Реликварий господина N

  Вывихнутые и обессиленные стрелки застыли на половине шестого. N просыпался в это время автоматически, не нуждаясь в будильнике. Кофе, душ, взгляд в почту –  он разослал резюме в разные места и теперь ждал ответа. Иногда присылали весточку обе его любовницы, уже порядком надоевшие, но не подозревающие о существовании друг друга. Его любовницы были классическим вариантом: одна замужем, другая – студентка, приезжая. Любил он их по-разному, но проблемы были с обеими, вероятно, просто устал. Надоела миловидная глупая мордочка одной и зрелый повелительный голос другой. Вскрыв почту, он с удивлением обнаружил, что обе прислали ему фотки в весьма откровенном виде…- Боже! Какая стандартность мышления. Нет, дорогие, этим уже не удержите, все это мы проходили и не один раз. Пошли вы все… Вот сменю работу, а там что-нибудь и подвернется, - думал N, листая почту.
  Вообще давно хотелось поменять жизнь кардинально – и любовниц, и работу, и квартиру. N жил один, возвращался с работы поздно, заходить в магазин было лень, лень готовить, мыть посуду и вообще делать уборку. Какая-то серая апатия захватывала его, серая, потому что беспричинная, дни были такие, чуть бледнело в полдень, а потом все погружалось в сумрак. N ненавидел конец ноября – начало декабря, тоска…
  Жизнь его текла, конечно, неправильно, сбиты все биоритмы, ложился под утро, засиживаясь у компа, на работе был как вареный от недосыпа, Главное, давило ощущение пустоты и бессмысленности жизни. Время суток для него окрашивалось в соответствии с настроением. Самыми противными были 9 и 19 часов. В девять начинались распоряжения и претензии начальства, которые стали ежедневными, а вечером накатывала тревога – как сложится вечер, будет ли еще одна скучная встреча или одиночество снова сдавит в своих мягких лапах.
  Но сейчас он, освеженный двухчасовым сном, побритый и благоухающий спускался по лестнице в предвкушении двадцатиминутной прогулки до работы.
  Эти двадцать минут были любимыми в сутках, можно было подумать о личном. Его работа аналитика в крупной компании уже давно тяготила сумасшедшим темпом, обилием документов, ответственностью, бесконечностью цифр. N чувствовал, что снижает обороты, нет прежнего рвения, начальство сменило былую симпатию на холодную вежливость.
 - Да пошли вы все с вашей суетой…- молча воскликнул он уже второй раз за одно утро.
В последнее время он снова стал курить, и во время перекура воображение рисовало совсем другие, творческие занятия, но неясно… Да, когда-то учился в музыкальной школе, но за год до окончания бросил, увлекался фотографией, имел приличную технику, пытался рисовать и писать маслом, но всегда не хватало терпения, бросал на половине, но по крайней мере был далек от самодовольства. Кстати, N много читал, его интересовала психология, даже в фантастическом жанре. Теперь он прекрасно видел себя «типичным представителем» постиндустриального времени.
  Слово «время» все чаще и чаще мелькало в его сознании, причиняя тупую боль, сходную с зубной. Ну да, перевалило за 40, кризис среднего возраста. Как и многие, одинок, начал полнеть… Короче, в роли Дон Жуана он себя не видел, однако его две подруги с ним и не думали расставаться. Боже, как все однообразно, будто живешь третью жизнь. На самом деле так оно и было, ведь с двумя женами он расстался.
  После перекура, снова нажав на газ, он несся по лабиринтам своих сводок, аналитических выводов, рекомендаций. Чертова бухгалтерия, а за ней только одно – нажива, конкуренция, стремление выжить. N уже мыслил цифрами, в глазах мелькали цифры, цифры ощущались на вкус, фигурки девушек – цифры, и стоимость ночи –цифры.
- Наверное, и я – какая-то цифра,-  думал он.
Однажды в Интернете он узнал о сакральном значении чисел…  N давно перестал быть самоуверенной «единицей». Гармоничность «тройки» была от него далека так же, как и устойчивость «четверки».Природная сущность «пятерки» точно не его – он не знает природы, будучи замкнут в каменных джунглях. Что же остается? «Двойка»? Да-да, вечные метания и сомнения. Есть еще «шестерка», все знают, что значит это слово, а так –двойка в тройном размере. Даже у Чехова палата носит шестой номер. Вот-вот, палата – итог всего, она объединяет умных и дураков, честных и подлецов.
В шесть часов он возвращался домой. Повторяющиеся слова, числа и знаки стали привлекать внимание Н, видимо, проявлялся профессиональный навык. Дома готовился нехитрый ужин, уничтожался без удовольствия, но душа чуть-чуть
оттаивала, как замороженный продукт. Вспоминалось лирическое, когда-то острое, болезненное, теперь почти стертое. Еще саднила рана от развода со второй женой, которую пылко любил и ревновал к каждому столбу. Бесконечные разрывы и примирения измотали душу…  Любить стало нечем. Жалкое существование, честнее было ( как казалось тогда) развестись.
Поначалу стало спокойнее. Испарились придирки, крики, битье посуды и слезы.
Зато ночью… Они всегда мирились ночью. Мягкое, женское, ласковое имело над ним сумасшедшую власть. Они ложились в одну постель, но смотрели в разные стороны. Аромат её тела был подобен канату, необоримо тянущему его к себе. Он прикрывал глаза и представлял ее кудри, рассыпавшиеся по подушке, тонкий шелк сорочки, но сдерживался из последних сил, слыша, как она плачет. Потом он под одеялом отыскивал ее руку и долго держал в своей, и вот уже два одиноких костра сливались в один, бушевали,  яростно поглощая друг друга…
Когда приходили эти воспоминания, всегда наворачивались непрошеные слезы.
N  зло повторял: «Никогда больше», однако его радовало, что душа не совсем высохла. Потом следовал вечер, убитый у монитора. Чего он там не видел? Все видел и все надоело.
  Напротив его окон расположилось новое кафе, раньше там была будка «Шиномонтаж». Оглушающая музыка лилась оттуда до полуночи, прибавляя с каждом часом злости в его сердце. N закрывал окно, задергивал шторы, а настроение не улучшалось. Часа в два-три все замолкало. Но сон нарушен, свет фонарей проникал в комнату, N осматривал спальню, когда-то нарядную, а теперь захламленную всякой дрянью, и думал, что и его жизнь – такой же старый хлам, а выброси все –окажешься в пустоте.
В его сводке не первый раз обнаружили ошибку. Генеральный вызвал, попросил объяснений, поинтересовался (заботливо) не нужен ли отпуск. Давно Н. не испытывал такого стыда, с этого вечера он снова начал курить.
Н. от скуки начал  записывать свои чувства, мысли и даже сны, а они были не совсем обыкновенные.
Однажды он увидел себя в прекрасном девственном лесу, где солнечные поляны с прозрачными ручьями  сменялись сумеречными лощинами , окруженными огромными валунами. Здесь привлекала внимание каждая деталь – настолько все было ярко, ново, необыкновенно. Он остановился на поляне, напоминавшей дворцовый зал – со всех сторон росли  эвкалипты-великаны, посредине, наподобие стола, возвышался пень.  N  подошел к нему и стал внимательно всматриваться в узор годовых колец.  Взгляд господина  N стал туманиться, кольца поплыли, зато в центре  появилась светящаяся точка, как на мониторе, потом появились цветные облака, будто кто-то загружался в игру. Но мир вокруг был абсолютно реальным, с шелестом листвы, запахом травы и влажной земли, с дуновением ветра.
Наконец N увидел какую-то узкую улицу, очертания тонули в густом сумраке, но архитектура говорила о средневековом европейском городе. На дороге обозначилась чья-то тень, затем стремительно появился всадник, закованный в латы, взмах меча – и тень (человек) исчезла. Всадник помчался дальше, N успел только заметить крест на его шляпе.
Что это? Варфоломеевская ночь? N был ошарашен увиденным, хотел смотреть еще, но видел перед собой только кольца спиленного дерева и никакого свечения.
Человек очнулся возле компьютера, монитор светился, но изображения не было. N точно помнил, что компьютер не включал, вот и приготовленный чистый лист лежит перед ним.
Эти выходы в неизвестное пространство стали повторяться, но всегда неожиданно. N самозабвенно отдавался увлекательным погружениям в разные времена и пространства, они были подарком, сюрпризом , он ждал этого, как свидания с любимой. Но волшебство всегда грубо нарушали звуки реального мира: грохот и визг машин на шоссе, дополняемый вонью бензина, пошлая музыка из кафе. Одно время наслаивалось на другое, возникал диссонанс, пространство рвалось, на душе было муторно. Иногда (редко) открывалось тлько ночное небо, усыпанное звездами, это приносило ощущение огромности, вечности, счастья… Больше ничего и не надо было. Все это происходило с господином N,когда он приготовив чистый лист бумаги, садился за стол, не включая комп, но после погружения компьютер всегда был включен.
Однажды на работе Р заметил, что у него утомленный вид и не возлияния ли тому причиной. N ответил, что причина в подружке, которая оказалась слишком горяча. Он быстро сообразил, что Р обратился к нему по просьбе шефа.
В этот день N допустил непростительную ошибку, потеряв целую строку в отчете, это вело к серьезным финансовым потерям. N ожидал реакции шефа,  как приговоренный казни, хотя мечтал все изменить в своей жизни. Время тянулось.
Офис подавлял своей солидностью: черные отполированные плиты гранита в его облицовке напоминали могильный памятник, бесконечные коридоры – лабиринт,
огромные непроницаемые  стекла несли чувство замурованности. Не было здесь жизни, воздуха, света…  Все искусственное, в том числе человеческие отношения.
Офис тяготил, а родной и живой лес притягивал. N  решил навести дома хоть какой-то порядок в своем кабинете, заваленном книгами, документами, на столе всегда стояла кружка с чаем, рядом лежали апельсиновые корки. Раскладывая вещи по местам, он наткнулся на что-то острое и осторожно извлек из-под книг осколок стекла. Это было совершенно необыкновенное стекло…  Во-первых, округлые формы говорили о том, что это осколок сосуда. Он был тяжел и невероятно красив! Стекло переливалось красным и зеленым цветами, между стенками блестел золотой  порошок…   Ничего подобного в доме не было.  Господин N вспомнил, что подобное стекло отливали в Венеции и, кажется, в Египте. Мурашки восторга пробежали по спине N. Он теперь трепетно относился к каждому новому символу, знаку, не пытаясь его объяснить. Чудо вошло в его жизнь, в это нужно верить и все. Иначе чудо исчезнет.
  Гнев начальства обрушился подобно цунами, горной лавине, смерчу… Крик продолжался более получаса… Чтоб не оглохнуть, N отрешенно рассматривал  серые стены (в кабинете генерального стены были обиты серым шелком). Вдруг на них замелькали цветные цифры, потом серая муть, все поплыло…  Кто-то протянул стакан воды. N  пришел в себя. В качестве особой милости за его прошлые заслуги было позволено уволиться по собственному желанию, иначе все финансовые убытки падут на виновника. Наконец наступила тишина, чья-то рука протянула N документы, он машинально подписал и вышел.
По улице он шел безо всякой цели, чувство долгожданной свободы смешивалось с ощущением ненужности, выброшенности., неопределенности. Он заметил, что почти ничего не видит, не различает лиц, лишь контуры, силуэты.
Чтоб погасить противную тревогу, N зашел в знакомый бар выпить рюмку коньяка. Но была заказана и выпита рюмка водки. Раньше это помогало снять стресс. Странно, но ничего не произошло… предметы не стали яснее. С нарастающей тревогой  N тянул одну за другой рюмки, пока не почувствовал, как отяжелели ноги. Собрав последние силы он вышел из бара и кое-как доплелся до дома. Дома смог только дойти до стола и упасть в кресло перед монитором.
Этот сон (погружение) был самым ужасным и незабываемым. Чьи-то руки подняли N высоко над землей и с этой высоты он увидел Землю в виде… клетки.
Многоэтажной клетки со многими отсеками, напоминающими комнаты.

В каждой ячейке шевелилось что-то бледно-розовое, вроде человеческих тел, они свивались, ползали, как клубки червей. С чувством отвращения N пытался все же рассмотреть, что там происходит. Каков же был его ужас, когда он увидел в шевелящейся массе людей! В каждой ячейке на каждом этаже люди предавались всевозможным грехам, в одиночку, парами, группами. Лиц не было, только звериные морды , искаженные сладострастием, злобой, сумасшествием. Фигуры женщин были ужасны : огромные груди и зады колыхались, как студень.  При этом в каждой норе что-то поблескивало. Оказалось, это драгоценные камешки, у кого один, у кого горстка. В самом низу грехи были самые отвратительные, норы запачканы кровью, зато блеска там было больше всего. Ко всему прочему от клетки исходило жуткое зловоние, наподобие птичьего помета, смешанного с кровью.
N  проснулся только в 8 часов утра, во рту был ужасный вкус, хотелось пить, голова тяжелая.  Направляясь в кухню, N обратил внимание на светящийся монитор, и вчерашний сон вспомнился во всех отвратительных деталях. Что же это было? Пьяный бред или откровение? Кто держал его высоко над землей? Кто показал истину? N заплакал от умиления,  когда понял, что своими страданиями заслужил Божье откровение. Как же Отцу нашему горько и противно видеть такими людей, которых он создал по своему образу и подобию! С этого момента N еще больше возненавидел стадо двуногих. Он еще больше возгордился, когда понял, что он вошел в круг избранных, удостоенных такого откровения, к этому кругу относились Босх, Кафка, Гойя… Но ведь иногда и незаметному человеку выпадает такая честь.
Посмотрев в окно,  он увидел очередную толпу болванов, радостно  гогочущих возле кафе. А, свадьба!  Вон и невеста в белом, ей платье как корове седло (небось клейма ставить некуда).Зазвучала обычная пошлая музыка, типа «Зайка моя». Иголки под кожу от такой музыки! А куда скрыться?
N плотно задернул шторы, закрыл форточку, но тошнотворные звуки проникали. От бессилия он стал перекладывать вещи на столе и между тетрадей нашел какую-то черную щепку, никогда ранее не виданную. Трепет прошел по телу N. В его доме не было ничего столь старого, такого цвета. Мало того, от щепки шел приятный незнакомый запах. Даже не пытаясь углубиться в поиски, он присоединил щепку к осколку стекла и положил их в пустую коробку из-под обуви –это были его сокровища.

Господин N давно собирался предаться какому-нибудь полезному и увлекательному занятию, теперь для этого было времени предостаточно. Со скрупулезностью аналитика он стал изучать разные виды времени и отношение человека к ним. Это было время линейное, волновое, спиральное, временной круг, дискретное, наконец, время-вспышка, откровение, послание через века. Отдаваясь изысканиям, он перерыл гору книг, забывал о пище, не интересовался своим внешним видом, иначе он увидел бы в зеркале свое осунувшееся лицо, поросшее желтоватой щетиной и беспокойный блеск глаз. На руках и ногах отросли ногти, волосы уже закрывали шею. Однако N в зеркало не смотрелся, а мозг его работал лихорадочно.
Теперь N каждый день включал телевизор и видел людей из клетки. Вот пойманы торговцы наркотой, вон искалеченные при теракте, вон люди в масках Спецназа арестовали торговцев человеческими органами, вон группа проституток закрывают лица от камеры. Дети, избивающие одноклассницу и снимающие это на телефон, разрушенные древние города, изобретенное сверхмощное оружие…
Земля, покрыта глубокими трещинами, как лицо старика, где-то льют бесконечные дожди, где-то люди умирают от засухи… Оказывается, даже климатом можно управлять! И текут вперемежку реки золота, слез и крови.
Ненависть, презрение к миру, убивающему себя, обезумевшему от жадности, привели к тому, что N затворился в квартире, как в крепости, и ни с кем не общался. Конечно, приходилось бегать в магазин, но он выскакивал на несколько минут, не переодеваясь, в трениках, футболке и шлепанцах. На то, что соседи перестали с ним разговаривать, он не обращал внимания, всех избранных не понимали (думал он).
Ночью, в снах, господин N часто видел себя грязным, в глине, в пыли, в навозе. Он просыпался от кошмара, направлялся в ванную и мылся по часу, Отвращение к своей внешности дошло до того, что он завесил зеркало. « Это проступает внутренняя грязь,- думал он,- это послано мне для смирения». Мысленно начинал перебирать свои грехи. Особо страшных не было, а все мелкие и противные, но тянущиеся всю жизнь: то он подсматривал в спальню родителей, то крал у матери довольно долго, то с парнями играл в карты на животе какой-то голой девки,.. И все в таком духе – необузданная похоть, любопытство и трусость. Иногда ему хотелось застрелиться, но не было пистолета, а все остальные  виды самоубийства казались неэстетичными.
Ему хотелось уменьшиться, превратиться в букашку, клопа, ведь у них и страданий меньше и живут дольше всех.
Тут он вспоминал о своей работе, в которой достиг больших успехов. А что по сути делал? Занимался махинациями, разорял другие фирмы, оставлял людей без куска хлеба –вот твое истинное лицо, которое тебе сегодня противно. От ненависти мир сжался до размера кулака, а сердце глухо бухало в груди.
  Теперь господином N овладела мания чистоты. Только в пустой и чистой комнате лучше улавливаются сигналы и знаки. В кабинете он оставил только стол с компьютером и стул, остальную мебель перетащил в другие комнаты, куда заходил редко. Теперь почти все время N сидел возле компьютера, надеясь попасть в любимый лес или разглядеть клетку, но повторений не было.
Пустой и относительно тихий кабинет приносил успокоение измученному N, но каков же был его ужас, когда он увидел на стекле монитора муху! Как попала сюда эта тварь! Попытка убить ее газетой ни к чему не привела, к вечеру появилась еще одна. Утром, как всегда, N отправился к компьютеру, но то, что он увидел, вызвало у нево внезапную рвоту: весь экран был покрыт шевелящейся пленкой мух, они наползали друг на руга, сливаясь в любовном экстазе. N  все же смог выбежать в коридор, схватить баллон какой-то отравы и буквально залить всю комнату. Два дня он не заходил в кабинет, а потом все стало как всегда, тихо и чисто.
  Как-то раз, торопясь в магазин, он сунул ногу в ботинок и обнаружил там странный предмет. Это был длинный ржавый гвоздь.Никогда раньше он не видел таких кованых четырехгранных гвоздей, его чернота говорила о вековой давности. Эта находка просто выбила N из колеи, ведь его давно никто не навещал. Гвоздь был положен к остальным странным предметам. Потом-потом все откроется,- думал господин N. Но сон его совсем нарушился, а тревога все нарастала. 
  Однажды он проснулся от острой боли в сердце, невозможно было вздохнуть полной грудью, невозможно встать за лекарством. Лоб покрывала испарина. В этот день он долго проспал после приступа, но от слабости писать не стал, а пошел в ту комнату, где в беспорядке были свалены все его вещи. Как только он включил свет, то увидел на кресле книгу в старинном кожаном переплете. Господин N  всегда любил книги, но такой в его библиотеке не было. Однако прочитать он не смог ни слова, язык и шрифт были старинные, незнакомые. Зато гравюру с изображением распятого Христа N рассматривал очень внимательно. Книга легла к остальным найденным предметам.

  После пережитого к нему вернулся его ранний сон, но в другой обстановке. Теперь N присутствовал на киностудии, шел по коридору, вдруг его остановил незнакомый бородатый мужик.
 - Вот,- сказал он своему спутнику, - этот подойдет! Он не профессионал, и взгляд такой блаженный.
Господину N режиссер объяснил скороговоркой:
- Вы будете играть жертву, главное передать  естественный испуг, впрочем, он и так у вас на лице написан. Когда на вас кинутся обитатели вон той клетки, надо будет убегать со всех ног, вот и все.
Жестом он указал в угол павильонв, где возвышалось, как небоскреб, какое-то строение. Это была та самая клетка. Из каждой норы выглядывали любопытные, безжалостные глаза.
Режиссер дал команду оператору:
- Взмах руки, и вот он несется из последних сил, сейчас эта толпа настигнет и растерзает его…
Его нашли без сознания соседи, он забыл закрыть кран в ванной. Когда его привезли в стационар, он повторял только одно:
- Я все понял, это Его знаки, щепка от креста, гвоздь, осколок сосуда Святого Грааля… Он мне открыл… Я жертва, как и Он!

Однако Господин N никогда не читал Библии и не знал, что Грааль был сделан из изумруда.