Империя женщин. Астор - 1

Предисловие.

В Империи Лерн царит довольно мягкий, но все же матриархальный строй. Имущество, фамилия, титул и земли передаются от матери к дочери. Уделом мужчины считается семья или война, уделом женщины - управление и сохранение нажитого.

Благодаря строю, и огромной, высокоорганизованной армии, Лерн - империя завоевателей, постоянно увеличивающая свои территории за счет соседних стран. Империя делится на провинции - бывшие поглощенные ею государства, или их куски. Главная героиня, наследная правительница провинции Ливандия.






1.

Пара прекрасных масаков, рысаков с шерстью цвета свежепролитой крови, ярко-красных, блестящих на солнце своей короткой ухоженной шерстью словно атласные ленты, мчали за собой новомодный экипаж на рессорах.

В тот день я решила немного проветрится перед очередным скучнейшим собранием, на котором должна была выступать моя мать, грандесса Ливандии*, великая княгиня. Или мамар, как я обязана говорить в обществе. То бишь главная женщина нашей семьи.

Сама я — её прямая наследница, в то прекрасное юное время только и делала, что ездила по балам, кабакам, вечерам стихов, игорным домам и пикникам, как и пристало знатной девушке без малого двадцати лет от роду.

При этом всем светская жизнь не приносила мне особого удовольствия. Женщины рода Левицких склонны в основном к спокойной размеренной жизни, лишенной бурного веселья. Но пожалуй у каждой из именитых представительниц моего рода была такая подруга, что своим огненным нравом придавала необходимого импульса сонной Левицкой натуре, и заставляла вместе с ней посещать весь этот светский балаган. Как было и в моем случае.

Брисса Густа, гордая жительница провинции Парн, огневолосая, курчавая, страстная дуэльщица и хохотунья, единственная наследница в семье, как и я. Только в отличие от меня, у Бриссы было четверо старших братьев, и её мамар — баронесса, в основном хлопотала о их удачном браке, дав любимой дочери почти полную свободу действий. Моя же любимая родительница все свои надежды и планы возлагала на меня одну. Так что сбежали мы почти под носом у моих бдительных теток-надсмотрщиц и многочисленных гувернеров, и теперь, я наслаждалась быстрой ездой внутри экипажа, а Брисса упросила дать ей поуправлять купленными мной недавно лошадьми, которыми она с утра бурно восторгалась.

— Шестьдесят львов* за каждую — рассказывала я в открытое окошко, и встречный ветер трепал волосы и свистел в ушах.

— О, да они стоят того! — Брисса подстегнула пару, и лошади ускорили и без того бешеный галоп, изящно выбрасывая задние ноги, в едином слаженном ритме. Дорога была ровной и чистой, мы находились почти на границе между Парном, родной провинцией дорогой подруги, и Ливандией, которой правила моя многочисленная семья, довольно далеко отъехав от родного поместья. День стоял просто на редкость теплый как для ранней весны, а небо было безгранично голубым. Поля по левую сторону огневели шафраном, а по правую вот вот расцветала вишня, и запах стоял умопомрачительный.

Единственное, что портило все эту красоту вокруг — дорога, хоть и без камней и выбоин, но грязно-бурая, в разводах — следствие смешения рыжей глины Парна, которой была так богата эта провинция и чернозема Ливандии.

Если бы я не задумалась над этим символом границы между двумя провинциями, то и не заметила бы его. Экипаж пронесся мимо, и ничего, что произошло позже, со мной  не случилось. Не знаю уж к беде это было бы или ко благу.

Уловив замеченное краем глаза, я резким «Тпру-у!», адресованным скорее Бриссе, чем лошадям, заставила экипаж замедлить ход и остановиться.

— Что-то случилось? — Брисса спрыгнула с козел, и подбежала ко мне с искренним беспокойством. Иногда у меня случались аллергические припадки, и она об этом знала, как верная подруга будучи готовой ко всему.

— Со мной все в порядке — поспешила я ее успокоить. — Что-то заметила на дороге, давай вернемся.

— Заметила?

— Не знаю, темное пятно, или мертвое животное, может человек.

— Не замечала в тебе раньше беспокойства за всех тварей земных. — Рассмеялась Брисса, и сверилась с карманными часами. — Но ты права, нам пора возвращаться, а то твоя мамар обглодает меня до косточки, если я не верну её сокровище вовремя.

— Хватит шутить, — вздохнула я обреченно. Сверхопека мамар была притчей во языцах не только в стенах Ливандийских дворцов и поместий нашей семьи. Меня это безумно раздражало. В конце концов, я уже совершеннолетняя девица, можно сказать настоящая  женщина, могу уже распоряжаться и собой и своим экипажем! Но Брисса права, лишний раз мамар лучше не злить. — Возвращаемся, заодно и посмотрим на это… нечто.

— Наверняка какой-то пьяница, или дохлая собака, — Брисса вернулась на козлы.

— Ага, мертвец или пьяная собака, — фыркнула я. — Давай посмотрим!

— Последний раз с этими словами ты затащила меня в болото! — ответила девушка, щелкая вожжами. — «Брисса, я точно видела кабана! Огромного! Давай посмотрим!».

— Ну чисто технически это был кабан, — неохотно признала я, вспоминая свою былую оплошность.

— Угу, поросенок-полугодок, — фыркнула Брисса, что была заядлой охотницей, и недостойную дичь считала своим прямым оскорблением. — Причем даже не дикий!

— Ну хватит уже, будет тебе кабан, — вздохнула я, понимая к чему она ведет. Серелесье, длинный, смешанный лес, недалеко от нашего главного, родового поместья, был заповедным, полным самого разного зверья, и желанным местом для каждой охотницы Империи. Даже белку убить в тех лесах требовалось через разрешение от моей двоюродной тетки Верги, с её гербовой печатью. Брисса прессовала меня Серелесьем уже недели две. Пришлось пообещать  ей это разрешение.

Размышляя о том, как раздобыть печать, учитывая что отношения между теткой Вергой и моей семьей были весьма натянутыми, я чуть не пропустила субъект, зацепивший  внимание в первый раз. Но все таки углядела эту темную фигуру на дороге и попросила Бриссу остановить.

Когда я вышла из экипажа в нос ударил железный запах крови, и до нас донесся слабый человеческий стон.

— Говорила же, пьяница, — с презрением фыркнула Брисса. — Подрались вероятно, один другого и пырнул. Поехали домой. Собаке песья смерть. — Девушка уперла руки в бока. Я уже почти согласилась с ней внутренне, но за первым последовал второй стон. Я подошла к окровавленной тряпичной груде, в которой угадывался человек и села перед ним на корточки, трогая его еле бьющуюся жилку на шее. — Спиртом не пахнет.

— Порядочные мужчины в одиночку не шляются, — хмыкнула девушка. — Оставь его. Еще вшей подцепишь.

— Его били. Кнутом. — Я смотрела на характерно вспоротую кожу на щеке и руке парня, остальное было скрыто плащом, в который тот закутался, будто покойник в саване и свернулся эмбрионом, прямо на сырой земле.

— Ари Левицкая, защитница бедных и обиженных. — Хмыкнула Брисса и подошла. — Сыночки лордов будут наперебой умолять тебя взять их в мужья, как только я расскажу им эту историю на ближайшем рауте. Как наша отважная Ариана кинулась выручать избитого бродяжку. Как трогательно.

— Они и так умоляют, — хихикнула я, вспоминая позавчерашний бал и полный восхищения взгляд старшего Истомина, когда он в темноте бильярдной страстно клялся мне в вечной любви и преданности. Я бы почти поверила в эти сахарные бредни, которые красавчик усердно лил мне в уши, если бы не знала о бедственном положении их семьи из-за трагической гибели старшей сестры и глубокой старости матери, единственной оставшейся женщины в семье. Если в ближайшее время красавца не пригреет женская рука, пойдет он по миру, вместе со своим сладкоречьем и убыточным поместьем. Шуточки подруги насчет не в меру стремящихся в брак юношей, разорвал еще один тихий стон. Я вновь наклонилась над раненым.

Он открыл глаза, неожиданно яркие и зеленые на фоне грязного, окровавленного лица и спутанных прядей неопределимого цвета, налипших на лоб. Парень неожиданно схватил меня за ворот фрака и потянул к себе, хрипя:

— Нашел… я… — он откашлялся. — Люта, я нашел его… — взгляд его начал гаснуть. Я расцепила окровавленные пальцы, освобождая свой воротник из ослабевшего захвата.

— Мы берем его с собой, — наконец вынесла я решение вслух, прервав остроты Бриссы на тему наших общих знакомых. О раненом она и вовсе позабыла, будто и не было его рядом.

— Ты испачкаешь его кровью обивку, - предупредила она, когда мы вдвоем с трудом затащили его в экипаж. — Или он на пол наблюет. Или вовсе откинется. Что ты будешь говорить полицаям?

— Ох, ну нельзя же оставлять человека умирать на дороге. — Эгоизм Бриссы был непробиваемым, частенько уравновешивая мои неуместные порывы к милосердию. Обратная сторона здравого смысла, которым блистала моя подруга. Мой же неожиданный приступ жалости был тем же эгоизмом, но в другой обертке. Я хотела лучшую двойку лошадей в Парне и заполучила ее, теперь же пожелаю стать героиней-спасительницей. А если я чего-то хочу, никто меня не остановит, даже лучшая подруга.

— Можем бросить его умирать в лесу. Так будет благороднее?

— Настоящая грандесса несет ответственность за каждого человека, живущего в ее провинции. — Наставительно отметила я, надеясь, что из-за путешествия в экипаже, раненый не испустит дух до прибытия в место назначения.

— Ты еще не грандесса! — рассмеялась Брисса, возвращая себе поводья.

И двойка горячих лошадей унесла нас обратно по наполненному весной, извилистому пути.


Прим. автора:

* Грандесса - глава провинции. Этот титул привязан к княжескому, грандессой может стать лишь прямая наследница династии правителей данной провинции, и при условии, что ее первым ребенком будет дочь.

*Лев, или леандр, золотая монета с платиновым ободком, является монетой самого крупного номинала, в ходу в Империи Лерн, и нескольких смежных государствах. На одной стороне монеты портрет действующей императрицы, на другой — голова рыкающего льва, оттого и название.

Следующая часть: http://www.proza.ru/2016/01/22/1375