Человек из кантона Плезанс. Глава III

Эти слова только усилили и без того мучительную неловкость, которую я испытывала с первых секунд разговора с Дежанси. О, как я теперь понимала своих девочек, как мотыльки, сгоравших в пламени данькиных глаз. Как я их теперь понимала... Только эти глаза были не карие с вишнёвым блеском, а двухцветные: один серый, а второй бледно-зелёный с голубоватым отливом; но тонуть в них это мне нисколько не мешало. Ну, Юльчик, мысленно обратилась я сама к себе, поздравляю. Воистину это твой лучший фортель. Тесна для тебя Россия-матушка, от Кореи до Карелии... но почему же так невыносимо тянет в груди и теплеет чуть пониже... пора делать ноги.
Дежанси заметил это смятение и что-то быстро шикнул по-французски своим друзьям. Те как по команде затушили бычки и торопливо вышли из курилки. Вот спасибо так спасибо, теперь я уже и не знала, куда деваться. Внимания на нас никто не обращал, в курилке сидели только водилы из транспортного отдела да пара технарей линейно-кабельной группы, смурные мужики в сандалиях, надетых на носки. Таким что французы, что папуасы — всё едино.

— Я прошу прощения, — Луи-Армель с виноватым видом покачал головой, — я был бестактен. Мне не надо было заходить к вам.
— Ничего страшного, — пробормотала я, — всё равно нашли. Что вы хотели?
"Юля, делай ноги, пока не поздно, — шипела мне интуиция, ещё ни разу не подводившая меня в критических ситуациях, — вали отсюда ко всем чертям и цепляйся за Даньку, как утопающий за бревно. Пропадёшь ведь, идиотка, ничему жизнь не учит..."
— Я хотел увидеть вас, — спокойно продолжал мой собеседник, — это невежливо, но я хотел увидеть вас без вашего...
collegue. Pardonne-moi. Я редко говорю на русском.
Молчал бы, взмолилась я про себя, не надо меня с головой топить, я уже и так...
— Я вас слушаю. — Слова давались с большим трудом, словно я и впрямь находилась в каком-то трансе, не в силах оторваться от разноцветных глаз. Горло предательски перехватывало, я уже и не помню, когда последний раз со мной творилось такое. Память услужливо подсказала, что никогда. Интуиция напомнила, что пора давать дёру. Сама я, естественно, стояла столбом и ждала ответа, мучительно пытаясь прикурить новую сигарету. Спички ломались одна за другой.
Дежанси поднёс мне зажигалку и тихим голосом продолжил:
— Моя группа здесь, в Москве, до воскресенья, сейчас... le mardi... вторник... но я с большим... под большим впечатлением...
Данька, ну набери ты мне уже, набери, наори в трубку, выясни, где меня носит... почему, когда надо, тебя никогда нет? Ты же видишь, что сама я дезертировать не способна. Ты же видишь, сволочь красноглазая, всё видишь, у тебя сущность такая... ну где же ты шляешься? Никогда в жизни я не хотела видеть Данияра так сильно, как сейчас, потому что уже было ясно — либо он волевым усилием выбивает из меня всю дурь, либо я так и пропаду здесь, в курилке, ни за грош.

"Знаешь, чего ты боишься? — сообщил мне как-то Данька, когда мы пили кофе после очередного аврального сюжета. — Ты боишься любви. Больше смерти, больше боли, больше чего бы то ни было ты боишься любви, боишься, что кто-то войдёт в твою жизнь и сломает все твои укрепления, распутает эту спираль Бруно*, и ты окажешься беззащитной. Окажешься один на один с кем-то ещё. А ты так не умеешь. Ты любишь всё контролировать, железной рукой приводить к покорности, а в любви так не бывает. В настоящей любви. Я не знаю, что тебя так заковало в эти латы, ежу понятно, что Гарик Клатов был просто той соломинкой, что доконала верблюда, но ты до одури боишься раскрыться, боишься, что любые отношения принесут только горе. И тебе проще всю жизнь провести в этом лютом одиночестве, которое ты считаешь безопасным. Я не прав?"
Он был прав. Тысячу раз прав, он, инкуб, знающий о любви всё, живущий ею и для неё. Только чего теперь стоили все эти рассуждения? Как бы сейчас смеялся Данияр, о, как бы он сейчас смеялся надо мной. И вновь был бы прав.

— Это очень бестактно с моей стороны, — Дежанси говорил, обращаясь преимущественно к сигарете, — но я бы очень хотел встретиться с вами... если вы не против... когда вы закончите работу...
— Я очень поздно заканчиваю, после полуночи. Это зависит не от меня... — Всё, Юль, всё. Коготок увяз, всей птичке пропасть.
— Да, я понимаю. Может быть, ваш шеф отпустит вас пораньше?
Мой шеф? Ах, да, Данька же меня отрекомендовал как свою ассистентку. Это я ему тоже припомню. А что, может, и правда, навешать ему лапши на уши, он хоть и не человек, но понять меня должен. Хотя бы раз в жизни. Потому что для себя я уже всё решила.
— D'autant plus... тем более, ваш шеф всё равно вечером пригласил нашу Мадлен куда-то... я случайно услышал разговор...
Ага, я была права. Что ж, Данька времени зря не теряет. Ну, раз так, пусть только попробует мне что-нибудь сказать. В конце концов, в воскресенье всё так или иначе закончится.
— Я поинтересуюсь, — как могла уклончиво ответила я, стараясь сохранить нейтральное выражение лица.
Француз что-то черкнул на вырванном из блокнота листке.
— Мой телефон. Если вам понадобится.
— Мерси. — Я забрала бумажку и сунула в карман. Потом перепишу.
— Мне надо идти. — Если дезертировать, то сейчас.
— Certes. Да, конечно. Позвоните, если решите... — Он щелчком отправил сигарету в пепельницу.

В моей аппаратной по-прежнему сидела вся компания. Данька бросил на меня взгляд, и его лицо приобрело заинтересованное выражение.
— Та-ак... Однако. Ни на минуту тебя оставить нельзя.
Ну что ж, раз так, надо с места в карьер.
— По оперативным разведданным, у тебя намечается романтический вечер?
— Это кто ж тебе нашептал?
— Не твоё дело. У меня тоже, так что придётся нам после прайма расстаться по-хорошему.
— Да пожалуйста, — Данияр не сводил с меня странного, остановившегося взгляда, — я в твою личную жизнь не вмешиваюсь. Я даже не спрашиваю, кто этот несчастный, которого так угораздило.
Мои коллеги вертели головами, переводя взгляды с Даньки на меня. Первой опомнилась Лилька.
— Господи, Юлька, у тебя что, и правда свидание? А с кем? А почему ты ничего не говорила? А мы его знаем? А...
— Блин, Лиль, утихни, от тебя в глазах рябит. Ну что вы все смотрите, на мне узоров нету. Хорошенькие дела. Я что, по-вашему, действительно функция от клавиатуры без присущих человеку страстей?
— Юль, но...
— Я свою репутацию лучше вас знаю. Робот-терминатор, машина для монтажа, начинающий алкоголик. Есть что добавить?
— Ну ты и дёрганая, — Гарик сидел на подоконнике, облокотившись на Данькину сумку. — бедные французы. Представляю, какое у них о тебе сложилось впечатление.
— Заткнись, — бросил Данька раздражённо, — я же сказал, она сегодня злая, нечего ей на нервы давить. Ради бога, после прайма можешь располагать собой. На ночь всё равно повтор. Но завтра чтобы как штык без опозданий, нам предстоит трудный день. Я худо-бедно расписал, кого куда завтра приткнуть, согласовал с начальством, так что придётся поработать. Да, и вот ещё что...
Он встал и отвёл меня в сторону, чтобы остальные не слышали нашего разговора.
— Я не имею права тебе указывать, — почти в самое ухо прошептал он, — ты взрослый и самодостаточный человек. Но я тебя прошу, — он пристально посмотрел мне в глаза, — очень прошу, будь предельно осторожна.
— Дань, да что с тобой? — Я непонимающе вытаращилась. — Я не понимаю, о чём ты.
— Просто слушай сюда. Я не буду делать вид, будто не догадываюсь, с кем у тебя встреча. Так вот. Будь предельно, насколько это возможно, осторожна. Если ты что-то заметишь... почувствуешь... что-то необычное... сразу дай знать. Я не шучу.
— Ты мне можешь толком сказать, что тебя так беспокоит? Или тебе просто не нравится, что я могу с кем-то встречаться?
— Не будь идиоткой. Я не могу тебе внятно сказать сейчас, просто поверь. Ты же мне веришь? Ну вот. Меня беспокоит именно этот человек. Кое-что в нём мне категорически не нравится. Но давить на тебя я тоже не могу. Так что просто будь внимательна и не теряй головы. Хотя... — он вздохнул, — уже поздно. Ладно, всё. Мобильник мой у тебя есть. Если что, звони. Да, вот ещё. Если сможешь, выясни, где он родился. Не спорь. Это важно.
В голове у меня был какой-то невозможный сумбур. Что это на Даньку нашло? Почему он так настойчиво требовал от меня осторожности? Что мне может грозить? Или... не мне? Я вдруг вспомнила, с каким странным, недобрым выражением он смотрел на Дежанси тогда, утром, ещё до того, как стал всех со мной знакомить. Ещё до того, как стал всех со мной знакомить... Значит, его и впрямь что-то беспокоит в этом человеке, но вот что? Вряд ли Данька мог предположить, что всё обернётся именно так. Значит, дело не во мне. Дело в самом Луи-Армеле Дежанси.

Всю гоп-компанию Данияр из моей монтажки выгнал, пообещав каждому по делегату.
— Морозов, что у тебя на прайм? Сирия? Отлично, к тебе Мадлен, у Клатова Эллен Гроссо, — тут я против воли хихикнула. Каждому воздаётся по делам его. — у Валитова африканский шкаф, Лиль, ты с кем монтируешь? А, с Валитовым? Ну, удачи. Остальной балласт в ньюсруме, я Оксану запряг, она хоть тоже знает французский. Юль, тебе Путина перемонтировать, все правки в тексте. Я пошёл.
— Не рано ли? — усмехнулась я.
— Я ещё на работе, чтоб ты знала. Мне к главному надо. Да, кстати. Чисто для твоего саморазвития. На Пятницкой есть симпатичный подвальчик, "Окна во двор". По карте посмотришь.
Вот как его поймёшь? То психует, чуть ли не до скрежета зубовного, что я с кем-то куда-то собираюсь, то сам советует, куда пойти. Никогда, никогда в жизни я до конца не пойму Невмятуллина Данияра Альбертовича.
— И что там?
— Место симпатичное. И по приемлемой цене. Я там был пару раз. Просто не хочу, чтобы тебя понесло по сомнительным заведениям.
— Ладно, хорошо.
— Что-то ты неразговорчивая сегодня. Всё-всё, больше не пристаю. И помни, что я тебе сказал.
Он помолчал, потом цокнул языком и вышел.

Сенатская всё равно ко мне зашла, стоило Даньке скрыться за поворотом.
— Шеф мой текст утюжит, полчасика у меня есть. Юль, ну что с тобой такое? Это всё Клатов, да? Злющий он стал в последнее время, аж коробит с него. Или Данька тебя опять загрузил? У тебя взгляд какой-то потерянный.
— Все вы меня загрузили, — буркнула я, — деться от вас некуда. Ладно, Лиль, не принимай на свой счёт. Просто день какой-то... сумбурный.
— Ой, да и не говори! Прикинь, у меня на монтаже будет негр! Правду Данька говорит, шкаф.
— А, у тебя же выставка Васнецова. Ну, тогда понятно, он ведь тоже по культурке.
— Такая дубинушка, и по культурке? — Лилька засмеялась. — Да, Париж город контрастов. Придётся освежить в памяти английский. Как ты думаешь, они по-английски говорят?
— Должны вроде. Здесь только один знает русский.
— Ни фига себе. Знает русский? А кто?
— Комментатор. Я его в курилке встретила, поговорили немного. — Я втайне надеялась, что моё лицо меня не выдаёт.
— Это какой? В очках?
— Блин, Лиль, ну их всего семеро, а мужиков и того меньше. В очках Жан, паркетник, ты же сама у меня спрашивала. Комментатор это тот, полусонный, весь в себе.
— А, всё, поняла. Я, честно говоря, думала, обдолбанный чем-то, уж больно взгляд странный, неподвижный какой-то. Б-р-р. Не люблю таких, никогда не знаешь, чего ждать.
Я пожала плечами. На вкус и цвет, как говорится...
— А Данька-то наш, значит, уже подцепил кого-то. Не знаешь, кого?
— Знаю, невелика тайна. Мадлен, ну блондиночка та, с короткой стрижкой. Я, кстати, сразу на неё поставила.
— Ну ещё бы, кто Даньку лучше тебя знает. Юль, ты мне другое скажи, ты-то сама с кем куда собралась? Просто так неожиданно... ты извини.
— Лиль, тебе какая разница? Хотя... С этим, как ты говоришь, обдолбанным комментатором.
У Сенатской отвалилась челюсть.
— Да ладно? С этим? Господи, мать, ну не ожидала от тебя. Ой, извини. Блин, язык мой — враг мой. Я просто имею в виду... ну, он какой-то уж очень странный.
— Вот и посмотрим.
— Ты только завтра расскажи... ну, если будет, что рассказывать. Потому что я теперь от тебя не отстану, раз уж ты вылезла из своего заточения. Да-да, и не спорь!
Ох, бог ты мой, Лилька-Лилька... Любопытная, как сорока, и ведь даже обижаться на неё не получается, настолько она искренне "болеет" за мою сомнительную личную жизнь. Кстати, о личной жизни.
— Мне позвонить надо.
— Всё-всё, убегаю. У меня негры, ты же помнишь. — И она со смешком поцокала по коридору.

Я достала телефон, внутренне паникуя. Ладони покрылись холодом. Юля, блин, возьми себя в руки. Ничего сложного: набрать цифры и спокойно, без истерик сказать пару слов. Хм. Легко рассуждать. У меня сердце выпрыгивало из груди, ну что ж такое, как же меня так угораздило, да ещё в столь сжатые сроки. Кому расскажи.
Я ещё раз вышла покурить для ясности ума и всё-таки набрала цифры с клочка бумаги.
— Это Юлия.
— Да, — раздался тихий голос, от которого по спине пробежали мурашки, — я слушаю вас.
— Вы не передумали?
— Non... нет, что вы. Я буду очень рад.
— Тогда... — я задумалась на секунду. А, катись оно всё. — в десять вечера. Подождите меня в холле, внизу. Я знаю одно место, довольно неплохое. — Ну, Данька, надеюсь, ты не соврал.
— Tres bien. Я вас буду ждать.
— Тогда до вечера. — Дольше говорить у меня уже не было сил. Я отключилась и пошла заваривать кофе.

Надо отдать должное Данияру и его смс-кам, сегодня я хотя бы не выглядела форменным чучелом. Я долго и придирчиво рассматривала себя в зеркале дамской комнаты. Так, ну волосы вроде ничего, не торчат, хотя лучше ещё раз... Я закрутила хвост по-новой. Да, так лучше. Хм, что ещё... да вроде нормально. Надеюсь, подвальчик достаточно демократичный, чтобы появиться там в джинсах и рубашке. Ну вот что я суечусь, времени ещё два часа до провала, десять раз успею собраться. Идти недалеко, минут десять от проходной... так, или ты сейчас идёшь пить валокордин, или отменяй всё к чертям. Позорище, как сказал бы Данька. И был бы прав. Он всегда прав.

"Окна во двор" оказались довольно тихим заведением с негромкой музыкой и полупустым залом. Ну, чему удивляться, не пятница же, вечер вторника не то время, чтобы яблоку было негде упасть. Мы заняли дальний столик около какого-то пейзажа на стене, и я вдруг поняла, что мой визави испытывает такую же мучительную неловкость, что и я, и прячет её за равнодушно-отрешённым взглядом разноцветных глаз. Я даже не помню, что я цедила из тонкого бокала, мне просто надо было сидеть и смотреть, смотреть, не отрываясь, на это слегка асимметричное лицо, на тёмную прядь, постоянно падающую на лоб, на человека, перед которым я действительно была полностью беззащитна. Он что-то негромко говорил, постоянно сбиваясь на французский, неподдельно волнуясь и от этого неся какую-то чушь. В общем, оба были хороши, словно подростки на первом свидании, не знающие, куда деть руки и глаза. Вдруг Дежанси посмотрел куда-то в сторону и удивлённо заметил:
— Твой шеф тоже здесь. Вы все, наверно, любите это место.
Ну, Данька, ну, морда ордынская. Так я и знала, что не просто так он вдруг стал делиться своими явками и паролями. Решил подстраховаться и пронаблюдать самолично за тем, кто его так беспокоит. А я тоже хороша. Хотя доверчивость никогда не была моей сильной стороной. Ладно, если он будет вести себя прилично, авось, обойдётся. Тем более, он не один.
Мадлен и Данияр нас тоже увидели, поприветствовав кивком, причём, как мне показалось, Мадлен едва рот не раскрыла от удивления. Данька занял стратегическое место в другом конце зала, но я видела, что он сел так, чтобы не терять нас из виду, в особенности Дежанси. Сам Луи-Армель особого волнения не проявил, решив, видимо, что "Окна во двор" и впрямь всеобщее место для сборов.
Безумно захотелось курить. Дурацкие законы, придётся идти на улицу.
— Я выйду покурить.
— Да, конечно, — он кивнул, — никаких проблем.

Я вышла наружу, присев на скамейку у входа в подвальчик. Не успела я сделать затяжку, как ко мне присоединилась Мадлен. Надо же, она тоже курит.
— Hello, Julia. Do you speak english?
— Yes, a little.
И мы перешли на английский.
— Твой шеф очень красивый мужчина, — заметила Мадлен, — я таких никогда не видела.
— Да, есть немного, — согласилась я.
— Я очень удивилась, что он обратил на меня внимание. Но это приятно. Будет, что вспомнить дома. А ты давно с ним работаешь?
— Порядочно. Но с ним тяжело, он очень требовательный.
— О, я заметила, — засмеялась Мадлен. Смех у неё был нежный, серебристый, как лёгкие колокольчики. И сама она была тоненькая, как тростинка, с распахнутыми голубыми глазами и задорной улыбкой. Что ж, Данияру никогда нельзя было отказать в хорошем вкусе.
— Удивительно, — Мадлен с интересом смотрела на меня, — как тебе удалось куда-то вытащить Дежанси? Я была просто в шоке, если так можно сказать.
— А что такого?
— Ну... просто он очень замкнутый, вечно сам по себе, практически ни с кем не общается. Хотя, если подумать, ничего удивительного. У его фамилии чересчур своеобразная слава. Я бы на его месте тоже постаралась не привлекать к себе внимания.
Так, звякнул внутри меня сигнальный звоночек, вот оно. С этого места поподробнее. Мне внезапно вспомнилось взволнованное лицо Данияра и то, с каким упорством он настаивал на моей осторожности. Ну что, какие тайны скрывает в себе человек с разноцветными глазами, в которого я успела влюбиться без оглядки?
— Франция — страна дремучих суеверий, — улыбнулась Мадлен, — стоит отъехать от Парижа буквально на несколько километров, и начинается такое, ты не поверишь. Средневековье. А Дежанси из Плезанса, там вообще сумасшедший дом в этом плане.
Плезанс, отметила я про себя. Данька очень уж хотел выяснить, откуда Луи-Армель родом. Плезанс, значит. Вот только где это?
— На юго-западе Франции, департамент Жер. Глушь несусветная, неудивительно, что все суеверия там расцветают пышным цветом.
— Да что за суеверия?
— Дежанси — самые известные во Франции экзорцисты, причём это династия. С пятнадцатого века. Охотники на ведьм. Да-да, не поверишь. Один из мужчин этой семьи всегда становился экзорцистом на службе Ватикана, а остальные преследовали колдунов и всех таких прочих во Франции. И, что самое интересное, действительно их находили. Ну... настоящих колдунов, не этих несчастных, которых безвинно жгли на кострах. Дежанси всегда находили настоящих колдунов, понимаешь? Их обвинения всегда подтверждались. Люди говорили, у Дежанси чутьё на демонов. А ещё — она прищурилась, — говорили, что тот, у кого самое лучшее чутьё, всегда имеет разноцветные глаза. Отличительный признак охотника. Конечно, сейчас не те времена, да и ведьмы все перевелись, но тем не менее у семьи Дежанси слава очень своеобразная. До сих пор. Каратели из Плезанса, так их называли. Так что Луи-Армель не хочет лишний раз подчёркивать своё... м-м-м... происхождение. И вообще лишний раз с кем-то иметь дела. Его здорово нервирует такое выдающееся наследство. Поэтому я удивилась, что ты смогла его расшевелить. Ой, как мы долго уже стоим тут! Пойдём, нас, наверно, заждались.


* — спираль Бруно — цилиндрическая спираль из колючей проволоки, используется в качестве заграждения.


Продолжение: http://www.proza.ru/2016/01/24/1918