Коридор

Зачерпнув обжигающего, как расплавленное зеркало, пространства, искусственный лес тонул в ярких лучах полуденного солнца.
Горячие, с запахом пота, воздушные волны накатывались на его зелёные борта и лес, потрескивая полипластовыми стволами, медленно погружался в облака ядовито-жёлтой пыли. А в его песчаной глубине, кто-то тащил детское одеяло, которое, скользя по сухим песчинкам, издавало звук напоминающий хрипение. Ощущение чего-то знакомого и близкого незаметно подкралось к НЕМУ и заглянуло в его сознание. ОН ощутил тепло маминых рук и сразу понял, что это было его одеяло, под которым, укрывшись с головой, ОН прятался от, живущих в тёмных углах его комнаты, чудовищ. Стоило маме погасить свет и выйти из комнаты, как они вылезали из своих нор и, обступив его кровать, начинали принюхиваться и прислушиваться к его дыханию, облизывая свои шершавые холодные губы.
И вот, оставив его без своей защиты, увлекаемое грозной силой, одеяло ползло по сухому песку задыхающегося леса.
Пластиковые листочки, гибнущих в летнем зное деревьев, дробили этот, выворачивающий душу, звук и разносили его во все стороны. И начинало казаться, что одеяло огромное, как сам лес и даже больше леса, и тот, кто его тащит, тоже огромный. И чтобы оставаться невидимым, ему приходилось пригибаться и даже ползти, пряча в кронах деревьев своё зелёное тело. Именно зелёное, иначе его можно было бы разглядеть в ветвях деревьев. Но ничего не было видно, и лишь внимательно присмотревшись, можно было заметить, что там, в толще зелёной массы, что-то ворочается.
Иногда возня в кронах деревьев затихала. Это зелёный великан замирал, наблюдая за НИМ, готовый, в любой момент, выскочить из своего укрытия и броситься на, лишённого защиты, врага.
В эти мгновения, из самых тёмных уголков ЕГО души, выползал страх. Он наполнял тело свинцовой тяжестью и, подобравшись к горлу, обвивал его холодными липкими кольцами.
Но великан, будто решив продолжить понравившуюся ему игру, делал вид, что никого не заметил и снова приступал к своему занятию. И тогда казалось, что уже сам лес хрипит в предсмертных муках.
Преодолевая вязкую среду, ОН с трудом передвигал ноги. Чтобы не потерять равновесие и не упасть, на спрятанную в ядовитой дымке, землю, ЕМУ приходилось делать большие, насколько позволял рост, шаги, каждый раз рискуя наступить на активированный датчик "лучевого противопехотного ежа".
Мама тянула ЕГО на маленький деревянный мостик у самого леса, переброшенный через речушку, название которой ОН ни как не мог вспомнить.
-Нет, ты только посмотри… - весело звенел её голос - …какая прелесть! Это чудо какое-то! Пойдём же, пойдём скорее. Уверяю тебя, ничего подобного ты ещё не видел.
ОН никак не мог понять, почему она не замечает той опасности, которая их окружает.
-Мама!!! – кричал ОН, превозмогая острую боль в левой щеке.
-Туда нельзя! Это ловушка! Здесь ничему нельзя верить!..
Но мама ничего не слышала и, не обращая внимания на его отчаянные попытки вырваться, продолжала тянуть ЕГО за собой, повторяя как в бреду: - Нет, это чудо. Это чудо какое-то…
ОН со страхом наблюдал, как мост, с каждым шагом увеличиваясь в размерах, приближался, выставив перед собой растопыренные клешни деревянных перил. И вот, наступил момент, когда деревянный монстр подлез под НЕГО, своей широко разинутой бревенчатой пастью.
Окружающий мир расплылся грязно-зелёными пятнами и исчез. Кроме НЕГО самого, моста и мамы, которая продолжала тянуть ЕГО на самую середину этого чудовища, ничего не было. И сверху, и снизу, и кругом - бездна. И этот мост, переброшенный из ниоткуда – в никуда, был последним обрывком цепляющегося за НЕГО ужаса.
После каждого шага настил издавал долгий протяжный стон, и сердце замирало, сжимаясь в маленький трепещущий комочек. Но когда нога находила твёрдую опору, вновь оживало, напоминая о себе частыми глухими ударами.
-Подойди поближе. Не бойся. Посмотри, какая прозрачная вода. Всё дно как на ладони, – продолжала уговаривать мама ласковым голосом. Но именно этот ласковый тон, резко контрастирующий с происходящим вокруг, вызывал в ЕГО теле оцепенение.
-Не надо, – думал ОН, понимая, что сил сопротивляться, у НЕГО больше нет. И вдруг, с безумной отвагой обречённого, ОН шагнул к краю и, наваливаясь на перила грудью, посмотрел вниз.
Отшлифованный за долгие годы брус, лишь мгновение сопротивлялся ЕГО весу. Но вот, - сначала раздался щелчок, а затем, заглушая чей-то крик, треск ломающегося дерева. Мост вырвался из-под ЕГО ног и завращался вокруг своей оси, быстро удаляясь в пустоту.
-Здесь ничему нельзя верить, – подумал ОН…

Острая боль привела Вика в чувство. Словно получив сильный электрический разряд, он отскочил от стены и упав на колени стал раскачиваться из стороны в сторону, зажав руками пылающую огнём щёку. Болевой натиск мешал сознанию выкарабкаться из бредового видения. И только когда боль разорвала свой непрерывный поток и забилась в пульсирующем припадке, Вик шумно выдохнул и приоткрыл веки.
Отблеск пластиковой стали, ударивший в глаза, отозвался чувством близкой опасности. Но ещё несколько мгновений, нечего не понимая, Вик смотрел на зажатый в правой руке "плазмер", прежде чем память вспыхнула обрывками тревожных команд, глухими разрывами вакуумных гранат и слепящими изгородями лучевых "ежей". Выставив перед собой "плазмер", Вик отполз к стене и, забившись в угол, завертел головой, тыкая оружием во всё, что могло послужить укрытием для врага.
Чёрные, на фоне газовых вспышек, призраки возникали в поле бокового зрения и поднимались из-за каждой стены, груды камней, мусорной кучи. Но стоило Вику направить в их сторону свой взгляд, тут же исчезали, приобретая резкие очертания реальных предметов. Наконец, наступил момент, когда они исчезли совсем. Безумная планета застыла, напялив посмертную маску чёрных руин на своё, безобразно сморщенное, лицо.
Вик ничего не понимал. Почему он до сих пор жив? Сколько времени прошло с того момента, когда он, стараясь унять нестерпимую боль обожжённой щеки, прислонился к прохладной стене и провалился в бездонную яму предательского забытья? Минута? Две? Десять? В любом случае это была целая вечность. Но он жив и ничего не происходит.
Вик перестал крутить головой.
-А может быть, ничего и не было? И гибель отряда – кошмарный сон? – подумал он.
Вот сейчас прозвучит команда "Вставай! Вставай!" и, сбросив вместе с газовым одеялом, обрывки ночного кошмара, он выскочит из спального блока и помчится в "гидро-зону", подставляя своё тело упругим водяным струям. Вик почти ощутил это сладкое состояние лёгкости и бодрости. Не хватало совсем немного, чего-то неуловимого. Он вскинул руки, чтобы протереть глаза и таким образом ускорить, так необходимое ему, пробуждение. Но рифленая рукоятка "плазмера" задела больную щёку, и Вик вздрогнул. Ответом на мышечную реакцию было боль. Она напомнила о себе мириадами тончайших иголок, впившихся в тело, и опалила раненную щёку жаром расплавленного свинца.
Вик понял всю безжалостную правду своего положения. Он был один, а вокруг, за каждым бугорком, таилась смерть – мудрая в своей изощрённости и тупая в своей настойчивости.
Ощущение беззащитности и обречённости навалилось на всё его существо, и Вик опустил, ставший вдруг очень тяжёлым, "плазмпр".
-Чего они ждут? – с чувством безразличия к будущему подумал он, спокойно разглядывая открывающуюся его взору картину. Она мало чем отличалась от той, которую они увидели при высадке из десантного челнока. Всюду руины. Они возвышались над поверхностью памятниками страшной силе, повергшей в прах творение неизвестного разума. В бесформенных грудах строительных конструкций угадывалась закономерность разбегавшихся улиц и строгая последовательность раскиданных площадей. И чем дальше устремлялся взгляд, тем чётче прослеживалась выверенность линий и логическая завершённость геометрических фигур. Вероятно, когда-то это был огромный город. Что могло привести к его гибели? Война? Космическая катастрофа? Или болезнь и время сделали своё дело? А смерть, скрывающаяся в этих надгробьях цивилизации? Что есть она – осколки или ростки?
Неприглядная картина ввергала в уныние, но она же и успокаивала своей могильной тишиной и неподвижностью. Постепенно мысли перестали метаться по издёрганному сознанию и, сгруппировавшись в логические цепочки, поплыли, послушно следуя указанному направлению. Вик вспомнил рваные края огромной трубы, из которой успел выскочить за мгновение до того, как она отрыгнула бурлящий, с резким сенильным запахом, поток.
-Может быть, я вышел в безопасную зону? – подумал ОН. Но, тут же отбросил эту версию. Уже здесь он слышал шум боя. Не долго, но совсем рядом. Перебрав ещё несколько вариантов, он остановился на одном, как ему показалось, наиболее вероятном, - ОНИ его потеряли.
-Значит и ИХ можно обмануть.
 Неожиданная мысль ткнулась в грудь тёплым комком. Вик открыл крышку, закреплённого на левой руке, сублинарного маяка и быстро набрал комбинацию "запрос". На маленьком экране вспыхнула цифра 17. Вик, не мигая, следил за зелёным огоньком, но через три секунды он погас, так и не уступив своего места другим номерам. Ещё некоторое время Вик смотрел на пустой экран маяка, понимая, что чуда не будет и наконец, отведя взгляд, глубоко вздохнул.
-Я семнадцатый. Продолжаю выполнение задачи, – закрывая крышу "сублинатора", сам себе доложил он.
Незнакомое светило, прыгая по лестнице набегающих облаков, спускалось к изрезанному вздыбленными развалинами горизонту.
-Здесь тоже бывает ночь, – подумал Вик, чувствуя прохладный ручеёк, сбегающий по спине. - Надо взять себя в руки.
Он осмотрел боевой скафандр и, не обнаружив внешних повреждений, стал левой рукой ощупывать свое тело. Правая рука, по-прежнему, сжимала "плазмер", держа его на боевом взводе.
Болели суставы рук и ног – результат контузии. Но больше всего беспокоила щека. В пылу боя, вместе с пустыми контейнерами боекомплекта, он сбросил и медицинскую капсулу и теперь проклинал себя за беспечность. Щека пылала, как раскалённое сопло, и борьба с острой болью отнимала много сил.
Стараясь отвлечься от засасывающей борьбы с болью, Вик не заметил, как начал анализировать ситуацию по заученной схеме:
-Не получив контрольного сигнала с "челнока", на корабле забьют тревогу и вышлют спасателей. Но они будут действовать вслепую. Конечно, очень осторожно. Но что толку. Мы тоже были осторожны.
Вик вспомнил жалкие попытки отряда организовать круговую оборону и горько усмехнулся. - Хорошо бы их предупредить. Но как? Гермосфера с передатчиком, - разбита. Да и слабовата. Разве что они пролетят совсем рядом.
Вик поднял голову и осмотрел стену, у которой сидел.
-Высоковато. Придётся ползти до той дыры. Надо посмотреть, что там. Может быть, удастся найти исправный передатчик.
До пролома в стене, от того места где сидел Вик, было не более трёх метров. Но когда он дополз до его края, всё вокруг бешено вращалось. И несколько секунд Вику понадобилось на то, чтобы остановить эту, вызывающую приступы тошноты, карусель.
Сделав несколько глубоких вдохов, Вик восстановил успевшее сбиться дыхание.
-Хорошо ещё, что атмосфера здесь почти земная, – подумал он, облизывая пересохшие губы. Вик поднял "плазмер" к подбородку и, готовый встретить любую неожиданность, уже хотел заглянуть в пролом, как вдруг противоположный край пролома изменил свой цвет. Сначала Вику показалось, что стена шевельнулась и он замер, не сводя с неё глаз. Но через мгновение всё вернулось в прежнее состояние. При этом стена осталась в полной неподвижности. Вик даже не успел ничего сообразить, как всё повторилось в той же последовательность. Во всём этом было что-то очень знакомое. И Вик пытался вспомнить, откуда в нём это ощущение. И вдруг…. Ещё не веря в своё открытие, он всем телом подался вперёд и заглянул в разинутую пустоту пролома.
Это был спасательный буй. Всего в пятидесяти метрах от того места, где лежал Вик. Его световой маяк мигал с заданной частотой, сигнализируя о готовности предоставить убежище за кобальтированной бронёй своего корпуса.
Вик подавил острое желание броситься к бую и, отвернувшись от манящего маяка, сел, прислонившись к стене спиной.
Это был не только шанс спастись, но и возможность предупредить спасателей с помощью имеющегося на буе мощного передатчика.
-Очевидно компьютерная система "челнока", незадолго до своей гибели, успела сделать аварийный сброс спасательных средств, – подумал Вик, испытывая радостное возбуждение. - Надо действовать быстро, пока они не сообразили в чём дело. Внезапность на моей стороне.
Вик улыбнулся: - Они будут ждать меня "оттуда", а я появлюсь "туда".
Чувство близкого спасения кружило голову и путало мысли.
-Ну, конечно! Всего один бросок и я вне опасности. Спасателям даже не придётся спускаться. Они просто подцепят меня. Вот и всё….
Вик вздрогнул, словно получил пощёчину.
-Что это со мной? О чём я? Целый отряд уничтожен за две минуты. И это при полном вооружении и взаимной поддержке. О каком броске может идти речь? Неожиданность?! Да! Но это не я, а они появятся неожиданно, чтобы превратить меня в кусок хорошо прожаренного мяса. Им даже не придётся особо напрягаться.
Вик почувствовал, как в его сознании закипает злость. Злость на эту безумную планету, на эти развалины с притаившейся в них смертью, на спасательный буй, до которого миллионы километров, на самого себя, - жалкого и беспомощного со всей своей неповторимостью.
Повинуясь какому-то подсознательному толчку, Вик открыл зарядную крышку "плазмера". Индикатор показывал сто процентную мощность.
-Беспомощный? – зло подумал Вик. - Ну, нет. Сколько до буя?.. В моём состоянии это примерно…
Он выставил таймер на 20 секунд и почувствовал облегчение.
-Это на тот случай, если мне не успеть, – произнёс он и, немного помолчав, уже спокойным голосом добавил: - Я семнадцатый. Иду на прорыв, – и набрав код самоликвидации, захлопнул зарядную крышку.

Элин Ги, "Шаровую молнию", как прозвали её коллеги, члена конгресса федерации, председателя фракции "Женщины федерации за равноправие", идейную феминистку, резких выступлений которой побаивались даже "Непримиримые", била мелкая дрожь. Она с трудом сдерживала острое желание выскочить из зала. Лишь невероятным усилием воли ей удавалось подавить приступ тошноты, и Элин сидела неподвижно, вцепившись в подлокотники кресла, словно находилась в вышедшем из-под контроля болиде, который удалось остановить у самого края пропасти.
За свои 32 года, половину из которых она провела в "битвах" за равноправие женщин, Элин не видела ничего подобного. Доказывая, что нет мужской работы, которую бы женщины не смогла выполнить, она и представить себе не могла, что такое возможно.
Элин обвела взглядом зал, стараясь найти хоть какое-то объяснение увиденному. Члены комиссии сидели на своих местах, продолжая смотреть в пустую бесконечность гало-экрана. Все молчали.
- Почему они молчат? – подумала Элин. – Надо что-то делать. Почему они молчат?
- Прошу внимание, - загрохотало откуда-то сверху и Эллин, вздрогнув, инстинктивно подняла голову. Но наверху ничего, кроме светящегося ровным матовым светом потолка, не было.
- Это генерал Сар. Начальник "школы экстрематоров", - услышала она шёпот сзади и обернулась.
Слегка подавшись вперёд, на неё смотрел офицер в форме военно-космических сил. Его лицо было серьёзно, и по тому, как он её разглядывал, Элин поняла, что скрыть своё состояние ей не удалось.
- Спасибо…, - ответила она, стараясь разобраться в знаках различия офицера. Но смятение, продолжающее теснить её сознание, мешало сосредоточиться.
- Капитан, - наконец произнесла она.
Очевидно, офицер по-своему истолковал её замешательство, потому что, продолжая сидеть в кресле, вдруг выпрямился и снова заговорил, переходя на официальный тон.
- Офицер отдельного отряда экстремального воздействия военно-космических…
- Да, да, - прервала его Элин, и быстро отвернулась.
- Ну вот, - подумала она – теперь вся школа будет знать, что член специальной комиссии конгресса Элин Ги, закончила просмотр выпускного тестирования с белым лицом и трясущимися губами.
- Прошу внимания, - повторил падающий сверху голос.
- Прежде всего, я хочу выразить своё сожаление, что не смог встретить вас и присутствовать на тестировании. Как вам уже доложили, я неожиданно заболел. Впрочем, ничего серьёзного и, я думаю, смогу принять участие в подведении итогов работы комиссии. А пока, в курс дела вас введёт начальник отдела боевой подготовки майор Блан. Он же ответит на все ваши вопросы. Майор находится рядом с вами и готов к выполнению своих обязанностей. Желаю успеха.
Члены комиссии завертели головами. Элин осмотрела зал и, не обнаружив  среди присутствующих ни одного военного, снова обернулась.
Только что разговаривавший с ней офицер, стоял и, увидев, что Элин смотрит на него, склонил голову.
- Майор! – в ужасе подумала Элин, чувствуя, как краска заливает её лицо. – Боже мой, какой стыд. Член комиссии, призванной провести контрольную проверку военной школы, не смогла разобраться в знаках различия, - думала Элин, чувствуя назойливое желание куда-нибудь провалиться.
Между тем, майор Блан обошёл ряды кресел и поднялся на небольшую площадку перед экраном. Несколько секунд он разглядывал экран, словно желая удостовериться в его безупречной пустоте, а затем резко повернулся к залу и быстро заговорил.
- Уважаемые члены комиссии, я назначен консультантом и уполномочен отвечать на все ваши вопросы, в пределах моей компетенции, разумеется. На вопросы вне моей компетенции вам ответят другие специалисты. Но прежде я хочу, вкратце, ввести вас в курс дела.
Он замолчал и сделал несколько шагов вдоль экрана.
- Только что,… - снова начал он – …вы стали свидетелями выпускного тестирования по боевой подготовке. Хочу заметить, что всё происшедшее перед вами, своего рода спектакль. Все участники этого спектакля, кроме, разумеется, экзаменуемого, специально подготовленные сотрудники. В дальнейшем вы увидите, как всё это делается. Я не буду останавливаться сейчас на подробностях. Отмечу только, что единственным, кто воспринимает всё происходящее как реальность, является сам экзаменуемый. Он, с помощью специальных препаратов, введён в состояние гипнотической прострации. В данном случае, это курсант Вик.
Конечно, Элин знала, что всё показанное им – игра актёров на фоне прекрасных декораций и великолепной компьютерной графики. Но различия между происшедшим и реально возможным заключалось лишь в том, - верит она этому или нет. К тому же все события преломлялись в призме чувств и ощущений курсанта, который, ни о чем, не подозревая, испытывал настоящую боль и неподдельный ужас. А это было уже гораздо серьёзнее, чем просто игра. Её эмоциональное восприятие жило отдельно от, основанных на полученной ранее информации, умозаключений. И потому, в какой-то момент просмотра, Элин забыла, где она. Её мироощущение слилось с происходящим на экране. И теперь, после всего пережитого, объяснения майора казались не более чем тактичным соболезнованием.
- И ещё,… - майор сделал паузу и оглядел зал. – …должен сообщить, что вы просмотрели не само тестирование, которое прошло сорок минут назад, а его голографическую запись.
Майор замолчал и опустил голову.
- Как, запись?! – раздался резкий возглас. Грузное тело председателя комиссии конгрессмена Грисса, поднялось над головами присутствующих, и сразу стало центром пространства.
- Как запись? – повторил он, оглядывая зал. Грисс наклонился вперёд и упёрся руками в спинку, впереди стоящего кресла. – Вы получили распоряжение вашего министерства относительно наших полномочий? – спросил он, обращаясь к майору, и делая ударение на словах "вашего" и "наших".
- Да, - спокойно ответил майор – мы получили приказ относительно ваших полномочий. Но…
Грисс не дал майору договорить.
- Тогда вам должно быть известно требование конгресса федерации о предоставлении к рассмотрению комиссией реальных событий и документов, а не копий и записей, - с плохо скрываемым раздражением произнёс он. - И смею вас уверить, что мною будет сообщено вашему начальству о столь вольной трактовки вами их рас… - председатель осёкся, и, уже опускаясь в кресло, закончил – …приказов.
Элин поняла, что и без того нервная обстановка накалилась ещё больше.
- Если мне будет предоставлена возможность, я постараюсь всё объяснить, – сказал майор.
- Да уж будьте так любезны, постарайтесь – отпарировал председатель с прежним раздражением.
- К большому сожалению, ваша комиссия начала свою работу с самого сложного… – начал майор. Но Грисс вскочил со своего места, продемонстрировав, при этом, удивительную сноровку, и майор снова замолчал.
- Мы вправе требовать любой информации и в любой последовательности, – скороговоркой выпалил он. – К тому же, как мне известно, подготовка курсантов у вас идёт по индивидуальному плану и, следовательно, наше требование не могло поставить вас в неудобное, с точки зрения последовательности обучения, положение.
Председатель замолчал, топчась на месте, явно подбирая продолжение своей обвинительной речи. Но майор не дал Гриссу собраться с мыслями и заговорил сам. Его тон изменился. От пронизывающей насквозь доброжелательности не осталось и следа. Тон стал твёрдым и резким.
- Позвольте мне всё объяснить! И тогда удастся избежать нежелательных, для всех нас, недоразумений.
- А он не так прост, – подумала Элин, наблюдая за зрительной дуэлью председателя и майора.
-  Хорошо, – не выдержал Грисс и, опуская глаза, провалился в пространство между подлокотниками.
- Интересно… - подумала Элин, разглядывая майора, который, сделав несколько шагов по площадке, остановился, глядя в глубину зала.
- Как вы заметили, просмотренное вами тестирование, по своему психологическому воздействию и эмоциональному накалу, выходит за рамки обычного восприятия. К тому же, если я не ошибаюсь, ни одному из членов комиссии ранее не приходилось присутствовать на подобных мероприятиях.
Никто не возразил и майор продолжил.
- Мы хотели предложить вам начать работу с учебных программ, чтобы подготовить вашу психику к подобным сценам, но вы даже не выслушали нас. А ведь помимо всего прочего среди вас женщина.
Услышав слово "женщина", Элин вздрогнула. Конгрессмены, как по команде повернули головы и посмотрели на Элин, будто никогда прежде её не видели. По тому, как быстро они отводили глаза под её взглядом, Элин поняла, что они при этом чувствуют. Жалость. Они испытывали жалость к Элин, как к более слабому существу. Это было слишком.
- Послушайте майор, - сказала она, поднимаясь со своего места.   – Я сама попросилась в эту комиссию, и сама смогу справиться со своими эмоциями.
Возмущение росло, превращаясь в гнев, и Эллин начала терять контроль над собой. Ею овладело непреодолимое желание поставить на место этого зарвавшегося офицера.
- Там, в конгрессе, мне очень часто приходится отстаивать права женщин, и если надо, я сделаю это где угодно. И в вашей школе тоже. И если вы забыли, я вам напомню декларацию…
- Мы не в конгрессе, - прервал её майор. – В нашей школе свою правоту доказывают делом. А то, что вам предстоит увидеть сейчас, по своей жёсткости, несопоставимо даже с тем, что вы уже видели.
Он говорил резким тоном привыкшего и умеющего командовать человека. В этом тоне Элин почувствовала силу. Не ожидая такого отпора, она растерялось. Неожиданно ей на помощь пришёл председатель.
- Элин очень мужественная женщина, - словно оправдываясь, проговорил он.
- Я, ни в коем случае, не хотел поставить под сомнения ваши личные качества, и тем более ваши права, конгрессмен Ги, - сказал майор. – Но специфика нашей работы требует жёсткого, если не сказать жестокого, подхода к тренировкам. И если вы позволите мне продолжить, я постараюсь убедить вас в том, что мои опасения имеют вполне реальную почву.
- Сядьте, Элин, - как можно более мягким голосом сказал председатель. – Давайте позволим майору продолжить.
Элин села с чувством полной растерянности. До неё вдруг дошёл смысл сказанного майором. Но что может быть ужаснее того, что она уже видела? Неужели это возможно? Не верить майору она не могла, но её разум отказывался понимать это. Элин почувствовала, что попала в другой мир, со своими законами и этическими нормами. И вся, созданная ею за долгие годы, конструкция человеческих взаимоотношений, не вписывалась в этот мир. Элин стало страшно.
- Тем, что вы увидели несколько минут назад, - продолжал майор, - закончился последний, официальный этап выпускного тестирования. Компьютер обработает все данные и на их основе, курсанту будет выставлен профессиональный рейтинг по сто бальной шкале. Позже вы ознакомитесь с этим процессом. Однако существует ещё один, неофициальный этап тестирования, который в личном деле каждого курсанта отражается лишь одним словом: либо "да", либо "нет". Этот самый сложный и самый жестокий этап мы называем "Коридор".
Майор замолчал, что-то обдумывая, а затем продолжил, снова переходя на мягкий, доброжелательный тон.
- Конечно, то, что вы видели ещё не "Коридор", но я должен признаться, что был приятно удивлён, наблюдая хладнокровие, с которым члены комиссии выдержали этот, очень не простой просмотр.
- Ну, будет вам, будет, - сказал председатель. Раздражение в его тоне исчезло, и в нём появились покровительственные нотки. – Я тоже должен вам признаться, что ваши наблюдения, мягко говоря, не вполне соответствуют действительности. Не знаю, как у моих коллег, но у меня, после просмотра, конечности выстукивали довольно крупную дробь.
Зал оживился. Конгрессмены заёрзали на своих креслах. Послышались приглушённые возгласы: "Да, да…", "…надо признать…", "…действительно…". Обстановка в зале была разряжена. Элин поймала себя на мысли, что ей начинает нравиться этот офицер и даже его холодное обращение с ней не вызывало больше раздражения. Чувства, которые она испытывала при этом, были ей не знакомы. Словно чья-то заботливая рука сняла с её плеч часть непомерно тяжёлого груза. Элин, привыкшая противопоставлять свои силы любому насилию, не понимала своих ощущений. И это, вызывало в ней инстинктивную настороженность.
- Однако мы отвлеклись, - прервал председатель общее возбуждение. – Надо признать, что ваше предупреждение, майор, достаточно серьёзно. И над этим стоит подумать. А пока, - мажет быть, у членов комиссии есть вопросы?
Председатель осмотрелся.
- Да, если позволите, - послышалось из зала.
- Прошу вас конгрессмен Линк, - сказал председатель.
- Скажите майор, почему этот, так называемый "коридор", вы считаете не официальным? И что означают эти "да" и "нет"?
Майор кивнул, в знак того, что готов ответить на вопросы.
- Позвольте я начну со второго, более простого вопроса. Дело в том, что курсант не просто принимает решение, – идти или не идти ему в "Коридор". Здесь он поставлен в очень короткие временные рамки. Точнее четыре минуты с того момента, как он заметил спасательный буй. Эта цифра выведена экспериментально, и отражает нормальную способность, находящегося под сильным психологическим и эмоциональным давлением, организма, принять правильное, с точки зрения поставленной задачи, решение. Я ясно излагаю свои мысли? – спросил майор, обращаясь к конгрессмену Линку.
- Да, да. Вполне. Продолжайте, пожалуйста, - опередил Линка председатель.
- Так вот,… если курсант успевает принять решение на прорыв в этот временной промежуток, в его деле ставится "да". Если нет, то программа останавливается и в деле ставится "нет.
- И не важно, прошёл он этот "коридор" или нет? – послышалось из зала.
- Нет, - ответил майор. – К тому же, за всё время существования этого этапа, его не удалось пройти никому.
- Но тогда зачем это нужно? – спросил председатель. – Тем более что, как вы сами сказали, это очень суровое испытание.
- Позвольте мне прежде ответить на вопрос конгрессмена Линка, - сказал майор.
Председатель кивнул.
- Мы не включаем этот этап в официальную программу, потому, что он не отражает профессиональной подготовки курсанта. Он характеризует уровень его инстинкта самосохранения, его подсознательную готовность к самопожертвованию, если хотите. Мне бы не хотелось углубляться в существо дела, так как это может сказаться на объективности ваших выводов. Но если вы будете настаивать… - майор развёл руками.
- Нет, нет, - сказал председатель. – Вы правы. Нам лучше увидеть всё своими глазами.
- В таком случае я бы хотел ответить на ваш вопрос, - сказал майор, обращаясь к председателю.
- Курсант не помнит, что произошло с ним в "Коридоре". Это в наших силах. В противном случае, память о пережитом стала бы для него тяжёлой ношей. Но чувства, испытанные им на этом этапе, останутся в его подсознании. И это расширит границы его эмоциональной стабильности. Иными словами, мы используем "Коридор", - эту уникальную возможность психологического воздействия, для тренировки психики курсанта на подсознательном уровне.
- Но курсант испытывает настоящую боль. Вы не боитесь покалечить его? – спросила Элин, и её голос потонул в напряжённой тишине зала.
- Нет, - ответил майор. – Мы используем специальное фибропластовое покрытие и сенсорные датчики, с помощью которых лишь имитируем болевые симптомы.
- А страх? – не сдавалась Элин. – Вы не допускаете, что курсант может просто сойти с ума?
- Риск есть везде, - ответил майор, разглядывая свои руки. – Даже перепрыгивая канаву, курсант рискует сломать ногу или разбить голову. Но пусть он испытает этот ужас здесь, на учебном полигоне, чем там… - майор вскинул руку, указывая куда-то в глубину зала. – Где он будет один, и помочь ему будет некому.
Майор стал поправлять безукоризненно сидящий на нём китель.
- К тому же, мы держим ситуацию под контролем и можем в любой момент остановить программу, - уже ни к кому не обращаясь, закончил он.
Очевидно поняв, что вопросов больше не будет или, давая понять, что время для разговоров не бесконечно, майор сошёл с площадки и направился к своему месту.
- Ну что же… - вздохнул председатель. – Может быть, мы действительно сделали ошибку, но останавливать просмотр нельзя. Иначе мы прервём логическую цепь эмоционального восприятия. Но кое-что исправить я, всё же, попытаюсь.
Он встал со своего места.
- Хочу напомнить членам комиссии, что мы выполняем очень важную задачу, поставленную нам конгрессом. Я призываю вас оставить личные амбиции и трезво взвесить свои силы. Объяснять ничего не надо. Я, как председатель комиссии, освобождаю от просмотра всех, кто не уверен в себе.
Члены комиссии повернулись к экрану, словно там был написан правильный ответ. Конгрессмен Линк поднялся со своего места и, произнеся тихое "простите", покинул зал.
Наступила тишина. Неожиданно председатель повернулся к Элин.
- Конгрессмен Ги. Не подумайте, что я пытаюсь унизить вас…. Я хорошо знаю ваш твёрдый характер… - он замолчал, глядя Элин в глаза.
- Нет. Нет. Нет… - стучало в голове Элин. Она знала, что не выдержит даже повторного просмотра, и если бы вопрос был только в этом, она, не задумываясь, покинула бы зал. Но ей предстояло увидеть нечто другое. Она не понимала,- что может быть ужаснее, и в её душе росло женское любопытство. – Нет. Нет. Нет… - слышала она в каждом ударе своего сердца. – Что же там может быть? – И вдруг, на мгновение, почувствовав непреодолимое желание увидеть "это", и, боясь, что желание исчезнет, и уже никогда в своей жизни она не увидит ничего подобного, Элин решилась.
- Да, - выдохнула она и подумав, что её могли не услышать, повторила, - да!
- Ну что же… - сказал председатель, - можно начинать.
Свет в зале стал медленно гаснуть. Элин подалась вперёд. Её тело напряглось, словно готовилось к прыжку. Она, не мигая, смотрела на экран. Всё, что окружало её несколько секунд назад, исчезло. Она была совершенно одна и уже не курсанту, а ей самой предстояло пройти этот кошмарный "Коридор". Шли долгие мгновения, а экран оставался пустым. Она потеряла счёт времени. Чувства обострились. Она слышала, как по её лбу сползает прядь выпавших из причёски волос. Наконец Элин не выдержала и, опустив глаза, стала разглядывать свои руки. Они лежали на подлокотниках кресла в неестественно напряжённой позе.
- Как на электрическом стуле, - горько подумала она и опустила руки на колени. Получилось ещё хуже. Она скрестила их на груди и вдруг поняла, что дело вовсе не в их положении. Они мешали ей в принципе, и было бы лучше, если бы их не было вообще. Какое-то время Элин сопротивлялась растущей в ней ненависти к своим рукам. Но желание, причинить им боль, было таким сильным, что она сдалась и даже расслабила кисти, с наслаждением представляя, как от удара о подлокотники хрустнут её пальцы….
Вдруг, что-то случилось. Поглощённая внутренней борьбой, Элин не поняла, что это было. Будто вскрикнул ребёнок. Или это ей только показалось? Вспыхнувший экран вырвал её из мягкого уютного кресла и швырнул в объятия природных инстинктов. Словно не было майора, с его настораживающими объяснениями, и председателя Грисса, и его возмущённого лица, и её самой. Как не было конгресса и фракций, и жарких словесных баталий. Не было ничего, кроме этой, вываливающейся из экрана голой и вывернутой наизнанку правды.

Курсант сделал несколько глубоких вдохов широко открытым ртом и вдруг, по-звериному оскалив зубы, захрипел, качая головой и разбрызгивая в стороны густую слюну. Его тело разжалось, и он бросился в пролом, неестественно сильно подгибая ноги, и широко разбрасывая свои, по паучьи скрюченные руки. Сделав несколько шагов, он споткнулся и, развернув в воздухе своё тело, упал на спину.  "Плазмер" "ожил" в его руке, и длинные, светящиеся заряды ударили Элин в лицо. Она вскрикнула и, защищая себя, вскинула руки.
Сделав несколько выстрелов, курсант вскочил на ноги и снова побежал, продолжая стрелять во все стороны. Неожиданно он отшвырнул "плазмер" и оглянулся.
Элин словно ударили по лицу и она, откинувшись назад, вжалась в спинку кресла. На неё смотрело, изуродованное страшной гримасой, лицо. Огромные, готовые вывалиться из орбит, глаза, полные ужаса, чудовищно контрастировали с изломанным в сатанинской усмешке, ртом. Маску безумия дополняли крупные капли крови на искусанных губах, и клочья светло-розовой слюны, свисающей с подбородка.
Курсант волчком закрутился на земле, пытаясь сорвать с себя скафандр, но через секунду, какая-то неведомая сила подбросила его. Встав на ноги и издав душераздирающий вопль, он снова бросился бежать. Даже не бежать. Производимые им движения нельзя было назвать бегом. Это была дикая, пугающая своими немыслимыми вывертами, пляска буйнопомешанного. Неожиданно, когда до спасительного буя оставалось всего несколько метров, курсант остановился. Его руки, только что вытворявшие невероятные трюки, повисли. Он стал медленно поворачиваться, словно осматриваясь. И вдруг, закрыв глаза и запрокинув голову, совсем по-детски, заскулил: - Мама, мамочка, мама.
Элин почувствовала, как у неё внутри что-то лопнуло. Что-то, что очень долго мешало ей жить. Её тело, вместе с креслом куда-то поплыло.
- Мама! Мамочка!
Этот зов о помощи рвал её грудь и, проникая в самое сердце, застывал там куском обжигающего льда.
- Мама! Мама!
Курсант уже не скулил. Он едва шевелил губами, но в голове Элин этот зов гудел грозным набатом. И она узнала этот голос. Он звучал в ней всегда. Она узнала бы его из тысячи.
- Я здесь! – закричала она, но губы не шевелились.
- Я иду!
Элин попыталась подняться, то тела не было.
- Как же так, - думала она. – Мне надо спасти его.
Волна злости на собственное бессилие захлестнула её.
- Прекратите! Не смейте его трогать! Будьте вы прокляты!..
- Это шок, - ворвался в её затухающее сознание чей-то голос.
- Это истерика, - ответил другой. – У него ещё есть шанс.
Потом всё стало белым, и Элин потонула в каком-то шуме.
- Не надо. Ему же больно, - успела подумать она, и всё исчезло….

- Расступитесь! Пропустите! Это обморок.
Элин пришла в себя, но глаза не открывала. Вопреки её представлениям о чести, ей не было стыдно. Более того, она чувствовала облегчение, словно из неё вынули камень. Это было новое и немного пугающее чувство, но оно растекалось по всему телу тёплыми ручейками. И всё же ей не хотелось открывать глаза. Своего тела она, по-прежнему, не чувствовала. Вернее не чувствовала прикосновений к нему.
- Позвольте. Мы сделаем инъекцию, - слышала она, но вместо одного ощущала тысячи покалываний во всём теле.
- Что с вами? – неожиданно услышала Элин у самого уха и, вздрогнув от неожиданности, открыла глаза. Рядом никого не было.
- А где все? – спросила она и только тут заметила людей, суетившихся вокруг впереди стоящего кресла.
- Простите, я думал, вам стало плохо, – сказал майор, но, тут же осёкся. – Это ваш коллега. Ему уже лучше…. А вы действительно отважная женщина, – сказал он, и на его серьёзном лице не дрогнул не один мускул.
- Вы не могли бы проводить меня на воздух, - попросила Элин.
- Да. Конечно. Здесь действительно душно, - ответил майор.

Со смотровой площадки открывался прекрасный вид на поросшие лесом горы, у подножья которых располагалась школа. Лёгкий прохладный ветерок гулял по крыше десятиэтажного здания.
- Если долго смотреть в одну точку, там, внизу, а потом закрыть глаза, то на несколько мгновений покажется, что ты паришь над землёй, - сказал Блан и закрыл глаза.
- А ведь там, в зале, я тоже потеряла сознание, - произнесла Элин.
- Я знаю, - ответил Блан, не открывая глаз.
Элин тоже закрыла глаза.
- А почему "Коридор"?
- Что? – не понял Блан.
- Откуда такое название?
- А…
Блан открыл глаза.
- Точно не знаю. Думаю, никто не знает. Это название существует давно. Но мне кажется, оно пришло из кошмарных снов нашего детства.
- Не понимаю, - сказала Элин.
- Вам никогда не снился сон - вы идёте по длинному коридору с множеством дверей. Двери и слева и справа. Они закрыты, а в коридоре, кроме вас, никого нет. Но там, за дверями, что-то прячется. Вы это ощущаете каждой клеткой своего тела. И проходя мимо каждой двери, ждёте, что она вот-вот откроется и тогда…. И вы начинаете бежать. И чувствуете, что за вами кто-то гонится, не сознавая, что вас преследует ваш собственный страх.
- Но я видела….
Элин с удивление смотрела на Блана.
- Я видела… - снова начала она, но встретив пристальный взгляд Блана, замолчала.
- Вы хотите сказать, что там ничего не было!? Но как?.. Как это может быть?..
Элин с трудом подбирала слова.
- Не забывайте о том… - прервал её Блан, -  …что пережил курсант за несколько минут до этого. Он подготовил свой организм к схватке с самым жестоким врагом. Его психика просто не приняла пустого "Коридора". И тогда заработала его фантазия. А для неё было достаточно любого воздействия на болезненно восприимчивый организм: одежда прилипла к телу, запершило в горле, в глаза ударил вспышка своего же "плазмера"….
- Но ведь это ужасно, - тихо произнесла Элин.
- Мне кажется, - задумчиво произнёс Блан, - что если АД действительно существует, то все муки в нём, душа придумывает себе сама. И страшнее этого ничего не может быть.
Они долго стояли молча. Каждый думал о своём, но их мысли летали рядом.
- Надо же. Он всё-таки прошёл, - сказал вдруг Блан.
- Кто прошёл? – не поняла Элин.
- Я о курсанте Вике. Он первый, кто прошёл "Коридор". Редчайший случай. Вам повезло.
- Так он прошёл? – удивилась Элин.
- Как? Вы, что не видели?
Блан внимательно посмотрел на Элин.
- Я не смогла, - ответила она, отводя взгляд.
- Да! Компьютерная программа сымитировала ударную волну от самоликвидации "плазмера" и она отбросила Вика к бую. Он нашёл в себе силы открыть люк.
Они снова замолчали.
- А знаете, - сказала Элин, - я ведь тоже блуждала в таком же коридоре, испытывая страх показаться слабой. А сегодня я заглянула в одну из дверей.
- Вот как? – улыбнулся Блан. – И что же вы там обнаружили?
Элин улыбнулась в ответ.
- Там совсем не страшно.