Пушкинская улыбка

размышления о поэме А.С. Пушкина «Руслан и Людмила»























В детстве я очень серьезно читала это сказочное произведение. Переживала, когда злодей Черномор похитил Людмилу, а Руслан, Рогдай, Фарлаф и Ратмир отправились на ее поиски. Сердце сжималось, когда добрый волшебник Финн рассказывал трагическую историю своей жизни, страдала из-за того, что Наина, влюбившись в него, успела состариться. Исповедь головы великана на мертвом поле приводила меня в ужас, битва Черномора с Русланом восхищала… Я помню все это так, как будто передо мной прокручиваются кадры остросюжетного фильма на серьезнейшую тему.

Но маленькие многого не замечают. Вся прелесть авторского стиля открылась мне тогда, когда я, повзрослев, стала внимательно вчитываться в каждое слово и понимать, что Пушкин писал все это, откровенно смеясь. Над своими героями, стереотипами сказочного сюжета, условностями – в конце концов, над нами, маленькими читателями. Но его ирония – добрая, она как легкокрылая птица заставляет вздрагивать от смеха, наткнувшись на то или иное явно веселое выражение в самый неподходящий, казалось бы, драматичный момент, который надо бы переживать всерьез. А не получается!

Я начала прозревать, когда стала задумываться и анализировать сюжеты. Задавать вопросы. Почему Черномор похитил Людмилу? Зачем она ему? Мог ли он видеть ее раньше? Об этом нет упоминания. Проявлял ли он к ней интерес, когда она находилась в плену? Очень вяло – если вообще можно об этом говорить. Она просто жила, как на курорте, и скучала. А для чего было все это ему? У меня создавалось впечатление, что она абсолютно ему безразлична. Иначе и быть не могло – вся сила карлика только в бороде, но не будет же он ее поднимать вверх и кружить в воздухе часами и днями, как Руслана? Не для этого похищают. А для чего?

Финн говорит, что воевал, желая добиться любви Наины, годами. Неужели ему не приходило в голову, что за это время она могла его забыть? Он готов был десятилетия тратить на победы, которые в ее глазах ничего не значили? А он поинтересовался, как она вообще относится к теме войны, и очаровывается ли героями? Когда он увлекся колдовством, потратил на это еще полжизни, и, к своему великому удивлению обнаружил, что ей уже семьдесят лет. А ему в голову не приходило, что за это время она его и подавно забудет? И какой толк от колдовства, если он не может вернуть ей прежний облик?

Выяснение отношений между великаном и карликом вызывали меньше вопросов. Там все было довольно логично: обман доверчивого гиганта коварным крошечным братом. Но опять же – Черномор отрубил голову, но не смог нанести еще один удар, чтобы совсем его уничтожить. И голова говорила и разоблачала его перед любым встречным. Вещала громовым голосом как телевизор и вызывала чуть ли не природные катаклизмы вокруг себя. Я понимала, что меч – тяжелый для Черномора. У него могло не хватить сил. Но как же тогда он нанес первый удар? Или его до такой степени сразило, что голова оказалась живой, и он ее испугался?

А уж когда Руслан, отрезав бороду, зачем-то забрал Черномора с собой, и в конце его оставили жить вместе со всеми во дворце князя, я вовсе вставала в тупик. Зачем им нужен он, я понимала еще меньше, нежели, для чего тому понадобилась Людмила.

Но все прояснялось, когда я угадывала за происходящим скрытую или явную усмешку автора и понимала – в этом юмористический смысл. Позволю себе прибегнуть к цитатам.

Чего стоит выражение во вступлении: «Царь Кащей над златом чахнет». Так и представляешь себе, как он, глядя на свои богатства, страдает от невозможности насладиться им. И от пафосного, как сказали бы сейчас, слова «чахнет», имеющего явно издевательский смысл,  впечатление как от томной барышни, чахнущей от тоски. Так писали в сентиментальных романах той поры.

В самом начале читаем:
«Ах, если мученик любви
Страдает страстью безнадежно,
Хоть грустно жить, друзья мои,
Однако жить еще возможно.
Но после долгих, долгих лет
Обнять влюбленную подругу,
Желаний, слез, тоски предмет,
И вдруг минутную супругу
Навек утратить… о друзья,
Конечно, лучше б умер я!
Однако жив Руслан несчастный».

Автор, явно иронизируя и слегка пародируя экзальтированную поэзию с ее «ахами», «охами» и «вздохами» рисует мрачную картину безоглядного отчаяния Руслана. И при этом удивляется – как он еще жив остался? Мы понимаем, что это – начало сказки. И он не мог сразу же исчахнуть от тоски.

Два других богатыря даже из вежливости не скрывают, что довольны похищением Людмилы, которую им предстоит искать. И это вместо ужаса вызывает улыбку.

Фарлаф – персонаж откровенно комический:
«Насилу я
На волю вырвался, друзья!
Ну, скоро ль встречусь с великаном?
Уж то-то жертв крови будет течь,
Уж то-то жертв любви ревнивой!
Повеселись, мой верный меч!
Повеселись, мой конь ретивый!»

Рогдай – положительный, но в начале несколько занудный персонаж, а Пушкин обожает высмеивать такие типажи бравых вояк:

«Рогдай угрюм, молчит – ни слова…
Страшась неведомой судьбы
И мучась ревностью напрасной,
Всех больше беспокоен он
 И часто взор его ужасный
На князя мрачно устремлен».

Когда финн рассказывает свою историю любви к Наине с мрачным концом, это откровенно смешно:

«Но вот ужасно: колдовство
Вполне свершилось, по несчастью.
Мое седое божество
Ко мне пылало новой страстью.
Скривив улыбкой страшный рот,
Могильным голосом урод
Бормочет мне любви признанье!»

Он сообщает подробности – как о героине фильма ужасов. Сейчас это назвали бы черным юмором:

«И между тем она, Руслан,
Мигала томными глазами;
И между тем за мой кафтан
Держалась тощими руками;
И  между тем – я обмирал,
От ужаса зажмуря очи;
И вдруг терпеть не стало мочи;
Я с криком вырвался, бежал.
Она вослед: «О, недостойный!
Ты возмутил мой век спокойный!»

Старушка Наина называет его «девичьим вором», чтобы усилить комизм ситуации.

Сцена Людмилы в плену говорит сама за себя:

«Мне не страшна злодея власть:
Людмила умирать умеет!
Не нужно мне твоих шатров,
Ни скучных песен, ни пиров –
Не стану есть, не буду слушать.
Умру среди твоих садов!»
Подумала – и стала кушать».

После этих трагических слов – еда. Как ни в чем не бывало.

Взаимоотношения Руслана и Черномора у меня вызывали гомерический хохот:

«Два дни колдун героя носит,
На третий он пощады просит:
«О, рыцарь, сжалься надо мной;
Едва дышу; нет мочи боле;
Оставь мне жизнь… в твоей я воле;
Скажи – спущусь, куда велишь…»
- «Теперь ты наш: ага, дрожишь!
Смирись, покорствуй русской силе!
Неси меня к моей Людмиле».

Когда Руслан без памяти лежит на поле, возвращаясь домой с Людмилой, карлик, взятый в плен, сердится и возмущается. Это еще смешнее.

Но самый большой восторг вызвало у меня окончание поэмы:

«Лишенный силы чародейства,
Был принят карла во дворец».

Так и представила себе эту картину.

Все пронизано юмором – как лучами солнечного света, которые щедро одаряют читателей теплом и уютом этого бесконечно смешного, нелепого, милого, так всем знакомого с детства мира пушкинских сказок.