Жизнь - что белокрылая чайка

 
                (рассказ)

                «Жизнь – это ЧТО? Награда? Испытание? А если – наказание…» – размышлял Илья Лукич Игнатов, неспешно выходя на главную улицу родного древнего города, где с далёкого детства знаком каждый переулок, каждый дом. Прибавил шагу, завидев своё музыкальное училище, такое родное – и слабое сердце радостно оживилось, почти как в юности после успешного конкурса пианистов, который и открыл ему путь в мир большой музыки.
                Он стал известным пианистом. Ему рукоплескали зрители-слушатели, пожалуй, всех континентов Земли.
                «За мелькнувшие десятилетия ни разу не порадовал своим искусством земляков. Грешен. Теперь, когда вынужден … считать оставшееся время, решил навестить родные края. Первым делом – к своему учителю, который обучал первым нотам. Да училища в старинном здании не оказалось – куда-то съехало. Искать – сил нет…» – укорял себя Илья Лукич.
                Но вот счастье – открыта студенческая столовка, что напротив здания бывшего училища, только вывеска сменилась. Каллиграфически вычурно выведено: кафе «УЮТ».
                Игнатов пересёк пешеходную улицу, обернулся – и только теперь увидел на фасаде бывшего училища множество кричащей рекламы: кредиты, интим, туры, пляжное бельё, ночная сауна – ВСЁ ЗДЕСЬ.
                Будто оса всадила своё острое ядовитое жало в сердце Ильи
Лукича… «Присесть бы… Кто же здесь у власти, если культуру заменили развратом?! У них что, ума: с двенадцати – до обеда?!» – кричала душа музыканта. 
                Илья Лукич шагнул через порог кафе. Остановился, огляделся – здесь ничто не напоминало столовку его студенческой поры. Приглушённый синеватый свет. Стены, потолок, скатерти на столиках – всё в пастельных синеватых тонах. Под стать и сервировка столиков – на каждом красовалась хрустальная ваза густого синего цвета с крупными белыми ромашками.
                Невысокая слабо освещённая сцена, а на ней – как белокрылая морская чайка с круто поднятым крылом – белый рояль. Инструмент, казалось, томительно ожидал чьих-то волшебных пальцев.
                Игнатов присел за столик – пред ним тут же появился официант с милой улыбкой на лице: видимо, радовался ещё одному гостю. А гость заказал лишь зелёный чай с лимоном да булочку с маслом (это всё, что принимала ещё его душа…).
                Какая-то непреодолимая сила звала, тянула пианиста на сцену. Он с позволения официанта сел к роялю. И заиграл. Его пальцы, казалось, едва касались клавиатуры, извлекая из неё волшебные звуки Джеймса Ласта. По залу поплыла чарующая мелодия «Одинокого пастуха». Недоставало лишь топ-флейты, да и не суть…
                Немногочисленные гости кафе замерли, завороженно внимая музыку. Возможно, эта мелодия о смысле жизни, о вечности, о бренности бытия. Может, о настоящих непреходящих ценностях во Вселенной… Кто знает… Только душа  слушателя этой музыки непременно ищет невидимых первозданных высот, откуда льются звуки пронзительной неизбывной тоски.
                Илья Лукич, любовно касаясь клавиш, не сдерживая слёз, в душе вёл сказ о своей жизни: «Дан талант музыканта – самозабвенно одаривал им души людей. Не каждому дано на этом свете встретить СВОЮ любовь – мне повезло. Счастливый дом. Растили двойняшек, сына и дочку. До дня совершеннолетия… В тот самый день они с мамой вышли в море под парусом… Парус опрокинула набежавшая волна… Тела не нашли. Видно, унесла подводная морская река…    
                Не мою ль судьбу поведал Ласт в этой музыке… И я, одинокий пастух, потерявший вмиг своё стадо, с горечью осознаю, что мне уже не подняться в горы, на альпийские луга…
Почему это всё? Выходит, моя жизнь – и награда, и испытание. Если наказание, то за что? Видно, мне, одинокому пастуху во Вселенной, не дадено знать ответ, увы…»
                Последние звуки мелодии. Пианист не ждал аплодисментов. Может быть, впервые в жизни играл для себя. Он прощался с музыкой.
                Залом овладела та пронзительная тишина, какую  может родить только великая музыка, не позволяющая душе слушателя очерстветь, озлобиться, отстраниться от бед людских.
                Догадывался ли Ласт, что его «Одинокий пастух» – шедевр на столетия? Возможно…   
                Но душа пианиста не спешила с прощанием. Она молила искупать её в любимой «Черноморской чайке»:
                В том городе южном, где синие дали,
                Где воздух, цветы и тепло,
                Её черноморскою чайкой назвали,
                И имя ей то подошло.

                Чайка, – невольно шептали уста.
                Чайка, ты, как пена прибоя, чиста.
                Чайка, черноморская чайка,
                Белокрылая чайка – моя мечта…
               
                « Свою чайку, Ларису, встретил у Чёрного моря. У меня был последний курс консерватории, у неё – последний курс педиатрии, без пяти минут – доктор. Как же давно это было, но словно вчера… Где ты теперь, моя чайка?» – размышлял Илья Лукич.
                Отзвучала мелодия. В зале послышались те негромкие мягкие аплодисменты, когда слушатели боятся нарушить дивную атмосферу восторга от музыки и доверия к исполнителю. К тому же гости наблюдали, как тяжело ступает пианист, спускаясь со сцены.
                С трудом дойдя до своего столика, музыкант взял в руки стакан с чаем – и стал тихо сползать со стула. Стакан – на пол, вдребезги…
                Какая-то добрая сила враз прекратила чудовищные боли, поставив точку на страданиях человека, так и не понявшего… «за что?».
                Не правда ль, жизнь – что белокрылая морская чайка над бушующей бездной, которая рано или поздно поглотит птицу…
               
                22.01.2016 г.