Добровольная принудительность

     Давно уже наступила ночь, взошла яркая луна, осветив засыпанные по крышу хатки и сараи деревни. Мерцали звёзды Млечного пути, усилился мартовский мороз.
Намаявшиеся за день приваловцы спали тяжёлым сном. Бодрствовали только два учителя с одинаковой фамилией Лазаренко: они ещё не выполнили задание партии по подписке на заём на своём участке.
    - Ну что, Михаил Александрович, - обратился к коллеге Виктор Васильевич, когда они вышли из хаты Андрея Ригулина, который с женой Нинкой всё-таки подписался, - пойдём опять к Аксинье Копыловой. Только одна она не подписалась, портит нам всю картину.
   - Уже поздно, у неё и света нет, дети спят уже.
   - Завтра нам утром ведомости о подписке надо сдать, а Аксинья не охвачена. Будет скандал. Пойдём. Придётся будить.
    Виктор Васильевич Глянев – секретарь партячейки колхоза «Слава труда», инвалид войны, потерявший на фронте руку. Михаил - учитель начальной школы.
Сегодня по стране объявлена подписка на заём 1955 года. Им поручено обойти 30 хат, где живут в основном вдовы не вернувшихся с войны мужей и их сироты-дети, и уговорить хозяек - членов колхоза добровольно подписаться на государственный заём.
    План подписки  утверждён, цифры каждому определены. Уже завтра они должны отчитаться о 100-процентном охвате. Отказников не должно быть. Такова установка партии.
    Михаил стучит в окно тетки Аксиньи. Зажигается свет, открывается дверь.
    - И каго тут черти носют по ночам, покоя нима, - ворчит хозяйка.
    - Аксинья Даниловна, это мы, по займу, - отзывается Виктор. – Пустите в хату, а то замёрзли.
    - Вы что, опять по мою душу? Вочи б маи вас ни бачили! – ворчит вдова. - Ну проходьте, раз пришли. Да бычка не затопчите, учора карова отелилась. Сядайте на услон, ён чистый.
    Гости обошли телёнка, лежавшего в углу у двери на соломе, и примостились на скамейке.
    - Якие ж вы настырные, батьки ваши такими не были! – скрестив руки на груди, продолжает Аксинья. – Я вам два разы гомонила: нима у мяне грошей на займ, детак кормить нечем, хлеб от Рождества не бачили. Если бульба кончится, хоть памирай. И от адёжи у мяне и дятей  ничёга ни асталось, бахилы расклеились. Аспиды вы!
    Голос колхозницы задрожал, и она горько заплакала.
    - Аксинья Даниловна, - устало говорит Виктор, - пойми, партия просит тебя помочь, дать взаймы. Всё потом вернется с процентами. Все соседи уже подписались, кроме тебя.
    - А Сашка Онисимова подписалась? А Маланья? А Солоха?
    - Да. Вот смотри: Маланья – 150 рублей, Сашка - 100, Солоха – 100.
    - А Проня Титиха?
    - Проня 70рублей, Беляевы 150.
    - Не подпишусь. Сравнили! У Сашки одно тольки дитё, у Маланьи на трёх баб ни одного дитёнка, у Титихи дети уже подросли, памагают, у Солохи хату не спалили немцы, а мужик хоть и калека, но жив, а у мене что? – стрекотала Аксинья. – Мой Максим, царство яму нябесное, - вдова перекрестилась на святой угол, -  и года не прожив посли вайны, памёр, бросив мяне с тремя маленькими детками. Яму там харашо, а мне? Выходьте, уже поздно. Нима грошей на займ!
    Аксинья, закончив монолог,  полезла на печку к детям.
    - Даниловна, ты зря идёшь против народа, не поддерживаешь решение родной партии. Ты же весной будешь просить коня пахать огород? Дров привезти? А тебе, как несознательному элементу, возьмут да и  откажут. Что будешь делать? – стал пугать вдову Виктор Васильевич. - Детей надо тебе пожалеть, быть со всеми.
Аксинья соскочила с печки, приблизилась к партийному секретарю.
   - Типун табе на язык! Я на коня не заработала! Дятей не жалею! – перешла она на крик. Дети: Алла, Маруся и Миша - испуганно забились на печке в самый угол. Маруся заплакала в голос. – Як вам ня совестно! Днями як проклятая в мороз и в непогодь тружусь за палочки на вобщество, и на коня не заработала?
    Учителя её не перебивали. Они терпеливо ждали. Им было известно бедственное положение бедной вдовы-труженицы, но партии виднее. Не одна Аксинья такая.
Часа через два, ко вторым петухам, измученная Аксинья добровольно подписалась на займ, и члены комиссии, успешно выполнившие задание по охвате колхозников подпиской, утром сдали подписные листы уполномоченному из района. 
    Каждый год примерно так проводилась подписка по всей стране. На собраниях коллективов принимались решения подписаться добровольно на заём каждому не менее, чем на месячный заработок. Членам ВКП(б) и руководителям – больше. И уже через день после объявленной подписки сообщалось, что все облигации займа на 30 млрд.  рублей размещены, подписка успешно закончилась.
    В 1948 году «Правда» писала, что коллектив Академии сельскохозяйственных наук СССР подписался на 208 процентов к месячному заработку.
    Выплаты проводились каждый год по розыгрышам. Но в 1957 году Хрущёв объявил, что «трудящиеся высказались за отсрочку выплат на 25 лет». Конечно же, добровольно. И выплаты «по просьбе граждан» прекратили. Да и подписку прекратили тоже.
    У каждой советской бабушки в сундуке или в шкатулке долго хранились пачки облигаций, которые в СССР выполняли роль ценных бумаг.
    «Дружной подпиской на государственные займы трудящиеся СССР демонстрировали своё морально-политическое единство, сплочённость вокруг коммунистической партии и готовность участвовать в строительстве коммунизма», - сообщала газета «Правда», подводя итоги подписки.    
    На словах всё делалось добровольно: граждане добровольно приобретали облигации, добровольно продляли сроки их выплат. Была установлена и такса – подписываться не менее чем на 10 процентов зарплаты.
    Рассказывают, что в 1943 году на дипломатическом приёме в Лондоне у полпреда Майского И.М. один из западных дипломатов спросил:
   - Господин посол, объясните, пожалуйста, ваш феномен: идёт кровопролитная война, в стране разруха. И не успели власти объявить о начале подписки на займ, назавтра план перевыполнен. Неужели люди так вот, в один день, добровольно  отдают свой месячный заработок государству? В чём секрет?
   - Да, уважаемый коллега, - отвечает Майский, - добровольно, смею вас заверить. Вот, например, ваш мопсик станет добровольно есть горчицу? Ни за что? А у меня съест, притом без принуждения.
   Иван Михайлович подозвал собачку, подцепил на лопаточку горчицу и мазанул ею мопсику под хвост. Собачка моментально слизала горчицу и ещё долго облизывалась, тихонько повизгивая.
   - Вот так добровольно и быстро наши граждане и подписываются на займы, -  заключил Майский.
   - Понял Вас, господин посол, - усмехнулся дипломат, - скорее, это -   добровольная принудительность.
   Выплаты по советским облигациям тётка Аксинья, как и другие подписчики, не дождалась. Сначала была хрущёвская отсрочка, затем горбачёвская перестройка, и, наконец, развал СССР с Ельцыным и Гайдаром.
   Оказалось, что напрасно хранили бабушки облигации. В 1991 году они, эти ценные бумаги, превратились в прах. Выиграли лишь те, кто догадался использовать их в качестве обоев в дачных туалетах.
   Вот так добровольно-принудительно народ выполнял, да и теперь выполняет «исторические» решения своих «мудрых» правителей.