Вибия

Римская империя, провинция Нижняя Мезия, 86 год нашей эры.

Остатки второй маттиакийской когорты – три потрепанных центурии пехотинцев и две турмы всадников – третий день месили грязь. Солдаты мрачно и настороженно озирались по сторонам – в любой миг можно было ожидать нападения. До спасительной крепости оставалось еще два дневных перехода, и центурионы срывали голос, подгоняя изможденных бойцов. После полудня погода ухудшилась – к леденящему осеннему дождю прибавился северный ветер, продувающий до костей, от которого не спасали даже пенулы из толстой шерсти. Все промокло насквозь и тяжким грузом давило на плечи.
- Жрать охота! Третий день без похлебки – сказал невысокий смуглолицый солдат, злобно сплевывая себе под ноги. Марк, у тебя остались сухари? – спросил он, обращаясь к своему соседу, кареглазому парню лет двадцати.
- На, держи – хмуро ответил Марк, протягивая сухарь с зеленоватыми пятнами плесени – Последний.
Внезапно раздался протяжный звук трубы и когорта замерла на месте. Сквозь пелену дождя Марк разглядел как к префекту прискакал гонец в помятом шлеме, разодранном и забрызганном грязью плаще и с окровавленной рукой. Марк не слышал, что сказал гонец, но, судя по реакции префекта, новости были плохими. Вскоре по рядам поползли слухи, что авангард, отправленный вперед на поиски подходящего места для лагеря, был уничтожен даками и путь к крепости был ими отрезан. Солдат охватило уныние и даже крики и палки центурионов не могли прибавить им духа. Опытные солдаты еще держались бодро, но даже на их бледных заросших щетиной лицах читалась тревога. Особенно подавленное настроение охватило новобранцев. Эти парни были из пополнения, прибывшего прямо перед началом похода. Одни невидящим взглядом тупо смотрели себе под ноги, другие шепотом молились богам, вперив взор в небо, плотно затянутое тучами. После короткого отдыха, префект отдал приказ двигаться дальше, навстречу варварам. Всем стало ясно, что предстоит с боем пробиваться к крепости. Вновь раздался сигнал трубы и когорта, бренча оружием и чавкая калигами по грязи, двинулась навстречу своей судьбе. Через пару стадиев  взору римлян открылось удручающее зрелище: поле, усеянное человеческими и конскими трупами - все, что осталось от римского авангарда. Римляне, не останавливаясь, шли вперед, переступая через тела товарищей, стараясь не смотреть на их безжизненные  побледневшие лица. К вечеру впереди показались конные разъезды даков. Увидев римские боевые значки, они быстро скрылись в пелене дождя, а через несколько минут центурионы передали по рядам приказ построиться к бою. Когорта выстроилась в линию, пехота встала в центре, за ней растянулась центурия лучников, две турмы всадников расположились на обоих флангах. Марк стоял во второй шеренге и перед ним простиралось поле, за которым мрачно чернел лес. Кто-то двинул Марка локтем. Он повернулся и увидел лицо Ситы с впавшими от бессонницы и усталости глазами.
- Есть бухло? – хрипло спросил он.
Марк отстегнул флягу с разбавленным вином и протянул Сите. Сделав пару маленьких глотков, он сказал:
- Если выживем, угощу тебя настоящим фракийским вином. У меня дома делают лучшее вино.
- Если выживем… - глухо повторил Марк.
- Не ссы, пробьемся! – Сита подмигнул, возвращая флягу.
Из леса показались первые всадники даков. Марк начал их считать, но вскоре сбился со счета. Они построились клином и галопом ринулись на строй римлян.
- Сомкнуть щиты, гасты к бою! – прогремел бас центуриона и пехота ощетинилась копьями. Сзади послышался приказ лучникам приготовиться к залпу. Когда всадники приблизились на достаточное расстояние, над головами солдат с противным жужжанием пронеслись стрелы. Пехотинцы с удовольствием наблюдали, как они впивались в тела даков и их коней. Десять или двадцать всадников выпали из седел, несколько лошадей, пораженных стрелами, с душераздирающим ржанием грузно повалились в мокрую траву, увлекая за собой седоков. Но большая часть варварской конницы достигла пехотной линии римлян и тут их встретила стена из щитов и копий. Треск ломающихся гаст, предсмертное ржание коней и яростные вопли людей огласили поле боя. Римляне немного подались назад, но устояли перед бешеным натиском и методично кололи копьями и мечами атакующих даков. Марк не заметил, как оказался в первой линии. Под ногами мешались тела убитых и раненых товарищей и врагов, он скользил в мокрой от дождя и крови траве и больше всего боялся упасть и быть задавленным. Атака даков захлебнулась и они стали понемногу отступать. Тут же римская кавалерия ринулась вперед с двух сторон и лавиной обрушилась на потрепанную вражескую конницу. После короткой яростной схватки варвары повернули назад и бросились прочь, устилая землю убитыми и ранеными. Всадники когорты гнали их до леса. По сигналу трубы они повернули назад. Марк разглядел оскалившееся лицо декуриона. В руках он держал дракона – захваченное знамя даков. Многие пехотинцы, несмотря на усталость, бросились к трупам варваров в поисках добычи. Другие в изнеможении опирались на свои щиты, переводя дыхание и вытирая пот, смешавшийся с дождем, грязью и кровью. Центурионы обходили строй, подсчитывая потери. Внимание Марка привлек один пожилой пехотинец, корчившийся в грязи – у него между ребер торчал обломок копья. Он ужасно ругался и умолял товарищей добить его. К нему подбежал медик, но было поздно - солдат уже не кричал и дергался в предсмертных судорогах, выпуская изо рта розовую пену.
- Отмучился. – произнес медик, закрывая солдату глаза. Стоявший рядом скриба записал в табличку имя погибшего.
Раненых даков тут же добивали мечами.
Двое солдат вели к префекту пленного варвара, подгоняя его пинками.
К Марку подошел центурион и сказал:
- Эй, парень. Ты вроде немного понимаешь по-дакийски, иди за мной!
Префект, немолодой римский всадник, стоял, скрестив руки на груди. Когда к нему подвели пленника, он произнес, не глядя на Марка:
- Спроси, кто ими командует.
Марк перевел вопрос префекта.
Дак исподлобья по-звериному смотрел и сплюнув, медленно заговорил.
- Он говорит, что их отрядом командует брат Децебала. Им приказано перебить все отступающие римские отряды и не допустить их соединения с основным войском.
- Сколько их?
- После битвы при Тапах осталось семь тысяч пехоты и около двух тысяч конницы. Он говорит, что нам не пробиться к своим и что лучше нам всем перейти на сторону даков, их царь благосклонно принимает римских перебежчиков.
В глазах префекта вспыхнул гнев и спокойное до этого лицо его побагровело:
- Скажи ему, что римляне скорее погибнут с мечом в руке, чем будут влачить жалкую жизнь предателей!
- Тогда вы все умрете – перевел Марк ответ дака.
Префект презрительно ухмыльнулся и коротко приказал центуриону:
- Кончай с ним. – и тут же добавил, обращаясь к корникулариям – разбить лагерь на том холме.
Центурион выхватил меч и привычным движением перерезал даку горло. Тот с противным бульканьем рухнул на землю.
Солдаты послушно побрели рыть ров и таскать колья. Когда лагерь был готов, Марк в изнеможении добрел до своей палатки, возле которой дымился костер с готовящимся ужином. На поле боя осталось много убитых дакийских лошадей и теперь повара в контуберниях готовили  похлебку из муки и конского мяса. Горячая похлебка показалась Марку в тот момент самым восхитительным блюдом. Впервые за три дня он ел горячую пищу. Вокруг костра сидели пять человек – все, что осталось от его контуберния. Они старались не смотреть на пустующие места у костра – места своих товарищей, павших в бою. Марк хорошо знал этих парней, с которыми он породнился за те годы, которые провел в армии. Они были его семьей, его братьями и за каждого из них он готов был отдать жизнь так же, как и каждый из них был готов отдать свою жизнь за него.
Вот Сита, фракиец. Он служил уже шесть лет и он был первым, с кем Марк подружился, когда позапрошлой весной попал во вторую маттиакийскую. Он был сыном винодела из Сердики и говорил со смешным южным акцентом.
Рядом с Ситой сидел, накрыв лысоватую с подернутыми сединой висками голову капюшоном, балагур и весельчак Бакк родом из Лугдунской Галлии. Ему было лет сорок. Немного ленивый и большой любитель выпить, он попал в армию довольно поздно и на гражданке у него остались жена и две дочки, что не мешало ему завязать близкие отношения с хозяйкой таверны в лагерном поселке, полной розовощекой паннонкой. Он любил пофилософствовать и говорил, что дочки уже выросли, а сам он уже давно забыл как у жены пахнет под мышками.
Луций был немногословным молодым италийцем из Медиолана. Никто не знал, почему он, римский гражданин, попал во вспомогательную когорту. Он никому об этом не рассказывал и всегда мрачнел, когда видел легионеров. Поговаривали, что раньше он служил в легионе, но за какую-то провинность был переведен с понижением в ауксилию.
Флав, был родом из Германии. Рослый, светлоглазый и слегка заносчивый парень примерно одного с Марком возраста. Сначала у них с Марком не сложились отношения и однажды они даже крепко подрались, но после первого же боя, когда они плечом к плечу отбивались от наседавших даков, позабыли прежние обиды и стали товарищами.
Солдаты сушили над костром свои плащи и жадно поедали похлебку. Не смотря на дикую усталость, они были рады, что остались живы и скалили желтые зубы, ведь ничто так не ободряет, как победа над врагом. Никто не хотел думать о том, что ожидало его завтра.
Насытившись, солдаты стали разбредаться по палаткам, только один Луций продолжал сидеть у костра, и не отрываясь глядел на огонь.
- Пошли в палатку, брат, - Марк тронул Луция за плечо. Тот резко дернулся, как будто его ужалила змея и тут же обмяк.
- Это конец, понимаешь? – глухо сказал он.
- Брось, старина, мы выберемся отсюда, вот увидишь. – как можно бодрее сказал Марк, хотя сам не очень верил своим словам.
- Нет, я чувствую, это конец…
Марк похлопал его по плечу.
- Завтра опять топать, иди поспи.
Дождь наконец кончился и темное ночное небо очистилось от туч. Теперь были  видны мириады звезд и полная луна, осветила лагерь. После ужина, были распределены караулы и Марк, не снимая кольчуги и меча, рухнул на жесткую войлочную подстилку и закутался в плащ. Сон пришел мгновенно и унес его прочь из этой палатки, из этой забытой богами мрачной долины…

Солнце ярко светило, весело щебетали птицы. Муравьи, щекоча, ползали по ногам. Марк сидел в камышовых зарослях и осторожно наблюдал за речкой. Его внимание было приковано к обнаженной девушке, купающейся в прозрачной воде и не подозревавшей, что за ней кто-то подглядывает. Она беззаботно плескалась, и капли воды блестели в лучах солнца на ее молодом стройном теле. Ее длинные темные волосы спадали на упругую юную грудь и хрупкие узкие плечи. Однажды, будучи в Риме, он видел в храме Венеры мраморную статую богини удивительной красоты, и теперь он словно повстречал ее живое воплощение. Он почувствовал, как возбуждение его нарастает, как сердце учащенно забилось в груди, готовое выскочить наружу.
Не в силах больше наблюдать за прекрасной нимфой, Марк встал и решительно пошел к девушке. Она услышала шорох камыша и звуки шагов, обернулась и вскрикнула от неожиданности. Ее нежный рот был слегка приоткрыт, обнажая белые ровные зубы, а глаза в обрамлении пушистых ресниц широко открыты. Не успев прийти в себя, она оказалась в крепких объятиях Марка и его губы жадно впились в ее губы страстным поцелуем…

- Тревога! Подъем! – сильный толчок в бок заставил Марка вернуться к реальности. Он вскочил и, поправляя на ходу меч, выбежал из палатки. Резкий холодный ветер моментально выдул из него последние остатки сна. Он протер глаза и осмотрелся. По лагерю в неверном свете факелов крича, бегали солдаты. Вдруг возле уха что-то противно прожужжало и за спиной услышал короткий вскрик и странное бульканье. Обернувшись, он увидел, что стрела пронзила горло Луция, выбежавшего вслед за ним из палатки. Марк инстинктивно прижался и надел шлем. Тут перед собой он увидел перекошенное лицо Ситы:
- Эти суки пошли на штурм! Шевели задницей, если не хочешь раньше времени попасть в Аид! За мной!
Марк побежал за Ситой, на ходу выхватывая меч и прикрываясь щитом от роящихся повсюду варварских стрел. То, что он увидел, заставило его похолодеть от ужаса – проломив хлипкую стену из кольев, варвары густой толпой врывались внутрь лагеря, прорубая себе дорогу кривыми мечами-фальксами. В центре лагеря центурион строил солдат, громовым голосом изрыгая отборные ругательства. Позади с каменным лицом стоял префект, окруженный знаменосцем, трубачами и корникулариями. Остатки кавалерии топтались у ворот, ожидая приказа к атаке. Марк с Ситой встали в строй и приготовились к бою. Префект взмахнул рукой и резко взвыла труба. Солдаты бегом ринулись в сторону прорвавшихся в лагерь даков. Яростный вопль «Баррррра!» вырвавшийся из двух сотен глоток, огласил поле боя. Варвары уже прикончили последних защитников стен и сбросив их тела с вала, темным потоком неслись навстречу. Словно нож в масло врубился римский строй в толпу даков и стал медленно оттеснять их назад. Удача ускользала из рук даков. Один за другим они падали, сраженные гладиями. Марк колол в ничем не защищенные тела, не обращая внимания что рука, сжимавшая меч, была в чем-то липком и горячем. Справа яростно бился Сита, рыча, словно зверь. Вдруг вопль ужаса прокатился по римскому строю – позади с хрустом обвалились колья и через них, сметая немногочисленных защитников, внутрь укрепления бросились новые толпы даков. Префект бросил на них всю оставшуюся кавалерию, но вскоре всадники один за другим растворились в плотной шевелящейся массе варваров. Выхватив меч, префект бросился в самую гущу боя, увлекая за собой оставшихся солдат. Несмотря на отчаянное сопротивление римлян, даки превосходили их по численности в несколько раз и надежды на победу не оставалось. Началась агония. Упал трубач, которому страшный удар фалькса раскроил череп вместе со шлемом. Центурион - старый вояка, помнивший еще штурм Иерусалима - нагромоздив вокруг себя гору тел, сражался один, окруженный даками, пока несколько копий не проткнули его насквозь. Прошедший множество кампаний от Британии и Германии до Иудеи и Парфии, он с хрипом рухнул на трупы убитых им даков. Больше всего варвары стремились захватить префекта. Когда последний его корникуларий пал, префект поразил себя мечом в незащищенную доспехом часть тела. Ни один мускул не дрогнул на его суровом лице, когда острая сталь вонзилась ему под ребра. Увидев гибель префекта, оставшиеся солдаты в панике бросились бежать в разные стороны.
Бежавший рядом с Марком вексилларий в волчьей шкуре, рухнул на землю с торчащим в спине копьем. Марк бросил свой изрубленный щит, выхватил знамя из рук умирающего знаменосца, трясущимися руками сорвал с древка полотнище и побежал туда, где было спасение - в черневший неподалеку лес.
Перемахнув через стену, он увидел варварскую лошадь без всадника, вскочил не нее и галопом поскакал в сторону леса. Уже светало и Марк сжимался от ужаса при мысли, что его заметят и за ним бросятся в погоню и мчался не останавливаясь и не оборачиваясь, пока конь замертво не свалился, чуть не придавив Марка. В изнеможении он лег на землю. Во рту противно пересохло, нестерпимо хотелось пить и он стал жадно слизывать росу с травы и листьев. Вдруг он спохватился и вспомнил про вексиллум. Скомканное полотнище с вышитой золотыми нитями эмблемой когорты валялось рядом. Марк аккуратно сложил его вчетверо и засунул под кольчугу.
Немного придя в себя, Марк задумался. Мысли его были невеселые. Лагерь захвачен варварами и защищавшие его центурии полегли под кривыми варварскими мечами. Если кто-то из римлян и попал в плен, его судьбе нельзя было позавидовать. Поняв, что он остался совершенно один в этом чужом и враждебном лесу, его охватило отчаянье и он вдруг заплакал. Слезы текли по его грязному исцарапанному ветками лицу. Наконец он успокоился и стал думать, как ему быть дальше. Возвращаться в лагерь было безумием – варвары могли бы схватить его. Оставалось пробираться в крепость. Он должен был во чтобы то ни стало донести знамя до своих. Эта мысль заботила его даже больше, чем спасение собственной жизни. А жить ему очень хотелось. Та, что осталась в лагерном поселке, ждала его и это придавало ему сил. На коне он нашел кожаный бурдюк, открыл его, понюхал и сделал пару глотков. Это было вино, причем не дешевое кислое пойло, а настоящее терпкое херсонесское. Видимо, даки ограбили римских купцов. К седлу был привязан бронзовый римский ковшик, тоже, видимо, трофей. Вдруг он ощутил сильный голод. Взглянув на мертвого коня, он достал из висевших на поясе ножен кинжал и стал отрезать от еще теплой туши куски мяса. Промучившись с мокрыми ветками, которые никак не хотели разгораться, он все же разжег небольшой костер. Пожарив мясо прямо на углях, он жадно впился зубами в жесткие несоленые куски. Утолив голод, он свернулся возле костра и забылся тревожным сном. В полудреме ему постоянно казалось, что он слышит чьи-то шаги, хруст веток и голоса варваров и тут же вскакивал, озираясь по сторонам. Он проснулся от холода, открыл глаза, и увидел, что лес погрузился в темноту. К счастью, небо как и в прошлую ночь было чистым и полная луна бледным светом освещала. Марк улыбнулся. Еще в детстве отец научил его ориентироваться по звездам и Марк без труда сообразил, в какую сторону ему надо идти. Он связал из своего плаща узелок, сложил в него оставшиеся куски мяса и боязливо озираясь по сторонам побрел туда, где в нескольких дневных переходах находилась крепость, где его ждали безопасность, сухая постель и она, его возлюбленная... Он шел всю ночь, то и дело прислушиваясь к лесным звукам, На рассвете он вышел к речке и припав губами к ледяной воде стал пить. Напившись, он вдруг увидел на песке следы конских копыт и замер. Следов было много и они были свежие. Копыта не были подкованы, как это делали римляне, значит здесь совсем недавно был отряд варварской конницы. Размышления Марка прервали донесшиеся издалека конское ржание и топот копыт. Словно загнанный зверь, Марк оглядывался по сторонам, ища укрытия. Он зашел в ледяную воду почти по шею и спрятался в зарослях камыша. Оттуда он заметил, как к ручью приближаются несколько всадников и зажмурился. Он слышал, как в ушах бешено пульсирует кровь и колотится сердце. Открыв глаза, он увидел в нескольких шагах от себя трех всадников. Судя по доспехам из пластин, это были сарматы, союзники даков. Их скуластые смуглые лица были свирепы и вызывали ужас. Они говорили между собой на странном языке и легкий ветерок доносил до слуха Марка отдельные слова. Марк закусил посиневшие от холода губы и старался не дышать. Один из всадников, будто что-то почуяв, остановился и словно собака стал водить приплюснутым носом по сторонам. Его конь топтался там, где только что сидел Марк и где в песке остались следы от его подбитых гвоздями калиг. Марк с ужасом ждал, когда всадник заметит его следы. Вдруг один из варваров что-то хрипло прокричал отставшему, а второй громко засмеялся. Первый сармат злобно огрызнулся на них и лягнув бока своего коня, стал догонять двух других. Только когда все три всадника скрылись из виду, окоченевший от холода и страха Марк наконец смог пошевелиться. Он стал выбираться из воды на противоположный берег реки. Она была неглубокой и Марк без труда преодолел ее. На берегу начинался лес. Он бежал, чтобы согреться и остановился только тогда, когда почувствовал, что задыхается. В лесу он разжег костер и сняв с себя всю одежду стал сушить ее над огнем. Его трясло от холода. Из бурдюка, снятого с лошади, он налил немного вина в ковшик и поставил его в костер. Когда вино нагрелось, он стал пить его маленькими глотками, обжигая губы. Горячая жидкость приятно согревала внутри и сразу ударила в голову. Наломав еловых веток, Марк устроился поближе к костру и, накрывшись ими как одеялом, мгновенно уснул. На этот раз он спал крепко, видимо под действием вина и блаженная улыбка застыла на его заросшем щетиной лице.

Кто-то водил по лицу травинкой и он открыл глаза. Яркое солнце на мгновение ослепило и он поднес руку ко лбу, прикрываясь от лучей. Над ним склонилась, улыбаясь, она. Сквозь тонкую белую тунику просвечивалась тонкая талия и нежные линии груди, в ее ушах покачивались золотые сережки, ярко блестя в лучах солнца. Она смотрела на него из под черных бровей своими большими глазами, в которых играли озорные огоньки. Он попытался схватить ее, но она ловко вывернулась и, заливаясь звонким смехом, побежала прочь. Марк вскочил и кинулся за ней, но как ни старался он ее догнать, расстояние между ними не сокращалось. Внезапно все исчезло…

Он проснулся от того, что крупные капли дождя падали ему на лицо. Тело окоченело от холода и содрогалось крупной дрожью. Подбросив в костер побольше дров, он достал из узелка несколько кусков мяса, все, что у него осталось.
Темнело. Короткий осенний день уступил место вечеру и на небе опять появилась луна. На этот раз небо было затянуто тучами и звезд не было видно. Тем не менее, Марк собрал вещи и побрел вперед. Теперь он шел уверенно, страх первой ночи уже прошел и надежда затеплилась в его душе. Он шел и мысли его к той, которая являлась ему во сне, согревали его озябшее и изможденное тело.

Ее звали Вибия, она была дочерью пекаря из лагерного поселка. Марк увидел ее впервые в прошлом мае на празднике розалий. Он стоял в карауле у ворот крепости и скучал. Вдруг появилась она. Она шла вдвоем с подружкой, на ее тонкой шее была праздничная гирлянда из цветов, а на голове венок из роз. Они смеялись и прошли мимо, не обратив на Марка внимания, а он все стоял как вкопанный на своем посту и смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду.
- Шею не сверни! – раздался голос и в нос ударил резкий запах перегара и чеснока. Марк вытянулся перед центурионом по уставу.
- Что, понравилась девчонка? Тогда лучше тебе поторопиться, парень, скоро выступаем в поход.
Центурион хлопнул Марка по плечу и пошел дальше проверять посты.
Через неделю, получив, наконец, увольнительную, он стал ее повсюду искать, бродил по поселку взад и вперед, и когда уже почти отчаялся ее встретить, спустился к реке и тут он увидел, как она купается. И тогда, на берегу реки он овладел ею. А потом они лежали в поле и Марк с наслаждением вдыхал ее нежный девичий запах, так непохожий на его собственный. Живя в лагере среди таких же как он солдат, он привык к запаху железа, пота, кожи, уксуса и чеснока, которым была пропитана его казарма. Изредка он вместе с братьями наведывался в бордель, но от тамошних проституток пахло дешевыми духами и кислым вином. А от нее пахло молоком и свежим хлебом. И этот нежный аромат кружил ему голову. Она играла пальцами его волосами, когда он лежал на спине и щурился от яркого солнца.

Продолжение следует...