и тут;
Всё порвать и выбросить на помойку!
И наконец, его коронная финальная фраза, неизменно завершающая любую рецензию:
Он (она) сам (сама) вынес (вынесла) своему творчеству приговор – жёсткий и суровый!
Особо непонравившимся  авторам дольников, тактовиков, акцентов, стихов с неточными рифмами и прочим верлибристам -  словесным эквилибристам он даже так писал:
Звучит, как смертный приговор!
Начинающие авторы, читая неодобрительные рецензии, краснели и бледнели и надолго забывали дорогу в Дом Литераторов, где даже лепные львы на фронтоне так скалились, как будто хотели сожрать.
А старейший потирал руки: «Эта рецензия его (её) убьёт и отобьёт охоту сочинять лет на десять или пятнадцать!»
Со старейшим поэтом Инна столкнулась на конференции молодых литераторов и музыкантов в 1998 году. Тогда конференции «Творческая современность» раз в два года проходили в областном  центре.  На конференцию Инна пришла из простого любопытства,  она гостила у родственников, а тут такое событие. В своём родном городе Инна печаталась в городской молодёжной газете, кроме того у неё было  несколько публикаций в центральных газетах. Инне хотелось посмотреть концерт участников конференции, познакомиться с   ребятами, а для этого надо было подать свои стихотворения на рассмотрение комиссии, в  которой и состоял старейший поэт. И вот идёт заседание поэтической тройки, где председательствует старейший  поэт, а при нём два присяжных заседателя, тоже нерядовые члены союза писателей, лет сорок или пятьдесят поэмы  пишут. Одни авторы  с багровыми щеками вылетают из конференц-зала, а другие бочком, как раки вползают в дверь. Подошла очередь разобрать по фразам – косточкам стихи Инны.  Надо сказать, что она схитрила и подсунула поэтическому жюри опубликованные стихи, а в резюме написала, что никогда не печаталась. Старейший поэт прочёл по бумажке рецензию, со всеми любимыми фразами, а ведь действительно были в стихах  Инны и рифмы неточные, корневые, а кое-где и размер варьировался, превращаясь в ахматовский и цветаевский дольник.
В финале разгромной речи старейший поэт бросил победоносный взор на Инну: «Здесь, что-то  говорилось о книге, нет книги - у тебя не будет,  и не только книги, но и публикаций у тебя никогда не будет. Какая у тебя профессия?» «Инженер, работаю по специальности!» - пискнула Инна, на неё угнетающе подействовала духота в зале. « А ещё одна безграмотная графоманка! Как надоели технари! Приходят тут с улицы, приходят и приносят. У нас тут грамотные поэты – филологи сидят, напечататься не могут!!» Спорить смысла не было, не будешь же доказывать, что ты грамотный графоман, потрясая красным дипломом технического ВУЗа. Да и о чём спорить, стихи-то опубликованы. Ну, подумаешь, не будет ещё одной публикации в альманахе «Подснежник». А кто этот «Подснежник» читает?
Когда Инна вышла из зала, кое-кто из участников конференции ехидно заметил: «Ну что погромили твои стишата? Между прочим, при вступлении в союз слово старейшего является решающим!»
«А зачем мне вступать в союз, я и так напечатаюсь. А союз не получит моих членских взносов. Этот союз живет на перераспределенные администрацией деньги налогоплательщиков, таких технарей, как я.  Кто сейчас на книгах зарабатывает? Авторы женских романов и детективов. Остальные или по конкурсу в газетах печатаются или платят за издание книги из своего кармана. Скоро и члены вашего союза перейдут на самофинансирование, не будет администрация оплачивать убыточные, малоинтересные книги» - парировала Инна.
Самое удивительное, что Инна ничего не знала о творчестве старейшего поэта, хотя регулярно покупала «Литературную газету». Может быть, просто его стихи не запоминались? Или он печатался под разными псевдонимами?
И тогда она решила прочесть стихи старейшего, в своём городе она об этом авторе ничего не слышала. Удивительное дело её тетушка, библиотекарь на пенсии, много лет в технической библиотеке отработала, а стихи старейшего поэта не сразу вспомнила. Даже фамилию как будто впервые услышала. А ведь мастер жил и творил в славном, историческом городе лет тридцать не меньше, а в союзе писателей состоял ровно сорок лет.
«Ох, сколько мы книг невостребованных списали в  макулатуру, и поэзию списывали, и серьёзную прозу! Всех не прочтёшь, всего не упомнишь, а читатели, они остросюжетные книги любят , приключения, фантастику!»
Повздыхав, тетушка отыскала в  большом книжном шкафу сборник стихов о БАМе, там было одно стихотворение:
«Я воспеваю Магистраль,
Людей и рельсовую сталь.
Байкал - колодец всей планеты,
Ты мне подсказывал сюжеты»
Инна полистала местные газеты, точно нет его стихов. Поэтические странички постепенно исчезли, увяли, лишенные читательского внимания. 
Пришлось идти в книжные магазины. В одном из магазинов обнаружился толстый, чёрный том в триста страниц с гаком, с крупной надписью: Григорий Редутский «Новое крещение», автобиография в стихах. Инна открыла наугад несколько страниц. Бог ты мой!
Вот бабушка поэта рожает его отца:
«Рожает баба, от могучих потуг,
 Моя земля, родимая в поту,
И всей России мощная природа,
Торжественно присутствуя при родах,
Оделась в неземную наготу»
Трепетно относился поэт к физиологии, вот мать героя, то есть самого автора поэмы, рожает  будущее светило русской поэзии и просит своего мужа:
«Мгновение, наполнив высшим смыслом,
Пора рожать защитника земли,
Дай мне ведро, я захотела писать,
И он подумал – воды отошли»
А вот некий казак Аким обольщает Настёну, племянницу поэта:
«И он её соски размял губами,
Как будто в эротическом романе.
И так она совращена была,
В пятнадцать лет Настёна родила!»
Подробно описав появление на свет своих многочисленных, любимых и нелюбимых  родственников, поэт сводит счёты с недругами:
«Завидовали все, что с перепою
Стихи пишу я левою ногою!
Они травили под любым предлогом
Меня за то, что я одарен Богом!
А мог бы я достигнуть идеала,
Когда большевиками не воняло,
Ведь ими раскулачена родня,
В Сибирь младенцем выслали меня»
И так все триста страниц, а мог бы и пятьсот, но больше денег городская администрация не захотела выделить, трудные времена, знаете ли, хотя бумага после дефолта подешевела, благо на местном ЦБК производят бумагу. «Надо же, как одарен или ударен!»- восхитилась Инна. Ей точно вовек не написать подобной поэмы, и тем более не издать за счёт администрации. Может быть, Редутскому стоило писать прозой?
Но тогда история его жизни раздулась бы в том на тысячу триста страниц и в ней кроме одного ведра появилась бы непременно и уринотерапия.
А какая нелюбовь к Советской Власти! Да раскулачили, но с приходом Хрущева реабилитировали, и Григорий смог учиться, окончить Высшие Литературные курсы в Москве, был принят в Союз Писателей СССР в 1958 году. Если бы не случилось большевистского  переворота, при благословенном Царе остался бы он жить в селе, пахал бы, да сеял, и в лучшем случае окончил бы церковно-приходскую школу.
Да приходилось ему писать заказные стихи про Байкало-Амурскую Магистраль, но ведь гонорары платили. И пенсию он себе всё-таки заработал, а при  Царе-батюшке пенсию платили отставным военным и чиновникам, а крестьянам пенсии не полагалось. Пииты могли рассчитывать  на пенсию, если служили, как Державин и Пушкин.
В золотые брежневские годы Григорий выпустил пятнадцать книг, ему предоставлялись лучшие залы для выступлений, встречался он и со строителями БАМа, и с селянами, и с научными работниками. И вот прошло всего семь лет с момента распада СССР, как о творчестве ещё живого писателя простые читатели забыли. Известен Григорий только в узком кругу литераторов, писателей читают писатели. А ведь Редутский считает себя классиком! И когда-то, на семинарах в Чите литературные критики предрекали ему большую славу.
«Ну и как, продаётся книжища?» - спросила Инна у продавца. « Да что вы, за три года ни одну не продали. Купите лучше детектив, почитаете в дороге»