Понаехали тут!

   Мокрый снег стекает по стёклам — необычная для этого тёплого южного посёлка погода. Небо закрыто низкими тяжёлыми тучами, и в комнате сумрачно, как будто бы поздний вечер. Впрочем, даже поздним вечером всё равно немного светлей… Как же велика сила солнца, пробивающего этот полог, но как же велика и сила туч!

   Погода — под настроение, в горечи думал художник Эдуард Казаков, и снова принялся ходить по комнате. Что делать теперь — немедленно уехать? Бросить всё? Сказать этим людям, что в душе накопилось? «Я навсегда останусь для них чужаком, и никогда не буду своим!» — констатировал он себе непреложный факт. Даже снял свой берет, о котором шутили, что он остаётся на макушке Казакова даже в ванной, — признак весьма нехороший.

   И память снова вернула художника к тем дням, когда он впервые попал в Южноморск. Об этом посёлке он и знать ничего не знал, когда тут решили провести грандиознейшую художественную выставку. В любом городе есть немного художников, живущих своей группкой, но Южноморск был посёлком художников. Рядом были и горы, и лес, и море, и степь, и поля пшеницы, и сады, и виноградники, — словом, рисуй — не хочу. И первые картины Казакова на выставке вызывали живой отклик и обсуждение. Но — для экспозиции необходимо написать определённое число картин, а ждать Казаков не мог. Можно написать стоящую картину за одну ночь, но за месяц написать тридцать — нельзя. Некоторые явно походили на недоработанные этюды, и это вызывало критику у завсегдатаев. Казаков был с ними полностью согласен, и дал себе слово полностью переписать неудачные холсты. Но потом и на стоящие картины перестали обращать внимание, но своя экспозиция была готова раньше всех!

   Потом Казаков позволил себе отдых, редко что рисуя, отлучался из посёлка надолго. Но теперь здесь проводилась очередная выставка, которая стала ежегодной, и художник живо взялся за кисти. Ошибок прошлого года он повторять был не намерен. Но на новые работы редко кто обращал внимание...

   И вот вчера всё открылось. В беседке болтали два старых обитателя Южноморска. И выставку они ненавидели. Как обитатели туристической мекки, которые хотят в горячий сезон смыться подальше. Раньше здесь была почти семейная атмосфера, все друг друга знали. Картин писалось немного, но отличных, и каждая вызывала в местной галерее горячее обсуждение. Но с началом выставки привалила куча непонятного народа, многие из которых так ничего и не написали, и в никуда и исчезли. Картин стало много, но некоторые напоминали недоработанные этюды, а то и размазню. Авторы не участвовали в обсуждении картин, хотя это было святым правилом!

   Но самое печальное — многие присоединившиеся к беседе художники были полностью согласны. Редко кто вступался за приезжих...

   Казаков собрался написать картину о гонимых морисках и марранах времён реконкисты. Потом подумал, что лучше написать об изгнанных в Магриб сефардах, так и не принятых местными мизрахами. Потом ему на ум пришли фаласки в современном Израиле, потом — русские мигранты в Париже, работающие грузчиками и шофёрами, потом Брэдбериевы негры, бегущие на Марс. Казаков ещё побродил по комнате. Видимо, непогода установилась надолго. Он посмотрел в окно, на текущий по стеклу мокрый снег. Потом подошёл к мольберту и стал рисовать пейзаж.